My obsession

– …Сегодня пришли вести о том, что наши отряды успешно справились с остатками вражеской армии и теперь направляются на свои места на северной границе. Уровень ущерба, конечно, еще не до конца известен, но думаю, что теперь со всей уверенностью можно сказать, что это конец. И победа… – едва-едва сдерживая так и рвущуюся наружу полную неподдельной гордости улыбку все тараторил и тараторил Кюхён, кажется, совершенно не обращая внимания на отсутствующее выражение лица своего собеседника, который и вовсе не слышал и не слушал его. Впрочем, такое бывало уже не раз и не два. Ровно с того самого момента, как Его Светлость пришел в себя неделю назад, Кюхён каждый день старался выкроить хотя бы половину часа, чтобы наведаться в лазарет и увидеться с мужчиной, по возможности стараясь рассказать ему все новости и заручиться его поддержкой или советом в некоторых решениях, вот только… стремительно идущий на поправку и с каждым днем становящийся все задумчивее и мрачнее герцог Ли совсем не разделял его энтузиазма и почти не принимал участия в беседах. И это не могло не пугать и не раздражать Кюхёна, который прекрасно понимал, что может твориться внутри у Его Светлости, ведь… он все еще не решился сообщить тому самую главную новость, больше плохую, чем хорошую… Черт бы побрал эту его нерешительность! И поэтому каждый день он приходил сюда и говорил всю эту ерунду вместо того, чтобы рассказать своему брату самое главное и задать ему все вопросы, что по-настоящему тревожили его, обходя те темы, что стали для них вдруг запретными. Но сегодня… Сегодня словно что-то пошло иначе. Возможно, Кюхён был уставшим и раздраженным более, чем обычно, ведь поиски благополучно сбежавшего из дворцовой темницы маркиза Кима так и не дали никаких результатов. Быть может, сегодня на улице было то, что придворные астрономы называли магнитными бурями, объясняя этим никому не ясным явлением все, что им пожелается. А быть может, у Его Величества просто закончились силы и терпение видеть своего наставника, друга и брата, одного из самых важных людей в его жизни, ТАКИМ. И поэтому, вдруг остановив тот поток новостей и слов, что не давали ему покоя и буквально жаждали вырваться наружу, Кюхён недовольно прищурился, впиваясь в лежащего на подушках и даже прикрывшего глаза герцога Ли недовольным взглядом и с нескрываемым сарказмом в голосе поинтересовался: – Может, вы хотя бы сделаете вид, что слушаете меня? – заставляя того встрепенуться и удивленно распахнуть глаза: – Что-что? – хриплым голосом спросил словно только-только проснувшийся Хёкджэ, изумленно глядя на своего гостя, большая часть крайне эмоционального монолога которого, как всегда теперь, прошла мимо его ушей, а та часть, что ему все-таки удалось услышать, просто просочилась сквозь сознание, не оставив о себе даже воспоминания. И если раньше Хёкджэ был бы жутко раздражен собственной невнимательностью и рассеянностью, то сейчас… лишь они и спасали его и не давали окончательно сойти с ума, ведь так же, как он не слышал людей вокруг себя, просто игнорируя их, ровно так же он боролся со своим внутренним голосом и мыслями, терзающими его и никак не дающими покоя. Вернее, пытался бороться. И выходило это у него, в отличие от игнорирования окружающей действительности, из рук вон плохо. Хотя… сейчас у него не выходило игнорировать Его Величество, который сегодня явно жаждал не очередного монолога, а полноценного диалога. И зная его вредный характер… Хёкджэ было проще ответить ему сейчас и не доводить и без того нервного короля до крайности, от которой не поздоровится им всем. – О, неужели на меня обратили внимание! Какая великая честь, Ваша Светлость! Я сейчас расплачусь от счастья! Наконец-то вы и правда слушаете меня и я не чувствую себя надоедливее той мухи, что уже третий час бьется в стекло! – в наигранном восхищении всплеснул руками Кюхён, чувствуя, что он нещадно