Somewhere in the end of all this hate There’s a light ahead that shines into this grave That’s in the end of all this pain In the night ahead, There’s a light upon this house on a hill The Pretty Reckless
Тейт проснулся рано, когда ещё не до конца рассвело. Он сделал кофе и вышел на террасу. Нужно было составить план на день. Вообще, он хотел вернуться к работе – Ингрэму это отлично помогало. А Тейта уже вовсю тряс отдел закупок, которому надо было до конца месяца собрать план по платежам на третий квартал, потому что часть позиций они отдавали на аутсорс, запутывая и без того сложную схему ещё больше. Он услышал, как звякнул телефон в гостиной. Пришло сообщение, но Тейт не решался прочитать его. В первую секунду сердце подпрыгнуло в груди, но надежда тут же сменилась страхом: Тейт боялся, что новости будут плохими. Хотя, скорее всего, сообщение окажется вовсе не от Ортиса: придёт напоминание, что нужно пройти тест для аттестации, или очередной вопрос «Как дела?» от Дэвида. Тейт вчера скинул ему несколько фотографий дома и озера – он был благодарен Ингрэму за то, что тот его отпустил. Этот подарок был лучше, чем акции на семьсот тысяч: впервые за много месяцев Тейт чувствовал себя свободным. Свободным даже не физически, а свободным от лжи и необходимости играть то ту, то другую роль. Последняя роль – «Джордана, конечно, тоже жаль, но на самом деле я очень переживаю за Клэр» – была почти непосильной. Тейт сам за собой заметил несколько проколов и надеялся, что Ингрэм в те моменты был слишком озабочен чем-то другим и не обратил внимания или просто списал их на общую психическую нестабильность. Тейта «поддержал» даже Ортис, который, когда Ингрэм пригласил его и Брогана обсудить, можно ли в теперешних обстоятельствах Тейту уехать в Вермонт одному, рассказал про Маклина. Когда-то он был одним из телохранителей Ингрэма, но из-за разногласий с Броганом – похоже, парень метил на его место – Маклина перевели в охрану банка. Там он проработал недолго и уволился, хотя Джордан предлагал ему место в «Меркью», раз уж в банке было так тоскливо. Маклин в итоге стал начальником охраны у какого-то подозрительного персонажа из Восточной Европы: за ним охотились люди, которым он задолжал пару сотен миллионов долларов. На него было совершено несколько покушений, но охрана каждый раз спасала. Последним покушением – для Маклина – стало то, где он прикрыл двадцатипятилетнюю дочь клиента от выстрелов. Ни клиент, ни его дочь не пострадали, но Маклину снесло кусок нижней челюсти и пробило шею, тем не менее его успели очень удачно доставить в госпиталь. Через несколько месяцев ему сделали пластическую операцию, и хотя он красавцем не стал, но продолжил работать: консультировать, проводить аудит охраны и тренинги. Девушка, на которой не было ни царапины, но которая видела, как пуля выкрошила Маклину пол-лица, впала в тяжелейший шок и уже почти два года как находилась в психиатрической клинике. Ингрэм решил, что Тейт получил сходную травму и не мог оправиться от увиденного. Он ничего не подозревал. Хотя подозревать – теперь – стало не в чем. Тейт взял телефон в руку и приказал себе успокоиться: скорее всего, это уведомление о каком-нибудь автоплатеже, и не стоит ждать многого. Писал Ортис: «Все живы. Через 3 часа встречаем в аэропорту». Тейт стиснул телефон и прижал к груди, словно тот был как-то причастен к возвращению Джордана и остальных, и в голове от яркой, ослепительной радости не было ни одной мысли. Только «спасибо», которое Тейт повторял, сам не понимая, к кому обращается. Ингрэм позвонил как раз примерно через эти три часа сказать, что Джордан, Кенге и Спот прилетели в Нью-Йорк. Всех троих отвезли в госпиталь. Серьёзное ранение было только у Джордана, и хотя ему помогли врачи в Конго, лечение надо было продолжать здесь. Кенге ранили в руку, но не настолько серьёзно, чтобы требовалось остаться в госпитале. У Спота вообще всё было отлично. А потом, после паузы и как будто неуверенно, словно не зная, правильно ли говорить о таком по телефону или правильно ли вообще о таком говорить, Ингрэм добавил: – Они убили Татенду. То есть, Джордан его убил. – Убил Татенду? Почему? В смысле… как? – Их отрезали от границы. Надо было что-то делать... Я же тебе рассказывал, местные на самом деле верят в колдовство, в заговоры от пуль, всё такое. В Татенде якобы был какой-то дух или бог, я не вникал. Когда поняли, что он мёртв, началась неразбериха, нужно было что-то сделать с телом или наоборот, нельзя было к нему подходить, я сам не понял… Джордан знал, что так будет и что у них появится шанс. Оцепление нарушилось, и они практически свободно прошли к границе. – Я… я просто не знаю, что