***
На стрельбище, которое служба безопасности «Секьюрити Атлантик» арендовала на день, Джордан приехал в числе первых, но всё равно пришлось пожать кучу рук разом. Потом, после короткого инструктажа для первой партии, все разошлись по рубежам. Инструктаж был формальностью: ребята приезжали сюда каждые два месяца. Они тренировались и в тирах тоже, но там был ограниченный выбор оружия и стерильные условия. Может быть, это было излишним: переносить собственный армейский опыт на банковскую и личную охрану, но Джордан не видел ничего плохого в том, что парни попрактикуются в стрельбе в ветер, в дождь, в движении или при солнечном свете, бьющем прямо в глаза; к тому же эти выезды всем нравились: как будто компания старых приятелей собралась в выходной попалить по пустым бутылкам. На входе двое сотрудников стрельбища выдавали приехавшим наушники и оранжевые жилеты и ставили галочки в списке. Джордан подошёл к ним и назвал имена тех, о ком не сообщили заранее, но кого тоже нужно было пропустить. – Дайте знать, когда они будут здесь. Джордан не присоединялся ни к одной из компаний, на которые разбились сотрудники, и стал к рубежу один, – не потому, что был для остальных начальником, а просто потому, что был не в настроении. Предстоящая встреча его беспокоила. Он вспоминал ту фразу: «Я сам собирался звонить вам сегодня», и думал, по какому же поводу. Что-то подсказывало, что не по обычному. Они давно оказывали друг другу услуги: в обмен на данные о банковских транзакциях, Джордан помогал договориться с некоторыми бюрократическими ведомствами США, чаще всего военными и околовоенными, где у него сохранялись связи. К примеру, помогал получить разрешение на установку темпест-оборудования второго класса – долгая и тяжёлая процедура с неизвестным результатом, если идти обычным путём. Но сегодня с ним хотели говорить явно не об этом. Джордан отошёл к скамейке передохнуть и расстегнул до середины куртку: если стрелять долго, тело разогревалось, конечно, не как от бега, но всё равно становилось жарко. Когда он снял наушники, тут же захотелось надеть их обратно: ветер был пронзительным и злым. Он накинул капюшон. Стоявший на небольшом возвышении служитель поднял руку с зажатой в ней рацией и махнул Джордану: – Вызывают от входа. Кто-то там пришёл. Джордан кивнул и зашагал по склону вверх. Их было трое, как ему и сообщили с утра. Все в синих джинсах и тёплых куртках. Было странно видеть их не в строгих тёмных костюмах. Наверное, им его – тоже. Джордан улыбнулся и чуть ускорил шаг, но человек, шедший навстречу, всё равно немного опередил его и протянул руку раньше: – Джордан, – кивок и сухая улыбка. – Эдер, – Джордан точно так же кивнул, только улыбнулся чуть шире; просто потому что американская дежурная улыбка была доброжелательнее дежурной европейской. Двух приехавших с Эдером они отправили пострелять, а сами пошли по дорожке от рубежей. Можно было поговорить в помещении, но Эдер отказался: во время прогулки было сложнее услышать, о чём они говорят, тем более на фоне грохочущих выстрелов. Они не мешали им беседовать, но тому, кто стоял в отдалении, помешали бы подслушать. – Начнём с приятного, – сказал Эдер. – У вас есть ко мне дело? Буду рад оказать услугу. – Кардоза и Фабер. Вы поддерживаете с ними контакт? – Нет, – ответил Эдер, но тем ровным голосом, по которому невозможно было угадать, говорит он правду или лжёт, а акцент запутывал ещё больше. – После тех событий я постарался оборвать все связи. – Но мы с вами общаемся. – Мы с