***
– Ты рано, – сказал Тейт, когда Ингрэм вошёл в спальню. – Я не… Он замолк, когда увидел, что вслед за Ингрэмом вошли двое телохранителей. – Привет, – ответил Ингрэм. – Хорошо, что ты здесь… Хотя я не знаю, может, было бы лучше остаться в Цюрихе. Тейт вскочил на ноги: – Что они делают?! Один из телохранителей открыл окно на балкон, выглянул, осмотрелся, а потом, вернувшись в комнату, запер дверь и опустил все шторы, включая тяжёлые, что использовались только ночью. Второй скрылся за дверью, ведущей к ванной и гардеробной – видимо, проверял окна там. – Что происходит? – Тейт вдруг подумал, что охрана могла начать осматривать ещё что-то кроме окон и заметить сумку. Глупое предположение, но на пару секунд Тейту сделалось страшно. – В офисе может быть небезопасно, – ответил наконец Ингрэм, тоже внимательно следивший за тем, что делали телохранители. – Лучше побыть дома, пока ситуация не прояснится. – Почему вдруг в офисе стало небезопасно? – Кое-что нашли… – Ингрэм дождался, когда телохранители уйдут, и потом продолжил: – Монк вышел на тех, кто заказал статьи. Какой-то парень передал Киркпатрику деньги, наличкой. Понятно, что он просто исполнитель… – А заказчик? – в животе у Тейта что-то заныло от нестерпимого и пугающего желания узнать наконец, кто за всем этим стоял. – Выясняем, ждём. Рано или поздно он с кем-то свяжется. – Но при чём здесь твоя безопасность? – Пока того парня не было дома, люди Монка аккуратно порылись в его вещах. Там была карточка для входа в офис. Не просто в здание, а именно на этажи «Секьюрити Атлантик». – Но они же все подписаны, с именем, с фотографиями! – Бывают не именные. Такие дают стажёрам. Про каждую, конечно, делают запись, кому её выдали, когда была возвращена. Эту выдали в феврале прошлого года стажёру, и он её якобы вернул через пять недель. – Ингрэм говорил быстро и резко, и в его голосе всё заметнее становилось раздражение. – Но карта так и осталась активированной, и неизвестно, кто и когда ею пользовался. Тейт вспоминал, как была организована пропускная система в банке, и ему казалось, что карточка не помогла бы. Охрана всё равно обратила бы внимание, что на этаж пытается попасть незнакомый человек, даже если у него и был пропуск. Разве что, действительно, приняла бы его за одного из новеньких… – Но если за целый год никто не пытался навредить, то зачем так срочно увозить тебя из офиса? – спросил Тейт. – В смысле, я понимаю, но не совсем. У них же явно другие цели – шпионаж, например. Ингрэм распустил узел галстука и рывком сдёрнул его с шеи: – Так положено. Сейчас СБ проверяет, кто входил с картой, – для этого нужно сверять логи с записями камер наблюдения. Они стараются делать это незаметно, чтобы, если крот всё же есть, он не понял, что происходит. Но если его спугнут, то могут быть… последствия. Тейт молча кивнул: служба безопасности опасалась, что их внутреннее расследование может спровоцировать ответные действия, которые могут быть любыми, вплоть до нападения на Ингрэма. – Даже в моей личной охране никто не знает, что случилось, – продолжил Ингрэм. – Придумали для них какой-то предлог. Он бросил пиджак на подлокотник кресла и остановился перед зеркалом. Тейт молча вглядывался в усталый профиль Дэвида и пытался понять, кто перед ним… Клэр сказала, что чем выше поднимается человек, тем меньше людей остаётся рядом. Ингрэм в каком-то извращённом смысле перерос остальных, преодолел слабости и привязанности, сохранив лишь направление и цель. Тейт не льстил себе, он не был последней слабостью этого человека. Он был нужен Ингрэму – как отдушина, как полезный и приятный предмет обстановки, но если он увидит