***
После возвращения первую половину дня они провели в постели: Ингрэм вылетел в Лос-Анджелес ещё в четверг, а вернулся только в воскресенье утром. Его пригласил погостить на своём винограднике Руперт Дрезнер. Тейта не пригласили. Он не сильно расстроился: день в обществе банкиров, конгрессменов и политиков вряд ли был бы очень интересным. Но Дэвид озвучил причины: кое-кто из гостей не одобрял такие отношения. – Но они ведь знают, что ты – такой? – непонимающе нахмурился Тейт. – Знают, но лучше не привлекать лишний раз внимания к этой теме. Там будут гости из других стран, более консервативных. Они религиозны и… Сам понимаешь. Я не стыжусь тебя, но именно в этой ситуации, с этими… Тейт прервал его: – Никаких проблем. Я тоже не горю желанием видеться с людьми, которые подумывают о том, не закидать ли меня камнями. Имя Дрезнера и упоминание религиозных предписаний наводило на кое-какие мысли: Ингрэм опять встречался с людьми из «АККБ». На самом деле это был какой-то другой банк, но всем было известно, что у них было много общих учредителей с первым. Тейт подумал, что не случится ничего плохого, если он задаст вопрос или два. – Эти ребята кажутся мне похожими на «АККБ», – сказал он. – По крайней мере, по тому, что я о них знаю. Ингрэм нахмурился и отвернулся. Тейт подумал, что он сейчас скажет не лезть не в своё дело, но Ингрэм всё же ответил: – Они хотят от меня примерно того же. – Но тогда зачем? Ты еле сумел отделаться от тех… – Здесь всё иначе. «АККБ» получили акции незаконным путём и пытались на меня давить. Вернее, не пытались, но я знаю, что это бы началось. А если бы эта история вскрылась, то могло произойти всё что угодно: отзыв лицензии, уголовное преследование… Они занимались незаконными вещами и хотели меня втянуть в это. Сейчас всё будет на моих условиях. Никаких партнёров с дурной репутацией. Никто не будет лезть в мои дела. Ну и… я обещал им помочь. – Ты вынужден им помочь? – Нет, я не вынужден. Это взаимовыгодное партнёрство, а не попытка взять под контроль мой банк. – Но это практически те же самые люди, и если ты… – Извини, Тейт, — Ингрэм сухо кашлянул, прочищая горло. — На самом деле я не против того, чтобы ты интересовался моей работой… Я даже рад. Но некоторые вещи со стороны могут казаться не очень красивыми, что ли, хотя это просто рабочие моменты. Так устроен этот бизнес. – Хорошо, больше не будем об этом, – согласился Тейт. – Всё равно я никуда не еду. Назад Ингрэм вернулся взвинченным – с ним такое редко бывало. Он обычно бывал зол, угрюм, напряжён, если что-то не ладилось, а сейчас как будто чего-то ждал, и не обязательно плохого. Тейт не стал расспрашивать в подробностях, что произошло, к тому же Ингрэм затащил его в постель. Секс хорошо снимал нервозность, и через полчаса Ингрэм уже лежал рядом с Тейтом расслабленным и едва не засыпал. Тейт гладил его мягкие послушные пальцы: ему было сейчас хорошо, но в каком-то странном смысле. Голова до сих пор была ватной после оргазма, и мысли ворочались в ней медленно и лениво. Иногда они, кажется, вообще пропадали, оставались только автоматические движения руки. Чёрт знает, кто ей вообще управлял. Не он сам, это точно… Он не думал сейчас о том, что обманывал Ингрэма; об этом невозможно было думать бесконечно. Он был даже рад, что помог ему сегодня. Он мог снять с него напряжение, мог дать ему в постели всё, чего он хотел, и от этого Тейту делалось хорошо и спокойно. Ему не приходилось принуждать себя к сексу с Дэвидом. Ему было двадцать два года, и он хотел всегда. Секс не был связан с чувствами, они никогда не были нужны для того, чтобы получить