сказать, – признался Тейт. Он на самом деле был в дурацком замешательстве. – Звучит дико, но вот так. Мы боялись, что туда приехал Татенда, но в итоге это оказалось к лучшему: другие командиры были просто… полковниками, майорами. Убили – назначили бы нового, а из-за Татенды началась паника. – У тебя будут проблемы из-за этого? – спросил Тейт. – Пока не знаю. Не думаю. Официально Джордана там никогда не было. Мы же направляли несколько запросов и через «Меркью», и через американское посольство. Нам отвечали, что у границы просто учения, а на отель напали люди Милонги, никаких граждан США и вообще никого, кроме солдат, в джунглях нет и не было… Они столько врали, что теперь не смогут воткнуть в свою ложь Джордана. Пока в новостях ничего не говорили, но в Кавамбе кое-где уже начались беспорядки… Ортис говорит, что к вечеру сообщат в новостях, что Татенда погиб из-за взрыва боеприпасов во время учений. После обеда Тейт позвонил Клэр: из вежливости и ещё потому, что у неё должны были быть самые последние новости. Она сказала, что они вместе с Дэвидом ездили в госпиталь, говорили с Джорданом и с врачами. Жизни его ничто не угрожало, и отпустить домой обещали уже через три дня. На следующее утро Тейту пришло в голову, что он мог запросто позвонить Джордану сам. Даже если бы кто-то и узнал о звонке, в этом не было ничего необычного: Джордан, можно сказать, спас ему жизнь и он был родственником Дэвида. Наверное, он даже должен был это сделать. И он позвонил. Даже от простого короткого «да» Джордана Тейту стало головокружительно хорошо. Он только в этот момент окончательно поверил, что всё кончилось и Джордан здесь, в их мире, где есть телефоны, полиция и больницы. Тейт забыл все приготовленные вежливые слова. – Я хотел сказать, что очень рад, что ты вернулся. Смог выбраться оттуда. Я… Мы все очень переживали за тебя. За остальных тоже, но ты… С тобой всё в порядке сейчас? – Не совсем, но в целом нормально. Ты как? Дэвид говорил, что ты уехал из города. – Да, ненадолго. Меня всё это выбило из колеи. И ещё: я должен попросить прощения за ту сцену, когда вы уезжали. Когда тебе пришлось… Господи, тебе пришлось приковать меня наручниками! – Тейт почувствовал, что у него горят щёки. – Я не соображал, что делаю. Прости. – Ничего, такое бывает. Слишком много всего за одни сутки. – Да, бывает. Дэвид сказал то же самое. – Хорошо, – Джордан больше ничего не говорил, словно давая понять, что звонок вежливости пора заканчивать. – Я, наверное, не вовремя, – сказал Тейт, – так что… – Да, у меня перевязка. – Понятно. Тогда пока. И спасибо, что вытащил нас оттуда. – Это моя работа. И я правда не могу сейчас говорить, Тейт.***
На озере Тейт работал по десять часов в день: потому что наконец-то мог и ему хотелось – но ощущения были как от лучшего отпуска в его жизни. Он не мог бы сказать, что ему было как-то особенно хорошо, он просто наслаждался устойчивостью. Когда боль прошла, вдруг стало ясно, что ему достаточно не чувствовать ничего. Не нужны были даже приятные ощущения, можно было просто не иметь никаких… Переживания, даже приятные, всё равно оставались переживаниями, не давали покоя, а сейчас его не кренило ни в одну из сторон. Возможно, это просто действовали лекарства, но Тейт думал, что дело в другом: ему не о чем было беспокоиться сейчас. Всё уже произошло. Ничего плохого или хорошего он не ждал и не боялся. Он вставал рано утром, пил кофе, пробегал около шести миль, завтракал, садился за работу, ехал в центр городка на ланч, если было не лень, потом возвращался домой и опять работал, ужинал перед телевизором, пролистывал ленту за день, читал, опять немного работал, снова читал, чтобы отвлечься от работы перед сном, и ложился спать. На пятый день режим стал немного съезжать: у Тейта был очень поздний завтрак, ланч он пропускал, потому что когда собирался поесть, время уже было ближе к ужину, так что он просто перекусывал, а через час-два ужинал. Ему даже становилось немного совестно, а потом одёрнул себя: он не обязан соблюдать режим. Он может распоряжаться своим временем так, как считает нужным, – наверное, впервые за всю свою жизнь. Он не был подчинен никакому расписанию. У него не было школы, не было колледжа, не было смен в баре или встреч с клиентами, не было необходимости подстраиваться под расписание Ингрэма, который всегда приезжал в офис рано, чтобы до девяти утра успеть разобраться с тем, что произошло в Европе, пока он спал, и ожидал, что к ужину Тейт будет ждать его дома или в очередном ресторане. Иногда вечерами Тейт гулял по берегу. Он доходил до конца мыса и шёл дальше, по его восточной стороне, где скалистый участок берега оставался незастроенным. Он оставлял свет