ID работы: 5150311

Фи-Фай-Фо

Слэш
NC-17
Завершён
5953
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
860 страниц, 78 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
5953 Нравится 26830 Отзывы 2919 В сборник Скачать

Глава 34

Настройки текста
      Март 2016       На палубе, где дул ветер, было холодно. Стоило взять свитер или даже куртку, но Тейт боялся, что, если вернётся в номер, то разбудит Дэвида. Тот играл вчера допоздна. Тейт ушёл в каюту около полуночи, и только слышал, как он лёг рядом, но на часы не посмотрел.       Проснулся Тейт рано и теперь не знал, чем занять себя до завтрака, кроме как почитать новости в телефоне. Летом можно было выйти на палубу, поваляться в шезлонге или в бассейне с гидромассажем, но в начале марта даже в Калифорнии было холодновато. Ингрэм со Спектером, он знал, запрутся после завтрака в кабинете и будут обсуждать свои бесконечные дела.       Тейт хорошо знал яхту и знал, где хранились большие пледы для гостей, которые в прохладную погоду хотели остаться на палубе. Он достал один из них и накинул на плечи.       Яхта уверенно шла в сторону от недавно вставшего солнца, хотя берега и так уже не было видно.       Тейт услышал мягкий стук двери у себя за спиной и обернулся.       Спектер, выйдя на палубу, сначала его даже не заметил.       – Ты рано встал, – намеренно громко произнёс Тейт и добавил: – Доброе утро.       Спектер, который собирался сесть в ближайшее к двери кресло, развернулся и подошёл к Тейту:       – А тебе чего не спится? У меня-то, понятно, возраст, бессонница…       Тейт пожал плечами:       – Я лёг не так поздно.       Спектер с утра выглядел не лучшим образом: глаза отекли, а щёки казались рыхлыми, помятыми. Тейт не видел его буквально месяца два или три, но на вид Спектер постарел. Он облокотился на перила рядом с Тейтом, почти сразу закашлявшись.       – Представляешь, врач запретил мне курить!       – Ты вчера курил, я видел, – усмехнулся Тейт.       – Ты, оказывается, до сих пор на меня смотришь… Приятно.       – Не в том смысле, как раньше.       Спектер покачал головой:       – Да ладно… Ты никогда не смотрел на меня как-то иначе. Только не говори, что я тебя возбуждал. Сейчас-то тебе зачем притворяться?       – Мы неплохо проводили время вместе. Ты был одним из моих любимых клиентов.       – Потому что не трахал тебя как заведённый? – подмигнул Спектер.       – Отчасти поэтому: чем меньше «работы», тем лучше, – честно признался Тейт. – Ещё с тобой было нескучно. Не надо было притворяться. И к тебе приезжали интересные люди.       – Ты планировал это с самого начала? – спросил Спектер, но потом, заметив вопросительный взгляд Тейта, пояснил: – Охомутать кого-то из клиентов?       – Нет, у меня были совсем другие планы. А с Ингрэмом… Он мне просто понравился, я позволил ему больше, чем обычно. Это вышло случайно.       Судя по лицу, Спектер не поверил, но Тейту было всё равно, верят ему или нет. Он сам с трудом верил в произошедшее. В то, что им всерьёз заинтересуется миллионер или даже миллиардер: бизнес Ингрэма был так сложно организован, что Тейт понятия не имел, сколько у того на самом деле было денег. И в то, что для него самого приятное и необременительное увлечение мужчиной обернётся ситуацией без выхода.       – Ты должен быть мне благодарен, – сказал Спектер. – Если бы не я, где бы ты нашёл такого…       – Я благодарен, – ответил Тейт. – Ты чего-то хочешь?       – Ты бы мог быть мне полезен.       – И как?       – Просто информация. Компания Ингрэма отменила фрахт кое-каких судов… Думаю, ты представляешь, что это такое. Это не такси вызвать и передумать. Он заплатит штрафы, а с другой стороны, переплатит за срочность… Впрочем, вряд ли тебе эти детали что-то скажут. Но я могу сделать выводы. Что-то происходит, и это что-то связано с западным побережьем Африки.       – Я ничего об этом не знаю, – сказал Тейт. – Похоже на дела «Меркью», а ими Ингрэм лично почти не занимается.       – Я знаю, но это не совсем «Меркью»… Чёрт! Ну, это одна компания, которая работает с «Меркью». И она через Ингрэма… общается со мной.       Было забавно наблюдать за тем, как Спектер пытается что-то выведать, не сообщив при этом ничего конкретного:       – Что ты хочешь от меня узнать? Я так и не понял.       – Какова ситуация в целом? Чем сейчас занят Ингрэм?       Это было примерно то же самое, что интересовало Кардозу. И, как и с Кардозой, Тейт не собирался ничего говорить.       – Мне кажется, он больше занят делами банка.       – Думаю, банк тут тоже может быть замешан, но… Изменение курсов, вот что меня интересует, – сказал наконец Спектер. – «Меркью» может уронить или поднять цены, и те, кто знает об этом заранее, за пару дней могут заработать миллионы, десятки, даже сотни миллионов.       Тейт кивнул. Он понял теперь, чего хотел от него Спектер.       – Даже если бы я знал, я бы не сказал ничего. Мне дорога моя жизнь.       Спектер снова закашлялся, медленно отерев затем губы платком. Он повернулся к Тейту всем корпусом, словно хотел придвинуться ближе, может, даже дотронуться.       – Джордан?       Тейт непонимающе приподнял брови.       – Настоящая верность, – криво усмехнулся Спектер. – Не Ингрэму, что любопытно…       – А ты бы на моём месте хотел разозлить Джордана?       – Даже на своём месте я бы этого не хотел, – Спектер поджал губы. – Но сумма, которую ты можешь получить в итоге…       – Это не обсуждается, – отрезал Тейт, освобождая от пледа плечи: в нём становилось уже жарко.       – Что ж, я понимаю. Ты правильно делаешь, что… – Спектер покрутил рукой, подбирая слово. – Что боишься его.       – Что ты о нём знаешь? – у Тейта сердце заколотилось в приступе любопытства, граничащего с вожделением.       – Почти ничего. Возможно, даже Ингрэм, даже его сестра мало что о нём знают. О его прошлом, я имею в виду. Из таких подразделений просто так не уходят в отставку ещё до тридцати. Он должен был сделать что-то… Даже не знаю… За что-то серьёзное он пошёл бы под трибунал. Подготовка каждого такого человека обходится Пентагону в несколько миллионов долларов, я серьёзно. Специалистами его уровня дядя Сэм просто так не разбрасывается. Должны быть причины.       – Ты пробовал узнать, да?       – Да, но никаких результатов. Всё засекречено. И ты понимаешь, малыш, такая информация кое-чего бы стоила, – подмигнул Спектер. – Особенно тебе.       Он потрепал Тейта по затылку и, медленно развернувшись, пошёл к креслам, расставленным полукругом в центре палубы.       К вечеру яхта должна была вернуться в порт. Дальше был перелёт на Карибы: не для отдыха, а по делам Ингрэма, а оттуда – в Женеву. Ингрэм вёл загадочные приготовления к переговорам с представителями Нкалы, и планировал остаться в Швейцарии на неделю как минимум.       Тейт пока не мог понять, зачем Ингрэму было нужно, чтобы Нкала продолжал надеяться на то, что заключит договор с китайцами. Возможно, это было просто в характере Ингрэма: до последнего оставлять надежду, а потом нанести внезапный удар, не просто победить, а уничтожить, размазать и унизить. Тейт во всех трейдерах, с которыми познакомился за полтора года с Ингрэмом, видел общую черту: они любили побеждать, и «любили» было слишком слабым словом; им мало было заработать на победе, им нужно было растоптать конкурентов и продемонстрировать своё превосходство. По современным меркам это казалось ребячеством, до смешного раздутым проявлением маскулинности, но Тейт понимал и их азарт, и их жестокость к более слабым. Ингрэм был таким же – и по отношению к нему, Тейту, тоже.       Они вели себя друг с другом не враждебно, но холодно, напоминая скорее попутчиков, которые случайно оказались вместе во время многодневного путешествия и которым придётся привыкнуть друг к другу. Ингрэм, по понятным причинам, не ждал от Тейта теплоты и расположения, но и сам тоже держал дистанцию. Видимо, решил временно оставить в покое и не надоедать. Ему было достаточно того, что любовник вернулся, а без фальшивых проявлений взаимности он вполне мог обойтись.       Тейт мог бы отравлять ему жизнь постоянными напоминаниями, что находится рядом не по своей воле, но понимал, что это ни к чему хорошему не приведёт. Ингрэма это вряд ли могло всерьёз задеть: они начинали с того, что Тейт спал с ним за деньги, безо всяких чувств, и его это устраивало. Наверняка взаимность была ему приятна, но не более. Она не определяла его чувства и отношения; мерилом чувств был он сам и никто больше.       Разумно было вести с ним себя как с любым другим клиентом: даже если он не нравился, нужно было сделать всё, чтобы наладить отношения; это сильно облегчит жизнь, а вражда только вымотает нервы. В конце концов, Тейт понимал, что если бы не Джордан и отчаянная потребность быть с ним, эти отношения его бы полностью устраивали и он бы не помышлял об уходе всерьёз. С мелкими недостатками Ингрэма можно было мириться – преимуществ было гораздо больше. Тейт видел много пар, где люди мирились с гораздо худшим, почти ничего не получая взамен. Даже без сильных чувств, они с Ингрэмом были куда более счастливой парой, чем родители Тейта или его тётка со своим мужем, да и вообще более счастливыми, чем большинство известных Тейту семей после пяти или десяти лет брака. И тем не менее, те люди жили друг с другом годами, воспитывали детей и не собирались расходиться, почему этого должен был бы хотеть он?       Ингрэм всю неделю после приезда практически не отпускал Тейта от себя: он взял его на яхту Спектера, повёз с собой на Карибы. Ингрэм не предлагал ехать с ним, а ставил перед фактом. Возможно, ему это даже нравилось. Нет, Тейт был уверен, что ему это нравится – держать поводок, отдавать распоряжения личной шлюхе. Они наигрались в красивые равноправные отношения, теперь всё вставало на свои места.       Но – и Тейт хранил это как самую драгоценную тайну – было ещё кое-что, что так крепко цепляло Ингрэма в их отношениях: унижение и боль. Вряд ли они были сильными, вполне вероятно, настолько слабыми, что Ингрэм с трудом их различал или не различал вообще.       