удовольствие; клиенты платили, он обслуживал, всё просто. Тейт думал, что после того, как появились чувства, это изменится, но нет... Такого, как с Джорданом, с другими не было, но в голову не приходило ничего похожего на «я не могу заняться любовью ни с кем, кроме него». Тейт мог и получал удовольствие. Всё оказалось слишком просто, хотя от того, как легко он переходил от мужчины, которого хотел, к мужчине, с которым должен был спать, Тейту делалось не по себе. Он ожидал от себя больших переживаний и сомнений, может быть, внутренней борьбы. Необходимость обманывать Ингрэма Тейта мучила, необходимость же заниматься с ним сексом совершенно не расстраивала. – Не хочу вставать и не хочу никуда идти, – лениво пробормотал Ингрэм, сжимая пальцы Тейта. – У нас есть время часов до трёх. Если не появились планы, кроме вечерних. Ингрэм лёг на живот и перекинул руку через Тейта: – У меня есть планы на тебя. – Он помолчал и добавил: – Скоро год, как мы живём вместе. – Я тоже вспоминал об этом, – Тейт повернул голову к Ингрэму. – Это как-то странно… до сих пор. – Почему? – Из-за возраста, наверное. Я не думал, что у меня будет кто-то по-настоящему постоянный раньше тридцати. Тейт сел – рука Ингрэма с его груди перекатилась на самый низ живота – и посмотрел вниз, где на полу рядом с кроватью стоял столик для завтрака. Тейт ещё не ел: он только заглянул на кухню, как услышал голос Ингрэма в холле. Ингрэм попросил принести завтрак в спальню – громко, а тихо прошептал на ухо Тейту: – Позавтракаешь потом, мне нужно трахнуть тебя. В спальне Тейт успел быстренько сжевать половину тоста с авокадо, пока Ингрэм раздевался и отвечал на телефонный звонок; теперь, после секса, ужасно хотелось есть. Тейт наклонился и взял со столика ещё один тост: – Хочешь? – повернулся он к Ингрэму. Тот помотал головой, но почему-то смотрел на Тейта так, словно наблюдать его жующим было самым прекрасным зрелищем в мире. Тейт зажмурился, потому что в окно резко, словно отдёрнули штору, засветило солнце: видимо, нашло просвет между плотными облаками. – Зелёные, – произнёс Ингрэм, всё так же внимательно, почти восторженно глядя на Тейта. – Что? – Глаза. Они у тебя сейчас зелёные. Зеленее обычного. Тейту показалось в этот момент, что Ингрэм всё знает. Что его измену выдают глаза зеленее обычного, тон голоса, сила прикосновений – всё, что в нём было. Тейт снова посмотрел вниз: – Если ты не хочешь, я сам её съем, – он поднял и поставил на колени тарелку с яичницей. – Точно не будешь? Миссис Шерер специально для тебя приготовила с чоризо. Ингрэм откатился на подушку, словно для того, чтобы у него был лучший, более полный обзор: – Ты просто сидишь рядом, ешь мою яичницу, и мне от этого так хорошо, что… Что больше ничего не нужно. Тейт посмотрел на Ингрэма. Как ни хорошо он владел собой, в этот момент он не смог сдержаться: у него защипало в горле, и он несколько раз быстро моргнул – как перед тем, как заплакать. Тейт опустил голову. Он с трудом удержал тарелку ровно. За что они так с ним? Господи, за что? Он и Джордан. Ингрэм наклонил голову, пытаясь заглянуть Тейту в лицо: – Что такое? Тот часто задышал: – Да ничего, просто… Наверное, перец. Куда-то попало в горле. Щиплет. Тейт взял со столика стакан с соком и начал быстро пить. Он мог рассказать Ингрэму всё, облегчить совесть, покончить со всей ложью разом… Как заманчиво в такие вот моменты. Как честно и благородно. Только Тейт не думал, что Ингрэм поступит честно и благородно в ответ.***
