***
– Где твоя комната? – спросил Джордан, толкая Тейта перед собой по коридору. Он держал его за левое плечо и держал не очень крепко, но Тейт понимал, что стоит ему дёрнуться, как Джордан вцепится в него мёртвой хваткой. – Вот эта, – показал Тейт. – Заходи. Включи свет. Они зашли внутрь. Тейту уже не было так страшно, как в первую секунду: если бы Джордан планировал что-то по-настоящему опасное – например, убить его, – он не стал бы в открытую забирать его у Мимса. Наверняка кто-нибудь просто пролез бы к нему в спальню и придушил во сне. Да и зачем Джордану его убивать? Джордан быстро оглядел комнату. Взгляд чуть дольше задержался на дверях: одна вела в ванную, про другую Тейт ничего не знал, он не пробовал её открывать. Тейт стряхнул руку Джордана со своего плеча – и тот это позволил. Джордан вытянул раскрытую ладонь вперёд: – Телефон. Он словно разучился говорить что-либо длиннее трёх слогов. – С чего это? Какое вы имеете право… – Телефон, – повторил Джордан, не дослушав. По взгляду и решительно сжатым губам было ясно, что телефон Джордан всё равно получит, даже если Тейт не захочет отдавать добровольно. Тейт сунул руку в карман пиджака и вытащил телефон. – Какая честь! Меня посетил лично глава службы безопасности, – он положил телефон на протянутую ладонь Джордана. Тейт хотел придать голосу как можно больше язвительности, но унизить Джордана не вышло. По крайней мере тот не подал виду. Вместо этого он сделал краткое пояснение: – О твоей профессии известно лишь троим: мне, Брогану и Ортису – и Дэвид не хочет, чтобы узнал кто-то ещё. Но просто телохранители вряд ли смогут договориться с таким человеком, как Мимс, так что пришлось поехать мне. – И что вам нужно? – Отвезти тебя назад. У тебя есть нормальная одежда? – Есть, – Тейту было уже не просто неловко за свой внешний вид, ему стало по-настоящему стыдно. – Переоденься, – Джордан покачал головой. – Или тебе это нравится? Вот это? Я даже не знаю, на кого ты больше похож, на шлюху или на клоуна. Дэвид хотя бы обращался с тобой как с человеком… В голосе Джордана, обычно таком ровном и спокойном, сейчас слышались разочарование и укор. Тейта это вывело из себя, это было даже хуже, чем те презрение и жалость, с которыми Джордан смотрел на него на лестнице. – Да, конечно, я только из-за одежды и сбежал! – огрызнулся он. – Вы прекрасно знаете, почему я здесь… – Потому что у Мимса есть охрана? – Джордан усмехнулся одним уголком рта. – И что, она тебе помогла? Вопросы редко решаются силой. Думаешь, я не мог приказать Ортису просто подъехать и запихнуть тебя в машину? Разумеется, мог, но это потянуло бы кучу других проблем… – Джордан насмешливо покосился на костюм Тейта. – Ты думаешь, мы какие-то бандиты? Врываемся в дома, избиваем людей… – Вы – и не вздумайте отпираться – планировали убийство! Джордан чуть склонил голову: – Я не буду отпираться. Но это крайний метод. Это признание бессилия, когда не в состоянии решить проблему на другом уровне, – Джордан постучал пальцем по лбу, – вот здесь. – Такие, как вы, наверное, именно так и предпочитают решать проблемы, – Тейт чиркнул ладонью по подбородку. – Ты жив и весьма оживлённо болтаешь, так что, как видишь, это не мой любимый метод. А теперь переоденься. – Как вы нашли меня? – Тебя видели с Мимсом на каком-то приёме. Надо было прятаться лучше. Тейт подошёл к шкафу и собрал с вешалок и полок то, что принадлежало ему: джинсы, рубашку, свитер, куртку… Он делал всё это на автомате, думая о том, есть ли у него ещё шанс сбежать… Чуть дальше по коридору был выход на лестницу, которая вела во внутренний двор. И что потом? Можно выбежать через маленькую калитку наружу. Под одной из стен палаццо шёл тротуар, но он тянулся вдоль ряда домов без единого поворота или мостика очень далеко, прямой, как стрела. Никуда не свернуть, нигде не спрятаться. Вряд ли он бегал быстрее Джордана – особенно в этом костюме. Но опять же там было темно. Вдруг он сумеет скрыться? И куда он без документов? В полицию или посольство? Тейт представлял, что начнётся дальше. – А что потом? Что вы со мной сделаете? – спросил Тейт, не поворачиваясь к Джордану. – Спросишь у Дэвида. Тейт кивнул и шмыгнул носом. У него внезапно защипало в глазах, то ли от страха, то ли от стыда, то ли просто от слова «Дэвид». Он вспоминал его каждый день и не по разу. Он всё время думал о нём и даже, довольно часто, о том, что они случайно встретятся и… И дальше он ничего не мог придумать. – Ну что, всё взял? – поторопил его Джордан. – Всё. Тейт с охапкой вещей пошёл в ванную. Он, придерживая одной рукой одежду, попытался другой