Обрывки из тлена

Тихо шумели волны, окутывая морские тяжелые камни. Осенью от них отдавало холодом, а вода в это время становилась беспокойнее. Берега было не видать, море сливалось с небом на горизонте — такое же серое, такое же безжизненное и немое. Холодный октябрьский ветер обдувал мои щёки, которые и без того были красными, а на глазах от него появлялись слёзы, потом ускользали по вискам и пропадали где-то в волосах. Я задержался на мгновение, чтобы бросить пару камушков в воду, брызги от них поднимались высоко вверх, на воде расплывались большие круги, а затем исчезали, оставляя за собой только мелкую рябь. Помню, как бежал за силуэтом отца, что мелькал где-то впереди. Грузные плечи тянули его вниз, дым из трубки кружил вокруг, почти полностью обволакивая его лицо. Где-то в небе прогремел гром, но молний не было видно — всё вокруг было окрашено в серый. Казалось, что отец шёл вперёд, совсем забыв о моём присутствии, однако я замечал, как он иногда останавливался, прислушивался и, если слышал мои быстрые и нелепые шаги, продолжал идти дальше. — Смотри, сынок, какой маяк. — совсем тихо сказал он, и, казалось, что даже ветер притих на мгновение, чтобы услышать слова моего отца. — Только жалко, что он лет десять как заброшенный. Корабли давно уже сюда не прибывают, — он тяжко вздохнул, но ничто на его лице не дрогнуло. — Знаешь, возможно, через пять лет, может, десять или через пятнадцать, но кто-нибудь его зажжет. И тогда корабли снова будут прибывать сюда. Снова, сынок, снова. Открыть глаза было легко, взгляд сразу сфокусировался на столике, стоящем неподалеку. На часах было два, а за окном в небе висела тусклая луна, что еле-еле прорывалась сквозь облака. Я смотрел на неё несколько секунд, пока не услышал шорохи позади меня. Дверь из ванны открылась, и в коридор вышла Эмили. Её глаза были красными, как и нос, нижняя губа чуть заметно дрожала. Волосы были спутаны, а рубашка выглядела помятой. Эмили неотрывно смотрела на меня несколько секунд, а потом из её глаз потекли слёзы. — Зачем? — прошептала она, прищурив глаза. Долгие секунды молчания заставили её с обидой сжать потрескавшиеся и искусанные губы. Слёзы скатывались по шее и впитывались в грязную ткань рубашки. — Ты будешь молчать? Будешь так просто смотреть на меня и молчать после всего того, что сказал? Что сделал?! — грозно крикнула Эмили и сгоряча ударила себя кулаком по бедру. — Так и быть, слышишь, так и быть, — она начала судорожно вытирать слёзы. — Я отведу тебя в больницу, а если будешь сопротивляться, хоть слово скажешь, то я сейчас же, — она достала телефон из кармана юбки и попыталась его разблокировать, но пальцы слишком сильно тряслись. — Я сразу позвоню в психушку. — Я не хотел тебя напугать. — прошептал я, слыша, как громко стучит моё сердце в грудной клетке. Все движения Эмили отдавались во мне ноющим чувством, которое скребло изнутри по стенкам тела. — Правда? — со злостью фыркнула она и открыла меню телефона. — Я всё сказала, Джон. Если ты сейчас не встанешь, то я звоню в психушку. — Мы сидели в том кафе, ты заказала латте, — тихо начал я, а она то ли со страхом, то ли с удивлением взглянула на меня и замерла. — Ты явно была не в духе, вся на нервах и при том из твоих глаз текли слёзы… как и сейчас. — Не смей, — прошептала она, мотая головой. Каждое моё последующее слово вбивалось в её тело, словно гвоздь в потрескавшееся дерево. На секунду мне показалось, что я слышал, как жалобно трещала её душа, разрываясь на куски. — Прошу, Джон, не надо. — В тот момент ты решилась рассказать мне то, что не рассказывала никому. Я помню, Эмили, я отлично это помню, как и многие другие вещи. — Не говори, Джон. — взмолилась она. — Тебе было сложно признаться, что твой отец покончил с собой. — она вздрогнула всем телом. — Повесился на чердаке своих родителей. -Идиот! — она с яростью бросилась на меня и начала бить по лицу и груди. Кричала что-то непонятное, плакала и молилась. Шептала тихо себе под нос, когда ложилась головой на моё