Cause I need a man, A man who’s got blood on his hands DOROTHY
Глава 19
Июнь 2015 Тейт решил уйти из офиса пораньше, в пять. Обычно он наоборот задерживался – Ингрэма раньше семи дома не бывало, – а если всё же заканчивал вовремя, то ехал в спортивный зал. После того вечера – и после Джордана – он стал бывать там реже и выбирал время, когда Джордана там не должно было быть. Иногда он ездил в фитнес-клуб, что вызвало молчаливое раздражение охраны: зал, где не было ни одного случайного человека, им, разумеется, нравился больше. Глаза у Тейта слипались, а строчки таблицы расползались по экрану. Тейт откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Раз решил, надо вставать и уходить. Если просидеть вот так минуту, точно уснёт. Он сегодня встал в четыре утра, чтобы приехать в депо, встретиться там с контролёром движения и уже вместе с его группой делать подсчёты в поездах и на станциях. Вообще-то это была не его работа – он должен был работать с данными, которые собирались от контролёров и средств автоматической фиксации по всему городу; но Раджат Мехта, транспортный аналитик, под чьим руководством Тейт начал стажировку, посчитал, что ему необходим полевой опыт, чтобы понять, чем же они тут занимаются. – Часто ездишь на общественном транспорте? – спросил Мехта в первый же день, как Тейт начал работу. – Вообще-то нет, – ответил Тейт. – Я жил близко от кампуса, а остальное… Поездки были редкими. – Ты так и живёшь в Бруклине? – строго посмотрел на него Мехта, заглянув в лежавшую перед ним бумажку. – Нет, переехал ближе к рабо… – Куда? – не дослушал Мехта. – Верхний Вест-сайд. – А как будешь добираться сюда? – На машине. – Ну, – Мехта почесал кончик своего широкого носа, – не всем так повезло в жизни, чтобы после выпуска из колледжа сразу переселяться в Верхний Вест-сайд. – Мехте, как и любому другому, было ясно, что Тейт был не особо ограничен в средствах. – Тогда тебе надо поездить с группой контролёров, посмотреть депо. Тейт если и ездил на метро, то по одному и тому же маршруту: от Бруклин-Хайтс до Нижнего Манхэттена и обратно; и ездил настолько редко, что так и не запомнил, какой поезд заменял С по ночам, и каждый раз смотрел схему. За сегодня он трижды проехал по полному, до Бронкса, маршруту B, начав с депо на Кони-Айленде. В самих по себе этих поездках не было ничего плохого, но Тейт знал, что для работы это не было нужно: он сводил данные по перевозкам, подвижному составу и количеству пассажиров, полученные от разных подразделений, в таблицы и готовил тупые отчёты, из которых люди поопытнее собирали отчёты поумнее, передавали их выше, ещё выше и ещё, пока те не попадали к руководству в виде красиво оформленных документов или ПауэрПойнт-презентаций. Он мог бы делать свою часть работы, даже если бы никогда в жизни не видел поезда. Мехте просто было приятно отправить чистенького богатого мальчика к пяти часам утра на другой конец города, чтобы тот бродил по огромному депо и выглядел в глазах механиков, контролёров и диспетчеров конченным придурком. Ингрэм не высказывал своего мнения вслух, но Тейт знал, что ему работа в МТА не очень нравится. Он несколько раз – как бы между прочим – говорил, что было бы хорошо, если бы Тейт продолжил учиться, в своей области или в какой-то другой. Если бы он вообще не работал, это Ингрэма тоже бы не огорчило. Иногда Тейту хотелось спросить, чего он от него на самом деле хочет – может, мужской аналог типичной жены с Парк-авеню, которая занимается лишь собственной внешностью и благотворительностью? – но каждый раз останавливался. Он не хотел ссориться, тем более из-за ерунды. Он вообще последние недели был с Ингрэмом осторожнее, заботливее и нежнее, потому что чувствовал вину. Ингрэм сделал для него так много… И дело было вовсе не в том, что он жил в его квартире и мог пользоваться его счётом; дело было в отношении. Тейта, наверное, никто и никогда не любил так, а он предал этого человека и, что хуже: он думал, что если бы ему дали второй шанс прожить тот же вечер, он снова поступил бы так же. Это была ошибка, о которой он не жалел. Тейт чувствовал себя виноватым, ему было стыдно и горько, но он был согласен мучиться дальше, лишь бы не отказываться от испытанного тогда. С Джорданом. Он хотел его тогда. Сильно, страшно, чудовищно хотел. Он даже не знал до того момента, что желание может быть настолько сильным и неуправляемым. Тейт понимал, что это было случайностью, которая, скорее всего, никогда больше не повторится. Он не хотел заниматься сексом с Джейком Джорданом. Строго говоря, он не хотел даже видеть Джейка Джордана и вообще иметь с ним что-либо общее. Но в тот момент он его хотел. Спонтанный секс ничего не поменяет в их отношениях, Тейт понимал и это тоже. Он внимательно следил за Джорданом, когда они встречались, и тот, судя по всему, думал точно так же: это было случайностью, о которой следует забыть. Тейт наблюдал за ним, думал, не выдаст ли Джордана взгляд или выражение лица, но Джордан был непроницаем. Он или не обращал на Тейта внимания, или, когда этого требовала ситуация, обращал, но делал это равнодушно и профессионально. Если бы Джордан был подчёркнуто холоден с ним или враждебен, это тоже было бы знаком, но в Джордане не поменялось абсолютно ничего. Тейт, наверное, был бы уже рад, если бы Джордан опять заставил его что-то сделать, шантажируя, лишь бы… Лишь бы увидеть хоть какую-то реакцию. Тейт понятия не имел, для чего ему это нужно. У него были десятки клиентов, которые