закрыть дверь, но Джордан распахнул её и прошёл в ванную вслед за Тейтом. Он сразу направился к окнам. Их тут было два. Он подёргал рассохшуюся раму, открыл её, отчего стёкла угрожающе задребезжали, и выглянул наружу. Снаружи был навес над лестницей – длинный грязный скат, покрытый сором и загаженный птицами. Джордан прикрыл окно и произнёс: – Я останусь здесь. – Я не собираюсь выпрыгивать из окна! – Одного я тебя не оставлю. Не беспокойся, я не буду смотреть. Джордан отвернулся к окну, но встал так, чтобы держать под контролем и дверь в комнату. Тейт снял пиджак, затем кружевную футболку – или не футболку, он понятия не имел, как эта декольтированная дрянь называлась, – затем обувь. Брюки снимались с трудом. Ткань не скользила по горячему и влажному телу. До коленей Тейт кое-как их дотянул, но дальше они так плотно облепили ногу, что Тейт не знал, как из них выпутаться. Он дёрнул брючину сильнее, потянул вбок, и наружный шов с треском разошёлся. Джордан резко обернулся, скорее инстинктивно, просто среагировав на звук – вряд ли он думал, что Тейт сейчас ломает противоположную стену. Он смотрел на Тейта меньше секунды, сразу же отвернувшись к окну, но Тейт успел заметить, как приподнялись брови Джордана. Должно быть, тот впечатлился нижним бельём – очередным шедевром «Бордель». Шедевром это выглядело бы на девушке. На Тейте маленький клочок прозрачной ткани, который с трудом вмещал член, смотрелся невероятно пошло. Хотя узкие чёрные ленты по бокам Тейту даже нравились. И выглядели возбуждающе – примерно, как верёвки, которыми обвязывал его запястья Ингрэм. И он до сих пор не знал, что делать с пробкой, – не вытаскивать же сейчас, при Джордане. Наверное, лучше было оставить её и избавиться потом, в первом попавшемся туалете, куда его пустят одного. В свою одежду Тейт оделся за три минуты – хотя понятия не имел, куда так торопится. Само присутствие Джордана – холодное, строгое и требовательное – заставляло двигаться быстрее. Тейт открыл рот, чтобы сказать, что он готов, и не смог произнести ничего… Ему было страшно, он не знал, куда Джордан его отвезёт и что сделает Ингрэм, но, когда он подумал об этом тщательнее, вслушался в себя, то понял, что это ненастоящий страх. Он словно смотрел фильм, и всё это происходило не с ним. Ингрэм происходил не с ним. Настоящий страх он почувствовал, когда Джордан вывел его из комнаты. В одной руке Тейт нёс свою сумку, другой едва не касался шедшего рядом Джордана, – тот старался держаться как можно ближе, чтобы перехватить Тейта, если тот вздумает бежать. – Выкинешь что-нибудь, сломаю палец, – пообещал Джордан совершенно обыденным тоном. Было ясно, что он точно это сделает, если посчитает нужным. Тейт не собирался выкидывать номеров или сопротивляться. Весь расчёт при побеге из Нью-Йорка был на то, что он исчезнет на время из поля зрения Ингрэма, тот потеряет к нему интерес и забудет, и тогда можно будет вернуться. Но даже когда Тейт планировал всё это, то уже понимал, что замысел довольно глупый: он не может скрываться дольше двух или трёх месяцев, – или ему придётся пожертвовать учёбой. А вылететь с последнего семестра было бы ещё большей глупостью. Запасного плана, что делать, если двух месяцев не хватит, у него не было. Он просто не знал, что ему ещё делать. Он не мог больше оставаться с Ингрэмом, но и рушить всю свою жизнь, сбегая из страны, тоже не хотел. Побег закончился бесславно, но Тейт был даже рад, что Ингрэм избавил его от Мимса. Мимс был отвратителен. Ингрэм же даже убийства планировал с вызывающими жутковатое уважение спокойствием и уверенностью. Тейт несколько раз смотрел «Крёстного отца» – дед любил этот фильм, особенно первую часть, – и только недавно задумался над тем, что и он сам, и дед, и все те немногие, с кем он фильм обсуждал, симпатизировали героям Брандо и Пачино и испытывали к ним уважение. Ингрэм не напоминал члена клана Корлеоне. Он скорее воплощал нечто противоположное им, англосаксонскую финансовую и индустриальную элиту; старые семьи, отдававшие отпрысков в престижные университеты и пачками выращивавшие из них сенаторов, судей Верховного суда и губернаторов. Но было в Ингрэме – и в Джордане тоже – что-то такое же предательски притягательное, почти гипнотизирующее, пусть у их харизмы и был грязный красноватый отблеск. Тейт не знал, что ему делать, и сбежал, потому что его гнал страх. Теперь он возвращался назад, и страха больше не было. Он знал, что ничего хорошего его при встрече с Ингрэмом не ждёт, но то, как обходился с ним Джордан – чуть свысока, но всё же вежливо, то есть как всегда, – намекало