***
Он словно ожил, когда увидел Джордана. Тот кивнул и едва заметно улыбнулся, но складка между бровей не разгладилась. Тейт не следил, куда они ехали, – ему было всё равно. Он не верил, что это происходило с ним. Его телом завладел кто-то другой, а он сам мог лишь наблюдать со стороны за тем, какие глупые и опасные вещи этот чужак творил. Они ехали довольно долго, пока не остановились у отеля. Здание было старинным, сложенным из потемневшего песчаника, с маленькими балкончиками и высокими окнами. Джордан протянул Тейту пластиковую карточку: – Четыреста два. Скоро буду. Войдя в вестибюль, Тейт быстро нашёл взглядом лифты. У стойки портье стояли сразу две семьи, и коридорный бдительно охранял чемоданы одной из них, так что Тейта никто толком не заметил. Номер был угловым, с двумя окнами на разные стороны. Обстановка не поражала красотой или хотя бы новизной, но тут было уютно. Джордан, скорее всего, держал этот номер уже долгое время, а не снял для их встречи: на столе стояла открытая банка с крекерами, возле неё лежала стопка журналов и наушники поверх. На нижней полке прикроватного столика нашлись карандаш и блокнот, три первых листа которого были исписаны цифрами. Тейт сдвинул дверцу шкафа в коридоре. Одежды там оказалось неожиданно много, хотя, если подумать, лишь самое необходимое: несколько рубашек, пара свитеров, деловой костюм, джинсы, футболки с длинными рукавами, тренч. Тейт никогда не думал об этом раньше, но увидев вещи разом, вдруг понял, что шкаф Джордана напоминал его собственный: много чёрного, немного белого и разные, чаще тёмные, оттенки серого. У Тейта попадались и другие цвета, но в основном одежда была чёрной, серой или того оттенка синего, который на электрическом свету смотрится темнее чёрного. Подойдя к одному из окон, Тейт отдёрнул штору. Оказывается, тут был выход на пожарную лестницу. Наверное, поэтому этот номер и был выбран: блокировка створок на окне вряд ли стала бы для Джордана проблемой. Тейт зашёл в ванную и начал раздеваться. Он снимал с себя одежду неторопливо и аккуратно – и чувствовал себя так, как перед приходом клиента. Он уже заканчивал принимать душ, когда дверь в ванную открылась, и вошёл Джордан. Он дал Тейту полотенце, когда тот потянулся за ним. Не просто дал, а подошёл и накинул на плечи, завернул – и всё это без единого слова. Тейт тоже не мог ничего сказать. Мог лишь смотреть на Джордана, не сводить глаз с его намеренно равнодушного лица. То ли Тейт научился его разгадывать, то ли Джордан просто не так уж стремился скрыть, но Тейт знал, откуда было это наигранное спокойствие: Джордан прятал чувство вины. Это не была вина побитого щенка, жалкая, слезливая и молящая о прощении; это было честное и не ищущее оправданий признание в совершении преступления. Вытершись, Тейт бросил полотенце на пол. – Почему? – спросил Тейт, сам же и ответив: – Потому что он приезжает завтра? Джордан обхватил его за бёдра, а потом пристально, испытующе – или с желанием задеть и увидеть реакцию – посмотрел Тейту в глаза: – Самолёт приземлится в восемь двадцать утра. Тейт не смог сдержаться, губы дрогнули, и он облизнул их. Тейт думал, что сегодня всё будет так же быстро, как в предыдущие разы. Он не видел себя и Джордана настоящими любовниками. Они накидывались друг на друга, потому что влечение было слишком сильным. Вряд ли непреодолимым, но преодолевать его с каждым днём становилось всё труднее, оно накапливалось, и в какой-то момент оба срывались: трахались в полубессознательном состоянии, получали своё, а потом разбегались ни слова не говоря. Главным, наверное, было даже не удовольствие – его можно было получить с кем угодно, – а сам этот пугающий, острый и сладкий момент падения друг в друга. Самое первое касание. Соединение. Тейт и сегодня ни на что другое не рассчитывал. Другого он, наверное, и не хотел. Но Джордан решил иначе. Оба предыдущих раза никто из них не вёл. Это было похоже на лобовое столкновение двух