плечо, а потом сжималась, словно маленькое и беззащитное дитя, обнимая свои плечики. — Я тебя ненавижу. Зачем ты сказал мне вчера, что ничего обо мне не знаешь? Я продолжал молчать, не зная, что ей ответить. Вчера я думал, что не знаю её, будто она мне совсем чужая, и весь мир для меня чужой. Сегодня что-то изменилось. То, что вчера овладело мною, сейчас куда-то спряталось, затаилось на время, явно выжидая какого-то определенного и подходящего момента. Что странно, эта мысль совсем не пугала меня. Я уже давно смирился со своими проигрышами, когда нечто внутри меня побеждало, а потом пряталось, то ли празднуя свою победу, то ли накапливая больше сил для следующей борьбы. -Ты признался вчера в порыве своего приступа, что потерял память, не так ли? — я молчал. — И рука… -Прекрати. — я оттолкнул её от себя и встал с кровати. Подошёл к окну и приложился к нему лбом. Холод мгновенно отрезвил разум. Вчерашние события начали четко прорезаться в памяти, а петля раскачивалась то влево, то вправо, задевая стороны моего черепа. И каждый раз, когда я слышал её стук, то чувствовал, что тело становится тяжелее. -Я отведу тебя к психиатру, он тебе поможет, Джон. -Нет, замолчи, — резко прервал её я, чувствуя, как внутри закипает злость. Лицо Эмили сейчас сильно раздражало меня, и когда я видел его в отражении окна, то хотел разбить его на мелкие осколки, но не мог. Руки почему-то безжизненно висели, а тело становилось мягче и стремилось вниз с каждым мгновением всё быстрее. Я чувствовал, как пот стекал по моим вискам, а холод, исходящий от стекла, неприятно пронизывал голову насквозь, отчего по рукам бежали мурашки. -Тогда что ты предлагаешь, Джон? — она выжидающе посмотрела на меня. — Я не оставлю тебя в таком состоянии. Больше не оставлю. — тишина. — Боже, Джон! Только не молчи! -Телефонный номер в записной книжке. Первый. — через силу ответил я. Тяжелое тело тянуло меня вниз до тех пор, пока я не осел на пол. В голове на мгновение появился образ старого маяка где-то вдалеке. Корабли должны были туда вернуться, отец сказал, что они вернутся. Значит должны. -Доктор Варц. — прочитала Эмили. — Ты уже был у врача? Джон? Что с тобой? -Всё в порядке, только корабли еще не приплыли. — я чувствовал, как меня бросало то в жар, то в холод, а веки закрывались сами собой. Хотелось приложиться головой к полу и забыться уже не в этом мире. Эмили продолжала что-то говорить, но я её уже не слышал, мои уши заполнил звук утреннего моря, которое билось волнами о валуны каменного берега. Туман всё так же нависал над землёй, на горизонте сливаясь с серой водой. Где-то в небе шумели чайки, заглушая песнь моря своими криками. Иногда с силой дул холодный ветер. И даже тёплый вязанный шарф и шапка-ушанка не спасали от него. Я попытался прикрыться рукой, но всё равно чувствовал, как бриз обжигал собою моё лицо. Отец снова шёл где-то впереди, иногда замедляя шаг и дожидаясь меня. Но как только я оказывался почти рядом, он вновь удалялся, лишь силуэтом теряясь где-то вдалеке. Он был так близок и в то же время совсем недосягаем. Мои ботинки стучали по пляжным камушкам, а от учащенного дыхания шарф становился мокрым. Я сжимал руки в карманах, бежал вперёд к удаляющемуся силуэту, а потом почему-то услышал слова совсем близко, почти около своего замерзшего уха. Спокойные и непринужденные. -Стены начали опадать от влажности. — отец стоял рядом, разглядывая маяк. Он провёл рукой по стене и задумчиво посмотрел на свои пальцы, покрытые бетонной крошкой. — Маяк начинает разрушаться. Его поглощают в себя прошедшие годы, сынок. Он посмотрел на меня, однако я совсем не мог разглядеть его лица, только глубокие синие глаза, в которых засела немая тревога… -Джона нашли в довольно плохом состоянии, к счастью, ничего серьёзного, и через месяц он поступил ко мне. Он не помнил ничего о себе и прошлой жизни. Сначала я не заметил особых признаков заболевания, но когда он попал в группу поддержки для людей с амнезией, то оттуда мне сразу донесли о некоторых