трахали его, не проявляя при этом никаких эмоций, но холодность Джордана уязвляла с самого начала, уже много месяцев как, и теперь – в разы сильнее. Единственный их короткий диалог состоялся на дне рождения Блейка. Отмечали его в загородном клубе, по дорожкам и лужайкам которого проложили детскую железную дорогу. Блейк с его любовью к поездам был в восторге. Дети сначала катались в маленьких вагончиках, потом их повели на короткое представление, потом на обед в отдельном павильоне, в то время как взрослые отдыхали в здании клуба и на террасе. Тейт не наблюдал за Джорданом специально, тот просто время от времени попадался ему на глаза. Уже ближе к концу праздника Тейт решил рассмотреть поближе маленький паровозик и вагончики, которые откатили сейчас к живой изгороди, отделявшей прогулочную зону от поля для гольфа. Он шёл назад, когда увидел Джордана. Тот, стоя на нижней ступеньке беседки, разговаривал по телефону. Наверное, если бы не разговор, Тейт прошёл бы мимо: беседка была чуть в стороне от дорожки, и Джордана он не видел – обернулся на голос: – …нет, ничего такого не требуется. Просто держите меня в курсе. Да, хорошего дня. Точно, у вас уже ночь. Хорошего вечера тогда. Тейт не стал останавливаться, но Джордан сам догнал его и пошёл рядом, как было бы естественно для хозяина праздника, встретившего на пустынной дорожке гостя. – Всё в порядке, Тейт? – спросил он. Тейт непонимающе посмотрел на него: – Да. Почему со мной что-то должно быть не в порядке? – Тогда прекрати так смотреть на меня. – Как? – Как будто ищешь, с кем бы потрахаться. – Я не… – Именно так, – не дал ему договорить Джордан. – Даже если этого не замечаешь ты, другие могут заметить. Пялься на Ингрэма. Ему будет приятно. Тейт остановился. Он чувствовал, что краснеет – как будто ему только что нахлестали по щекам. – Да я даже не думал… – снова начал Тейт. – Тогда начни думать, – зло оборвал его Джордан, тоже остановившись. – Это была ошибка, но она сойдёт нам с рук, если ты не будешь смотреть так, как будто тебе чего-то не хватает. – Уйми своё воображение, – прошипел сквозь зубы Тейт. – У меня нет воображения, – Джордан развернулся и быстро зашагал по дорожке дальше. Тейт пытался понять, не пялился ли он действительно на Джордана как-то не так, но теперь, постфактум, не мог вспомнить. Может быть, его взгляд действительно что-то выдавал, но вот что? Он не врал: он не смаковал воспоминания. Он вообще старался об этом не думать, потому что боялся, что мысли приведут его на слишком зыбкую почву. Нет, не к осознанию того, что у него есть чувства к Джордану, – к осознанию того, что чувств к Ингрэму слишком мало. Гораздо больше, чем к кому бы то ни было ещё, но всё равно мало! Ингрэм заслуживал большего. Хотя дело тут было, наверное, не в Ингрэме. В нём самом, в Джошуа Фрэнсисе Тейте Эйвери, было ничтожно мало любви. Он просто не мог дать Дэвиду больше. Больше любви, больше привязанности, больше верности, в конце концов. Тейт не хотел думать обо всём этом потому, что знал: всё кончится приступом ненависти к себе. У него хватало смелости думать лишь о том, как тот случай можно использовать, и он так и не мог понять, получил он оружие против Джордана или нет. Но даже если и получил, оружие было обоюдоострым: он не может использовать его против Джордана, не навредив ещё больше самому себе. А вот Джордан, скорее всего, выкрутится. Разумеется, с потерями, но выкрутится. Он не был связан с Ингрэмом одной лишь дружбой: во-первых, если Кардоза был прав, Ингрэм допустил ошибку, позволив Джордану завязать исключительно на себя некоторые вопросы и стать незаменимым; во-вторых, Джордан был женат на Клэр. Скорее всего, Клэр будет уязвлена, если узнает, что у Джордана был секс с кем-то из знакомых, а не с очередным безликим любовником, но это вряд ли станет для неё достаточно веским поводом, чтобы подать на развод. Тейт пока не смог разобраться в отношениях Клэр и Джордана до конца, но они явно строились не на постели и не на безоговорочной верности друг другу. Тейт даже мог представить себе ситуацию, где они вообще не спят друг с другом, но между ними всё равно остаётся нечто осязаемо-крепкое и верное. В отличие от Джордана, Тейт был связан с Ингрэмом только чувствами. И если Ингрэм узнает про измену, всему конец… Он просто-напросто… На этом моменте Тейт всегда останавливался. Думать о том, что произойдёт потом, было слишком стыдно и страшно. Тейт понял, что опять подвис на мыслях о Джордане, сексе, Ингрэме, последствиях – даже если он и не решался о них думать. Не будет никаких последствий. Ингрэм не узнает. Тейт поднялся из-за стола и начал собираться домой. В офисе ещё было полно народа, и некоторые из сотрудников на секунду поднимали глаза, когда он проходил мимо, некоторые кивали, но ничего сверх равнодушного «пока» Тейт не услышал. Если бы уходил кто-то другой, его бы окликали и говорили: «Эй, погоди! Мы же собирались в бар после работы! Ты что, не с нами?» Тейта на общие сборища, которые случались пару раз в неделю, приглашали, но никто не уговаривал его остаться, если он отказывался. А отказывался он часто, потому что не хотел тратить вечер на коктейли или пиво, если Ингрэм был дома. Они и так редко виделись среди недели: немного утром и немного вечером, да ещё Ингрэм постоянно ездил то в Цуг, то в Лондон. Тейт в первую же неделю понял, что ему трудно будет стать в этом отделе своим парнем: для всех он был деткой, которой захотелось поиграть во взрослую жизнь. Вообще-то