Интервью с убийцей

– Она должна почуять меня, – небрежно говорит Регина, с силой сжимая скрещенные ноги. – Тогда у нее развяжется язык. Спенсер молча пучит глаза, и это выглядит очень смешно. – Что? – усмехается Регина. – Не доверяете мне? Она уверена, что ей не доверяют. Было бы глупо, случись все наоборот. Она ведь репортер. Они умеют и любят лгать. Очередное свидание состоится через считанные минуты, и Регина предвкушает его с такой силой, что спазмами у нее сводит живот. Она приняла в два раза больше таблеток, чем надо, но это помогает столь незначительно, что практически не считается. Спенсер пригласил ее к себе, чтобы обсудить условия свидания, на котором Свон, наконец, должна сказать хоть что-нибудь, и Регина радостно гнет свою линию, полагая, что кроме нее никто к Свон больше так близко не подойдет. – Вы ведь понимаете, что она может захотеть вас? – спрашивает Спенсер с нажимом, и Регина предвкушающее вздрагивает: по спине у нее проносится сладкая волна возбуждения. – Все в порядке, – отвечает она как можно более уверенно. – Она останется связанной, не так ли? Улыбка блуждает на губах: Регина не в состоянии сдержать ее. Зато она крепко держит свою сумочку, которую в этот раз не намерена оставлять за пределами камеры. Возбуждающее предвкушение ползет по щиколоткам вверх, растекается истомой под коленями, задевает бедра и то, что между ними. Регина прикусывает губу и прикрывает глаза. – Позвольте уточнить, – цедит Спенсер, откидываясь назад в кресле. – Мы выключаем камеры. Выключаем микрофоны. И выключаем систему обеззараживания, чтобы Свон могла ощутить ваш запах. Регина кивает на каждое его слово, а последнее предложение повергает ее в неописуемый экстаз. – Абсолютно верно, – подтверждает она, маскируя кашлем дрожь в голосе. – Вы хотите, чтобы она заговорила? Тогда нужно застать ее врасплох. Вряд ли она ждет, что вы провернете такое. Регина играет уверенно. Она убеждена, что выбрала нужную сторону. И аргументы ее непоколебимы. Спенсеру нужно, чтобы Эмма Свон взяла на себя еще несколько убийств. Регине нужно, чтобы Эмма Свон взяла ее. Им обоим необходимо, чтобы Эмма Свон перестала молчать. – Она может быть бетой, – напоминает Спенсер. - Они агрессивны. – Бетой, которая чувствует запахи, – парирует Регина, которую мысль об агрессивной Свон почти заставляет кончить. – Это заставит ее нервничать. И ошибаться. – Она убийца, – упорствует Спенсер, явно подозревающий подвох. – Я знаю, где находится тревожная кнопка, – не сдается Регина. Ей нечего терять: никакого другого репортера Свон к себе не подпустит, это очевидно. Спенсер молчит еще какое-то время. Молчит и Регина, полагая, что не стоит говорить слишком много: все и так понятно. Они смотрят друг на друга, а где-то там, за толщей стали, ждет конца их диалога заключенная под номером STRBRK20-15. – Хорошо, – бросает в итоге Спенсер и машет рукой. – Ваша взяла. Только подпишите бумаги на случай, если что-то пойдет не так. В первый момент Регина не верит собственным ушам. Она добилась невозможного. Она изменила систему. Ненадолго, но изменила. Получила то, что ей так нужно сейчас. Она едва находит в себе силы, чтобы подняться: предвкушение захватило ее тело со вчерашнего вечера, и невыносимо тяжело противиться ему. Почти все мысли Регины – об Эмме Свон, и что действительно должно ее смущать, так это то, что ни одна из них не касается интервью. Должно – но не смущает. Ни капли. – Все будет хорошо, – говорит Регина уверенно и кивает Спенсеру, с трудом вынуждая себя оставаться на месте. Ей хочется ринуться вперед, добраться до камеры Свон и ворваться туда со стоном, показывающим, как тяжело ей дается роль профессионального репортера. Впрочем, когда она последний раз вспоминала, зачем на самом деле она здесь? Спенсер говорит: – Обеззараживатель отключат не сразу. Свон должна на самом деле испытать