машин, несущихся на огромной скорости. Никто не управлял тем, что происходило после удара: они врезались друг в друга и во все стороны летели обломки. Сейчас же было что-то вроде управляемого заноса. Джордан не дал Тейту начать и закончить всё быстро, он остановил его, придержал. Уложил его на кровать, провёл руками от груди к животу, запрокинул ему голову и начал целовать шею, потом плечи, потом соски. Тейт стонал, скулил и шипел. Когда они пропускали этот этап и сразу начинали трахаться, было легче. Он, как будто оглушённый, просто не успевал ничего понять. Он сжал свой член – стояло у него мучительно-сильно. И так же до одури сильно он хотел, чтобы Джордан в него вошёл. Загнал в него, заполнил до боли и отымел. Джордан откинул его руку и навалился сверху, прижав твёрдый, налитой член Тейта своим бедром. В отличие от Тейта, Джордан был полностью одет – он был в своём чёртовом костюме, ещё и с галстуком. Тейт потянул за лацкан пиджака: – Так спешишь, что даже не разденешься? Джордан выпрямился и скинул пиджак. Под левой рукой была плоская кобура. Джордан не глядя отстегнул ремень и скинул всё на пол. – Не боишься? – зло и насмешливо улыбнулся Тейт. – Чего? – Джордан уже сдвинул зажим и теперь развязывал галстук. – Что я тебя пристрелю из твоего же пистолета? – Нет. – У меня есть причины желать тебе смерти, – Тейт отвернулся к окну, словно говорил не с Джорданом, а с самим собой. Джордан, который уже начал расстёгивать пуговицы на рубашке, усмехнулся: – В другой раз, Тейт. Дождись более удобного случая. В номере полно твоих отпечатков, ты не успеешь даже одеться, прежде чем на выстрел сбежится охрана, а на входе в отель есть камеры. К тому же, – Джордан положил Тейту руку на горло, – пока ты вынимаешь пистолет и соображаешь, как сделать выстрел, я раза три успею свернуть тебе шею. У Тейта свело низ живота, и не от страха. Кровь с новой силой прилила в пах, так резко и быстро, что на секунду потемнело в глазах. Джордан убрал руку и продолжил расстёгивать пуговицы. Сейчас, при дневном свете, Тейт хорошо видел шрамы – их было много: коротких и длинных, ровных и узловатых, круглых ожогов от сигарет. Тейт рассматривал Джордана совершенно не смущаясь. Бестактно. Но его отношения с Джорданом позволяли бестактность любого уровня. В ненависти искренности было больше, чем в любви. – Тебя это напрягает? – спросил Джордан. – Нет. Откуда это? Это не похоже на… на боевые ранения. Пытки? – В том числе. – Государственная тайна? – Тейту захотелось коснуться одного из шрамов, но, приподняв руку, он тут же опустил её в нерешительности. – Нет, я тогда уже не работал на государство. Я сидел в тюрьме. Джордан встал с кровати, чтобы снять брюки. Тейт смотрел на его спину, тоже сплошь покрытую шрамами и, как ему показалось, ожогами, и не мог задать ни одного вопроса, так много их крутилось на языке. – За что? – наконец спросил он. – Вообще-то за дело. Ответ прозвучал так, что было понятно – дальнейших расспросов Джордан не хочет. На Джордане не было теперь ничего из одежды, и Тейт заметил, что шрамов ниже пояса почти не было. Может, пара-тройка. Зато у Джордана были красивая, крепкая задница и загар по всему телу, без следов от плавок. Когда Джордан вернулся на кровать, Тейт провёл рукой по длинному кривому шраму, пересекавшему грудь и упиравшемуся в правую ключицу. Вдоль неё тоже шёл шрам, но, кажется, хирургический, ровный и тонкий. Он водил пальцами по плечам и рукам Джордана, ощупывая эти жуткие следы. – Я не думал, что в тюрьмах бывает… такое. – Здесь не бывает, – Джордан обхватил Тейта за запястье и отвёл его руку. – Это в Африке. Плайя-Негра. Настоящий ад. Тейт вздрогнул и поднял на Джордана глаза. Потом он приблизил к своему лицу руку, которую по-прежнему сжимал Джордан. Он развернул ладонь, наклонился и прижался губами к запястью Джордана. К внутренней, уязвимой его стороне. Тейт целовал её, ласкал языком, покусывал основание большого пальца, а потом вцепился в него