В тот вечер, когда они разговаривали в библиотеке, Ингрэм опустился перед ним на колени, взял в рот и делал всё, как хотел Тейт, словно умоляя остаться с ним, хотя всё должно было быть наоборот.       Тейт ждал жёсткого и грубого секса, скорее всего, с обездвиживанием. Он бы не удивился, если бы Ингрэм ударил его – как в прошлый раз. Он думал, что Ингрэм заставит его заплатить – по-своему, отработать ртом и задницей все те дни, которые провёл без него. Однако их секс в тот вечер был совсем другим. Всё было почти как с пожилыми клиентами, которых Тейт каким-то извращённым образом любил и предпочитал остальным. Они наслаждались его телом не с животным остервенением, выбивая из него своё удовольствие, а смакуя. В их восхищении было что-то почтительное, почти религиозное. Их интересовал не столько секс, сколько молодость и красота, идеальное тело. Они покупали Тейта на день или неделю так же, как покупали картину великого мастера, потому что им было мало просто видеть её на стене музея – им нужно было обладать. В Ингрэме смешивалось это же: восхищение и радость обладания – и ещё унижение от того, что к нему не испытывают чувств и прямо говорят об этом. Он не лгал, когда говорил, что ему не нужны чувства – достаточно своих, но где-то в глубине души он не мог не чувствовать слабое, как отголосок боли, унижение. Тейт тоже чувствовал его; он ухватился за унижение, вытянул его, как нить, – и после этого вёл.       Он знал, что Ингрэму сладко его обладание, и что унижение горчит, и что вместе они смешаются во что-то настолько острое, что они оба, скорее всего, никогда не забудут эту ночь и нежный, но ожесточённый внутри секс. Ингрэм торжествовал, но и мучился тоже – потому что ему приходилось заставлять ложиться с собой в постель, – словно сам он, со своим мужественным лицом, незаурядным умом, громким именем, властью и миллиардами был недостаточно хорош, чтобы привлечь кого-то. И Тейт лишь усугублял его страдания – возможно, до той степени, чтобы Ингрэм наконец смог осознать собственное униженное и просящее положение: заставлял брать глубже, или не позволял сглотнуть, так что Ингрэм давился слюной, или до боли тянул за волосы, или вскидывал бёдра, загоняя член дальше в сопротивляющееся горло. Он не мог остановиться…       Он знал, что не стоило этого делать. Ему надо было бы стараться изо всех сил, чтобы секс вышел плохим, скучным, никаким, но не мог остановиться сам. Он знал, что растравливал рану, что наполнял примитивный физиологический акт каким-то страшным, тяжёлым и унизительным смыслом – и был не в состоянии отказаться от этого преступного и мстительного удовольствия. Он знал, что сделав так, даст Ингрэму нечто такое, о чём он даже не думал, но чего хотел…       И уже потом, лёжа рядом с Ингрэмом и смотря в бесконечно высокий потолок спальни, Тейт думал, что в Дэвиде и Клэр было что-то схожее: готовность принимать боль и находить в этом тайное удовольствие. Ингрэм позволял – никогда в жизни, только в постели – унижать себя. Вся эта история с выкупленным хастлером, последним человеком, с которым мог начать отношения один из нью-йоркских Ингрэмов, цепляла и щекотала ему нервы, давила на болезненные, стыдные точки и расшевеливала что-то тошнотворно-приятное внутри. Клэр сама дала мужу разрешение на секс с мужчинами. Тейт сомневался, что Джордан просил или хотя бы намекал на это. Вполне в духе Клэр: благородный, современный и открытый жест. Они никогда не обсуждали это с Джорданом, но Тейт по слову-другому, по мелочам понял, что Джордан не злоупотреблял этим разрешением – у него редко кто-то бывал. Но Клэр, знала она о любовниках мужа или нет, всё равно было больно. Тейт слышал печаль в её словах. И она тоже это любила: своё благородство и свою боль.       Она была вольна оборвать это в любой момент или же пойти на принцип с самого начала, но в ней был тот же маленький, почти незаметный вывих, что и в брате. Ингрэм хотел Джордана когда-то давно как человека, который был в силах его сломать; Клэр хотела его как кого-то настолько особенного, что ради него готова была стерпеть унижение.       Тейт рылся в себе, боясь найти симптомы того же самого глубоко запрятанного мазохизма – для которого человек вроде Джордана становился идеальной отдушиной. Идеальной – потому, что не паразитировал на нём и не упивался им. Тейт думал, что, может быть, тоже искал в Джордане источник мягкого и сладкого терапевтического страдания… Ему казалось, что нет, по крайней мере, не только.       Тейт никогда раньше не замечал за собой такой склонности к обдумыванию поступков других людей; может быть, потому, что он редко с кем соприкасался так тесно и редко кто оказывался настолько интересен, как Ингрэм и его маленькая ненормальная семья.       С клиентами он полагался на правила Палмера и на собственное чутьё: ему достаточно было понимать, в каком настроении клиент, что ему понравилось, а что нет, но это всё годилось лишь для поверхностных отношений, на день, два, пять и совершенно не работало в той ситуации, в которой оказался Тейт. Он нарушил одно из самых главных правил – переспал с другом клиента, и никаких правил насчёт того, что делать дальше, не было.

