Обрывки из тлена

Я ускоренным шагом шёл по улице. Небо потихоньку становилось всё темнее. Сначала только его правый край у горизонта приобрел черно-синие цвета, а потом и центр, и каждый другой уголочек забытого неба наливался тьмой. Я шёл, чтобы убить. Нет, чтобы наказать. И весь мой путь меня сопровождала мёртвая торжественная тишина. Она будто знала, куда я иду и для чего. Как бы поступил отец? Сжимал бы ли он так трепетно рукоятку ножа под пальто, размышляя об убийстве? Шёл бы он на трясущихся ногах к роковой квартире под номером 50 В? Молился бы он своим богам о защите, о благословении на убийство? Нет. Он бы не стал. Никогда бы не опустился так низко, как это собираюсь сделать я… Но разве я не имею право это сделать? Конечно же имею. Отомстить за всё: за все года боли и страдания, за потери и за предательства, в конце концов, за страх и за ужас, что сопровождали меня долгое время. Имею право, конечно же. Как же горит внутри груди желание, обжигая лёгкие, и глотку, и сердце. Больно, но приносит удовольствие, когда этот огонь ласкает своим языком. Чёрное желание мстительного убийства. И в этом нет моей вины. Не я породил это чёртово желание. И пускай Боги накажут меня, если это не так. Я готов принять кару, но не я виновен. Не я здесь грешник. Пускай и грешное желание овладело мною. Так разве осмелится ли Бог наказать меня? Как же рукоять ножа нагревалась от моих горячих и потных ладоней под пальто. Мне казалось, что нож вот-вот выскользнет из моих рук, упадёт на снег и раскроет всем прохожим мой замысел. И как они отреагируют? Что они мне скажут? Что посмеют сказать, когда узнают, кого и зачем я иду убивать? Наверное, ничего мне не скажут, лишь посмотрят хмуро, без какого-либо упрёка, понимая, какая участь ждёт меня впереди. Один из них безусловно медленно подойдёт ко мне, нагнётся, аккуратно поднимет нож, еле касаясь его краёв и протянет мне. Понимающе, но при этом с ужасом не отрывая от меня взгляд. Все будут понимать, что это правильно, что так нужно, но лишь при мысли об убийстве, их лица будет наполнять ужасный трепет и страх. Таковы люди и такова их натура. Они поймут меня, но поддержать не смогут. Лишь отдадут нож и поспешат уйти. «Я в этом не замешан. Я не причастен.» — будут твердить они себе под нос и искоса поглядывать на меня. -Ты заблудился в заснеженном лесу… — прозвучал чей-то голос позади. Я резко остановился, затем, выждав пару секунд, будто ожидая, что услышу что-то еще, повернулся. Белый снег падал с небес, окутывая собою здания, деревья и землю. Я только сейчас понял, как всё блестело вокруг меня, ослепляя глаза, как тихо подвывал ветер, подкидывая снежинки из одной стороны в другую. Босиком на холодном снегу стояла Эмили. Её кожа на удивление была очень бледной, будто покрыта инеем, а щёки розоватый, словно нарумяненные. В её глазах игриво блестели холодные огоньки, а волосы, чуть посеревшие у корней, из стороны в сторону кидал ветер. На её острых плечах висела полупрозрачная ткань, прикрывающая тело. -Тебя ведь нет. — прошептал я, чувствуя, как холодный воздух обжигал внутри лёгкие. Затем я отвернулся от неё и пошёл вперед, однако шаги мои стали медленнее. -И выход среди белых деревьев не можешь найти. — она шла за мной, аккуратно ступая босыми ножками по снегу и кружась вокруг меня, словно снежинка. Голос её был задорный и веселый, но из каждого движения, из каждого вздоха сочилась немая тревога. -И что же ты предлагаешь? — тихо спросил я, опустив голову вниз и смотря на свои ботинки. -Найти помощь. — её