My obsession

– Ты когда-нибудь был в главном столичном храме? – Хёкджэ с улыбкой посмотрел на восхищенно рассматривающего роскошный фасад мальчишке, думая, что привести его сюда сегодня, сразу после ярмарки, даже несмотря на начавшие стремительно спускаться на город сумерки, было очень и очень хорошей идеей. К тому же пришла пора познакомить его кое с кем очень важным, и этот кто-то был свободен лишь сегодня вечером. – Нет, не был… – завороженно пробормотал Донхэ, продолжая разглядывать храм, который был совсем не похож на тот, в котором служил его отец, да и на школьную часовню тоже, но на то она и столица, здесь даже в Бога верили с особой роскошью. Хотя, по мнению Донхэ, вся эта красота и пышность убранства были ни к чему и лишь затуманивали взоры верующих, но кто бы стал слушать его, жалкого ученика, еще даже не получившего сана? И даже если он когда-нибудь и получит его, то… Ритуалы слишком важны в их стране и церкви, и вряд ли кто-то возьмет и просто отменит их. Да и Донхэ все чаще казалось, что большинство людей приходят сюда вовсе не для того, чтобы приблизиться к Богу, и не ради своей веры в Него, а чтобы принять участие во всех этих никому не нужных (и самому Богу в первую очередь) ритуалах и убедить себя и окружающих людей в своей вере, которой на самом деле вовсе нет и, возможно, и вовсе не должно быть. Странные люди, странные традиции, но… что он мог поделать с ними, если уж так заведено испокон веков в их стране? А самому Донхэ… Ему было достаточно той веры, что была внутри него, без всей этой мишуры, ведь он всегда знал, чувствовал, что Бог в его сердце, всегда рядом с ним и что он может обратиться к Нему в любой момент – в роскошном храме, в своей комнате или просто стоя на коленях на улице на голой земле – не имеет значения. На самом деле не имеет. Вот только Донхэ слишком редко обращался к Нему в последние дни, слишком боясь задать вопросы, что так сильно терзали его, и… еще больше боясь услышать ответы на них. И это делало его внутренние терзания лишь еще болезненнее и сильнее. – Зайдем вовнутрь? – Хёкджэ с улыбкой посмотрел на мальчишку, даже не представляя, какие мысли сейчас гложут этого ребенка и сколько вопросов крутится в его голове, и что эти нарочитые спокойствие и безмятежность – лишь видимость, надежно скрывающая волнение и тревогу, уже давно мучающих Донхэ, но в последние дни и последние минуты ставших особенно сильными, как бы он ни старался забыть обо всех своих страхах и проблемах и думать лишь о хорошем. – Зайдем? Н-но зачем? – испуганно посмотрел на мужчину Донхэ, не понимая, почему тот решил сходить с ним в храм именно тогда, когда это место вдруг стало одним из последних в списке тех, где сейчас хотелось бы оказаться Донхэ. Но разве мог он признаться в этом Его Светлости? Да даже самому себе? Поэтому все, что мог сделать юноша, – лишь испуганно пролепетать: – Разве можем мы?.. В столь поздний час?.. – искренне надеясь на то, что это может сработать, но… Его Светлость был настроен слишком решительно, чтобы поддаться столь робким и не явно высказанным возражениям: – Вход в храм открыт в любое время дня и ночи, и уж не тебе ли как будущему священнику стоит знать это? – тихонько рассмеялся мужчина, но тут же резко посерьезнел, оборачиваясь к мальчишке и награждая его чересчур пристальным взглядом: – К тому же я задолжал тебе одну вещь, и… наверное, мне все-таки следует исполнить свое обещание, так? – Хёкджэ вопросительно посмотрел на Донхэ, стараясь скрыть некоторую свою нервозность, которая вдруг одолела его, даже несмотря на то, что он прекрасно понимал, что исповедь – это всего лишь повод привести Донхэ сюда и познакомить с человеком, которому Хёкджэ собирался вверить его безопасность и его жизнь. – Исповедь. Помнишь, я обещал тебе? – в ответ на недоуменный взгляд мальчишки поспешил объяснить мужчина и, не оставив Донхэ и мгновения на сомнения и возражения, взял его за руку и повел внезапно задрожавшего и побледневшего юношу, мечтающего лишь об одном – исчезнуть сейчас или хотя бы просто оказаться как можно дальше от этого места, вслед за собой.