вами можем быть полезны друг другу. – И не хотим выпускать друг друга из виду, – добавил Джордан. Эдер кивнул: – Так что вы хотели? – Меня интересует, чем эти двое занимались последние три месяца. Данные о перелётах, расходах по кредитным картам. Мне надо знать, куда они ездят. – Думаю, здесь нет ничего невыполнимого, – ответил Эдер. Он никогда не спрашивал, для чего Джордану нужна была та или иная информация: для него, как и для Джордана в похожей ситуации, сам факт интереса уже был информацией. – Спасибо. Теперь ваша очередь. – Мой вопрос не настолько простой, – Эдер шёл, глядя себе под ноги. – Что у вас за дела с Алексом Чэном? Джордан чуть приподнял брови: они с Эдером не рассказывали друг другу о делах компаний, на которые работали. – У «Меркью» с Чэнами дела едва ли не с момента основания. – Я спрашиваю про другое, не про контракты, о которых знают все. Я знаю, что Ингрэм дважды летал в Гонконг. Это были встречи с Чэном? – А вы не знаете? – Проникнуть в окружение этой семьи очень тяжело. Джордан задумался, прикидывая, что может сказать, а что нет. Выдавать информацию о бизнесе Дэвида он не собирался, но, похоже, Эдеру и без того уже было многое известно. – Давайте поступим так: вы скажете, что известно вам, а я, сколько смогу, подкорректирую. Эдер заговорил не сразу: – Ситуация такова. Алекс Чэн через несколько дней подписывает новые контракты на поставку нефти. Похоже, ему удалось каким-то образом добиться изменения условий. Я бы даже сказал не каким-то образом, а чудом. Так вот, у нас есть основания думать, что за этим чудом стоят «Меркью» и Ингрэм. Джордан не торопился с ответом. Почему Эдер спрашивает? Его босс терял деньги на этой сделке? Его бизнес был большим и разветвленным, но, насколько Джордану было известно, как раз-таки нефти он не касался. Как и Ближнего Востока – это определённо была не территория Астона. Джордану никогда не нравилась эта идея: непонятные обязательства перед ближневосточными компаниями, связь с людьми, которые если не управляли «АККБ», то пользовались его услугами, поручались за него и инвестировали в него. И теперь ещё одна проблема... Каким-то образом тут оказался замешан Астон: иметь во врагах его было в пять раз хуже, чем «АККБ». – Да, Ингрэм помог с заключением сделки, – сказал наконец Джордан. – Но у него там не финансовый интерес, скорее, политический. Когда вы просите меня об одолжении, мне очень не хочется отказывать вам. Ингрэму тоже было очень сложно отказать Алексу Чэну. Большего я сказать не могу. – Он может дать обратный ход? Вопрос был на редкость прямой. – Я всего лишь занимаюсь его охраной, – ответил Джордан. – Я тоже всего лишь занимаюсь охраной, – сказал Эдер с явным намёком. – Насколько я представляю ситуацию, уже не может. – А если вы ему посоветуете? – не отступал Эдер. Джордан остановился и развернулся к нему: – Что происходит? Какие будут последствия? – Для нас – не очень приятные. Астон работал над этим много месяцев, а вмешательство Ингрэма смешало все карты. – Это был он? – спросил Джордан. – Это Астон играл против Чэна? – Так Чэн понял? – Эдер нахмурился. – Он никогда не говорил, что ему что-то такое известно. Думаю, он видит в этом крупный просчёт трейдеров и менеджеров. Многие тогда попались. То, что кто-то целенаправленно работал против Чэна, – просто предположение Ингрэма и ребят из «Меркью». – Это был хороший план, и он сработал. Почти, – усмехнулся Эдер. – А цель? Да, Чэн понёс бы убытки, но это его не разорило бы. – Астон не собирался его