голос слышался то с одной стороны, то с другой, иногда затихая, а иногда звуча так громко и звонко, что невольно я жмурил глаза. -Какую же? — фыркнул я ей в ответ, но без какой-либо злобы или неуважения. — Я знаю, зачем ты здесь. Чтобы отговорить меня. Ведь так? Ведь так?! Эмили остановилась на мгновение от моего крика и замерла, словно испугавшись. Она так сильно затихла, что я стал слышать только своё учащенное тяжелое дыхание и шуршащий снег под ногами. Затем она отмерла и бросилась за мной вдогонку, но продолжала ступать тихо, идя на носочках. -Не угадал. — её образ размывало ветром по воздуху и бросало то вниз, то вверх, как сотни маленьких снежинок. — Чтобы успокоить тебя, поддержать. Открыть глаза. -На что? — резко спросил я у неё. -На истину. — её голос начал затухать, превращаясь в неспокойный и свистящий ветер, а образ совсем растворился, превратившись в белый снег, лежащий на асфальте, на деревьях, на кустах. А затем послышался её шепот, который нагнал мурашки на кожу, который почему-то ледяным дыханием обжег мне душу и который скрежетом послышался в ушах.- Ты заблудился в заснеженном лесу… Я хотел обернуться, чтобы проверить, не идёт ли она еще за моей спиной, но не стал. Я уже знал, что её там нет. Я понимал, что я уже совсем близко к дому. И почему это я замедляю шаг, почему мысли становятся тише… скромнее? Неужели это я испугался? Неужели решил сдаться и всё отменить? Ни в коем случае. Никогда. Я знаю, зачем я иду. Я иду убивать свою мать. За все годы терпения, за все годы ужаса, её террора надо мной и Анькой. И в конце концов, за убийство. Она — плохая мать и принесла в этот мир не будущее. О нет! Она принесла в этот мир своё безумие, передала его мне. И теперь она поплатится за это. Кровь за кровь. Она не утопала в Анькиной крови, она стояла в ней, смотрела на меня так просто, будто ничего не произошло, будто не было этих криков, не было истерического плача, будто не было смерти. Вовсе. А потом пошла ко мне, облитая кровью, с горящими глазами и дрожащими руками. Тень накрывала её уродливое лицо, искривленное безумством, и каждый её шаг в булькающий крови, словно колокольный звон, эхом отражался в моём сердце. Это мгновение длилось бесконечно… А вот и многоэтажка. Пару мгновений и я у неё. Пару этажей и я у квартиры. Вот и дверь. Знакомая старая дверь. Открыта. Я уверенно зашёл внутрь. Только через пару мгновений понял, что Ева мне что-то говорит. -Сергей! Ты вообще меня слушаешь? Ты в порядке? — она выглядела чуть встревоженной. -Да, только можешь принести мне полотенце из туалета. — Я быстро окинул её взглядом, но ничего не увидел. — Пожалуйста. Она отвернулась и, как только зашла в туалет, я быстро захлопнул дверь и подпёр её стулом. Сердце быстро стучало, нож выпал из рук, но я быстро поднял его, прижал к груди и отошёл назад на пару шагов от ванной комнаты. -Что происходит? Открой дверь, Сергей! Что ты делаешь? — кричала Ева из ванной. Я повернул голову и увидел свою мать. Она сидела в инвалидном кресле, накрытая толстой шалью и с ужасом неотрывно смотрела на меня. -Не смотри… — прошептал я, вздрогнув и сжав нож. — Хотя нет, смотри. Я пришёл сюда, чтобы убить тебя. Я долго этого ждал и вот, наконец-то, я здесь. Боже, я здесь! И видишь, мама, ты видишь, ничего не противилось мне. Сама судьба вела меня сюда, ты понимаешь? — Я подбежал к ней и провёл рукой по сухой желтой коже. — Как ты стара! Я вижу, как жизнь уходит из тебя с каждой секундой, но знай, что я не позволю тебе умереть раньше, чем я сам убью