***
Джордан не обманул: на треке даже «ягуар» казался совсем другим, не как в городе. Тейт впервые почувствовал, на что машина способна на самом деле. Но это по-прежнему была его машина, пусть и неожиданно мощная, словно выпущенная на волю. «Макларен», в который он пересел после пяти кругов, был чем-то совершенно новым, вгоняющим в лёгкий ступор. В нём было непривычно низко – как будто не в машину садишься, а ложишься в ванну, непривычно жёстко, неуютно и просто. Хотя Джордан и сказал, что «макларен» больше похож на обычную городскую машину, чем многие другие гоночные, для Тейта разница показалась огромной. «Макларен» был острым. В нём остро чувствовались скорость и движение, и он чутко, поначалу пугающе резко реагировал на малейшие изменения – на поворот руля или надавливание на педаль. Если в «ягуаре», когда переключалась очередная передача, машина просто ускорялась, то тут мотор буквально швырял вперёд лёгкую карбоновую капсулу, в ту же секунду. Теперь Тейт понимал, что имели в виду, когда говорили, что у машины есть норов. Её требовалось сначала объездить и усмирить. Ему было весело и страшно, тело было в напряжении, но он смеялся – как в детстве на аттракционах. – Если тебе понравилось, – сказал Джордан, когда они уже возвращались в город, – можешь приезжать сюда. – Кому это может не понравиться?! – выдохнул Тейт, которого до сих пор не отпустило. – В клубе есть занятия для начинающих, и у меня там постоянно стоят две машины. Можешь брать. – Что скажет Дэвид? – Ничего. Это просто машины, которые простаивают месяцами. До дома оставалось меньше половины пути, когда Тейт сказал, что у него нет сил терпеть – он хочет есть. Езды было ещё минут сорок минимум, а может, и час, если попадёшь в траффик. Завтракали они рано, и в шесть утра Тейту есть не хотелось, зато теперь начинало мутить от голода. Джордан тоже был не против перекусить. У самой дороги ничего кроме фастфуда не попадалось, и Тейт в итоге свернул к первой попавшейся кафешке. Рекламный плакат обещал 99 блюд на завтрак, и Тейт, присмотревшись, понял, что забегаловка ему напоминала и чем понравилась. Не копируя в точности, заведение многое позаимствовало у «Waffle House», раз уж этих ресторанчиков в здешних местах не было. В общем-то, это тоже был фастфуд, но Тейту всегда нравился «Waffle House». В детстве – сам по себе. Когда Тейт стал старше – потому, что напоминал о детстве, о летнем отдыхе с родителями и поездках в Диснейленд, о счастливом, тёплом, вафельно-карамельном возрасте. Последний раз он был в «Waffle House» в пятнадцать лет, уже с родителями матери, и заведение показалось шумным и довольно заурядным. Тейт предпочёл вычеркнуть это воспоминание из памяти и оставить только детские. Они оба заказали одно и то же: омлет и картофель с сыром, Тейт – потому что их любил, Джордан, кажется, просто повторил его заказ, чтобы не думать самому. Еду они ждали долго – в кафе было полно народу, они как раз попали на вторую волну завтраков. Оглядевшись, Тейт заметил, что они с Джорданом оказались единственными белыми в толпе афро-американцев. В основном это были мужчины, завтракавшие перед работой, да через столик – две женщины сразу с семью или восемью детьми, Тейт никак не мог их пересчитать, потому что они постоянно скакали и менялись местами. Сладко пахло вафлями и иногда, волнами, – жареным беконом. Это, если подумать, было не то место, где они должны были бы завтракать. В их с Джорданом «настоящей» жизни кофе подавали в серебряном кофейнике, а вместе с ним яйца бенедикт с крабом или французские тосты с глазированным инжиром. А они сидели за белым пластиковым столом, рядом была корзинка с полузасохшими соусами и – вместо меню – ламинированный лист с картинками. Джордан взял бутылку с кленовым сиропом: имитация из кукурузы, приторный запах и никакого вкуса, – повертел в руках и поставил на место. Тейт подумал о том, что они здесь вообще делают? То есть, да, он сам первый проголодался и свернул с дороги сюда… Но почему он за несколько часов до приезда Ингрэма не сидел дома или хотя бы в кафе поблизости, не