он не скрываясь признался бы, что деньги были не от родителей, а от партнёра, если бы хоть кто-то поинтересовался. Его не спрашивали: никаких личных вопросов – они просто коллеги. Вопреки книжным и киношным стереотипам ни в школе, ни в институте никого и никогда не дразнили за недостаточно хорошие вещи – хотя, раз такое часто показывали в фильмах, наверное, в каких-то других школах и колледжах это и было, – но зато могли поднять на смех за вещи слишком дорогие. Тейт и сам мог поддразнить кого-то за рубашку «Ральф Лорен» или джинсы «Диор», но ему не была до конца понятна эта популярная тактика: вынуждать людей стыдиться своих денег и приписывать им снобизм, заносчивость и высокомерие, даже если они им не обладали. Нечто подобное происходило и во «взрослой» жизни. Конечно, в офисе над Тейтом никто не подшучивал из-за слишком дорогой одежды – он носил те же самые футболки с «Эверлейна» и вансы, что и многие другие, но первый промах запомнили. Когда Тейт приехал на первое собеседование с Мехтой и какой-то дамой из кадровой службы, то постарался одеться не как студент, а так, как, по его мнению, должен выглядеть офисный работник в крупной компании, то есть, надел костюм и галстук. Мехта, с которым они встретились ещё до собеседования возле кулера с водой, насмешливо покосился на него и пробормотал: «Ты что, парень, думаешь, на Уолл-стрит попал?» И всё равно: кроме одежды были ещё десятки мелочей, особенностей поведения, привычек, по которым можно было понять, что Тейт живёт далеко не на сорок тысяч в год и, скорее всего, даже не на сто сорок. Деньги было так же сложно скрыть, как и их отсутствие. Тейт был дома ещё до шести, а так как Ингрэм должен был приехать не раньше, чем через час, то сел читать вопросы к квалификационному экзамену. Через пятнадцать минут он понял, что начинает засыпать. Он отложил сборник заданий и вышел на балкон. Зимой, когда они только начали встречаться, Тейт думал, что, когда потеплеет, они будут завтракать на балконе. Был уже июнь, но они с Ингрэмом лишь один раз, в выходной, попили там кофе. Вечно не было времени. Балкон был обнесён решёткой с острыми, как наконечники пик, навершиями – даже облокотиться было нельзя. Это было ещё одно проявление негостеприимности этого дома. Тейт жил тут уже несколько месяцев, но не мог начать считать своим. А вот к маленькой квартире на Гринвич-стрит, где он пока ночевал лишь три раза, привык почти мгновенно. Иногда Тейт пытался посмотреть на себя со стороны и говорил себе: «У тебя же есть всё, абсолютно всё! То, о чём другие даже мечтать не смеют. Чего тебе ещё нужно? Чего?» Первые восторги от Ингрэма, его образа жизни, круга общения, связей, квартиры, дорогих привычек быстро прошли. Ему нравилось всё это по-прежнему, но он уже не мог вернуть ту почти детскую радость, ощущение, что судьба тебе улыбнулась, что-то вроде эйфории от выигрыша ста миллионов в лотерею… Радость как будто выдохлась. Она была, но… Тейт развернулся и зашёл обратно в спальню, оставив дверь открытой – ему нравился приглушённый гул города. Он оживлял тишину квартиры, где Тейт не решался даже включить музыку. Снизу донеслись тихие голоса – значит, Ингрэм вернулся. Они поужинали – быстро и скомканно. Ингрэму постоянно кто-то звонил и присылал сообщения. Некоторые он пропускал, увидев на экране, от кого они, некоторые просматривал. Разговор не клеился: и из-за того, что Ингрэм постоянно отвлекался, и из-за того, что Тейт едва ли не засыпал над тарелкой. Заметив его сонный взгляд, Ингрэм спросил: – Как там твои поездки? Весь день катался на метро? – Только до ланча. А завтра опять встаю в половине пятого. – Так теперь всё время будет? – подозрительно посмотрев на Тейта, спросил Ингрэм. – Нет, сегодня и завтра, и на следующей неделе ещё два дня. Может, три. Как скажут… Ингрэм неодобрительно поджал губы: – Ещё терпимо. Посмотрим, что из всего этого выйдет, – по тону было понятно, что Ингрэм уверен, что ничего хорошего. – Это интересная работа. В перспективе. Когда меня допустят до важного. Ингрэм убрал салфетку с коленей: – Я бы сейчас выкурил сигару. Пойдёшь со мной? Ингрэм всегда спрашивал, на случай если кому-то, не обязательно Тейту, не хотелось вдыхать табачный дым. Сигары были тем из увлечений Ингрэма, к которым он не старался приобщить Тейта. Он учил его играть в покер, кратко и понятно объяснял, как работал его бизнес, но курить не предлагал, хотя сам говорил, что от сигар не откажется никогда, несмотря ни на какой вред здоровью… Ингрэм выбирал сигары несколько минут, вынимал некоторые коробки из хьюмидоров, открывал и принюхивался. Наконец он выбрал. Тейт в это время рассказывал об утренней поездке и о том, что видел в депо. Ингрэм слушал с интересом, но, кажется, гораздо больше был сосредоточен на своих ощущениях, когда затягивался или, наоборот, выпускал дым вверх, и он поднимался к высокому потолку, но таял, так и не достигнув верхушки купола. – Чуть не забыл… – Ингрэм выпрямился в кресле. – Насчёт следующих выходных. Я думал вернуться из Цуга в пятницу, но придётся задержаться на день. Если всё пойдёт хорошо, то прилечу в субботу вечером. Извини, Тейт… У нас были планы, но придётся их поменять. – Ничего страшного. Я найду, чем заняться. – Я не стал предупреждать Лефраков, что нас не будет. Если не хочешь ехать к ним один, пригласи Клэр. Она так и так уехала в Хэмптонс, зайдёте на час, просто из вежливости. Тейт чуть нахмурил лоб: – Я лучше съезжу в Хановер. Правда, надо узнать, будет ли там