Тейт был за рулём, когда пришло сообщение, и на первом же светофоре достал телефон, чтобы прочитать «Вернусь раньше». Этого номера не было в контактах, но Тейт помнил цифры наизусть: второй номер Джордана, о котором не знали ни Ингрэм, ни Клэр. А может, не второй. Может, третий или четвёртый. Тайн у Джордана было ещё больше, чем у Ингрэма. Тейт сжал руль так, что костяшки побелели и со светофора рванул резко, вдавив педаль в пол, – от злости на себя, от вины, от чувства несправедливости. Ему казалось, что это не могло быть только их с Джорданом виной, потому что они это не выбирали и не хотели, и виновато было что-то ещё, что свело их вместе. А ещё Тейт знал, что как бы он ни отдалился от Джордана, это всё равно не сблизит его с Дэвидом. Чувства не были водой в сообщающихся сосудах: выдавишь из одного, перельются в другой. И утрата чувств была необратимой. Сообщение, которое Тейт получил, значило, что Джордан вернётся в Нью-Йорк уже скоро, раньше, чем Ингрэм, который должен был приехать завтра вечером. Тейту захотелось на первом же перекрёстке развернуться и поехать не на тренировку, а в свою квартиру и просто сидеть там и ждать Джордана. Он этого не сделал: нельзя было резко и без причины менять расписание, которое было известно службе безопасности, да и вообще это было глупо и унизительно – сидеть и ждать. Но это давно уже стало так: жизнь превратилась в тоскливые периоды ожидания между встречами с Джорданом. Их было не так уж много, но каждую Тейт помнил в мельчайших деталях. И ещё реже удавалось провести вместе целую ночь. После тренировки Тейт поехал к себе: ему не нужно было договариваться с Джорданом о месте встречи – тот в любой момент мог узнать, где находился Тейт и где будет через час или два. Возможно, Джордан уже был где-то неподалёку от дома и ждал, когда уедет охрана. Видимо, так оно и было, потому что Джордан пришёл через двадцать минут после того, как телохранитель завел Тейта в квартиру. Между ними до сих пор всё было шатко, неровно. Когда они встречались в гостинице или у Тейта дома, они или сразу накидывались друг на друга, или же замирали в молчаливой, стыдной неловкости, не зная, что делать. С Ингрэмом таких пауз не возникало, но это не было знаком близости. С Ингрэмом Тейт всегда знал, что делать, потому что это – опять, опять! – напоминало работу. Его учили не допускать неловких пауз. С Джорданом всё было иначе. Тейту казалось, что он за десяток редких встреч узнал его лучше, чем Ингрэма за год. Ему сложно было сказать, каким был Ингрэм. Он мог описать его увлечения: сигары, покер, покупка безделушек на аукционах, доминирование в сексе. Последние два напоминали Тейту попытки поправить что-то в себе. Ингрэм был уверенным в себе человеком, даже чересчур, но его эго требовало подпитки, оно не было удовлетворено самим собой и искало подтверждения в глазах других; ему нужна была демонстрация власти для того, чтобы ей наслаждаться. Для того же самого он просил Тейта отвечать на знаки внимания от других мужчин: ценность Тейта как любовника тоже нуждалась во внешнем подтверждении. Правда, после того случая – когда он даже не понял, что Тейт провёл привязанным к кровати всю ночь, – он больше не заговаривал об этом. Зато они снова вернулись к тому, что Ингрэм впервые опробовал на яхте Спектера: выход на люди с игрушкой в заднице. Те вещи, которые коллекционировал Ингрэм, были красивы, но не нравились Тейту. Картины, которые покупала Клэр, были безопаснее: на них просто смотрели; на коллекции Ингрэма был слишком сильный отпечаток чужой жизни. Когда Тейт смотрел на часовую цепочку, унизанную брелоками, и видел потемнение на кольцах, то думал о том, что оно, возможно, появилось от того, что какой-нибудь пузатый владелец