My obsession

Его Светлости герцогу Ли никогда не нравились похоронные церемонии. Слишком пышные, слишком наигранные, слишком пафосные и слишком фальшивые. Его тошнило от проповедей и высокопарных речей священников, а также от всех этих религиозных песнопений с невнятным смыслом; его тошнило от обилия свечей и белого цвета вокруг и от этой жуткой смеси запахов – воска, цветов, церковных благовоний и чужих слез с тонкой примесью едва-едва уловимого аромата тления, медленно, но верно пропитывающего буквально все вокруг. Но больше всего Хёкджэ тошнило от самих людей, от этой насквозь фальшивой трагедии, разыгрывающейся на их глазах, от наигранных горести и скорби, до оскомины лживых слов сочувствия, слез и надгробных речей, и когда кто-то подходил к нему, чтобы принести свои соболезнования, Его Светлости хотелось кричать. Кричать о том, что никто из этих людей в большинстве своем даже понятия не имеет, каким замечательным человеком и другом был герцог Леманн – честным, добрым, умным, смелым и до невозможности любящим свою семью. Все эти люди не знали, какой милой, приятной и гостеприимной была герцогиня Леманн, втайне от всех уже много лет преподававшая в приходской школе грамоту для крестьянских детей (какое неподходящее занятие для истинной леди!). Они не знали, какими прекрасными и очаровательными детьми были дочери и сын Его Светлости. Два сына. И уж тем более вся эта пышно разряженная в свои наряды для траурных церемоний, которые по количеству блеска, вышивки, кружева, бантов и рюш с легкостью могли перещеголять бальные костюмы и платья, толпа не имела ни малейшего представления об истинных причинах смерти Его Светлости и его семьи, и мерзкая рыжая дрянь и главный виновник произошедшего, разумеется, блистал среди нее своими настолько откровенно фальшивыми скорбью и сожалением, что Хёкджэ с трудом сдерживал в себе желание удавить эту мразь собственными руками. Прямо здесь, в своем доме, на глазах у нескольких сотен свидетелей включая Донхэ, ни на шаг не отступающего от Сонмина и Саын и цепляющегося за своего кузена и его супругу, как за спасительную нить. А ведь он, кажется, так ни разу и не подходил к Хёкджэ за сегодняшнее утро. Или подходил? В любом случае до невозможности раздраженному и едва-едва удерживающему на лице вежливую гримасу Хёкджэ, принимающему уже вторую сотню до оскомины однообразных соболезнований, было сейчас совершенно не до мальчишки. И все, что требовалось Его Светлости в этот самый момент, – сохранить самообладание и достойно довести церемонию до ее завершения, и ничего больше. Но кто бы знал, какой трудной задачей это было. Особенно в тот самый момент, когда из толпы фальшивоскорбящих выплыл маркиз Ким, умудрившийся даже на похороны заявиться не в черном, а в темно-синем костюме, создающем особый, режущий глаз контраст с его ярко-рыжими волосами и привлекающем к нему слишком много внимания, и легкой походкой направился навстречу оставшемуся всего на пару мгновений в спасительном одиночестве герцогу Ли, вовсе не жаждущему столь омерзительного ему сейчас общества. – Ваша Светлость, – даже не пытаясь сдержать так и рвущуюся наружу совершенно искреннюю и полную абсолютно безмятежного счастья улыбку, Хичоль склонился в самом вежливом из всех возможных поклоне, с наслаждением глядя в потемневшие от ярости и боли глаза герцога Ли, которому, очевидно, его привычная выдержка стоила сегодня куда больших усилий, чем обычно. – Маркиз Ким, – тоже вежливо улыбнулся Хичолю Хёкджэ, прекрасно зная, что ему следует вести себя сейчас как можно осторожнее, ведь за ними наблюдает слишком много любопытных и далеко не самых дружелюбных глаз. – Не ожидал вас увидеть… здесь. – О, как я мог быть где-то еще в столь печальный момент, когда я должен быть здесь и оказывать