My obsession

Вопреки самым худшим ожиданиям Хёкджэ и выпитому вчера алкоголю, его пробуждение сегодня утром оказалось легким, порадовав мужчину совсем не болящей головой и звонкой пустотой внутри, а еще… мгновенно заставившими его задрожать воспоминаниями о тех снах, что терзали его ночью. Слишком реальных и слишком неподходящих для того, кто должен был пребывать в тяжелой и глубокой скорби, но… кажется, у Хёкджэ и здесь было все вовсе не так, как у обычных людей, и его подсознание решило справиться с переживаниями столь странным и столь волнующе приятным способом, вот только каково же было изумление мужчины, когда, распахнув глаза и сев на кровати, он внезапно обнаружил, что все произошедшее вчера ночью… могло вовсе и не быть сном? Со странной смесью внезапно сковавшего все его внутренности ледяного ужаса и какого-то безумного восторга он смотрел на спящего в его постели, рядом с ним, юношу, чью наготу от него скрывала лишь тонкая белоснежная ткань простыней, не в силах поверить, что это все… правда? И что все то, что казалось ему лишь безумным сном, было на самом деле. О, кто бы знал, как отчаянно хотелось Хёкджэ верить и одновременно не верить в это! Но безмятежно спящий в его постели Донхэ был слишком настоящим. Как и следы того, что сотворил с ним Хёкджэ, на его теле. И пусть его взору были открыты лишь спина и предплечье, но синяки, царапины и следы укусов и излишне пылких поцелуев на них были весьма красноречивы. К тому же мужчина прекрасно помнил, как оставлял каждый из них на бледной, но обжигающе горячей коже, и… если быть до конца откровенным, с удовольствием оставил бы их еще раз. А может быть, даже не один. Проклятье! И как Донхэ вообще оказался здесь? В его доме? В его покоях? И самое главное – в его постели?! Хотя… ответ на последний вопрос Хёкджэ прекрасно помнил сам, и то, как дрожали его руки, когда он поднимал Донхэ с пола и буквально силком затаскивал его в свою постель. А что касается того, как мальчишка оказался в столь неурочное время в его комнате… Была у него одна небольшая догадка, которая точно однажды схлопочет наказание за свою самодеятельность! Или не схлопочет. Потому что Хёкджэ… Он… он и сам еще не знал, как относиться к случившемуся и к каким это может привести последствиям. И уж тем более как к этому самому случившемуся и его последствиям отнесется Донхэ. И зачем он вообще позволил Хёкджэ с собой все это?! Почему просто не сказал «нет»? Почему не оттолкнул? Ведь тогда сейчас все было бы значительно проще для них обоих, а так… Стоило Хёкджэ только вспомнить, как мальчишка доверчиво льнул к нему, с жадностью моля еще хотя бы о капле ласки и ни на секунду не отводя полный страсти и еще чего-то, совершено не выразимого обычными словами, взгляд, как… Нет-нет-нет, даже мысль о том, что Донхэ сам хотел того, что произошло между ними вчера ночью, была слишком хороша, чтобы быть правдой! Но кто бы знал, как Хёкджэ хотелось, чтобы это было именно так! Кто бы знал, как ему снова хотелось целовать эти губы, тонкую кожу на ключицах и запястьях и его грубые, покрытые мозолями от тяжелой работы пальцы. Кто бы знал, как ему хотелось подарить всю ту нежность и всю ту любовь, что сейчас волнами захлестывала его изнутри. Кто бы знал, как ему хотелось быть осторожным, аккуратным и бережным в их следующий раз. И кто бы знал, как Хёкджэ хотелось открыть все грани подлинного наслаждения для этого мальчишки, от которого даже сейчас он просто не мог отвести взгляд. Черт! Нет-нет-нет! Так нельзя! Ему срочно нужно прийти в себя и вернуть себе хотя бы подобие остатков трезвого рассудка! Только не сейчас! Когда пепел на