Обрывки из тлена

Во сне я помню пустоту, которая удалялась куда-то в глубины моего сознания. Из неё доносились чьи-то голоса, совсем неспешные, что-то шепчущие, о чем-то вопящие. Казалось, что всё услышанное мною за жизнь, все сказанные кем-то слова раздавались в пустоте моего сна, заполняя собою голову, отягощая её, а потом превращаясь лишь в пепел, затем и в темноту. Стук в дверь разбудил меня, заставив открыть глаза. Надо мною нависал белый потолок с желтыми разводами и длинною трубой. Сегодня он был таким пустым и молчаливым. Каждое утро я видел его, думал о том, что когда-нибудь, быть может, в следующий раз я уже не открою глаза, однако я вновь и вновь смотрел на потолок. Проклинал его за то, что он есть, молился, чтобы снова его увидеть, а иногда просто молча смотрел на него, задавая лишь один немой вопрос: «Что дальше?» Стук повторился вновь, став громче и быстрее. Потом ранний гость постучал третий раз и четвертый. Перерыв между стуком становился всё меньше, сокращаясь с небывалой скоростью. Я быстро встал с кровати и направился к двери. Когда я её открыл, то увидел Эмили. Она улыбнулась немного потресканными, тонкими губами. Её глаза оставались немного покрасневшими и опухшими после произошедшего, но больше ничего не выдавало в ней той боли и того низкого состояния, до которого она пала вчера. Хорошо уложенные волосы, приличная одежда и макияж. Казалось, что она пришла в норму, стала сама собой, однако почему-то губы её чуть дрожали, а голос немного хрипел при разговоре. -Привет. — она чуть подняла трясущуюся руку, но сразу же опустила её. — Только шесть часов, я знаю, что ещё рано. — она оглядела меня. -Зачем ты пришла? -Так мы же собирались пойти на групповые занятия. — ответила Эмили. — Они в девять начинаются, я подумала, что утром могут быть пробки. Да и тем более можно автобус не сразу поймать, простоим на остановке полчаса и опоздаем. -Мы не поедем. — Эмили удивленно открыла глаза. Она уже хотела начать возмущаться, как я поспешил пояснить. — Мы пойдём, хорошо? Пешком. -Пешком? Но почему ты не хочешь ехать? — она задумчиво вглядывалась в меня. — Хорошо, ладно, мы пойдём пешком, если ты так хочешь. Значит, я даже вовремя пришла, нам-то в другой район совсем идти. — я начал закрывать дверь, чтобы переодеться. — Я здесь тебя подожду, на лестнице. -Не стой там, пожалуйста. — резко сказал я, чем немного напугал Эмили. -Подожду на улице. — она странно покосилась на меня, а потом ушла. Собрался я довольно быстро: умылся, переоделся, накинул плащ, волосы присчесывать не стал, всё равно не помню, где валяется расческа. Потом сел на заправленную кровать и уставился в окно. Ветер с силой качал деревья и гнул тонкие ветви. Даже через закрытое окно я слышал его гул и шелест осенних листьев. Погода портилась с каждым днём всё больше. Я заметил, как Эмили прошла чуть вперёд по улице, встала у забора, оглядевшись по сторонам, потом опустилась на землю и заплакала. Рот немного искривился, а глаза закрылись. Ветер кидал ей волосы в лицо, будто не хотел, чтобы кто-нибудь видел девушку такой: стоящей на коленях совершенно одной в старом и грязном дворе, плачущей и изнывающей от боли. Сломленной и падшей низ. Мне хотелось всё бросить прямо сейчас, уйти через задний вход, забыть об Эмили и обещании, но почему-то я не мог этого сделать. Всей душой хотел, однако не было сил противиться странному чувству внутри, которое появлялось, когда я смотрел на разбитую девушку. Ведь именно я довёл её до такого состояния, и даже если мне удастся доказать ей, что со мной сейчас всё в порядке, она уже никогда не сможет вернуться обратно в форму. Видясь со мной, она каждый раз будет вспоминать меня, стоящего на шатающейся табуретке, с тугой петлёй на шее и слезами на глазах. И каждое моё слово теперь будет интерпретироваться ею иначе. Однако ни она, ни я, никто