My obsession

Это приглашение и вся эта затея с самого начала не слишком-то понравились Донхэ, в последнее время у него совершенно не было настроения встречаться хоть с какими-нибудь людьми и разговаривать с ними, улыбаться, притворяться, что с ним все хорошо и что нет той черной бездны отчаяния, что с каждым днем все сильнее и сильнее разрасталась внутри него, грозясь рано или поздно поглотить юношу. Всего. Целиком. Да что уж там, будь на то воля Донхэ, он бы отказался покидать даже пределы собственной комнаты, ставшей для него единственным убежищем в этом мире, однако… Осознавать, что он находится в доме человека, одна мысль о котором причиняла ему столь разрушительную боль и заставлял все его сознание и всю его реальность разлетаться на тысячи осколков каждый раз, стоило только Донхэ подумать о нем… Все это было слишком невыносимо. И, возможно, ему просто физически нужно было вырваться из этого полного глухой безысходности и боли замкнутого круга… И именно поэтому он все же решился принять это приглашение, чтобы хотя бы на чуть-чуть покинуть стены фамильного замка герцога Ли и свои мысли об этом человеке. К тому же… чай и бридж в обществе кузена и его супруги – кажется, в этом не было ничего сложного и уж тем более криминального. Вот только представления Донхэ о тихом вечере в семейном кругу за игрой в карты и представления об этом Их Сиятельств в корне различались, и уж что-что, а роскошный прием с четырьмя десятками гостей, по мнению Донхэ, точно никак нельзя было назвать тихим семейным вечером, однако… кажется, сбежать с него было бы слишком глупо и еще более невежливо, особенно если учесть, что кузен и Ее Сиятельство уже заметили его и буквально спустя пару минут уже были возле Донхэ, поспешив поприветствовать его и представить той малой части гостей, с которой юноша еще не был знаком. И вроде бы в этом вечере и в этом приеме не было ничего особенного: те же лица, те же беседы и те же улыбки, те же вопросы и те же ответы под аккомпанемент той же музыки и с привкусом все того же, самого дорогого шампанского, но… сегодня все это словно было не так. А как-то совершенно иначе… И Донхэ никак не мог понять, в чем же заключается это самое «иначе» и почему его преследует странное тревожное чувство надвигающейся все ближе и ближе опасности. И дело здесь было вовсе не в Его Светлости, которому наверняка не понравится тот факт, что Донхэ не сообщил ему заранее об отъезде, а поставил перед фактом, да еще не лично, а через прислугу. Нет, сейчас его плохое предчувствие вовсе не было связано с Его Светлостью, а было связано… С чем? Он все никак не мог понять этого, а еще все эти бессмысленные беседы с примесью шампанского – оказавшегося каким-то уж слишком крепким и пьянящим шампанского, – никак не давали ему сосредоточиться на собственных ощущениях и мыслях и понять, что же здесь все-таки происходит… Что не так, как обычно… Внезапно блуждающий взгляд юноши зацепился за сосок. Вполне нормальный и абсолютно материальный явно женский сосок на пышной явно женской груди, отчетливо торчащий и просвечивающий через совершенно прозрачную ткань платья, которое еще пару минут назад казалось Донхэ абсолютно нормальным, но теперь… Изумленно моргнув, юноша посмотрел еще раз на служанку, поднесшую ему очередной бокал с шампанским, и почувствовал, как его щеки начинают наливаться мучительной стыдливой краской, потому что платье хитро поглядывающей на него девушки… действительно было абсолютно прозрачным? Нет, это было вполне себе обычное платье для прислуги: не слишком пышное, с зашнурованным спереди корсетом, темной расцветки, без украшений и узоров, вот только ткань, из которой оно было сшито, в самом деле была совершенно прозрачной и не скрывающей того, что у девушки под платьем не было ни нижней рубашки, ни нижней юбки – ничего, кроме нее самой и ее весьма… обнаженного тела. – Милорд желает рассмотреть мое платье получше или, возможно, то, что под ним? – игриво протянула девушка, награждая Донхэ столь красноречивым и полным томления взглядом, что сгорающий от стыда юноша едва не