фабрики по производству носков постоянно потирал это место потными пальцами. Золото было несколько раз очищено кислотами, и на нём не могло остаться ни капли пота или грязи, но в воображении Тейта они были. Похожую брезгливость вызывала у Тейта старая серебряная посуда. Серебро впитывало запахи, и иногда Тейту казалось, что тот странный привкус, который он ощущал, был не от самой ложки, а от еды, которую отправляли в свои рты предки Дэвида ещё в девятнадцатом веке. На счастье Тейта, фамильное серебро вынимали из шкафов очень редко, только по исключительным случаям. Ингрэму, наоборот, нравилось ощущение — послевкусие — чужой жизни. Может быть, ему не хватало своей, и он, не так сильно, как Тейт, но всё же мучился музейной пустотой своей квартиры. Когда Тейт думал о том, какой же всё же человек Ингрэм, первым в голове всплывало что-то вроде: президент банка, трейдер, один из нью-йоркских Ингрэмов. О куда более закрытом Джордане Тейт мог рассказать гораздо больше. Хотя он и не был так уж закрыт, как Тейту раньше казалось. Он вспомнил, что недавно сам не мог понять, как Клэр вообще может с ним жить… Это имя кольнуло Тейта словно раскалённая игла. У стыда были сотни игл, маленьких и длинных, острых и тупых, вонзающихся быстро и долго всверливающихся. К этому невозможно было привыкнуть. К тому, что он любил и уважал Клэр, но не мог отказаться от её мужа. Да, он раньше не понимал, как они живут вместе, и сочувствовал Клэр… Но теперь-то он знал, что Джордан мог быть другим. Не открытым — всего лишь простым. Они редко разговаривали до, зато после секса его можно было спросить о чём-нибудь, потом задать ещё вопрос и ещё, и Джордан не отрезал: «Не твоё дело», он рассказывал. Он аккуратно обходил те моменты, о которых нельзя было говорить, но всё же рассказывал, потом спрашивал о чём-то Тейта, и дальше говорил тот, а потом от случайного прикосновения они снова хотели друг друга. У них чаще всего был до ужаса простой, неизобретательный секс. Разнообразие обычно было связано с местом… Особенно в первые недели. От близости у них словно плавилось что-то в головах, и они не способны были думать ни о чём, кроме того, что хотели друг друга. Они вдруг встречались взглядами, а потом словно слепли, переставали понимать, где находятся. Один раз, когда оба уже были одеты и собирались выйти из номера, Джордан сказал, что им на пару следующих раз стоит поменять место встреч, – а через двадцать секунд уже прижимал Тейта к стене и быстро трахал. Двадцати секунд было достаточно, чтобы расстегнуть ремень и сдёрнуть брюки. Тейт хватался руками за шею Джордана, прижимался к нему и чувствовал себя в этот момент бессмысленно-лёгким, игрушкой в руках Джордана, так легко он вскидывал его, а потом снова опускал на свой член. Тейту было плевать, как именно и где его брал Джордан, он просто хотел его – где угодно, как угодно, но всё же мысли о том, что этот человек может вот так запросто взять и оттрахать его на весу, кажется, даже не сильно напрягаясь, расшевеливали в мыслях что-то мучительно-злое, стыдное, что Тейт пытался спрятать от самого себя. Ему нравилась их разница. Это было неправильно – по меркам их цивилизованного общества – но Тейту было приятнее оказаться под мужчиной, который сильнее его, чем под мужчиной, у которого больше денег. Деньги говорили о силе опосредованно, а жёсткие, будто каменные мышцы – напрямую. И эта животная прямота била куда-то в солнечное сплетение, выдавливала воздух, заставляла задыхаться, хотеть и раз за разом сдаваться, так стыдно, унизительно и полно, так полно, как он никогда не мог отдаться Дэвиду и всем