из нас не сможет это исправить. Такова теперь наша участь. Когда я вышел из дома, Эмили услышала скрип двери и сразу же вскочила с колен, начала нелепо вытирать слёзы, потом обернулась и посмотрела на меня с улыбкой, что-то сказав и подозвав жестом. На её глазах не было слёз, а страдания, полностью владеющие ей секунду назад, были спрятаны куда-то вглубь, заперты там до определенного времени и вынужденные накапливаться и становиться только тягучее, только сильнее и смертоноснее. Однако сейчас на её лице сияла улыбка, и в этот раз сияла она тусклым светом, полупрозрачным и удаленным. -Могу я у тебя кое-что спросить? — сказала она, когда мы шли по мостовой, и я медленно кивнул ей в ответ. — Что ты помнишь о себе? Многие воспоминания, конечно, утеряны, но ты ведь постоянно что-то вспоминаешь, не так ли? Я задумался, вспомнив Настю. Неожиданно прямо у себя под ухом я услышал её задорный смех, который эхом раздавался в моей голове. Он был настолько весёлым и непринужденным, что казалось, будто звучал из совершенно другого мира. И мне несомненно хотелось попасть в этот мир, однако он был для меня закрыт теперь навечно. -Ты мне никогда не рассказывал про свою семью. Ты их помнишь? Помнишь отца или мать? — она остановилась у скамейки и присела. — Отдохнём? — Эмили ждала моего ответа, но я лишь молча сел рядом с ней. — Ты знаешь, я всегда любила своего отца, что ж уж там, до сих пор его люблю. Даже после смерти. Быть может, я всё ещё виню его в том, что он нас бросил, когда умер, хотя звучит это крайне эгоистично. — сильный ветер дул ей в лицо, и она всё время убирала пряди волос с лица. Я чувствовал, как холодный воздух задувал под мой лёгкий плащ и охлаждал чуть намокшую от пота рубашку. — Так или иначе, но я его люблю. Да что же я такая дура! — взвыла она, а потом странно улыбнулась, будто насмехаясь над собой. — Как же повезло мне на висельников. Не удивлюсь, если все мои друзья скоро повесятся, а за ними и я. -Не шути так, Эмили. — я пытался подобрать слова, чтобы успокоить её, но всё больше понимал, что не знаю, что же ей сказать. Ветер подул с новой силой. Я слышал, как его угрюмый и затяжной гул проносится мимо моих ушей, а потом улетает всё дальше по мостовой, становясь тише. -Я такая глупая! — отчаянно бросила она и взглянула на меня, собираясь кинуться в объятия, но почему-то замерла, затем отвернулась и опустила голову. — Я скучаю по отцу, так сильно скучаю. Время не лечит, Джон, это чертово время совсем не лечит. — она начала вытирать слёзы, ещё больше опустив голову. — Когда я увидела тебя в тот вечер, то на секунду мне показалось, что я вижу отца, что это он стоит в петле, а не ты. Я ведь дура, да? Скажи мне, что дура! -Зачем? — Она странно посмотрела на меня, всё ещё плача. — Зачем же мне надо тебя так называть? Если хочешь, то я могу. Могу сделать это прямо сейчас, но прежде ответь мне зачем. -Не знаю, Джон. — она растерянно пожала плечами, а потом совсем невнятно повторила, искривив рот. — Не знаю. -Тебе стоит успокоиться. — посоветовал я. -Ты прав, да, ты прав. — Эмили судорожно закивала головой. — Времени уже много, надо идти. — она встала, и ветер всколыхнул её волосы. — Идём? Я неспешно кивнул и встал. Мы продолжили наш путь. Я замечал, как пару раз Эмили поднимала взгляд на меня, хотела уже что-то сказать, а потом отворачивалась, и что-то совсем невнятно бубнила. Я достал сигарету и закурил. Как только ветер понёс дым на Эмили, та в мгновение насупилась, тихо кашлянув, а потом почему-то совсем забыла об этом, словно дыма и не было. Она стала дышать гораздо спокойнее, её лицо мне сейчас показалось плавным и мягким, словно мышцы её расслабились. Но несмотря на её полное внешнее спокойствие, я чувствовал, как тревожится подруга. Как что-то мучает и тяготит её душу изнутри, заставляет останавливаться иногда, пеняя на усталость, заставляет