зубами сильно и больно. Джордан толкнул его на кровать. В этот раз секс был долгим и всё равно таким же напряжённым, ярким, бесконечно балансирующим на грани. Тейт набрасывался на Джордана с грубой, ничем не сдерживаемой яростью, кусал его, зажимал пальцами кожу и выкручивал, отталкивал, а потом притягивал с той же отчаянной силой. Джордан позволял ему всё, позволял изливать на себя боль, ненависть, бессилие. Потом Тейт, отмываясь в душе от пота, от своей спермы, от спермы Джордана, опять, как это было три дня назад, обещал себе, что это последний раз. Что он больше не позволит… Что он будет думать только о Дэвиде… Будет хорошим, хорошим, хорошим мальчиком. «И хорошей шлюхой для Джордана», – добавлял внутренний голос. – Нет! – Тейт стукнул кулаком по скользкой от капель стене. Рука соскользнула. Он должен выйти и сказать Джордану, что они не должны больше встречаться. Тейт мог принять решение сейчас, когда всё было кончено, но сможет ли он удержаться потом? Джордан уже надел брюки и стоял у шкафа, выбирая между белой и бледно-голубой рубашкой. Тейт ещё раз посмотрел на вещи в шкафу. Судя по запасу на все случаи жизни, у Джордана тут был второй дом. Тейт бросил на Джордана презрительный, опять ненавидящий взгляд: – Это сюда ты приводишь своих… – он запнулся, не зная, что сказать: мальчиков или девок, – …своих шлюх? Он понимал свою роль, но было унизительно быть одним из многих, и вопрос прозвучал слишком озлобленно и уязвлённо. Джордан снял с вешалки белую рубашку: – Нет. Они предпочитают места подороже. Но привозить тебя в «Пьер» – слишком большой риск. – Ты их имеешь исключительно на шёлковых простынях? – Мне всё равно, – усмехнулся Джордан, – я могу и на полу, ты знаешь. Но им приятно оказаться в хорошем, красивом месте. Раз уж секс бесплатен, благодарность надо выражать другими способами. – И где же положенная мне благодарность? – спросил Тейт, приподнимая брови и косясь в сторону комнаты – она и близко к «Пьеру» не стояла. – А это что, был бесплатный секс? – Разве нет? – Тейт сглотнул, ожидая ответа. Лицо Джордана стало серьёзным, а губы сложились в тонкую складку: – Это как раз то, что я хочу знать: что ты рассчитываешь получить? Тейт опустил глаза и, коротко кивнув, отвернулся: – Могу задать тот же вопрос: чего хочешь ты? Подставить меня? Зачем? У тебя и так полно компромата. В глубине души Тейт верил – или надеялся, – что Джордан трахается с ним по той же самой причине, что и он сам: потому что не может иначе. Но это не значило, что нужно было остановиться на одной этой, пусть и ласкающей самолюбие версии. Джордан мог вести сложную игру – и быть настолько прекрасным актёром, что Тейт ему верил. По крайней мере, в те минуты, когда они занимались сексом. – Одевайся, – вместо ответа скомандовал Джордан. – Мне ещё нужно отвезти тебя назад. Обратно они ехали в хмурой, тяжёлой тишине. Уже вблизи Боулинг-Грин Джордан отрывисто бросил: – Будь осторожен. Если он узнает, – Джордан замолчал, словно задохнувшись, – то убьёт нас обоих. Или, по крайней мере, попытается. – Тебя не так-то просто убить, – Тейт повернулся к Джордану. – Он же не будет делать это лично, найти исполнителей не проблема. Если захочет, он меня убьёт. И будет прав. На Тейта накатила волна страха и вины, тяжёлая до тошноты. Да, Ингрэм будет прав, если… Тейт не хотел об этом думать. – А мне кажется, всё будет прозаичнее, – сказал он. – Дэвид просто выставит меня за дверь, а ты… Ради Клэр он простит тебя через неделю-другую. – Возможно, кое с кем так и было бы, но тебя он мне не простит. – У тебя был секс с кем-то из его любовников раньше, до меня? – Нет. Ты первый. Тейт усмехнулся: – Ты у меня тоже. – В каком смысле? – Ты первый мужчина, который не заплатил мне за секс. Джордан стиснул зубы, а потом коротко бросил: – Ещё заплачу.***