вам, мой дорогой друг, свою самую пылкую поддержку! – едва-едва сдерживая смешок, с восторгом воскликнул Хичоль, привлекая к этой сцене внимание всех присутствующих на похоронной церемонии и с удовольствием наблюдая за тем, как округляются глаза «его дорогого друга». – Ведь такая трагедия… В столь тяжелые минуты кто-то должен стоять подле вас, и Его Величество и Малый совет решили, что эту невероятную честь стоит доверить именно мне. И я… я счастлив, что могу быть здесь и сказать вам не только о том, как сильно я сожалею о случившемся, но и передать слова соболезнования от Его Величества и от всех советников, – увлекшись, с таким жаром произнес Хичоль, что ему с легкостью сейчас могли позавидовать лучшие актеры Арвея, да и всего Аарона. – И я благодарен за это и вам, маркиз Ким, и Его Величеству, и всем советникам… – едва-едва подбирая слова, начал было Хёкджэ, собираясь сообщить маркизу Киму, что он не слишком-то нуждается в его поддержке и присутствии рядом, однако Хичоль не дал больше произнести герцогу ни слова, решив продолжить свой слишком странный и слишком наигранный монолог: – Но, вы знаете, Ваша Светлость, как бы кощунственно это ни прозвучало в столь скорбной обстановке, я все же немного счастлив сегодня. Счастлив, что на месте Его Светлости герцога Леманна не вы. И не я. И что на месте его уважаемой супруги и очаровательных детей не моя жена, отдыхающая сейчас на Южном море с одним из своих многочисленных любовников. И не ваша драгоценная супруга и еще не рожденный наследник, – словно нарочно провоцируя скандал, широко улыбнулся Хичоль, продолжая с несказанным наслаждением играть на нервах Его Светлости и готовя почву для того, чтобы передать свою жену в руки Комиссии по нравственности, которая уж точно подыщет для нее местечко потеплее. В темнице или на кладбище – не так важно. Лишь бы подальше от Хичоля и их общего состояния и совместных владений. – Кстати об этом, – вдруг «спохватившись», всплеснул руками маркиз Ким. – Простите мне мою неуместную дерзость, но как поживает герцогиня Валлийская? Или мне правильнее будет называть ее герцогиней Ли? Я слышал, что из-за дурного самочувствия вы сослали ее в одно из самых дальних поместий в сопровождении одного из своих друзей? – Хичоль насмешливо посмотрел на побелевшего от ярости герцога Ли, а затем осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что невольными свидетелями этой отвратительной сцены стали все приехавшие на похоронную церемонию гости, сейчас жадно вслушивающиеся в каждое сказанное слово, чтобы затем разнести вести об этом диалоге по всей столице, обрастив его совершенно фантастическими деталями и подробностями, никогда не имевшими место в этой реальности. – Благодарю вас за беспокойство, маркиз, с Ее Светлостью все в полном порядке, и она отправилась отдыхать в одно из наших загородных поместий в сопровождении охраны и лекарей лишь затем, что врачи рекомендовали ей как можно меньше волнений и как можно больше свежего воздуха и покоя – и только поэтому, и я думаю, что вам не следует строить лишние доводы и порождать лишние пересуды по этому поводу, – с вежливой улыбкой едва-едва выдавил из себя Хёкджэ, краем глаза видя, как из разных концов зала к нему на помощь спешат Кюхён (которому стоило бы по-хорошему остаться на месте и делать вид, что он искренне наслаждается этой отвратительной сценой), Сонмин и Саын и почему-то мальчишка, которому тоже следовало заняться тем же, чем и Кюхёну, а еще лучше – притвориться, что его вообще нет в этом зале. – О нет, Ваша Светлость, какие пересуды, я совершенно искренне переживаю за вас и вашу супругу, – всплеснул руками в наигранном возмущении Хичоль, выразительно глядя на Его самую возмущенную в мире Светлость: – Не опасно ли отправлять ее так далеко в столь