могиле Эмили и их ребенка еще даже не остыл! Как он вообще мог?! Нет, Хёкджэ никогда не любил Эмили так, как должен любить мужчина СВОЮ женщину, они скорее были хорошими друзьями и союзниками, но все-таки… Ее полные насмешки глаза и снисходительная улыбка так и преследовали Хёкджэ. Наверняка уж кто-кто, а Ее Светлость бы одобрила такой способ борьбы с потерей и горем, вот только сам Хёкджэ… совершенно не одобрял. И если бы он только знал, что это правда, и мог бы контролировать себя, то… что? Он бы остановился? Смог бы найти в себе силы? Даже если дело не только в Эмили, но и в том, что все случившееся ставит Донхэ, уже и так оказавшегося в зоне пристального внимания маркиза Кима, под смертельный удар? Или?.. Все равно бы не смог? Будь оно все неладно! И почему в этой жизни все так сложно?! Нет, эта война и так принесла им всем слишком много потерь и забрала своей кровавой жатвой слишком много невинных жертв, и… пришла пора завершить ее. Они и так слишком долго медлили с подготовкой. Непозволительно медлили! И вот результат... Едва-едва сдержавшись, чтобы не коснуться обнаженного плеча мальчишки своими пересохшими и начавшими трескаться губами, Хёкджэ резко поднялся с постели и, не обращая внимания на мгновенно ввинтившуюся, вопреки необычайно легкому пробуждению, в виски боль и не слишком приятную слабость во всем теле отправился в ванную комнату, чтобы хотя бы немного привести себя в порядок и в чувство, и ледяная вода оказалась прекрасным тому помощником. Уже через полчаса мужчина вернулся в покои, чувствуя себя необычайно бодрым и отдохнувшим, а еще мыслящим как никогда трезво и ясно. Хотя… дело тут, скорее всего, было вовсе не в водных процедурах, а в том, что, в очередной раз окатившись ледяной водой, Хёкджэ вдруг понял, что ему стоит делать и как. И… это неожиданно пришедшее в его голову, такое нужное и правильное решение значительно облегчило его сердце, душу, мысли и жизнь. Теперь-то он точно все сделает правильно. Так, как надо. И больше ни за что не совершит ни единой ошибки. И эта уверенность, совершенно невозможная и иррациональная, больше чем просто помогала сейчас Хёкджэ нормально мыслить и дышать. И даже внезапно обнаруженная в его покоях сцена не смогла поколебать его, а также резко улучшившегося несмотря ни на что настроения мужчины, и он, замерев в дверях, с плохо сдерживаемой улыбкой наблюдал за мечущимся по его покоям и пытающимся собрать свою одежду уже явно проснувшимся мальчишкой, которому совершенно не удавалась его нелегкая миссия, ведь сегодня ночью они с ним неплохо поупражнялись в разбрасывании одежды, и отыскать ее быстро, вот так… вряд ли было возможным. Хёкджэ и дальше бы понаблюдал за этим волнующим зрелищем, особенно если учесть, что Донхэ все еще не удалось найти в валяющихся на полу клочьях одежды даже нижнего белья, но что-то не слишком приятное и не слишком спокойное, несмотря на хорошее настроение все же осторожно ворочающееся у него внутри, настойчиво шептало Хёкджэ о том, что ему как можно скорее стоит начать эту беседу и расставить все по своим местам, иначе… Они уже не раз видели, к чему может привести промедление. Да и позволять сбежать Донхэ… Этого делать он и вовсе не собирался, поэтому, негромко кашлянув и прочистив горло, Хёкджэ, которым вдруг овладела странная робость, с трудом выдавил из себя: – Доброе утро, – поражаясь тому, как тихо, хрипло и жалко сейчас звучит его голос, но, кажется, для вздрогнувшего и замершего в не слишком-то удобной позе мальчишки он прозвучал подобно раскату грома, выбив остатки почвы из-под ног и без того окончательно запутавшегося в собственных мыслях и