поднимать взгляд на меня, потом резко отводить и с сожалением, с какой-то душевной мукой сжимать губы и еще больше бледнеть. -За что же? — тихо прошептала она, и я сначала даже не понял, послышалось это мне или же нет. — Я вот успокоюсь, Джон, как ты мне и сказал, а потом снова эти дурные мысли в голову лезут. Пробираются во все другие идеи и размышления, словно сорняки, и прорастают, и мучают. Я резко остановился, дернув Эмили за плечо и повернув к себе. Она несколько испуганно вздрогнула от такой неожиданности, но не посмела шевельнуться или не успела. Обхватив её голову ладонями, я посмотрел прямо в глаза неотрывно и, быть может, даже строго. -Не дай этим мыслям победить, ни в коем случае, не дай. Лишь ты проиграешь один раз, они придут снова, затем снова. Станут появляться в твоей голове всё чаще, с каждым разом напоминая о себе с ужасной болью. Но это не самое худшее, поверь. Конец наступит тогда, когда ты будешь апатично ждать этих мыслей, и при их появлении ты не ощутишь ничего, кроме знакомого, флегматичного чувства. После этого можно закрывать занавес. Всё. Конец. Эмили несколько секунд смотрела на меня с ужасным страхом, который сильно ощущался и впитывался сквозь кожу. Ладонями я чувствовал, насколько горячая у неё была голова, насколько тяжело было держать ей её на плечах, но в этот момент совсем другое тяготило Эмили. Она содрогалась от каждого моего малейшего движения, будто страшась, что сейчас я совершу что-то ужасное, словно я вот-вот резко поверну её голову вправо или влево, сломав тонкую шею. Но я лишь опустил руки, отошёл чуть назад, сопровождаемый её испуганным взглядом, достал сигарету резкими, немного топорными движениями и закурил. -Месяц переливался в дневном свете зеленых обоев. — тихо прошептал я, пытаясь себя немного успокоить, а Эмили всё еще продолжала стоять застывшая и крайне изумленная. Я сделал затяжку, хотел вновь зашептать, но поперхнулся и закашлял. Мой кашель словно привёл Эмили в чувства, и она шагнула ко мне, незаметно вытащила сигарету из руки и кинула на землю. -Хватит убивать себя этой дрянью. — спокойно сказала она и положила руку на моё плечо. Я всё ещё кашлял, немного согнувшись. В какой-то момент на глазах даже выступили слёзы. Эмили же постучала мне по спине другой рукой и взволнованно спросила. — Ты в порядке? -Да. — прохрипел я и выпрямился. -Мы уже почти пришли. Она оказалась права, через пару минут мы уже подходили к небольшой многоэтажке, на первом этаже которой виднелась давно знакомая мне вывеска. Я уже был здесь прежде не раз, приходил сюда, хотел что-то вспомнить, найти свою семью и вернуться к прошлой жизни, однако теперь все мои цели и желания куда-то исчезли, испарились прямо перед глазами, словно их никогда и не было. Внутри помещение оказалось довольно тусклым. Казалось, что лампочка, светящая с потолка, лишь ещё больше затемняла комнату. На стенах висели разные плакаты, вывески, записки — я помню, люди приносили сюда то, что нашли при себе, когда очнулись без памяти. Взгляд остановился на потрепанной фотографии маленькой девочки, недалеко висело чьё-то письмо, справа ключ от неизвестной квартиры. И так была завешана вся стена. Я никого не узнавал среди людей, бродящих здесь между серых стульев. Мне не удавалось разобрать их лица, они все будто сливались в одно непонятное и искаженное лицо, смотрящее на меня с дикостью и недоверием. -Джон? — послышалось издалека, когда в комнату зашла доктор Шерон. Она радостно улыбалась и шла прямо ко мне. — Тебе всё-таки удалось прийти. Знай, что я этому рада. — она смутилась, а на её чернокожем лице появилась нервная улыбка. — После нашего разговора несколько дней назад, помнишь, когда мы встретились совершенно случайно поздно ночью, я долго волновалась о тебе. Ты ушёл, так ничего и не ответив и сильно напугав меня. Я уж подумала, что