Обрывки из тлена

Я медленно шёл по тихой тёмной улице. Из полумрачных кафешек доносилась приглушенная и самая разнообразная музыка. Луна спряталась где-то за тёмными облаками, поэтому только длинная цепочка жёлтых фонарей освещала мой путь. Люди проходили мимо меня тёмными силуэтами, но мне казалось, будто они были не здесь. В будущем, в прошлом, в другом мире, но не здесь. Не со мной. Или это я был не с ними? Иногда я слышал их разговоры. Опять же какие-то непонятные, прерывающие, а иногда настолько громкие, что я невольно жмурился и отводил взгляд. Мне становилось всё холоднее и холоднее. Сначала замерзли руки, и я немедленно спрятал их в карманы (правый был дырявый), затем холод добрался до ног и, постоянно напоминая о себе, он задувал мне за шиворот, заставляя мурашки бежать по шее. Это старое пальто уже явно не подходит для этой зимы. А вот и снег. Маленькие белые снежинки замелькали перед глазами, оседая на плечах и волосах. Я шёл совершенно один, и белая пелена совсем отделила меня от остального мира, заставив сжаться. Я вспомнил наш новый год с отцом. Когда мне было пять лет, мы посадили возле нашего дома елочку. Её ствол был не толще моей руки, а ростом она была меньше метра. Худощавенькие ветви её свисали угрюмо и в какой-то мере даже безжизненно. Иглы пожелтевшие и редкие торчали в разные стороны. За целую осень елочка еле-еле выросла на пару сантиметров, но к зиме укрепилась, пустив корни глубоко в землю. Это был её первый новый год, тогда с нами были мама и Анька. Они мне ещё помогали повесить на неё деревянные игрушки, которые мы с папой сами делали в начале декабря. И коняшки, и птички, и даже снежинки, которые у меня так и не получились. К новому году моя ёлочка стала очень красивой, хоть и совсем маленькой. Помню, когда был у отцовского дома в последний раз, ёлочка выросла уже выше меня на несколько сантиметров. И это даже несмотря на то, что всё это время за ней никто не ухаживал и никто её не поливал. Стояла она одна и в снег, и в грозу, и в зной, всё время одна, тихо качаясь из стороны в сторону, угрюмо задевая пушистыми ветвями правую стену дома и всё ожидая, что кто-нибудь придёт. И когда я всё-таки пришёл к ней в последний раз, когда мы с Настей покидали мои родные места, когда я пришёл попрощаться, ёлочка уже давно меня позабыла. Пожелтела, повалилась на один край, словно отвернувшись от меня. Тяжелые ветви тянули её вниз, а кора, разбухшая от постоянного дождя и влажного воздуха, стала тёмно-коричневой и даже серой. Не знаю, что стало с моей елочкой сейчас. Наверное, она уже давно загнулась, опала на землю и растворилась в ней, с годами превратившись в нечто иное. А может быть, она до сих пор растет, макушкой упираясь в облака… Нет, загнулась моя ёлочка, с землёю сравнялась. Неожиданно и очень быстро мелькнуло белое платьице в одном из подъездов. Сначала я не понял, что это и был дом, в котором я живу. Ещё чуть-чуть, и я бы прошёл мимо, закутанный порывами мелких снежинок, путающихся и сбивающихся в небольшие кучки. Не размышляя ни секунды, я забежал внутрь дома, обдумывая, как же Аня бежала в такой холод в такой лёгкой одежке. Она ведь может серьезно заболеть. Когда я забежал подъезд, то сразу же стряхнул с себя снег и огляделся. Было совсем темно, последняя лампочка, которая горела здесь ещё вчера вечером, теперь почему-то отключилась. На улице завывал ветер и заносил снежинки в подъезд через чуть приоткрытую дверь. Кожа, которая покалывала от холода, отогрелась и начала гореть. Где же моя Аня? Не долго думая, я побежал вниз по лестнице, ведущей в подвал. Я слышал своё собственное учащенное дыхание, перебиваемое лишь моим топотом и скрипом перил. Я чувствовал, что был уже близко, что вот-вот мои отмерзшие трясущиеся руки наткнуться на худенькое тело Ани. Но я всё спускался и спускался в тенмоту, никого не встречая. Когда я оказался внизу, то сразу подбежал к комоду, споткнувшись о какую-то вещь на полу. От испуга и неожиданности я задержал дыхание и выставил руки вперёд, наткнувшись на комод и несильно о него ударившись. Резкая боль разошлась по руке, но я не обратил внимание, пытаясь нащупать свечку. Правая рука испачкалась в какой-то жидкости, но как только я нашёл и зажёг свечу, то понял, что это была моя кровь. Неожиданно позади себя я услышал чьё-то встревоженное быстрое дыхание и резко обернулся. Аня сидела на матрасе, поджав к груди коленки и что-то зажимая в ручках. Её кожа была совсем бледна, иногда на ней виднелись серые следы, словно от бетона или какой-то пыли. Лоб и шея покрылись небольшими прыщиками, а провалившиеся глаза почему-то покраснели и опухли, что смотрелось особенно болезненно на её лице. Большая половина головы оказалась без волос, и только на макушке и за ушами торчали пучки светло-белых, а в темноте казалось, что поседевших, волосиков. Аня смотрела на меня с какой-то ненавистью и испугом, и в то же время я видел, как она хотела вскочить, подбежать ко мне и обнять. Обнять так крепко, как только может. Я знал это. А потом оттолкнуть, разреветься и убежать. -Что с тобой? — с тревогой спросил я. — Моя Аня, бедная Аня, скажи мне. — прошептал я и, подойдя к матрасу, встал перед ней на колени. Сердце моё продолжало бешено стучать, вырываясь из грудной клетки, а холод бетона заставлял невольно сжиматься. Я стоял перед Аней на коленях, словно перед королевой, словно перед святым и девтсвенно-чистым образом, какой она и была. Моя Аня. — Для чего же ты за мной ходила? — она мне не отвечала, только воспаленным взглядом изучала моё лицо. — Аня, не молчи, прошу. Скажи мне, тебе плохо? Тебе нехорошо? Может, это я сделал что-то не так? Скажи мне тогда что, я прошу тебя! — я протянул руку, чтобы дотронуться до её тоненькой оголенной ножки, что торчала из-под короткого платьица, однако девочка вздрогнула и резко пододвинула её к себе. -Ты плохой. — шептала она. — Я знаю, что ты плохой. -Плохой? — без памяти повторил я. — Нет, Аня, нет. Конечно нет. — взволнованно затряс я головой. — Не плохой, нет. Совсем нет. -Не обманывай меня. — она встрепенулась, но голос её не дрогнул, продолжая звучать всё так