изумление, иначе мало что получится: врачи говорят, что с самоконтролем у нее все в порядке. Регина сглатывает жалкую слюну, едва смачивая пересохшее горло, и кивает. – Я ведь тоже почувствую это? – Разумеется, – немного свысока смотрит на нее Спенсер. – Вы уверены, что удержите себя в руках? Регина заставляет себя засмеяться. – Конечно, я уверена. Она совершенно не уверена. Более того: она планирует НЕ удержать себя в руках. Иначе какой во всем этом смысл? Охранник, сопровождающий ее, новый, и он ничего не говорит и не задает вопросов. Только у самой камеры он протягивает руку. – Вашу сумочку. Регина прижимает ее к груди. – Мне разрешили! – стремительно лжет она до того, как затуманенный эйфорином* мозг понимает суть вопроса. Охранник колеблется. – Спенсер разрешил, – развивает такую важную для нее ложь Регина. – Можете спросить у него. Если что, она прикинется дурочкой и скажет: «Но так ведь никто ее не отобрал на входе, я решила, что все в порядке!», но охранник явно не хочет совершать лишних телодвижений. – Тревожная кнопка у двери, – бурчит он, пропуская Регину вперед. Та рассеянно кивает и заходит внутрь гораздо быстрее, чем в прошлый раз. Что ж, теперь ведь она знает, чего ожидать. И все же нет. Не знает. Она втягивает в себя воздух сразу же, как за спиной закрывается дверь, однако системы еще не отключены, и это довольно разочаровывающе. Привычный уже полумрак окутывает камеру, Регина моргает, пытаясь отыскать в нем себя и… – Как часто мы стали видеться, мисс Регина Миллс. Эмма Свон сидит на «липком» стуле, как и в прошлый раз. И выглядит весьма привычно. Вот только кое-что определенно в ней поменялось. Регина сдается на милость волне возбуждения и эйфорину, выплескивающемуся наружу. У Свон распущены волосы. И их ужасно хочется потрогать. – Я хочу, чтобы вы поговорили со мной, мисс Свон, – хрипло говорит Регина, сохраняя в себе остатки стыдливости и не решаясь сразу приступить к тому, ради чего пришла сюда сегодня. К тому же, она не до конца уверена, что камеры и микрофоны отключены, как обещал Спенсер. Свон тихо смеется, чуть запрокидывая голову, и Регина жадно смотрит на белую шею, представляя, какой на вкус может быть ее кожа. Она помнит ее губы, но на теле еще столько мест, куда можно поцеловать, куда нужно укусить! Вчера Регина почти не спала, представляя себе сегодняшний день, и утром пришлось наносить в разы больше маскирующего крема и втирать дополнительную дозу отбивающей запах мази. Но она знает, что глаза ее все равно горят почти больной похотью, а запах привлечет любого альфу. И Эмму Свон тоже. Если она альфа. – Мне нужно знать… Регина шагает вперед, судорожно сжимая сумочку. Свон следит за ней, не сводя взгляд, и это тяжелый, страстный взгляд, от которого подгибаются колени и увлажняется нижнее белье. Впрочем, куда уж влажнее! – Мне нужно знать, – повторяет Регина, дрожа от нестерпимого желания покончить со словами и приступить к делу. – Спрашивай, – не говорит, а приказывает Свон, и Регина охотно подчиняется ей. – Вы – альфа? Она все еще на «вы», что в такой ситуации кажется нелепым и смешным. Свон хмыкает, передергивая плечом. У нее бледное лицо и неожиданно темные глаза, хотя Регина помнит, что они должны быть светлее. Должно быть, освещение. – Мой ответ что-нибудь изменит? – интересуется Свон, и Регина прерывисто и торопливо выдыхает: – Нет! Наконец-то она не лжет. Потому что уже давно приняла решение, которое, быть может, как-то изменит ее жизнь. Обязано изменить, она ведь не каждый день приходит в тюрьму к убийце, которая одним взглядом может заставить ее выпрыгнуть из белья. Свон медленно облизывает губы, и Регина пристально следит за этим движением, непроизвольно постанывая и не особенно хорошо сознавая это. Еще она плохо помнит, где находится. Ноги сами несут ее вперед, и она не сопротивляется, забыв, что планировала для начала услышать