на то, что бояться особо нечего. Всю дорогу до аэропорта и перелёт через Атлантику Джордан словно не замечал Тейта. Он передоверил его заботам Ортиса, а сам занимался своими делами, что-то просматривая и набирая в ноутбуке. Иногда он гасил экран и откидывался назад, закрыв глаза. Подумав минуты две-три, он снова возвращался к работе. Заговорили они только тогда, когда принесли поздний ужин, и Джордан, оторвавшись наконец от ноутбука, заметил, что Тейт ничего не ест. – Думаешь, я тебя отравлю? – спросил он. – Нет аппетита, – Тейту на самом деле кусок в горло не лез из-за того, что самолёт, недавно вышедший из зоны турбулентности, до сих пор время от времени то подбрасывало, то качало из стороны в сторону. Тейт открыл крышку ящика сбоку от подлокотника и вытащил недопитую бутылочку томатного сока. Он вряд ли смог бы пропихнуть в себя что-то более существенное. – В маленьких самолётах трясёт сильнее, – Джордан, видимо, понял, почему Тейт не ел. – Дэвид в этот садится только если вопрос жизни и смерти. Тейт никак не отреагировал на эту попытку завязать разговор и смягчить ситуацию, вернее, отреагировал презрительным равнодушием. Он в упрямом молчании пил сок и даже не смотрел на Джордана. Тот не сильно расстроился: снял со столика весь поднос и ушёл в дальнюю часть салона, где ужинали Ортис и ещё один телохранитель. Они втроём что-то тихо обсуждали и иногда даже смеялись, и Тейт почему-то чувствовал себя так, будто это, наоборот, с ним отказались есть за одним столом и сказали валить за другой. С самолёта Ингрэма они пересели на вертолёт, который через десять минут приземлился на площадке возле Гудзонского парка. Там их ждали две отдельные машины. Джордан первым сел в свою, даже не удостоив Тейта взглядом – словно уже забыл о задаче, которая ему не слишком-то нравилась, но которую пришлось выполнить. Была уже половина второго ночи, а по европейскому времени Тейта скорее уже раннее утро. В квартиру Ингрэма Тейта повёз второй охранник, Тейт не запомнил его фамилии, она была отчаянно заурядной, вроде Джонса или Джонсона, и поднялся с ним в квартиру, где их встретил Броган. Он забрал у Тейта сумку – Джонс или Джонсон ему свою помощь не предложил – и кивнул в сторону лестницы. – Поднимайтесь, мистер Эйвери. Он точно так же поднимался недавно по лестнице в палаццо, с таким же мучительным и недобрым предчувствием, с таким же напряжением – и даже лестница загибалась в ту же сторону. Ингрэм сидел на диване в комнате отдыха – Тейт видел его через распахнутые двери. Раскрытый ноутбук стоял на столике рядом с пачкой сигарет и пепельницей, где Тейт заметил неровный слой пепла и несколько окурков. Ингрэм не курил здесь, в этих комнатах. И он не ложился в постель сегодня. И он не смотрел раньше вот так. Тейт остановился возле дверей, не решаясь войти. Он чувствовал себя виноватым. Не должен был, но чувствовал… Он опустил глаза. Когда отец позвонил Тейту и сказал, что не может больше платить за обучение, Тейт чувствовал себя преданным. И даже хуже – он почувствовал, что ничего не значит для собственного отца. Тейт до сих пор думал, что когда-нибудь выместит на нём свою обиду и злость самым нелепым и жестоким образом: скажет, что пришлось сделать и кем стать из-за его предательства, сбросит всю вину на него, заставит пожалеть о содеянном, устыдиться, может быть, даже ужаснуться. Тейт не мог простить ему того, что про себя называл предательством. Он поступил с Ингрэмом так же, как отец когда-то с ним самим. Обманывал до последнего, а потом сбежал. И теперь Тейт чувствовал стыд и вину. Ингрэм поднялся с дивана. Он был в одном из своих офисных костюмов, правда, синий галстук не был повязан на шее, а свисал с подлокотника. – Я впечатлён, – Ингрэм изобразил аплодисменты, медленно и размеренно похлопав ладонями одна о другую. – Мне даже в голову не пришло, что ты собираешься сбежать. Даже когда тебя не оказалось дома, и охрана сказала, что не знает, где ты. – Ты бы постарался меня задержать, – Тейта хвалы актёрскому мастерству не порадовали. – Мне пришлось так поступить. Я уже сказал: мне жаль. Ингрэм остановился в нескольких шагах. Он засунул руки в карманы брюк и рассматривал Тейта, словно незнакомого человека, со слишком живым и внимательным любопытством. – Обычно я хорошо читаю лица, жесты, интонацию. Это профессиональное. Ты меня удивил. – Ты ведь не спрашивал меня, не собираюсь ли я уехать. Ты вообще ни о чём меня не спрашивал… после того. А всё остальное… Я не притворялся. Мне нравишься ты, нравится заниматься с тобой сексом. – Но ты обманул меня и сбежал. – Не потому