готовил расчёт, который ему нужно было сдать к среде, а ждал омлет в переполненной забегаловке где-то в Нью-Джерси? Он даже примерно не представлял где… Всё это: вчерашняя ночь в отеле, трек, завтрак в стыдливом клоне «Waffle House» – было нереальным. Его невозможно было стыковать с обычной жизнью. Они с Джорданом как будто на одну ночь вырвались в какой-то другой, параллельный мир, и Тейт знал, что через пару дней эта ночь и это утро приобретут окончательно фантастические черты и он, наверное, начнёт сомневаться, было ли это всё на самом деле. Был ли запах вафель, был ли «макларен», был ли вот этот Джордан? Джордан, который учил его заходить в повороты на треке, который съел вечером его йогурт, который постукивал пальцами в такт с песнями Норы Джонс, терпеливо ждал омлет и рассказывал о церкви в Бостоне. Джордан вопросительно посмотрел на него. Тейт понял, что, наверное, слишком внимательно и странно глядит сейчас на него. Тейт не мог видеть себя в зеркало, но почему-то знал: у него было сейчас именно то выражение лица, именно тот взгляд, про который говорят «глаза горят». Ему не надо было, как перед встречей с клиентами, заливать глаза «Визином», чтобы взгляд не был усталым и равнодушным; в нём всё само собой, без всякой подсказки, без всякого принуждения отзывалось на Джордана. Им принесли омлет и картофель, потом кофе, лениво выгрузили пакетики с сахаром из кармана фартука. Тейт не торопился брать вилку. Он говорил самому себе: «Запомни. Запомни всё. Это место, людей, звуки, запахи, вкусы. И когда будет плохо – а тебе будет очень плохо, – будешь вспоминать это утро. Запомни, что может быть и такое». У Джордана зазвонил телефон. – Слушаю. Нет, в лучшем случае полтора часа. Дела. Да, я помню. Не по телефону. Таможенными вопросами в любом случае занимаюсь не я. Увидимся. Пора было возвращаться с небес на землю. Впрочем, Джордан уже давно вернулся: он почти всю дорогу сюда не отрывался от телефона. Он съел картофель быстрее Тейта, и тот только взялся за кофе, а Джордан уже вытер салфеткой рот и пальцы и снова вернулся к телефону. – Я хочу уйти от него, – произнёс Тейт. Джордан смотрел на него так же спокойно, как если бы Тейт сказал, что хочет ещё порцию омлета. Его эти слова не удивили, он знал, что рано или поздно Тейт об этом заговорит, знал уже давно, потому что уже давно был единственным, кто знал правду: любви не было. Взаимную любовь придумал Дэвид, и Тейт вряд ли сможет подыгрывать ему вечно. – Я хочу уйти от него, – повторил Тейт. – Я знаю, это мало что изменит. Будут такие же тайные встречи. Ещё более тайные. Но я хотя бы не буду его обманывать. – Тейт, послушай… – Джордан опустил глаза. – Я знаю! – Тейту хотелось выскочить из-за стола, чтобы не быть так близко от Джордана, – эта близость делала его беспомощным и беззащитным. – Я всё знаю. Нормальные люди после десяти встреч в гостинице и одной поездки за город не бросают… Не бросают тех, кто их любит, кто так много им даёт, с кем у них отношения. Не рушат всё. Они надеются, что всё пройдёт и наладится. Но я знаю, что ничего не наладится. Я никогда не буду… – Тейт хотел сказать «не буду любить его», но у него не было уверенности, что это слово подходит. – С ним никогда не будет так, как с тобой. И он этого не заслужил. Я не хочу его обманывать. – А теперь всё-таки послушай, – с неожиданной холодностью сказал Джордан. – И подумай, что будет дальше. – Я думал. Он меня не отпустит. – Так, – кивнул Джордан. – А ещё дальше? Тейт сглотнул: – Я всё равно уеду. Он же не может запереть меня в квартире. – Дальше. Дальше, – Джордан говорил с ним, точно на допросе. Тейт медленно, словно с трудом читая с листа, произнёс: – Если я уеду, он прикажет тебе найти меня и вернуть. – Это трусость, но я всегда доходил в мыслях только до этого шага, – сказал Джордан. Тейт посмотрел ему в глаза. Всё читалось во взгляде: «Не заставляй меня делать такой выбор». – Расскажи ему правду про меня: про машину, про яхту, про что угодно! – голос у Тейта задрожал: он не думал, что когда-нибудь будет просить Джордана об этом. – Я могу сам, но