***
Джордан медленно поднимался на третий этаж. Он не стал включать свет в доме – иногда ему бывало спокойнее в темноте, – но белый мрамор словно светился сам по себе, отражая слабый уличный свет, попадавший сюда через стеклянный купол. Дом казался холодным и неживым, когда тут не было Клэр и детей; Тину Джордан тоже на всякий случай отпустил. Он легко обходился без прислуги, а ей находиться в доме было сейчас опасно. Хотя именно сейчас – вряд ли. После нападения обычно бывало затишье. Тем не менее, Джордан приехал домой сразу с двумя телохранителями. Они остались на первом этаже. У нападения был один плюс: оно развязало ему руки. Теперь Джордан мог выставить более серьёзную и незамаскированную охрану, но всё равно не слишком плотную – из-за Клэр и детей. Он включил свет в комнате и положил на стол ноутбук и распечатанные досье и отчёты. Снял пиджак и галстук, отстегнул кобуру, потом выпутался из гарнитуры – и это была лишь половина; под рубашкой был лёгкий бронежилет, под ним специальное бельё, в котором всё равно было чертовски жарко… Раздевшись, он потёр правое бедро пониже нового яркого шрама. Он его уже неделю не беспокоил, но сегодня после короткой схватки на улице и буквально пары резких движений опять начал поднывать. Приняв душ, Джордан лёг с распечатками на кровать. Он просмотрел их по диагонали в офисе, а сейчас хотел изучить внимательнее. Вдруг он найдёт что-то, что пропустили полиция и аналитики. Те качественных зацепок не обнаружили. На него напали Такер Адамс и Джон Крейг, дальние родственники, кузены в какой-то там степени, оба из Теннеси. Адамс отслужил несколько лет в морской пехоте, потом, пользуясь льготой, поступил в колледж, но через полгода избил сразу двоих студентов в баре и был отчислен. Потом Адамс прибился к крупной банде в Миссури, был замешан в незаконной торговле оружием, отмывании денег и рэкете, но обвинений ему ни разу предъявлено не было; потом перебрался в Нью-Йорк. Чуть позднее перетянул туда Крейга, родственника с немного схожей историей; тот служил в пехоте, вернулся из командировки в Ирак, хотел пойти работать в полицию, но его не взяли, так как всплыли старые приводы в полицию по мелочам: мелкий вандализм ещё в школе и курение травки. Полиции они не сказали, кто их нанял и зачем, но Джордан узнал кое-что по своим каналам. Было похоже, что парень в синей куртке, которого не смогли поймать, и был Туаном Татендой. Он представился как Тони, с Адамсом и Крейгом его свёл парень из банды, контролировавшей торговлю наркотиками в Бронксе. Джордану меньше всего на свете хотелось связываться с бандами из чёрных кварталов, но всё разрешилось относительно просто: «Тони» им не был дорог, и им тоже не хотелось связываться с серьёзными парнями без веских на то причин, так что они сразу же сдали все контакты. Туан жил в гостинице в Лонгвуде, но, когда туда пришли, стало понятно, что после сегодняшнего нападения Туан туда не возвращался и, скорее всего, уже не собирался. Если он не был совсем дураком, то должен был оборвать все контакты и залечь на какое-то время на дно. Этот след был обрублен. Служба безопасности банка, конечно, выполнит все необходимые в такой ситуации действия, но Джордан заранее знал, что они ничего не найдут. Он не был знаком с Туаном лично и представлял, что это за человек лишь по данным от осведомителей, но он не был похож на того, кто отступится при первой неудаче. Оставалось только ждать, когда Туан зашевелится. Полицейские собирались запросить разрешение на доступ к финансовой информации Туана Татенды, но Джордан думал, что разрешение они получат в самом идеальном случае на следующей неделе, и в конечном итоге им это ничего не даст: люди, которые намереваются совершить преступление, пользуются наличкой. На телефон пришло сразу два сообщения, оба по работе, и Джордан, прочитав их, какое-то время смотрел на экран, на котором не было ничего кроме часов