***

      В Женеве они остановились в том же отеле, что и на прошлое Рождество. Тейта приветствовали так, как будто он выехал буквально три дня назад, и его и все его мелкие предпочтения помнили. Горничные, дворецкий, официанты, консьерж – все были приставлены те же самые, они обустроили в номере всё точно так же, как и в прошлом году, и спрашивали о том, как дела у племянников Ингрэма, и даже помнили клички собак. Ингрэм сказал, что его сестра с собаками приедет в конце недели, персонал искренне радовался и уже советовал какие-то новые, очень редкие сорта сигар, которых год назад не было в сигарной комнате, а Тейт в это время чувствовал что-то вроде профессиональной солидарности и даже профессиональной гордости: сотрудники «Англетера» работали с клиентами так же хорошо, как он сам. Но он знал, что у них, так же, как в агентстве Палмера, были заведены файлы с мельчайшими подробностями о клиенте и его предпочтениях. Это было легко устроить; гораздо сложнее было изобразить искренность.       В прошлом году это не бросалось Тейту в глаза – он не думал о работе, он, можно сказать, даже не работал. Он искренне верил в то, что у них с Ингрэмом что-то может быть.       Надо было загадывать другое желание на Рождество: пусть бы он не испытывал чувств ни к кому, кроме Ингрэма.       В Женеве, как и на Карибах до этого, пока у Ингрэма были встречи, Тейт почти не выходил из номера. Во-первых, у него накопилась работа, во-вторых, не было желания. Ингрэм уезжал рано утром – Тейт только слышал сквозь сон, как тот завтракал в соседней комнате и иногда разговаривал по телефону, – и Тейт оставался один. Он не вылезал из кровати часов до десяти, да и потом ходил по номеру не приводя себя в порядок, с растрёпанными волосами, в одних только трусах и футболке. Ингрэм возвращался часам к пяти, и к его приезду Тейт лез наконец в душ, брился, причёсывался, одевался… Один раз он не сделал даже этого. Не специально, просто потерял счёт времени и не успел. Потом он подумал, что это тоже могло сработать: показывать Ингрэму не идеальную, будто отфотошопленную картинку, а другого, наверное, более настоящего себя… Хотя Тейт уже запутался и не мог точно сказать, которая из его личин была теперь настоящей.       Каждое утро он усаживался за работу, но она продвигалась медленно, словно не заботясь о внешнем виде Тейт начал деградировать ещё и умственно. Ни на что не было сил, всё казалось невыносимо сложным, запутанным. Ничего не хотелось.       У пойманных и посаженных в клетку животных две модели поведения: агрессия или апатия. Тейт не мог позволить себе бросаться на прутья и поэтому спасался в отупляющем равнодушии. По ночам – или в середине дня, если хозяину того хотелось, – он позволял Ингрэму трахать себя, связывать, засовывать игрушки и трахать ими. Он кончал, и для Ингрэма это было достаточной реакцией.       Номер, в котором Тейта никто не удерживал, превратился в клетку. Он был не в силах его покинуть. Он даже шторы не открывал и просил прислугу этого не делать.       Ингрэм делал вид, что ничего не замечает, и относился к странностям в поведении Тейта примерно так же, как взрослый относится к капризам ребёнка. Когда ему это было нужно, он говорил Тейту быть готовым к ужину в ресторане или к приходу гостей к ним, – и Тейт готовился. Утром субботы Тейт должен был быть готов к поездке в замок Глан.       Рик Хендельсман, владелец замка, был другом семьи ещё со времён, когда Клэр с Дэвидом ходили в школу. Когда-то он управлял частными вложениями в крупном фонде, но недавно отошёл от дел, выкупил замок с виноградником у разорившегося биржевика и жил во Франции в относительном уединении.       Клэр и Джордан уже были в замке: они приехали в пятницу вечером и переночевали там.       С утра хозяин провёл для всех небольшую экскурсию:       – Вот здесь, – рассказывал он, остановившись возле винного шкафа в одной из гостиных, – хранится пятьдесят две бутылки. В погребе, мы туда сходим, если будет желание, больше пятнадцати тысяч. И я каждый год покупаю около тысячи бутылок на аукционах, у коллекционеров и просто в шато. Плюс, некоторые из моих друзей с виноградников могут прислать ящик-другой хорошего года. Дэвид, ты, я думаю, понимаешь масштаб трагедии! Мне никогда не успеть попробовать даже половины.       Ингрэм подошёл к шкафу, Клэр вслед за ним, и Тейт отступил на шаг назад и посмотрел на Джордана.       Они не виделись больше двух недель с ужина в «Буле», потому что Ингрэм почти сразу же увёз Тейта в Калифорнию, а затем вообще из страны.       Джордан рассматривал шахматную доску, на которой в разгаре партии застыли фигурки из тёмного и позолоченного металла, но вдруг поднял голову, словно почувствовав на себе взгляд Тейта.       Лицо Джордана не выражало ничего кроме сосредоточенного профессионального внимания в равной степени ко всему, происходящему вокруг, но потом это холодное внимание оказалось вдруг полностью сконцентрированным на Тейте.       Через секунду Джордан отвёл взгляд и едва заметно покачал головой, будто предупреждая.       Тейт опустил глаза вниз, где Тоффи недоверчиво обнюхивала квадратики паркета, и притворился, что смотрел на неё.       Им что, даже смотреть друг на друга теперь нельзя? Или всё читается во взгляде? Как тогда Джордан сказал: не смотри на меня так, будто ищешь, с кем бы потрахаться?       Во время обеда Тейт так старательно избегал смотреть на Джордана, что это уже само по себе могло показаться подозрительным. Он решался на прямой взгляд только тогда, когда Джордан что-то говорил, но говорил он редко: за столом обсуждали в основном кухню, сочетания ингредиентов в блюдах и как их подчеркивали то и дело сменяющие друг друга вина, – видимо, Джордана это занимало мало.       Между главным блюдом и салатом беседа наконец перетекла к более приземлённым вещам: Хендельсман спросил, чем Ингрэм занимается в Женеве. Ингрэм рассказал, что участвовал в переговорах по важному контракту «Меркью», после выходных у него запланированы встречи с менеджментом одного женевского банка, а вечером следующего дня – благотворительный бал под патронажем Марион Грассер в помощь детям, больным диабетом.       – Что за банк? – спросил Хендельсман.       – Частный. В основном управление капиталом.       – Не покупаешь его случайно?       – Нет, – говоря это, Ингрэм на секунду скосился на Клэр. – Рядовая встреча. – Он приподнял бокал и посмотрел на свет: – Я даже не думал, что шампанское может так хорошо подойти к мясу.       Хендельсман, поняв, что Ингрэм не хотел обсуждать дела, тут же подхватил перемену темы:       – Молодое, конечно, будет не к месту. Но P2 – другое дело, с мясом сочетается изумительно. Многие удивляются. К примеру, если подать…       Тейт не слушал разглагольствования Хендельсмана – гораздо больше его заинтересовало то, как среагировала Клэр на слова Ингрэма. Её лицо почти не изменилось – Клэр умела вести себя на людях, – но словно бы окаменело на пару секунд.