это слишком похоже на чистосердечное признание… Как будто я хочу остаться, как будто мне нужно его прощение. Если ты расскажешь, он отреагирует иначе. Он сам меня выгонит. – Нет, – покачал головой Джордан. – Он не отпустит тебя. Он просто преподаст тебе очередной урок. Это всё. Тейт затряс головой, отказываясь верить. Джордан наклонился через стол: – Тейт, я знаю, что ты хочешь это прекратить, и знаю почему. Мне тоже тяжело, – он запнулся и опустил глаза, – так поступать с ним. Я отвратителен самому себе. Но, пожалуйста, не загоняй нас, меня… в ситуацию, из которой нет выхода. – А что ещё я могу сделать? – Я не знаю, – Джордан не поднимал головы, смотрел на свои пальцы, сжатые в замок. – Только перестать встречаться, но… – Но это не поможет! – прошипел Тейт, хотя ему хотелось кричать. – Даже если мы не будем трахаться, я всё равно буду изменять ему… Каждый раз, как смотрю на тебя. Джордан мотнул головой: он не хотел слышать таких признаний. – Сбежать… – предложил Джордан другой вариант. – Не просто сказать, что уходишь, а сбежать, чтобы не осталось никаких следов. Чтобы я – если бы по-настоящему искал – не смог тебя найти. Чтобы тебя не могли найти те, кого он попросит помочь… – И как это сделать? – Новые документы. Обрыв всех контактов. На подготовку уйдёт несколько месяцев. И Дэвид будет тебя искать с удвоенной силой, потому что будет ясно, что тебе кто-то помог. – Хорошо, я… Мне не надо будет больше его обманывать, я буду свободен… А ты? – Я не буду, – твёрдо сказал Джордан. – И мы больше не увидимся? – Нет, мы больше не увидимся. Всё это имеет смысл, только если ты обрываешь абсолютно все контакты, как я и сказал. Тейт отставил в сторону остывший кофе. Он всё равно не мог пить.***
На совещании в кабинете Ингрэма, кроме Джордана, присутствовали лишь двое, те, кто был посвящён в историю с Лазарусом и китайскими компаниями: заместитель Ингрэма Кушнер и Кинкейд из кавамбийского офиса, но даже Кинкейд не знал, кто конкретно помогал Ингрэму в Китае. Нкала оттягивал подписание договора аренды шахты. Ингрэм понимал почему – Нкала всё ещё надеялся на Китай. Кушнер с Кинкейдом тоже опасались, что Нкала сумеет договориться. Одна из компаний, «Синолэнд Глобал», до сих пор вела переговоры, а Лазарус, по данным Джордана, безостановочно летал из Кавамбе в Шеньжень и обратно. Кардоза сейчас много времени проводил в Экваториальной Африке: пытался выйти на контакт с теми, кто уже работал на «Меркью», или внедрить в компанию своих людей. Значит, не верил, что «Меркью» преспокойно занимается согласованием договоров и даже не подозревает, что Нкала хочет или поменять партнёра, или выторговать для себя лучшие условия. О том, как шли переговоры с «Синолэндом», узнать удалось мало. Джордан выяснил лишь одно: китайцы обещали существенное повышение объёмов добычи. Даже если бы «комиссия» Нкалы за тонну не поменялась, его доходы всё равно бы возросли, так что с китайцами ему было выгоднее вести дела. Они брали сырьё для себя, не для перепродажи, как «Меркью». «Меркью» играла с ценами, и если они на бирже были недостаточно высоки, то могла снизить добычу или, в крайнем случае, вовсе законсервировать шахту и ждать более удачной ситуации на рынке. Нкалу такой расклад не устраивал: ему было плевать, за сколько в итоге уйдут титан или кобальт – главным был непрерывный поток денег в его карманы. Собственно аренда шахты приносила гроши – государственной казне; гораздо более крупные суммы, комиссия в пересчёте на тонны руды, перечислялась компании-посреднику, то есть на счета Нкале. Счета в «Секьюрити Атлантик» он, кстати, понемногу опустошал или закрывал. Ингрэм почти умилялся его наивности. – «Синолэнд» всё равно не сможет дать такой рост объёмов, – Кинкейд что-то черкал на бумаге, пока говорил. – Не в первые два года точно. Он вообще представляет, сколько всего нужно проделать с рудой, чтобы получить торгуемый ильменит? Как мы можем донести это до Нкалы? Объяснить, что всё это имеет слабое отношение к реальности, что ему наобещают, а на деле… Я имею в виду, что предполагается, мы ничего об