и трёх иконок, пока он не погас. Ему нужно было ответить Тейту. Тот час назад прислал ему сообщение – видимо, узнал о нападении от приехавшего домой Дэвида или от кого-то из охраны. «Почему ты до сих пор не уехал отсюда?» Слова были не столько тревожными, сколько требовательными. Наверное, только Тейт из всех его знакомых мог выразить свою заботу так. Джордан отчётливо представлял себе, с каким выражением лица, с какими интонациями, с каким злым и тревожным блеском в глазах Тейт бы это говорил. Джордан не знал, как ответить. Это была слишком долгая история… На самом деле, он хотел бы сейчас рассказать её ему. Если бы Тейт был сейчас здесь, если бы они были вдвоём, он бы рассказал. Джордан хотел бы быть сейчас с ним. И от этого было ещё тяжелее думать о том, что он сейчас с другим. Он не испытывал явной, сильной ревности, скорее, неприятное беспокойство; гораздо больше его мучило то, что он не мог помочь Тейту. Он мог только догадываться, насколько тому было плохо. Тейт не жаловался и старался казаться сильнее, чем был, так что Джордану часто хотелось просто остановить его, сказать, что он ничего и никому не должен доказывать. Хотя бы потому, что Тейт и без того был сильным. Странно, что Дэвид этого не понимал. Разве что на каком-то очень глубоком, им самим не осознаваемом уровне – когда просил его поговорить с Тейтом, принудить к чему-то или вернуть, словно чувствовал, что сам не справится. Это было то, что насторожило Джордана в одну из первых встреч с Тейтом и заставило провести с ним беседу: отношениями Ингрэма и Тейта управлял Тейт. Да, он был в роли наёмного работника, который должен был удовлетворять все прихоти клиента, но вёл именно он. Джордан не знал его мотивов и поэтому опасался. У Дэвида был огромный выбор милых, легко просчитываемых и ни на что не претендующих мальчиков, но его угораздило увлечься именно этим. Все эти его мягкие, податливые оболочки скрывали что-то другое внутри, и эта его «неопределённость» казалась Джордану опасной. Тейт был как пуля со стальным сердечником: поверх выверенная, отполированная оболочка и никаких намёков на то, что под ней. Сердечник разрывал мягкий металл изнутри и выходил наружу только при сильном ударе, но вырвавшись, он даже броню прошивал насквозь. Джордану не нужен был такой человек рядом с Ингрэмом. Как ни ужасно, он стал нужен ему рядом с собой. Он набрал наконец ответ на телефоне: «Со мной всё в порядке. Охрана постоянно рядом. Береги себя». Джордан хотел добавить «Я не могу быть рядом с тобой всегда», но потом решил, что в теперешней ситуации это прозвучит слишком пессимистично и беспомощно. Почему я не могу быть с тобой? На этот вопрос была тысяча ответов. Тысяча событий, поступков и причин сплелись в одно. Джордан расслабил непроизвольно напрягшуюся мышцу на бедре, чтобы нога меньше болела. Эта рана была как нельзя не вовремя. Ему нужно было быть в форме, а не… Вдруг накатило то особенное, путанное чувство, которое он называл про себя «чувство-что-можешь-увидеть-в-последний-раз». Он был привычен к нему с самого начала службы в армии, но редко испытывал в последние годы. И вот сейчас, хотя никаких причин не было, ему вдруг показалось, что скоро они с Тейтом расстанутся. Это звучало как избавление и как приговор. А если они на самом деле расстанутся? Если ему всё же придётся уехать? Если Туану повезёт?.. Оставалось одно дело, которого он не сделал. Когда-то он обещал Тейту новую жизнь, и не мог уйти, не исполнив обещания. Джордан поставил напоминание на телефоне, хотя думал, что вряд ли забудет об этом. Ему нужно было передать Тейту документы на другое имя: свободу и возможность начать жить с чистого листа, стереть из прошлого эскорт, Дэвида Ингрэма и Джейка Джордана.***