кто-нибудь. Дед говорил, что они собираются к друзьям, покупаться, позагорать. – Если хочешь, можешь приехать ко мне, – предложил Ингрэм. – Вылетишь в пятницу вечером, и мы останемся там до воскресенья. – В Цуге? – поморщился Тейт. – Нет, спасибо, мне двух дней хватило. – В Лондоне. Дела у меня там. – Лондон – это интереснее, но если у тебя всё равно встречи и дела, какой мне смысл приезжать? – Встреча вряд ли продлится больше часа, но я должен там быть. Если пропущу, придётся лететь в Гонконг или Сингапур, а это уже не семь часов в самолёте, а все пятнадцать. – Встреча с кем-то настолько важным? – В данный момент – да, важным. Эти люди… Эта семья, они редко куда-то ездят, и если встреча нужна тебе, а не им, приходится садиться в самолёт. – Я бы съездил в Гонконг, – протянул Тейт. – Это довольно сложно с точки зрения безопасности. Китай, да и Сингапур отчасти, – это другой мир. Некоторых людей из моей охраны туда просто не пустят, или они сами туда не поедут. Просто из-за того, что они бывшие военные. А за теми, кого пустят, будут следить спецслужбы денно и нощно, и им там нельзя будет не то что носить оружие, а даже за руль сесть. – Проще говоря, Джордан такую поездку не одобрит? – подытожил Тейт. – Да, там придётся полагаться целиком и полностью на охрану принимающей стороны или искать какие-то независимые агентства. В общем, с точки зрения безопасности там всё очень и очень сложно. В миллион раз проще слетать в Лондон. Тейт отметил это для себя. Он пока понятия не имел, где и как ему это может пригодиться, но собирать слабые места Джордана стоило. У него нет связей в Китае? Запомним, вдруг понадобится. – У тебя раньше, вроде бы, не было дел с Китаем, – сказал Тейт и зевнул. Глаза у него уже слипались. – Были, и много, но это текучка, которая не требует моего внимания. Регулярные поставки. На самом деле сложности, скорее, с Африкой. Многие европейские и американские компании туда не суются, слишком высокие риски, ответственность перед акционерами, ухудшение имиджа компании и падение котировок – много причин. «Меркью» не торгуется на бирже, ответственность у нас перед собой и больше ни перед кем, поэтому нам легче. Китайские компании примерно в таком же положении. Им плевать, кто и что о них подумает и что напишет в газетах. Государство их всегда прикроет, боятся они только его. Так что с китайским бизнесом мы часто делим территории, и сейчас как раз такой момент, что с их помощью у нас хотят отнять очень доходный кусок. – А ты хочешь с ними договориться полюбовно? – Нет, у меня не получится. Я не смогу договориться со всеми. Мне нужно выйти на человека или ведомство, которое скомандует всем этим компаниям «назад». У меня таких связей, к сожалению, нет, но я знаю тех, у кого они есть, – Ингрэм положил сигару на край пепельницы и посмотрел на Тейта: – Ты уже засыпаешь. Если хочешь, ложись спать… – Да, я лучше пойду. Тейт уже почти заснул, когда в спальню пришёл Ингрэм. – Тоже решил выспаться? – сонно спросил Тейт, почти бессознательно протягивая Ингрэму руку. Тот взял её и сел на край кровати. Тейт потянулся к нему: на пальцах Ингрэма оставался сладковатый и горький сигарный запах. Тейт вдохнул глубже и прижал руку к своей щеке. – Подожди, – Ингрэм провёл другой рукой по волосам Тейта. – Мне ещё нужно в душ. Тейт кивнул и закрыл глаза, но руку не отпустил. С ней было спокойно и уютно, запах табака немного тревожил, но даже в нём было что-то почти родное. Ингрэм наклонился и поцеловал Тейта в висок. – Я люблю тебя. Тейт, не открывая глаз, улыбнулся и прижался губами к пальцам Ингрэма так сильно, что даже стало больно. – Я тоже люблю тебя! Очень люблю. Он зажмурился крепче – чтобы заставить себя поверить в то, что говорил. Тейт не лгал: он правда это чувствовал, нежную и радостную любовь, но в ней было что-то надсадное и вымученное, предательское знание, что он любит недостаточно, как будто вполсилы…***
Тейт решил не забирать машину с паркинга и дойти до Гринвич-стрит пешком. В этом и была прелесть квартиры под боком. Два часа назад Ингрэм, который утром улетел в Даллас обсуждать поставки титана, прислал короткое сообщение: «Много работы. Буду завтра утром», – и Тейт решил пойти к себе. Он снимал небольшую студию в пятнадцати минутах ходьбы от МТА. Офис Ингрэма тоже был близко, хотя Тейту не было нужды туда ходить. Конечно, он пару раз там был: у Ингрэма был огромный кабинет, напоминавший его квартиру – безупречно красивый, просторный и тоже какой-то безжизненный. Но он производил впечатление. Какими бы монументально огромными ни изображались кабинеты магнатов с Уолл-стрит в фильмах, они и вполовину не передавали того, что увидел Тейт. Это была давящая, ошеломляющая роскошь пустоты. И ещё прекрасный вид из окна в створ Нассо-стрит и дальше – на Ист-ривер и мосты. Тейт жалел, что не поехал тогда к Ингрэму в Лондон, потому что на неделе они мало времени проводили вместе. Все дни Ингрэм возвращался из офиса обессиленным, а в четверг к тому же ездил в суд для дачи показаний по делу того самого банка «АККБ». Тейт узнавал новости о разбирательстве из газет – Ингрэм говорил о делах неохотно, да и вообще был слишком занят. Секс у них не был слишком быстрым, но всё равно не таким, как раньше. Тейт не сильно переживал: он любил, когда Ингрэм брал его без прелюдий, немного грубо, но точно зная, как доставить удовольствие. В этом была какая-то расчетливая механика, но Тейту и это нравилось; так они были на равных, и он хотя бы на час