поперхнулся собственным вдохом и шарахнулся от нее так, будто она была прокаженной, с отчаянием оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, что же ему делать и как такое вообще возможно на светском приеме в приличном обществе. В доме его кузена. Вот только… Кажется, он глубоко ошибался, думая, что находится на светском приеме. И в приличном обществе. Ведь прямо сейчас вокруг юноши происходило нечто такое, что никак не вписывалось в эти два понятия. Да и вообще не вписывалось ни в какие представления и рамки. И когда только в зале погасли все светильники и их заменили на сотни маленьких свечей, мерцающих буквально повсюду и все равно не разгоняющих слишком густой полумрак? Откуда здесь взялись все эти странные низкие диваны, больше похожие на огромные подушки, шелковые покрывала, разбросанные прямо на полу, и десятки, а может быть, даже сотни маленьких расшитых чем-то подушечек, валяющихся и мерцающих прямо у него под ногами? Откуда звучит эта странная низкая музыка, больше похожая и не на музыку вовсе, а на терзание несчастной скрипки, и где спрятались музыканты? Откуда тут появился этот странный то ли солоноватый, то ли сладковатый запах со столь явным привкусом, что Донхэ постоянного хотелось сглотнуть его? Где все люди? Почему не слышен шум их разговоров и смех? Почему к нему никто не подходит? И где его кузен и его супруга? Он же все еще в их доме? Или?.. Отчаянно щурясь и пытаясь рассмотреть хоть что-то в этой почему-то расплывающейся тьме, Донхэ напряженно вглядывался в окружающее пространство, пытаясь понять, что здесь и сейчас происходит. А если и не понять, то хотя бы отыскать в этом удушливо ароматном полумраке графа и графиню Ли и убедиться, что он все еще находится в их доме. И что все это – реальность, а не навеянное слишком крепким алкоголем дурное видение неясного рассудка. – Ну что же вы так пугаетесь, милорд? Я же совсем не страшная, и я могу сделать вам так приятно, что вы даже не можете представить. Я многое умею, милорд, и готова на все для вас, – внезапно раздавшийся прямо над ухом Донхэ обжигающе-горячий шепот и столь же обжигающие руки, вдруг обвившие подобно экзотическим лианам его торс и проворно нашедшие пояс его брюк, лишь заставили юношу задрожать еще сильнее и с таким отчаянием броситься в сторону, пытаясь выбраться из этих удушающих объятий, словно от этого зависела вся его жизнь, однако, кажется, эта позабывшая всякий стыд девица не собиралась сдаваться так просто, пытаясь одновременно удержать юношу на месте и забраться своими слишком горячими и слишком проворными руками под его брюки. – Я… не… милорд... Прошу… не… – пытаясь высвободиться из пут этой, очевидно, по какой-то жуткой ошибке попавшей в дом его кузена блудницы, попытался было объясниться Донхэ, однако внезапно ставший огромным, тяжелым и совершенно неповоротливым язык отказывался слушаться юношу, как и его налившиеся бессилием ноги и руки. Неужели он был настолько пьян весь вечер, но не замечал этого?.. Но это же всего пара бокалов шампанского, и… Нет, наверное, это и правда какое-то странное наваждение, которое ему нужно преодолеть до тех пор, пока не случилось нечто непоправимое, хотя… кажется, оно уже случалось. Прямо сейчас. Пока юноша отчаянно пытался справиться со своим совершенно непослушным телом. – Какое это имеет значение сейчас: милорд вы или нет? Сегодня в этой комнате мы все равны, как равны всегда все люди перед самым желанным в мире искушением… Так давайте просто поддадимся ему и забудем, кто есть кто. Сегодня вы будете милордом моей страсти, а я буду госпожой вашего желания – разве этого не достаточно?.. – этот омерзительный шепот, опаляющий его и словно пытающийся окутать его и без того туманное создание, эти омерзительные руки, забирающиеся все ниже и ниже и вот-вот грозящие добраться до того, до чего добираться им не следовало, оглушительной пощечиной внезапно привели Донхэ в сознание – всего на пару мгновений, но их оказалось достаточно для одного, непредсказуемо сильного рывка, позволившего юноше не просто освободиться из хватки этой