Ингрэм съел ланч необычно быстро, просто-напросто затолкнул в себя, потому что предстоящая встреча с Нкалой один на один была событием, которое происходило не каждый месяц и даже не каждый год. Этот человек недавно пытался его убить, откровенно его ненавидел и, вполне возможно, согласился на встречу только для того, чтобы докончить начатое. Ингрэм думал, что Нкала сейчас чувствует себя так же: боится, что ему заготовили особо хитрую ловушку. Встречу устроили в частной клинике в Цюрихе. Ингрэм каждый год приезжал туда на пару дней на обследование, и если некоторые пациенты чуть ли не в кабинеты врачей заходили с охраной, то он телохранителей обычно оставлял на входе. Сейчас всё было точно так же: люди Джордана остались внизу, а он получил возможность между ланчем и очередной процедурой переговорить с Нкалой, который лёг в клинику днём раньше. Он приехал в страну под другим именем – якобы для срочного медицинского обследования. Ингрэм посмотрел на часы – до назначенного времени оставалось ещё двадцать минут. Всё зависело от того, насколько убедительным он сможет быть и поверит ли ему Нкала. Они были врагами, но, как ни парадоксально, Нкала был именно тем человеком – достаточно смелым, достаточно беспринципным, достаточно безумным, – чтобы поверить в такой план и согласиться на него. Если он даст согласие, приступать можно было почти сразу же. Пока Нкала решался на встречу, думал, выбирал время, Ингрэм уже успел всё обговорить с Нийкампом. Тому идея не понравилась в самый первый момент, но потом он «втянулся» в процесс. Да и, в конце концов, кто его спрашивал, нравится идея ему лично или нет? Главное, она нравилась его боссам из «АККБ». Ещё бы она не нравилась – она ослабляла «Секьюрити Атлантик» и даже самого Ингрэма, и он осознанно шёл на этот шаг, потому что… Потому что Джордан должен был исчезнуть из жизни его, Клэр и Тейта. Нийкамп звонил ему утром отчитаться по той части работы, которая Ингрэму казалась одной из самых сложных. Нийкамп сумел быстро найти нужных людей и всё устроить, оставалось лишь надеяться, что к тому моменту, как он сам вернётся в Нью-Йорк, часы всё ещё будут в квартире Тейта. Когда он уезжал, они там были. Он специально проверил. У Тейта и Джордана практически не было возможности встретиться, да и Джордану наверняка было не до часов. Сейчас он с Клэр и детьми ненадолго уехал в Новую Зеландию. Они не стали отменять запланированную ещё осенью поездку, тем более она пришлась кстати – после нападения уехать на противоположный конец света было неплохим вариантом. Но всё это ненадолго. Ингрэм не торопил события. Важно было сделать всё не как можно быстрее, а как можно аккуратнее. Иногда он начинал сомневаться в самом себе – вдруг он оттягивал расправу с Джорданом не из осторожности и осмотрительности, а просто потому, что не хотел его смерти?.. Обманывал себя, подсознательно всё ещё цепляясь за дружбу с Джорданом, за веру в него, даже за желание, которое испытывал когда-то. Сомнения не длились долго: он вспоминал то обжигающее унижение, которое испытал, когда нашёл часы. Оно было стократ хуже, чем ревность. Ревность была почти привычным чувством, иногда он намеренно растравлял её, прося своего любовника флиртовать с другими мужчинами; но из этой «борьбы» за ошеломительно красивого и горячего Тейта он всегда выходил победителем. Джордану же он проиграл и не мог этого простить. Как не мог простить вмешательства в дела, контроля над своей жизнью и… превосходства. Ингрэм не осознавал этого много лет, но сейчас… Когда смотришь на кого-то снизу вверх, шея рано или поздно затекает. Ингрэму надоело это ощущение – запрокинутой головы, уставшей шеи. Он не любил держать голову – так. С Нкалой они договорились встретиться в небольшой оранжерее – в холодное время года она превращалась в зимний сад, куда иногда заглядывали пациенты, но летом, когда легко было выйти на прогулку на улицу, пустовала. Нкала уже ждал Ингрэма, сидя в низком плетёном кресле. Наверное, пришёл сюда за час, чтобы убедиться, что за бугенвиллеей не притаился наёмный убийца. Ингрэм не стал