отклонениях. Доктор Шерон очень беспокоилась о нём, в общем, как и сейчас. Я слышал, как шуршали страницы книги рядом со мною, где-то вдалеке кричали птицы, иногда проносясь над нами, а на другом берегу шумели деревья. Ветер обдувал моё лицо, обжигая щёки и нос. Когда я открыл глаза, яркое солнце на мгновение ослепило меня. Настя лежала рядом, сосредоточенно читая какую-то книгу. Её взгляд бродил из стороны в сторону, рука подпирала тяжёлую голову, а губы были сжаты, что придавало ей шутливый и одновременно серьёзный вид. Ветер задувал под её лёгкую рубашку и кидал волосы из стороны в сторону. В какой-то момент Настя вздрогнула всем телом, но не оторвалась от книги. Я аккуратно накинул на её плечи колючий тёплый плед и попытался уловить её взгляд. На секунду она оторвалась от чтения, посмотрела прямо в мои глаза и улыбнулась. Было в этом что-то, заставляющее меня успокоиться и улыбнуться в ответ. Странная уверенность в настоящем и глупая надежда на будущее. Настя всегда была такой, внушала мне веру в то, что было для нас важно. И что так неважно сейчас… В руках и ногах чувствовались судороги, а пальцы изрядно похолодели. Когда я приоткрыл глаза, то увидел Эмили, уже более спокойную, чем сегодня ночью. Из окна бил яркий свет, а где-то рядом со мной бродил знакомый силуэт. -Это не опасно для окружающих, однако может быть смертельно для него самого. Пару месяцев назад Джон отказался от групповой терапии и перестал появляться на моих сеансах. Он подписал документ, что в случае его смерти мы не несём ответственности. Он был уведомлен о своём психическом состоянии… -Уведомлен? Вы серьёзно? Когда я зашла в эту квартиру, то увидела его в петле со слезами на глазах! Хотите сказать, что ему не нужна помощь? Лишь с вас сняли ответственность, так вы сразу наплевали на него, наплевали на человеческую жизнь! -Девушка, успокойтесь. Я говорил вам совершенно другое. Джон сам отказался от помощи, хотя я считаю, что она ему явно нужна. Но вы знаете законы, пока он не угрожает окружающим, мы не можем его насильно держать в больнице. -Но он же может себя убить… -Люди совершают самоубийства каждый день. Это статистика, девушка, поймите. Ещё чуть-чуть подобной жизни, я сам наложу на себя руки, не примите меня за циника. Вы знаете, в каком мире мы живём. -Но самоубийство — это черта, которую нельзя пересекать. Бывают трудные времена, я понимаю. Такое бывает у всех — время, когда нас настигает чёрная полоса — однако мы не остаемся висеть под потолком на старой трубе. -Не сравнивайте себя и Джона, это большая ошибка. К сожалению, болезнь иногда берёт своё, и мы с вами ничего не можем сделать. Люди думают, что психические проблемы — всего лишь выдумки, и их можно вылечить одним движеньем. «Это ведь не рак» — говорят они. Однако иногда это даже хуже, чем рак. Мучительнее, ужаснее и убивает в разы быстрее, полностью уничтожая человека изнутри… Солнце было высоко в небе, и иногда его лучам удавалось прорываться сквозь облака. Мы поднимались с папой в гору через глубокий лес, и на этот раз я крепко держал его за руку, боясь потеряться. Пускай, деревья не казались страшными, а дорога, застеленная листвой, указывала путь, всё равно надо было быть осторожным, ведь здесь можно очень легко потеряться. Я проходил здесь сотни раз, знал каждый сучок и каждое деревце, собирал шишки и приносил их домой, однако никогда не оставался в лесу один. Со мной всегда ходил отец. Он бродил где-то позади, иногда казалось, будто он не следит за мной и даже потерял меня, однако его зоркий взгляд всегда следовал за моими движениями. Когда отцу нездоровилось, со мной ходил гулять дядя Боря. Благодаря своему росту он помогал мне доставать большие шишки наверху елей. В последнее время я часто ходил в лес именно с ним, так как отцу становилось всё хуже. Пока мы поднимались в гору, я слышал его тяжёлую одышку. Ему снова нездоровилось. Когда состояние отца улучшалось, мы доходили с ним до моря, где когда-то был причал. Однако такое случалось совсем редко, и