За неделю, хотя он кучу дел решал по телефону и в переписке, бумажек всё равно накопилось море. Ингрэм сразу после приезда поприсутствовал на двух совещаниях, пообедал с парой важных людей с Уолл-стрит, встретился с кандидатом на пост начальника международного отдела и вот теперь занялся менее важными и более скучными делами. Он прижал пальцы к уставшим глазам и потряс головой. К перемене часовых поясов он давно привык, но всё же слишком быстрые скачки, как сейчас, когда он меньше, чем за неделю сменил Нью-Йорк на Гонконг, Гонконг на Лондон, а Лондон снова на Нью-Йорк, выматывали. Об откорректированном бюджете на четвёртый квартал думать не хотелось. Хотелось думать о Тейте, о том, как тот будет расспрашивать про поездку, а он отвечать, и как Тейт улыбнётся ему, когда встретит, – у него была невероятно красивая улыбка. Ингрэм вдруг подумал, что Тейт теперь улыбается реже. Не именно ему – вообще улыбается реже. Наверное, надо было настоять на том, чтобы Тейт начал работу чуть позднее и отдохнул после колледжа. Привыкнуть к новой жизни и к новому положению вообще тяжело, а если ещё и сразу окунуться в работу… Ингрэм не считал это непосильной ношей, но и Тейт был скроен по другому образцу, не так, как он… Он принадлежал к другому поколению – не настолько зацикленному на работе и карьере, да и характером больше напоминал Клэр, чем его самого. Хотя и не во всём. Когда-то, когда Джордан только познакомился с Клэр, Ингрэм спросил, что он о ней думает. Сейчас он уже не помнил, что Джордан ответил. Наверняка произнёс пару вежливых и сухих фраз. Потом он сам что-то рассказал о сестре, кажется, о её недавно распавшемся браке, об их детстве, о том, какие они с Клэр разные… Джордан сказал в ответ только одно: «Она боится жить». Уже дома, в одиночестве обдумывая эти слова, Ингрэм понял, насколько Джордан был прав. Едва ли не все их с сестрой отличия можно было свести к этому. Не к тому, что Клэр, к примеру, боялась рисковать или долго не решалась развестись с человеком, за которого вышла едва ли не по ошибке; это были лишь следствия, причина была одна: она боялась жить. Тейт был похож в чём-то на неё, но жить он не боялся. Он боялся трудностей, боялся разочаровать другого человека – может быть, потому, что слишком хорошо, непостижимо хорошо для самого Ингрэма чувствовал других людей, – но жить он не боялся. Он хотел. В этой смелости Ингрэм ощущал что-то близкое, своё, понятное – и одновременно настораживающее. Он боялся, что Тейт уйдёт дальше. Дальше, чем он готов его отпустить. Ингрэм заставил себя вернуться к отчёту. По диагонали просмотрев пару страниц с графиками, он позвонил Ханне: – Кофе, пожалуйста. – Через минуту, сэр. И ещё: вы не забыли про Джордана? – А, да. Свяжись с ним, пусть зайдёт сейчас. – А что насчёт Айзенберга? – Всё завтра. Джордан подошёл спустя десять минут и четыре страницы отчёта. Ингрэм с удовольствием оттолкнул бумаги в сторону: их можно досмотреть потом. – Как поездка? – спросил Джордан. – Могло бы быть и лучше. Тут как дела? – Всё нормально. Я отправил тебе файл, видел? Ингрэм повернулся к ноутбуку: – Нет, я читал отчёт. Что в файле? – Мы не ошиблись насчёт Нкалы. Всё так: он договаривается с китайскими компаниями, Фабер с Кардозой и Лазарус выступают посредниками, было уже несколько встреч. Подписание договора с нами будут затягивать. – Откуда сведения? – Нажали на кое-кого из министров. Они не могут повлиять на ситуацию, если это следующий вопрос. Нкала их не спрашивает. И ещё: он сейчас живёт на вилле в Сен-Тропе, и туда же, по странному совпадению, прилетели трое китайских бизнесменов… Ингрэм зло выдохнул, а потом выскочил из-за стола и подошёл к окну. Оттуда он метнулся к дивану, на подлокотник которого присел Джордан. – Ублюдок! Он думает, что имеет дело с такой же макакой с пальмы, как он сам! Так вот, я… – Он резко повернулся к Джордану. – Ты можешь разобраться с Фабером? – Нет. – Джейк, только не говори мне… Джордан оборвал его: – Мы обсуждали это: нет. Если загнать их в угол, они выложат всё про «Бревис», про торговлю оружием, про остальное. Они много знают про