чувствах Донхэ, в голове которого сейчас болезненно пульсировала лишь одна мысль: «Бежать. Как можно быстрее и дальше. От Его Светлости. От этих покоев и всего, что происходило этой ночью в них». И кто бы знал, скольких усилий ему стоило сейчас сдержать себя и, собравшись с силами, распрямиться и обернуться к Его Светлости, стыдливо и как-то почти неуместно и неловко прикрываясь найденной на полу рубашкой, которая совершенно точно не принадлежала ему, и посмотреть в глаза герцога, изучающего Донхэ с такой жадностью, словно он сейчас видел юношу в первый раз или последний раз в собственной жизни. И это не могло не пугать и не заставлять юноши сердце биться с такой скоростью, словно вот-вот – и оно просто вырвется у него из груди. – Собираешься сбежать? – спустя пару минут гнетущего, настолько напряженного молчания, что, казалось, еще немного – и пространство между ними начнут пронзать молнии, глухо поинтересовался Хёкджэ, не сводя с испуганного мальчишки напряженного взгляда и делая шаг навстречу ему. – Думаешь, что после того, что произошло этой ночью, я смогу отпустить тебя так просто? – Хёкджэ сделал еще шаг навстречу Донхэ, наслаждаясь этим странным, растерянным и мучительным промедлением и жгучей смесью чувств в глазах мальчишки и в собственной груди, которые так и рвались на волю, и… им срочно нужно было дать выход. Именно поэтому Хёкджэ, практически не задумываясь о том, что он делает, ведь он уже и так думал достаточно много и долго, всего за пару стремительных шагов оказался точно напротив Донхэ. Лицом к лицу. Глаза в глаза. Так близко, что он видел собственное, слишком нервное и неуверенное отражение в его потемневших от страха глазах. И чувствовал тепло его дыхания на своих губах. Невозможно соблазнительно и желанно. Как и тот его стыдливый румянец и откровенный испуг в глазах. И как можно выглядеть столь невинно после того, что они делали этой ночью, совсем не притворяясь при этом? Хёкджэ не знал. Но, пожалуй, это была еще одна из миллиона причин, по которой этот мальчишка очаровал его. Настолько сильно, что рядом с ним Хёкджэ забывал обо всем на свете. Даже о том, как дышать. Мечтая лишь об одном касании к его бледной, раскрашенной смущенным румянцем кожи. Висок. Скула. Подбородок. Губы. Мужчина и сам не понял, когда его словно помимо воли вспорхнувшие пальцы начали изучать лицо все так же молча смотрящего на него мальчишки, испуг в глазах которого очень медленно, но все же сменялся куда более приятной и обжигающей смесью чувств, достигнувшей пика ровно в тот самый момент, когда прикрывший глаза Хёкджэ подался вперед и нежно, едва ощутимо накрыл его губы своими. Этот поцелуй был совсем не похож ни на один из тех поцелуев, что были между ними вчера ночью: в нем не было ни агрессии, ни жесткости, ни желания обладать и подчинять, а были лишь робость, нежность и неуверенность самого первого, самого трепетного и самого важного поцелуя, от которого внутри все так и искрится и поет, так приятно подкашиваются ноги и так волнительно кружится голова. У обоих, не решающихся даже дышать, чтобы не разрушить волшебство этих неповторимых и слишком важных мгновений, ради которых порою останавливается даже само время. – Даже не надейся, что я отпущу тебя, – прошептал Хёкджэ, с трудом найдя в себе силы оторваться от губ мальчишки и пристально глядя ему в глаза – в отчаянной надежде найти ответ на свой самый главный вопрос, вот только… Донхэ ответил ему прежде, чем он смог прочитать что-либо, просто обняв Хёкджэ и потянувшись к его губам за еще одним поцелуем. И это жест был куда красноречивее и убедительнее даже целого миллиона слов.