же тихо, надменно и, что странно, испуганно. — Моя мама говорила о плохих людях. О таких, как ты. -Нет. -Плохих людях. — повторила она, её пристальный и немигающий взгляд был уставлен на меня откуда-то свысока. Я лежал на матрасе, прикасаясь к нему грудью и проваливаясь в него локтями. Лежал, сложив ладони вместе и умоляя её. -Ведь всё не так. Не так. — заплакал я, сжимая окровавленные руки. Аня смотрела на меня дико. — Ты — моя Аня. Только моя. -Не твоя! — неожиданно взвизгнула она. — Ты плохой, ты болен. -Да, я знаю, но это всё равно. — пожал я плечами и улыбнулся, вытирая слёзы, но этим самым только размазывая кровь по лицу. — Я возьму тебя, и мы уедем. Мы уедем с тобой к моему отцу. Он нас ждёт там, сидя на беседке. — я радостно кивал головой и говорил так уверенно, что сам поверил в свои слова. — Он недавно написал мне письмо, в котором говорил, что уже давно ждёт нас двоих. Это не ты ли его случайно взяла. Я, кажется, потерял его на улице, а ты подобрала. Ведь так? -Нет, не брала. — испуганно покачала она головой, ещё больше сжимая что-то в руках. -Ты точно не брала, Аня? — спросил я всё так же ласково, но в моём голосе прозвучала неприкрытая угроза. -Точно. — её голос дрогнул, а в глазах мелькнула едва заметная искра. -Ты мне врёшь! — громко крикнул я и вскочил, оказавшись прямо над зажавшейся Аней. Она взвизгнула и громко заревела. Мой страшный и властный голос сильно её напугал. — Как ты посмела врать мне?! — я хотел её схватить, но она вновь взвизгнула и прижалась к стене, лихорадочным взглядом смотря на меня. — Ну ничего, ничего. Всё хорошо. Я заберу тебя, а ты потом поймёшь. Поймёшь, что я сделал это для нас, для тебя. Для твоего блага. -Нет! — вскрикнула она и юркнула подо мною, однако я успел схватить её за щиколотку, которая чуть не выскользнула из моей руки. Аня завизжала и попыталась вырваться, но я подошёл к ней совсем близко, накрыв чёрной тенью. -Не бойся, я тебя не обижу, моя Аня. — шептал я ей, притягивая к себе. Её зрачки бешено метались из стороны в сторону, грудь неровно вздымалась вверх, а белое лицо и шея покраснели. — Моя Аня, только моя Аня. — я погладил её по горячей головке. -Не хочу! — она била меня по рукам, пытаясь сбежать. — Прошу тебя. -Нет, это я тебя прошу! От всего сердца прошу, Аня! -Ты плохой человек, плохой! — она неожиданно ударила своей маленькой ладошкой по моей щеке, мгновенная боль отрезвила меня, прошлась по всему телу током. Я увидел перед собой не Аню. Не ту Аню, о которой я думал. -Ты ведь и не Анька вовсе. — я крепче сжал её рёбра. — Совсем не похожа на неё. Ты ведь лишь жалкая подделка. Не та Аня… Совсем не та. Она ревела, мямля что-то непонятное, лицо её приобрело багровый цвет, а кожа стала влажной и горячей. Я сжал её тоненькую и такую хрупкую шейку ладонями. Аня попыталась вновь ударить меня по лицу, но с каждой попыткой удар оказывался всё слабее. Её тело стало напряженным и твёрдым, а глаза покраснели и неестественно выпучились. Щёки затвердели, становясь пунцово-красными. Я чувствовал, как с каждым мгновением силы оставляли девочку. Грудная клетка, будто сломанный механизм, дергалась то вперёд, то назад. От резких рывков Анины волосы бросало в разные стороны, однако хватка, с которой она меня держала за руку, ослабевала. Ещё мгновение. Предсмертная тряска прекратилась. Ещё. Слышны последние сиплые вздохи. Лишь ещё одно, и сейчас всё закончится. Доля секунды… и её рука безжизненно повисла. Глаза, так лихорадочно мигающие и горящие, потухли. Она была мертва. Несколько секунд я ещё с силой сжимал её горло, думая, что она вот-вот очнется и заплачет, однако Аня молчала. Я резко расцепил ладонь и отпрянул назад, однако обо что-то споткнулся и упал на пол. Дыхание мгновенно спёрло, слёзы полились из глаз. Я закричал, что было мочи, ударил по холодному бетону кулаком. Ударил ещё раз. Удар. Удар. Удар! Боль в руках заставляет на мгновение забыться, однако взгляд снова падает на мёртвую Аню, испачканную в моей крови и лежащую на холодном бетоне с красным лицом и пустыми глазами. Её пальцы так и застыли в неестественных позах, словно наполненные сломанными костями, а на губах, когда-то белых и потресканных, выступила синева. Маленькое тельце её лежало на бетоне, с подогнутыми руками и свернутыми ногами. Мертва. Я вскочил на ноги, но устоять не смог, и вновь упал, порвав штаны и разодрав коленку до крови. Чувствуя, как содрогается всё тело, как биение сердце в голове вот-вот разорвёт её на кусочки, как непослушные руки резко дергались и мгновенно ослабевали, я полз по грязи и пыли к лестнице. Она мертва. Мертва. Нет… Я убил её. Убил. Моя Аня. Я не заметил, как оказался наверху. И я не помнил, как говорил с Эмили по телефону, только свой дрожащий и истеричный голос, обрывочные и совсем непонятные фразы. Через какое-то время в комнату зашла Эмили, видимо, когда я вернулся домой, то не закрыл дверь. Она подошла к кровати, на которой я сидел, сжавшись в углу и опираясь на стену. Девушка выглядела встревоженной, но не более. Руки не тряслись, кожа на лица казалась гладкой и ровной, а волосы светлыми, более волнистыми и живыми. Её взгляд хоть и метался из стороны в сторону, сам он не был больным или лихорадочным. Я смотрел только на её едва качавшиеся волосы, которые переливались в свете тусклого солнца. Каждая её волосинка переплеталась с другими, а некоторые торчали над головой, образую будто круг вокруг её головы. Эмили что-то чётко говорила мне, пыталась поймать мой расфокусированный взгляд, но все её действия были тщетны. -Сергей, — щёлкнула она резко пальцем у моего уха, и я взглядом поймал это действие. Теперь я заметил её ровные ногти, постриженные довольно коротко, возле которых торчали небольшие заусенцы. Сами руки были мягкие на вид и немного бледноватые, хотя даже этот цвет смотрелся вполне здоровым. На кончиках ногтей были заметно бледно-белые линии, как и в самом начале. — Сергей! — она потрясла меня за плечи, крепко вцепившись в них пальцами. — Ты меня слышишь? Что произошло? — теперь я смотрел прямо в её серо-синие глаза, чёрный зрачок в которых был заметно расширен. Густые ресницы