обычно я проводил время с дядей Борей. Вскоре отец совсем прекратит со мной гулять… -Он рассказывал мне, что начинает вспоминать. Какие-то отрывки из детства и юности. Сначала он был, возможно, даже рад, однако к нему начали приходить и воспоминания тех моментов, которые лучше не переживать никому. -Джон проговорился мне случайно, когда был на грани. Чёрная рука тащит его в темноту… Вы думаете, что это и правда было с ним? -Это бы смогло объяснить многие вещи. Если Джон пришёл к таким радикальным мерам, как самоубийство, значит эти мутные воспоминания слишком близки к тому, чтобы стать его настоящим прошлым. Обычно мы помогаем людям вспомнить их жизнь до амнезии, но я бы хотел помочь Джону не вспоминать её никогда. Мы уже вернулись с отцом в небольшой деревянный дом. Он стоял здесь, казалось, вечно. Всё время существования человечества на этой горе прятался от мира уютный и одинокий домик. Наш домик. Как только мы подошли, отец сразу уселся в плетенное кресло и устало прикрыл глаза. Я стоял неподалеку и слушал его тяжелое дыхание. Солнце начинало потихоньку уходить за горизонт, медленно плывя по небу. -И что нам делать после всего этого? -Не стоит предпринимать что-то самостоятельно, нам нужно поговорить с ним и прийти к какому-то соглашению. -А если он не захочет? Вдруг он откажется, а на следующий день я найду в этой квартире его безжизненное тело? И всё закончится так. -Хорошо, но мы не вольны выбирать его судьбу, ничью судьбу. -Но разве своим бездействием вы его не убиваете? Разве вам совсем плевать на то, что человек может покончить с собой? -Конечно нет, но вдруг жизнь Джона убивает его больше даже самоубийства? Тёмный вечер окружал нас двоих. Тусклый свет немой луны просачивался сквозь дырявую крышу старой кондитерской фабрики и аккуратно ложился на лицо Насти, вырисовывая её утонченные черты. Она закрыла глаза, наслаждаясь моим тихим пением, и медленно водила руками по воздуху в такт музыке. Её движения были плавными и неторопливыми, но, несмотря на это, довольно чуткими, словно она ловила ноты мелодии в пустоте лунного света. Лицо её было сосредоточенно, чуть напряжено, но в то же время расслабленно. В какой-то момент она закружилась вокруг меня и начала подпевать тонким и высоким голоском. Предметы и старые стены эхом отражали её красивое пение, которое напоминало мне песню утреннего лесного соловья. В какой-то момент я взял её за руку, она чуть пододвинулась ко мне и, оказавшись совсем близко, распахнула глаза. Когда наши взгляды устремились друг к другу, я почувствовал настоящую уверенность в будущем, сердце внутри стало мягче, и очередная его решётка оказалась для неё открытой. Я всё ещё слышал её красивый голос, хотя нас окружала тишина. Только взгляд её зелёных глаз, её тёплая рука и спокойное дыхание на моей шее. -Будешь любить меня вечно? — томно прошептала она. -Даже после смерти. — честно ответил я, но она почему-то усмехнулась. -Не будешь, Джон. — она закрыла глаза. — После смерти ты меня забудешь, как и всю свою жизнь. -А я не забуду. -Не глупи. — она вновь улыбнулась, а после прижалась ко мне. -Я буду помнить. Когда я открыл глаза, то увидел, что за окном стемнело. Настенные часы показывали семь часов вечера. На стуле сидела Эмили и, облокотившись о стол, спала. Под её глазами виднелись тёмные синяки, маленькие щеки немного покраснели, а одежда была до неприличия помята и испачкана. Окно оказалось открытым, и холодный ветер аккуратно раскачивал её волосы, Эмили чуть хмурилась, а иногда даже вздрагивала от лёгкого мороза. Я тихо встал с кровати, стараясь не разбудить девушку шумом, взял плед и накрыл её им. Подумав, что это будет недостаточно, я еще немного прикрыл окно. Морщины на лице Эмили расправились. Мне даже показалось, что правый край губы чуть приподнялся, и она слабо, но улыбнулась. Я накинул на себя лёгкий синий плащ и оглядел квартиру, словно видел её в последний раз. От звука моих шагов Эмили не проснулась, как и от двери, которую я совсем тихо и аккуратно