что… – Тейт прикусил нижнюю губу. – Не по личным причинам. Ингрэм сделал шаг вперёд и положил руки Тейту на плечи: – Я понимаю, почему ты это сделал. Тебя сложно винить, но мне казалось… Мне казалось, ты сможешь это понять. Именно ты – сможешь. – Почему именно я? Потому что у меня тоже нет… – Тейт сделал паузу, пытаясь найти нужное слово, которое объяснило бы, чего он лишён, – …принципов? У нас с тобой нет разных принципов. Если бы тебе нужны были деньги, ты бы скорее сдох с голоду, чем подставился, а я в твоей ситуации… Я просто никогда бы не оказался в такой ситуации. – Я говорил о другом. О том, что мы оба понимаем: иногда приходится делать вещи, которые не доставляют удовольствия и за которые чувствуешь вину… – Я вообще-то не чувствую никакой вины, – вскинул подбородок Тейт. Ингрэм кивнул и убрал руки с его плеч. – Отлично. Я тоже. Иди в спальню. Раздевайся, я сейчас приду, – Ингрэм развернулся и пошёл к столу, где оставил ноутбук. – Нет. Тейт произнёс это тихо и спокойно, но Ингрэм вздрогнул, как ужаленный. – Это не просьба, Тейт. – Приказывать ты мне не можешь. – Нет, могу, – Ингрэм вернулся к Тейту и встал рядом с ним. – Я тебя купил, и ты будешь делать то, что я говорю. – Ты меня не покупал. Ингрэм чуть прищурился – презрительно, желая унизить, но блеск глаз был победным, почти счастливым. – Мимс заплатил за месяц, и деньги, я думаю, ты уже получил. – И при чём здесь ты? – Джордан договорился с Мимсом. – Я не картина и не пакет акций, которые сволочи вроде вас с Мимсом могут перепродавать друг другу, – Тейт едва не задохнулся, говоря это, так хотелось не говорить, а кричать. – Деньги я верну. Тейт сделал шаг назад, к лестнице. Он понимал, что стоит Ингрэму приказать, и он не выйдет из этой квартиры. Его не выпустят. Но он пока не знал, что сделает Ингрэм и отдаст ли он такой приказ. – Тейт, пожалуйста! – голос Ингрэма звучал просяще. – Пожалуйста. Я не должен был всё это говорить, про деньги, про Мимса… Я просто зол. Ты же понимаешь, что тебя привезли из Италии не для разговора, что я, если захочу, могу заставить тебя остаться – силой или шантажом. – Я понимаю, – Тейт остановился. – Такие вещи тяжело принять, но… Просто не думай об этом. Обещаю, тебя это никогда не коснётся. Я должен был поговорить с тобой сразу, а не делать вид, что ничего не произошло, – Ингрэм взял Тейта за руку. – И знаешь, я даже рад, что ты сбежал. Конечно, мне было неприятно, особенно когда сказали, что ты с этим ненормальным, с этим придурком Мимсом. Но всё равно: даже если ты меня и обманул, ты поступил в какой-то степени честно. Тейт потянул руку, пытаясь освободиться, но он сделал это скорее инстинктивно – прикосновения Ингрэма не вызывали у него страха или отвращения. – Пожалуйста, выслушай меня! – не дал ему вырваться Ингрэм. – Ты не должен был ничего этого узнать, но раз уж знаешь… Я думаю, это даже к лучшему. Вернее, будет к лучшему, если ты сможешь принять меня таким, какой я есть. Хотя это не имеет отношения к тому, какой я есть, это просто бизнес. И всё равно, – Ингрэм перевёл дыхание, – это часть меня. Мне хочется, чтобы человек, с которым я живу, знал обо мне всё. И принимал. – Я не живу с тобой, – произнёс Тейт, глядя исподлобья, потому что злился сейчас уже не на Ингрэма, а на себя самого – за слабость, за сочувствие, за готовность уступить. – Ты мне платишь. – Ты опять пытаешься спрятаться за деньги и за цинизм, которым не обладаешь. Тейт понимал, что проиграл. Наверное, проиграл даже не сейчас, а раньше, когда понял, что совершил ошибку, сбежав к Мимсу, что этот поступок был бессмысленным. Когда понял, что думает о Ингрэме постоянно и скучает по нему. И даже по Клэр – тоже скучает. – Я не могу, – Тейт покачал головой. – Я не могу так. Ингрэм прижал его к себе и провёл рукой по волосам. Тейт даже не подумал вырваться. – Ты привыкнешь, – тихо сказал Ингрэм. – Очень скоро. Поверь мне. – Я не могу. Найди другого, кто сможет. – Я люблю тебя, – просто ответил Ингрэм. Тейт зажмурился. – Этого не может быть, – прошептал непослушными похолодевшими губами Тейт. – Ты же знаешь, кто я. – Но это так. – И ты говоришь это сейчас? Когда я пытался сбежать и меня вернули?.. И ты… ты всё равно… – Тейт сглотнул и судорожно втянул воздух, после чего уже не смог вновь заговорить. Ингрэм продолжал гладить его по голове: – Я хотел сказать это за ужином в последний день. Я позвонил домой, и миссис Шерер сказала, что ты куда-то ушёл, а я подумал: «Как хорошо! Сюрприз точно удастся». Я заказал цветы, свечи… Понятия не имею, любишь ли ты цветы. Может быть, нет… – О господи, – выдохнул