нависали над ними и цеплялись за тонкие светлые брови, когда Эмили удивленно смотрела на меня. — Да приди ты в себя! — немного раздраженно крикнула она. -Убил… — проронил я без памяти и схватился за руку Эмили так крепко, будто боялся, что она сейчас сбежит. — Она была там, но это была не Анька. Она притворялась… Я так думал… Но ведь ты знаешь, знаешь, что… -Сергей, что произошло? — по слогам произнесла она, не отрывая от меня своего сосредоточенного взгляда. -Мертва Аня… Моя дорогая Аня… -Так, хорошо. Успокойся. Слышишь? Она уже давно как мертва, и ты не виноват в её смерти… -Не Анька, нет, не сестра. — испуганно произнёс я, боясь потерять взгляд Эмили, который хоть как-то возвращал меня в реальность. — Не она. Нет. Не она. -Хорошо. Твоя дочка… -Нет, не Анечка. Не дочка. — я чувствовал, как слёзы обжигали лицо. — Моя дорогая Аня… О, я глупец! Глупец! Убил её, убил её единственную, и ведь она не виновата… Это я, больной. Она была права, я совсем больной. -Так, успокойся. — Эмили положила руку мне на щёку. Нежная и горячая кожа прикоснулась к моей холодной и мокрой от слёз. -Объясни мне всё, но только спокойно, хорошо? Кивни мне, если понял… Вот так. А теперь приди в себя. Я могу принести попить, если ты хочешь? — Эмили хотела отойти, но я так сильно сжал её руку, что она невольно стиснула зубы от боли. — Ладно. Хорошо, хорошо. Я с тобой, я никуда не уйду. Я держу тебя за руку и никуда не исчезну. -Я убил девочку. — прошептал я, чувствуя, как волна стыда, страха и ненависти к самому себе проходит по моему телу. Она заставляет меня сжиматься, плакать. — Задушил её руками. Там, в подвале. -Ты говоришь о воспоминании… — слишком неуверенно предположила Эмили, голос её заметно дрогнул. -Её тело в подвале. Я не смог, не смог посмотреть на него… на неё. На Аню. На мою дорогую Аню. — шептал я, продолжая плакать и цепляться за взгляд Эмили, который из сосредоточенного и уверенного становился испуганным и крайне растерянным. -Давай по порядку, хорошо? Какая девочка? — она аккуратно поправила растрепанные волосы, упавшие мне на глаза. -Она жила в подвале со своей мамой, однако потом её мать погибла, покончила жизнь самоубийством у меня на глазах и… и… я потом нашёл её дочь. Она была совсем одна, бедная, голодная и одинокая. Мы подружились, я хотел ей помочь. Правда, хотел. Но потом случился приступ, да, приступ и… Я убил её… Я не хотел, Эмили, прошу! Ты же веришь мне? Веришь? -Подожди. — она испуганно отпрянула, однако всё ещё осталась серьезной и собранной, не поддавшись панике. — Оставайся здесь, хорошо? Я сейчас схожу вниз и всё проверю. Ты только ничего не делай. Просто сиди. Эмили отпустила мою руку и быстро выбежала из квартиры. Я не знаю, сколько прошло времени и сколько я так сидел, сжимая свои колени и корчась от боли внутри. Но мне становилось хуже, я это чувствовал. Я это понимал. И теперь мне стало страшно за Эмили. За окном большими белыми хлопьями падал белый снег, кружась в воздухе в интересном и никому непонятном вихре. Наверное, на улице сейчас было очень холодно, так как окно запотело, а в квартире становилось всё холоднее. Погода с каждым днём портилась, а скорая зима уже давно поселилась на улице. Снег бился об окно, словно пытаясь пробиться в комнату, чтобы остудить последнее в мире тёплое место, которое и без него уже давно холодно, как лёд. Неожиданно послышались шаги. Это была Эмили. Она зашла быстро, но лицо её, к моему удивлению, было крайне спокойно. Подойдя ко мне, девушка присела на корточки, прижав колени друг к другу, и аккуратно заглянула в глаза. Она несколько минут молчала, а я не понимал, какие эмоции выражало её лицо. -А почему ты её убил? — её размеренный тон бросил меня в дрожь. — Вы как-то не поладили? Она что-то сделала? -Нет, ничего… — удивленно прошептал я. — Я и сам ничего не понял… Я подумал, что она подделка, что она притворялась моей сестрой, но это глупые мысли. -Да, глупые. — безмятежно отозвалась она. — А давно ты с ней познакомился? -Что с тобой? — не выдержал я, вздрогнув всем телом. — Что ты такое говоришь? Она ведь мертва! Мертва! Надо звонить в полицию, в скорую. Надо позвонить доктору Варцу… -Хорошо, позвоним. — невозмутимо продолжила Эмили. — Так когда ты увидел её в первый раз? -Ещё давно… — задумался я на мгновение, а потом снова бросил шокированный взгляд на Эмили. — Что происходит? Да что же это такое?! -Ты, главное, успокойся. — она взяла меня за руку и медленно погладила, чуть прикасаясь своей рукой. -Не глупи. — прошептал я, всё так же пораженный реакцией Эмили. — Я ведь убийца. Нет, я плохой человек. Больной человек… больной. -Так. — резко прервала меня Эмили и встала, потянув меня за руку. — Вставай. -Что? — я сжался ещё больше. — Но зачем? -Пойдём в подвал. Я выдернул свою руку и дернулся назад, уперевшись спиной в стену. Кровать подо мной тихо скрипнула. Эмили вовсе не выглядела сумасшедшей, её взгляд был осознанный и трезвый, однако её поведение приводило меня в ужас. -Да что же ты говоришь! — воскликнул я шепотом. — Ты больна… Нет, это я болен… Я больше не могу, я запутался… Запутался… Это безумие, всё это безумие. Там снег за окном идёт. Хлопьями падает, представляешь? Безумие… -Сергей, послушай меня. — Эмили вновь взяла меня за руку и поймала мой взгляд. — Доверься мне, хорошо? Всё будет хорошо. Повтори. -Всё бу… будет хорошо. — запинаясь, сказал я. Встать с кровати было сложно. Ноги почему-то перестали меня слушать. Всё тело, словно сделанное из свинца, тянуло меня вниз. Я не понимал, куда меня ведёт Эмили, и пока я считал ступени, которые с каждым шагом становились всё темнее и холоднее, сердце начинало стучать медленнее. Дыхание такое быстрое и сбивчивое почему-то выровнялось. Мне хотелось упасть в любой момент, отключить своё сознание, забыться, и только рука Эмили, тянувшая меня в темноту, заставляла держаться на ногах. На несколько секунд мы полностью погрузились в темноту, затем Эмили включила фонарик на телефоне, и его яркий голубой свет в один миг осветил подвал. Пусто. Необычайная пустота царила в помещении. Наше дыхание эхом отражалось от стен, покрытых мхом и