в доме, и возвращаться туда, к горящим тёплым и мягким светом окнам, было по-особому приятно. Тот день был облачным, поэтому Тейт работал на веранде: в ясную погоду оттуда быстро выгоняло слишком яркое и жаркое солнце. Постепенно над противоположным берегом озера начали собираться не просто облака, а плотные, тёмные тучи. Тейт отвлёкся на них, задумался и очнулся, только когда погас экран ноутбука. Тейт закрыл его: надо было съездить на ланч и привезти что-нибудь на ужин, пока не начался дождь. Тейт занёс ноутбук в дом, взял ключи от машины и бумажник и вышел на лужайку с другой стороны дома. Он подошёл к машине, но не успел открыть дверь, как увидел на другом конце подъездной дорожки медленно движущийся внедорожник. Тейт не стал садиться за руль – ждал, когда машина подъедет. Её стёкла бликовали, в них отражались небо и облака, и Тейт до последнего не мог разглядеть, кто за рулём, – и только уже совсем близко, за несколько секунд до того, как машина остановилась, Тейт понял, что это был Джордан. Тот выбрался из машины, опираясь на трость. Тейт по-глупому растерялся: он думал, что надо помочь, но не был уверен, что это нормально в случае с Джорданом. И он пока не знал, зачем Джордан приехал. И что было между ними – мир или война? На чём они всё же закончили: на допросе или на отчаянном «я не поеду»? Тейт всё же пошёл к нему: – Не ожидал тебя тут увидеть. – Он не знал, что ещё сказать и как себя вести: как с начальником службы безопасности своего любовника или как со своим бывшим любовником? Джордан, похоже, тоже колебался: – Не уверен, что ты вообще хочешь меня видеть, но… Тейт не дал ему договорить, потому что не мог больше сдерживаться. Он шагнул к Джордану и обнял его, крепко сжав. Он вжался лицом в его плечо и замер. Он ничего больше не хотел: ни слов, ни объяснений. Он хотел только ощущать твёрдость, тепло, вес – реальность – этого человека. Убедиться, что он есть. Джордан слегка пошатнулся. Тейт отпустил его и отступил на шаг назад. Джордан если и похудел, то совсем немного; он изменился как-то иначе, трудноуловимо. Словно бы стала жёстче линия рта, и вокруг глаз чётче обозначились морщинки, но Тейт не был уверен. С Джордана будто бы смыло гладкий лак состоятельного обитателя Нью-Йорка, и обнажился угловатый, прочный каркас. Но Джордан, тем не менее, позволил себя обнять… Тейт не знал пока, что это значило. Возможно, он сам был не против, и обнял бы в ответ, если бы не был вынужден опираться о трость. Возможно, он, как всегда, равнодушно позволял другим использовать себя. Он позволял любить себя, желать или ненавидеть – как кому удобнее, позволял зависеть от себя и находить опору, позволял винить во всём и делать причиной любых чувств. До тех пор, пока это не начинало доставлять ему неудобства. Тейт указал на трость: – Пойдём в дом. Тебе, наверное, лучше сесть. – Ты куда-то собирался? – Да, на ланч. – В город? – Даже не решил. Иногда я езжу в город, иногда в гостиницу тут неподалёку. Хочешь со мной? – Будет глупо сидеть тут одному. – Тогда садись, – Тейт кивнул на свою машину. В итоге они сели в машину Джордана, потому что в небольшом седане Тейта Джордан не мог удобно расположить ногу. – В прокате с машинами было не очень, – сказал Тейт. – Я не заказал ничего заранее, а по наличию… Так себе. Надо было ехать, но Тейт заглушил двигатель и повернулся к Джордану. – Зачем ты здесь? – Потому что ты позвонил мне. Тейт опустил глаза: – Я на самом деле рад, что ты вернулся. – Пока я лежал в госпитале и потом, когда был дома, у меня было время подумать. – Джордан говорил медленнее обычного, словно примериваясь, пробуя почву. – Обо всём, что ты сказал и сделал уже после допроса. Если быть точнее – несмотря на допрос и на то, как я поступил с тобой. Я приехал сюда, потому что мне нужно знать по-настоящему, однозначно. Если ты скажешь, что позвонил мне просто из вежливости, пусть так оно и будет. – А если я скажу что-то другое? – Зависит от того, что именно. Тейт снова поднял на Джордана глаза: это было невыносимо тяжело – быть откровенным и признаваться в собственной слабости. Но Джордан только что признался. – А ты знаешь, почему я здесь? – спросил Тейт. – Потому что увидел в Кавамбе слишком много такого, чего не должен был. – Нет. Это предлог. Я боялся за тебя. Не мог ни о чём другом думать. Не мог видеть Дэвида. Это было невыносимо. А ещё я боялся, что мне опять, как в тот раз, сорвёт крышу, и я… Я чувствовал, что плохо контролирую себя, и с каждым днём становилось только хуже. Мне нужно было уехать. Из-за тебя. Джордан смотрел на Тейта так, словно ему тяжело было это слышать. – И что ты теперь сделаешь? – спросил Тейт. – Останусь с тобой до завтра. Если