в нём угрозу, то разделается так же, как с любым другим неугодным. Надо было бежать. Бежать как можно скорее. Ингрэм отвёл наконец свой тяжёлый, подозрительный взгляд от зеркала и повернулся к Тейту. Тот похолодел от иррационального и неуправляемого, почти животного ужаса. Ингрэм не был виновен в смерти Клэр, Блэйка и Джордана – он всего лишь её «простил», – но почему-то именно это вызывало в Тейте невыносимое отвращение и настоящий, почти панический страх. Тейт чувствовал, что должен что-то сказать, но мысли перепуганно метались в голове, и слов не находилось. Тело было напряжено так, словно Ингрэм был диким зверем, который набросится, стоит сделать неверное движение. – Может, тебе лучше уехать? – выдавил наконец Тейт. – Пока всё не настолько серьёзно, и если мы будем слишком… – Ингрэм подошёл к Тейту ближе. – Ничего ужасного не произошло, – сказал он успокаивающим тоном, видимо, заметив, страх на лице Тейта. – Это не рядовая ситуация, но и не критическая. Всё будет хорошо. – Да, я просто… Знаешь… Никак не могу к этому привыкнуть. И ещё переживаю за тебя. – Тейт чувствовал, как ледяные пальцы, перехватившие его горло, разжимаются. Страх отступал. – Даже если на самом деле ничего серьёзного и не случилось, тебе само по себе волнение может навредить. – Со мной всё не настолько плохо, – улыбнулся Ингрэм. Тейт не понимал, как Ингрэм мог ему верить, не замечать шаблонности и неискренности фраз, скованности тона.***
К тому времени, как они сели ужинать, Тейт взял себя в руки. Он порасспрашивал Ингрэма о том, что там с расследованием, но тот промычал что-то неопределённое – это значило, что новости были, просто Ингрэм пока не хотел говорить. Но раз он спокойно ел свою рыбу, то значит, всё было в относительном порядке. – И долго тебе нельзя будет вернуться в офис? – спросил Тейт. – На этой неделе уже не вернусь. – Я спрашиваю, потому что собирался завтра поехать в Хановер. Не буду мешать тебе работать. – Ты мне не мешаешь, – Ингрэм даже не поднял глаз от тарелки, сказал как бы между прочим. – Я не виделся с ними после того, как… После статьи. – И как они? – Ингрэм наконец посмотрел на него. – Ты говорил, что дед прислал тебе письмо, и оно было… м-м-м… – Неприятным, – закончил Тейт. Письмо было вежливым, холодным и да, очень неприятным. Тейт трусливо не отвечал на звонки, и поэтому дед ему написал. Тейт не сразу смог написать ответ, но потом, пока жил в Швейцарии, махом набрал письмо и отправил. Потом они ещё обменивались письмами, медленно, без спешки, отвечая через два-три дня, не раньше, чтобы было время притушить эмоции и обдумать каждое слово. – Оно было неприятным, но честным, – добавил Тейт. – Он прав – у меня нет и не может быть оправданий. Но я и не обязан за него оправдываться. Я навредил своей семье, и мне жаль, только этого по-настоящему жаль. Но этого не должно было произойти, и если бы… – Тейт подумал, что об этом лучше не говорить. – Если бы не я, то никто бы не узнал, так? – уголок рта Ингрэма язвительно ушёл вниз. – Я этого не говорил. А насчёт завтра… – Тейт не собирался оставлять эту тему. – Мне надо поехать к родным. Если разговор пройдёт не очень, я завтра же и вернусь, ну или переночую и вернусь. Если всё наладится, то останусь у них на выходные. Вернее, я не хочу там оставаться – там все друг друга знают, на меня пальцами показывать будут. Съездим куда-нибудь. Тейт подумал, что если Ингрэм будет до понедельника думать, что он гостит у родных, то это даст хорошую фору. За три дня он может оказаться на другом конце света, в месте, где Ингрэму или Монку никогда не придёт в голову искать. – Сейчас не самый удачный момент для