тревожные времена? Да еще и одну? Мало ли что может случиться… – Это угроза, маркиз Ким? – прищурившись, тихо спросил Хёкджэ, однако, кажется, его слова услышал каждый присутствующий в этом зале человек. – Нет-нет-нет, что вы, Ваша Светлость, я действительно и правда совершенно искренне волнуюсь за вас и вашу супругу… – начал было Хичоль, однако его совершенно бесцеремонно перебил подлетевший к ним с Хёкджэ раньше всех бледный и какой-то взъерошенный виконт Ли, во взгляде которого плескалась неподдельная ярость: – Если это и правда так, милорд, то, думаю, вам следует подбирать куда более корректные слова для выражения ваших чувств и мыслей и делать это не во время похоронной церемонии, ходу которой вы сейчас мешаете, а в более подходящих время и обстановке, – даже сам поражаясь собственной смелости, граничащей с наглостью, и злости, выпалил Донхэ, без тени страха глядя на изумленно вскинувшего брови маркиза Кима, который даже и не ожидал, что может получить отпор со столь неожиданной стороны, однако злости этого мальчишки, только что подписавшего себе смертный приговор, оказалось достаточно, чтобы Хичоль растерял весь свой напор и позволил подоспевшим на помощь к герцогу Ли Их Сиятельствам графу и графине Ли, а также Его Высочеству оттеснить себя, снова становясь сторонним наблюдателем этого праздника жизни, вернее, смерти. Однако Хичоля это более чем устраивало сейчас, ведь ему было так интересно понаблюдать, как будут вести себя Его Светлость и его защитнички после случившегося. И если герцогу Ли, наследному принцу и графу и графине Ли хватало мастерства и опыта, чтобы сохранять свою безупречную выдержку и делать вид, что здесь совершенно ничего не случилось, то вот виконт Ли… Одно то отчаяние, с которым он вцепился в локоть герцога Ли, выдавало его с головой. Неужели они и правда, как донесли Хичолю его люди, служащие в замке герцога, любовники? А ведь он считал, что этот мальчишка куда скромнее и целомудреннее. Будущий священник. Ну разумеется. Здесь все было до очевидного просто. Слишком просто, чтобы Хичоль попался в подобную ловушку еще раз. Нет, сейчас он собирался все выяснить как можно доскональнее, чтобы следующий удар, который он нанесет Его Светлости, принес ему подлинную боль. Как можно больше боли. И чтобы смерть в пожаре, долгая и мучительная, стала для него пределом мечтаний, но вряд ли Хичоль окажет ему подобную милость, ведь его совершенно необъяснимая ненависть к герцогу Ли с каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой и с каждой секундой лишь разгоралась все сильнее и сильнее, и он собирался испить чашу боли и страданий своего самого ненавистного врага и насладиться его поражением и предсмертной агонией. Сполна. Но… всему свое время. Усмехнувшись собственным мыслям и убедившись, что все внимание гостей снова сосредоточено на виновниках этого торжества, маркиз Ким незаметно выскользнул из зала, чтобы, немного поблуждав по коридорам фамильного замка семейства Ли, встретиться со своим информатором, приготовившим очередной ворох весьма любопытных фактов и о самом герцоге, и о всем его близком окружении. В том числе о виконте Ли, с таким остервенением защищающем своего любовника и даже не представляющем, что через ложе герцога Ли за последние десять лет прошли сотни таких, как он, – наивных и очарованных ореолом силы и власти юнцов, которыми просто пользовались для удовлетворения плотских потребностей, а затем, как ставшие ненужными вещи, вышвыривали на улицу, и… может, Хичолю следовало познакомить этого юношу с кем-то из бывших любовников герцога, чтобы наглядно продемонстрировать ему, что же его ждет впереди? И предоставить этому мальчишке право выбора и… возможность перейти на верную сторону, пока у него все еще есть этот уникальный шанс.