ты захочешь. – Я захочу, – сказал Тейт. – Я, наверное, сошёл с ума, но я захочу. Тейт отвернулся и завёл двигатель. Он опустил стекло, чтобы ветер, когда они поехали, обдувал лицо и высушил бы слёзы – Тейту казалось, что они вот-вот появятся. Что он не справится с чем-то внутри себя, и они придут. Он понятия не имел, чем было это «что-то» и от чего у него комок стоял в горле и хотелось плакать. Слишком много чувств. Просто слишком много. Ему нужно было одновременно радоваться, что Джордан жив и у них есть целые сутки, и бояться разоблачения, и стыдиться предательства, и испытывать глухую гложущую боль, потому что у них всего лишь сутки – и долгие годы и месяцы впереди. Годы и месяцы, когда у них не будет друг друга. Может быть, через годы они уже не будут нужны друг другу, но Тейту казалось, что даже тогда его не отпустит это иссушающее чувство, осознание, что он не смог быть с тем, кого любил больше жизни. Словно упустил саму жизнь и позволил Дэвиду забрать её у себя. Хотя винить Дэвида было неправильно. Вина была на них всех и одновременно ни на ком. Просто случай так расставил фигуры. Тейт почти всю дорогу до ресторана пробыл в неприятном, встревоженном напряжении, и его отпустило только тогда, когда у Джордана зазвонил телефон. Звонил агент, занимавшийся продажей одной из его машин. Джордан ответил, что его пару дней не будет в городе и попросил отправить все документы ему в офис; он обязательно всё подпишет, как только вернётся. Тейта не очень интересовали машины Джордана – то есть, вообще интересовали и даже нравились, но не прямо сейчас, – однако он был рад зацепиться за любую тему, чтобы начать лёгкий разговор ни о чём. – Продаешь? – спросил он, когда Джордан закончил разговор. – Я думал, это часть коллекции. – Коллекция условная. Я не буду держать машину просто для красоты. А ездить на ней мне не очень нравится, – Джордан тоже был рад подвернувшейся вдруг теме для разговора. – Неплохо, но не те ощущения. – Недостаточно быстро? – Скорее, мы не совпали характерами. А у меня не так много свободного времени, чтобы тратить его на то, что не приносит настоящего удовольствия. На компромиссы. – А мне слишком часто приходится идти на компромиссы, – заметил Тейт. – Мне тоже. Поэтому пусть хотя бы с машинами их не будет. Тейт хотел спросить, была ли для Джордана Клэр компромиссом или это было настоящее чувство, но сказал совсем другое: – Не похоже на тебя. Я про компромиссы. – Мне кажется, ты видишь меня не таким, какой я есть. Я никогда не пытался тебя обманывать, но почему-то всё равно… Тейт пожал плечами: – Возможно, потому что ты… Ты постоянно поступаешь не так, как я рассчитывал. Не знаю, как тебе это удаётся, но при этом ты всё равно не выбиваешься из роли, а вписываешься в неё даже лучше. Так, как мне самому не хватало мозгов придумать. Но я на самом деле очень мало знаю тебя. Я хотел бы больше. Джордан ничего не ответил. Он не сделал вид, что не понял вопроса, не занялся чем-то притворно – хотя в любой момент мог взять телефон и изобразить чрезвычайную занятость. Просто не ответил. Ему нужно было подумать обо всём и всё взвесить. Только через полчаса, когда они уже сидели в ресторане, он, резко переменив тему разговора, сказал: «Что ты хочешь узнать обо мне? Не обещаю, что отвечу, но можем попробовать». – Хорошо. Ты должен мне допрос, Джейк Джордан, – Тейт чётко, почти зло проговорил последнюю фразу, наклонившись через стол. – Почему ты ушёл из армии? Джордан усмехнулся и посмотрел на Тейта чуть удивлённо: он не ожидал такого вопроса. – Думал, я захочу узнать твой любимый цвет? – с вызовом улыбнулся Тейт. – Мне было бы легче ответить. Про то, почему я ушёл, я не смогу рассказать ближайшие лет тридцать. Я не ушёл, меня попросили подать в отставку. Это не то, что они обычно делают, но в случае со мной это был как раз компромисс. – Серьёзно накосячил? – Я так не считаю. Ситуация была неоднозначной, и я принял решение. Оно не было плохим или неправильным, но из-за него возникли сомнения во мне, в том, насколько я подхожу им. Они не были уверены, что смогут предсказывать мои действия и, в итоге, контролировать в той степени, в какой хотели бы. – Довольно запутанно. – Я не могу рассказать больше. Только то, что иногда выбор бывает трудным. Что бы ты ни выбрал – кто-то умрёт. Кто-то, кто не должен был. И ты должен решить, кто именно. Я ненавижу делать такой выбор – когда нет, просто не существует правильного решения. Нет никакого компромисса. – Джордан посмотрел на Тейта: – Давай другой вопрос. – Ты спал с Дэвидом? – Нет. – Ну а что-то более… мягкое? – Ничего не было. – Чувства были, – с нажимом произнёс Тейт. Джордан посмотрел куда-то вбок, словно