***

      Обратно в Женеву они приехали уже в темноте. Их уже ждал лёгкий ужин в ресторане, но сначала они ненадолго поднялись наверх. Тейт ушёл в спальню, чтобы поменять джинсы и свитер на костюм, а Ингрэм остался в гостиной вместе с Шоном, который пришёл со стопкой срочных документов.       – …не собираюсь смотреть никакую презентацию! – услышал Тейт, пока сидел в кресле, зашнуровывая обувь. – Скажи, что у него десять, нет, пять минут. Где-нибудь после десяти утра. Так, вот это тоже можно забрать… Шон, если это всё, то можешь идти.       – Хорошо, до завтра. Мисс Ингрэм, мистер Джордан, – Шон прощался со всеми, кто был в гостиной.       Тейт даже не знал, что Джордан и Клэр пришли в их номер.       Он затянул концы шнурка, одёрнул брюки и встал с кресла.       – Послушай, Клэр, – снова заговорил в соседней комнате Ингрэм. – У меня послезавтра будет встреча с «Доминионом», и на ней я должен дать ответ про дополнительную эмиссию, готовы мы на это или нет. Мне сложно вести предметный разговор, когда я знаю, что ты сомневаешься.       – Я не уверена, что это правильное решение, – ответила Клэр. – В любом случае, до собрания акционеров ещё несколько месяцев.       – Господи! – почти простонал Ингрэм. – Ты сама захотела управлять своей долей акций. Это означает – принимать решения.       – Я приму его, но чуть позже. Мне надо разобраться в ситуации…       – Да я сто раз тебе всё рассказывал!       – Договариваться с ними нужно уже сейчас, – вступил в разговор Джордан. – Дэвид не может бесконечно тянуть время.       – А если я откажусь? – сказала Клэр. – Или мы уже не можем отказаться? – После длинной паузы, так как никто не ответил, она снова заговорила: – Продай им пять процентов из своих, я уже предлагала.       Тейт встал с кресла и подошёл ближе к двери.       – Ты должна понимать разницу между инвестициями и переходом акций из рук в руки, – раздражённо ответил Ингрэм.       – Я понимаю, что ты не хочешь уменьшать свою долю.       – Хочу, но только вместе с тобой, дорогая. Они уменьшатся пропорционально и… Клэр, это ненормально, что один человек в состоянии заблокировать любое решение. Современная организация не может работать с такими ограничениями.       – Всё было нормально, пока ты был этим единственным человеком! – парировала Клэр.       – Это было нормально, потому что я, в отличие от тебя, – Ингрэм повысил голос, – знаю, как работает банк, и я могу принять хоть какое-то решение, а не…       – Вы оба на эмоциях, – снова заговорил Джордан. – Давайте поговорим об этом в другое время. Мы сейчас идём ужинать, и лучше…       – Вот только не надо его защищать! – возмутилась Клэр. – Ты не на работе!       – Если Джейк кого и защищает, так это тебя. Я вообще думаю, что вся эта история…       Тейт, не дослушав, повернул ручку и открыл дверь.       Ингрэм замолчал на полуслове, обернувшись на звук. Тейт принял самое спокойное и невинное выражение лица, на которое был способен:       – Я заставил вас ждать. Извините, – он широко улыбнулся. – Можем идти?