многочисленными каплями воды. Только раскиданные по полу вещи, на пыли которых виднелись отпечатки рук, говорили о том, что здесь кто-то был. На тумбочке и полу можно было заметить пару капель крови, которые оказались здесь, когда я порезался. Вся эта мёртвая пустота почему-то успокоила меня, но только на мгновение. Голову сразу же пронзил один вопрос: -Где же Аня? — я бросился вперёд, на то место, где должно было лежать её тело. — Её кто-то украл, унёс её тело… -Кто? — спокойно спросила Эмили и заботливо положила руку на моё плечо. — И для чего? Зачем кому-то может понадобиться мёртвое тело маленькой девочки? -Значит, она жива… Она жива и теперь где-то ходит. Испуганная, одинокая, мёртвая, со сломанной шеей… -Так. — Эмили повернула меня к себе и жестко сжала плечи. — Она не жива, но и не мертва. Знаешь, почему? Потому что её никогда не существовало. -Нет, не может быть! — я хотел вырваться, но сил совсем не было. — Моя Аня настоящая. Она настоящая! Я клянусь тебе, клянусь своей жизнью. Я же видел её, говорил с ней. Я покупал ей вещи… -А она их взяла? -Она… — я пытался найти в воспоминаниях хоть что-то, что могло бы подтвердить существование Ани, но всё было тщетно. — Но она реальна! -Успокойся, хорошо? -Нет. — я схватил руки Эмили и сдернул их со своих плеч. Я еще долго сжимал их, смотря в её глаза и чувствуя, как по моим щекам текут слёзы. — Она не выдумка. Я клянусь. Моя Аня настоящая. Даже больше настоящая, чем я. И она была здесь. Сидела на этом матрасе в своём платьице, смотрела на меня. Она со мной разговаривала. -Хорошо, хорошо. — Эмили освободила свои руки, затем подошла ко мне ещё ближе и аккуратно обняла, словно боялась меня коснуться, но в то же время не хотела отходить ни на шаг. -Она настоящая, моя Аня. Я клянусь. Всем клянусь, что у меня есть. –мокрые ресницы слипались от слёз, наполнивших глаза. — Своей чёртовой жизнью клянусь. Она не выдумка. — шептал я, но с каждой секундой всё больше переставал верить своим словам. — Ненавижу… Всё ненавижу. — я вздрогнул. — О чём это я? Не посмею так думать. Не посмею. Аня жива. Моя дорогая Аня где-то ходит, мы только должны её найти. -Сергей, прошу… — голос Эмили наполнился печалью и даже сожалением, но я этого тогда не заметил. -Пойдём, мы найдём её вместе. — закивал я, вытирая слёзы. — Я перед ней извинюсь, и всё будет хорошо. Она меня простит, я знаю. Аня меня простит. Она добрая девочка. -Её нет! — крикнула Эмили. -Есть! Есть! — наперекор ей еще громче крикнул я, разведя руки. — И я упаду перед ней на колени, я у неё буду просить прощения до тех пор, пока она не простит. А даже если и простит, всё равно буду стоять перед ней на коленях. Всё равно буду перед ней на коленях, как перед образом. — я взглянул на лицо Эмили. Её брови опустились у концов, а глаза чуть намокли. Настоящая жалость отражалась на её лице, но я тогда этого не понимал. — Нам надо идти, Эмили. Надо её найти. -Сергей, не надо, пожалуйста. — я заметил, как по щеке Эмили скатилась слеза. -Почему ты плачешь? — удивленно спросил я её. — Не плачь, мы её найдём. Я тебе обещаю. Нет. Не обещаю. Я клянусь. Найдём. — я схватил её за плечи и, чуть сжав их, воодушевленно затряс её. — А как найду её, то загляну в голубые полупрозрачные глаза, возьму её совсем маленькую ручку, словно веточку, покрытую инеем, и на колени встану. Вот так встану. — Я опустился вниз, взяв руку Эмили в свою, и приложил её ко лбу. Рука её была на удивление ледяной. — И скажу ей: «Прости меня. Прости меня, моя дорогая.» -Сергей, встань, прошу. — её голос сбился. Я слышал, как она плакала. -Не плачь, Аня. Не надо плакать. — Я гладил её руку. — Всё уже позади, не нужно мне письмо. Вообще ничего не нужно. Ты если хочешь, можешь уйти от меня, забыть меня, в воспоминаниях своих похорони, но только прости. Прости. -Сергей, не надо. — она хотела освободить руку, но я не дал, чуть крепче сжав её. -Подожди, не уходи, пока я не услышу, что прощен. Что ты больше зла на меня не держишь. — я ещё больше опустился на пол и потянул её за собой вниз. — Я поступил ужасно. Я плохой человек. Больной. Ты была права, Аня. Моя бедная Аня. -Сергей, ты меня слышишь? Это я. Эмили. -послышался дрожащий тихий голос, который душили горькие слёзы. Я медленно оторвался от руки, привстал совсем аккуратно, будто боясь поднять голову и заглянуть в лицо. И это было другое лицо. Не Ани. -А где же Аня?.. — рассеянно спросил я. -Да нет её. — всё плача, говорила девушка. — И никогда не было. -Да нет, была. — пожал я плечами и стал осматриваться по сторонам, будто она спряталась у меня за спиной. -Пойми, её нет. Это ты её выдумал. Да боже! — воскликнула она и, занеся руку над головой, резко ударила меня по лицу своим маленьким кулачком. Но даже этот небольшой удар чуть развернул мою голову и грудную клетку вправо. Терпимая боль в мгновение разошлась по щеке и лицу. В глазах на секунду потемнело. Я медленно вернулся в обратное положение, потирая щёку, и посмотрел на Эмили, отчаянно пытаясь понять, что сейчас произошло. — О господи… Всё в порядке? Я не хотела сильно ударить. Я вообще не хотела тебя бить… Просто ты подумал, что я Аня, и ты так безумно говорил… Просто я не знала, что делать… -Забудь, я в порядке. — спокойно ответил я, ощупывая место удара. Неплохо. -Так значит, всё нормально? — неуверенно спросила она, оглядываясь по сторонам. — Я про убийство… про Аню… -Да, нормально. — я тяжело выдохнул, а потом на ощупь пошёл к лестнице. — Просто забудь, и… давай уже уйдём из этого подвала. Прошу. -Хорошо. — Эмили подбежала ко мне, освещая лестницу фонариком в телефоне. А я и не знал, что эта лестница светло-серая. Когда я спускался раньше, под моими ногами всегда были чёрные ступени, а с белым светом она стала другой, самой обычной лестницей. Не лестницей, по которой я спускался к моей бедной Ане. Не лестницей, по которой я взбирался на коленях после убийства. А лестницей. Просто лестницей. -Прости, что напугал тебя. — решил сказать я. когда мы уже подошли к квартире. Я услышал, как Эмили резко и глубоко вздохнула, а потом почувствовал на себе её взгляд. Мы зашли с ней внутрь молча, она не