оценивая, припоминая. – Симпатия. Желание. Но я думаю, что всё же больше дружба. Дэвид мог видеть это как-то иначе, но для меня главным была дружба. Честно говоря, я был удивлён… Тут должна быть долгая предыстория про то, что я, если не считать совсем детства, не так много времени проводил с семьёй. Учился в Вэлли-Фордж, потом в Вест-Пойнте, потом меня зачислили в армию. В общем, у меня были свои представления о дружбе, отличающиеся от гражданских. И мне казалось, что я не смогу сойтись с человеком из другого мира, который не может понять всех этих вещей… У которого даже юмор совсем другой. Но с Дэвидом как-то так получилось, сам не знаю. Мы сошлись характерами. Но как друзья. Я понимал, что мы не сойдёмся… как любовники. Я далеко не сразу начал думать о нём так, потому что для меня это было табу: секс с тем, кого знаешь, с кем можешь потом встретиться. – Это после армии так? – Да. Им принесли заказанную еду, и Тейт больше наблюдал за Джорданом, чем ел сам. У него не было аппетита, а у Джордана как раз был. – Последние пару дней постоянно хочется есть. От таблеток, что ли. – Или от того, что ты жил в джунглях и потерял много крови, – предположил Тейт. – Нет, по крайней мере в весе я почти не потерял: всего четыре фунта. Это ерунда. После школы рейнджеров я скинул двадцать семь. Правда, за восемь недель. Ребята потяжелее скидывали по тридцать с лишним. В общем, Кавамбе – просто прогулка по сравнению с болотами во Флориде. Если не считать ранения, конечно. – Сейчас всё нормально? – Да, через месяц снова буду в форме. – Не могу понять, тебе на самом деле всё так просто даётся или ты просто делаешь вид? – Что именно мне легко даётся? – Джордан отрезал очередной кусок от стейка. – То, что ты с простреленной ногой скрывался в каких-то болотах. То, что ты убил Татенду. Джордан отложил нож с вилкой: – Такие вещи не даются легко с первого раза, но ты же понимаешь, что он не был первым… Тейт кивнул: – Как ты сумел? Подобраться к нему, убить – и выжить после этого. – Я просто умею это делать: подбираться так, что этого не видят. Потом я точно так же выбрался и стал ждать, когда обнаружат тело. Вот и всё. – Как ты убил его? Было видно, что Джордану не хочется отвечать на этот вопрос, но он всё же сказал: – Ножом. Когда он спал. Тейт больше не задавал вопросов и молча ел. Он снова хотел сказать Джордану о том, что был рад видеть его, безумно рад, но Джордан словно привёз с собой какую-то тень, что-то серое и сумрачное. Мягкое призрачное крыло. Через пять минут Джордан заговорил сам: – О чём ты так задумался? О Кавамбе? Для тебя всё кончено, просто выкинь из головы. – Что странно – мне плевать на Кавамбе. Меня даже не особо беспокоит, что ты кого-то убил. Это нормально? Как думаешь? – Не знаю. – Так что думаю я о другом. О необходимости принять решение, когда нет правильного. – Главное, что бы ты ни выбрал, – принять этот выбор и решить, что он был лучшим. Пусть не правильным, но лучшим. – Но ты попросил у меня прощения за допрос, – улыбнулся Тейт. – Он ведь тоже был таким выбором? Джордан сдержанно, невесело улыбнулся в ответ: – Да, таким. Я же сказал: это не правильный выбор. Просто меньшее из зол. – Наверное, для такого, как ты, это прозвучит просто как скулёж, но допрос был… я даже не знаю, с чем сравнить. И до сих пор не понимаю, что произошло. Ты вроде бы ничего не сделал, но меня просто раздавило. – Честно говоря, я не очень в этом силён. Человек с большим опытом проделал бы всё это быстрее и безболезненнее для тебя. – Ты тоже проходил через такое, да? – Несколько раз, – кивнул Джордан. – Когда ты попался в Кавамбе? – Нет, – Джордан рассмеялся. – Там совсем другие методы допроса. Это было здесь, во время обучения: парням из ЦРУ надо же на ком-то тренироваться. Ну и позднее, после некоторых миссий тоже был довольно жёсткий дебриф. – Тренироваться? – переспросил Тейт. – То есть, вы были типа подопытных кроликов – для других спецслужб? – Это выгодно обеим сторонам: бойцы начинают понимать, что их ждёт, если они попадут в плен; специалисты по ведению допросов отрабатывают навык в безопасной ситуации. Если они ошибутся, когда будут допрашивать настоящих террористов, последствия могут быть неприятными. Конечно, ситуация иная: обе стороны знают, что это вроде боевой миссии на симуляторе и тебя не убьют и не покалечат, но в какой-то момент ты включаешься в игру настолько, что она уже не кажется игрой. После двух-трёх суток без сна представления о реальности немного… съезжают. – И что, тебе пригодился этот опыт? – Пока нет. Но, думаю, если придётся, я продержусь дольше, чем другие. Возможно, даже сумею обмануть тех, кто проводит допрос, и скормить им какую-то другую историю: прикинуться, что раскололся. Раскалываются рано или поздно все, даже те, кто сам провёл сотни допросов и знает, как эта техника работает. Но по-настоящему меня так не допрашивали. – А по-другому? – Тейт поймал сосредоточенный, будто что-то просчитывающий прямо сейчас взгляд Джордана. – Я про твои шрамы. Джордан провёл большим пальцем по тыльной стороне своей ладони, где как раз был один длинный. – Это… несерьёзно. И к такому нас тоже готовили, но было уже не так реалистично. Опять же: ты понимаешь, что тебе только угрожают отрезать яйца, никто этого делать не будет. Зато хорошо срабатывало с собаками. На собаках многие ломались. – Заметив, что у Тейта уже куча вопросов, Джордан пояснил: – Это обычная практика: без всякого предупреждения посреди ночи происходит что-то вроде «нападения» на лагерь, всех под прицелами выгоняют на улицу. Бывает, чуть не голыми – а там градусов сорок всего. Ну и начинается… Большинство, конечно, держится, но вот когда начинают натравливать собак… Про людей ты знаешь, что они не расплющат тебе пальцы молотком, а вот про собак – нет. В собак сложно не поверить. – И они правда кусали? – Пока я учился – нет. Но, вроде, бывало. – А как ты вообще там оказался? – В спецподразделении? – Да. Ведь был же сначала Вест-Пойнт. Джордан вернулся к стейку: это был повод взять небольшую паузу и подумать. – Тяжело рассказать вкратце. Просто примем за данность, что я хотел сделать армейскую карьеру вслед за отцом. Вест-Пойнт был логичным выбором, и я был в нём уверен. Мой отец был военным, я учился в военной школе, и мне казалось, что я знаю про службу всё. Для того возраста нормальное заблуждение. Ещё мне казалось, что я знаю всё про себя. На самом деле, на тот момент я не знал не то что ответов, я не знал даже, какие вопросы стоит задать другим и самому себе. Первый год прошёл более-менее, у меня всё получалось… Летом был тренировочный лагерь. У первого курса программа одинаковая для всех, а второй уже мог выбирать. Я был первокурсником, но записался дополнительно на один короткий курс, где были кадеты постарше. Нас прикрепили к настоящему регулярному подразделению, мы жили на военной базе. Вообще-то мне нельзя было туда записываться, но я был одним из лучших на потоке, и к тому же мне некуда было деться на каникулы: отца уже полгода не было в стране, поехать к нему я не мог. И я просто очень хотел туда попасть. Мне понравилось. Я понял, что это моё. Не только преодолевать полосу препятствий или тренироваться в стрельбе, а испытывать себя, засыпать с ощущением, что сделал что-то крутое и день прошёл не зря. Мне нравилась сама организация жизни в регулярной армии, люди, которые там служили, их взгляд на вещи… И я понимал, что когда я через три года выпущусь, то приду к ним или к похожим в качестве командира. Я буду выше их по званию, но всё равно намного глупее и наивнее их, потому что они… они что-то видели в этой жизни, в отличие от меня, который видел только престижную школу, элитную академию и европейские каникулы, оплаченные матерью. В других взводах – мы с ними редко пересекались – были офицеры из кадетов Вест-Пойнта, кажется, после третьего года. Дети пытались командовать взрослыми. Мне было стыдно на это смотреть. Я не хотел быть таким, я хотел другого. Но ушёл я даже не из-за этого. На второй год я выбрал на лето школу рейнджеров: облегчённый вариант специально для кадетов. Сейчас их туда не отправляют совсем. Когда-то давно трое погибли во время обучения и курс отменили, потом пару раз пробовали возвращать, а потом убрали окончательно. В тот год рейнджерскую подготовку временно вернули, и я был одним из немногих извращенцев, кому это понравилось. Но главное: у меня получалось. Не могу сказать, что я был самым стойким или упорным. Во многом это гены: хорошая координация, ловкость, выносливость – никакой моей заслуги. Когда нас учили вязать узлы, некоторые тренировались часами; мне стоило пару раз увидеть, и я почти всегда мог в точности повторить. И так со многими другими вещами. Инструкторы, конечно, заметили. Я и раньше это про себя знал, но во время интенсивных, тяжёлых тренировок разница чувствовалась сильнее. Сложно объяснить, я просто лучше владел телом, хотя тогда не мог до конца осознать, как это: владеть им в меньшей степени. Понял после первой серьёзной травмы. – Джордан прожевал ещё один кусок стейка, но уже без особого аппетита. – Я хотел пройти полный курс, настоящий: два месяца в школе рейнджеров. Может быть, потом дослужиться до спецподразделения. Мне двое инструкторов говорили, что я именно того типа. – Это какого? – спросил Тейт. – Думаю, там много критериев. В спецподразделения бесполезно подавать заявления на рассмотрение, хотя