нас, по-настоящему много. Они предпочтут сесть, но остаться в живых. – Если успеют, – мрачно заметил Ингрэм. – Они сами когда-то провернули такое. – Это были не они. Фабер с Кардозой скорее случайно уцелели после зачистки. А те, кто это провернул, шли на огромный риск. Думаю, у них просто не было выбора. – А у нас есть? – Ингрэм тяжело опустился в кресло. – Пока да. Что там с Алексом Чэном? Он поможет? – Поможет. Но помощь обойдётся дорого, – Ингрэм постучал пальцами по подлокотнику. – Ты знаешь моё мнение: даже если дорого, всегда лучше находить законные способы. – Это не совсем законно – в Китае за такие вещи расстреливают. – Мы же никого не подкупаем. – Мы просим оказать покровительство. – Во сколько оно нам обойдётся? Ингрэм сощурился: – Влияние сложно измерить в долларах. Чэн выступает моим посредником в Китае, я выступаю его посредником в переговорах с поставщиками нефти. К «Меркью» они прислушиваются, – усмехнулся Ингрэм. – Я могу договориться с ними о пересмотре цен. Они закладывали более низкую стоимость за баррель и могут пойти на уступки. Но от меня тоже чего-то попросят взамен, возможно, не сразу. – Меня не оставляет ощущение, – медленно проговорил Джордан, – что мы на этих делах потеряем гораздо больше, чем эти триста сорок миллионов. – И что ты предлагаешь? Отдать их Фаберу? – усмехнулся Ингрэм. – На тебя это не похоже. – Мне не нравится, что ты берёшь на себя неизвестные заранее обязательства. – Они так работают. Услуга за услугу. Честное слово. – Но у тебя, кажется, не исламский банк. Ингрэм развёл руками: – Пока это лучшее решение. – Они связаны с «АККБ», я тебе говорил. – На Ближнем Востоке все связаны с «АККБ». – Я не очень разбираюсь в финансовых делах, но если есть способ договориться с Чэном на иных условиях, надо попытаться. Ингрэм потёр лоб: – Это мои проблемы, не твои. И кстати, Чэн спрашивал про социальные проекты. Снисходительно так: мол, вы там что-то делаете для галочки, какие-то лекарства закупаете… Джордан кивнул: – Значит, сестра с ним говорила. Хуже от этого точно не будет.***
Тейт теперь знал, что такое Плайя-Негра. Для этого недостаточно было спросить Сири: тюрьма Плайя-Негра была местом, о котором мало говорили и писали, особенно на английском. Тейту пришлось изучать статьи на испанском и французском, государственных языках Кавамбе. Получить более пяти лет в Плайя-Негра было равносильно смертному приговору даже для жителей этого региона; среднестатистический американец или европеец, непривычный к местным климату, воде, пище и инфекциям, мог рассчитывать в лучшем случае на год. Судя по всему, расстрел оказывался более гуманной альтернативой – это была хотя бы быстрая смерть, а не мучительная. Правозащитные организации, составлявшие рейтинги самых страшных тюрем мира, никогда не помещали Плайя-Негра ниже пятой строчки. Кроме нечеловеческих условий содержания и отсутствия медицинской помощи она была известна ещё и пытками. Когда Тейт начинал читать рассказы бывших заключённых или правозащитников, его начинало тошнить. Тем не менее, благодаря Плайя-Негра он раскопал ещё один кусок биографии Джордана. В статьях не было имён, кроме заказчиков и руководителя группы, но Тейт был уверен, что это была та самая заварушка, из которой Ингрэм вытащил Джордана. Второго января две тысячи шестого года в Кавамбе была предотвращена попытка государственного переворота. Британская сырьевая компания вела разведку залежей ильменита, и так как в тех же примерно районах шли стычки между государственными войсками и повстанцами, была нанята охрана, около шестидесяти наёмников из частной военной компании «Блэксмит», той самой, где, по словам Кардозы, работал Джордан после ухода из армии. Тейту сложно было судить, насколько справедливы были обвинения тогдашнего президента Кавамбе, но он утверждал, что британцы, начав разработку и поняв, каким огромным было месторождение, решили посадить в президентское кресло своего ставленника, который бы продал