Тейт. – Прости. Я не должен был сбегать вот так. И всё равно это было бессмысленно и глупо. Мне просто было страшно… – А сейчас? – Уже меньше, – Тейт плотнее прижался к Ингрэму. Ему было стыдно за то, что он сделал. Наверное, не должно было: он поступил правильно, если смотреть на ситуацию с высоты общечеловеческой морали, но если спуститься на несколько ступеней ниже и встать вровень с другим человеком, то по отношению к нему поступок был низким. Тейт одновременно и не чувствовал за собой вины, и жалел, что вот так обошёлся с Ингрэмом. Ему было уже не так страшно – и отсутствие страха пугало. Тейт понимал, что Ингрэм прав и он привыкнет. Тот разговор, так напугавший его, постепенно будет сдвигаться в прошлое всё дальше и дальше, пока не поравняется с африканскими странами, происходившее в которых, как Тейт уже понял, его мало волновало. Всё это происходило слишком далеко и слишком не с ним. Сейчас вина перед близким, обнимавшим его и готовым простить Ингрэмом чувствовалась гораздо острее, чем страх из-за нескольких подслушанных фраз. Тейт боялся открыть глаза. – Пойдём в постель, – губы Ингрэма коснулись его виска нежно, хотя рука, до того гладившая волосы, теперь держала голову Тейта крепко, как в тисках. – Уже очень поздно.***
Тейт слышал, что секс после ссоры бывает особенным, но у него самого такого секса не было никогда. Конфликты с клиентами, хотя таковые случались редко, он быстро гасил или же просто уходил – хотя так поступить ему пришлось лишь однажды. Девушки, с которыми он встречался… С ними ссор тоже не было, потому что в глубине души обоим было плевать друг на друга и оба изображали принимающих и понимающих партнёров. С Ингрэмом настоящей ссоры тоже не вышло, Ингрэм не дал ей разыграться, хотя Тейт чувствовал, что сам стоит на краю и готов сорваться, потому что те границы, что отделяли его от клиентов, с Ингрэмом истончились почти до полного исчезновения. Но даже если ссоры не было, примирение – или воссоединение – в постели было. Чувство вины – уже отпущенной и оттого болезненно-сладкой, – стыд и остатки страха ощущались как лихорадка, как жар, как туман перед глазами. Тейт касался Ингрэма с нервной и жадной нежностью, и ему казалось, что он захлёбывается и тонет в этих неуправляемых, поднимающихся откуда-то из глубины эмоциях. Они не были неприятными, но Тейт предпочёл бы, чтобы их не было… Они были слишком сильными, слишком мучительными и обезоруживающими. Тейт ощущал себя слабой, едва не рвущейся оболочкой для этих огромных, растущих, на глазах разбухающих чувств. Он прижимался к Ингрэму и целовал его, бессмысленно и отчаянно двигался, не задумываясь ни на секунду, отвечает ли Ингрэм, хочет ли он того же. Он чувствовал одновременно правильную, справедливую тяжесть своей вины и опустошающую лёгкость от того, что он простил и его простили, и дальше всё будет по-старому. Когда Ингрэм обнажил его головку и осторожно коснулся ложбинки языком, Тейт вскрикнул и тут же зажал себе рот. Он боялся, что у него сейчас брызнут слёзы, так было больно и хорошо внутри, и лить в эту жуткую кипящую смесь ещё и возбуждение казалось смертельно опасным… Тейт пытался остановить Ингрэма, приподнять его голову. – Не надо, пожалуйста… Не хочу так быстро. – Я и не позволю, – улыбнулся Ингрэм, приподнимая лицо. – Ты будешь умолять, чтобы я дал тебе кончить… – Ты разрешишь мне? – спросил Тейт, чувствуя в голосе Ингрэма особую напряжённость, жадную, властную, немного садистскую. Знакомое звучание. И если раньше оно пугало, то теперь вызвало горячую дрожь и предвкушение. А ещё сильное, граничащее с сексуальным, удовлетворение от того, что он может дать Ингрэму всё, чего тот хочет, то, чего ни за какие деньги не сможет купить у другого – только у него. – Разрешу? – переспросил Ингрэм, легонько касаясь члена Тейта губами. – Сегодня вряд ли. – Хочешь наказать меня? – это был не вопрос, а предложение. – Хочешь? – Тейт едва не задыхался от жуткого, нездорового возбуждения. – Хочешь? Всё что угодно… Ты же знаешь. Скажи мне как… – Я не стану говорить, – Ингрэм выпрямился. – Я сделаю. Тейт вопросительно смотрел на него, ожидая продолжения или объяснения того, что происходило, – и понимал, что никакого объяснения быть не может. Между ними всё совершалось не на уровне слов и понимания, а на уровне эмоций, «сырых» и примитивных телодвижений. Это было что-то гораздо более важное, чем слова, и одновременно более простое: притяжение и отталкивание, электрическая дрожь на кончиках пальцев, нервные импульсы, пронизывающие тело… Не мигая, выжидая, что будет дальше, Тейт смотрел на Ингрэма. Он был