поездок, – предупреждающе сказал Ингрэм. Он явно не хотел отказывать прямо, и надеялся, что Тейт подыграет. У Тейта всё внутри похолодело. – А может, наоборот, будет лучше, если я не буду крутиться здесь? Я всё же хочу поехать, хотя бы на день. Я уже пообещал. И, если честно, я не думаю, что интересен кому-то из твоих конкурентов. Они уже выжали из моего постыдного прошлого всё, что можно. Ингрэм приложил салфетку к губам. Его движения были искусственно замедленными. – Давай подождём до завтра, – сказал он. Слова тоже были медленными. Тейт чувствовал, как внутри него опять набухает страх. Неужели Ингрэм что-то заподозрил? И что ему делать? Настаивать дальше? Или на всякий случай отступиться? Ингрэм не может держать его при себе вечно! Но даже несколько дней, даже одна эта ночь – как пытка… Он её вынесет. Он вынес худшее, когда Джордан попросил его вернуться к Дэвиду, и когда узнал, что Джордан мёртв. Он вынесет, вытерпит эти три дня, или четыре, или сколько угодно. Потому что выдать себя сейчас, перед самым побегом – верх глупости. Но в нём поднималось что-то неуправляемое. Желание бросить все обвинения в лицо. Тейту казалось, что если Ингрэм попытается его коснуться, он не сможет сдержаться и оттолкнёт его. – Ладно, давай подождём, – сказал он как можно более равнодушным тоном. – Если что, съезжу на следующей неделе. Я всё равно ничем не занят. Кстати, я теперь насовсем без работы или ты потом вернёшь меня? – Может, к концу лета. Мы пока ещё не выяснили… – Ингрэм посмотрел на загоревшийся экран телефона. – Секунду. Тейт сидел достаточно близко, чтобы рассмотреть, кто звонил: это был Монк. Ингрэм слушал не перебивая минуты две, а у Тейта сердце стучало громко и часто даже не от предчувствия плохого, а от понимания, что что-то плохое уже случилось. И он почему-то чувствовал уже не страх, а раздражение и злость, переходящие в бешенство. Почему всё это должно было случиться в этот день? Не вчера, не завтра, а именно сегодня?! Какого чёрта?! – Я понял, – сказал Ингрэм. – Мне нужно три минуты. Они у нас есть? С Тейта не сошла ещё злость, и одновременно он был растерян: – Что там? – спросил он изменившимся голосом. – Мне нужно подумать, – Ингрэм слепо глядел перед собой. – Выйди, пожалуйста. – Что? – Выйди! – громче повторил Ингрэм. – Дай мне подумать. Тейт поднялся из-за стола и вышел. Закрыв за собой дверь, он замер, прислушиваясь. Ингрэм сначала ходил по столовой от окна к дальней двери, но потом снова сел за стол. О чём он думал? Всё оказалось серьёзнее, чем Монк предполагал? Но если так, Ингрэму придётся уехать из города, и он, скорее всего, потребует, чтобы Тейт оставался всё это время с ним, ради своей же безопасности? Тейт думал, что, может быть, ему и стоило бы оставаться рядом с Ингрэмом в опасной ситуации. Джордан сказал ему, что это самое безопасное место. Но тогда, не теперь… Ингрэм говорил по телефону, но очень кратко, и хотя Тейт слышал почти каждое слово, всё равно не мог понять, о чём шла речь: – Я знаю, что момент неидеальный, но надо сделать это сейчас. Мы оттягивали бесконечно. Главное – позаботьтесь об остальных, потому что… Вы в курсе. Ещё раз повторю – полный охват, все до единого. Если вы упустите хотя бы одного… Да, это так и остаётся. Это главное требование. По времени уточнили? Десять часов? Значит, будем рассчитывать на пятнадцать, всегда так. Сколько? Нет, это вполне… приемлемо. Не было похоже, что Ингрэму грозила опасность. – Другие варианты? Хм… Да, это я понимаю… – Тейт слышал недовольство в голосе Ингрэма. – И как скоро? Уже? Так быстро… Они в курсе? Наступила недолгая тишина, а потом Ингрэм позвал: – Тейт! Давай закончим