переставал мучиться от преследующего его последние недели ощущения, что он не даёт Ингрэму всего того, что должен. От дисбаланса чувств. Потом Тейт всё же попросил Ингрэма разъяснить ему, в чём была проблема с «АККБ», потому что статьи в «Уолл-стрит джорнал» запутывали только сильнее и на треть состояли из слов, смысла которых он не понимал, или же из слов, которые на жаргоне финансистов приобретали совершенно иной смысл. Ингрэм сказал, что началось всё с того, что по ряду причин Комиссия по надзору посчитала «АККБ» ненадёжным: он был зарегистрирован в Люксембурге, где банковская деятельность почти не регулировалась, учредителями были частные лица из Катара и Саудовской Аравии, которых – не имея, правда, прямых доказательств – подозревали в связи с экстремистскими организациями, «АККБ» нанимал не одного внешнего аудитора, а сразу трёх или четырёх, которые независимо проверяли разные подразделения, и даже там в ходе проверок всплыли весьма необычные практики кредитования: у «АККБ» были кредиторы, которым ссужали едва ли не миллиарды, хотя негласным правилом банков было не давать в долг более десяти процентов от активов одному клиенту. Список можно было продолжать, но итогом стало то, что «АККБ» не было позволено работать в Соединённых Штатах. Невозможно быть по-настоящему международным банком и удовлетворять все потребности клиентов, не имея представительства в Штатах, – и поэтому руководители «АККБ» начали искать обходные пути. Покупка крупного пакета акций американского банка никому не известной и явно подставной компанией вызвала бы подозрения, и «АККБ» стали действовать через уважаемый и старый, с почти столетней историей, банковский холдинг «Бласберг Инвестментс». «АККБ» ошиблись, когда выбрали для захвата «Секьюрити Атлантик»: расчёт был во многом на то, что Ингрэм смирится с новым партнёром, как поступило бы большинство, – тем более, с партнёром, который обещал привести крупных клиентов и новые вложения; но Ингрэм не собирался ни с кем делиться властью. Как подозревал Тейт, во многом потому, что не хотел, чтобы кто-то совал нос в его дела. «Секьюрити Атлантик» начал судебное разбирательство, чтобы доказать, что акции, числящиеся в реестре за «Бласберг Инвестментс», всем известным и уважаемым инвестором из Вашингтона, на самом деле были приобретены «АККБ» с целью сделать «Секьюрити Атлантик» ширмой для своих операций. – Они отхватили всего пять процентов, – удивился тогда Тейт. – Как они могут давить на тебя, если твой пакет гораздо больше? – Могут. Они могут парализовать деятельность банка исками и проверками, если захотят. Они имеют право доступа к документам, которые мы не показываем никому. Это разновидность шантажа: делайте, как мы говорим, или развалим ваш бизнес. Это, конечно, не моя сестра с её двадцатью шестью процентами, но даже половины процента достаточно, чтобы доставить крупные неприятности. Тейт не стал больше ничего спрашивать, чтобы беседа не перешла на Клэр. Они с Ингрэмом совсем недавно начали разговаривать – на дне рождения Блейка, но, кажется, отношения потеплели лишь отчасти. Как бы там ни было, Ингрэм проводил в банке по двенадцать часов в сутки, а Тейт не представлял, чем бы занимался все эти дни, если бы не начал работать. Перед выходом из офиса Тейт заказал себе еду в «Симлесс», а когда вышел на до сих пор заполненную людьми Боулинг-Грин, вставил наушники в уши и пошёл к дому. Несмотря на то, что Ингрэм задержался в Далласе, настроение было хорошим. Тейт уже представлял, как выберет фильм, съест ужин перед телевизором, поваляется на диване. Хороший вечер после того, как целый день просидел за экселевскими таблицами… Уже почти возле самого дома Тейт пожалел, что так сделал: надо было сначала поехать в спортивный зал, а потом уж домой. Джордана сейчас как раз не было в городе, и не было риска снова на него наткнуться. Тейт уже сунул руку в карман, чтобы перезвонить и перенести доставку, как снова передумал. Он определённо хотел именно этого – ленивого вечера в компании ноутбука и телевизора, что не исключало того, что в девять вечера он не соберётся и не рванёт в спортзал. Телефон в его руке завибрировал и начал звонить. – Привет! – сказал Тейт. – Нашёл свободную минуту? – На сегодня всё, – ответил Ингрэм. – Встречи закончились, от ужина я отказался – не могу больше видеть этих людей. Поужинаю в отеле. – У меня тоже в планах ужин в одиночестве и тишине. – А в трубке шумно. Ты где? – На улице, иду домой. – Пешком? – Да, я к себе. Переночую там. Ты же всё равно завтра с утра сразу уедешь в офис, и мы не увидимся. – Ну, да, – голос у Ингрэма стал пустым, словно он разговаривал на автомате, а сам уже переключил внимание на что-то другое. Они ещё немного поболтали про то, чем занимались днём. Ингрэм поинтересовался, не собирается ли Тейт встретиться сегодня с друзьями. Тейт ответил, что нет. Возможно, даже если бы он и собирался, то ответил бы так же. Ингрэму не нравились его друзья, места, где они бывали, время, в которое они собирались, а Тейт не сумел сойтись ни с кем из тех, кого ему советовал в приятели Ингрэм. Он пару раз упомянул про то, что на работе его не приняли и, скорее всего, не примут за своего, – и Ингрэм, кажется, был этим даже доволен. Он ничего не сказал, но Тейт всё понял по его искусственно-равнодушному лицу. Ингрэм сказал, что они увидятся уже завтра, клятвенно пообещал уйти из офиса в пять, и они попрощались.***