говорила не слова, совсем не зная, что мне ответить. — И спасибо, что привела меня в чувство. Я взглянул на её чуть побледневшее и болезненное лицо. Брови были опущены вниз, щёки впали, а глаза заметно потускнели. Эмили едва кивнула, и редкие волосы качнулись на её голове. Мы прошли с ней на кухню, и она меленно села на стул. Тот тихо скрипнул под ней. Я поставил чайник на плиту и сел напротив неё. За окном было совсем темно, и даже если с большим усердием попытаться разглядеть там хоть какой-то силуэт, ничего не выйдет. Плотная чернота, заполнила улицы города, и даже всевидящая луна утонула в ней, казалось, навечно. -Сереж, — почти шепотом сказала Эмили. Голос её показался мне усталым, пропитанным отчаянием и совсем слабым. Глаза Эмили были полузакрыты, а руки бессильно лежали на грязном столе. Она опиралась плечом и головой о холодную стену с желтыми разводами, а её волосы чуть покачивались от каждого её малейшего вздоха. — Серёж, ты меня любишь? Я медленно перевёл на неё взгляд, помолчал несколько секунд, а потом глубоко вздохнул и на выдохе сказал, качнув головой: -Нет, не люблю. -А я тебя люблю. — она взглянула на меня полузакрытыми глазами, но без укора, без злости и без печали. — Ещё с первой встречи полюбила. Скажи же, дура… -Дура. — я тоже оперся плечом и головой о стену. Висок соприкоснулся к шершавой поверхности стены, и небольшие мурашки пробежали по коже. Я слышал, как за окном выл уже зимний ветер, он бился об окно, хотел ворваться в комнату, но путь для него был закрыт. В тёмной кухне черты лица Эмили заострились, а взгляд почернел и стал глубже. Мне на мгновение показалось, что Эмили видит меня насквозь. Но это совсем не поубавило усталости и апатии в её взгляде, её движениях и словах. Скорее даже наоборот, сделало ещё заметнее. -Я ведь всё готова для тебя сделать. Всё. — она чуть качнулась. Стул снова протяжно скрипнул. — Я за тобой куда угодно пойду. И где бы ты ни был, я тебя найду, лишь бы в глаза твои заглянуть. -Не глупи. — тихо сказал я, чуть прикрыв глаза. Комната помутнела. — Ты же прекрасно понимаешь, что со мной у тебя будущего нет, ведь так? -Не так… — на мгновение её глаза раскрылись, а мышцы лица неестественно вздрогнули. — А даже если так, то мне плевать. Всё равно тебя люблю и с тобою быть хочу. -После всех мучений со мной, неужели ты не перестала меня любить? Неужели не устала следить, чтобы со мной всё было в порядке? Неужели тебе не противно слушать весь тот бред, что я тебе говорю? -Нет, мне противно. — но лицо её никак не подтвредило её слова. — Но я только больше люблю тебя. И я буду слушать всё, что ты говоришь. Любые словы, которые придут в твою голову. Я буду каждый звук твой ловить. -Да что же это на тебя нашло? — спокойно спросил я, тихо выдохнув. В ответ Эмили едва пожала плечами, будто этот вопрос был для неё совершенно не важен. — Эта любовь больная. Ненастоящая. -Нет, настоящая. От всего сердца, от самых его глубин. Эта любовь живая. Живее меня самой. — обрывисто заговорила Эмили в возбуждении, а потом стихла и чуть успокоилась. — И без этой любви, что уже давно обессилила мой разум, я не буду собой. -Нездоровая любовь, Эмили. — размеренно покачал я головой.- Неужели ты никого больше любила? -Любила, но не так. — Эмили прищурилась, что-то усердно, но нехотя вспоминая. — Сердце моё молчало, не трепеща от каждого его слова. Разум мой мною управлял, а душа не металась в страхе, заставляя тело сжиматься. -И тебе нравятся все эти чувства? Разве эта любовь не связывает тебя, полностью обездвиживая и оставляя одну на сырой земле.Ты ведь знаешь, что я к тебе не подойду, что я тебя не развяжу. -Знаю, знаю. — закивала она. — Но мне и не нужно. Я буду связанная, пусть веревки сжимают моё тело, я буду одна, но главное, чтобы, лежа на холодной земле, я могла видеть тебя. Твоё лицо. -Кажется, ты тоже больна… -Я влюблена. — она нахмурилась. — А это, кажется, одно и то же. Всматриваясь в её лицо, я заметил, что черты его смягчились. Мне показалось, что её щечки чуть порозовели, возможно, из-за сказанных ею слов. Её руки, неподвижно лежащие на столе, выглядели хоть и тяжелыми, но невероятно красивыми с плавными изгибами и чистой светлой кожей. Только взгляд Эмили всё оставался таким же усталым и тусклым. Когда она увидела, что я рассматривал её глаза, Эмили неспешно и с сожалением улыбнулась, словно говоря «Я всё понимаю…» Внезапный стук в дверь заставил меня и Эмили тихо вздрогнуть, однако никто из не сделал ни движения. Неприятный стук, который словно ломом стучал по голове, так не вписываясь в ситуацию и так не вовремя, повторился снова. Никто из нас, как и в прежний раз, не шевельнулся. Стучавший, наконец поняв, что дверь была не заперта, медленно открыл её и зашёл в коридор, я определил это по звуку его тяжелых и решительных шагов. Через пару мгновений он появился в проходе и прошёл на кухню, мы с Эмили так и сидели. Только Эмили чуть развернулась, чтобы увидеть незнакомца. Его черты были мне очень знакомы, и я несколько секунд усердно пытался вспомнить имя. Лицо покрылось глубокими морщинами, а кожа посерела, несмотря на то, что незнакомец был того же возраста, что и я. Черные волосы зачесаны назад, лицо было выбрито, хотя около висков и губ виднелась небольшая седина. Его взгляд был грубым, немного сердитым, и, что самое интересное, удивленным. Он смотрел на меня, будто ожидая каких-то действий, и это бездействие лишь ещё больше вводило его в ступор. Через какое-то время, поняв, что мы ничего не собираемся сделать, он нахмурился, становясь ещё строже и сосредоточеннее. -Здравствуй, Сергей и… — он в небольшом замешательстве посмотрел на девушку. -Эмили. — небрежно бросила она и чуть отвернулась, показывая, что его присутствие никак её не интересует. -Мне было очень сложно найти тебя. — с раздражением вновь обратился он ко мне. — Не понимаю, зачем ты назвался другим именем, но так или иначе, я смог тебя найти. -И для чего же? — спросил я, разглядев под черными морщинами и сероватой щетиной детское лицо Сашки, который когда-то прятался со мною под одеялом, боясь молний. Тот Сашка, который винил меня в том, что