протягивать ему руку, он просто опустился в кресло напротив и поздоровался, поблагодарив заодно за то, что Нкала согласился на встречу. Нкале было полезно побывать в клинике – вид у него был нездоровый. Глаза под нависшими веками были красными, как после нескольких дней без сна. На сероватой коже заметнее обычного проступали пигментные пятна. – Я не собираюсь говорить с вами о контрактах и «Меркью», – сразу приступил к делу Ингрэм. – У меня к вам дело особого характера, я бы даже сказал, личного. Это касается Туана Татенды. Я знаю, что вы хотите от него избавиться, только не знаете как. Вы даже самым преданным вашим людям не рискнёте сказать, что недовольны тем, что выбрали его. Нкала сидел с таким безразличным и пустым взглядом, что Ингрэм засомневался, понимает ли он его слова. Они говорили на французском, для обоих неродном языке. – То, что я предлагаю, никак не изменит наших прочих… взаимоотношений, – так и не дождавшись никакой реакции, заговорил Ингрэм. – Я не предлагаю дружбу или хотя бы перемирие. Я предлагаю совместный проект. – Я пока не могу понять, о чём речь, но уверен, что такой человек, как вы, не пригласил бы меня ради пустого разговора, – медленно проговорил Нкала. – Что вы предлагаете? – Сначала скажите, правильно ли я понимаю всё насчёт малыша Туана? Вы радуетесь на публику, но на самом деле не хотите, чтобы он стал преемником. – Есть люди, которые подошли бы больше, – Нкала согласно кивнул круглой тяжёлой головой. – Вы сами? – Ингрэм приподнял бровь. – Если бы это было возможно, – улыбнулся Нкала, – я уже был бы нго. Им не может стать любой. – Улыбка быстро сошла с его лица, словно ей там было непривычно и неуютно. – Вы хотите решить эту проблему за меня, так? Я выведу вас на Туана, и ваши люди его уберут. Вы решаете мою проблему и одновременно спасаете Джордана. Это вы хотите предложить? – Близко, но не совсем. У меня есть ещё вопрос: если Туана убьют или схватят, вместо него приедет кто-то другой? – Да, приедет. Мы не отступимся. Я не должен был выпускать этого человека из тюрьмы. Джордан должен был сгнить там. Теперь многие думают, что он вообще не человек. Поэтому мне нужна его жизнь, и вы не выторгуете её у меня, господин Ингрэм. – Очень маловероятно, что ваш новый Татенда сможет его убить. – Я это понимаю, но даже у этого есть светлая сторона – Джордан может убить Туана, и я получу ещё один шанс сделать нго того, кто мне удобен. – Моё предложение даже лучше, – Ингрэму тяжело было выдохнуть, потому что это был момент, за которым уже не будет возврата. – Я устрою всё так, что Туан убьёт Джордана, а потом погибнет сам – при задержании или уже в тюрьме. Сведите меня с Туаном. Тайно, чтобы никто не узнал. Это всё, что от вас требуется. Нкала долго молчал, глядя на Ингрэма из-под нависших век. Он ритмично покачивал головой вперёд и назад, думая. – В чём выгода вам? – спросил он всё с тем же каменно-безразличным выражением на лице. – Я оказался в ситуации сходной с вашей. Я не могу просто заказать убийство человека, который мне мешает. Вы не можете этого сделать, потому что ваш народ считает его жизнь священной. А я не могу, потому что он муж моей сестры и отец ребёнка, который станет моим наследником. Даже малейшее подозрение, что я за этим стоял, может разрушить мою жизнь. Я говорю сейчас не про суд, который всё равно ничего не докажет, а про семью, которой не нужны доказательства. – Да, в этом мы схожи, – проговорил Нкала после долгой паузы. – Я могу найти людей, которые уберут Джордана чисто, без опасных улик. Но убийц будут искать, полиция начнёт изучать версии и большинство из них будет вести если не ко мне, то к моему бизнесу. Мне нужен убийца с хорошим и понятным мотивом. Туан подходит идеально. Ни у кого не возникнет вопросов. К вам тоже: Туан погибнет героем и мучеником, в его смерти будут виноваты злые американцы. Нкала снова начал покачиваться в кресле, прикрыв глаза. Уголки его губ подрагивали, как будто он хотел улыбнуться, но не мог.***