готов ко всему и знал, что Ингрэм никогда, никогда не сделает с ним ничего по-настоящему плохого, – и одновременно хотел этого: чтобы тот сломал в нём что-то и заставил перейти очередную границу. На лице Ингрэма появилась странная улыбка, неуверенная и как будто бы злая, вздёрнувшая верхнюю губу и обнажившая ровные, блестящие зубы. Тейт прикрыл глаза, словно приглашая и подталкивая. Ингрэм ударил его по лицу. Щёку обожгло, а в носу защипало так, как бывает перед тем, как расплачешься, – только сильнее, до боли. Тейт, не открывая глаз, сглотнул. Губы слева слушались плохо, так что слова проговаривались медленно: – Это всё? – Да. Тейт выдохнул и одновременно почувствовал что-то сродни разочарованию. Он облизнул губы, осторожно пробуя языком болезненно онемевший уголок рта. – Я думал, это больнее. – Первый раз? – Да. Я не могу рисковать лицом, из-за синяков. – У тебя не останется синяков. – Если и останутся, ничего страшного: у меня сейчас нет других клиентов, – Тейт провёл рукой по своему напряжённому, прямо, как стрелка, лежащему на животе члену. – Я хочу тебя. Внутри. Ингрэм сдвинулся назад, почти к самому изножью кровати. – Не трогай себя, – приказал он. – Разведи ноги. Шире. Ещё шире. Он вытянулся к Тейту и обвёл указательным пальцем вход. Он легко постукивал по краям, заставляя Тейта непроизвольно сжиматься. Потом, когда Ингрэм наигрался, он ввёл палец внутрь, сразу добавив второй. – Что он делал с тобой? – спросил Ингрэм. – Ты до сих пор растянут. Тейт сжал зубы: он не думал, что Ингрэм заметит разницу. Но тот заметил: его пальцы двигались внутри, нажимали на стенки, словно обследуя и отыскивая следы, оставленные другим мужчиной. – Отвечай, – в Тейта вошёл, хотя уже не так легко, третий палец. – Что он делал с твоей задницей? – Я не рассказываю о таком, – ответил Тейт, всхлипнув, когда Ингрэм надавил на простату. – Я хочу знать, как он тобой пользовался. Или не он один? Я сомневаюсь, что он сумел бы тебя так растрахать, – Ингрэм двигал пальцами сильно и резко. – Что он в тебя засовывал? Тейт молчал и чуть заметно улыбался, и выражение его лица менялось в такт движениям пальцев Ингрэма внутри. Тейт подглядывал за ним из-под ресниц, видел, как сжимались его губы и возбуждённо, болезненно мрачнели глаза, и эти смятение и тяжёлая, отчаянная страсть во взгляде Ингрэма заставляли его сердце биться быстрее, а член и яйца – ныть от переполнения и предвкушения. Ингрэм резким, даже напугавшим Тейта движением поднялся и схватил Тейта за горло. – Никогда больше, – хрипло проговорил он. – Тебя трахаю только я, ты понял? Только я. Тейту захотелось сказать, что не Ингрэму это решать, но он промолчал.***
Через два дня, когда Тейт, сидя на полу, размечал маркерами склеенную из нескольких листов схему транспортной нагрузки моста Трайборо, в комнату вошёл Ингрэм. Они приехали домой полчаса назад после ужина в ресторане: Ингрэм сразу открыл ноутбук, а потом, сказав, что ему нужно кое-что обдумать, ушёл в башенку-курительную. На Тейта наваливалось беспокоящее и гнетущее чувство каждый раз, как он вспоминал об этой комнате – хотя она, конечно, была ни при чём. Тейт слышал, как Ингрэм вошёл, видел, как его тень легла на дальний угол схемы, даже чувствовал запах сигар, но не поднимал головы. – Если тебе это поможет, с ним ничего страшного не произошло, – произнёс Ингрэм. Тейт закрыл маркер и, по-прежнему не глядя, спросил: – С кем? – С тем человеком. Он жив, у него всё хорошо… Более или менее хорошо. – Рад за него, но не хочу ничего об этом знать. – Я подумал, что тебе… – Нет, мне не станет легче, – Тейт вертел маркер в руках. – Потому что этому парню просто случайно повезло. Это красивый жест, спасибо тебе за него, но… Но были люди до него и будут после. Представь, на город сошла лавина, убила сотни людей, а ты радуешься, что успел спасти одного. Спасти даже одного, конечно, хорошо, – Тейт обернулся и посмотрел на Ингрэма, – но остановить лавину я не могу. Ингрэм подошёл чуть ближе, встав над самой схемой, и сплёл пальцы, хрустнув суставами. – Я, наверное, тоже уже не могу. – Я в порядке, правда, – Тейт поднялся на ноги, – не надо меня успокаивать. Я знаю, как устроен мир… Или догадываюсь. У тебя из-за этого теперь будут неприятности? Ну, из-за того, что он жив… – Пока не знаю. Есть другой способ всё уладить, надеюсь, всё получится. – Как ты это делаешь? – нахмурился Тейт. – Что именно? – Что виноватым себя чувствую я. За то, что сбежал. Теперь за то, что у тебя неприятности. Абсолютно иррациональное чувство, но я ничего не могу с ним поделать. – Эта проблема существует сразу в