я испортил жизнь его семье. Сашка. Мой бывший друг. -Ева сказала мне, что ты снова приходил к ней и угрожал Надежде. — с пего пальто стекали небольшие капли воды. Видимо, на улице моросит. — Ты меня хоть слышишь? Ты же понимаешь, что нельзя вот так вот приходить к сестре и говорить ей, что собираешься убить вашу мать? -Она жива? — неожиданно влезла в разговор Эмили, остро взглянув на меня. -К сожалению. — ответил я, чем заставил Сашку еще больше нахмурится. -Не смей приходить в её дом, понятно? А уж тем более что-то говорить о смерти Надежды. — он приподнял плечи, расправив их, что сделало его мужественнее и придало более серьёзный вид. — Ты бросил всех на целый год, даже не сказав, жив ли ты, а потом неожиданно появился, начав угрожать расправой. У тебя осталась хоть какая-то капля разума? Хорошо, что Настя в конце концов бросила тебя. -А вот не надо тут! — резко перебила его Эмили. -Девушка, не влезайте. — Саша остановил её жестом руки. — Вы явно не знаете всей правды, если защищаете его. Сергей — больной человек, не понимаю, как его еще не забрали в психушку. Так или иначе, он просто исчез на целый год, перестав общаться хоть с кем-то из нас. Мы ему звонили и приходили на квартиру, однако никого там не нашли. Она до сих пор так и стоит пустая. — он перевёл взгляд на меня. — Ева о тебе, чёрт возьми, беспокоилась, а ты… да что там… просто эгоист. -И что ты от меня хочешь? — резко спросил его я, оторвавшись от стены. — Я помню, как ты сам хотел, чтобы я оставил вас. Теперь-то вам что не нравится? Я не мешаю вашей любви, живите сколько вам влезет. Зачем вы обо мне вообще вспомнили? -Мы и не вспоминали! Забыли тебя, как кошмарный сон. Однако ты явился на квартиру, начал нести какую-то несусветную чушь, и до ужаса напугал Еву, поообещав убить мать. — чуть повысил он голос. — Разве имеешь ты право рушить нашу жизнь? Если уж решил исчезнуть, то не появлялся бы больше. -Я бы и не появился, если знал, что вы там живете. — тихо сказал я так, что меня услышала только рядом сидящая Эмили. -Ты чертов эгоист, Сергей! — неожиданно громко крикнул мне он, а тон его мгновенно понизился. — Да еще и просто жалкий человек. Живешь в этой комнатке два на два в темноте и одиночестве. В общем, я всегда знал, что именно так и закончится твой век. В какой-нибудь жалкой комнатушке, покосившегося дома, с бетонными стенами и трещинами, из которых ползут тараканы. -Так холодно… какие тараканы? — невнятно пробурчал я. И правда, какие тут тараканы, когда на улице зима? -Да как вы можете такое говорить? — неожиданно вскрикнула Эмили. Зрачки её мгновенно расширились, кулачки сжались, а лицо в темноте стало выглядеть угрожающе. Под глазами показались тени, скулы заметно выделились на бледных щеках, а зубы, словно звериный оскал, засверкали в холодном свете уличного фонаря. — Вы говорите ужасные вещи и даже не знаете, что обвиняете невиновного. — она встала со стула и посмотрела прямо Саше в глаза. Несмотря на то, что она ниже его, всё равно получалось так, что взгляд её был будто сверху. — Даже не знаете, почему он не появлялся на своей квартире, почему не звонил и не писал вам, почему у него другое имя… Не догадываетесь, нет? -Потому что он псих. — брезгливо бросил он, мельком взглянув на меня. -Эмили, не надо. — остановил я её, чуть приподняв руку. — Он ведь прав. -Нет, не прав! — он стукнула себя кулаком по бедру, чуть взлрогнув, не ожидая от себя такой силы. — Не прав, ты и сам это знаешь. -Хочешь сказать, что я не болен? -Болен, но… — она замешкалась, пытаясь подобрать слова. — Он же не знает, что ты потерял… -Не важно. — перебил я её слишком грубо. — Остальное уже не важно. -О чём вы? — обратился Саша к Эмили, чуть смутившись. -Не слушай её. -А ты дай ей сказать. — грозно взглянул на меня Саша исподлобья, а потом более мягко перевёл взгляд на девушку. — Пожалуйста, говорите. -Год назад, в то время, когда вы думаете, что он решил вас бросить, Сергея сбила машина, и когда он очнулся в больнице, то ничего не вспомнил. -Не надо. — проскулил я сквозь зубы и отвернулся от них, устремив взгляд в окно. Мне совсем не хотелось увидеть, как Саша посмотрит на меня с сожалением, как он извинится передо мной за свои слова, когда на самом деле он не виноват. -Он не помнил ничего из своей жизни, и потом, первые воспоминания, которые вернулись к нему, были воспоминания о матери, о руке, о тёмной комнате… — Эмили замолчала, поняв, что дальнейшие слова будут лишние. На несколько секунд в комнате повисло молчание. -Это правда? — вдруг спросил Саша. -Да. -Нет, я спрашиваю у него. — я услышал, как он едва повернулся в мою сторону. — Хочу услышать это из твоих уст. Это правда? — я молчал. — Я не уйду без ответа, скажи мне это сам. Я хочу услышать это от тебя. — всё повторял он. -Правда. — прошептал я, опустив голову и так и не повернувшись к нему лицом. — Правда, всё правда… — мой тихий голос дрожал. -Я не хотел. — он обратился ко мне совсем мягко и даже неловко. — Ты меня… -Не извиняйся. — перебил я его, едва слышимым голосом, который то и дело прерывался глубокими и тяжелыми вздохами. — Не надо, ты прав. Ты прав. Я повернулся к нему и увидел то детское лицо Сашки. Моего друга. Того самого, который клеил кораблики из бумаги, самодельным клеем со странным запахом ели. Он так усердно вырезал бумагу, предварительно всё замерив линеечкой, потом вымазывал всё своим клеем. Это было для него важно. Казалось, что важнее всего на свете. -Не поплывут. — говорил я ему, смотря как отклеивается правый борт. -Нет, поплывут, я тебе говорю, что поплывут! — по-детски и слишком наивно уверял меня он, старательно приклеивая бумажку. -Развалятся. — с каким-то сожалением вздохнул я. Он ничего не ответил, слишком увлеченный своим делом. Так и сейчас. Он стоял передо мной, на его лице, словно в детстве сверкала странная уверенность и доброта ко всему на этом свете. Таковым он был для меня, пока мы не стали старше. Таковым он был сейчас. Я не знаю, какое было моё лицо, но, увидев меня, Сашка почему-то вздрогнул и на секунду отвел взгляд, сделавшись еще больше виноватым. -Я погорячился немного… — нелепо