им рудник за бесценок. Когда в столицу Кавамбе с рудников приехала группа из тридцати двух наёмников, их всех арестовали и обвинили в организации переворота. Их арестовали до того, как они вообще что-либо сделали и даже до того, как им передали партию незаконно ввезённого оружия, – у президента были хорошие информаторы. Президентские войска попытались арестовать и ту часть наёмников, что оставалась на руднике, но те были предупреждены и, отбив первую атаку, ушли вместе с гражданскими на территорию повстанцев до того, как пришло подкрепление. Затем они перебрались в Конго, откуда их срочным образом вывезла «Блэксмит». «Блэксмит» попыталась вытащить своих солдат из тюрьмы, но в итоге бросила. Для их освобождения нужно было либо признание в организации переворота и выдача заказчиков (чего военная компания сделать не могла – это поставило бы на ней крест), либо очень большие деньги на адвокатов, подкуп чиновников и прочее. Освобождён был только командир группы, некий Джерри Саймон, ветеран «Блэксмит» и один из её совладельцев. В начале апреля из Плайя-Негра выпустили ещё одного человека, чьё имя не сообщалось. На тот момент из тридцати одного наёмника в живых оставалось двенадцать. Тела родственникам не выдавали, и как те люди умерли, никто не знал. Всё сваливали на малярию и тиф. Ещё сообщали о троих, покончивших жизнь самоубийством. Тейт подозревал, что в апреле две тысячи шестого из тюрьмы освободили как раз Джордана: к тому моменту всякие отношения Кавамбе с британской компанией были разорваны, и ей на смену пришла «Меркью». В июле того же года министр внутренних дел Кавамбе, Северин Нкала, сместил тогдашнего президента и занял его место. Вскоре он освободил из Плайя-Негра выживших наёмников «Блэксмит». Шансы, что Джордан оказался бы одним из этих троих, конечно, были, но после семи месяцев в Плайя-Негра он вышел бы полной развалиной. В новостном репортаже говорилось, что только один из освобождённых мог передвигаться сам, один полностью ослеп, все трое были ВИЧ-инфицированы. Теперь Тейт понимал, что имел в виду Джордан, когда говорил, что Ингрэм спас ему жизнь. Нельзя было сказать, что Джордан всем обязан Ингрэму – наверняка не тот устроил его брак с Клэр, и наверняка Джордан нашёл бы высокооплачиваемую работу где-то кроме «Секьюрити Атлантик», но спасением из Плайя-Негра он был обязан именно ему. Тейта мучило чувство вины, хотя Ингрэм и не спасал ему жизнь и их отношения упорно напоминали обмен. Джордану должно было быть в сотни раз хуже, и если он несмотря ни на что пришёл той ночью к нему, то на это должна была быть причина. Тейт боялся о ней думать, так же как и о причине того, почему он Джордана впустил.***
К поездке в Гонконг Тейт готовился как к отпуску, хотя и понимал, что большую часть времени будет работать: Мехта выдал ему список заданий. Тем не менее, они с Ингрэмом запланировали много времени на самих себя, а Тейт ещё и собирался встретиться со знакомым из университета, который работал в Гонконге фотографом. Вылетали они опять в ночь, чтобы поужинать дома, приехать в аэропорт, подняться на борт и сразу лечь спать. Тейт вернулся с работы раньше обычного, уложил ноутбук и ещё кое-какую мелочь в сумку и спустился на первый этаж, в библиотеку, ждать Ингрэма к ужину. Когда приехал лифт, Тейт встал с дивана, но, даже не дойдя до дверей в холл, он понял, что это был не Ингрэм – по шагам. Ингрэма всегда сопровождала охрана, и в квартиру входило два, а то и три человека. Вариантов, кто это мог быть, было не так и много: даже в службе безопасности карты-ключи от лифта и дверей были у единиц. Это мог быть Джордан – первое, что пришло в голову. Он и был. Из другой двери в холл вышла миссис Шерер. Она поздоровалась с Джорданом, но ушла, ограничившись тем, что предложила кофе: к Джордану тут относились как к члену семьи. Тейт вместе с Джорданом вернулся в библиотеку. Тот подошёл к столу, на котором лежали газеты за два последних дня, и перевернул