другим до него. Джордан, Тейт с каждым разом видел это всё яснее, был концом пути. Пути, о котором Тейт даже не подозревал, но на который его вывело. Он не искал человека, с которым хотел бы провести всю оставшуюся жизнь, но нашёл. Джордан был тем, по многим причинам – и без причин вовсе, просто потому, что был. И Тейт надеялся, что сам значит для Джордана хотя бы половину того, что чувствовал сам. И понимал, что не заслуживает этого… – Я собирался заказать ужин, – сказал Тейт, когда Джордан остановился в паре шагов от дверей и в десятке шагов от него. Он не выглядел растерянным. Он выглядел так, словно в его планы именно это и входило: прийти в квартиру Тейта и встать у порога. – Отлично, – ответил Джордан, расстёгивая пуговицу на пиджаке. – Ланч был очень давно. Пиджак он кинул на подлокотник дивана. – Ещё в Цюрихе? – спросил Тейт. – В самолёте. Куда будешь звонить? – Даже не знаю. Быстрее всего доставляют из китайского ресторана, но тебе не нравится, как они готовят мясо. – Ты запомнил? – усмехнулся Джордан. – Да, – Тейт крутил в руках телефон. – Я бы заказал для тебя двадцативосьмидневный портерхауз слабой прожарки, но это точно будет долго. Джордан пристально посмотрел на Тейта, словно пытаясь понять причины такого внимания к себе – он, кажется, до сих пор до конца не верил в самую простую из причин. – Как поездка? – спросил Тейт, чтобы сменить тему. У них всегда, всегда, всегда было лишь два варианта: либо трахаться не отходя от двери, либо мяться, как сейчас, потому что эти встречи так и не стали чем-то обыденным, они были долгожданным и вымученным актом предательства. Джордан наморщил лоб и потёр переносицу. – Нормально. Всё интересное начнётся через неделю. Сейчас юристы из Кавамбе приезжали в Цуг, а через неделю юристы из Цуга поедут туда. – Будешь обеспечивать их безопасность? – Помогать с этим, – уточнил Джордан. – Там всё хорошо, я правильно понял? В смысле, вы прижали Нкалу? — Тейт на секунду поднял глаза от телефона. – Он всё ещё думает, что смог найти другого партнёра, чтобы уравновесить «Меркью». Суетится. Договаривается. Но мы его прижали. – Ты как будто не особо этому рад. Джордан сел на диван и начал расстёгивать пуговицы на рукаве рубашки: – Дэвид ничего не говорил про саудовские банки? Может, катарские? – Нет. Он мало мне рассказывает. А должен был? – Его это тоже беспокоит. Тейт выбирал, что бы заказать на ужин: – Сурлойн на двоих тебя устроит? От Вольфганга обещают доставить за сорок пять минут. Джордан, успевший закатать один рукав, внимательно, почти строго посмотрел на Тейта: – Тейт. – Что? – Не надо делать вид, что тебе всё это интересно: стейки, доставка… Иди сюда. – Надо заказать еду, – Тейт не сделал даже шага в сторону Джордана. – У тебя же есть что-то в морозилке. Пицца, сэндвичи… – Ничего нет, – Тейт отошёл к окну, задёрнул шторы и так и остался стоять у окна спиной к Джордану. Он слышал, как Джордан поднялся с дивана. Он остановился позади Тейта и обнял его. – Нет смысла притворяться. У нас не может быть романтического ужина или чего-то похожего. Даже обыкновенного ужина. Мы оба знаем, что происходит, – он коснулся губами шеи Тейта пониже линии волос. У Тейта от этого прикосновения, от его непривычной откровенности дрогнули кончики пальцев и сердце забилось сильно и быстро. – Я никого не пытаюсь обмануть, – сказал Тейт, понимая, что оправдание было жалким. Он пытался вывернуть в какую-то нормальную, привычную колею. Джордан медленно целовал ему шею и плечи – плечи пока сквозь ткань, – но Тейта вело. Он даже дышал теперь в ритме этих осторожных неторопливых поцелуев. Правая рука