Ингрэм положил телефон на край стола и повернулся к Джордану, который сидел напротив и тоже с телефоном в руках – что-то читал. Ужин им накрыли в гостиной большого люкса Ингрэма. Ингрэм отрезал кусочек от утиной грудки и спросил: – Что-то срочное? Может, вернёмся к ужину? Джордан положил телефон рядом с тарелкой, но экран выключать не стал и время от времени косился на него. – Не сказал бы, что срочное, скорее, интересное, – Джордан посмотрел на Ингрэма: – Злится, что ты не приехал? – Нет, – Ингрэм положил вилку и потянулся за бокалом с вином. – Но он всё равно не скажет, даже если ему что-то не понравится. Ингрэм сделал недовольный, раздражённый глоток и взглянул на Джордана, ожидая, что тот ответит. Тот молчал. – Не воспользуешься случаем? – спросил Ингрэм. – Ты и так знаешь всё, что я о Тейте думаю. – Может, ты поменял мнение. Несколько месяцев прошло. Лицо Джордана приняло сосредоточенное и задумчивое выражение. Ингрэма первое время сбивала с толку эта странная привычка: не начинать говорить сразу и думать в процессе, а сначала хорошенько, не стесняясь занимать чьё-то время, подумать, и только потом говорить. Обычно Джордан реагировал быстро, но когда возникали такие вот паузы, Ингрэм начинал испытывать беспокойство. – Ладно, – заговорил наконец Джордан. – Моё мнение улучшилось: Тейт неплохо вписался, он держит удар, когда надо… На дне рождения Блейка я слышал пару раз, как о нём – вернее, о вас с ним как о паре – хорошо отзывались. Говорили, что он тебе подходит. – То есть, он больше не подстилка, которая больше ни на что не годна? – Ингрэм внимательно следил за Джорданом, готовясь поймать и оценить любое, даже самое незаметное изменение в выражении лица. Джордан усмехнулся: – Тебе не нужно моё одобрение, Дэвид. Ты босс. Ингрэм отвёл глаза: – Мне важно твоё мнение. Твоё и Клэр. А мнение гостей с дня рождения меня не интересует. Джордан тоже не смотрел на него, а вместо этого разглядывал что-то в тарелке. – Я поменял мнение о Тейте, – повторил он, – но не о ваших с ним отношениях. Я по-прежнему считаю, что это плохой вариант. Но мы ведь не выбираем, да? – Не выбираем, – подтвердил Ингрэм. Джордан отложил вилку, которой он до сих пор так ни разу и не воспользовался – просто держал её в руках, – и коснулся телефона, чтобы экран снова зажёгся. – Что там у тебя такое, что мы не можем нормально поужинать? – раздражённо спросил Ингрэм. Джордан улыбнулся невесело и криво, одним уголком рта. – Извини, – он наклонился к телефону. – Я хотел рассказать после ужина. – Рассказывай сейчас. Отодвинув листья грюнколя подальше от отбивной, но так и не приступив к еде, Джордан произнёс: – Даже если бы не было всех этих встреч с Татендой и Лазаруса, мы бы всё равно начали подозревать Нкалу в двойной игре, – он сделал паузу, пока отрезал кусок. – Знаешь, это проблемный регион, тяжёлый, но, с другой стороны, они до смешного наивны. Они умеют хитрить, но не умеют по-настоящему обманывать, прокалываются на таких вещах… Помнишь больницу в Сибити? – Я знаю, что она есть, – ответил Ингрэм, который действительно больше ничего о ней не знал: «Меркью» построила её на окраине городка возле шахты, наняла врачей и закупала медикаменты. Задумывалась она как больница для работников шахты и их семей, но в итоге туда приходили все жители Сибити и нескольких соседних деревень. – Оказывается, в следующем году должны были строить второй корпус. Он по проекту маленький, но в отдалении, потому что рожающим женщинам нельзя находиться вместе со всеми остальными и их никто не должен видеть несколько дней после родов. В общем, там свои традиции. В итоге решили построить отдельное здание. Пока ничего делать не начали, но был выделен участок, и вдруг туда приезжают какие-то люди, начинают вырубать деревья, выравнивать землю под засев. Директор госпиталя начал выяснять, в чём дело, и ему намекнули, что никакого корпуса не будет, и сказали топать, пока цел. В общем, если бы мы ещё не знали, что Нкала планирует от нас избавиться, то вытянули бы эту ниточку и раскрутили до конца. – Но сейчас нам от этого никакого толка. – «Меркью» ведь закроет больницу, если уйдёт оттуда? – «Меркью» оттуда не уйдёт, – зло усмехнулся Ингрэм. – Но если всё же? – Конечно, мы свернём все социальные проекты, школы, больницу эту, там ещё что-то было… Я не особо в курсе. Это важно? – Не уверен, но опосредованно может пригодиться. Я перед твоей встречей с Чэном просматривал кое-какие файлы на него и на его семью. Ты знаешь, что его сестра работает во «Врачах без границ»? Ингрэм наморщил лоб: – Что-то такое я слышал. Не в деталях… Она работает в Африке? – Нет, в Индии. Она только недавно получила лицензию, но пока училась, постоянно ездила волонтёром. Ингрэм поморщился: – Странно, да? Родиться в такой семье и жить в палатке среди больных, я не знаю, туберкулёзом или малярией… Отпив из стакана воды, Джордан ответил: – Я думаю, она нашла цель в жизни. И это хорошая цель, лучше, чем у многих других. – Ты думаешь, мы можем это использовать? – спросил Ингрэм. – У неё хорошие отношения с семьёй? – Точно не знаю. Но в Сингапур она ездит регулярно. Думаю, что не просто так, наверняка встречается с родными. Мы покопались в связях, в контактах. Оказалось, что она два года подряд работала медсестрой в миссии на Гаити, её руководителем был доктор Уитни, которого потом наняла «Меркью». Он до сих пор работает в Кавамбе, в той самой больнице, которую мы закроем, если дела пойдут плохо, – Джордан выжидающе смотрел на Ингрэма, ожидая, что тот скажет. Ингрэм кивнул головой и