закрыл. Не знаю, что было у неё на уме, и как она теперь будет ко мне относится. Сможет ли Эмили воспринимать меня так же, как и всегда, или теперь всё изменилось… Душа тихо изнывала от странного и непонятного мне чувства внутри. Я испытывал стыд от того, что обидел Эмили и причинил ей много боли. У меня не было такого желания, да и вообще, хоть чего-то подобного. Она — хорошая девушка, всегда ею была. Эмили и так пережила слишком многое на свой век. Помню, как встретил её первый раз на ярмарке, где мы совсем случайно пересеклись. Она улыбалась, лишь только на неё падал чей-то взгляд, и разговаривала с хорошо заметным и странным задором в голосе. В каждом её слове слышался интересный настрой и необычная для простого человека интонация. Порою её речь была слишком быстрой и сбивчивой, но тот особенный задор, неслышимый мною нигде более, всегда был только её манерой. Ничьей больше. И всё же вчера я впервые видел, чтобы Эмили не улыбалась. Она плакала до этого, даже не раз, но после горьких слёз, омывавших лицо, всегда появлялась добрая улыбка. Вчера её не было. И всё из-за меня. Неужели я настолько ослабел и истощал от старых воспоминаний, что решил закончить всё именно таким способом? Если бы Эмили вчера не зашла ко мне в квартиру, шёл бы я сегодня по этому мокрому асфальту, томно перебирая монеты в кармане? Смог бы я остановиться тогда?.. Включились фонари, на улице всё больше темнело, и небо погружала в себя тьма. Звук машин затихал, как только на весь город раздавался жуткий гром. Близился дождь, и люди потихоньку исчезали с улиц, словно смываемые водой. Под ногами вдоль дороги тянулся неровный асфальт, здания стеною росли по сторонам. Из открытых канализационных люков донослось эхо падающих капель, а с неба начал лить тяжёлый и холодный дождь. Я успел зайти только в ближайший магазинчик, не желая промокнуть до костей. Внутри было совсем безлюдно, только один продавец угрюмо стоял у стойки и перебирал товары, совсем лениво двигая их из стороны в сторону. Заметив меня, он сначала не придал внимания, а потом почему-то начал следить за мной взглядом, не упуская ни одного лишнего движения. Я поднял воротник плаща и вытер воду с лица. -Дайте, пожалуйста, сигареты. — попросил я. — Красные слева. Во втором ряду. Он обернулся на мгновение, взял пачку и положил её передо мной, угрюмо взглянув на окно, а потом на меня. Я отдал деньги, взял сигареты и уже хотел уйти, как неожиданно остановился. -И ещё шоколад тёмный с цельным фундуком. -С цельным нет. -Тогда можно просто тёмный. — после недолгих раздумий решил я. Он прошёл куда-то за прилавок, как мне показалось, что-то при этом пробормотав, и вернулся назад через минуту. Я достал тёплые монеты из кармана и, насчитав нужную сумму, отдал продавцу. Он забрал их и еще несколько раз с крайней тщательностью пересчитал, посмотрел на меня и вновь решил пересчитать. Я вышел на улицу, дождь всё так же продолжал хлестать с небес, ничуть не став слабее. Казалось, что он только набирал темп, становясь быстрее и тяжелее. Пришлось остаться под козырьком магазина и угрюмо смотреть на струйки воды, текущих по тёмному асфальту. Из-за ужасного шума дождя и раскатов грома я почти ничего не слышал, словно совсем оглох, и мне оставалось только бесшумно шептать молитву, чтобы Бог прекратил всё это безумие. Но дождь продолжался. Я зажёг сигарету, вдохнул немного горького дыма, а потом выпустил его под дождь. Он сразу растворился, смываемый водой. Помню, что такой сильный дождь я видел в последний раз лет двадцать назад, может, чуть меньше. Мы сидели на чердаке с моим лучшим другом, укрытые тремя одеялами и всё равно дрожащие от холода и страха. На подоконнике треугольного окошка стояла горящая свеча, её маленький огонёк отражался в тёмном окне. Каждый раз, как раздавался грозный раскат грома, Сашка закрывал глаза и жмурился в испуге. Молния то и дело освещала соседние горы и лес. Слышался лишь звук барабанящего дождя, гул сильного ветра, который, казалось, вот-вот снесёт дом, и, что