тебя. Что ж… Я должен сказать тебе что-то перед тем, как убить, ведь так? -Выпусти меня! Живо! — истерично кричала Ева. — Иначе я выломаю эту дверь к чертям! Слышишь, псих! -Мне холодно, мама. — прошептал я, проводя по её седым волосам, ломким, как сухая солома. — Я заблудился в заснеженном лесу. И мне становится всё холоднее. — я сильнее, до боли, сжал рукоятку ножа. — Мне нравится смотреть в твои глаза. Они наполнены ужасом. Я думал, что в тебе нет рассудка, мама, но только посмотри на себя. Ты боишься, ты в истерике. В твоих глазах поселился ужас. И он кричит! — я засмеялся. — Ты же чувствуешь, как он кричит в тебе! Бьется в истерике о стенки черепа, раскалывая его на части. Я слышу его… О, я слышу! Он просачивается сюда, сквозь твои глаза. -Мразь! Только посмей хоть что-то сделать! — кричала Ева, колотя по двери. — Я тебя убью! Больной ублюдок! -Видишь этот нож? — я провел им перед её глазами. — Аня сказала мне, что нужно наказать тебя. И я буду тем, кто это сделает. И, знаешь, почему? Почему я стою сейчас перед тобой? Потому что ты виновна! Виновна во всём! Я страдал, ты хоть это понимаешь?! Мне было больно! Мне было страшно! — мой голос повысился, срываясь на визг. — И ты шла ко мне в крови, смотрела в мои глаза своими пустыми тёмными… Боже… Твои руки тянулись ко мне всё ближе и ближе. Я слышал, как кровь капала с головы Аньки и… — я неожиданно понял, что по моим щекам текут слёзы. Я еще ближе придвинулся к ней и резко дернул за волосы, её голова качнулась, а взгляд всё больше наполнялся диким страхом. — Я сейчас на самом дне. И ниже падать некуда. Самая тёмная часть меня вышла наружу, и мне это нравится. Мне это, чёрт возьми, нравится! И знаешь, кто создал её? Кто создал эту тёмную часть? Ты. Ты её создатель, ты её породила. Что ж, наслаждайся своим детищем. Детищем, которое тебя погубит, потому что не хотело быть создано. — я захлёбывался своими же словами, скользя взглядом по кривым чертам лица матери, по её большим ноздрям, вытянутому носу, морщинам, таким тёмными и глубокими, по высохшим серым губам. — Ты так уродлива. Внутренне уродлива… И это видно, это чувствуется. Запах, исходящий от твоей тлеющей души. Загнивающей души. Знаешь, теперь моя душа такая же, как и твоя. Теперь мой разум. — я ткнул дрожащим пальцем ей в лоб. — Разлагается от безумства… -Я выломаю дверь! Я тебе клянусь! — кричала Ева, ударяясь всем телом. — Когда я выберусь, я убью тебя! -Ты испортила мне всю жизнь, заразила меня безумством. Нет! Ты отравила меня им, словно смертельным ядом, который убивал меня так долго и вот сейчас. Сейчас мы умрём вместе. Ты и я. С чего всё началось, тем и должно закончится. Убийством. Не так ли? Ответь мне, не так ли? Молчи… Боже, да ты хоть понимаешь, как внутри мне больно! Как больно смотреть на тебя, да даже вспоминать о тебе! Что было б, если ты умерла еще в моём детстве? Ведь у меня была бы семья, у меня была бы Анечка, Настя. У меня было бы, чёрт возьми, всё. — я упал на колени и схватился за ручки её инвалидного кресла, всё ещё держа нож в руках. — Ты изуродовала мою душу, ты извратила мой разум. Ооо, ты сделала то, что нарушает законы человечности. Ты погубила маленького напуганного ребёнка, который искал помощи. Просто невиновного ребёнка, который никогда не должен был тонуть в крови своей родной сестры, который не должен был ждать, вздрагивая от каждого шороха, когда рука схватит его за плечо и потащит в темноту. Ты — моя рука из темноты. И ты утащила меня туда очень давно и продержала в этой темноте