необходимый ей ответ. Свон притягивает ее. Слишком сильно для не-альфы, слишком сильно для человека без запаха. Регина слабо понимает, что происходит, а главное – почему так происходит. Цикл лишает омег желания разбираться в первопричинах. После утоления первого голода они ненадолго возвращаются в этот мир, но до этого возвращения у Регины есть еще время, и поэтому она захвачена лишь одной мыслью. Она хочет, чтобы ее трахнули. Чтобы ее трахнула Эмма Свон, и это настолько сильное, жадное желание, что оно занимает все время, все мысли, все существо Регины. Никогда раньше она не испытывала такого влечения к кому бы то ни было. Ей не с чем сравнивать, и она попросту тонет в своей страсти, забывая, кто она. Для Эммы Свон у нее нет ни язвительных вопросов, ни саркастичных ответов, ни гнева, вспыхивающего всегда так быстро и уверенно. Эмма Свон словно уже забралась внутрь нее и теперь управляет. А Регине это нравится. И она хочет больше. Намного больше. В какой-то момент Регина видит вдруг, как Свон меняется в лице, и это не просто одна легкая гримаса. О, нет, это полный переворот! Глубочайшее изумление захватывает взгляд, изменяет линию губ, заставляет бледную кожу немного покраснеть. – О, боже мой… – в голосе Свон слышится столько потрясения, столько дрожи, столько восхищения, что Регина забывает, как дышать. А когда вспоминает, то едва не падает в обморок. Незнакомый запах пробирается ей в горло, щекочет и проваливается вниз, в желудок, обволакивая его собой. Регина пошатывается, слепо взмахивая руками в попытке схватиться за что-нибудь. Сладкая дрожь расползается по телу. Это ощущение сродни оргазму, но гораздо… интимнее, если вообще бывает что-то интимнее оргазма, разделенного с другим человеком. Словно какая-то неведомая сила обнимает ее, прижимает к себе. – Что это? – хрипло шепчет Регина, пока перед глазами расплываются разноцветные круги, разбавленные темнотой. И слышит: – Я бета. Я долбанная бета! Но сейчас это уже не столь важно. Регина делает еще один, более глубокий вдох. – Розы, – говорит она. – Ты пахнешь розами? Она не знает, как пахнут розы, но никакой другой запах не действовал на нее с такой силой, не сбивал с ног, не проникал внутрь и не вливался в кровь, растворяясь в ней. Это розы. Она абсолютно уверена. Свон подается вперед, будто собираясь встать, но стул, разумеется, удерживает ее на месте. – Как и ты. Регина знает, что это значит. И почему-то это совершенно не пугает ее и не удивляет. Она знает разные истории. Почему бы и ей не стать героиней одной из них? Она шумно сглатывает и смотрит на Свон. Смотрит долго, словно что-то решая для себя. Внутри горит так, что уже почти больно, и запах, словно живой, извивается между бедер скользкой змеей: искрами пробивает пах, судорогой сводит бедра, искушает, соблазняет, не отпускает. Тогда Регина расстегивает сумочку и достает оттуда резиновый член. Сумочка падает на пол. Глаза Свон расширяются на мгновение, а потом она одобрительно усмехается. – Ты подготовилась. Регина идет к ней, шатаясь под напором цветочного аромата, сводящего с ума. – Я была вынуждена. Как еще они умудряются говорить и понимать друг друга? Регина не знает, что чувствует Свон, но если хоть толику того, что ощущает сама Регина… Это буря. Это ураган. Это землетрясение, цунами и извержение вулкана одновременно. Внутри все так сладко, и так больно, и так тянет, что, кажется, вот-вот порвется. Свон запрокидывает голову, когда Регина останавливается перед ней, и облизывает губы. – Я не смогу встать. Регина захватывает в кулак свободной руки ее волосы и наклоняется. – Сиди. Их губы встречаются: жадно, слепо, безумно. Два одновременных стона сталкиваются друг с другом на выдохе. В это мгновение Регина отчетливо понимает: она не должна уходить. Никогда. Эмма Свон – ее соулмейт. И бета, у которой есть свой запах. Так не бывает. Так