девицы, но и броситься от нее прочь. Дальше. Как можно дальше. Ему срочно нужно найти кузена. Невыносимо срочно. Где бы он ни был. Где бы ни были они все. И зачем он вообще принял это приглашение? Вот прав был герцог Ли… Хотя… Его Светлость же ничего не говорил ему по этому поводу. Но еще обязательно скажет. И Донхэ мог до последнего слова предсказать, что именно. Пытаясь совладать с едва-едва слушающимися и так и норовящими заплестись в сложный узел ногами, Донхэ целеустремленно брел куда-то, стараясь не забыть, кто он, где он и какова цель его пути, вот только… куда он идет и зачем? Слишком душно. И эта противная музыка режет ножом по бьющимся в агонии нервам. Ему срочно нужно найти отсюда выход. Просто выйти из этого, кажется, бесконечного полумрака и найти глоток свежего воздуха. Хотя бы один. Просто выбраться из этого дурного сна, и тогда все снова станет нормально, а пока… слишком смазано… Слепо щурясь и выставив перед собой руки, словно внезапно ослепнув, Донхэ медленно, но верно, теряясь в вихрях окружающего пространства, решившего сегодня сыграть с ним в какую-то замысловатую игру, пытался пробраться туда, где, по его мнению, можно было найти выход из этого вязкого кошмара в реальность, вот только... ему бы видеть чуть лучше. Совсем немного. Еще чуть-чуть. И тогда все точно получится. До боли зажмурившись, юноша замер на месте и, резко распахнув глаза, внезапно обнаружил, что этот полный огня и мрака мир вдруг обрел четкие очертания, однако… кажется, лучше бы он и дальше мыкался здесь подобно потерявшемуся в незнакомом городе слепцу, блуждая в спасительной тьме, чем увидел ЭТО. Тела. Повсюду тела. Полностью обнаженные и полуодетые, подсвеченные свечным маревом и опутанные сумраком, они сплетались в невозможные, но слишком очевидные даже для столь невинного сознания позы. Постоянно движущиеся, перемещающиеся, дергающиеся, трущиеся друг о друга, дрожащие и бьющиеся в странных, но явно не мучительных судорогах. Повсюду. Мужчины и женщины. Голые груди, животы, запястья, спины, зады, соски, шеи, ключицы, члены, ступни, бедра, пятки, лобки, лодыжки, плечи. Сколько здесь было их? Не пересчитать. Слишком много. Невыносимо много обнаженной кожи. И чем больше Донхэ смотрел на них, на всю эту вакханалию, внезапно открывшуюся его взору, тем сильнее ему хотелось кричать, но воздух в его легких… Был ли он там? Кажется, нет. И все, на что хватало его сил, – это с каким-то жадным отчаянием всматриваться в этот узел из человеческой плоти и молиться о том, чтобы это оказался всего лишь сон. Просто сон и ничего больше. Однако… снова обхватившие его руки были слишком реальны для осеннего кошмара и дурного видения в дождливую ночь. Обжигающе горячие руки, которые сначала стянули со впавшего в странный ступор юноши камзол, затем, ничуть не стесняясь и не медля, добрались и до рубашки, с легкостью справляясь с маленькими пуговичками из перламутра и безжалостно сдергивая с пытающегося сопротивляться, но не имеющего на то никаких сил юноши белоснежную ткань, обнажая его кожу, страхи, скрытые желания и душу и с невыносимым удовольствием обжигая, царапая и терзая их, заставляя плачущего и отчаянно шепчущего молитвы юношу корчиться в своих руках и не обращая никакого внимания на его жалкие просьбы о пощаде, ведь сегодня этого маленького глупца пригласили сюда лишь с одной целью, и никто, абсолютно никто не собирался отпускать его из своих объятий, этой комнаты и этого дома так просто. По крайней мере до того самого момента, пока они не лишат его того, что манило их всех так долго и чего так страстно желали многие из них. Пока они не превратят его в себе подобного и не докажут всему миру, что всех людей можно и нужно мерить лишь одной меркой. И что среди них всех нет никого особенного. И быть не может. Просто… все дело в сроках. Ведь кто-то падает в бездну раньше, а кто-то позже. А кого-то и вовсе нужно столкнуть туда. Но… все они будут там рано или поздно. И этот маленький рыдающий агнец божий, надеющийся на то, что его жалкий Бог спасет его, – тоже. Уж они сегодня позаботятся об этом.