пару страниц. Тейт остановился возле двери. Момент был жутко неловким, хотя Джордан так, похоже, не считал. – Мне надо уложить кое-какие вещи, – сказал Тейт. – Поднимусь наверх. – Дэвид будет минут через пять, – произнёс Джордан, не поворачиваясь. – Я специально приехал раньше, чтобы встретиться с тобой. Тейт вздрогнул: – Зачем? – Я хочу, чтобы ты постарался кое-что узнать о встречах, которые будут у Дэвида в Гонконге. – Что? – изумился Тейт. – Мне нужна информация о встречах Дэвида в Гонконге, – повторил Джордан, переворачивая очередную страницу. Мысли у Тейта заметались. Он с трудом верил в предательство Джордана – в настоящее предательство, – и он не желал шпионить за Ингрэмом для него, но Джордан мог запросто его уничтожить за отказ… – Меня не будет на встречах, – сказал он. – Я вряд ли могу помочь. – Вы же с ним разговариваете. Могут проскользнуть какие-то имена. Мне важна любая мелочь. Возможно, даже упоминания блюд, которые предлагались во время ланча. – Охрана, которая будет с Ингрэмом, сможет рассказать больше, чем я, – возразил Тейт. – Его будут сопровождать подобранные мной люди, – Джордан усмехнулся, – но мы с ними недостаточно хорошо знаем друг друга, чтобы я мог обратиться к ним с таким деликатным вопросом. – То есть, я должен шпионить для тебя за Дэвидом? – Не совсем. Меня интересует один конкретный момент, который Дэвид, как я подозреваю, хочет скрыть. – Если я буду знать, о чём речь, то, может быть, пользы будет больше? – Он рассказывал тебе о Чэне и о том, что будет его посредником в переговорах с поставщиками нефти. Дэвиду нет нужды так часто летать в Гонконг и Сингапур. Тех двух поездок было вполне достаточно. Подозреваю, что в этот раз на встречах будут присутствовать бизнесмены из Саудовской Аравии или что-то вроде того. Надеюсь, ты сможешь узнать, так ли это. Джордан наконец посмотрел на него, и то искоса. При таком повороте головы шрам на его щеке казался заметнее обычного. – Я не понимаю, – тихо сказал Тейт. – Какое тебе дело до этих переговоров? – Мне это важно, и это всё, что нужно знать. – Я не стану этого делать. Джордан развернулся, медленно, и так же медленно сделал шаг к Тейту: – Ты уверен? У Тейта по спине пробежала холодная дрожь. Выдержать взгляд Джордана было тяжело, он давил и буквально ломал что-то внутри. Тейт сглотнул: – Я не буду делать ничего во вред Дэвиду. Если он скрывает что-то от тебя, значит, не зря. Джордан подошёл ещё ближе, руки он держал в карманах брюк, и на вид они были расслаблены, но Тейту всё равно стало не по себе. Он знал, что Джордан ничего ему не сделает – по крайней мере, не сейчас, не перед приходом Ингрэма. Он его сейчас даже пальцем тронуть не может, и всё равно в его взгляде, в крепко сжатых губах, даже в наклоне головы чувствовалась опасность. Плотная, осязаемая опасность. – Ты думаешь, – угрожающе тихо произнёс Джордан, – что-то изменилось после того, как я тебя трахнул? Нет, Тейт. Для тебя не изменилось ничего. Ты или делаешь то, что я тебе говорю, или прощаешься с Дэвидом. Тейт задышал тяжело и часто – от унижения и ненависти. И от того, как легко их расшевеливал в нём Джордан. Ему стоило только чиркнуть спичкой – и Тейт вспыхивал. Ему всегда было плевать, что о нём думают и кем он был для клиентов. Он прекрасно знал – кем. Но Джордан… Хотелось добиться его внимания, но когда добился, этого тут же стало мало. Хотелось признания. Хотелось, чтобы Джордан смотрел на него не как на безмозглую куклу, а как на… Тейт не знал, как на кого. Он просто хотел большего. И понятия не имел, как это получить. Он отступил назад. Джордан тут же сделал шаг, снова сократив расстояние между ними. Возможно, его это даже забавляло. – Так что ты решил? – спросил Джордан. Тейт втянул воздух сквозь сжатые зубы. Дэвид был ему дорог, он не хотел его предавать, но, наверное, не до такой степени, чтобы ради этого потерять. – Когда-нибудь, – прошептал Тейт, – мы поменяемся местами, и это я буду держать