я больше никогда не увижу тебя. — она резко остановилась и, мне показалось, что тихо охнула. — Ты проходи, скоро начнём. -Доктор Варц звонил вам, да? Шерон собиралась что-то сказать, а потом улыбнулась и прошла мимо меня, вновь куда-то удаляясь. Я уже хотел было присесть на какой-нибудь стул, как неожиданно передо мной встала девушка в довольно откровенной одежде. Её рыжие пушистые волосы сразу бросались в глаза. Мне кажется, что я видел её где-то прежде, однако совсем не мог ничего припомнить. -Это же ты! — злобно фыркнула она, осматривая меня. — Долбо. -Простите? -Да ты, ты. Думал, что я тебя не вспомню? — она скрестила руки на груди. Мне на ум пришла ночь, когда я возвращался домой: около старых построек проходила грязная путана, которая что-то говорила мне. -Ты же та шлюха, не так ли? -Дама, прежде всего. — немного с обидой исправила она, не потеряв ни капли своей стервозности. — А ты, между прочим, даже не помог молодой девушке найти дорогу, пришибленный. — она нахмурилась. — Так и бродила там всю ночь, как идиотка. Хотя сама виновата, не надо было брать заказ в незнакомом районе. — она задумалась, а потом резко отвернулась и отошла от меня. Не обратив хоть какого-то внимания на это маленькое происшествие, я сел на стул. Только сейчас я вспомнил, что Эмили также находится здесь. Она присела рядом со мной, осматривая незнакомцев. -Так странно. — прошептала она около моего уха. — У них у всех нет прошлого, словно они — не люди, словно они пустые. -И я тоже. -Нет. — громко возмутилась она и немного сконфузилась, а потом повторила более тихо. — Нет. Ты же ведь помнишь хоть что-то, да? Эмили была права, я помнил что-то ещё. Дверь в ванну была чуть приоткрыта, слышалось, как тихо течет вода. Когда я аккуратно зашёл внутрь, то увидел Настю, стоявшую в душе. Она лбом уткнулась в прозрачную дверцу и тихо плакала. Её губы дрожали и были чуть приоткрыты, зубы стиснуты. Грудь резко вздымалась вверх, когда моя Настя беззвучно всхлипывала, а потом опускалась, словно чья-то сильная рука сжимала её. Настя в отчаянии скребла ногтями по стеклянной дверце душа, тщетно пытаясь успокоить себя. Вода лилась на её согнутую спину и струйками стекала по худым, с бледно-белым оттенком ногам и рукам. Когда она открыла глаза и увидела меня, то ничуть не испугалась и даже не удивилась. Скорее посмотрела с отчаянием, болью и странной ненавистью. Этот взгляд тогда значил для меня многое. Ещё несколько мгновений мы продолжали просто стоять и смотреть на друг друга, а потом я развернулся, совсем не желая этого, и заставил себя уйти. Меня тяготило желание обернуться, кинуться к ней в ноги, начать обещать то, что я обязательно не выполню… Однако я трезво понимал, что этими действиями сделаю Насте только хуже и во много раз больнее. -Ну что ж, — вывел меня из раздумий весёлый голос доктора Шерон. — Перед тем как начать, я хотела бы познакомить вас с Джоном Доу. Он уже был здесь прежде, а теперь решил вернуться. — все смотрели крайне заинтересовано, внимательно слушая женщину. -И чего это ты вернулся? — нагло спросил какой-то лысый мужчина, сидящий напротив. Я неспешно поднял на него взгляд и осмотрел незнакомца. Он полулежал на стуле, оперевшись плечами о спинку и скрестив накаченные руки на груди. Взгляд его был явно дерзкий, я долго смотрел ему в глаза, и он не отводил взгляда до тех пор, пока этого не сделал я. Все остальные молчали. -Ты можешь не отвечать, Джон. — нервно улыбнулась доктор и дернула плечами. -Когда я зашёл сюда, то сразу тебя заметил: стоял в углу, особо ни с кем не говорил. Я сразу понял, что ты пытаешься отстраниться от людей, показаться сильным. — говорил я, смотря строго в его глаза. В это время он немного привстал и расправил плечи. — Но посмотри, кто ты на самом деле. Хотя… Знаешь случаи, когда у людей пропадает память не при травме? Потому