Джордана легла на затвердевший член Тейта, сжатый узкими джинсами. Тейт боялся опустить глаза. Он чувствовал, как вторая рука Джордана гладит по животу, подныривает под футболку… Он всё же посмотрел на себя, на встопорщенную ширинку, на задранную футболку, на крепкую и красивую несмотря на шрамы кисть Джордана, ласкающую его член. Джордан делал всё необычно медленно, как будто старался не раздразнить в Тейте желание, а успокоить… Он убрал руку с его члена и снял с Тейта футболку. Тот непроизвольно поёжился, и Джордан тут же обхватил его и прижался всем телом. Он был горячим. Он опять тихо, сладко целовал Тейту плечи, спускался ниже к лопаткам, а потом возвращался к шее, целовал её, проводил языком за ухом, так что Тейт начал поскуливать от удовольствия и возбуждения. – Я тоже помню, – сказал вдруг Джордан. – Помню, какую музыку ты слушаешь, какой кофе пьёшь. В начале февраля ты стал пользоваться другим кремом для бритья – я заметил, Тейт. У тебя всего один шрам на теле: над левым коленом. Ты ничего не ешь в самолётах и, только если очень проголодаешься, – фруктовый салат. Это единственный десерт, который ты ешь. Всё остальное только пробуешь из вежливости. Больше всего ты любишь дыню. Не канталупу, а хани дью. – Про это ты откуда знаешь? – улыбнулся Тейт. – Ты из тех, кто любимое оставляет напоследок. Из салата ты сначала выбираешь клубнику или виноград. Потом киви и арбуз, если есть, канталупа, персик. В самом конце ананас и уже после него хани дью. – Цитируешь моё досье? – Нет. Это не нужно для работы, я просто запомнил. Сам. Для себя. Говоря это, Джордан не переставал гладить живот и грудь Тейта и целовать плечи. Тейту иногда казалось, что у него слабеют ноги, так сильно он был возбуждён и так тяжело и горячо пульсировало между ног. Он расстегнул верхнюю пуговицу на джинсах. – Я сам, – Джордан задержал его руку и сразу сунул под джинсы свою. Там было тесно, жарко и влажно. – Не делай так, – простонал Тейт, понимая, что Джордану достаточно надавить чуть сильнее, и он кончит. Джордан вынул руку и тут же начал тянуть вниз джинсы Тейта вместе с бельём. Его указательный палец вошёл внутрь медленно, будто пробуя. Тейт дёрнул бёдрами, сам насаживаясь глубже. Пальцы у Джордана были достаточно скользкими, больно не было. Стенки резко, неровно сжимались вокруг пальцев Джордана. И вместе с каждым этим неконтролируемым спазмом член тоже дёргался и в промежности всё больно и сладко натягивалось. Джордан толкнул Тейта к креслу: – Так будет лучше. Наклонись. Тейт облокотился о спинку, а левым коленом упёрся в подлокотник. Джордан гладил его раскрывшийся пах, а потом опустился на колени. Пробежался языком по краю отверстия, в котором сильно и ритмично работали его пальцы, облизал яйца и коснулся наконец члена. Он оттянул его назад – Тейт так не очень любил, но сейчас был рад: его отпустило. Наконец-то отпустило, потому что всё это время он балансировал на грани оргазма. Он не хотел кончить до того, как Джордан окажется внутри него. Джордан жёстко, грубо переминал в пальцах яички, но язык и губы ласкали член очень нежно, мучительно нежно, и вот тут Тейт начал стонать в голос. Ему казалось, что если Джордан немедленно не прекратит – и немедленно ему не вставит – он начнёт кричать. Джордан отпустил его яйца, и сзади раздался звук расстёгивающейся молнии. Тейт, вскрикнув последний раз, задержал дыхание. Он постарался расслабить сжимавшуюся дырку, но всё внутри, от самой груди до низа живота таяло, пульсировало и отказывалось подчиняться. Джордан сразу задвигался в нём резко и быстро, не давая привыкнуть, но скоро остановился