улыбнулся: – Добавить касание, да? – Да. Я не думаю, что угроза закрытия больницы в Сибити заставит Алекса Чэна нам помогать… Но да, это ещё одно касание, тем более, со стороны члена семьи. Как я понял, вы с ним ни до чего определённого не договорились, может, он станет слушать тебя чуть внимательнее. Ингрэм, забыв про еду, думал. – Согласен. Пусть с этим доктором пообщаются. Я думаю, не стоит пускать всё на самотёк. Надо выстроить стратегию разговора, чтобы эта девочка не просто поболтала со старым знакомым и через минуту забыла. Надо, чтобы она была на нашей стороне… Вернее, на стороне больницы. – Гарантий тут нет: мы пытаемся достать Чэна через две головы, но если ты согласен, мы с этим поработаем. Оставшиеся полчаса за ужином они говорили уже не про работу, но Джордан видел, что Ингрэм напряжён чуть ли не так же, как во время тяжёлых переговоров. Когда ужин был закончен, Ингрэм сдёрнул салфетку с коленей и смял в комок. – У тебя есть планы на вечер? – спросил он Джордана раздражённым тоном, как будто заранее зная, что они есть, и готовясь их испортить. – Немного поработать и лечь спать. – А если мы вылетим назад сегодня? Как скоро получится? Джордан свёл брови, прикидывая, и от его понимающего – слишком хорошо всё понимающего взгляда – Ингрэму стало стыдно и плохо. – Как скоро? – жёстко повторил Ингрэм. Он уже тяжело дышал от подступающей ярости, от злости на Джордана, Тейта, самого себя. Джордан бросил на Ингрэма быстрый, но тяжёлый взгляд, словно повторил: «Ты босс. Продолжай делать глупости», взял телефон и набрал номер. – Нужно срочно вернуться в Нью-Йорк. Как скоро сможем вылететь? – выслушав ответ, Джордан вернул телефон на стол и сказал: – Перезвонят через пять минут. Но я думаю, что можно выезжать хоть сейчас. К тому моменту, как мы доберёмся до терминала, всё уже будет готово. Ингрэм встал из-за стола: – Я знаю: я веду себя, как ненормальный. Джордан ответил предельно нейтрально: – Было бы лучше, если бы мы сразу сели на самолёт, без этого ужина. – Я не планировал никуда лететь ночью! Я хотел поужинать, отдохнуть, – Ингрэм тяжело выдохнул. – Но он сказал, что остаётся на ночь в этой своей чёртовой квартире. Джордан пристально наблюдал за тем, как Ингрэм меряет шагами комнату, и молчал. – Зачем она ему? Я пытался его отговорить, но ни в какую. Не могу же я ему запретить… – Хочешь, я пошлю туда кого-то из своих ребят? Несколько внесены в список, консьерж их пропустит. Ингрэм резко мотнул головой: – Нет, конечно. Ты представляешь, как это будет выглядеть?! – А если ты ворвёшься к нему среди ночи, думаешь, это будет выглядеть лучше? Он всё равно поймёт, почему ты приехал. Ингрэм сжал пальцами переносицу. – Я не могу здесь оставаться. Я… Я буду всё время думать об этом. Мне легче один раз увидеть. Увидеть, что у него кто-то есть. Или что никого нет, без разницы, – он убрал руку от лица и посмотрел на Джордана: – Тебе, наверное, смешно на это смотреть? У вас с Клэр всё иначе. Честно говоря, я не понимаю, как у вас… как вы так можете… Джордан подошёл к нему и встал чуть позади: – Там никого не будет, Дэвид. Поверь мне. Тейт не дурак. Даже если он захочет с кем-то переспать, он не станет приводить никого в квартиру. – Но ты думаешь, что захочет? – Я понятия не имею, чего он хочет, – в голосе Джордана послышалась привычная холодность, которая всегда появлялась, когда он говорил о Тейте. – Каждый раз, когда я уезжаю, когда мне приходится уезжать, он ночует там. – Если тебя это настолько беспокоит, за ним можно проследить. Сказал бы раньше, я бы давно всё уладил. Джордан наклонил голову, пробуя заглянуть сбоку и увидеть, наконец, лицо Ингрэма, но тот отвернулся. – Это глупо. Просто смешно, – он говорил глухо, будто голос сел. Ему было стыдно так, как давно уже не было. Эта отвратительная сцена была признанием правоты Джордана: отношения с Тейтом никогда не станут обычными, нормальными, такими, как у всех. Даже если он готов закрыть на его прошлое глаза, ему всё равно придётся раз за разом переживать приступы мучительной, яростной, разламывающей на куски ревности. Это была даже не ревность – скорее желание знать и быть уверенным хоть в чём-то, неумолчное зудящее чувство, не дававшее покоя, мешавшее сосредоточиться на делах, оттягивавшее на себя все эмоции и переживания. Отчаянный зуд, когда готов расчесать кожу до крови, до мяса, лишь бы эта пытка прекратилась. – Смешно, – прошептал Ингрэм. – Чего я ждал? Чего ещё ждать, если спишь со шлюхой? Джордан сделал шаг назад: – Послушай, он пошёл в эскорт не из любви к сексу. Если бы он шлялся по барам и цеплял всех подряд, вот тогда тебе надо было бы бояться, что он не сдержится. Но вряд ли он этим занимался. – Нет, он… Он как-то сказал, что ни разу не спал с мужчиной без денег. – Значит, ты можешь быть спокоен, – после короткого смешка сказал Джордан. – Вряд ли кто-то платит ему больше тебя. Ингрэм резко повернулся к нему. Лицо было искажено беспомощным, ни на кого не направленным гневом. Он словно с трудом разжал стиснутые губы, чтобы что-то сказать, но тут у Джордана зазвонил телефон. Джордан выслушал, что ему сказали, и взглянул на Ингрэма: – Можно выезжать прямо сейчас, если мы, конечно, летим, – он вопросительно наклонил голову, ожидая решения Ингрэма. – Так что? Ингрэм, к которому за несколько секунд передышки вернулась прежняя уверенность, коротко произнёс: – Летим. – Мы уже выезжаем, – сказал Джордан в трубку. – Готовьте самолёт. – Ты легко согласился, – заметил Ингрэм. – Не вижу в этом перелёте никакого смысла, но вреда тоже никакого.***