Сообщение от Джордана пришло через пять минут после того, как Тейт вышел из самолёта. Значит, Джордан присматривал за ним даже находясь на противоположном конце земного шара. Тейт не мог сказать, нравится ему это или нет. Скорее, нет. Его почему-то быстро перестало напрягать то, что охрана всегда знает, где он, но если об этом знал его любовник, становилось не по себе. Джордан написал ему проверить шкафчик. Тейт собирался на тренировку только завтра, но теперь понимал, что не успокоится, пока не узнает, что там. Он решил, что забежит в старый банк из офиса, сразу как закончит все дела по работе. Из-за этих дел он вчера пережил пару неприятных моментов с Дэвидом. Тот уже больше недели оставался в Швейцарии, сначала по делам в Цуге, потом ненадолго в клинике в Цюрихе, а потом опять занялся какими-то контрактами. Ингрэм попросил Тейта приехать к нему, и причин отказываться не было. Тейт приехал на четыре дня, но когда они подошли к концу, Ингрэм сказал, что Тейту незачем возвращаться домой сейчас и лучше будет потом вылететь вместе. Тейту почему-то казалось, что Ингрэм просто не хочет отпускать его то ли от себя, то ли в Нью-Йорк. Проблема была в том, что ему нужно было вернуться, потому что на работе наступили тяжёлые времена: стало ясно, что несмотря на дополнительные шестьдесят шесть миллионов, которые выделили в феврале, запустить Линию Второй авеню к новому году они не успеют. Напрямую эти вопросы Тейта не касались – работа стопорилась в основном из-за того, что подрядчики не могли работать быстрее. Иногда у них банально не хватало людей. Но на руководство выше, на людей уровня директора по строительству или членов исполнительного совета, давили. Им постоянно приходилось отчитываться перед мэром, журналистами, министерством транспорта, они в свою очередь трясли своих подчинённых, те своих, и в итоге волна докатывалась и до мелкой сошки вроде Тейта. Он вместе с коллегами должен был подсчитать, сколько они ещё могут заплатить ничего не делавшим подрядчикам, чтобы пустить тестовые поезда хотя бы в ноябре. Общая напряжённость подогревалась ещё и истериками в прессе, когда очередной репортёр, не знавший, чем заполнить колонку, которую сдавать через два часа, писал: «Я шёл воскресным утром мимо новой станции на Восемьдесят шестой улице, и – о ужас! – там не велись работы!» Команда Тейта срочно готовила для руководства, закупок и других отделов цифры, и Тейт не собирался опять звонить Корбину, чья карьера сейчас висела на волоске, и извиняться, что по личным причинам не сможет приехать на работу. Это исключалось. Он притащился бы в офис даже если бы отравился и заболел гриппом одновременно. Если бы он и остался дома, то только по действительно важной причине, а не потому, что Ингрэму было скучновато в Цуге. Поэтому он сказал, что возвращается в Нью-Йорк. Ингрэм начал настаивать, они поспорили. Тейт не уступал и в итоге добился своего: Ингрэм бросил ему озлобленное «делай как хочешь, убивайся дальше за гроши». Тейт понял, что Ингрэм сдастся, даже до того, как тот это сказал. Ингрэм не мог его заставить, он не знал, как это сделать. Конечно, у него был старый верный рычаг: работа в эскорте, – но Тейт понимал, что Ингрэм не станет пользоваться им из-за дурацкого спора о двух лишних днях в Цюрихе. Он может пригрозить, но не станет ничего предпринимать из-за такой ерунды – потому что оно того не стоит и потому что тогда он потеряет своё единственное средство контроля. Оно было одноразовым инструментом. Давало власть только до, но теряло её после. Тейт гадал, что в такой ситуации сделал бы Джордан. Будь он сейчас рядом, возможно, Ингрэм поступил бы так же, как в предыдущие разы: попросил его приструнить взбрыкнувшего любовника. Джордан, когда ему ставили задачу, не церемонился. Тейт думал, что он просто отобрал бы паспорт, пообещав вернуть