нескольких уровнях. Ты можешь решить её на одном, но на другом это приведёт к катастрофе, – произнёс Ингрэм обыденно-деловым тоном. Тейт вспомнил, что сказала ему Клэр. Она решила проблему на своём уровне, для себя: у неё есть только один брат, и важно лишь то, что он остаётся рядом, каким бы он ни был; это сняло для неё вопросы на всех прочих уровнях, сколько бы их ни было выше или ниже. Тейт отошёл к кровати и сел на скамью в изножье. – Наверное, ты прав, – сказал он. – Я вижу два уровня, может, три, и не могу всё это соединить, примирить, даже понять не могу до конца. Поэтому не знаю, что чувствую. Растерянность. А ты ведь видишь гораздо больше уровней, чем я… Как ты… как ты с этим справляешься? – Не знаю. Но мне всегда нравилось думать, что опыт в покере помогает. Нам надо снова начать играть… Может, и тебе поможет. – Это игры для взрослых, – усмехнулся Тейт. – Я не покер имею в виду, а твою работу. Слишком сложно для меня. Ингрэм сел рядом. – Хочешь, расскажу? – Про то, как работают банки? – Нет, трейдеры. Расскажу, почему я это делаю. В чём, так сказать, преступление. Я не знаю, станет ли тебе легче, но это честно. Я должен был объяснить тебе сразу, а не бросать с этим… С ощущением, что… – Ингрэм сжал губы и раздражённо качнул головой. – Хочу, – сказал Тейт, который тоже не мог описать это ощущение: острое и завораживающее чувство, такое, словно глядишь с высоты вниз и того и гляди сорвёшься с края в тёмный, непроглядный туман. Ингрэм не смотрел на Тейта, когда начал говорить: – Всё просто: покупаем сырьё, условно говоря, по пять долларов за тонну, продаём по десять. Есть ещё пара хитрых моментов, как договориться, как за всё это не заплатить налоги, как хеджировать, но это тонкости. А теперь представь, что я могу купить то же самое сырьё за два доллара. Конечно, я это сделаю и получу уже не пять долларов с тонны, а восемь. – Чувствую, тут будет большое «но». – Да, будет. Зачем кому-то продавать мне сырьё по два доллара, если его готовы брать за пять? – Надо сбыть очень быстро? – предположил Тейт. – Есть такой вариант, но чаще ответ другой: сырье добыто незаконно, и на него нет подтверждающих документов. Вообще есть отдельный бизнес по легализации сырья на месте. Скажем, его добывают в национальном парке или воруют, но рядом есть совершенно законно работающая шахта. Вернее, она в большинстве случаев не работает, но владельцы выдают документы, что эту руду добыли там. Есть такие участки, размером гектара в два, с которых по документам уже подняли столько тонн меди, что для этого надо было бы углубиться на десятки километров и дойти до магмы. Но я могу купить и вывезти сырьё без всяких документов и легализовать его самостоятельно. Тот человек… о котором мы говорили, он знает, как я это делаю, потому что соприкасается с этой схемой и понимает, как она работает. В какой-то момент, по неизвестным мне причинам, он решил раскрыть властям схему и показать, где копать. Мы сумели уладить всё с конкретным грузом и конкретными людьми, но это не решает проблему в целом… И мы не можем дать ему знать, что вышли на него. Он испугается. Получается, мы сами вынудим его сдать нас. Если он расскажет всё, это будет арест не конкретной партии товара или двух-трёх исполнителей, это будет крушение огромной и очень сложной системы. – Но ты рассказываешь это мне… А если я расскажу всё властям? – Они и так знают. Не конкретные имена и компании, но сам принцип им известен. – А почему тогда они ничего не предпринимают? – Не могут. У меня лучшие юристы, а на правительство работают недотёпы вроде тех, что год за годом проверяли Мэдоффа и не сумели даже понять, что он выстроил финансовую пирамиду. Схема хорошо продумана, они никогда и ничего не найдут, если их кто-то не приведёт за руку и не ткнёт пальцем. А ещё они не могут нарушать законы, а я могу. А ещё… Ещё я им не мешаю. Тейт ничего не сказал. Он положил свою руку на ладонь Ингрэма и заглянул ему в глаза. Они у него были пустые и спокойные, как часто бывало, когда он о чём-то думал. Тейт видел его в профиль, и этот профиль был таким чётким, мужественным, сильным, что казался выбитым в металле, почти ненастоящим. Плотно сжатые губы приоткрылись, и Ингрэм – при этом его лицо всё равно оставалось застывшим, неподвижным, словно голос не принадлежал ему, а существовал отдельно, – произнёс: – Тебя это пугает? Тёмная складка, тянувшаяся от носа к уголку губы, стала глубже, но лицо от этого не стало живее – лишь рельефнее. Тейт покачал головой: – Неважно, пугает ли это лично меня. То, на что ты готов пойти, – оно ужасно само по себе. Но нет, я не боюсь. Ингрэм чуть опустил подбородок, словно ему даже кивок было трудно сделать в своей каменной неподвижности. – Я рад, что ты со мной, Тейт.***