слишком долго! Наслаждайся тем, что ты сотворила! Виновная, виновная во всём! Виновная! Мне всё равно на истину, давно уже всё равно… Нет смысла больше ждать, пойми. Ведь ты виновна. Виновна! — я резко вскочил на ноги и занёс над ней нож, сжимая его так крепко и с такой уверенностью собираясь воткнуть его в её грудь. Дрожащую, вздымающуюся грудь, которая словно хрустела костями от каждого вздоха. Только опустить руки вниз, воткнуть нож и конец… Секунда… Ещё одна… Руки дрожат. Зачем я смотрю в её глаза? Глаза, наполненные страхом смерти… — Нет… — с ужасом прошептал я. — Нет… Нет… ты боишься, но не смерти. Страх в твоих глазах не из-за этого. — я медленно опустил нож, придвигаясь к ней. — Ты боишься не меня, а того, что ты сделала… Тебе… — я почувствовал, как ком застрял в горле, и дернулся всем телом, мышцы на моём лице свело. Из её глаз потекли слёзы, скатываясь по иссушенной коже и застревая в морщинах. — Тебе жаль? — я начал оседать на колени, чувствуя, как волны холода расходятся по телу. — Тебе что, жаль?.. Нет… — я замотал головой и выронил нож из рук. Он с громким звоном упал на плитку. — Не может быть. Не должно быть! Ты не можешь сожалеть… — я снова сел на колени, обнимая себя за плечи дрожащими руками. — Ты ведь шизофреник! Ты больная! Ты убила Аню и… — я резко затих, с ужасом взглянув на мать. — Ты ведь больная. Ты просто больной человек, которому… которому нужна помощь?.. Так же, как и мне. Так вот, в чём истина… Мама, мама, ты меня слышишь?! Истина была лишь в этом. Ты не виновата, и я не виноват. В этом суде нет виноватых и невиновных, потому что суд неверный. Ты в этой истории не злодей, ты в ней — жертва. — я схватился за её тонкую руку и нежно сжал её в своей. — Всё это время, с самого детства, я думал, что тебе нужно наказание, но тебе нужна была помощь. Ты страдала, тебе ведь тоже было больно, как и любому другому больному человеку, однако тебе никто не помог… Отец бросил тебя одну с Аней. Я помню, как ты плакала, мама. По ночам. После избиений, ты всегда плакала, но я никогда не обращал на это внимание, потому что плакал сам. И вместо того, чтобы помочь, мы продолжали этот плач день ото дня, пока всё не зашло слишком далеко. — я посмотрел на неё снизу, но побоялся и сразу же опустил взгляд. — Прости меня, прошу… Боже, какой я глупец! Какой я идиот! Идиот! Я ведь собирался тебя убить, держал нож над твоей грудью… Идиот! Такой идиот! — я плакал, опускаясь всё ниже на пол. — Я и правда заблудился в заснеженном лесу. Слишком давно. Настолько, что поверил, будто всегда был в нём. Хотя стоило мне покинуть его на секунду, и истина легла передо мною. Я должен был тебе помочь. Прости меня! За всю жизнь прости меня! За все слова, за все взгляды… Прости меня, мама. Пожалуйста… Прости меня. Неожиданно стул соскользнул и дверь ванной открылась. Ни в чем не разобравшись, Ева в бешенстве подбежала ко мне, схватила нож, лежавший рядом со мной на полу, и уже собиралась ударить меня им, как я вовремя отодвинулся назад. -Я знала, что ты пытался убить её! Шизофреник! Убийца! — она кинулась на меня, краснея от гнева. -Прости меня. — я дернулся назад, машинально закрыв лицо рукой. — Если сможешь простить меня, только убив, то давай. — в комнате стояла тишина. Я опустил руку. Ева застыла, прислушиваясь к моим словам. — Я прошу тебя. Убей меня. Я идиот. Всегда им был. И вот теперь я это понял. Никто не виноват. Здесь нет виновных, и суда нет. — Ева начала сердито сдвигать брови. — Никогда не было. Прости меня. Я не понимал одной