разорять. Он собирался его спасти. – Отлично, – покачал головой Джордан: махинация как раз в духе Дэниела Астона. – Но вы же должны были понимать, что Чэн не обязательно обратится за помощью к вам. Он мог начать искать другие пути. – Мы обо всём подумали. Но личное вмешательство человека с возможностями и связями Ингрэма было… внезапным. Он ходит по самым верхушкам, вы понимаете… – Да, я понимаю, – Джордану не понравилось услышанное. – Но не думаю, что ситуацию можно исправить. – Астон был бы очень благодарен. – Я поговорю с Ингрэмом, – Джордан не мог обещать большего. – Мне самому не нравится эта история. Не с Чэном, а с другой стороной. Дорожка свернула и пошла вниз: выстрелы слышались теперь громче и ближе. – Против другой стороны я тоже хотел бы вас предостеречь, – Эдер прищурился, рассматривая что-то впереди. – А конкретнее? – Я мало кому доверяю. Вам, Джордан, тоже. Но я допускаю, что на каком-то этапе мы с «Меркью» или «Секьюрити Атлантик» можем быть друг другу полезны и готов с вами сотрудничать. С теми – нет. Джордан пожал плечами: слишком неопределённо. Дорожка вильнула ещё раз, и Джордан с Эдером оказались за спинами стоявших у рубежа. Джордан узнал Тейта сразу, несмотря на длинную тёплую парку, шапку и наушники поверх. Он стоял у стола и быстро – но всё равно не так ловко, как сделал бы это человек, постоянно имеющий дело с оружием, – укладывал патроны в магазин. Джордан не просматривал весь список поехавших на стрельбы и не знал, что Тейт будет тут. Неожиданностью это тоже не было. Тейт много времени проводил на тренировках, а сейчас, после нескольких месяцев занятий с инструктором, даже иногда участвовал в спаррингах. Джордан сам ни разу этого не видел: они с Тейтом знали распорядок дня друг друга и в зале не встречались – но слышал об этом от Ортиса. От Дэвида тоже. Тот уже начал задавать вопросы. Джордан сказал что-то успокаивающее: что это нормальный для человека возраста Тейта интерес и ещё что-то в этом роде. Он не стал задавать вопрос, который в это время вертелся на языке: «Ты что, думаешь, Тейт трахается с кем-то из охраны?» Дэвид стыдился своей болезненной ревности, он понимал, что это ненормально, унизительно для Тейта и для него самого, но ничего не мог поделать. Лучше было промолчать: возможно, Дэвид подумает, что со стороны ничего не заметно. Тейт на самом деле не трахался ни с кем из охраны – по крайней мере, последние три месяца. Джордан думал, что, когда они прекратят, станет спокойнее и проще. Не стало. И он то и дело где-то сталкивался с Тейтом, слышал о нём от Клэр или Дэвида и даже от Аннабель, натыкался на упоминания о его поездках в отчётах. И вот сейчас он стоял в тридцати ярдах от него и вертел в руках пистолет. Картер подошёл к нему и заставил опустить оружие дулом вниз, потом что-то строго сказал. Тейт на секунду помрачнел, а затем что-то произнёс в ответ – они с Картером рассмеялись. Тейт покрутил регулятор на наушниках и, отойдя от стола, встал напротив мишеней. Джордану было интересно посмотреть, как он выстрелит, но тут заговорил Эдер: – Тейт Эйвери, если я не ошибаюсь? – Не ошибаетесь. Эти слова Джордану не понравились: за Дэвидом наблюдали настолько пристально, что Эдер даже запомнил имя его любовника. – Нет желания пострелять? – спросил Джордан. – В Европе с этим делом не так хорошо. – Я из Швейцарии, – напомнил Эдер. – Но, пожалуй, такого разнообразия оружия у нас нет. – Ну да, – согласился Джордан. – К тому же вы сейчас, наверное, всё равно постоянно ездите сюда? В Бостон, в Мэн. Это был ответ на «Эйвери»: намёк на то, что Астона тоже не выпускают из виду.***