ужин. Я знаю, что ты там… Тейт вошёл в столовую, посмотрел на свою тарелку, на ещё закрытые клошами блюда… Еда была последним, что заботило его сейчас. Он вряд ли смог бы проглотить хотя бы кусок. – Я не хочу есть. Лучше скажи, что случилось, – Тейт опёрся руками о спинку стула. Ингрэм отодвинул тарелку и встал из-за стола: – Нам нужно будет уехать, уже через полчаса. Вернёмся завтра днём, в худшем случае, к вечеру. – Нам?! – Тейт не смог скрыть враждебности. Он едва не скрипел зубами от досады. – Куда и зачем? – Некоторое время здесь будет опасно находиться. Мы поедем в старый банк. Много вещей не потребуется. Тейта захлестнуло страхом, и по спине пробежал озноб. Только не сейчас, не сегодня! Он не позволит снова запереть себя там. Он с трудом подавил раздражение и спросил: – Это как-то связано с тем делом? Думаешь, они нападут? – Да, связано, но… Они, конечно, могут напасть, но вообще напасть решил я. – Что? – После обыска прояснились ещё кое-какие детали, и мы теперь знаем, кто подталкивал Киркпатрика. Этот человек… – Ингрэм как будто с трудом подбирал слова, и лицо его не выражало ничего хорошего. – Он как крыса в подвале, то одно отгрызет, то другое подпортит. Этот вопрос давно надо было закрыть. – И как ты собираешься его закрыть? – Тейт прекрасно понимал как, и не чувствовал ничего, кроме холодного, почти безразличного отвращения и усталости. Он думал, что если бы Ингрэм сказал, что собирается перебить всё население Манхэттена, он и тогда бы не удивился. Не только в Ингрэме, в нём самом что-то отмерло и заледенело; чувств уже не было, никаких. Он только твердил про себя: «Вытерпи этот день. Просто вытерпи – и будешь свободен. Всего одна ночь и один день».***
До того, как охрана сообщила, что машины ждут внизу, Ингрэм даже успел просмотреть кое-что из файлов, присланных Монком. Не до конца: нервы были слишком взвинчены, словно по ним бежал ток, и ноутбук пришлось отложить. Ингрэм проверил ещё раз, не забыл ли он таблетки. Он уезжал не в глухой лес, а всего лишь на половину суток оставался в здании банка, но ему было спокойнее, когда таблеток было много, на несколько дней. Монк сказал, что его люди будут на местах через восемь часов, а через десять дело будет окончено. План был разработан ещё Джорданом; созданная им сеть осведомителей следила за перемещениями людей Фабера; он проработал всю операцию и несколько вариантов развития событий. Монку лишь оставалось выбрать подходящие и скорректировать с учётом обстоятельств. Единственное, в чём Джордан ошибся, – решил не устраивать резню. Это надо было сделать давно. Если бы Ингрэм сразу так поступил, возможно, всё сложилось бы иначе. Даже для Клэр и Блейка. Ингрэм пока не понял, как Фабер планировал использовать Киркпатрика – и откуда он вообще смог узнать про прошлое Тейта, – но и это он уже проходил. В прошлый раз они тоже не сразу поняли, зачем Кардоза встречался с Татендой и почему Фабер так часто ездил в Китай. Ингрэм думал, что не сильно огорчится, даже если никогда не узнает, что за план был у Фабера. Он собирался прикончить эту крысу прямо в его грязном подвале до того, как план разовьётся во что-то по-настоящему опасное. Ингрэм много думал о том, кто мог направлять Киркпатрика, но именно Фабер не приходил ему в голову. Он, конечно, вспоминал о нём как об одном из старых врагов, но это было непохоже на него. Слишком сложно. Он не верил, что Фабер и его помощник могли такое срежиссировать. Он их недооценил. За Киркпатриком следили уже несколько недель, и обратили внимание на встречи с подозрительным мужчиной; оба раза проследить за ним смогли только до подземки, на станции он