истины. Больным людям нужна помощь. Они не виноваты в том, что совершают. Они и сами — жертвы. И как я только посмел игнорировать всё это столько лет? Как посмел не видеть этого? Этой простой истины… Мама была просто больным человеком, которому нужна… — Ева оборвала меня хлёстким ударом по лицу. -Убирайся из моей квартиры. — прошептала она, а потом гневно крикнула. — Убирайся! Она смотрела на меня сверху вниз, губы её дрожали, а руки покраснели от множества ударов. -И больше никогда, слышишь, никогда не смей сюда приходить. — хоть она и выговаривала каждое слово чётко, язык её всё равно немного заплетался. -Прости, что забыл тебя. — прошептал я, вытирая слёзы с щёк. — Я ведь никогда не думал о том, что тебе тоже было больно. Я такой идиот. Я этого никогда не замечал. Нам всем нужна помощь, и в тот момент, когда мы нуждались в ней больше всего, нас бросили, оставив наедине с болью. -Уйди. — прошипела она сквозь зубы. -Ты ощущаешь это саднящее чувство внутри, которое на даёт забыть тебе всё, что когда-то было. Мать не заражала меня или тебя безумием, нет, ни в коем случае. Это чувство внутри, это не сумасшествие, это её крик о помощи. И она кричит до сих пор. Каждый божий день своей жизни, она кричала. И, знаешь, что самое страшное, мы с тобой тоже кричим… — я поднялся с колен и посмотрел в глаза Евы, которые почему-то наполнились слезами. — Помоги мне, Ева, моя сестра, я прошу. Я заблудился в заснеженном лесу, и у меня не получается найти выход, хоть я так рьяно его ищу… Помоги мне. — я вновь заплакал, хотел шагнуть вперёд к ней, чтобы обнять, чтобы почувствовать, что она здесь, со мной, что она настоящая, но не посмел. Лишь нагнулся и закрыл глаза. Меня окружила темнота, на мгновение мне даже показалось, что ничего не было: ни матери, ни сестры, ни квартиры. Только пустота. — Мне страшно. — тревожно прошептал я. — Помоги мне… Послышался звон ножа, упавшего на плитку. Затем этот звон, словно волнами, прошёлся по помещению и затих. Я стоял с закрытыми глазами, не смея их открыть. Неожиданно я почувствовал руку Евы на своей щеке. Её горячие, чуть мокрые пальцы прижались к моей коже. Я медленно и нерешительно открыл глаза и пересекся с ней взглядом. Её черные глаза, которые раньше блестели и словно играли, теперь наполнились грустью. Плечи её опустились, став тяжелыми. Я помню, когда видел её такой в последний раз. Она тогда поссорилась с Сашкой, кажется, перед своим днём рождения. Очень расстроилась и устала после многочисленных приготовлений к празднику. Вот только не было тогда этого грустного налета на лице с тенью разочарования и жалости. Не было такого. А сейчас есть. -Тебя не было целый год, Сергей. — голос её хоть и прозвучал холодно, но присутствовали в нём уже более дружелюбные нотки, чем в прошлый раз. Она убрала свою руку с моей щеки и чуть пошатнулась назад. — Зачем ты бросил нас? -Я… Я не бросал. — прошептал я, тяжело вздыхая. — Не знаю, как я мог позволить себе забыть тебя. -Ты просил меня о помощи, но я не смогу тебе помочь, пока ты не позволишь мне это сделать. — она не отрывала от меня своего взгляда, и сколько бы я не пытался понять, что она в нём прятала, что пыталась мне им сказать, мне не было дано это узнать. — Скажи мне, Серёж, скажи мне так, как не говорил никогда раньше. Ты не откровенничал со мной никогда в жизни. Не говорил слов, которые принадлежали твоей душе. Я слышала только больные слова от изуродованной, не твоей души. -Ты моя сестра, Ева, и ты должна понимать, что больные слова — мои настоящие слова, что