через два дня. Или пообещал бы сломать руку. Но если бы это не было задачей, если бы он действительно был на месте Ингрэма, человека, который хочет настоять на своём в споре с партнёром? У Тейта не получалось представить Джордана, запрещающего что-то просто так, из прихоти… Если бы Джордан считал, что Тейту не стоит ехать в Нью-Йорк, потому что это опасно, он бы без церемоний забрал документы или запер бы в квартире – поступил бы точно так же, как тогда в Кавамбе с наручниками, – но сам по себе он не пытался распоряжаться чьей-то жизнью. Хотя мог. Ему было тяжело сопротивляться, даже без ломания рук и прочего. И Тейта бросало в дрожь от того, что он мог не подчиниться, что Джордан его просил и не хотел причинять боль. Как будто что-то в нём, Тейте, останавливало человека, которого практически ничто не могло остановить. В раздевалке Тейт обыскал весь шкаф и все вещи, но сначала ничего не нашёл. Потом он догадался приподнять дно ящика, просунув пальцы в узкую щель между ним и тянувшейся вдоль шкафов скамьёй. К обратной стороне скотчем был прикреплен пластиковый конверт. Тейт не стал открывать его здесь и сунул в карман ноутбучной сумки. На пути домой, пока стоял на светофоре, Тейт открыл конверт. В нём лежали водительские права, паспорт, карта социального страхования, форма W-9 и ещё несколько документов с фотографиями Тейта и другим именем. Тейт в первые минуты не знал, что и думать. Наступило что-то вроде ступора. Джордан несколько месяцев назад сказал, что сделал ему документы на другое имя. Как выяснилось потом в одном из разговоров, у Джордана были контакты с кем-то из бывших сослуживцев. Выдача второго комплекта документов для операторов спецподразделений и членов их семей была делом если не обычным, то и не редким. Имена и лица сотрудников спецназа были засекречены, но случалось, что фамилию меняли просто для страховки, потому что желающих отомстить им было множество, и иногда это были очень влиятельные люди. Тейт думал, что изготовление такого комплекта «на сторону», со внесением информации во все базы данных, должно было стоить безумных денег. Но он думал не о расходах, а о том, почему Джордан отдал документы сейчас. На всякий случай – если всё же Туан Татенда его достанет? Тейт не хотел об этом думать. Он пытался успокаивать себя тем, что Джордан был профессионалом, находился в своей стране в окружении охраны, а Туан был здесь никем, но это не помогало. Тейт больше не верил в неуязвимость Джордана.***
Тейт с остервенением палил в мишень. Он думал, что это поможет – парням в фильмах часто помогало – но избавиться от напряжения и злости не удавалось. Дело было не в злости, а в страхе. Джордан вместе с семьей был сейчас в Швейцарии, откуда недавно приехал Ингрэм. – Сегодня хуже обычного, – сказал инструктор, который записывал результаты на листок. – Думаю о своём, – ответил Тейт, снимая наушники. Он пошёл от рубежей к противоположному концу полигона, где охрана собиралась стрелять из машины на ходу. Судя по тому, что шума мотора не было слышно, они ещё не начали. Тейт видел это уже не раз, но он шёл не посмотреть, а найти Ортиса. Тот должен был что-нибудь знать о Туане и о планах Джордана. Впереди хрипло, неровно заревел мотор, и тут же смолк. Потом послышались хлопки выстрелов. С того места уже было видно машину, старый пикап, и маленькую группку зрителей. Тейту всё это было знакомо: сначала стреляли через лобовое стекло. Триплекс не раскалывался и не разлетался, и можно было проверить, насколько сильно «гуляла» при стрельбе рука. Тейт подошёл к площадке, когда Ортис пересчитывал отверстия в стекле. – …сколько успеем, – расслышал Тейт лишь конец фразы. – Шестнадцать отверстий. Плохо. – Ортис, десять из восемнадцати – это вообще нереально, – пробормотал незнакомый Тейту охранник. – Так ровно ствол не удержать! – Спорим? – ухмыльнулся Ортис. – У меня и восемь было. Охранник спорить не стал. Ортис