проронил он, шагнул назад, но затем почему-то вперёд. — Просто завидев плачущую Еву, я пришёл в не себя, начал тебя искать, решил, что когда найду, то выскажу всё. Глупец, я знаю… -Ну зачем ты это делаешь? — мой голос сорвался. Я почувствовал, как руки похолодели, начав покалывать, в то время как виски и лоб наоборот начали гореть. — С амнезией или без я всё равно остаюсь шизофреником. Вы оба это знаете! Так для чего же весь этот спектакль? Для чего извинения? — сердце сумасшедше билось, отдавая в голову и руки, а тело, как и голос, задрожало. — Ты всегда был прав, все эти годы. Я испортил жизни всем, кто хоть когда-то любил меня. Твоему отцу, Насте, Еве, Эмили, тебе… — я почувствовал, как глаза стали мокрыми, но не посмел заплакать. -Не говори так. — не своим голосом прошептала Эмили, а потом заговорила громче. — Если кого-то здесь и можно назвать виноватым, то только твою мать. -Нет. — запротестовал я, чувствуя удушье в горле и с силой сдерживая слёзы. Мне показалось, что в комнате потемнело, и от Саши и Эмили остались только чёрные силуэты. — Она не виновата. Мама была больна, как и я. Она не виновата в том, что совершила со мной, что убила Аньку. Мы должны были ей помочь, но она осталась одна без любимого мужа, который мог её помочь, без семьи, без поддержки. Она не справилась. Она пыталась победить болезнь, но не смогла. Ей никто не помог, и она потеряла ребёнка. — я замолчал, слёзы всё-таки потекли по щекам, затем быстро спускаясь по шее. А чёрные силуэты, стоявшие передо мной, потихоньку стали удаляться в темноту. — Как и я. И в этот момент я нашёл ответ на вопрос, который задавал себе когда-то. Точка, которая могла бы поставить конец во всей этой истории, была совсем близко, но я упустил её. Если бы Эмили в ту роковую ночь не вытащила бы меня из петли, всё было бы по иному. Ева и Саша спокойно жили бы дальше, Эмили бы не привязалась ко мне и не влюбилась бы безумно и без памяти, а Джесс не вспомнила бы об ужасах, что я причинил ей в прошлой жизни. Мне надо было лишь качнуть табурет, одно движение, и всё бы закончилось. -Я знаю, о чём ты, чёрт возьми, думаешь! — неожиданно свирепо взвизгнула Эмили. — Я этот взгляд уже видела, так что не смей! — она резко подошла ко мне, больно вцепилась в плечи и посмотрела прямо в глаза. Её лицо стало светлее, а тёмный силуэт спал. Серо-синие глаза, такие знакомые и родные, немного грозно, но с необузданной любовью смотрели на меня. Совсем маленький круглый носик и бледные впалые щечки, на которых выступил небольшой румянец. Она была красива, да. Это была Эмили. — Видишь меня? — я кивнул. — Вот и не надо мне тут. — сказала она так, будто полностью контролировала ситуацию, хотя голос её дрожал, и было видно, что она делала это впервые. Она успокоила меня, вернула меня в реальность, как раньше это делала Настя. Тяжело вздохнув, Эмили села на стул. Голова её уже полностью покраснела, а мышцы на лице дергались, делая её лицо неприятным, однако всё равно оставляя красивым. В это время Саша выдвинул стул из-под стола и, в недопонимании смотря на нас, медленно сел. И снова на несколько секунд в комнате воцарилось молчание. За это время Эмили успокоилась, а кожа на её лице потеряла краски, став привычно бледноватой. Саша же, что было видно по его лицу, осознал всю ситуацию. Взгляд его прояснился, хоть и стал более задумчивый, а складка на лбу расправилась. -Почему ты не сказал об амнезии Еве? — спросил он, всё время отводя от меня взгляд. Слёзы ещё текли по моим щекам. -А был ли смысл ей говорить? А есть ли смысл сейчас? — голос мой стал звучать спокойнее, но всё ещё так же хрипло. -Она ведь думает, что ты просто эгоист. Да и я так думал… — Он нахмурился, показывая, что поднимать эту тему вновь ему совсем не хочется, как и всем в этой комнате. — И что ты помнишь обо мне? -Как мы прятались от грозы. — сразу ответил я, чуть улыбнувшись. — На чердаке. А ещё, как ты клеил кораблики из бумаги. Вот только поплыли они или нет… Я не помню. -Утонули. — усмехнулся он, чуть засмущавшись. — Как ты и говорил. -А потом… — я запнулся, но смог продолжить. — Я пытался сбежать, но твой отец вернул меня домой. И ты говорил мне, что я псих и что избавишься от меня… — Я прервался, заметив, как потускнело лицо Сашки, а глаза наполнились грустью. -И всё? -Спросил он, заметив моё длинное молчание. — Всё, что осталось? -Только жалкие обрывки. — я пожал плечами, сам не поняв для чего. -А помнишь, как мы с тобой встретились уже здесь, после того как я уехал с родины? — когда я отрицательно качнул головой, Сашка сначала немного расстроился, а потом воодушевленно улыбнулся и странный задор появился в его голосе, а каждое слово будто стало пропитано горькой, но такой приятной для души ностальгией. — А нашу свадьбу с Евой, помнишь? Как мы напились и… — он засмеялся, но увидев, что я не шевельнулся, вновь опечалился. — Совсем ничего? — он внезапно погрустнел ещё сильнее. — А ты помнишь об… — было видно, как каждое слово давалось ему с большим трудом, и неизвестно сколько сил потребовалось, чтобы он смог сказать это. — Ты помнишь о своей дочке?.. -Моей Анечке? — на удивление спокойно спросил я. — Помню. Никогда не забуду. — невольно я вздрогнул, и Сашка это заметил. -А как мы в детстве бегали на озеро рыбу ловить, помнишь? Мы еще тогда сначала купаться прыгнули (жарища была!), и все рыбаки, что там были, как на нас кричать стали, мол мы всю рыбу испугали, да ещё и сети чьи-то старые порвали. Я этого не помнил, но улыбнулся, смотря на то, с каким весельем рассказывал это Сашка. -А когда я тебя провожал в Питер, помнишь? Мы еще на перроне стояли, Настя с рюкзачком и в голубом платье (до сих пор помню), ты с двумя большими чемоданами. Всё о чём-то говорил, что-то планировал… Эти воспоминания и правда всплыли в моей голове. Платье Насти, такое же пушистое и красивое, как облака, равзвевалось на ветру. Она всё время хитро и заманчиво поглядывала на меня своими ярко зелеными глазами, будто играла со мной, иногда закусывая губу. Но на самом деле я видел, как по-хорошему тревожится она внутри. Нас ждала новая жизнь. Два больших тяжелых чемодана