изуродованная душа — это и есть моя истинная душа. — я взглянул на мать, но сразу же отвёл взгляд. — Хочешь знать, что я сейчас думаю? Хочешь знать самые сокровенные мои мысли? Тогда слушай… Я думаю… Нет, я знаю, что хоть сейчас ты и задаешь вопросы, пытаясь управлять ситуацией, внутри ты боишься, ты помнишь, как в прошлый раз, я управлял тобой, как возвышалась над тобой даже моя тень, но Ева, моя дорогая Ева, послушай меня теперь. — я обернулся по сторонам, а потом, не придумав ничего лучшего, встал перед ней на колени, немного нелепо ухватившись за её руку. — Я не хочу, чтобы ты так думала. Не хочу, чтобы ты меня боялась, чтобы ты страшилась моей болезни и того, что я могу с тобой сделать, лишь потому что я ничего с тобой не сделаю. Не позволю. Ты — последнее, что осталось от моей семьи, и я не позволю кому-либо, включая себя, тебя погубить. Никогда. Ни в коем случае. — слёзы заблестели в её глазах, она захотела отвернуться от меня, но я удержал её за руку. — Я хочу уберечь всех вас, хочу сделать счастливыми всех людей, которых я люблю, которые мне дороги. Но прежде, я понял ещё кое-что более важное… Нет, самое важное, что я должен был осознать ещё давно. Больным людям нужна помощь, Ева. Мне нужна помощь, и нашей маме нужна была. И мы все… мы все сглупили. Такие идиоты… И сейчас мне не стыдно попросить твоей помощи, попросить помощи у всего мира, потому что я в ней правда нуждаюсь. Для чего-то раньше я гнобил себя, мучился и специально, будто назло (вот только неизвестно кому) не принимал какой-либо помощи. И к чему это привело? Болезнь одолела меня и погубила всё светлое в моей жизни. И чего же я этим добился? Для чего всё это делалось? И кто посмеет сказать, что я не идиот после этого? — я взглянул на Еву, она стояла молча со слезами на глазах. Затем она медленно, поймав мой взгляд, встала на колени, аккуратно взяла мою вторую руку в свою и так и продолжила смотреть прямо на меня своими чёрными блестящими от слёз глазами. — Просто прости меня, Ева. Я понимаю, как испортил тебе жизнь, как испортил её многим людям, но прошу, прошу только тебя, останься моей сестрой, моей семьёй. Она молча отвела взгляд. Вдруг щеки её покраснели, и мне показалось, будто злость вновь сыграла в ней. -Посмотри на меня. — неожиданно сказала она и резко взглянула прямо в мои глаза. — Посмотри на мать, посмотри на всю эту квартиру. — она отошла назад, и её рука выскользнула из моей. — Это прощание, Сергей. -Не говори так, прошу тебя. — взмолился я. — Я ведь только всё понял. Я осознал истину, Ева, я нащупал её с выколотыми глазами в темноте. Нашёл её. Понимаешь? -Ты пытался убить мою маму. — грозно, выговаривая каждое слово, отчеканила она. -Я знаю, я знаю. — закачал я головой. — Но… это не моя вина, понимаешь? -Не ври. — она сделала ещё один шаг назад, удаляясь в тень. — Хотя бы себе. -Послушай меня, прошу, просто послушай. Я тоже думал, что виноват во всём, я тоже обвинял себя во всех плохих вещах, что случились, но мне уже давно надо было понять, что я невиновен и суда нет. А если даже есть, то уж явно не мне в нём судить, кто виноват. — я медленно встал с колен и пересекся с тёмным взглядом Евы, мерцающим белыми искрами. — Я хотел убить свою мать, я винил её всю свою жизнь, я держал нож прямо над её грудной клеткой и был готов… был готов воткнуть его в любую секунду. — лицо Евы изменилось, она в ужасе пошатнулась, и я увидел, как нервная дрожь пробежала сначала по её щекам, затем появилась на бровях и исчезла. Глаза её ещё больше заискрились в