терялся. Вчера он снова встретился с Киркпатриком, но был на своей машине, и за ним проследили до дома в пригороде, где он жил. Когда на следующий день он уехал по своим делам, дом обыскали и нашли карточку для входа в офис «Атлантик Секьюрити». К вечеру сумели взломать почтовый аккаунт, и в контактах нашли адреса и номера людей, которые работали на Фабера, в том числе, номера Кардозы, один известный и пару таких, о которых не знали. Всё стало ясно. Ситуации требовали ответа, и та, и другая. Фабера стоило убить дважды: за то, что подстроил скандал с эскортом и заслал своих шпионов в банк, и просто чтобы не дать ему напасть первым. А вероятность, что они нападут, была высока: как только Фабер и Кардоза поймут, что их разоблачили, им придётся что-то предпринять. Они должны будут или спрятаться – и потом скрываться годами, – или рискнуть и напасть сами. Монк склонялся к тому, что будь Джордан жив, они предпочли бы сбежать, но после его смерти службу безопасности Ингрэма считали не такой эффективной как раньше. Ингрэм не мог не признать, что так оно и было. Фабер мог напасть, и поэтому Ингрэму нужно было укрыться в безопасном месте. Проблема была в том, что таких мест в их распоряжении можно сказать что не было. Офис был скомпрометирован, дом тоже, и был высок риск, что Фабер получил доступ к файлам СБ, а значит, очень много знал про маршруты, расстановку людей, протоколы эвакуации и многие другие вещи. И даже если нет – перемещаться всегда было опаснее, чем находиться в защищённом месте. Монк, когда позвонил, чтобы объяснить ситуацию, намекнул на старый банк. И это в их ситуации был идеальный вариант: про помещения под сейфовыми комнатами даже в службе безопасности знали единицы, ни в каких записях и протоколах они не фигурировали. Люди, которые работали в старом здании «Атлантик Секьюрити», и те не знали что находится внизу. Нижние хранилища уже несколько десятилетий не использовались по назначению, и у персонала не было туда доступа. Там даже замки оставили механическими – и поэтому охранная система здания их не контролировала и не знала о них. Как бы далеко ни проник человек Фабера, о помещениях на нижнем ярусе банка и выходе в тоннели подземки он не мог узнать. Он мог понять по некоторым из протоколов, что секретное место было, но, как говорил Джордан, в документах не было ни единого намёка на то, где именно оно находится. Когда Монк сказал, что до разрешения ситуации ему нужно оставаться в старом банке, Ингрэм, как ни не любил это место, даже не подумал возразить. Но это очень не понравилось Тейту. Кто спорит, приятного в сидении в подвале было мало, но Тейт выглядел едва ли не рассерженным. Ингрэм не удивился бы, если бы тот боялся, но как раз страха в его взгляде не было. Там были недовольство и злость, словно… Словно дело было вовсе не в опасности, а в том, что нужно было поехать в банк. Да, из-за этого теперь уже точно срывалась поездка в Хановер, и всё же… Даже когда Ингрэм сказал, что приказал убить Фабера и его людей, Тейт не особенно изменился в лице, только чуть приподнял брови. Если подумать, он весь день вёл себя так: словно не понимая смысла слов и прислушиваясь на самом деле к чему-то иному, к шёпоту внутри. С Тейтом часто такое бывало в последние месяцы, и Ингрэм, как ни было это унизительно, ревновал Тейта к тому, что было в его мыслях, притягательное и неистребимое… Он не мог проникнуть туда, где за почти искренней заботой и равнодушной покорностью скрывался настоящий Тейт, человек, которого он, может быть, и не хотел бы знать… После прошлой осени Ингрэму всё чаще казалось, что Тейт наконец принадлежит ему, что он свыкся и