Сборник "100 историй за 1 год"

      Джек Ронтер не радовался приходу весны. Он вообще никогда не любил весну — даже когда были живы его родители, и он многое любил в жизни.       Весна — самое сумасшедшее время года. Люди оживляются после долгих зимних месяцев, и, как один, начинают к чему-то готовиться. Они суетятся и занимаются ерундой, чего-то ждут, на что-то надеются, и длится это до самого июня.       Джек Ронтер никогда не понимал этого. Весна — это время разбитых надежд и содеянных глупостей, жестокая шутка природы, на которую люди все равно покупаются каждый год.       Джек Ронтер всегда презирал окружающих за их глупость и наивность. А сейчас, в этом году, он презирал их вдвойне, потому что оказался ничем не лучше их.       С ним впервые произошло что-то подобное, и он оказался совершенно к этому не готов. Он растерялся, испугался и не знал, что делать. Не у кого просить помощи и даже самому себе было стыдно в таком признаваться.       Если бы он знал, то сразу задушил все чувства, едва они только начали проявляться, а теперь...       Джек чувствовал почти настоящую физическую боль в груди, когда приходил в школу и встречал там ее.       Эрин Гэмфрил.       При виде нее у него вмиг исчезали из головы все мысли, отнимался язык, и он лишь старался как можно скорее пройти мимо. Каждая встреча казалась небольшим сердечным приступом.       Они общались, но недостаточно тесно, чтобы можно было попробовать намекнуть ей на свои чувства. Пригласить куда-нибудь. Или что там еще делают люди в таких случаях?       К тому же вокруг нее всегда крутился Дейв Дук, способный одним тычком послать Джека в другой конец класса. Каково было в открытую переходить ему дорогу?       Поэтому все, что оставалось делать, это прятаться за своей партой, тайно наблюдать за одноклассницей и медленно умирать от своих чувств. Джек ни о чем не мечтал, не надеялся и не пытался что-либо предпринять. Он знал людей и их отношение к другим — такие неудачники, как он, никому не нужны. А открываться перед Эрин чтобы принять на себя ее удар? Он такого просто не переживет.       Оставалось лишь слабо надеяться, что когда-нибудь это пройдет само собой, и он снова будет испытывать к однокласснице неприязнь. Это будет куда лучше.       Ну а пока пытка продолжалось уже почти всю неделю, и легче не становилось ни капли.       И как будто этого оказалось недостаточно, в пятницу, после уроков, произошла одна досадная неприятность...       Джек поскользнулся на лестнице и кубарем скатился вниз. Не сказать, что это было чем-то из ряда вон выходящее. Он часто падал, ударялся, ломал себе что-нибудь. В этом был весь он — потрепанный и сломанный Джек Ронтер.       Правда в этот раз обошлось без серьезных травм. Он лишь разбил себе подбородок и снес до крови ладони. Ничего страшного, спасибо еще, что ничего себе не сломал.       Он поднялся, осматривая руки и одновременно с этим языком ощупывая зубы — как оказалось, все были на месте, правда он прикусил язык до крови. Слава богу, никто не был этому свидетелем, а в особенности Дейв Дук, не то бы...       — Джек, что случилось? Ты в порядке?       Он так и подпрыгнул. Сердце зашлось куда сильнее, чем когда он летел вниз по ступеням. Он обернулся, покрываясь по̀том от ужаса и стыда, что она все видела.       Легко, как будто у нее за спиной были крылья, Эрин спускалась по лестнице, и юбка простого школьного сарафана развевалась вокруг ее ног точно настоящее пышное платье.       Когда она спрыгнула с последней ступеньки, ее собранные в хвост каштановые волосы упали через плечо, и она невольно отвела от лица выбившие пряди, с тревогой смотря на одноклассника. Она даже не осознавала, как в ней прекрасны даже такие мимолетные мелочи.       — Ты как? — повторила она, и Джек понял, что молчал все это время, застыв от восхищения и страха.       — Отлично, — буркнул он себе под нос, отводя взгляд и стараясь смотреть на что угодно, но только не на Эрин.       — Точно? — она протянула к нему руку, но неуверенно, молчаливо спрашивая, можно ли ей дотронуться до него. — У тебя кровь…       — Ерунда, — пробормотал он, задержавшись взглядом на ее тонких пальчиках.       Почему она все еще здесь? Почему спрашивает его обо всем этом? Неужели ее это действительно волнует? Или всего лишь дань хорошему воспитанию?       Она помедлила, и ее рука чуть дрогнула. Она так и не коснулась его, не то опасаясь, не то просто из неприязни. Конечно, скорее всего ей просто противно видеть кровь, содранную кожу и все в таком духе. Джек медленно выдохнул, коря себя за неуклюжесть. Он не мог винить за это. Ему самому было противно от того, что он был таким.       — Понятно, — тихо ответила Эрин, и ее рука опустилась. — Будь осторожен.       Она перехватила свою школьную сумку и, не оглядываясь, пошла дальше.       Отчего-то такой ответ остро кольнул его в самое сердце, и Ронтер заколебался, смотря ей вслед.       Он все испортил. Теперь она точно ненавидит его.       Он еще помешкал, обругал себя, а затем, быстро и резко, чтобы не успеть передумать, бросился вслед за одноклассницей. От волнения он едва снова не поскользнулся на гладких досках пола.       — Эрин! Подожди!       Она замедлила шаг, и он тут же выскочил перед ней, едва не задев плечом. Голова кружилась. Как будто еще немного, и кровь пойдет носом.       — Я тебя обидел? Извини.       Она помотала головой, не поднимая глаз, и это расстроило его еще больше. Он точно провинился перед ней да еще так, что она даже говорить об этом не хочет.       — Что я сделал не так?       Она вздохнула и снова поправила волосы. Джек заметил, как у нее покраснел нос.       — Если тебе неприятно находиться рядом со мной, то скажи об этом прямо. И я больше не буду подходить к тебе, — тихо ответила она, не смотря на него.       От услышанного у Джека перехватило дыхание, а горло сжало так сильно, что на глаза едва не выступили слезы. Что она сказала? Это всерьез? Она решила, что он… ненавидит ее?       — Как ты могла такое подумать? — выдавил он, во все глаза смотря на одноклассницу.       — Ты всегда становишься таким злым, так раздражаешься, когда я начинаю говорить с тобой! — воскликнула Эрин, наконец подняв на него взгляд. — Ты не хочешь принимать мою помощь. Никогда не разговариваешь со мной в классе. Я не слепая, чтобы понять, как я неприятна тебе. До сих пор.       Джек быстро облизнул губы и мельком отметил кровь на них.       — Эрин, это не правда, совсем не правда. Клянусь тебе. Просто… — он попытался найти правильные слова, но в голове было пусто, как на белой странице, вставленной в печатную машинку. — Просто я не хочу нагружать тебя своими проблемами. Причинять неудобства. Мои ссадины и царапины совсем не стоят твоего внимания.       Вопреки его слабой надежде, что Эрин поймет его, она нахмурилась в ответ.       — Джек, перестань, — тихо, но твердо попросила она. — Не преуменьшай это. Царапины болят у всех.       Она снова протянула к нему одну руку, и на этот раз он слегка кивнул. Пальцы Эрин осторожно, точно это был цветок или раненый зверек, взяли кисти Джека в свои. Они перевернули их ладонями наверх, и сам Ронтер слегка поморщился, посмотрев на кровь. Ссадины выглядели отвратительно — красные, влажные, с неровными краями и торчащими кусочками кожи по краям. Он не хотел, чтобы Эрин видела это, не хотел, чтобы она так часто видела эту его сторону — с ранами, синяками, переломанными костями… Но именно это всегда бросалось в глаза при встрече с ним. И как бы он ни старался походить на идеального Дейва Дука, который всегда выглядел как картинка в журнале, ему никогда не приблизиться к подобному идеалу.       — Нужно обработать и перевязать, — прошептала Гэмфрил, рассматривая его ладони.       Приблизив их к своему лицу, она слегка подула на них, и по всему телу Джека прошла легкая дрожь. Сердце со всей силы долбанулось о ребра.       — Я всегда обращаю слишком много внимания на руки, — призналась Эрин. — Руки — главный инструмент музыканта, и я стараюсь заботиться о них… наверное, даже больше, чем о себе самой в целом.       Ее пальцы расслабились, и Джеку показалось, что еще чуть-чуть, и она уронит его руки на пол. И они разобьются на сотни осколков.       — Позволь мне помочь тебе, — едва слышно попросила она.       Джек зачастую даже сам себе не позволял помогать. И никогда не принимал помощь от окружающих, потому что боялся их, как бездомная собака. Но он доверился Эрин. Он позволил ей привести себя в ее дом и обработать ссадины.       Все это проходило точно во сне. Он не чувствовал боли — только прикосновение рук Гэмфрил. Он не видел ее квартиру — только ее саму. Это был самый странный день в его жизни. Как будто лишь сон.       — Не двигайся, — прошептала Эрин.       В руке она держала кусочек ваты, смоченный в холодной воде. Она поддалась к нему поближе, и коснулась белым шариком подбородка, смывая кровь. Джек зажмурился, не в силах смотреть на нее, такую близкую. Он и так знал, что у него горят щеки и нос, и ладони вспотели, и сердце стучит так, что даже под одеждой заметно. Холодная вода стекала по его шее, под рубашку, и ему отчего-то казалось, что это течет его кровь.       — Не двигайся, — повторила Эрин и прижала ладонь к его щеке.       Ее рука была такой теплой, такой гладкой и нежной… Он затаил дыхание, растворяясь в ее прикосновениях, забывая про весь окружающий мир. Это было похоже на какую-то магию. Как будто она сняла всю его боль и подчинила своей воле.       И он был не против.       — Все.       Но она не убрала руку с его щеки, а медленно, мягко погладила кожу большим пальцем. Было чуть щекотно и ужасно приятно. Джек судорожно сглотнул, не зная, что стоит ожидать. В сердце вдруг кольнуло страшное предчувствие, что сейчас-то она его и ударит — когда он так беззащитен, так открыт, так уязвим. Она могла убить его, а он не шевельнул бы и пальцем.       Он постарался прогнать эту пугающую мысль, но не смог. Он всегда ждал ото всех удара, и, наверное, уже ничего поделать с этим было нельзя. Он просто не знал, что могло быть иначе.       — Расслабься, — шепотом попросила Гэмфрил.       Джек медленно выдохнул, сам понимая, как напряглись его плечи и крепко стиснулись зубы. Эрин провела костяшками пальцев по его щеке — медленно, осторожно, словно тоже чего-то опасаясь, а затем убрала руку. Сразу стало холоднее.       — Вот и все. Не страшно, правда?       Теперь нет, правда, Джеку вдруг показалось, что она говорит это и для себя тоже. Вот только зачем?       — У нас много такого в душе, что мы хотели бы навсегда забыть, — тихо произнесла она. — И иногда это ранит наших близких, против нашей воли. Верно?       Он кивнул. Он все так же сидел с закрытыми глазами. Веки словно намертво срослись вместе.       — Но мы можем пробовать преодолеть это, — продолжила Эрин, и в ее голосе звучала надежда. — Ради друг друга.       Она вдруг придвинулась еще ближе, и щеки Джека коснулось ее теплое дыхание. Совсем-совсем рядом.       — Я тебя больше не боюсь, Джек Ронтер, — смело прошептала она.       Что? Она что? Неужели она действительно?..       Он не успел закончить эту мысль в своей голове. Чуть влажные, нежные губы одноклассницы легко коснулись его лба и тут же отстранились.       — Я тебя больше не боюсь, — повторила она.       И тогда он наконец смог поднять веки и посмотреть прямо в глаза Эрин. Быстро, смело и открыто. Он никогда еще не совершал ничего подобного, и от собственной смелости кружилась голова.       Зеленые и голубые глаза, точно трава и небо, остановились друг напротив друга, как будто зацепившись невидимыми крючьями.       — Я тебя тоже, — ответил Джек. Моргнул, но не отвел взгляд.       Это была самая странная весна в жизни Джека Ронтера. Это была первая весна Джека Ронтера, в которую он начал снова верить. И не бояться этого.       Весна несла с собой перемены куда лучше, чем начало нового года.