Ещё по дороге в офис Джордан созвонился с Дэвидом и договорился о встрече, вклинившись между совещанием и поздним ланчем с чиновником из Управления денежного обращения. – Что там такого срочного? – спросил Ингрэм, когда Джордан вошёл в кабинет. – Сколько у нас времени? – Семь минут. – Я сегодня встречался с Эдером. Ингрэм откинулся на спинку кресла и замер. – И что? – Ты был прав насчёт того, что контракты Чэна – это не ошибка аналитиков и трейдеров, а намеренное введение в заблуждение. Возможно, даже с помощью кого-то изнутри компании. Ингрэм нервно постукивал кончиком ручки по подбородку: – Астон? – Да. Он собирался загнать Чэна в безвыходную ситуацию, а потом спасти. Не знаю, зачем ему это нужно, Эдер не… Ингрэм швырнул ручку на стол и резко поднялся с кресла: – А я, получается, перешёл ему дорогу! Чего он хочет? Почему не обратился напрямую ко мне? – Ингрэм дошёл до окна и остановился там, потирая шею, словно она затекла от долгого сидения. Он нервничал. – Эдер спросил, можно ли дать обратный ход. – Астон прекрасно понимает, что нет, – раздражённо ответил Ингрэм. – Поэтому и не стал обращаться сам. – Но всё-таки обратился, – произнёс Джордан. – Конечно: неприятно видеть, как твои планы рушатся. Надо было действовать быстрее! Разумеется, я не буду ничего менять. Я не знал о его планах, а даже если и знал: с чего я должен уступать ему дорогу? – Я тебя понял. И ещё кое-что: у Эдера – или у Астона – кто-то есть в «Меркью», достаточно высоко, чтобы они были уверены, что держат ситуацию под контролем и переговоры по делу Чэна не ведутся. – Это Эдер сказал? – Нет, но я так понял, что они отслеживали все возможные пути, которыми мог пойти Чэн. Игроков такого уровня на рынке не так много, Астон точно не пропустил бы «Меркью». Кто-то сливает ему информацию. Ингрэм устало потёр лоб: – Ты можешь этим заняться? – У меня хватает дел здесь. У «Меркью» есть своя служба безопасности. – А я могу быть уверен, что Эдер не обработал половину людей оттуда? Джордан посмотрел на часы: – Не можешь. Я подумаю, как решить этот вопрос. – Только этого нам не хватало. Астон!.. Он наверняка долго кружил вокруг Чэна. Два года, три. Его стиль. И я ему всё сломал. Он сейчас в ярости, – усмехнулся Ингрэм. – Ничего, переживёт. А «Меркью» мы вычистим. – Мне кажется, Астона беспокоят твои дела на Ближнем Востоке. – Пусть беспокоится о своих делах! – отмахнулся Ингрэм. – Меня они тоже беспокоят. – Пока причин для этого нет, появятся – разберёмся. Ты идёшь сегодня на выставку? – Ингрэм дал понять, что больше не намерен обсуждать Астона, Чэна и нефть. – Да, иду. – Передай Клэр, что мы с Тейтом опоздаем примерно на полчаса, пусть не теряет.***
Тейт остановился напротив картины, которая с другого конца зала казалась бессмысленным, хотя и красивым скоплением красных, розовых, лиловатых и тёмно-багровых разводов. Вблизи же это была самая сексуальная и возбуждающая картина, которую Тейт когда-либо видел. Она была не нежно-эротичной, а откровенной до грубости, такой, что никто из посетителей не задерживался возле неё надолго: было неловко рассматривать раскинутые ноги и эрегированные члены. – Нравится? – произнёс мужской голос за спиной. Тейт обернулся: позади него стоял мужчина возраста Ингрэма, может, немного младше. Тёплый загар, уверенный взгляд, аккуратная, волосок к волоску каштановая борода, отливавшая в рыжину. – Да, – ответил Тейт, – но в столовой не повесишь. Он