***

– Простите, святой отец, ибо я согрешил… – самым трагичным тоном из всех возможных начал было Хёкджэ, но его самым нахальным образом перебило насмешливое фырканье, вдруг раздавшееся из-за резной перегородки: – Боюсь, Ваша Светлость, на вашей совести столько грехов, что мы задержимся здесь не просто до утра, а до следующего месяца, а у меня, простите, назначено много дел, так что будьте добры отложить исповедь до следующего своего визита в храм, – резная решетка, надежно скрывающая и отделяющая святого отца от исповедующегося, с треском отодвинулась в сторону, являя взору Хёкджэ все еще молодое и полное харизмы лицо его старого друга, который ну никак не походил своим обликом на священнослужителя, однако… его внешний вид не менял того факта, что сейчас в полуметре от Хёкджэ сидел один из самых влиятельных членов духовенства в их стране, который в свое время задолжал Его Светлости парочку весьма ощутимых услуг, и сейчас пришла пора понемногу начать возвращать старые долги. – Отец Чхве… – наигранно обиженно протянул Хёкджэ, скорчив самое укоризненное выражение лица из всех возможных. – Ну как же так?.. А что если я и правда впервые в жизни решил покаяться во всех своих грехах и приобщиться к церкви и Богу, а вы… – не сдержавшись, тихонько рассмеялся мужчина, благодаря то ли Бога, то ли священников, то ли хороших архитекторов и строителей за то, что те сделали стены исповедален настолько толстыми, что услышать снаружи то, что будет сказано в их пределах, практически невозможно. Нет, невозможно совсем. – Я скорее поверю в то, что люди могут летать по небу, как птицы, и что солнце и звезды состоят из цветного газа, как говорят эти ученые глупцы, чем в то, что вы, Ваша Светлость, ни с того ни с сего решились удариться в религию, тем более сейчас, когда ваша цель так близко, что ее могу разглядеть и понять даже я, – многозначительно усмехнулся святой отец и, решив, что они уже и так потратили достаточно времени на пустые беседы, перешел к сути сегодняшней встречи: – Так вы привели с собой того юношу, о котором писали мне? – Да, он ждет нас снаружи, – спокойно кивнул Хёкджэ, решив, что будет лучше, если он просто проигнорирует замечание отца Чхве, ведь тот, как всегда, был слишком проницателен и благодаря своей огромной системе осведомителей прекрасно понимал, что и как сейчас происходит в Аароне, поэтому… спорить с ним не было смысла, но и делиться интимными подробностями собственной жизни с этим прохвостом Хёкджэ не собирался. По крайней мере пока. – Вот только… только… – чуть замявшись, продолжил мужчина: – Я не хочу, чтобы он знал, что это моя просьба, пусть это будет выглядеть как ваша инициатива, святой отец… – Все, как вы пожелаете, Ваша Светлость, – скривил губы в очередной усмешке отец Чхве, который прекрасно понимал, сколь проста и ничтожна эта просьба по сравнению с тем, что сделал для него в свое время герцог Ли, и что он лишь выиграет от этой сделки, ведь спрятать юношу под своим крылом сейчас было вполне ему по силам, и он был больше, чем просто уверен, что сможет защитить его и утаить абсолютно ото всех недоброжелателей, и от самого Хёкджэ в том числе, ведь это… это тоже было частью их не совсем равноценной, весьма приятной для святого отца сделки. – Я уже связался с его учителями из пансиона, и они дали юноше самые лучшие рекомендации, так что… с этим не должно возникнуть абсолютно никаких проблем, как я и говорил. – И это просто прекрасно, – облегченно выдохнул Хёкджэ, надеясь, что дальнейшая судьба Донхэ сложится столь же легко и просто, как она складывалась сейчас, и что больше на его пути к счастью не будет никаких трудностей, уж Хёкджэ постарается сделать все для этого. Уже постарался. Ведь