не должно быть. Но вот оно есть, и ничего с этим не поделать. Да и не хочется ничего делать. Уж точно не сейчас. Регина чувствует, как напряжены плечи Свон, и стонет, представляя, как может быть напряжено кое-что другое. А потом вспоминает. – Почему ты бета? – выдыхает она в рот Свон и облизывает кончиком языка ее губы перед тем, как снова забраться между ними. Свон выгибается, ее мышцы напряжены до предела, в какой-то момент Регине кажется, что стул не выдержит, но он явно выдерживал и не таких. – Почему ты продолжаешь говорить? – выдыхает Свон в ответ, и Регина согласно стонет, сжимаясь внутри, получая свой микро-оргазм, который только больше распаляет. Эволюция наградила женщин-альф членом: небольшим и почти нефункциональным. Для того, чтобы он заработал подобно мужскому и выплеснул из себя хотя бы немного плодородного семени, требуются немыслимые усилия. Прошло много лет, прежде чем ученые, наконец, разработали то, что теперь помогает двум любящим друг друга женщинам обзаводиться потомством без участия третьего лица. Свон – не альфа. Но это поправимо. Регина не без сожаления отстраняется от Свон, которая тянется за ней, и опускается на корточки. Искусственный член в ее руках невелик и достаточно тощ, но он нальется силой, как только окажется там, где должен. Ноги Свон, к счастью, достаточно свободны для того, чтобы Регина стащила с них форменные брюки. Она избавляется от них и, не удержавшись, ведет пальцами по гладкому бедру. Где-то сверху шумно дышит Свон, и ее дыхание становится еще тяжелее, когда Регина накрывает ладонью ее пах, едва прикрытый насквозь мокрым темным бельем. У бет не бывает цикла, и смазка их слабой плотности, но Свон – не обычная бета, поэтому Регина спрашивает наугад: – Когда у тебя началось? В стандартных парах альфа-омега, в которых партнеры предназначены друг другу, циклы совпадают: это дает возможность забеременеть. Свон усмехается, ее лицо становится хищным, а ноздри раздуваются. – Пару дней назад. Она могла бы не говорить. Аромат роз уже все сказал за нее. Они совпадают. Они обязаны совпадать. Регина никогда не пользовалась искусственным членом, но не думает, что что-то может пойти не так. Она избавляет Свон от белья, и та ерзает на стуле, помогая изо всех сил. Безумно возбуждающе, что она хочет не меньше Регины. Между ног у нее почти гладко, и Регина слабо думает, достаточно ли гладко у нее самой, а потом прижимает член основанием к паху Свон и жадно смотрит, как та меняется в лице. – Что ты чувствуешь? – спрашивает она, примерно представляя, что происходит: она видела достаточно рекламных роликов, судя по которым прямо сейчас член, выполненный из специального «живого» материала, «прорастает» внутрь Свон, заполняет ее – плотно, горячо и туго, становится с ней одним целым, чтобы не выпасть при самых резких движениях. В то же время своеобразный маленький «капюшончик» накрывает собой клитор, который будет стимулировать во время секса для дополнительной выработки смазки и семенной жидкости. Регина может даже потрогать этот бугорок, что и делает, с удовлетворением слыша низкий стон от Свон. Та сидит, широко раздвинув ноги, на ней все еще форменная рубашка, а низ полностью оголен, и Регина готова поклясться, что не видела ничего более возбуждающего. Она не может больше ждать. Член качается перед ее лицом – набухший, удлинившийся, теплый, такой настоящий, – и Регина, поспешно встав, стаскивает с себя юбку вместе с нижним бельем. Сегодня она не использовала тампон, и внутренняя поверхность ее бедер наверняка блестит от густой смазки. Свон смотрит на нее во все глаза, и выражение лица ее… темное, лучше и не скажешь. Жадные, требовательные глаза, чуть приоткрытый рот, разметавшиеся по плечам волосы. Регина разводит ноги, чуть подвигаясь вперед, и, схватившись руками за плечи Свон, торопливо опускается на член, впуская его в себя