– Не спешивайтесь, Ваша Светлость, я сам посмотрю… – не очень внятно пробормотал пожилой капитан Кан, птицей слетая с белогривого жеребца и осторожно приближаясь к странному сооружению, которое издалека могло показаться несведущему человеку нелепым тотетом какого-нибудь религиозного культа, вот только на деле… На деле это были лишь головы жителей целой деревни, нанизанные северными варварами на два огромных кола, выдранных из окружающего деревню забора. Женщины, дети, старики и мужчины – лишенные глаз, носов, ушей и языков – они уже не в первый раз видели подобную картину, и уже даже самых молодых и впечатлительных в их отряде почти не тошнило при ее виде. К тому же это было далеко не самое страшное, что могли сотворить со своими жертвами их враги, просто… просто, кажется, в этот раз на их долю обрушилось слишком много свободной крови и они уже просто устали убивать, делая это без своей прежней изощренности, но это не отменяло того, что они уничтожали каждого живого человека от мала до велика, что встречали на своем пути. И в отличие от местных жителей по улицам залитых кровью разоренных деревень все также спокойно и вальяжно бродили нетронутые утки, гуси и куры, во дворах брехали перепуганные псы, неловко щипали траву на обочинах вырвавшиеся из амбаров наружу овцы и козы, а где-то вдалеке надсадно мычали на своих пастбищах коровы, и лишь лошадей северяне угоняли с собой, зная, что скоро в бою каждая из них будет на вес золота, и… оказаться хорошим жеребцом в данном случае была куда более заманчивая перспектива, чем оставаться человеком. Да, вот уж действительно говорят, что все познается в сравнении…
Осторожно приблизившись к сооружению, капитан Кан, изо всех сил стараясь не думать о том, что эта безобразная кровавая масса перед ним – бывшие некогда живыми люди, наметанным глазам быстро оценил степень свежести увечий, внимательно изучил все раны, уже забитые пылью и песком, уделив особое внимание рваным, явно оставленным зубами краям, и даже, не вспомнив о брезгливости, сковырнул с одной из зияющих кровавой пустотой глазниц запекшуюся, остро пахнущую металлом с пока еще едва ощутимыми нотками тления кровь, чтобы аккуратно, словно сорт редчайшей заграничной сладости, попробовать ее на вкус – лучший способ для того, кто разбирается в искусстве убийства, чтобы узнать, как давно была нанесена рана и сколько мертвое тело уже провело времени на открытом воздухе и солнце.
– Они были здесь не позднее десяти часов назад, – внимательно изучив тела, вернее то, что от них осталось, тут же поспешил вернуться и доложить безмятежно созерцающему ярко-голубое, не знающее подлинного горя и горечи настоящей потери небо герцогу Ли капитан, склоняя голову в услужливом поклоне.
– Не позднее десяти часов… – задумчиво протянул герцог, не спеша переводить взгляд с мирно плывущих по синеве облаков на отвратительно болезненную картину, раскинувшуюся перед ними. – Значит, уже вечером они будут у стен Арвея…
– Да, об этом же говорят наши разведчики. При худшем раскладе они прибудут к стенам столицы не позднее завтрашнего утра, – тут же поспешил подтвердить предположение герцога седовласый воин на гнедом жеребце, держащийся чуть позади Его Светлости, подле правой руки мужчины.
– Значит… мы все еще можем попытаться обогнать их? Было бы очень хорошо добраться до хода прежде, чем они окружат Арвей и возьмут его в осаду, – недовольно нахмурился герцог, думая о том, что они, конечно же, могут прорваться к ходу с боем, но этого не следовало делать хотя бы по двум причинам: во-первых, чтобы не дай бог не указать врагу на самое слабое место в обороне столицы, о котором сейчас во всем мире знало лишь четыре человека, а во-вторых, чтобы не терять людей в их и без того уже значительно сократившемся в четырех стычках с разведчиками северян отряде, которому еще предстояло держать оборону Арвея до прихода основных сил – не без помощи солдат Департамента безопасности и королевский гвардии, разумеется, но… это была лишь капля в море, к тому же капля, никогда прежде не знавшая реальных сражений и не ведавшая подлинного запаха войны, поэтому… Хёкджэ не возлагал слишком уж больших надежд на них. Ни на кого, кроме своей армии и объединенной армии герцога Йорга и их союзников, уже марширующей к столице с Востока и, если верить гонцам, планирующей прибыть к Арвею не позднее конца этой недели. Как и армия самого Хёкджэ. Значит, им предстоит продержаться в меньшинстве целых четыре, а то и все пять дней. Не так уж и много, но и не так уж мало. Особенно когда армия противника больше твоего авангарда в 800 раз, а тебе еще придется навести порядок в столице и убедиться, что не осталось в живых ни единого человека из тех, кто готов воткнуть тебе отравленный кинжал в спину сразу же, как на то выдастся подходящий момент.
– Думаю, что можем. Если мы не будем делать привалы и обойдемся без ночевки, то у нас есть все шансы добраться до Арвея прежде северных князей, – поджав губы, задумчиво кивнул капитан Кан, прикидывая расстояние до столицы, степень загнанности их лошадей и усталости людей, и… даже при таком раскладе они все еще были маневреннее и куда быстрее целой армии, поэтому у них и правда был вполне себе отличный шанс добраться до столицы первыми и укрыться под надеждой защитой ее стен.
– Значит, нам пора трогаться в путь, – поежившись, словно от зябкого ветра, хотя вокруг стояли лишь непримиримые, насквозь пропитанные смертью и отчаянием духота и тишь, кивнул Хёкджэ, и, с трудом подавив тяжелый вздох, на всякий случай задал вопрос, ответ на который ему уже был известен: – Наши разведывательные отряды случайно не встречали гонцов из столицы?
