My obsession

– Молодой господин, может, желаете еще чаю? – увидев, что чашка виконта Ли уже опустела, Чонсу тут же поспешил предложить обсыхающему у камина в малой гостиной юноше еще одну. Он бы с удовольствием накормил снова выглядящего очень худым и болезненным, особенно с этой нелепой стрижкой и в этой нелепой церковной одежде, виконта Ли и ужином, но тот в ответ на это предложение лишь отрицательно покачал головой, предпочтя ограничиться только горячим напитком. И только одной чашкой, ведь на вопрос о второй переживающий за молодого господина едва ли меньше, чем за Его Светлость, Чонсу получил еще один отказ. Камердинеру было безумно любопытно узнать, что за прошедшее время случилось в жизни виконта Ли и по какой причине тот совсем не разговоривает, но… кажется, это было бы слишком навязчиво и невежливо – задавать ему столь личные вопросы, ведь, по сути, они с Чонсу не то что не были близкими друзьями, но даже и простыми знакомыми их можно было бы назвать с очень и очень большой натяжкой, а уж если учесть столь вопиющую разницу в социальных статусах… Однако это не мешало Чонсу испытывать острую необходимость позаботиться об этом юноше с теми же теплотой и трепетом, что и о Его Светлости, хотя… вполне возможно, дело было в том, что Чонсу прекрасно знал, как виконт Ли дорог герцогу, да и недавняя смерть родителей юноши, о которой Чонсу узнал совершенно случайным образом… Все это было вескими причинами для того, чтобы испытывать к молодому господину Ли, разительно отличающимся от всех своих сверстников, самые теплые чувства. – Его Светлость сегодня… У него был трудный день, и он немного устал, поэтому я не думаю, что он сможет принять вас сейчас… – поняв, что рано или поздно ему все равно придется сообщить об этом молодому господину, немного неуверенно начал было Чонсу, но, встретившись глазами со слишком красноречивым и полным боли и понимания взглядом юноши, тут же спохватился: – Нет-нет-нет, молодой господин, это вовсе не то, о чем вы подумали. Его Светлость был бы невероятно рад встретиться с вами, но его самочувствие после сегодняшнего… оставляет желать лучшего… – немного замялся мужчина, не зная, стоит ли ему говорить молодому господину о произошедшем, или… Хотя наверняка он уже и так знает обо всем случившемся, раз так спешно приехал сюда в столь позднее время и без предупреждения. – Вы же знаете… Ее Светлость… – внезапно осипшим голосом начал было Чонсу, но молодой господин жестом прервал его, всем своим видом показывая, что он в курсе этого печального события. – Поэтому… может быть, вы останетесь до утра? Когда Его Светлость придет в себя? Мне подготовить для вас ваши покои или?.. – сделав над собой усилие, тут же взял себя в руки Чонсу, вопросительно глядя на молодого господина и думая, что Его Светлость вполне может наказать его за подобную вольность, но… что-то подсказывало Чонсу, что сейчас он поступает как никогда правильно, и… в такие моменты следовало доверять собственной интуиции, а не правилам приличия. Вот только молодой господин вовсе не собирался оставаться на ночь в замке в своих старых покоях, а знаками попросил Чонсу проводить его к герцогу прямо сейчас. В покои к герцогу. И поддавшийся то ли страному наплыву чувств, то ли своей симпатии к виконту Ли, то ли все возрастающему беспокойству за Его Светлость, весь день и без того пребывающий в самом сентиментальном и противоречивом состоянии духа камердинер неожиданно согласился на просьбу юноши. И, остро чувствуя, что это самоуправство еще обязательно аукнется ему в будущем, проводил молодого господина в жарко натопленные и освещенные лишь парой оплывших свечей покои Его Светлости, со странным облегчением плотно закрывая за юношей двери и чувствуя, что это, пожалуй, самая правильная вещь из всех тех, что произошли сегодня. И что он самолично готов просидеть под дверями покоев герцога всю ночь, лишь бы никто не нарушил покой и уединение этих двоих очень дорогих его сердцу людей. Ведь так… было нужно. И точка. И все остальное сейчас, в том числе перспектива будущего крайне сурового наказания, совершенно не имело значения.