сразу: ей нет нужды готовиться, она полностью расширена и смазана вот уже несколько дней как. Ее вздох совпадает с протяжным стоном Свон: та запрокидывает голову, явно попадая во власть томительно острых ощущений. Регина чувствует, как Свон едва дергается. Наверняка ей хочется вдвинуться глубже в Регину, но стул не позволяет. Он – молчаливый союзник Регины, позволяющий ей контролировать ситуацию. Это не то, чего бы она хотела на самом деле, но пока Свон не может освободиться, придется довольствоваться этим. Регина опускается еще чуть ниже, с дрожью ощущая, как головка члена продвигается дальше: она достаточно широка, чтобы практически причинять боль, но это хорошая боль, если боль вообще бывает хорошей. Во всяком случае, это та боль, которую Регина хочет испытывать, а значит, все в порядке. – Еще! – приказывает Свон. – Глубже! Опускайся! И Регина, которая только что думала, что все контролирует, покорно подчиняется, касаясь ягодицами напряженных бедер Свон. Она сверху, но Свон – в ней. Она имеет ее. В ту же секунду первая волна – предвестник оргазма – проносится по телу. Регина ахает, выгибая спину, и приподнимается, не зная, хочется ли ей растянуть удовольствие или получить все сразу. В голове плавает туман, перед глазами все мутно, в нос и рот забился аромат роз. Она сильнее хватается за плечи Свон и снова опускается на член, позволяет ему заполнить себя. Ей кажется, что он стал немного шире, но для этого еще рано. А может быть, он растет сам по себе: в рекламе говорилось, что такое случается. – Двигайся, – слышит Регина сбивчивый шепот Свон и склоняет голову для поцелуя. У них обеих припухшие губы, которые смыкаются, слипаются, прижимаются, раскрываются, позволяя языкам снова встретиться и сплестись в безумно эротичном танце. Регина дергает бедрами, член внутри горячий и настоящий, он выскальзывает из нее и входит обратно с громким хлюпаньем: жидкости так много, что Регине в какой-то момент кажется, что она намазана маслом. Никогда еще она не текла так обильно, и это вносит дополнительную нотку возбуждения во всю ту похоть, что владеет Региной вот уже несколько дней. Она стонет и снова целует Свон, и трахает ее рот языком, пока член внизу трахает ее саму, и движется, и восторгается, и стонет вновь, уже во весь голос. Ее больше не заботят камеры, микрофоны и возможное внимание Спенсера, она с наслаждением втягивает в себя запах роз, и в какой-то момент член Свон упирается куда-то головкой так, что Регина кончает: мощно, бурно, едва ли не со слезами. Оргазм накрывает ее с головой, обрушивается на плечи, спину, грудь, придавливает и вынуждает упасть на Свон. Регина едва дышит, оглушенная, между ног у нее пульсирует и сжимается, а потом она слышит: – Не останавливайся. Чуть погасшее было возбуждение возвращается с удвоенной силой, и Регине уже не хватает толщины и длины члена. Она знает, что это значит. Прекрасно знает. Она требовательно целует губы Свон, дергает ее за волосы, позволяет члену выскользнуть из себя и со стоном разочарования шепчет: – Хватит. Хватит… Она не верит, что говорит такое. Тело убеждает ее в обратном, оно изнывает, ему мало, оно в цикле и готово извиваться и кончать раз за разом, пока голова не опустеет, пока ноги не отнимутся, пока сердце не взмолится о пощаде. Мокрая напряженная плоть прижимается к ее дрожащему животу. Свон смотрит на Регину: все еще тяжело, все еще страстно, все еще желая. Регина ладонями обхватывает ее лицо и медленно целует в губы. – Я не хочу забеременеть, – говорит она о том, о чем ее никто не спрашивал. Потому что она обязательно забеременеет, если они не прекратят. Даже искусственные члены прекрасно образуют узел, после которого им со Свон придется провести не один час в сцепке: узел – стопроцентная гарантия того, что их жидкости смешаются и породят нового человека. Свон молчит, и Регине становится неловко, ведь