перешёл левее и пересчитал пулевые отверстия в другой половине стекла. – Ты пишешь? – спросил он Картера, который заполнял бумажки. – Двенадцать отверстий. Так себе. Но сегодня это лучший результат. В прошлый раз было у кого-то девять. – У меня, – буркнул Картер. – А Джордан сам-то во сколько укладывается? – спросил охранник с шестнадцатью. – Не знаю. У него очень маленький разброс при выстреле. Получается одно большое отверстие, не пересчитаешь. Так, поехали, что ли? – Ортис осмотрел группу, решая, кого выбрать. – Картер, ты точно идёшь. Потом… Он не договорил, потому что зазвонил телефон. – Уже всё? Точно не пропустили… – Его лицо вдруг изменилось: глаза посерьёзнели, ноздри расширились, по скулам заходили желваки. Он выслушал несколько фраз, а потом сказал: – Звоните в полицию. И уходите оттуда немедленно. Проверьте соседние дома, предупредите всех. Хорошо, я понял. Держите в курсе. Я скоро буду, попробую договориться с ними. Ортис выдохнул. – Возвращаемся. Янг проверял летний дом… Гаражные двери заминированы. Все.***
Тейта, разумеется, сразу же увезли домой и сказали сидеть там и не высовываться. Ингрэм долго не возвращался из офиса, и Тейт в одиночестве метался по квартире. За работу сесть не получалось, и он немного расслабился только лишь когда с вопросами позвонил Корбин. Тейт пустился в объяснения, и от сердца немного отлегло. Он сам не понимал, чего так распсиховался, когда узнал о взрывных устройствах: Джордан, Клэр и дети были на другом континенте, им ничего не угрожало. Наверное, дело было в неизвестности. В семь вечера Тейт не выдержал и позвонил Джордану. Если прождать ещё дольше, в Европе будет уже ночь, и он может ничего не узнать до завтрашнего утра. Джордан уверенным, успокаивающим тоном рассказал, что гараж уже разминирован, взрывное устройство отправили экспертам для изучения. – Мне прислали фотографии. Думаю, сможем найти изготовителя. Это своего рода произведение искусства, в Штатах не так много людей, кто может такое сделать. Бомба рассчитана на то, чтобы гарантированно убить человека или двух. Очень мощная, но с маленьким радиусом поражения, с точечным. Их даже пришлось ставить три – у каждой двери. Если бы я вошёл в гараж и бомба взорвалась, в доме бы никто не пострадал. Делал очень крутой спец, и поэтому мы его найдём. Такую бы не рискнули привезти из-за границы, собирали полностью здесь. Это след. – А если бы её не обнаружили? Если бы… Это никакой не след. Это – очередная попытка тебя убить. Джордан ответил не сразу. – Я знаю, что происходит, и очень осторожен. Охрана знает, на что смотреть. – Ты, наверное, не можешь сейчас разговаривать? – спросил Тейт. Ему тяжело было говорить так же спокойно, как Джордану, он еле сдерживался то ли от крика, то ли от банального, беспомощного плача. Слишком много всего за последние месяцы. Слишком много страха. Он душил Тейта и заставлял его голос дрожать от напряжения. – Могу, но не очень долго. Дела. – Я нашёл твой «подарок». Спасибо и… Мне никто не дарил ничего подобного. Целая новая жизнь. Но я не хочу её без тебя. – Это страховка. Не думаю, что тебе она на самом деле потребуется. Так спокойнее мне самому – знать, что у тебя есть запасной вариант. – И «глок», – добавил Тейт. – Да… Тейт чувствовал, что Джордан хотел сказать что-то ещё, но в последнюю секунду передумал. Как он хотел сейчас видеть его, смотреть ему в глаза, вглядываться в их серый, скрытный блеск, ощущать его спокойную, холодную уверенность и тёплую силу… – Я хочу, чтобы ты вернулся… и не хочу, чтобы ты сюда возвращался. – Я приеду в начале следующей недели, – сказал Джордан. – Ты с ума сошёл?! – Я не могу бросить всё и скрываться в другой стране. Год? Два? – Ты ведь можешь решить эту проблему с другой стороны. В Кавамбе. Джордан выдохнул. – Если я трону кого-то из его родни, они начнут охотиться за моей. За Дэвидом в том числе. За тобой. За всеми, кто со мной связан.