странно, моё собственное тихое и равномерное дыхание. Вся эта природная сила заставляла меня трепетать перед ней, поклоняться и лишь молча восхищаться, немного сжимаясь от собственного страха. Я чувствовал себя в такие моменты ещё меньше, и понимал, что тот, у кого вся власть природы, может в одно мгновение покончить со мной. Однако никто не сможет овладеть подобной силой, даже Сашка или отец. Даже я. Она не подчиняется никому из нас. А от этого становится ещё страшнее. Закончилась одна сигарета. Вторая. Когда гром было почти не слышно, а дождь лишь немного моросил, я направился домой. Хорошо, что я прикрыл окно, иначе бы Эмили точно простудилась и полностью промокла. Она так крепко и беззаботно спала, когда я уходил. Наверное, она и правда слишком устала за тот чертов день. Было холодно, и я чувствовал, как ветер пробирается сквозь плащ и сковывает мышцы. Я спешил домой, наступая ботинками в глубокие лужи и совсем не обращая внимания на то, что струйки воды с волос текли по шее, а потом по спине. Уже издалека я увидел дом. Наручные часы показывали семь двадцать пять. Я поднялся по скрипучей лестнице, на секунду заметив красные пятна у её основания, однако сразу попытался выкинуть их из головы. Квартира оказалась открытой, что было странно, я точно помню, что закрывал её. Неожиданно до моих ушей донесся звук кипящего чайника. Когда я завернул за угол, то увидел, что Эмили сидит за столом, укутавшись в одеяло, а окно было закрыто. Она испуганно взглянула на меня, хотела что-то сказать, вскочить, но я дотронулся до её плеча и аккуратно усадил обратно, потом сел напротив, не снимая мокрый плащ, и положил пачку на стол. Она не отрывала от меня взгляда, смотрела с сожалением и болью. Да что ж тут врать, мне самому становилось больно от её страдальческого взгляда. -Ты уходил, я испугалась. — сказала она охрипшим, тонким голосом. — Прости меня, Джон, прости. -Не говори глупостей, не надо. — я не отводил от неё взгляда ни на секунду. — Всё хорошо. -Ты всегда так говоришь, но ведь это не так. -Давай притворимся, что так. — предложил я. В ответ она промолчала. Чайник продолжал кипеть, а потом громко загудел. Я встал со стула и подошёл к плите, почувствовав, что Эмили провожает меня взглядом. Налил кипяток в потресканный стакан с коричневыми кругами внутри и кинул какую-то заварку, потом поставил на стол. Квартиру охватила тишина. Эмили не трогала стакан, лишь продолжала смотреть на меня, не двигаясь и ничего не говоря. В этот момент ей самой нужна была хоть чья-нибудь помощь. -Подожди, — сказал я и начал доставать шоколадку. — С фундуком не было, прости, но не пить же этот дрянной чай без всего. А я точно знаю, что он именно такой. -Джон, почему всё так? — проронила она, и из её глаз потекли слёзы. Она сильно сжала губы, немного зажмурилась, а щёки стали краснеть, придавая ей немного болезненный вид. Голос, что до этого был слабым, совсем сорвался и повысился, а грудь то вздымалась вверх, то резко опускалась вниз из-за сбивчивого дыхания. — Почему всё так, а не иначе, Джон? Боже, тебя ведь и не Джон зовут, да? -Не Джон, однако есть ли разница? — я начал раскрывать упаковку шоколада. -Почему у некоторых людей жизни складываются так ужасно и отвратительно? Почему некоторым заготовлена кошмарная судьба, пока другие находятся в любимчиках фортуны? — она продолжала плакать, а я разламывал шоколад на дольки. — Доктор Варц приходил сюда, не знаю, помнишь ты или нет, у тебя была такая сильная лихорадка. Он сказал, что это может повторится с тобой. -Будешь? — я протянул ей кусочек шоколада, а она как-то глупо и даже изумленно посмотрела на него, чуть попятившись, а через мгновение вновь молча заплакала. -Всё ведь могло обернуться иначе. Что было бы, зайди я на минуту позже? — слёзы непрекращаемо лились из её глаз, а лицо совсем залилось краской. — Почему ты никогда не рассказывал мне, что с тобой происходит? -Возьми шоколад. — я вновь протянул ей его. — Прошу, просто возьми. — она несколько секунд не двигалась, а