та все еще не кончила. Она берется за член, переживая новую вспышку желания засунуть его в себя, и принимается водить по нему ладонями, одновременно с силой потираясь о него пахом и половыми губами. Перед глазами немного темнеет, кончики пальцев на ногах поджимаются. Регина проводит головкой по своему клитору, надеясь, что этого будет достаточно, но каким-то неведомым образом член снова проскальзывает внутрь нее, и это настолько правильно, настолько хорошо, настолько туго и сладко, что нет никакой возможности вытащить его. Регина протестующе стонет, Свон хрипло смеется, они снова целуются распухшими губами, и Регина движется вверх-вниз, вверх-вниз, до самого своего оргазма, во время которого умудряется соскочить, сама не понимая, как. Буквально сразу же Свон выгибается так сильно, как только позволяет ей стул, издает полустон-полукрик, и задыхающаяся Регина чувствует, как на ее живот и бедра обрушивается горячая волна липкой жидкости. Она непроизвольно отстраняется и, не удержавшись, падает на пол. Он холодный и почти обжигает ягодицы, Регина быстро приходит в себя и, отвернувшись, шарит вокруг руками, ища сумочку: в ней влажные салфетки. Найдя их, она поворачивается обратно и принимается вытирать: сначала обессиленную Свон, а потом и себя. – Не торопись, – слышит она. – Они еще ничего не включили. Регина шумно выдыхает и поднимает голову. Потом берется обеими руками за поникший член и тянет его на себя. С глухим «чпок» он вылетает из Свон – та издает протестующий возглас, – и с обратного его конца продолжает стекать мутноватая жидкость. Регина никогда не видела его таким. С оттенком удивления она рассматривает небольшое отверстие, через которое жидкость Свон должна была бы попасть в нее. Член выглядит совершенно настоящим – за тем только исключением, что он искусственный. Буквально на глазах он начинает уменьшаться в размерах, и Регина, обтерев, убирает его в сумочку. Свон сидит, прикрыв глаза, и Регина невольно упирается взглядом ей между ног, где все еще влажно и наверняка горячо. Не одолев искушения, Регина протягивает руку и пальцем ведет по скользкой расщелине, надавливает на клитор. Прикосновения отдаются внутри грандиозным эхом, и Регина отдергивает руку, принимаясь торопливо одеваться. В какой-то момент она слышит тихий смех. Свон смеется, и, несмотря на то, что она продолжает оставаться прикованной к стулу, Регина чувствует себя так, будто только что была взята настоящим альфой, который сделал ей ребенка. А еще она вспоминает кое-что, что заставляет ее от души вздрогнуть. – Ты знала, что я – твоя омега? – спрашивает она, сжимая кулаки. Откуда Свон могла знать? Она даже не альфа! И все же… Обострившимся чутьем Регина понимает: Свон знала. Знала – и поэтому согласилась дать интервью. Мысль про интервью мелькает очень быстро, Регина даже не успевает ее поймать. Ей должно быть стыдно, но нет: цикл будет длиться еще около двух недель, а значит, до этого времени можно забыть про интервью. Тем более, если учесть, что Эмма Свон – ее соулмейт. Свон загадочно молчит, а Регина усмехается. Вот какая статья понравилась бы читателям! Они любят подобные истории. Да вот только счастливого конца никто не может гарантировать. Но и эта мысль покидает Регину слишком быстро для того, чтобы ее огорчить. – Так что же? – повторяет она, невольно поправляя прическу. – Ты знала? Свон наконец сдвигает ноги и лениво отвечает: – Я отвечу тебе в следующий раз. Регина пытается скрыть удивление, но у нее плохо получается. – Ты думаешь, будет следующий раз? Что тут думать? Он обязан быть. Но Регине все еще хочется верить, что она управляет ситуацией. Свон слегка улыбается припухшими губами, и Регина неровно выдыхает, тут же вспоминая, как кусала их. Приходится сдвинуть бедра, но это мало помогает от вновь начинающей выделяться смазки. Иногда Регина ненавидит быть омегой. Она