что, знаешь… Их мозг блокирует воспоминания, которые ему вредят. — я засмеялся, а он нахмурился ещё больше. Все продолжали молчать. Я понимал, что нужно остановиться, но уже не мог, так как давно не управлял собой. Меня захватило некое чувство азарта, словно я сейчас вёл игру с этим незнакомцем, и мне нравилось выигрывать. — Знаешь, что может блокировать мозг? Какие скверные, пошлые до глубины сознания и просто отвратные воспоминания может прятать от нас разум? — я чувствовал, что вот-вот сорву свой куш, в кончиках пальцев приятно зудело, сильно билось моё сердце, а щёки и виски пылали. Я был уверен, что лицо моё стало донельзя красное. — Например, мозг может скрыть воспоминания об изнасиловании своей собственной маленькой дочки и последующем хладнокровном убийстве. — неожиданно незнакомец вскочил с кресла и с силой ударил меня по лицу. Его холодный и жёсткий кулак прошёлся по виску, болью отразившись во всей голове.От удара стул опрокинулся и упал вместе со мной назад. Казалось, что несколько минут я не мог прийти в себя, но на самом деле это были лишь доли мгновения. Я краем глаза заметил, что все вскочили со своих мест, и услышал много разных голосов, которые эхом перекликались в моей голове. Удар был слишком резким и непредсказуемым, я чувствовал, как из виска по щеке течёт горячая кровь, а все вены в теле приятно пульсировали от прилива адреналина. Когда я встал на ноги, перед глазами всё закружилось, однако я увидел, как толпа удерживала мужчину от того, чтобы нанести мне новый удар. Брыкание и фырканье незнакомца только ещё больше позабавило меня, и я вновь рассмеялся, совсем этого не стесняясь. -Эй ты, перестань! — крикнула проститутка. -Вот и собрался полный набор цирка уродов! — театрально прокричал я и показал на неё. Ноги еще путались, поэтому тело немного качнуло влево. — Тут у нас и шлюха из самого низшего слоя и без того загнивающего общества, которая словно вошь на теле подыхающей собаки. Тут у нас и детоубийца, безнаказанно гуляющий на свободе… -И неудавшийся самоубийца. — неожиданно послышался высокий голос из толпы. Я замер, словно что-то внутри меня рухнуло, затем вытер кровь с щеки и увидел прямо перед собой Эмили. Она грозно смотрела прямо в мои глаза, сердито сжимая и разжимая свои кулачки. — Что ты творишь, Джон? Что это такое на тебя нашло? -Просто Настя… -Какая ещё Настя? — вся на нервах вскричала Эмили, не понимая о чем я говорю, (она даже покраснела), в то время как доктор Шерон в удивлении опустила руки и взглянула на меня, ожидая продолжения. -Ничего. — промямлил я. — Мне нехорошо. -Оно и видно, пришибленный. — с явной обидой в голосе высказала путана. -Прошу всех успокоиться и сесть, — доктор Шерон взглянула на меня. — особенно это относится к тебе, Джон. — она тяжело вздохнула. — Я сейчас схожу за аптечкой, прошу вас, пожалуйста, не убейте друг друга. Хотя… Лучше пойдём со мной, Джон. Мы ушли в другую комнату, где доктор Шерон движением попросила меня сесть на стул. Я был ещё в странном упоении власти и силы, которые испытал, когда произносил те ужасные и смертоносные слова. Мне нравилось управлять тем мужчиной, его эмоциями и мыслями. Мне казалось, что я был пастухом, загнавший овцу в лабиринт и пустивший туда волков. Овца хоть и сопротивлялась, но была глупа. Доктор Шерон достала из какого-то ящика аптечку, мгновенно почувствовался едкий запах лекарств, который напомнил мне больницу. Сломано два ребра, несколько швов на ноге, царапины, ссадины, черепно-мозговая травма и нет ни одного воспоминания. Так началась моя новая жизнь. Сказали, что сбила машина, сказали, что непременно найдут водителя, но через неделю обо всём благополучно забыли. Да и мне было совершенно плевать. Государство платило мне деньги, а я день и ночь лежал в квартире, лишь изредка выходя в люди, и всё это продолжалось до первого воспоминания о