этом не знаем, – он ткнул ручкой в лежавшие перед ним листы и посмотрел на Джордана. – Я ведь не могу при очередной встрече с Батете сказать: «Слышал, вы за нашей спиной сговариваетесь с «Синолэндом»? Они вводят вас в заблуждение». Есть у нас люди, которые могут не вызывая подозрений запугать Нкалу падением добычи? – он снова посмотрел на Джордана. – Это не потребуется, – ответил Ингрэм. – «Синолэнд» не будут заключать с ним контракт. У Кинкейда начали раздуваться ноздри: – Дэвид, при всём уважении… Вы основатель компании, но сейчас – сейчас! – мы так не работаем. В Кавамбе вложены миллионы, и у нас… – Я обо всём позаботился, – прервал его Ингрэм. – «Синолэнд» не сможет подписать соглашение с Нкалой. – Хорошо, предположим, – в голосе Кинкейда не чувствовалось убеждённости. – А «Страта»? Если они договорятся? – «Страта» не захочет с нами ссориться, – ответил Ингрэм, но уже не так уверенно. – Насколько я знаю, – вступил в разговор Джордан, – они общались, но «Страта» не смогла сделать достаточно выгодного предложения. Кинкейд потёр кулаками мутноватые, уставшие глаза: – Ладно. Давайте ещё раз пройдёмся по пунктам. У меня вылет через три часа, и я по-прежнему не уверен, что мы, – он указал на Ингрэма, затем на Кушнера и на себя, – выбрали правильную линию ведения переговоров. Да, мы всегда ведём их жёстко, другого от нас и не ждут. Но когда кусок вытаскивают из нашего рта, смена тактики могла бы помочь.***
Ингрэм задержал Джордана после совещания, но вместо того, чтобы заговорить, он закрыл ноутбук, сунул оставшиеся документы в шредер и замер, глядя в никуда. – С «Синолэндом» какие-то проблемы? – спросил Джордан. – Что говорит Чэн? – Говорит, что всё в порядке. У большинства компаний крупная доля государственного капитала; соответственно, есть представитель в совете директоров. С ними вопросы решаются быстро. Если компания частная, как «Синолэнд», это занимает больше времени. – Будем надеяться, что Чэн знает, о чём говорит. – Меня гораздо больше волнует Нкала. Сначала мы с ним ладили неплохо, но с каждым годом проблем всё больше… Джордан понимающе кивнул. Он видел, куда ведёт разговор, но, по своему обыкновению, не предлагал вариантов решения проблем до того, как его явно об этом просили. – Подпишем этот контракт, и всё. Хватит с ним возиться, – Ингрэм посмотрел на Джордана словно бы вопросительно, но на деле с намёком. – На это уйдёт не меньше полугода, – сказал Джордан. – В идеале, нужен год. – Слишком долго. – И это при условии, что ты дашь мне человека. Замену. Но, насколько я знаю, хороших кандидатур у тебя нет. – Батете? Джордан посмотрел на него с сомнением: – Он недостаточно сильно повязан с «Меркью». Может получиться так же, как с Мба. Нужна настоящая марионетка, с гарантией, что сюрпризов не будет. – Предположим, я найду кого-нибудь. Какого-нибудь министра, племенного вождя, оппозиционера – без разницы. Но полгода всё равно слишком долго. – Я могу убрать Нкалу быстро, но результат будет не тем, который нам нужен. – Как быстро? – Четыре дня. – Не так уж это и быстро, – заметил Ингрэм. – Если ты согласен мириться с риском, что на нас выйдут, то можно управиться за сутки. Чтобы всё сделать аккуратно, нужно время. Я не знаю, зачем мы это обсуждаем… Это всё равно не наш случай. – Да, не наш. – Ингрэм задумался. – Если мы начнём подготовку сейчас, то к августу может быть результат. – В прошлый раз мы тоже запланировали на август. Я бы не стал торопиться… – Так что, возьмёшься? Джордан соединил кончики пальцев и долго глядел на них. – При условии, что на этот раз сделаем всё по-моему, – сказал он, подумав. – Всем командую я. Никаких компромиссов и политических договорённостей, как с Мба. Никакой демократии. – Аналитики уже подготовили документ. Я отправлю его тебе. И досье на всех кандидатов тоже. Как по мне, ни одной идеальной кандидатуры там нет, но мы выберем несколько и начнём работать. Это была самая сложная задача: найти того, кто стал бы президентом после свержения Нкалы. Джордан мог «свергнуть» его за четыре дня, но это привело бы к обезглавливанию страны, анархии