переигрывает, но, возможно, хотя бы эти столь нелепо эмоциональные вспышки заденут Его Светлость и заставят его хотя бы на немного оторваться от своих тяжелый раздумий и вернуться в реальный мир. И… кажется, Кюхён не прогадал. – Вообще-то, я и до этого предельно внимательно слушал вас, Ваше Величество. Просто не осмеливался перебивать, – недовольно поджав губы, сухо отрезал мужчина, пытаясь сесть повыше на кровати и поудобнее устроиться на подушках – так, чтобы уже начавшая затягиваться рана не ныла, ведь, несмотря на то, что запасы медикаментов в лазарете уже давно были пополнены, мужчина отказался от употребления обезболивающих настоек, надеясь, что хотя бы физическая боль не даст ему захлебнуться в собственных мыслях и чувствах. Да и что она может значить, эти банальные телесные муки, тогда как душа и сердце Хёкджэ, каждая клеточка его тела внутри болели и кровоточили куда сильнее. И в отличие от раны на животе им вряд ли могли бы помочь зажить аккуратно наложенные швы, целебные мази и чистые повязки. Да Хёкджэ и не хотел, чтобы они заживали, упиваясь собственной болью и получая от нее особое вязко-черное наслаждение. – Да неужели? – изумленно вскинул брови Кюхён и все же позволил себе полный скептицизма смешок, решив, что уж если и перегибать палку, то до слома: – А мне показалось, что вы спите, ну или, если судить по вашему мученическому выражению лица, выбираете самый надежный способ покончить с жизнью… – Мне просто больно, Ваше Величество, – Хёкджэ подарил королю еще один полный недовольства взгляд, так просто и наивно поддаваясь этой провокации. – Если вы не знали, то колотая рана в живот – весьма болезненное удовольствие, и у меня просто не всегда есть силы улыбаться, но если Ваше Величество желает… – многозначительно протянул мужчина, растягивая губы в вежливой усмешке, от которой у кого угодно пошел бы мороз по коже, однако Кюхён видел Его Светлость и не в таком состоянии, поэтому все эти ужимки ничуть не действовали на него. К тому же он решил, что пора прибегнуть к последнему припасенному в рукаве козырю и наконец-то привести герцога Ли в чувство. И плевать, что будет. – Возможно, вам все-таки следует начать принимать обезболивающие… – начал было юноша, однако Хёкджэ излишне резко и громко, можно сказать проще – совершенно грубо перебил его: – Нет! Я уверен, что смогу справиться и без них, – упрямо отрезал мужчина, скрещивая на груди руки и всем своим видом показывая, что этот разговор закончен и что его озвученный в самой категоричной форме еще неделю назад отказ не сможет изменить никто и ничто. Даже король. – Зря-зря, быть может, вам стало бы легче и, быть может, вы перестали бы выглядеть столь устрашающе, Ваша Светлость, – наигранно тяжело вздохнул Кюхён, отчаянно пытаясь подобрать правильные слова для той новости, что он собирался озвучить герцогу, но ему, как всегда в такие моменты конечно же, не приходило абсолютно ничего толкового в голову, поэтому… поэтому он решил, что лучше всего будет сообщить Его Светлости обо всем в его обычной манере – полной импровизации и насмешки: – Но если вы так и будете стоять на своем, то… возможно, я смогу предложить вам немного другое, но от того не менее полезное и эффективное лекарство… – король сделал многозначительную паузу, чувствуя на себе полный нетерпеливого недовольства и интереса взгляд герцога. – Я собирался предложить его вам чуть позже, но… думаю, что пришла пора немного облегчить вашу боль и унять тревогу, – картинно поднялся с места Кюхён и, жестом остановив уже распахнувшего рот и собирающегося возразить ему что-то мужчину, недовольно шикнул на него: – Не спешите отказываться, ведь вы не имеете ни малейшего представления о том, что я собираюсь предложить вам, – немного самодовольно улыбнулся король и, в два стремительных шага оказавшись возле дальней белоснежной ширмы, надежно отделяющей Хёкджэ от пациента по соседству, резко