***

Слепо щурясь и пытаясь привыкнуть к царящему в комнате полумраку, Донхэ настороженно осматривался по сторонам, отчаянно пытаясь найти взглядом Его Светлость и понять, зачем он все-таки пришел сюда и что он здесь делает, но… в его голове не было ни одной разумной причины для столь отчаянного, глупого и дерзкого поступка. Но тем не менее он даже ни на секунду не усомнился в том, что поступает верно. Ровно с того самого момента, как получил от отца Чхве разрешение навестить Его Светлость. И вот. Он здесь. Невзирая на боль в спине, слабость, жар и внезапно охватившую дрожь. Невзирая на то, что Его Светлость на самом деле может быть совсем не рад его визиту и правда больше не желает видеть его. Он все равно здесь. Для чего?.. Кто бы знал, как самому Донхэ хотелось знать ответ на этот вопрос. Когда его глаза наконец-то привыкли к скудному освещению и юноша смог рассмотреть ничуть не изменившиеся очертания комнаты, в которой он бывал не раз и не два, то… Позволив себе еще пару секунд промедления, Донхэ на ватных, едва-едва слушающихся его ногах двинулся к массивной, надежно укрытой тяжелым темным балдахином кровати, на которой, разметавшись поверх всех одеял и простыней, неспокойно спал, нет, скорее метался мужчина, ради которого… ради которого Донхэ был готов пойти на все. Прямо здесь и сейчас. Пойти против всех своих обетов, обещаний, вбитых ему в голову правил и догм, против всех тех запретов, что так старательно вкладывались в его сознание. Он готов был позабыть обо всем этом. Готов был оставить за порогом этой комнаты всю свою веру, мораль и честь, но… увы, вряд ли эта странная жертвенность сейчас могла хоть чем-то помочь Хёкджэ. И все, что мог сделать сейчас Донхэ, – опуститься на толстый ковер рядом с кроватью Его Светлости и, сжав ледяные, покрытые испариной пальцы мужчины в своей ненормально горячей руке, изо всех сил просить Бога о том, чтобы это была последняя столь жестокая потеря в жизни Его Светлости, чтобы Он пролил хотя бы немного света на покрытую мраком жизнь мужчины и отдал ему всю ту радость, все то счастье и всю ту удачу, что предназначалась самому Донхэ. Отдал ему весь покой и всю любовь, что хранились в его сердце. Он молился о том, чтобы в жизни мужчины больше не было горестей и бед и чтобы его окружали лишь любовь, покой и счастье, клянясь, что готов отдать всего себя и всю свою никчемную жизнь за это. А еще Донхэ молился о том, чтобы тому, кому он добровольно жаждал отдать свою жизнь, свою душу и свое сердце с этого самого момента снились лишь хорошие сны. Молился столь истово и отчаянно, что, возможно, кто-то где-то там наверху и услышал его. А может быть, и нет. Ведь как тебя может услышать тот, в чье существование ты уже не веришь?..

***

– Ваше Сиятельство, вы уверены, что этот союз – хорошая идея? – Чонун вопросительно смотрел на разлегшегося на софе и неспешно, ягода за ягодой вкушающего виноград маркиза Кима, для которого, кажется, последние дни, слишком напряженные и насыщенные событиями, тоже не прошли бесследно. Слишком уж тот выглядел усталым и измученным. Как и они все. Но кто говорил, что государственный переворот – простое дело? Особенно когда твои противники столь изощренны и сильны и у них так много союзников? – Мне ли тебе объяснять, мой дорогой друг, что не стоит судить о мощи Северных княжеств по той территории, что они занимают на картах и что не стоит недооценивать силы и ресурсы этих маленьких, но очень суровых государств? – насмешливо фыркнул пребывающий сегодня в на редкость благодушном настроении Хичоль, с удовольствием откидывая гудящую от усталости и напряжения голову на мягкую обивку. – Я имел в виду вовсе не их мощность, а ту плату, что они могут затребовать за свою помощь, – недовольно отрезал Чонун, которому ох как не нравились все это фамильярное обращение и благодушное настроение маркиза Кима, но еще больше ему не нравилось то, что он действительно обратился за силовой поддержкой к северным князьям, и та цена, которую они запросили за свою помощь. – Не могут, а уже затребовали. И, ты знаешь… Мне она кажется очень даже уместной. К тому же с этими северными провинциями всегда было слишком много проблем, – тихонько рассмеялся Хичоль, отправляя в рот еще одну виноградину и блаженно прикрывая глаза. Союз с северными князьями, заключенный еще две недели назад, решал одну из их самых главных проблем: обеспечивал Хичоля нужной силовой поддержкой, армией, которая может очень сильно понадобиться для наведения порядка в стране. А может и не понадобиться. Но… лучше сразу предусмотреть все варианты и подготовиться к ним. Особенно сейчас, когда они уже почти вышли на финишную прямую. – Как бы потом они не запросили большую плату… – начал было Чонун, но его прервало недовольное шипение маркиза Кима, который явно не был настроен сейчас на столь упаднические разговоры и который, припечатав начальника Департамента безопасности хлесткой фразой о том, что это в любом случае не его ума дела, отправил Чонуна восвояси, не дав ему рассказать главную новость, ради которой мужчина и приехал во дворец в столь поздний час, однако… если маркиз Ким не хочет быть в курсе событий и не хочет быть предупрежден обо всем подозрительном, происходящием сейчас, то… это его проблемы. Со своей внезапно обнаружившейся, очень умелой слежкой Чонун мог справиться и сам. Вернее, он не собирался от нее избавляться, пока не узнает, кто стоит за этим, а вот временно сбросить хвост для опытного сыщика и шпиона не представляло никакого труда. Но проблема была даже не в том, что следили за ним, ведь глава департамента был известной в определенных кругах персоной и его коллеги из дружественных стран никогда не упускали возможности последить друг за другом, проблема заключалась как раз таки в том, что слежка велась не только за ним, но за ВСЕМИ их с маркизом Кимом людьми, вернее за теми, кто открыто или тайно поддерживал их, или даже просто проявлял лояльность: за министрами, их заместителями и помощникам, за главами департаментов, начальниками отрядов королевской стражи и советниками – кто-то следил за всеми ними. И Чонун даже предполагал кто. Но раз маркиз Ким столь самонадеян, то… возможно, Чонуну пока следовало помолчать? Подумать над тем, верную ли сторону он выбрал в этой войне? И сменить лагерь, пока еще не стало совсем поздно. Ведь с каждым днем Чонуну нравилось все меньше и меньше все то, во что он ввязался. А если прибавить к этому, что он собственными глазами видел, с какой легкостью маркиз Ким избавляется от своих самых верных и преданных сторонников... В общем, у него было очень много пищи для размышлений и очень мало времени, ведь решение стоило принять до конца этой недели, иначе… иначе все зайдет слишком далеко и пытаться исправить хоть что-то будет очень и очень сложно.