помогает Свон одеться, стараясь как можно легче касаться ее, и произносит: – Ты думаешь, я сюда вернусь? Я ведь получила, что хотела. Ей не нравится идея о том, чтобы зависеть от убийцы. И от беты. Может быть, если она сейчас уйдет и найдет себе альфу, все выправится. Бета не может быть ее соулмейтом. Регина не хочет быть соулмейтом беты-убийцы. Свон продолжает молчать, и в этом ее молчании столько от альфы, что Регина не знает, как вести себя дальше. Она нажимает тревожную кнопку, дожидается охранника и на подгибающихся ногах, стараясь не оборачиваться, мчится в туалет, где долго разглядывает себя в зеркало. А потом, заняв уже облюбованную кабинку, кончает еще пару раз от воспоминаний о том, как хорошо было чувствовать Эмму Свон внутри себя. Ей требуется что-то около часа, чтобы привести себя в порядок и не дать никому почву для лишних подозрений. За этот час она успевает возненавидеть Эмму Свон, проникнуться к ней участием, полюбить ее и разлюбить. Родители учили Регину, что соулмейт – это навсегда, но они не говорили, что делать, если твой соулмейт не должен существовать таким, каким он существует. Регина думает, что сегодняшнего секса ей хватит, но вынуждена признать, что ошибается. Эмма Свон еще прочнее поселяется в ее голове, и Регине уже почти надо вернуться в камеру, чтобы провести следующие две недели под прижимающим ее к кровати горячим крепким телом. О, она уверена, что тело у Эммы Свон именно такое: горячее и крепкое. При представлении его между ног вновь становится мокро, Регина закатывает глаза и лезет в сумочку за мазью. Чтобы нанести ее, приходится вытащить тампон и вновь забраться пальцами во влагалище, отчего очередная волна возбуждения приводит к очередному же оргазму: не такому сильному, как предыдущие, и скорее обременительному, чем всецело приятному. Приходится провести в туалете еще двадцать минут, чтобы мазь начала действовать: во время цикла это происходит не так уж быстро. Спенсер ловит Регину почти у самого выхода из тюрьмы и требует отчета. – Она не почувствовала меня, – лжет Регина. – Может быть, у меня слишком хорошие блокираторы? Спенсер окидывает ее внимательным взглядом и нехотя кивает. – Может быть, она все-таки не альфа, у нее не такой нюх. – Откуда вы знаете, что она точно не альфа? – цепляется за слова Регина, понимая, что не должна выдавать свою осведомленность. Спенсер кашляет, скрывая смущение. – Я думал, вы читали отчеты. – Я читала, – кивает Регина. – Но там также указано, что она не омега и не бета. А это всего лишь значит, что врачи не смогли точно определить: она ведь не может быть никем. Спенсер соглашается и спрашивает: – Когда вы планируете вернуться? Регина все еще сомневается, что ей надо возвращаться. – Вы думаете, стоит? Я не могу разговорить ее. Ей неловко признаваться в собственном проигрыше. Раньше с ней такого не случалось. Раньше она не была знакома с Эммой Свон. Спенсер потирает подбородок. – Может быть… – он делает паузу. – Может быть, в следующий раз попробовать не сажать ее на стул? Мгновенная приливная волна затапливает все внизу у Регины. Она только обреченно вздыхает. – Может быть. В ее фантазиях Эмма Свон уже стоит перед ней: полностью обнаженная, напряженная, и член подрагивает меж ее бедер, готовый заполнить Регину так туго, как только получится. – Что вы планируете сделать с ней, когда она признается? – спрашивает Регина, смирившись с тем, что вновь придется принимать продолжительную ванну. Спенсер хмыкает. – То, что не делали пока ни с кем. Регина приподнимает брови. Нехорошее предчувствие закрадывается куда-то в низ живота, временно вытесняя уютно обосновавшийся там огонь желания. – В каком плане? Спенсер открывает для нее дверь. – Смертная казнь, мисс Миллс. Полагаю, вы понимаете, почему. Регина переступает порог тюрьмы, уже зная: она вернется. И она действительно понимает, почему.