быстро нашёл взглядом Ингрэма: тот стоял не так уж далеко, в небольшом кружке общих знакомых, но смотрел он сейчас на Тейта. – Слишком много членов? – спросил подошедший, обведя Тейта взглядом на грани с приличным. Почти как картину. С ним ещё никогда не начинали так смело флиртовать с первой минуты знакомства. Он знал, что с этим делать. – Бен, – мужчина протянул Тейту руку. – Тейт. – Жаль, что она не продаётся, – Бен кивнул на картину. – На мой вкус, одна из лучших работ Браун. Невероятная чувственность. Откровенность. Тейт знал, чего от него ждут: что он отобьёт мяч и тоже скажет что-нибудь провокационно-чувственное в ответ. – Напряжение, – сказал он. – Бесконечная погоня за удовлетворением. – И мы все в этом участвуем. Поколение за поколением, – добавил Бен и тут же спросил, кивнув на картину: – Ты в бизнесе или любитель? – Даже на любителя не тяну. Я плохо разбираюсь в живописи, – Тейт бросил быстрый взгляд на Ингрэма: тот наблюдал. – Значит, я ошибся, – было видно, что Бен был рад ошибиться и продолжить благодаря этому разговор. – Оценку ты дал неплохую. – У моей знакомой, я с ней пришёл сюда, большая коллекция, и она пытается меня приобщить к этому всему. Уже выучил пару фамилий. – У меня галерея в Сан-Франциско. Приехал сюда в поисках чего-нибудь… – Опять этот взгляд, словно гладящий кожу. – …прекрасного. – Я достаточно хорош? – спросил Тейт серьёзно, почти без улыбки. Бен, не ожидавший такого – по крайней мере, не на выставке, – не нашёлся, что ответить. – Более чем, – произнёс он через несколько секунд. – Тогда, возможно, ещё увидимся, – сказал Тейт. – Мне надо поговорить со своей знакомой, узнать ещё умных слов. Тейт пересёк зал и отошёл туда, где с бокалами шампанского в руках разговаривали Клэр, Ингрэм, Джордан и ещё какие-то элегантно и строго одетые люди. Дэвид не сказал ни слова, но Тейт уже давно научился читать по лицу: Дэвид был доволен. Клэр стояла спиной к картине Сесили Браун и ничего не видела. Что видел или не видел Джордан, сказать было сложно; он – как обычно – вёл себя так, словно Тейта не существовало. Тейт видел его сегодня утром на стрельбище, но очень недолго. Тейт туда не напрашивался. Он помнил, что нельзя заводить друзей среди охраны – телохранители тоже об этом помнили, – но его позвали. Он уже не первый раз ездил на полигон, и, видимо, теперь считалось само собой разумеющимся, что он будет стрелять вместе со всеми. Тейту всё равно было нечем заняться: из отдела Мехты он ушёл, а в новый его ещё не приняли. Всё было по-старому, как полгода назад, ещё до Джордана, хотя Тейт понимал, что по-старому не будет уже никогда. Он был счастлив с Ингрэмом. Вернее, должен был быть счастлив, потому что для счастья было всё, и Тейт, наверное, мог бы завидовать самому себе, если бы не Джордан. Бен следил за ним. Один раз, улучив момент, он снова подошёл, они поговорили, но недолго: Бена перехватил знакомый, тоже галерист, и Тейт, воспользовавшись случаем, сбежал. На выходе из зала его поймал Ингрэм. – Поедем домой? – предложил Тейт. – Мне надоело. – Он глаз с тебя не сводит, – заметил Ингрэм. – Я знаю. Давай уйдём. – Тебе никуда не нужно зайти? – Нет, – Тейт обернулся, чтобы посмотреть на Бена: тот разговаривал с приятелем и в его сторону сейчас не глядел. – Точно? – переспросил Ингрэм. – А мне кажется, что нужно. – Не сегодня. Я устал и хочу домой, – Тейт смотрел в пол. – Тейт, он побежит за тобой… Тейт отвернулся и выдохнул: – Тут есть наши знакомые, они могут заметить. Не надо… – Я хочу, чтобы