темноте, которая с каждой секундой окутывала её лицо всё сильнее. — Я хотел убить её, когда должен был помочь. Анька была права… Боже, ей было от силы лет двенадцать, если не меньше, и уже тогда она знала то, на что у меня ушли десятилетия… Уже тогда она понимала, что мы должны не бежать от матери, а помочь ей. Она была умнее всех нас, самым добрым существом во всём этом чёртовом мире. Если бы в ту ночь я мог пожертвовать собой, спася её, клянусь, Ева, я бы так и сделал. Она должна была жить. Должна… Она заслуживает жизни больше, чем кто-либо на этой земле. Она говорила мне о помощи, о сострадании, о милосердии, о том, что мы не должны отворачиваться от больных людей, тем более в то время, когда помощь им нужна сильнее всего. Но мы это сделали, Ева. Мы отвернулись. Мы отвернулись от нашей матери. — я с жалостью взглянул на неё. — Пожалуйста, помоги мне. Не отворачивайся от меня, как когда-то сделал я… Помоги. Мы смотрели друг другу в глаза. В комнате стояла тишина. Я не знал, что она ответит, даже её чувства сейчас исчезли с лица, сделав его совершенно пустым. Только мысли занимали её голову, и я был совершенно без понятие, какими именно они были. На какую сторону упадёт монета в её разуме, решающая мою судьбу. Спасёт ли меня Ева? Поможет ли?.. -Возможно, прошло уже слишком много лет… -Но мне ещё можно помочь. — отчаянно возразил я ей. -А хочу ли этого я. — она нахмурилась, сомневаясь в своих словах, затем отошла назад и в какой-то прострации присела на стул, стоявший у стенки. — Я так долго хотела, чтобы тебя не стало. -И теперь это может произойти. — совсем тихо обронил я и поймал удивленный взгляд Евы. — Моя судьба в твоих руках. У тебя есть выбор…- я молча заглянул в её глаза, и она вздрогнула. — Ты можешь сказать полиции, что я пытался убить мать, тогда меня положат в психушку, как буйного больного. Но ты можешь помочь мне и промолчать, я сам пойду к доктору и соглашусь на лечение: таблетки и встречи с психологами. Мне самому трудно это говорить, поверь. Но я должен был сказать всё это вслух. -Значит, так ты поступаешь? Перекидываешь всю ответственность на мои плечи? -Нет, я даю тебе выбор. -Но… ты понимаешь, кому ты его дал? — она посмотрела на меня исподлобья, но в глазах её я видел заметное смятение. — Я ведь мечтала о том, чтобы тебя не стало. Сжигая твои письма, я думала, как ты горишь вместе с ними. Когда ты приходил сюда, в эту квартиру, когда смотрел на меня так повелительно и говорил об убийстве… мне было страшно, но мысли твои въедались в разум, оставались на нём шрамами. Я проклинала тебя. Всё время проклинала и ненавидела, а теперь… ты даешь свою жизнь мне в руки. Что ты думаешь, как я поступлю? -Я не знаю, Ева. Совсем не знаю. — я пожал плечами и сел на пол, недалеко от неё. Она отвела взгляд. Комната наполнилась тишиной, но не напрягающей или томной, скорее наоборот, даже спокойной и умиротворенной. Всё вокруг нас сейчас остановилось, даже снежинки за окном, казалось, замерли на мгновение. Всё внимание на один лишь долгий миг было сосредоточено в маленькой комнатушке квартиры под номером 50В. -Ты глупец. — прошептала она, сложив ладони у губ. — После всего произошедшего ты дал выбор мне. Мне! -Я не мог поступить иначе. — на мои слова она засмеялась, озираясь по сторонам, будто ожидая увидеть что-то ещё, а затем остановила свой взгляд на мне. -Да что же ты хочешь? Чтобы я промолчала? -Нет, Ева. Совсем нет. — я замотал головой. — Я всего лишь хочу, чтобы ты сделала выбор. Именно ты. Моя сестра. -Не зови меня