отдернул ее в сторону, открывая недовольному пристальному взору мужчины койку, на которой лежал, пожалуй, один из самых тяжелых пациентов в этом лазарете. Пациент, которого Хёкджэ узнал сразу. С первого взгляда. Даже несмотря на то, что все его тело было скрыто белоснежной простыней, а голова спрятана под слишком огромным количеством бинтов. Но… это был он. Хёкджэ понял это в первое же мгновение, как только его глаза выхватили этого человека из окружающей их белизны, заставляя сердце мужчины отчаянно забиться в болезненном припадке и рухнуть куда-то в преисподнюю, а может быть, воспарить прямо в рай. Но какое это имело значение СЕЙЧАС? Когда он видел его. Донхэ. Живого. Настоящего. Всего в каких-то паре метров от себя. Он был здесь. Все это время. Прямо рядом с ним! – Д-д-донхэ? – во внезапно осипшем голосе мужчины было столько недоверия, растерянности и мучительного изумления, что рука Кюхёна, все еще сжимающего жесткую хрусткую ткань ширмы, дрогнула, а сам он испытал острое чувство вины и доселе совершенно неведомое ему желание обнять – нет, не Его Светлость, а своего брата, который сейчас, очевидно, нуждался в его поддержке. Или нет?.. Расширившимися от изумления глазами Его Величество наблюдал за тем, как внезапно заулыбавшийся, словно полный идиот, мужчина, несмотря на все рекомендации и предостережения лекарей, а также на категорический запрет вставать и ходить, вдруг неожиданно резво срывается с постели и в два огромных то ли шага, то ли скачка оказывается возле постели безмятежно спящего после огромной порции обезболивающего и успокоительных настоев юноши, падает перед его кроватью на колени и, безошибочно нащупав его пальцы сквозь тонкий слой ткани, сжимает их в своих руках, шепча что-то неразличимое и ведомое лишь им двоим и больше не видя и не замечая ничего вокруг, в том числе обжигающе горячих слез невероятного счастья и облегчения, бегущих по его щекам…

***

– Ваше Сиятельство, это ваша лошадь, в седельных мешках все необходимое на трое суток пути, мой друг будет ждать вас в таверне и поможет вам добраться до южной границы, как и договаривались, – пожилой мужчина слишком невзрачной внешности, чтобы ее запомнил хоть кто-либо в городе, бережно передал поводья в белоснежную, все еще выглядящую слишком ухоженной и нежной ладонь маркиза Кима, которого вряд ли сейчас могла бы узнать даже собственная мать. В дешевом дорожном костюме, без фамильных перстней да и вообще без единого украшения, с короткими, выкрашенными в угольно-черный цвет волосами и перебинтованной замызганными бинтами головой – сейчас он больше походил на не слишком удачливого горожанина, но никак не на государственного преступника, которого разыскивали по всему Арвею уже третьи сутки. – Спасибо, Джим, твоя помощь бесценна, – даже без тени улыбки кивнул старому другу в знак благодарности Хичоль, однако… этот старый пройдоха был слишком ушлым и корыстным, чтобы довольствоваться подобной благодарностью, поэтому маркизу Киму пришлось опустить на бесцеремонно протянутую ладонь кожаный мешочек, туго набитый драгоценными камнями из особых, припасенных на крайних случай запасов – слишком высокая цена за еду и лошадь, но вполне себе приемлемая за жизнь и свободу. – Держи, как и обещал, – кивнул Хичоль и, не дожидаясь, пока старик высыплет на дрожащую ладонь тускло блестящие в свете луны рубины и бриллианты, птицей взлетел на лошадь. – Да, все верно. Спасибо, Ваше Сиятельство, – спустя минуту довольно крякнул старик и, видя, как маркиз тянет поводья, чтобы пустить нетерпеливо приплясывающую на месте лошадь в галоп, от всей души пожелал: – Счастливого пути, Ваше Сиятельство, – но ответом ему стал лишь столб пыли, взметнувшийся вслед за навсегда покидающим столицу маркизом Кимом. Или не навсегда. Кто знает. Быть может, однажды он придумает, как отомстить. Им всем. И вернуть то, что он потерял и что должно принадлежать ему по праву.