ты это сделал. Хочу посмотреть, как… – Ты что, пьян? – не выдержал Тейт. – Хватит, понимаешь? Хватит. Я еду домой. Пойду попрощаюсь с Клэр. Ингрэм не пошёл за ним. Он остался в том же зале. Он вежливо улыбнулся и подал руку очередному проходящему мимо знакомому, но в глазах – Тейт видел – была холодная злость. Это началось два месяца назад. Ингрэм потащил его на банкет, где собралось несколько сотен финансистов, банкиров и их жён и мужей. После того, как все встали из-за столов, Ингрэм переходил от одной группы знакомых к другой, обсуждая вещи, в которых Тейт не разбирался. Тейт сначала старался держаться рядом, но потом присоединился к другой компании: там был Кушнер, второй после Ингрэма человек в «Секьюрити Атлантик», и разговоры шли не о деньгах и котировках, а об отдыхе и совместном владении недвижимостью. Именно там его заметил тот парень. Он был из Чикаго, работал в «Цитадели», недавно перевёлся в Нью-Йоркский офис – информация, которую Тейт не хотел знать, но всё равно пришлось выслушать, – и собственные успехи, в том числе финансовые, кажется, кружили ему голову. Тейт знал эти взгляды и очень уверенный, независимый, но на самом деле игривый и заискивающий тон; он постарался поскорее отделаться от парня, хотя тому по степени наглости до сегодняшнего Бена было далеко. Впрочем, тогда и Тейт вёл себя иначе. Он боялся, что если Ингрэм заметит, то всё кончится скандалом: не на приёме, конечно, а дома. Он ошибся: ещё на приёме Ингрэм попросил его быть с парнем из Чикаго помягче, может, даже сделать вид, что отвечает на его нелепые заигрывания. После того случая это повторялось ещё несколько раз. Ингрэм безумно его ревновал, когда был не рядом: в поездке, или в офисе, или ещё где-то; но когда на Тейта кто-то обращал внимание в его присутствии, Ингрэму нравилось. Его заводило, когда другие заглядывались на то, что принадлежало ему. В первый раз Тейт подыграл не задумываясь: ему это было несложно, и в том, чтобы исполнить маленькую прихоть Ингрэма, казалось, не было ничего плохого. Но та же ситуция повторилась через две недели, а потом ещё раз и ещё. Ингрэм специально старался держаться от Тейта подальше, чтобы не мешать; везло ему не каждый раз, но на Тейта уже трижды клевали. Ингрэму было всё равно, мужчина это или женщина, но внимание мужчин возбуждало его больше. В прошлый раз, когда Тейт разговаривал с очередной своей жертвой – вернее, с жертвой Ингрэма – Ингрэм прислал ему сообщение. Он хотел, чтобы Тейт пошёл в туалет. Тейт послушался: он был уверен на девяносто девять процентов, что за ним туда никто не побежит. Это был не гей-бар, а яхт-клуб. За ним пошли, и Тейт не знал, чего ждать и чего хочет Ингрэм. В итоге Тейт обменялся с мужчиной парой фраз, остановил, когда тот попытался его облапать, и сбежал. Ингрэм был доволен, и, когда они вернулись домой, у них был очень хороший, горячий секс. Но, если не считать секса, Тейта эта ситуация напрягала и злила. Он не мог отказать Ингрэму – вернее, не хотел ни в чём ему отказывать. С клиентами он делал ещё и не такое, но неприятно было сознавать, что Ингрэм, в какой-то мере, до сих пор любит в нём шлюху. Ревнует, бесится, мучается, но всё равно больше всего, сильнее всего, острее всего желает именно её. Когда Тейт сказал, что уезжает с выставки, Ингрэм всё же пошёл вслед за ним, но в машине всю дорогу молчал. Дома они не пошли сразу в постель: Ингрэм переоделся и ушёл в курительную, не позвав, впрочем, Тейта. Тот пришёл сам. Он не считал, что был не прав, но