Разумеется, нет. Уже третий день подряд. Ни единой весточки. Это могло бы быть серьезной причиной для волнения, если бы северные князья не подобрались к столице так быстро и не перекрыли все основные тракты. А так… Хёкджэ даже не был уверен, значит ли сейчас отсутствие писем, что в столице случилось что-то серьезное. И страшное. Или… может быть, гонцы просто не могут добраться до них? Или их перехватили? Кто бы знал, как ему хотелось надеяться на это. И верить. Но где-то в глубине души он знал, что там что-то случилось. Что-то очень и очень плохое. С Его Высочеством, с Донхэ, с герцогом Йоргом, Чонсу и даже Аи. Он просто знал. Чувствовал. И уже через десять часов у него будет шанс убедиться в этом и увидеть все это собственными глазами. А значит… значит, сейчас ему следовало лишь пришпорить взмыленного и уже очень уставшего Ветра и гнать до столицы. Во весь опор. И надеяться на то, что в этот раз его интуиция подвела его и у него еще будет шанс исправить хоть что-то. Или всё.
***
– Ваше Высочество, сколько еще раз мне повторить вам, что мы больше не можем медлить! Ни секунды! Мы должны уходить! Немедленно! – герцог Йорг с трудом сдерживал себя, чтобы просто не взять и прямо сейчас не схватить вальяжно рассевшегося в кресле и, кажется, и вовсе не собирающегося никуда двигаться с этого теплого, уютного и уже давно насиженного места, принца за шиворот и силком вытащить из дома, который уже не был ни для кого из них безопасным убежищем. И Его Высочество прекрасно знал это! Как и забившаяся в угол и не смеющая не просто вмешиваться в разговор мужчин, но даже и просто лишний раз дышать и шевелиться знахарка, больше похожая на испуганную мышь, чем на живого человека.
– Нет, нужно выждать еще немного. Еще слишком рано. Они могут заподозрить, что что-то не так… – упрямо поджав губы, пробормотал принц, заставляя мужчину буквально зарычать от ярости:
– Уже слишком поздно! Если они могли что-то заподозрить, то уже заподозрили! Все равно! Однако если вы останетесь в этом доме еще хотя бы на пару минут, то можете поставить под угрозу не только наши и свою жизнь и свободу, но и весь план! Мне стоит напомнить вам, сколько тысяч человеческих жизней в это самое мгновение зависят лишь от одного вашего решения?! – герцог наградил принца полным злости взглядом, настолько обжигающим и полным столь всепоглощающей ненависти, что, будь на месте принца другой человек, он бы обязательно проникся этим взглядом и этой пламенной речью, но Его Высочество лишь наградил герцога полным недоверия и ленивой скуки зевком, не потрудившись даже прикрыть ладонью рот:
– Ваша Светлость, мне кажется, вы забываете. Я прекрасно знаю, что… – неторопливо начал было принц, однако герцог Йорг даже без малейшего намека на уважение перебил его:
– Ваше Высочество, если вы сейчас немедленно не поднимитесь со своего места и не поспешите покинуть этот дом, то я буду вынужден вынести вас отсюда силой, и, уж поверьте, мне хватит сил на то, чтобы сделать это! – в глухом от ярости голосе мужчины неожиданно прозвучало нечто такое, что наконец-то заставило принца согласиться с его доводами, и все-таки подняться с места, и приступить к поспешным сборам, вот только время, потраченное на этот совершенно бессмысленный со всех точек зрения спор, было безвозвратно утеряно, и… на выходе из тайного хода Его Высочество, Его Светлость, а также сопровождающих их прислугу и лекарку ждал очень и очень неприятный сюрприз – конвой, со всей теплотой и настойчивостью желающий проводить Его Высочество в отчий дом, под крыло любимого родителя, вернее, в соседнюю с ним камеру, где принцу и предстояло дожидаться своей не самой завидной участи, ведь его смертный приговор, как и приговор Его Величества, новоиспеченный регент Аарона подписал еще утром, и дело осталось лишь за малым – привести эти приговоры в исполнение.
***
– Отец Чхве, отец Чхве!.. – влетевший в покои Шивона юный послушник был настолько испуган, что совершенно забыл о том, что, возможно, ему следует постучаться, прежде чем войти и нарушить покой святого отца, но... его новости были слишком важными и срочными, чтобы он мог позволить себе хотя бы пару секунд промедления.
– Что случилось, дитя мое? – оторвавшись от чтения очередного доноса, святой отец с ласковой улыбкой посмотрел на взъерошенного мальчишку, имя которого, увы, не сохранилось в его памяти.
– Отец Чхве… ваш друг… Братья просили передать, что, кажется, мы все же более ничем не сможем помочь ему. И что вам… Если вы хотите попрощаться с ним… то вам лучше как можно скорее навестить его, потому что счет… пошел на минуты, – с трудом сдерживая слезы, поморщился послушник, в ушах которого все еще звучали пронзительные, полные такой боли и тоски, что от них сердце раздиралось в клочья, крики несчастного, которому не помогало совершенно ничего, и даже опий не мог облегчить его муки, что уж говорить про бесплодные попытки их лекарей, не знающих, с какой стороны прикоснуться к изувеченному телу, чтобы не причинить ему еще больше вреда и страданий, к телу, которое медленно и неустанно, капля за каплей покидала жизнь, скоро грозясь и вовсе иссякнуть и наконец-то избавить этого бедного калеку от тех нечеловеческих мук, что он испытывал каждое мгновение своего ставшего невыносимым существования в этом мире.