стать послушником, а затем и священником при главном храме в стране – разве это не мечта каждого представителя духовенства? К тому же лишь покровительство столь влиятельных духовных лиц, как отец Чхве, и служба при главном храме могли спасти мальчишку от пагубного внимания маркиза Кима и Комиссии по нравственности, поэтому… Это был действительно самый лучший вариант развития. Для Донхэ. Для Хёкджэ. Для них всех. – Вот и договорились, – кивком подтвердил слова Его Светлости отец Чхве и, с трудом сдерживая какое-то странное, полное предвкушения и нетерпения волнение, поднялся со своего места: – Ну идемте же, Ваша Светлость, мне уже не терпится познакомиться со столь выдающимся юношей, – не дожидаясь ответа своего чуть растерянного и переживающего куда сильнее его самого собеседника, святой отец покинул исповедальню и легкой, едва слышной поступью отправился в срединную часть храма, чтобы наконец-то увидеть того, о ком едва-едва поспевающий за ним герцог Ли переживал настолько сильно, что решил поступиться старым долгом ради этого совершенно чужого ему человека. Нет, святой отец прекрасно знал, что Его Светлость готов на очень многое ради родных и близких, но этот мальчишка… Интересно, чем же он так сильно смог зацепить его старого друга, что тот старается столь рьяно защитить его? Возможно, отцу Чхве следовало расспросить об этом кого-нибудь из своих людей, но что-то подсказывало святому отцу, что он скоро узнает всю правду сам, стоит лишь немного подождать, и тогда… Иногда хорошая выдержанная история может быть куда вкуснее самого дорогого и изысканного вина, и не было в этом мире еще ничего такого, что святой отец Чхве любил бы больше хороших историй, именно поэтому он с таким трепетом и с такой нежностью собирал их, и истории этого мальчишки и герцога Ли еще суждено стать одним из самых драгоценных бриллиантов в его коллекции, а пока… пока мужчина просто с любопытством рассматривал этого совершенно обычного на первый взгляд паренька – бледного и какого-то взъерошенного, одетого слишком просто и невзрачно, который сейчас стоял на коленях перед алтарем и молился столь истово, что ему могла позавидовать не только большая часть их послушников, но и святых отцов и уж тем более кардиналов и архиепископов. И если его вера и правда столь сильна, как он хотел то показать сейчас и как писали о нем его учителя и наставники, то, пожалуй, вместо неприятного одолжения Его Светлость сделал им роскошный подарок, который станет достойным украшением их храма. После того, разумеется, как пройдет суровую школу обучения для всех послушников и окончательно отречется от протестантский идей, лишь мешающей истинному прозрению мирской жизни и своей старой, слишком человечной и наверняка подверженной многим страстям личности, ведь сейчас их церковь отчаянно нуждалась именно в таких служителях – не ценящих ничего, кроме Бога и веры, а то в последние годы они слишком сблизились с мирской жизнью, и пришла пора начать выстраивать дистанцию, и этот мальчишка сможет стать одним из самых достойных орудий в этом нелегком деле, уж отец Чхве позаботится об этом и о том, чтобы просьба Его Светлости была исполнена самым безупречным способом, а все старые просьбы и долги – списаны и забыты. Наконец-то. И он сможет, не оглядываясь ни на кого и ни на что, выбрать правильную сторону в этой войне, и присоединиться к уже заранее известному победителю, и изо всех сил поддерживать его на столь нелегком пути. Но это все позже. А сейчас ему предстояло познакомиться с мальчишкой и сообщить ему самую судьбоносную и самую счастливую новость в его жизни, которая скоро будет принадлежать лишь Богу и его наместникам на земле – и никому больше. Никогда. Ни за что.