понимал, что Ингрэм рассчитывал на другое, на полное подчинение и на то, что Тейт будет старательно воплощать в жизнь любые его фантазии. Это был обмен. Или отношения, если верить Джордану. Та же работа, если верить Палмеру. Тейт налил себе виски, чтобы чем-то занять руки, пока Ингрэм курил, и сейчас крутил стакан в руках. Он был счастлив с Дэвидом, но в отношениях с ним всегда была какая-то шероховатость – словно ключ поворачивается в замке и открывает дверь, но с нажимом, неровно, цепляясь за что-то внутри. Тейт не чувствовал себя счастливым с Джорданом, скорее, наоборот: чувствовал себя самоубийцей, готовящим прыжок с крыши, но в происходившем между ними была цельность и завершённость. Эти «отношения», если их можно было так назвать, не требовали осмысления или измерения того, сколько пока не хватало до настоящей любви и сколько было процентов благодарности; они просто были. Пусть неправильные и увечные, но были. И Тейту их не хватало. Тейт посмотрел на Ингрэма: ему всегда это помогало – посмотреть на него, вспомнить, каким его увидел в первый раз, как тот смотрел на него. Ингрэм оказался не таким, как Тейт его сначала представлял. Он сам, наверное, тоже оказался не тем, каким Ингрэм ждал его видеть. Виски грел язык и горло. Тейт редко пил его раньше, а теперь это стало почти что привычкой, как сигары у Ингрэма. Став привычкой, виски больше не обжигал. Ингрэм внимательно смотрел на него. Взгляд был задумчивым и спокойным. Тейт несколько раз пробовал заговаривать – о разном, но Ингрэм, коротко ответив, не давал беседе развиться. Он затягивался или отпивал из своего бокала коньяк и больше не говорил ни слова до следующего вопроса Тейта. Тот думал, что если они вот так продолжат тут сидеть, то напьются до полусмерти: больше делать было нечего. Тейт первым встал, чтобы пойти спать, – уже в двенадцатом часу ночи. Обычно, если они сидели вот так в курительной, ему было хорошо и уютно с Ингрэмом, но сегодня делалось неловко и тяжело. Он надеялся, что секс всё исправит. Он стянул футболку через голову, когда вошёл в спальню, и кинул на подлокотник кресла. – Не торопись, – Ингрэм обхватил его сзади за пояс. Его губы коснулись плеча Тейта. Поцеловав, а затем сильно сжав зубами кожу, Ингрэм отошёл в сторону. На глаза ему попался его же галстук. Он взял его в руки, провёл пальцами по всей длине, будто оценивая плотность и гладкость, а потом повернулся к Тейту: – Ложись. Тейт сделал так, как он просил. У Ингрэма были специальные верёвки, мягкие, немного бархатистые, но гораздо чаще он связывал первым попавшимся под руку: галстуком, брючным ремнём, скрученной рубашкой… Для него не имело значения, как Тейт связан, красиво ли, аккуратно ли, главное – он был неподвижен и никуда не мог от него деться. Пока Ингрэм привязывал его левое запястье к изголовью кровати, Тейт не отрываясь смотрел на него. Ингрэм наклонился к Тейту и поцеловал в губы. – Ви́ски, – сказал он. Тейт хотел сказать в ответ «сигары», но задохнулся и вздрогнул – Ингрэм обхватил его пока ещё наполовину мягкий член и больно сжал у основания. Он гладил и мял его через штаны, но у Тейта вставало не так быстро, как обычно, наверное, потому, что он думал сейчас о другом. Это было странно: он рассматривал ладонь Ингрэма, его сильные ровные пальцы и тонкие золотистые волоски на фалангах, которых обычно не было видно, но которые стали заметны сейчас, при боковом свете. Он думал о руках Ингрэма, красивых и уверенных движениях его пальцев, о блеске света на гладких ногтях, об