сам, зашипев сквозь зубы. Тейта шатало, он с силой цеплялся за спинку, потому что комната кренилась перед глазами. Всё заволакивало ослепительным жёлтым светом от возбуждения и слишком сильного желания. Он подался бёдрами назад. – Тейт, не шевелись, – Джордан почти умолял. – А то… – Не останавливайся, – задыхаясь прошептал Тейт и низко опустил голову. – Делай всё, что хочешь. Джордан отвёл ему ногу в сторону чуть дальше, выворачивая Тейта на себя ещё сильнее и ещё сильнее раскрывая. Он вбивался в него так зло и мощно, что Тейта катало грудью по кожаной спинке кресла, словно тряпичную куклу. Тейту не хотелось даже дрочить себе, так хорошо ему было просто оттого, что Джордан его брал. Тейт знал, что Джордан скоро кончит: он помнил, как менялось его дыхание и звук голоса перед этим. Джордан, не останавливаясь, попробовал нащупать член Тейта, но тот был неудобно зажат между изгибом кресла и животом. Тейт оттолкнул руку Джордана локтём: – Забей… Потом мне отсосёшь. Джордан не стал настаивать. Он навалился на Тейта всем телом. Тейт принимал его, всхлипывая и вскрикивая от яркого и противоестественного удовольствия быть натянутым на чей-то член… Он стонал, в глазах темнело, ноги чувствовались странно – как будто были не его, а ладони Джордана точно жгли кожу на заднице. А потом, буквально за две секунды, что-то внутри стронулось, сорвалось, и он кончил, теряясь в долгом, ровном, каком-то нереальном оргазме. Он кричал всё то время пока Джордан трахал его – а кончал молча, онемев, остановившись на одном коротком и бесконечном вдохе… Джордан вышел не сразу, он упал на Тейта сверху, тяжёлый, угловатый, жёсткий, и тихо, будто в полусне, гладил его затылок и плечи, – а когда вышел, из Тейта медленно потекла густая горячая сперма.***
Пока Тейт был в ванной, Джордан стёр всё, что было на кресле, и в комнате стоял химически свежий запах влажных салфеток. – Я всё ещё хочу есть, – сказал Джордан, подходя к холодильнику. – Ты думаешь, я тебя обманул? Там ничего нет, кроме сыра и куска хлеба. Джордан не стал открывать холодильник, он повернулся к Тейту и сказал: – Знаешь, было бы хорошо сходить куда-нибудь. – Слишком рискованно, – покачал головой Тейт. – Мы можем уехать из города. На всю ночь. Хочешь? – Куда? – Тейт не верил своим ушам. – Неважно. Мы можем просто ехать. Тебе же нравится просто ехать, ты сам сказал. – Джордан открыл дверцу холодильника: – Мы поужинаем где-нибудь, где просто не может быть наших знакомых, а потом поедем дальше. Переночуем в отеле, а утром вернёмся. Джордан достал из холодильника кусок бейгла в прозрачном пакете и баночку греческого йогурта: – Хотел скрыть это от меня? Тейт невесело улыбнулся, а потом всё же спросил: – Ты уверен, что мы можем? – Можем, – ответил Джордан. Он выдвинул ящик и теперь искал в нём ложку. – Никто не узнает. – Тогда поехали. У Тейта до сих пор не укладывалось в голове то, что он видел: Джордан стоял возле его холодильника и ел йогурт. И облизывал ложку. Он был собой – он никогда не переставал быть собранным и внимательным собой – и одновременно другим, таким, каким Тейт его почти не знал. И это было не хуже секса, а может, даже и лучше… Тейт понял, что выглядит сейчас глупо: стоит и пялится на Джордана с идиотски-счастливым выражением лица. – Тогда оденусь, – он быстро развернулся. Он открыл дверцу шкафа, чтобы найти что-нибудь потеплее, пододеть под куртку, но стоял и не мог сообразить, что лучше взять. Он посмотрел в щель между планками на Джордана. Тот присел на угол столешницы и продолжал есть. Тейт закрыл глаза. «Господи, пусть это не кончается! Никогда, никогда не кончается».