так. — слова эти не были наполнены раздражением или злостью. Ева говорила вполне спокойно и осмысленно, понимая каждое своё слово и последствие, которое он понесёт. — Ты специально сделал это, ведь так? Ты мог пригрозить мне убийством, чтобы я замолчала, или избить, ты ведь мог в конце концов даже убить меня и скрыться на родине. Мог сделать что угодно. Да даже просто приказать мне молчать, но ты… Зачем ты сделал это? Зачем ты дал мне выбор? Ты таким способом решил меня измучить? -Ты не понимаешь, Ева. Я лишь хочу, чтобы ты помогла мне, и ни в коем случае я не желаю принести тебе боль. Снова. -Одни слова. — усмехнулась она и повторила. — Одни слова. -А сейчас нам больше ничего и не остается. — мы снова пересеклись с ней взглядами. Молчаливыми и многозначными. Лишь посмотрев в её глаза, я видел в тот момент всё: и слепо заданный вопрос, и восклицание, и удивление, что странно, довольно спокойное, и желание прямо сейчас всё закончить и в то же время продлить навсегда. — Пойми, всё, что я хочу, это понять, достоин ли я твоего прощения. Я осознаю, что если бы я совершил это преступление, то страдали бы другие, уж точно не я сам. Я бы разрушил твою жизнь, Саши, Эмили. Всё пошло бы наперекосяк и в этом уж точно была бы моя вина, потому что именно я не принимал вашей помощи, но теперь я сам её прошу. Я прошу твоей помощи, Ева, и если ты считаешь, что я её достоин, то… пожалуйста. -Но что будет потом? — спросила она. — Если я промолчу и ничего не скажу полиции, что произойдёт потом? Тебя вылечат… но разве ты в этом уверен? Что если ничего тебе не поможет, и ты закончишь начатое дело. Ты убьёшь мать. -Возможно. Такое могло бы произойти, но я этого не допущу. Уже никогда. -И ты сможешь себя контролировать? Когда у тебя приступ… ты же знаешь, какой ты… -Я уеду во время лечения. На другой континент. На родину, Ева. — я потер виски и устало отвёл взгляд. — Вы будете в безопасности, все вы. Я обещаю.- я вновь поднял на неё взгляд. — Только прошу тебя, присмотри за Эмили. Она сейчас… — я сжался и зажмурил глаза. Говорить стало труднее. -Всё в порядке? -Эмили сейчас в опасности и может умереть. Я… не знаю, хочу ли я знать, останется ли она жива. — я с усилием открыл глаза, но всё ещё не мог встать или отцепить руки от плеч. — Если сейчас, вспоминая Эмили, мне станет плохо, то позвони доктору Варцу. -Кто это? — нахмурила сестра. -Он… — я вновь на мгновение закрыл глаза, смутившись. — Это сейчас неважно… — я понимал, что нужно было срочно переключить на что-то внимание и забыть об Эмили, поэтому я вновь взглянул на Еву, которая сидела недалеко от меня. — Знаешь, мне это нравится. -Что именно? — она чуть косо взглянула на меня. -Мы просто сидим и разговариваем. Не пытаемся убить друг друга, не спорим о прошлом, не обвиняем в чем-то. — я начал вставать, и Ева помогла мне, оказавшись совсем рядом. -Да. — улыбнулась она. — Мне тоже это нравится. — но потом выражение её лица вновь сменилось, став более сосредоточенным. Мысль вновь появилась на её лице. — Так что же я должна сделать? -Я не знаю, Ева. — тихо ответил я. — Я не могу указать тебе верный выбор. Не в этот раз. — я закачал головой. — Мы не можем растянуть это навечно. -Ты ужасный человек. — прошептала она, но без какой-либо злости. — И тебе явно надо лечиться. — Ева шагнула назад. — Поэтому уезжай. — она сделала ещё один шаг. — Уезжай как можно дальше. — её глаза заблестели от слёз, наполнивших их. — А потом возвращайся, когда со всем этим ужасом будет покончено. — она остановилась. — Навсегда.