Тейт, хотя и жил теперь у Ингрэма, время от времени приезжал в свою квартиру, чтобы писать итоговую работу. Ему тут было спокойно и уютно, а в квартире Ингрэма с её большими комнатами и высоченными окнами он постоянно ощущал холодную пустоту и огромность пространства. Даже у себя дома он постоянно скатывался в мыслях к Ингрэму, а видя повсюду его вещи вообще невозможно было сосредоточиться. Он по-прежнему читал статьи про банки и сырьевых трейдеров – наверное, ему уже было бы легче написать работу про них, чем про перестройку секции моста Трайборо, – хотя информации было ничтожно мало. Мимс был прав: это было одно из самых закрытых сообществ в мире. Составлявшие его люди – могущественные, влиятельные и беспринципные – общались с внешним миром исключительно через посредство юристов, не выпуская наружу ни капли информации о себе. Некоторые даже умудрялись запрещать учебным заведениям, где когда-то учились, упоминать себя в качестве выпускников. Ингрэм был одной из самых публичных фигур, хотя он, кажется, принимал сейчас не такое уж значимое участие в делах «Меркью». Хотя отделение в Нью-Йорке, конечно же, было, главный офис «Меркью», где работали несколько тысяч сотрудников, находился в Цуге, два других крупных были в Лозанне и Лондоне; Ингрэма от них отделял океан. Он время от времени ездил в Европу, как раз в Лондон и в Цуг, но Тейт не думал, что визиты на два-три дня что-то решали. Впрочем, он не считал себя опытным в этих делах. Вполне возможно, Ингрэму достаточно было сделать телефонный звонок, чтобы уронить или, наоборот, поднять до небес цены на уголь, азотные удобрения или никель. Ингрэм был настолько больше и значительнее его, что становилось не по себе. Наверное, другие клиенты тоже были, но о них Тейт узнавал настолько мало, что не успевал задуматься и сопоставить. А ещё Ингрэм был опытнее и умнее. Как он ловко всё устроил… Тейт опомниться не успел, как сам оказался виноватым в том, что сбежал. Ингрэм ударил его, а Тейт едва не плакал в его объятиях от вины и стыда, от счастья и облегчения, что они снова вместе. Ингрэм манипулировал им, его чувствами, его сознанием, его совестью. И это при том, что Тейту большую часть времени казалось, что это он манипулирует Ингрэмом. Наверное, так оно и было, но итог игры всё равно оказался в пользу более опытного соперника. Тейт уставился на экран ноутбука. Ему нужно было дать собственную оценку того, как скажется на движении перестройка плазы и во время реконструкции, когда будет закрыта часть полос, и в будущем, когда строительство завершат. Если бы мысли об Ингрэме удалось заглушить, за это утро, наверное, было бы написано уже несколько страниц, но Тейт ничего не мог с этим поделать. В последние дни стало только хуже: их второй месяц вместе подходил к концу, и Тейт не думал, что ему и на этот раз удастся избежать прямого вопроса. Полгода назад, скажем, в августе, если бы его спросили, что он предпочтёт: работать дальше в эскорте или жить с фантастически богатым человеком, который ему к тому же нравится, – он бы удивился, как о таком вообще можно спрашивать. Могут ли вообще быть варианты? Теперь он жил в пугающем ожидании этого вопроса и не мог понять, как его жизнь стала настолько абсурдной, что даже ответ на такой простой вопрос утратил очевидность. Или это он сам так изменился? Его прежнее «я» словно отразилось в кривом зеркале – не настолько кривом, чтобы исказить до неузнаваемости, а меняющем неуловимо и незаметно. Тейт сумел написать лишь два абзаца, потом его оторвало от работы пришедшее на телефон сообщение. Писал Палмер: «Срочно. Пришёл какой-то Броган. Он правда работает на И.?» «Да, он из охраны», – набрал Тейт, но, уже собираясь отправить, подумал, стоит ли отвечать так. Броган мог прийти не от Ингрэма, а от Джордана. И зачем? Тейт стёр предыдущий ответ и набрал другой: «Работает, но мог прийти не от него. Не говори ничего важного. Что ему нужно?» Палмер ничего не написал в ответ, и Тейт минут пять метался по квартире, пока телефон снова не звякнул. «Ты рассказывал И., почему работаешь на меня? Деньги? Долги?» Тейт ничего не рассказывал о своём прошлом, разве что об учёбе или совсем далёком детстве. Ничего, связанного с Палмером или гонорарами, они с Ингрэмом не обсуждали. «Конечно, нет». «Спс. Позвоню». Палмер, как и обещал, перезвонил, но, верный своим принципам, по телефону ничего не сказал. Они договорились встретиться на следующий день утром.