***

      Тейт решил поискать на телефоне, не было ли поблизости парков, где можно было бы спустить Тоффи и Капкейка с поводка, но парков поблизости, похоже, не было вообще.       Спаниели, конечно, были привычными к жизни в гостиницах, поездкам в машинах и перелётам, но Тейту казалось, что за эти несколько дней даже они засиделись.       Клэр с утра отправилась в гости к нью-йоркской знакомой, которая переехала в Женеву вслед за мужем, работавшим в ВТО, и Тейт, у которого с появлением рядом кого-то ещё кроме Ингрэма наконец-то появилось желание выбраться из номера, предложил выгулять собак. В прошлом году ему нравились эти прогулки. Он не надеялся, что сможет поймать то же ощущение предстоящего счастья, но думал, что прогулка поможет успокоиться и избавит от ощущения приближающегося кошмара. Ему надо было развеяться, встряхнуться – да просто заставить себя наконец что-то делать.       Тейт сначала гулял по набережной, дошёл до моста, потом свернул на какую-то улицу – он плохо запоминал французские названия, особенно те, которые даже прочитать не мог, – но вскоре опять вернулся к озеру.       Он сел на скамейку, поставив рядом стаканчик с кофе. Тоффи потянулась носом, понюхала капхолдер, чихнула и отвернулась.       Тейт почесал её между ушей, потом откинулся на спинку скамейки и начал медленно пить.       Обе собаки вдруг запрыгали, виляя хвостами, и начали дёргать поводок, который Тейт привязал к скамейке. Они рвались назад, к дороге и отелю, и Тейт тоже обернулся.       Он поднялся на ноги и отпил из стакана ещё, изо всех сил стараясь принять равнодушный вид. На самом деле сердце у него бешено колотилось в груди.       Джордан первым протянул ему руку, безучастно, будто случайно встреченному на улице знакомому. Тейт не умел владеть собой настолько хорошо, поэтому на пару секунд улыбка – слишком радостная для встречи с начальником службы безопасности в компании любовника – задержалась на его лице.       Джордан наклонился, чтобы потрепать по головам Капкейка и Тоффи. Те так радовались, словно не видели Джордана как минимум полгода.       – Нет-нет-нет, – произнёс Джордан, придерживая Тоффи, которая пыталась забраться к нему на руки. – Гуляй сама.       Он выпрямился и посмотрел на Тейта. Тейт смотрел на него. Джордан был одет так, словно у него, как и у Ингрэма, тоже было целое утро деловых встреч: в вырезе пальто виднелись сияюще-белая рубашка и галстук в тонкую строгую полоску, брюки были того же холодного серого оттенка, что и пальто, лишь на несколько тонов темнее. Тейту казалось, что Джордан, хотя ему постоянно приходилось их носить, не особенно любил деловые костюмы, но сидели они на нём всегда безупречно. Но не рубашки – Джордан носил не скроенные по фигуре, а широкие и свободные. Как он говорил, чтобы не стеснять движений.       – Что ты здесь делаешь? – осторожно спросил Тейт.       – Подумал, подходящий момент, чтобы поговорить.       Тейт кивнул – им давно надо было поговорить:       – Я про другое… Как ты меня тут нашёл? За мной следят до сих пор?       – Сегодня – нет, – уклончиво ответил Джордан. – Я вернулся в отель, и про тебя мне сказал швейцар. Он видел, как ты тут гуляешь, – Джордан обернулся, бросив быстрый взгляд на отель, словно всматривающийся в них с той стороны улицы блестящими окнами.       – Это неопасно? Разговаривать. Нам с тобой, – отрывисто спросил Тейт.       – Не думаю, что в этом есть что-то подозрительное. – Джордан кивнул в сторону дорожки, шедшей по самому берегу. – Прогуляемся? Или ты уже устал?       – Прогуляемся.       Тейт отвязал поводок, и Джордан протянул руку. Тейт вложил холодную кожаную петлю в горячую, твёрдую ладонь Джордана и не стал убирать руку сразу. Прикосновение длилось не больше секунды, но Тейт знал, что будет помнить и чувствовать его остаток дня.       – Как ты? – спросил Джордан, намеренно не глядя на Тейта.       – Даже не знаю. Думал, будет хуже. В прошлый раз, когда ты привёз меня от Мимса, он меня ударил. А сейчас…       Джордан резко повернулся к нему после слова «ударил». Тейт пожал плечами:       – Ты тогда обещал сломать мне руку… А так: мы просто поговорили. Говорил вообще-то больше он. Рассказал, как видит наши отношения и что от меня требуется. Я сделал, как ты хотел. Не буду притворяться, что испытываю ужасные страдания: я много месяцев спал с ним по своей воле и… И ты знаешь, кто я. Но когда я представляю, что это может затянуться на годы… Это не контракт с клиентом, который надо просто переждать и перетерпеть: я не могу уйти.       – Прости, – сказал Джордан.       – Это меньшее из двух зол. В моём случае, из трёх… Бывало и хуже. Я знаю, что справлюсь. Только непонятно зачем. Ради чего всё это. Я не знаю, – Тейт покачал головой. – Что может измениться?       – Я тоже не знаю. Но это не повод совершать самоубийственные поступки.       Джордан чуть щурился, всматриваясь вдаль, словно у него не вызывала доверия слишком спокойная и мирная гладь озера.       Тейту захотелось сказать: «Ты ведь никогда не уйдёшь от неё!», но он промолчал: во-первых, он знал, что это было неправдой, а значит, несправедливым обвинением; во-вторых, правда ему тоже была известна: Джордан мог уйти от Клэр, но от Ингрэма – уже нет. И было третье, самое важное, – у них были не такие отношения. Окажись они оба свободными, они не знали бы, что с этим делать, как объединить те два непохожих мира, что стояли за каждым из них.       – Он не доверяет мне, – заговорил Тейт. – Теперь уже совсем. Ничего не говорит про дела, хотя раньше… У него опять проблемы с Клэр, как я понял, но он ни разу про это не заговорил. Скорее бы назад… Я хотя бы буду ходить на тренировки. Здесь я вообще никого не вижу, кроме него и прислуги. Я скучаю по ним. По тренировкам, ну и по ребятам тоже. Только им не говори, – улыбнулся Тейт. – Вот. Я получается выговорился, – вздохнул он. – Что у тебя?       – Ничего особенного, работа. Много работы. Все завалены выше головы.       – Поэтому за мной не следят? – усмехнулся Тейт. – Не хватает людей, чтобы шпионить ещё и на другом континенте?       – У «Меркью» три больших офиса в Швейцарии. Дэвид мог бы всё устроить, если бы считал, что это необходимо.       – Он думает, что я на таком надёжном крючке, что не сбегу?       – Он хочет показать, что не собирается держать тебя в клетке и под охраной. – Джордан повернулся лицом к Тейту и пояснил: – Он мне рассказывает, и это… – он нахмурился. – Это не то, что я хотел бы знать.       – Много он говорит? – вздрогнул Тейт. – Обо мне.       – Нет, не много. Просто у него не так уж много друзей, а меня он видит чаще других, так что… И с Клэр у них опять война.       – Что случилось теперь? - поинтересовался Тейт, хотя ему это было не так уж важно. Он хотел бы говорить о другом: о них, о том, что делать дальше – но для этого надо было переступить через какой-то порог внутри, подозрительно напоминавший стеснительность, которой Тейт никогда не страдал, – и никак не получалось.       – Ты ведь знаешь про «Доминион»? – спросил Джордан.       – Банк-ширма?       – Да. Партнёрам Ингрэма нужны гарантии. Они хотят получить пакет акций «Секьюрити Атлантик», не очень большой. Такой, чтобы не привлекать лишнего внимания, но одновременно получить влияние. Но акций банка нет в свободной продаже. У Дэвида и Клэр вместе чуть больше пятидесяти процентов, ещё около десяти раскидано по родственникам. Оставшиеся – у руководства и нескольких фондов. И никто пока не хочет их продавать, по крайней мере, большой пакет и за разумные деньги. Ингрэм хочет сделать дополнительный выпуск акций, но это должен одобрить совет акционеров.       – А Клэр может заблокировать любое его решение? – понял наконец Тейт.       – Да, может. После дополнительной эмиссии поменяется соотношение долей, и двадцать шесть процентов Клэр превратятся в двадцать четыре с чем-то – ей это не нравится. Если бы речь шла именно о привлечении средств, то можно было бы выпустить акции без права голоса или с большим понижающим коэффициентом, но с «Доминионом» этот вариант как раз и не подходит.       – А Клэр знает, что этот «Доминион» на самом деле почти то же самое, что «АККБ»? Те же самые деньги?       – Знает, и это ещё одна причина, почему она сомневается насчёт сделки.       – А ты?       – Я тоже против неё. Ингрэм наверняка думает, что я настраиваю Клэр. Он ничего не говорит, но он просто не мог об этом не подумать.       – У вас замечательная семья, – скривился Тейт. – Все друг друга подозревают.       – Про то, что я против, – Дэвид точно знает.       – А почему ты против? Я понимаю Клэр – у неё есть принципы, она даже акции «Меркью» отказалась покупать, а ты?       – Может, я не столь принципиален, но меня волнуют последствия сделки. Ингрэм умеет ловко заметать следы, но сейчас с продажей акций он впутывает в это дело непосредственно «Секьюрити Атлантик». Дэвид управляет банком не так, как его отец. Он был трейдером и отчасти им и остаётся. Он уверен, что тот, кто не рискует, никогда не сорвёт большой куш. Но если его на этом деле поймают… – Джордан покачал головой.       – А могут?       – Маловероятно. «Доминион» – швейцарский банк, и он не обязан предоставлять сведения о своих владельцах. Раньше банк мог и сам не знать, у кого есть доли. Здесь только пару лет назад банки обязали вести реестр. В реестре всё указано, но для того, чтобы получить к нему доступ, нужно сначала добиться ордера, что очень непросто. В общем, законными методами Ингрэма прижать сложно.       – Но можно незаконными?       – Думаю, тебе лучше вообще никак с этим не соприкасаться.       Тоффи и Капкейк тянули Джордана за собой – прямо перед ним бежала смелая серая птичка, которая не взлетала, а нахально прыгала в шаге от собак, словно дразня. Тейт с Джорданом немного ускорили шаг.       – Пойдём назад? – предложил Тейт.       Джордан посмотрел на часы:       – Да, пора. Дэвид уже должен был выехать.       Они развернулись в сторону отеля, но пока просто стояли. Тейт наконец видел Джордана не боком и не урывками: они смотрели друг на друга. Даже спаниели, словно что-то поняв, спокойно сидели возле их ног.       – Тейт, я… – с осторожной неуверенностью в голосе и во взгляде начал Джордан. – Я знаю, что всё плохо, но улыбнись мне. Так же, как когда ты увидел меня.       Тейта одновременно рассмешила и растрогала эта просьба. Он улыбнулся – не на заказ, а совершенно искренне:       – Так?       – Да. – У Джордана улыбались только глаза. – Я знаю, что совершаю ошибку. Я должен вытащить тебя, и я могу это сделать, но не хочу…       – Потому что тогда больше не увидишь, как я улыбаюсь? – попробовал пошутить Тейт.       – Да. Ты должен меня ненавидеть: я рискую твоей жизнью просто ради того, чтобы… – Джордан раздражённо отвернулся. – Я не знаю, ради чего. Мы даже прикоснуться друг к другу не можем. Не можем даже поговорить.       – Не переживай, я тебя в том числе ненавижу, – ответил Тейт. – Но не только.       – Если захочешь уехать, скажи. Мне потребуется не больше часа, чтобы всё устроить.       – У тебя всё давно готово, да? – понял Тейт.       – Нет, всего лишь неделя как. Я начал работать над этим ещё осенью, но такие вещи быстро не делаются. Теперь у тебя есть план Б. Так что, если ты вдруг…       – Я пока... – Тейт прикусил губу и покачал головой. – Я хочу остаться. С ним. С тобой. – Тейт выдохнул и замолчал. Глаза у Джордана стали странно холодными, словно он даже сейчас просчитывал что-то. – Можно мне прикоснуться к тебе хотя бы сейчас? – Тейт чуть приподнял правую руку, но так и не решился протянуть её к Джордану.       Тот покачал головой:       – Нет. Даже наша с тобой прогулка и этот разговор – большой риск.       – Ты же сказал, что за мной не следят.       – За тобой не следят мои люди. Но вообще – я не знаю. За Ингрэмом, скорее всего, следят; за мной, подозреваю, тоже. Что с тобой, пока не знаю – ты до сегодняшнего дня не выходил в одиночку из гостиницы.       – Так значит, следят? – Тейт нервно дёрнул плечами и зашагал наконец в сторону отеля. – Кто?       Джордан быстро догнал его.       – Ингрэм многим интересен.       – И ты ничего не предпринимаешь?       – Это не всегда возможно. Сейчас мы стараемся избежать конфликта.       – То есть, ты позволяешь кому-то следить за мной, за Ингрэмом? – Тейт повернулся к Джордану. – За Клэр тоже?       Джордан усмехнулся:       – Они всего лишь собирают информацию. Никто никого не тронет. Дэвид сказал просто наблюдать.       – Что происходит? – Тейт остановился.       – Контакты с «АККБ» беспокоят не только Клэр. Это большие деньги, сферы влияния… У многих игроков свои интересы на этом рынке, и им важно знать, что собирается делать Ингрэм.       – Почему он им позволяет лезть в свои дела?       – Легче приложить небольшие усилия и скрыть встречу с «Доминионом», чем идти на прямой конфликт. Очень высока вероятность, что эти ребята знают про цепочку «Ингрэм – Чэн – китайские чиновники – ильменит из Кавамбе». Ингрэм не хочет, чтобы эта история вышла наружу, и поэтому у нас связаны руки. Ссориться с этими людьми очень невыгодно.       – Откуда они знают?       Джордан свёл брови:       – От меня. Я не мог отследить кое-кого в Китае, того, кто как раз мешал договориться с Нкалой, но у меня есть знакомые, с которыми мы иногда обмениваемся информацией. Они не занимаются ресурсами или чем-то ещё таким, Африка их тоже не интересует. Делить с ними нечего. Но они, оказывается, плотно следили за Алексом Чэном и знали о его контактах с Ингрэмом. Это не совсем два плюс два, но и они не школьники: наверняка поняли, что Ингрэм устранил конкурентов через Чэна.       – И что они с этим будут делать?       – Пока ничего. Я же сказал: добыча ископаемых как таковая их не интересует, им нет смысла вмешиваться. Никакой выгоды. Но выгоду можно получить, зная наперёд, как во всей этой ситуации поведут себя курсы на бирже. А они догадываются.       Тейт на несколько секунд задумался:       – Вся эта секретность… Она ещё и потому, что Ингрэм собирается заработать на фьючерсах, так?       – Вот этого я тебе не говорил.       – Слухи про то, что «Меркью» потеряет титановое месторождение, ходят уже давно, а цены на титан из-за этого растут. А потом, когда всё узнается, они упадут. – Тейт рассмеялся. – Ингрэм играет на понижение и заработает на этом миллиарды!       – Рынок титана не настолько большой, но кое-что он заработает, – согласился Джордан.       – Но это большой риск.       – Не переживай за Ингрэма. Он знает, как проворачивать такие дела. Никто и никогда не докажет, что это были инсайдерские сделки. Всё будет выглядеть так, будто Ингрэм и близко к ним не стоял.       – Может, мне тоже прикупить каких-нибудь фьючерсов пока не поздно?       Джордан неопределённо пожал плечами: делай, что хочешь.       – Главное – не волнуйся, если заметишь слежку, – сказал он. – Просто сообщи охране. Но ты вряд ли заметишь, эти ребята работают чисто, здесь они каждый угол знают.       – Хорошо. Мы всё равно скоро возвращаемся в Нью-Йорк. А ты? – пришло вдруг в голову Тейту.       – Даже раньше вас.       Тейт всё это время втайне надеялся, что после возвращения домой они с Джорданом хотя бы изредка смогут видеться и оставаться наедине. Он думал и о сексе с ним, но чаще это казалось неважным… Тейт хотел этого человека, его тайны, его невероятную честность – когда не нужно было ничего скрывать, его прошлое, его силу и решимость, его хладнокровие и даже его слабости. Всё то безумное и неуправляемое, что было в нём. Тейт хотел, чтобы Джордан приходил в его квартиру, и они бы разговаривали, ужинали вместе, шли в постель… Или это должно было быть до ужина…       Ингрэм боялся, что Тейт станет приводить в свою квартиру девушек. А он приводил женатого мужчину. Джейка Джордана.       И он правда не знал, что было бы, окажись они оба свободными. Неужели они бы по утрам уходили на работу, а вечером приходили? Или Джордан уезжал бы в свои долгие поездки в Экваториальную Африку или в Венесуэлу, а он просто ждал бы его, и считал дни, и боялся, что тот может не вернуться? И между ними, у них, было бы то невероятное спокойствие, которое вместе с оглушительной тишиной опускалось на них после секса. Оно было бы у них всегда.       Они шли молча, пока не дошли до той скамейки, где встретились – или до соседней, очень похожей.       – Будь осторожнее, – сказал Джордан на прощание.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.