темноте и руке… -Что произошло, Джон? — доктор Варц достала вату и подошла ко мне. Она села рядом и начала вытирать кровь с лица. Я почувствовал, как шершавая вата терлась о кожу, и по телу пробежали мурашки. — Ты вспомнил что-то о Насте, не так ли? Ты ведь сам об этом упомянул. -Вы хотите знать? — резко спросил я её, дернув головой. — Да, я вспомнил! Я вспомнил, ясно! — закричал я на неё так громко, что она даже вздрогнула от неожиданности. — Я причинил ей боль, боже, она ведь плакала. Смотрела на меня, а у самой глаза были наполнены слезами. Я сделал ей плохо, как и всем, кто окружает меня. И ведь это не великая загадка, я прекрасно понимаю, что со мной не так. Что-то в моей голове, оно там… внутри… -Джон, успокойся. -Я успокоюсь, а оно — нет! — я не заметил, как вскочил со стула и уже давно бродил из угла в угол. — Уже давно я не владею собой, просто продолжаю существовать, как мразь среди помоек и трупов. Давно уже неподвластный себе. О Боже! Давно неподвластный… Я лишь раб своего больного мозга. Бессильный, подчиненный и умирающий. С каждой секундой уходящий из жизни. Однако я ведь был кем-то… — говорить стало труднее, в легких не хватало воздуха, а губы задрожали и искривились. Я почувствовал, как из глаз потекли слёзы, но никак не мог их остановить. — У меня был отец, дом, семья. — ноги перестали держать меня, и я опустился на колени. Сердце грохотало, каждое мгновение эхом отдаваясь в голове, а тело пульсировало и горело. Глаза наполнились слезами, и я уже не видел перед собой ничего, только мерцающий синий цвет, который словно осуждал меня, ослепляя глаза. — Я помню, как держал её на руках, совсем маленькую, мою дочку. — каждое слово давалось всё труднее. — Ножки такие маленькие были и ручки. — с силой я приподнял ладонь и разомкнул два пальца. — Вот такие, маленькие. Такие маленькие. Совсем маленькие. Не больше моей ладошки. — дыхание сбилось, я лишь жадно хватал воздух сквозь плач и крик. — Маленькие. — прошептал я и стиснул зубы. — Не больше ладошки. -чувствовалось, как больно бьется сердце об грудную клетку, заставляя сжиматься и падать горящее тело вниз. — А Настя плакала, ненавидела меня и плакала. — уши заложило, и я уже не слышал свой голос, только быстрый стук сердца. Из последних сил я сжался, чувствуя под собой ледяной сырой пол. — Она не знала, как ненавидел себя я… Перед глазами мерцал свет и мелькали две тени. Я слышал, будто они что-то говорили мне, но не мог разобрать их слов, только чувствовал, как слёзы текут по щекам и шее. Я услышал свои всхлипы, перемешанные со сбитым дыханием, потом почувствовал чью-то ладонь на своём плече. Когда я вновь разомкнул слипшееся мокрые ресницы, то увидел знакомое лицо, хотел протянуть к нему руку, но не смог. Тело полностью окоченело и не двигалось. -Прости, Насть. — прошептал я, сквозь стиснутые от боли зубы. — Ты меня прости, прости. — я уже сам не разбирал своих слов. Я чувствовал, как тело бросает то в жар, то в холод. Казалось, что лёгкие слипались, а грудная клетка ломалась от каждого вздоха. Иногда мне чудилось, что чьи-то детские ладошки трогают меня за спину. Я хотел обернуться, но не мог, а они продолжали дотрагиваться уже до шеи, потом будто поводили по моим волосам, невинно касаясь края уха и заставляя меня вздрагивать всем телом. -Прошу, Джон, услышь меня! — кричал мне кто-то. — Пожалуйста, посмотри на меня! Я вновь разлепил веки, приоткрыв рот. Я хотел сказать что-то, но уже и сам забыл что. -А ты будешь помнить меня вечно? — спросила Настя. Она была прекрасна, как и всегда. Смотрела мне в глаза и улыбалась. Так проста и беззаботна была её тонкая улыбка, но столько боли, желания возродиться и умереть я видел в её глазах, словно она знала всё, что произойдёт. — Будешь помнить? -Мы здесь, Джон. -Я люблю тебя. — Настя улыбнулась и повернулась к дереву. Она достала маленький