тянули меня вниз, вызывая боль в спине, поэтому я поставил их на землю. Ещё издалека я увидел, как к нам бежит Сашка, размахивая летней бежевой шляпкой. Когда он подбежал к нам, то сначала облокотился на бедра, переводя дыхание. Волосы его были чёрные и густые, немного завивающиеся от влажного воздуха. Лицо загорело за лето и теперь, ближе к осени, начинало чуть терять краски. После того, как Сашка пришёл в себя, он пожал мне руку, но чего-то буркнул про приличия, махнул на всё и крепко обнял нас двоих своими большими руками так, словно прощался с нами навсегда. -Эх, куда едут! Куда едут? — кричал он, обращаясь к прохожим, которые странно на него озирались и сразу же отходили прочь. От этого Настя закатывалась смехом, прикрывая рот ладошкой и локонами волос. Я же просто улыбался и смущенно отводил взгляд. — Как же я вас отпущу двоих? Пропадете! -Никуда не пропадем! — всё ещё не отойдя от смеха, улыбалась Настя. — Мы тебе писать будем. -Каждую неделю. — добавил я. -Отпускаю своих птенцов из гнезда! — Он театрально вытер слёзы и снова нас обнял, а Настя вновь засмеялась. — Люблю я вас, ребята. Если у меня здесь не получится, я к вам приеду. А там уж заживём! -У нас и семья уже будет. — подхватил я. — Мы уже решили, что первая будет девочка. -Молодцы! — Сашка сжал кулаки. — Вот так и надо, а то всё время теряют. Как приедете — сразу в спальню! Настя покраснела, снова неприлично смеясь во весь голос. Настроение у неё было слишком хорошее, наверное, от волнения. -Ты всё равно приезжай. — сказал я на прощание, когда поезд загудел, и мы поспешно направились в вагон. -Мы тебя любим! — уже из окна крикнула Настя. Не успел он ответить, как поезд тронулся и протяжно загудел. Так и попрощались. Сейчас Саша в сером пальто, с которого каплями стекала холодная вода, сидел, чуть сгорбившись и сложив руки. Волосы его потеряли цвет, всё больше переходя в серый у корней. Нижняя губа его была подтянута вверх, что придавало ему ещё более серьёзный вид, но когда он улыбался, то эта особенность делала его до ужаса забавным. Сейчас он не улыбался. Около его глаз и рта за года появилось много маленьких морщинок, а на лбу одна глубокая и тёмная. Он сильно постарел за это время. У нас с ним была странная история. Мы дружили всё детство. Всегда были вместе, и, казалось, ничего не могло нас разлучить. Однако после трагедии, когда они с отцом приняли меня в семью, он стал ненавидеть меня, считая, что я испортил жизнь его отцу. Так и было. Чуть повзрослев, мы снова начали дружить как прежде. Будто не было тех оскорбительных слов, будто не было криков, презрительных взглядов и ужасных обещаний. Мы снова стали лучшими друзьями. И после того, как умерла Анечка по моей вине, и Настя оставила меня одного, не в силах больше со мною жить, Сашка вновь стал ненавидеть меня. Как только я оставался один, без того, кто мог бы вытащить меня из потоков бреда, охватывающих голову, из воспоминаний, съедающих меня изнутри, как только я оставался со своей болезнью (страшной болезнью) один на один и проигрывал, то он отворачивался от меня. И я могу его понять. Это сложно. Это и правда сложно. Я всю жизнь ненавидел свою мать за её поступки, хотя сейчас совершаю то же самое. Но только если у матери не было того человека, кто помог бы ей победить болезнь, то у меня была Настя. Мой дорогая Настя, которая терпела всё, которая была моим спасением. И как только, она ненадолго уехала, доверив мне самое ценное, что было у нас с ней, нашу дочь, болезнь постигла меня. Это было точкой невозврата. После этого Настя не могла смотреть на меня. Она ушла. И вот я снова остался один, и, чтобы поддерживать форму и возвращаться в реальность, я избивал Джесс, так сказать, выпускал всё безумие, пока она не попыталась меня убить. И что теперь? Я уже почти убил себя, но Эмили вытащила меня, затем она сделала это снова и снова. Неужели её ждёт такая же судьба, как и всех, кто был со мной? Нет. Она такого не заслуживает. -Сереж, ты извини меня. — неожиданно сказал Сашка. — Если тебе нужно что-то вспомнить, то я могу помочь. — он задумался. — Я могу отвезти тебя домой. Ты его помнишь? — на его вопрос я отрицательно покачал головой. — Хорошо. — как-то грустно добавил он. — Тогда можем поехать прямо сейчас. Я пересекся взглядом с Эмили, будто спрашивая у неё ответа, но она лишь неуверенно пожала плечами. Кое-что промелькнуло в её глазах в тот момент, но я был слишком слеп, чтобы разглядеть хоть что-то. Это была просьба. Нет, это была мольба. Искренняя и отчаянная. Но я этого не заметил. Так я и встал в молчании, оставив её сидеть, угрюмо прислонившись к стеночке и сжимая одну ладонь в другой. Только когда я уже надевал пальто в коридоре, Эмили вскочила со стула и выбежала из кухни. Не успел я засунуть вторую руку в рукав, как она бросилась ко мне, крепко обнимая за плечи и трепетно сжимая мою рубашку пальцами. Пальто повисло на одной руке, волосы Эмили защекотали мне шею и щеки, и я чувствовал сквозь одежду, как она неровно и прерывисто дышит. -Не уходи. — прошептала она, а потом почему-то мотнула головой и собралась уже отпустить меня. — Хотя, не слушай меня, иди. — но после этих слов лишь ещё больше прижалась ко мне. — Ты же приедешь сюда потом? -Да, конечно. — ответил я и успокаивающе погладил её по голове. -Хорошо, это хорошо. — забубнила она и оторвалась от меня. Щёки её покраснели, а нерв на щеке дернулся несколько раз. Эмили сделала ещё пару шагов назад, удаляясь на кухню. — Я тогда буду ждать тебя здесь. Хорошо? — и не успел я хоть что-то сказать, как она сама кивнула и ответила. — Хорошо. — после этого Эмили ушла на кухню. Я надел и застегнул пальто, затем последний раз взглянул на кухню, но Эмили не было видно, она будто специально спряталась за дверью, боясь поглядеть на меня и совершить какую-то глупость. Мне хотелось сделать пару шагов вперёд, аккуратно заглянуть на кухню, взять Эмили за руку и усадить на стул, сказав, что всё будет хорошо. -Идём? — прервал мои мысли Сашка. Несколько секунд я колебался, всё ещё смотря на пустой проем в кухне, а потом нерешительно кивнул головой, и мы вышли из квартиры.