уверенном, успокаивающем, почти усыпляющем ритме… Ингрэм, добившись наконец того, что член Тейта встал по-настоящему, перевернул его на живот. Потом он начал привязывать вторую руку. Закончив с ней, Ингрэм спросил: – Ноги? Привязать их? – Да, – ответил Тейт, потому что Ингрэму так нравилось больше. Тот не торопился. – Я бы хотел, чтобы кто-нибудь увидел тебя таким, – он приспустил на Тейте штаны и начал мять ему задницу. – Нет, не таким. Совсем голым. С широко разведёнными ногами, когда ты не можешь закрыться, как бы ни хотел. Но только посмотреть, – жёстко добавил Ингрэм. – Только посмотреть… Потому что трахаю тебя только я. Как звали того парня? – спросил он вдруг. – Какого? – Тейт дёрнулся, когда Ингрэм неожиданно схватил его за волосы на затылке и заставил поднять голову. – На выставке сегодня… – Какая разница… – прохрипел Тейт: шея была сильно выгнута назад. – Бен. – Наверное, Бен хотел бы это увидеть. Всегда интересно, когда смотришь на красивого парня: а какой он без одежды? Какая у него задница? Какой член? Если бы ты сделал, как я сказал, он бы захотел проверить. – Но я… я этого не хотел. Пальцы Ингрэма в волосах сжались сильнее: – А если этого хотел я? Тейт с трудом сглотнул: мышцы под нижней челюстью были болезненно натянуты: – Ты злишься? – Да, я злюсь. – Прости. Я… – у Тейта что-то сжалось в животе, а потом этот спазм словно начал карабкаться и красться выше, к рёбрам, к горлу. – Дэвид, мне больно. Не надо больше… Ингрэм грубо ткнул Тейта лицом в подушку, но всё же отпустил волосы. Несмотря на подушку, удар оказался болезненным, – у Тейта закололо в носу. И ещё ему стало страшно: если бы Дэвид просто психанул и высказал бы всё в машине или когда они приехали домой... Но нет, он ничего не говорил весь вечер и ждал – вот этого момента. – Прости, – повторил Тейт. – Я не думал, что это так важно, это же просто… – Я бы понял, если бы тебе это было и вправду сложно. Если бы это тебя смущало. Год назад ты бы отсасывал ему в туалете, если бы я только намекнул – и безо всякого смущения. Тейт не знал, что ответить на это. Ему хотелось сказать, что он не личная шлюха Дэвида Ингрэма и тот ошибается, если так считает, но вовремя вспомнил про то, что связан. – Год назад ты мне платил, – произнёс он. Тейт услышал короткий злой смешок. Ингрэм сидел сейчас у него на ягодицах, и – Тейту показалось – в эту секунду потяжелел фунтов на двадцать. – Так значит, – медленно заговорил Ингрэм, – ты не готов сделать для меня то, что сделал бы ради денег? – Ты прекрасно понимаешь… – захлёбываясь, начал Тейт. – Это разные вещи. Ты что, хочешь, чтобы я... Ингрэм наклонился вперёд и снова схватил Тейта за волосы, заставив повернуть голову набок: – Я никогда не просил у тебя того, что ты не можешь сделать! – А если я могу, но не хочу? – Не хочешь? – Ингрэм навалился на Тейта всем телом. – Не хочу. Я не обязан делать то, что мне не нравится, – Тейт выкрикнул это, но тут же понял, что зря. Он попытался исправиться: – Но я делал – ради тебя. С остальными, до этого. – А тебе не кажется, что мы всё же кое-что должны друг другу? – спросил Ингрэм слишком ровным и холодным тоном, напугавшим Тейта. Тейт опять почти не мог говорить, так сильно Ингрэм выгнул ему шею. – Отпусти меня, – прохрипел Тейт. – Что? – Ингрэм то ли на самом деле не разобрал, то ли хотел, чтобы Тейт просил его. – Мне больно! Отпусти меня! – Как хочешь. Ингрэм опять оттолкнул Тейта и резко встал с кровати. Тейт уронил мокрый от пота лоб на подушку. Дверь спальни захлопнулась.