и, вполне возможно, гражданской войне. В Кавамбе было несколько этнических группировок, которые ещё недавно истребляли друг друга; каждая из них захотела бы усадить в президентское кресло своего лидера. Такой вариант событий «Меркью» не устраивал: им нужно было сделать главой страны своего человека так, чтобы никто и пикнуть не успел. Или не решился… Джордан мог всё это организовать, но кандидатуру должен был выбрать Ингрэм – это был вопрос политический и финансовый. В прошлый раз он старался соблюдать своего рода приличия: у них с Мба были договорённости и партнёрство. Но Мба сам по себе был влиятельным человеком: он занимал высокий пост, был известен людям, у него была поддержка большой части армии – это были его активы. Сейчас Ингрэм склонялся к тому, что им лучше будет взять человека без активов. Главное – не затягивать с этим делом. Ингрэм сегодня вечером вылетал в Лондон и возвращался домой лишь через полторы недели. К тому времени у Джордана, скорее всего, уже будет готов предварительный план. Ингрэм встал из-за стола и подошёл к книжному шкафу. На широкой нижней полке, где не было ни книг, ни статуэток, стоял дорожный хьюмидор. Ингрэм приподнял крышку и, перебрав сначала несколько, выбрал сигару. С сигарой хорошо думалось – и ему было о чём. Он возил этот хьюмидор с собой, пока Тейт не подарил новый: сделанный на заказ, обтянутый кожей, внешне ничем не отличающийся от обычного чемодана на колёсиках. В него помещалось не двадцать сигар, как в этот, а двести и можно было класть сразу целые коробки, так что теперь не нужно было выбирать, что же взять с собой. Дэвид, когда получил этот подарок в день рождения, даже удивился, почему он сам не заказал хьюмидор побольше. Просто привык и не задумывался. Тейт подумал за него. Вот чего Ингрэм хотел от отношений – не просто секса и совместного отдыха, а настоящей заботы. Тейт всё продумал: и расположение полок, и внешний вид, и удобные регуляторы. Ингрэму годами дарили дорогие и не особенно нужные вещи: часы, запонки, картины, коллекционные вина. Тейт подарил то, в чём Ингрэм нуждался, сам того не понимая, и это была ещё одна причина любить его. Причины не были нужны – Тейт ему просто нравился, – но всегда хотелось найти какое-то обоснование. Иногда Ингрэм даже проигрывал в голове диалоги с людьми, чьё мнение ему было важно: с Клэр, с Джейком, с Кушнером – и говорил им о том, что Тейт не просто молодой человек с на редкость красивым лицом. Тейт – именно тот. Ингрэм ни в ком раньше не ощущал такой уверенности. Возможно, он не был на сто процентов уверен в самом Тейте и в его чувствах к себе; но никогда ещё он не был так уверен в своих. Тейт был ему нужен. Ему нужен был противовес банку, борьбе с конкурентами, биржевой игре и даже заговорам против африканских диктаторов. Какое-то другое счастье, такое, которое не нужно завоёвывать каждый день. Своё.***
Тейт неделю прожил один. Ингрэм, все его заместители, Джордан и несколько юристов уехали в Швейцарию, где велись переговоры насчёт месторождений в Кавамбе. Ингрэм и Джордан были чем-то вроде двух полюсов, к которым его притягивало, людьми, от которых он зависел, и Тейту казалось, он не способен принять разумного, взвешенного, свободного от эмоций решения, пока хотя бы один был рядом. А без них он принял. Джордан вернулся на пару дней раньше, но тут же снова куда-то уехал. Клэр тоже не знала куда. Ингрэм в это время встречался в Дубае с представителями «Доминиона». Банк-ширма, представлявший интересы ближневосточных партнёров Ингрэма в Европе, носил самое невыразительное имя, какое только можно было придумать: «Западный торговый банк – Доминион». Он был зарегистрирован в Женеве, и в составе правления значились финансисты и юристы исключительно с французскими фамилиями. Он лишь создавал видимость деятельности, на деле служа для перевода средств в Европу и сокрытия доходов. Ингрэм, похоже, решил иметь дело с ним, а не с его настоящими владельцами напрямую. Он мало об этом распространялся; Тейт лишь приблизительно представлял, о чём они договаривались – кажется, о