и можно. Они сами находят кандидатов. Мне сказали, что я именно того типа, и если бы стал рейнджером, то с большой вероятностью мог бы получить приглашение пройти отбор на оператора спецподразделения. Но я знал, что никогда этого приглашения не получу. Даже если после окончания академии пройду полный курс. Я получу, грубо говоря, значок и отметку в личном деле, и всё. Вест-Пойнт открывал мне многие другие двери, но однозначно закрывал эту. Офицеры – а я выпустился бы уже офицером – не бывают операторами. Офицер может командовать группой, планировать операции, но он никогда реально не выходит на передовую и не имеет тех боевых навыков, которые хотел получить я. Такая же история со снайперами. Туда берут в основном рядовыми, потом они растут, конечно, но после Вест-Пойнта снайпером тебя никто и никогда не поставит, – Джордан усмехнулся: – А у нас были кадеты на первом курсе, которые мечтали ими стать… Просто не знали ещё. Я несколько недель думал, что делать. Потом решил, что не хочу быть офицером. До офицера я мог дослужиться в будущем, но наоборот уже не получалось: я не мог стать офицером, а потом каким-нибудь капралом. Я понимал, что ломаю свою блестящую карьеру и совершаю совершенно идиотский, необдуманный поступок. Про меня потом говорили, что помог отец, была договорённость насчёт спецподразделения… На самом деле отец ничего не знал. А я не знал, что будет дальше. У меня не было никаких гарантий, я просто верил. Я знал людей, для которых пройти в спецназ было своего рода соревнованием: пробьюсь – не пробьюсь. Или таких, кто хотел быть лучшим и доказать что-то. Я просто думал, что это – моё. Что я хочу и могу это делать. – Но в итоге ты от этого отказался – когда начал работать на Дэвида. – Вообще-то первые годы работы на Дэвида были довольно увлекательными, – Джордан откинулся на спинку стула. – Не как в спецназе, но всё равно весело… Дело не в бизнесе Дэвида, не в деньгах, которые это приносило и приносит. Всё поменялось даже раньше. В тюрьме. Но это не то, о чём я хотел бы рассказывать. Тейт наклонил голову и чуть заметно нахмурился: – Ты хоть кому-то об этом говорил? – Только Клэр, но немного. Не всё. – Она – самый близкий человек? Джордан недовольно поморщился – Тейт понял, что где-то здесь проходила граница, – но ответил: – Я считаю, что когда люди собираются жить вместе, они должны знать друг о друге некоторые вещи. Тот человек, которым я был до Плайя-Негра, вряд ли бы стал встречаться с кем-то вроде Клэр и заводить семью. Не знаю, как это объяснить. В общем, со мной там что-то произошло, и я стал иначе смотреть на вещи. – Стал больше ценить жизнь? – неуверенно предположил Тейт. – Нет, я не стал ценить её больше. И я не боялся смерти. Ни раньше, ни тем более там. Там я воспринимал её как запасной вариант. Наверное, я стал меньше сосредоточен на себе. Не разбираюсь в таком, честно говоря. – Ты думал о самоубийстве – пока был там? – Нет. Но, если быть до конца честным, я не знаю, что сделал бы, если бы надежды выбраться не было. У меня была. – Потому что ты знал, что Марион пытается вытащить тебя? – Не только это. Если бы она просто пыталась, то вытащила бы полуразложившийся труп. Она устроила так, что мне привозили еду из отеля в Монго. Около тридцати миль в одну сторону, и еды нужно было заказывать намного больше, потому что пока она доходила до меня через нескольких надзирателей, почти ничего не оставалось. Я и так получал её не каждый день. Марион платила охране, чтобы они приносили воду в бутылках и лекарства. Хотя бы хинин. Эти места – они не для нас. Даже если бы нас там не избивали и не морили голодом, мы бы всё равно не протянули долго. Грязь, насекомые, болезни, которые убивают даже местных, не то что нас… – Ты не думал сбежать? – Думал, но тюрьма на острове. Реку не переплыть – полно крокодилов и ещё всякой дряни. Бегемоты нападали даже на лодки, которые перевозили охрану на берег. Можно было захватить лодку, но я был не в том состоянии физически, чтобы устраивать рискованные побеги. Сухой, ломкий холод в голосе Джордана напомнил Тейту о шрамах. Хотя он никогда по-настоящему не забывал о них: без них Джордан стал бы кем-то другим. Возможно, было даже проще, что он их видел, – в голове легче держать то, у чего есть физическое воплощение; у большинства других людей шрамы были невидимы. – Если бы не мать и её адвокаты, мне бы сразу переломали руки и ноги, – продолжал Джордан, – чтобы было проще охранять: меня боялись, заходили в камеру даже не по двое, минимум вчетвером, но покалечить не могли. В Плайя-Негра нет госпиталя и врачей. Если бы я серьёзно пострадал, адвокаты вынудили бы руководство тюрьмы перевести меня в больницу в Монго. А они прекрасно понимали, что оттуда я сбегу.***