Тейту снилось, что он едет на велосипеде по Хановеру, по той самой улице, где стоял дом деда. Он куда-то опаздывал, крутил педали изо всех сил, но велосипед почти не двигался с места. Вдруг послышался низкий гул, он становился всё громче, люди начали выбегать из домов – и тут Тейт понял, что звук доносится не издалека, а слышен едва ли не над самым ухом. Он проснулся. Несколько секунд ему казалось, что стук – это до сих пор не окончившееся сновидение, но потом он сообразил, что стучат в дверь. Тейт вскочил с кровати и, даже не включив свет, подбежал к двери. Он заглянул в глазок, но со сна ничего не смог рассмотреть: тёмные фигуры двоились. – Кто там? – спросил Тейт. – Я. Тейт повернул задвижку и, крикнув, чтобы Ингрэм открывал, отошёл в сторону: он был без одежды, а позади Ингрэма кто-то стоял. Скорее всего, охрана. Тейт зажмурился, когда дверь открылась и в квартиру попал яркий свет из холла. – Я даже напугаться успел, – проворчал Тейт, всё ещё щурясь, хотя Ингрэм уже прикрыл дверь. Он зажёг лампу возле кровати и начал искать в брошенной на кресло одежде бельё. – Передумал ночевать в Далласе. В последний момент, – пояснил тем временем Ингрэм. – Решил, что лучше приехать к тебе. Говоря это, он осматривал маленькую комнату, казавшуюся просторной только потому, что в ней почти не было мебели, только низкая кровать, крошечный диван, кресло и стол с четырьмя стульями. Тейт перехватил его мечущийся взгляд. – Заглянешь в шкаф? – он указал на решетчатую дверь возле кровати. Ингрэм виновато опустил лицо. – Тейт, прости, я не имел в виду… – Я знаю, что ты имел в виду, – спокойно, ровно сказал Тейт. Он взял с полки, устроенной в изголовье кровати, телефон и посмотрел на экран. – Два часа ночи… – Я знал, что у тебя никого не будет. Мне даже Джордан сказал, что никого не будет, – Ингрэм заметил, как Тейт вскинул голову, услышав это имя, – настороженно, даже испуганно. – Но я не мог. Это как приступ, Тейт. Когда он заканчивается, вот как сейчас, я вижу себя со стороны и понимаю, что вёл себя как сумасшедший… Но в тот момент… Это просто невозможно терпеть. Прости меня. Тейт подошёл ближе к Ингрэму. – Ничего, – мягко сказал он, – ничего. Я знаю, почему это происходит. Это моя вина. Ингрэм покачал головой: – Нет, это не вина… Я даже не знаю, как это объяснить. Повисла тишина. Они смотрели друг на друга, теряясь, что им делать теперь и что им делать вообще. – Ты поедешь к себе или останешься здесь? – спросил Тейт. – Ты не выставишь меня за дверь? – Нет, – Тейт подошёл ещё ближе и осторожно, словно смущаясь, коснулся ладони Ингрэма. – Я раздену тебя и уложу спать. Они оба посмотрели на кровать: по подушкам, по тому, как лежало одеяло, было понятно, что спал тут один человек, на одной половине постели. Потом, когда они лежали прижавшись друг к другу после секса, Ингрэм крепко стиснул горячие, немного влажные пальцы Тейта. – Я так рад, что ты… – он шумно выдохнул. – Что ты ведёшь себя умнее, чем я. Тейт улыбнулся и потёрся кончиком носа о грудь Ингрэма: – Я просто с самого начала знал, что ты слегка… ну, не в себе. Какой нормальный банкир станет заводить отношения с парнем из эскорта? – То есть, ты ко всему готов? – Почти. Ингрэм обнял его: – Я счастлив, что ты есть. И что ты – такой. Может, я немного не в себе, но мне, правда, никого больше не нужно. – Я постараюсь стать таким, чтобы ты доверял мне, – с придыханием зашептал Тейт. – Я обещаю… – Тейт уговаривал не столько Ингрэма, сколько самого себя. – Ты мой, – слова Ингрэма тепло щекотали волосы на голове Тейта. – Да, – Тейт обнимал его сильно и крепко, пытаясь скрыть предательскую дрожь внутри. Наверное, он никогда не любил Ингрэма пронзительнее, чем в эту секунду. Он был раздавлен чувством вины: вины за то, что обманывал, вины за то, что трахался с Джорданом, и даже вины за то, что Ингрэм испытывал к нему такие чувства. Он бы хотел всё исправить, но не знал как. Он мог только обещать себе, что никогда больше не повторит той ошибки.***
Утром они позавтракали остатками вчерашнего ужина и остатками же гранолы. Ингрэм, хотя Тейт ему и предлагал, не стал посылать телохранителя, всю ночь просидевшего в холле, в кафе за завтраком. «Это не их работа», – сказал он, на что Тейт озлобленно подумал: «Хорошо же Джордан тебя выдрессировал». Позавтракав, Ингрэм сразу уехал в офис. Тейт перед уходом вымыл посуду, скинул остатки еды в мусорный пакет и задёрнул шторы. Уже у самой двери он вспомнил про то, что уже несколько дней собирался сделать: он оставил телефон, по которому говорил с Кардозой, тут, чтобы Ингрэм случайно на него не наткнулся, и надо было проверить сообщения и голосовую почту. Тейту было страшно делать это. На самом деле ему хотелось выкинуть телефон и никогда больше о нём не вспоминать, но, опять же, это был единственный шанс избавиться от Джордана и начать новую, нормальную, ничем не омрачённую жизнь с Дэвидом. Наверное, это было самообманом, но Тейту казалось, что без Джордана всё наладится. И даже если не наладится – хотя бы исчезнет это жуткое давление, которое он ощущал всегда, постоянно, днём и ночью. Тейт зашёл в шкаф и выдвинул нижний ящик. Там лежали мешки для прачечной и, в глубине, лишние вешалки, а за ними был спрятан телефон. На нём было несколько сообщений с того самого номера. Все одинаковые: предложение встретиться и даты, когда Кардоза будет в Нью-Йорке. Тейт выключил телефон и опять затолкал его за вешалки.