потом вытянула руку из-под одеяла и забрала дольку. — Знаешь, почему психи не рассказывают о том, кто они? — она молча надкусила шоколадку, перестав плакать. — Незнакомцам не рассказывают, потому что знают, что отпугнут их. Друзьям не говорят, потому что осознают, что вскоре их потеряют. И скрывают это от родных и близких людей, потому что понимают, что причинят им много страданий. — я вновь дал ей шоколад, а она продолжала внимательно слушать меня. — Только посмотри, ты ведь ужасно себя чувствуешь как морально, так и физически. Я никогда бы не сделал тебе так больно в осознанном состоянии. Прости меня, Эмили. Правда, прости. Несколько минут она молча смотрела то на меня, то вниз, то на окно, вдумываясь в мои слова. Она явно чуть успокоилась и пришла в себя. Лицо всё еще было опухшим, но краска спала. В конце концов, её взгляд вновь остановился на мне. -Хорошо, Джон. — она незаметно кивнула. — Только если ты и вправду хочешь извиниться за произошедшее, то, пожалуйста, походи на групповые занятия к доктору Шерон. Хотя бы недельку, Джон. — заметив моё негодование, сказала она. — Лишь неделю. А я буду ходить с тобой для поддержки. -Или для проверки? — в моем голосе появились нотки злости, но я тут же успокоил себя. — Если бы эти занятия помогали, то мы бы не сидели здесь сейчас в таком состоянии. Я уже был там, и это явно не то, что мне нужно. -Я понимаю, что доктор тебя не вылечит, я не глупая, Джон, но вдруг тебе станет легче? -Ты устала, Эмили, тебе нужно отдохнуть. — я попытался улыбнуться, но у меня это явно не вышло. -Так что насчёт занятий и доктора Шерон? -Я вызову тебе такси до дома. — я развернулся и подошёл к телефону. -Джон? — отчаянно спросила она, напоминая о своём вопросе. -Я подумаю, Эмили. — обернулся я и пересёкся с ней взглядом. -Позвонишь мне сегодня? — она начала вставать со стула. -Нет, я сейчас сразу лягу спать, уже поздно. И тебе тоже надо хорошо поспать, не изнуряй себя, прошу. — на мою просьбу она неспешно кивнула и начала собираться. Как только Эмили покинула квартиру, я вновь остался один. Поняв это, мысли начали потихоньку вылезать из прогалин и ползти ко мне, но суть в том, что мне было на них глубоко плевать. Я скучал по Насте, хоть и не знал, кто она. Мне хотелось прижать её к себе, посмотреть в её родные глаза, чувствовать тепло её горячего тела и так молча стоять хоть всю жизнь. В моей душе всё время было тянущее чувство, будто я потерял что-то важное. В мгновение ужасно начинали трепетать мысли, когда им становилось известно о потере. Но я ничего не мог сделать, только продолжал сидеть в этой чертовой квартире и пытаться забыть всё совсем. Уж лучше бы я не помнил ничего. Моя память должна была скрыть от меня не только ужасы прошлого, но и отца, и друзей, и Настю. Однако я их вспомнил, память меня подвела, и мне стало только хуже. За окном мигал сломанный фонарь, иногда потухая совсем. Я ещё чувствовал запах духов Эмили, которые растворились в душном воздухе квартиры. Встав с кровати, я подошёл к столу. Чай в кружке давно остыл, Эмили его и не тронула, шоколад лежал на том же месте. Немного погодя я прошёл в ванную, взглянул в зеркало, чуть нахмурился. На шее ещё виднелась немного красная полоска. Включив кран, я плеснул воду в лицо, почувствовав, как ледяные капли стекают по щекам, носу и шее, освежая и приводя в чувство. Закрыл кран, вытер руки о штаны и вышел. На тумбочке лежала моя записная книжка, открытая на первой странице. Кривым почерком чёрной ручкой был выделен номер доктора Варца. Внезапно в моей голове появилось странное желание разорвать, поджечь и выкинуть блокнот, но я остановил себя, отвернулся, лёг на постель и стал смотреть в потолок. -Горько плакал старый месяц. — прошептал я и тёплая рука накрыла меня. — Далеко идти отчаянно и смело. — тихий шепот успокаивал меня, напоминал, что я не один. А бедная душа, которая билась о стенки моего тела, затихла, томно прислушиваясь к моему шепоту. Кажется, успокоилась. — И голуби унесли тело уже поздно…