Вечером Джордан решил всё же пройтись по берегу несмотря на то, что ходил с тростью. Они не пошли на противоположную сторону мыса, по которой обычно гулял Тейт, – далековато для Джордана – и просто спустились вниз до причала и пошли вдоль воды. Тейту было непривычно слышать ещё чьи-то шаги рядом, шаги неровные и тяжёлые. – Нужно отдохнуть? – спросил Тейт. – Нет, всё хорошо. Идём дальше. Тейт решил не настаивать, просто немного сбавил темп, хотя они и без того шли медленно. Солнце уже село, но со стороны озера небо оставалось светлым, розовато-жёлтым, словно блестящая медь, а берег уже был тёмным и как будто нависал над ними. Где-то за деревьями скрывался большой дом, но в густых сумерках его не было видно, лишь изредка, как искра, мелькало отражение закатного неба в стёклах. Следующий особняк, до которого они ещё не дошли, тоже был тёмным, а дальше светились высокие вытянутые окна дома, который ждал их… Свет был ярким и тихим. Джордан указал в ту сторону: – Это уже твой дом? – Да, – Тейту невыносимо захотелось, чтобы Джордан сказал «наш». В очередной раз захотелось невозможного. – Совсем немного осталось. – Я на самом деле не устал, не надо обо мне так заботиться. Джордан протянул руку и потрепал Тейта по плечу – чуть дольше, чем нужно. Тейт замер, словно прикосновение Джордана обездвижило его. – Ну да, по сравнению с джунглями это всё ерунда. – Там тоже было время подумать, – произнёс Джордан. – Обычно о своём не думаешь, конечно, но я в этот раз думал… Я боялся умереть. Не потому, что боялся смерти как таковой или боли, а потому, что теперь оставлял после себя слишком много. Я и раньше думал, что должен это увидеть: каким вырастет мой сын, кем он решит быть. Или что я ещё так многому должен его научить. Именно я, его отец, а не кто-то другой: как бросать мяч, брать биту, водить машину, как правильно держать бритву. А ещё я думал о себе, о более, что ли, эгоистичных вещах, о том, что не успел сделать и могу не сделать теперь уже никогда... И я хотел выжить не только ради Блейка, Клэр или даже тебя, а ради себя. Вернуться и получить то, что нужно мне. Никаких конкретных планов, просто увидеться с тобой. Провести вместе день. Быть там, где ты. Тейт снова остановился. Между рёбер была гулкая, холодная пустота. – Ты не можешь. Я тоже этого не могу. – Я знаю. Ничего кроме нескольких часов. Хотя мне иногда приходит в голову всякое. Но это скорее привычка строить планы на все случаи жизни. – Какого рода планы? Как мы сбегаем ото всех? – Вроде того. – Я не хочу, – Тейт посмотрел в скрытое темнотой лицо Джордана. – Потому что я тогда никогда уже не увижу тех, кто мне дорог. Но у меня их совсем мало… Ты потеряешь намного больше. Родителей. Сына. Я даже гипотетически, в этих твоих планах не хочу быть ответственным за это. Не хочу быть тем, ради кого идут на такие жертвы. – Тейт отвернулся. – Я не стою этого. Мне кажется, вообще-то никто такого не стоит. Тейт пошёл быстрее, но Джордан легко держал этот темп – только трость стучала по камням сильнее и звонче. Они были уже совсем рядом с домом, оставалось лишь подняться по деревянным ступеням наверх и пересечь лужайку. – Тут лестница, осторожнее, – предупредил Тейт. – Я вижу. – Мне кажется, это не будет долгим, – Тейт шагнул на первую ступеньку, так что теперь оказался чуть выше Джордана. – Что именно? – Вот это. То, что между нами. Оно слишком… напряжённое, не знаю, как сказать лучше. Оно порвётся. – Но сейчас оно есть, – с почти угрожающей уверенностью сказал Джордан. Он взялся рукой за перила, шедшие вдоль лестницы с одной лишь стороны, и встал на одну ступень с Тейтом. Тот коснулся щеки Джордана: – Оно ужасно. Я не знаю, что было бы, если бы ты не хотел меня. Оно бы просто меня убило. От одного того, что он чувствовал кожу Джордана кончиками пальцев, ощущал её тепло и гладкость, его переполняло тихим, простым, чистым счастьем, а пустота в груди теплела… Тейт потянулся к Джордану, почти уже коснулся его губ губами, но Джордан его остановил. – Не сейчас, извини. Тейт отпрянул: – Что такое? – Во мне столько «Стромектола», что я могу излечивать прикосновением, но пока лучше не рисковать, – пояснил Джордан. – Ты серьёзно? Или шутишь? – Конечно, серьёзно. Какая-нибудь тропическая дрянь могла ещё не до конца помереть, – но глаза у Джордана блестели так, будто он улыбался. – Руками тебя трогать можно? – Наверное. Тейт снова обнял его. Он прижался к Джордану и зажмурил глаза. Он слышал, как упала на ступеньку трость, и Джордан обхватил его тоже, словно закрыв собой. Он держал Тейта очень крепко, укачивая тихо в объятии, пока тот не перестал цепляться так жадно и судорожно.