складной ножичек, который я дарил ей на тринадцатилетие, и начала выводить им надпись на дереве. — Настя и Сергей. — она замолчала и повернулась ко мне. Её взгляд был таким родным и тёплым в тот момент. Я поднял её за талию, закружил вокруг, а она ловила жёлтые листья, которые падали со старого дуба и смеялась, жмуря яркие зелёные глаза. -Вернись, Джон, прошу. — взмолился кто-то, и я открыл глаза. Эмили обхватила моё лицо ладонями и что-то шептала мне. Я смотрел на её кожу, освещаемую синим цветом, и на бледные потресканные губы. Смотрел на то, как растягивается и стягивается кожа на её лице, как расширяются её ноздри, когда она нервно вздыхает, и как образуются и пропадают морщинки на её лбу. -Я здесь. — прошептал я дрожащим голосом и схватил её за руку. Мне становилось легче, а болезненное воспоминание исчезало из головы. Я смотрел в глаза Эмили, которые выводили меня из забытия. -Ты говорил ужасные вещи, Джон. — со страхом шептала она, кивая головой. — Но всё будет хорошо. Я обещаю. Я чувствовал себя совершенно убитым, однако понимал, что мне нужно прийти в себя, хоть что-то сказать и успокоить Эмили. -Надо выйти на свежий воздух. — предложила она. — Пойдём. Помню, как она помогла мне приподняться, потом мне тяжело давались длинные шаги, а после помню, как лёгкие наполнились холодным мокрым воздухом. С каждым новым вздохом сознание будто очищалось и приходило в свою странную норму. Вскоре я стоял уже более уверенно, ощущая под собой асфальт. Ветер тихо обвевал меня и, будто поддерживал на ногах. Между грязными дорожками улицы виднелись клочки засохшей желтой травы, ограждаемые маленькими заборчиками с облупившейся краской. -Чайка покинула серое небо. — прошептал я и почувствовал на себя взгляд Эмили, однако через мгновение она отвела его. Ещё несколько секунд нас окружала тишина, а потом Эмили подошла совсем близко, взглянув в глаза, и крепко обняла, прижавшись ко мне, словно маленький испуганный ребенок. -Мне так жаль, Джон. — шептала она мне на ухо. Даже её дыхание показалось мне сейчас холодным и чужим, однако сам не зная почему, я обнял её в ответ, крепко сжал её плечи, боясь, что она растворится прямо передо мной так же, как и я вся моя жизнь. — Правда жаль. — она всхлипнула. -Всё в порядке. — тихо отозвался я, сминая её плащ, потом проводя по её волосам, чувствуя, как они ускользают из моих рук. -Ты всегда это говоришь. И что? — её голос был совсем тихим, но я слышал нотки отчаяния, что пронизывали каждое слово. — Это же неправда. Настоящее враньё! И каждый раз ты обнимаешь меня или смотришь мне в глаза, твердишь, что всё в порядке. И голос у тебя такой… Такой, что хочется верить. Но как только в глаза твои посмотришь, то сразу понятно… не в порядке. Всё не в порядке. Вся жизнь не в порядке. Весь мир. -А ты не смотри на меня. — тихо ответил я ей. — Только закрой глаза и слушай. Над нами нависали тяжелые серые тучи, вокруг из серого асфальта росли непонятные разрушенные дома, и мелькали невидимые люди. Мы продолжали стоять в старом дворе, обнявшись и крепко держась за друг друга. Я не видел её лица, не мог сказать, закрыты ли были её глаза, только слышал, как она быстро дышит мне в ухо, и ощущал, как она сжимает мои плечи своими тонкими пальчиками. -Всё в порядке. — прошептал я. Эмили кивнула и положила голову на моё плечо. — Всё в порядке. — она чуть обмякла в моих руках. — В порядке. — я закрыл глаза и грустно усмехнулся. — В порядке. Когда наши объятия прекратились, мы ещё долго просто стояли во дворе, а потом мы ушли, ничего друг другу не сказав. Мы даже не поднимали взгляда, шли вперёд, зная, о чём сейчас думает каждый из нас. И только потом, когда мы приостановились у моего дома, она высунула руку из кармана, нелепо махнула мне, улыбнулась как-то грустно, словно выдавливая из себя эту улыбку, и ушла, так ничего и не сказав.