тебя за горло. Джордан улыбнулся: – Хорошая цель. Добейся её. Но пока за горло тебя держу я. Тейта душила восторженная, захлёбывающаяся ненависть к Джордану, ненависть к его недостижимости и неуязвимости, к его проклятой самоуверенности. И ненависть к собственной беспомощности. Тейт сделал два быстрых, злых шага к Джордану. Пальцы у него сжались так, словно стискивались на горле Джордана. Джордан даже не шелохнулся. Он должен был отшатнуться хотя бы инстинктивно, но он демонстративно ждал. И за эту снисходительность Тейт тоже его ненавидел. – Я ненавижу тебя, – мышцы на лице свело судорогой, когда Тейт говорил это. – Как хочешь, – произнёс Джордан с опасной, пробирающей полуулыбкой. Чуть прищуренные глаза поблёскивали. Тейт не мог отвести взгляда. Его сковывал страх. Боялся он не Джордана – он боялся себя, того, что происходило с ним, когда Джордан был рядом. Иногда ему казалось, что он физически – кожей, нервными окончаниями – ощущает окружавшую Джордана ауру: наэлектризованное поле, в которое его втягивало, словно гравитацией, и тянуло всё ближе и ближе к центру. В висках стучала кровь, и Тейт успел сделать лишь один судорожный вдох, прежде чем они впились друг другу в губы. Тейт поднял руку, но Джордан, почувствовав движение, перехватил её, больно стиснув запястье. Тейт – сам не зная зачем – пытался её вырвать, и они хватали и отталкивали друг друга, не прекращая злых, исступленных поцелуев. В холле хлопнула дверь, послышались голоса и шаги. Тейт хотел отвернуться, отпрыгнуть от Джордана, но тот не дал, сжал сильнее пальцами, поймал губами. Тейт беспомощно всхлипнул. Ингрэм был пусть и не совсем за стенкой, но рядом, а он целовался с Джорданом, всё ещё… Сердце едва не разрывалось от хлынувшего в кровь адреналина, перед глазами плыли огненно-алые круги – и Тейт не мог оторваться от Джордана, хотя тот его теперь уже не держал. Тейт понимал, что им нужно остановиться, и не хотел этого, потому что удовольствие было наркотически сильным. Джордан сделал шаг назад. Он улыбался, но в глазах было то же тёмное, растревоженное возбуждение, что и у самого Тейта. Тот слышал голос Ингрэма из холла, но сознавал по-настоящему только одно: Джордана утягивает на дно так же, как и его самого; Джордан хочет его так же неуправляемо; может быть, сейчас в мыслях имеет его прямо здесь, прижимает к стене и насаживает задницей на свой член. Тейт быстро отошёл к полукруглому столу, где стояли напитки, и плеснул что-то в бокал, не глядя. Джордан открыл дверь в холл и позвал Ингрэма. Тот вошёл в библиотеку. Тейт прижал ко рту бокал с чем-то жгучим, запаха и вкуса чего он был не в состоянии различить, и надеялся, что Ингрэм не станет всматриваться и не заметит искусанных губ. В первое мгновение их обожгло спиртным, но потом жжение стало даже приятным, тёплым. – Что-то отмечаешь? – Ингрэм кивнул на бокал, которым прикрывался Тейт: тот пил редко, и Ингрэм не мог не обратить на это внимания. – Нервничаю перед вылетом. – С чего вдруг? – Сам не знаю, – покачал головой Тейт. – Это самый длинный перелёт, который у меня был. – Тейт перевёл взгляд на Джордана, который опять перелистывал газеты, словно никуда от них и не отходил. – У вас, наверное, какой-то разговор по работе? Я пойду. Тейт быстро пересёк комнату и вышел за дверь. Бокал он так и держал в руках – забыл вернуть на место. Он приложил его ко лбу, потом к щекам. Стекло, даже немного нагретое пальцами, всё равно холодило. Жаль, что к жгучему, тлеющему внутри стыду невозможно было ничего приложить. Лгать Дэвиду, так любящему его Дэвиду, было тошнотворно тяжело. И скрывать связь – он не знал, как ещё это назвать, не отношениями же – с Джорданом было гораздо тяжелее, чем обмануть насчёт долга за машину. Но что ещё ему делать? Не может же он сказать Ингрэму, что спал с Джорданом? И он даже не может объяснить, почему он это сделал. Если Ингрэм вдруг спросит, он не сможет сказать. Он не знает. Он просто не может иначе, вот и всё.