том, чтобы «Секьюрити Атлантик» обслуживал клиентов якобы «Доминиона» в Штатах на тех же специфических условиях, что им предоставлял головной банк в Дубае, – но Клэр и Джордан знали гораздо больше. Оба были не в восторге. Тейт прислушивался к тому, о чём говорил Ингрэм, но не старался больше вызнать ничего намеренно. Когда-то ему хотелось знать о бизнесе Дэвида больше, загадочный «Бревис» буквально не давал ему покоя, но теперь хотелось обратного – не знать ничего, не вникать в эти опасные, подозрительные дела, не принимать ту или иную сторону. Пока Ингрэма не было в городе, Тейт много работал, хотя, надо признать, больше учился – в новом отделе приходилось делать то, чем никогда не занимался раньше. Как всегда, строительство в итоге требовало больше денег, чем рассчитывали изначально; и Тейт собирал цифры по расходованию средств, помогал оценивать будущие траты и составлять документы для того, чтобы им выделили дополнительные суммы. В офис для этого ездить почти не приходилось. Тейт только первые недели бывал там каждый день, а по вечерам приезжал в банк, где один из сотрудников – за почасовую плату – помогал ему сделать первые сводки и расчёты. Тейт наверняка смог бы обойтись без его помощи, но ему для этого пришлось бы просиживать по много часов за руководствами и учебниками. Человек из банка тоже разобрался не мгновенно, но зато потом смог быстро и понятно всё объяснить. Сейчас Тейт работал почти самостоятельно – ему хватало указаний и небольшой помощи начальника. В одной из гостевых спален в квартире Ингрэма он устроил себе кабинет – в библиотеке работать не получалось: там было слишком много вещей, которые отвлекали, а ему нужно было сосредоточиться. После отъезда Ингрэма и Джордана Тейт почувствовал облегчение и какую-то особую, холодную ясность мыслей. Он принял решение. Оно – в этой ясности и холоде – далось легко, но Тейт знал, что привести его в исполнение будет гораздо труднее. Потребуется смелость – не то, чем Тейт мог похвастаться. Он не смог сказать это в самый первый вечер после возвращения Ингрэма, к тому же, тот слишком быстро затащил его в спальню… Тейт так и не смог выбрать момент, когда его слова не прозвучали бы ужасно. Не всего лишь неуместно, а просто ужасно: низко и оскорбительно. Вечером следующего дня они ужинали в ресторане. Делать такого рода признания в общественном месте тоже было подло, но Тейту присутствие других людей давало чувство защиты. – Я подумал… – начал он, – что мы очень долго вместе. Помнишь, ты говорил? – Да, уже год, – довольно поддержал Ингрэм. – А я сказал, что не представлял, что в таком возрасте уже буду жить с кем-то… постоянно. Ингрэм нахмурился. Он, наверное, сказал бы что-то, но как раз в этот момент пережёвывал кусок. Тейт не дал ему вставить слово: – Из-за этого у меня такое чувство, – опустив глаза, признался он, – что я что-то упустил… Упускаю. Челюсть у Ингрэма дёрнулась, словно на зуб попало что-то твёрдое, причинив боль. – Тебя что-то не устраивает? – спросил он. Это прозвучало с вызовом, но всё равно неуверенно; Ингрэм словно нападал из страха. – Нет, дело не в этом. Я просто… Просто хочу побыть сам по себе. Один. Мне это нужно. Может, я ещё не готов быть с таким человеком, как ты… На самом деле я не знаю. Надеюсь, ты поймёшь, — скомканно завершил Тейт свою речь. – Хочешь побыть один? – переспросил Ингрэм с таким выражением лица, что Тейт сразу понял: он был прав, когда решил заговорить об этом в ресторане, у всех на виду. Ингрэм пришёл в ярость и сдерживал её с трудом. – Что. Тебя. Не. Устраивает? – повторил он по слогам. Тейт не стал отвечать на этот вопрос. Он произнёс главное: – Давай сделаем перерыв. Ненадолго. Всего лишь перерыв. Ингрэм прикрыл глаза, будто пытаясь сосредоточиться над решением сложной задачи – и будто не веря: – Что ты имеешь в виду? Ты хочешь жить в своей квартире… Или это… – Это перерыв в отношениях, – Тейту хотелось отвести взгляд, но он этого не сделал. Он смотрел прямо перед собой и видел, как менялось лицо Ингрэма. Сначала оно дрогнуло: злость рвалась наружу – а потом окаменело.