смирился, признал положение вещей и понял его преимущества, что он привязал его к себе если не чувствами, то самой жизнью, тысячами маленьких действий, привычек, мелочей и потребностей, из которых и складывается настоящая, обычная жизнь. Привязал к себе и отрезал от всего другого. Это было успокаивающее чувство – до того момента, пока Тейт не начинал вести себя так. И это было даже хуже, чем язвительные замечания, которые Тейт время от времени отпускал, словно напоминая самому себе, что ему пришлось подчиниться. Язвительные замечания говорили о его, Дэвида, победе; когда же сквозь внешнюю безмятежность проступало это ненавистное, упрямое нечто, он понимал, что победа была неполной… Ингрэм думал, что когда-нибудь он доберётся и до того, что Тейт так старательно прятал, и оно хрустнет под его пальцами, как скорлупа. И вот тогда он будет наконец спокоен. Сегодня Тейт опять отвечал и действовал механически, притворно… Пока Ингрэм не сказал, что надо будет поехать в банк. Интересно. Подумав о банке, Ингрэм вспомнил про ещё одну вещь. Ключи от дверей на нижних ярусах хранились и в банке тоже, но проще было взять свой комплект. Ингрэм открыл стенной сейф, и вынул оттуда плоскую деревянную шкатулку, где хранилось несколько ключей, которые он считал важными, в том числе, от дверей хранилищ в старом здании «Атлантик Секьюрити». Эти ключи были самыми крупными, длиной больше, чем с пол-ладони, и похожими друг на друга, но каждый из трех был по-разному и очень хитро вырезан. Ингрэм сунул их в карман пиджака – они сразу же оттянули его, – и поставил шкатулку на полку. На полке выше лежали документы Тейта. Ингрэм никогда особенно не вглядывался, что там было: точно паспорт, который Тейт должен был после возвращения из Швейцарии вернуть на место – но не вернул, – какие-то договоры и сертификаты, разрешение на хранение оружия, ещё что-то. Он не мог сказать, что именно исчезло, но стопка стала заметно тоньше, а сверху лежали сертификаты на акции «Меркью», как будто специально на виду. В груди у Ингрэма зашевелилось беспокойство. Он захлопнул дверцу и прислушался: Тейт сразу, как узнал про отъезд, поднялся наверх и теперь что-то делал то ли в ванной, то ли в гардеробной. Наверное, собирал вещи… Услышав его шаги, Ингрэм вернулся к окну. Тейт вошёл с ноутбучной сумкой в руках. – Пойдём, – сказал Ингрэм. – Машины уже внизу. Тейт машинально кивнул, даже не взглянув на Ингрэма. В лифт вместе с ними вошли два телохранителя, Тейт и их будто не замечал. Он прислонился к стене – тело было напряжено, голова вскинута, пальцы крепко сжимали ручку сумки, – и глядел на закрывающиеся створки всё с тем же сосредоточенным и отсутствующим видом. Ингрэм смотрел на него, не мог отвести глаз от этого почти непристойно красивого лица, и в нём, как змеи в гнезде, сплетались подозрение, досада и злое возбуждение. Механизм лифта давно заменили, но старинный медный указатель этажей оставили. Он выглядел как антикварные часы, и стрелка двигалась от этажа к этажу несмотря на то, что выйти на них было невозможно. Ингрэм понял, что Тейт смотрит вовсе не на двери, а на стрелку указателя над ними. Она сдвинулась на тройку. Им нужно было на подземную парковку, в отличие от современных указателей, на этом она обозначалась буквой B. Когда стрелка скользнула на двойку, Тейт вдруг выпрямился и чуть вытянулся вперёд, словно хотел протянуть руку и нажать, чтобы лифт остановился на первом этаже. Он так ничего и не сделал. Ингрэм подумал, что надо будет незаметно сказать охране, чтобы лучше за ним следили. В тот момент, на двойке, Ингрэму показалось, что Тейт и правда нажмёт кнопку и попытается сбежать. Он бы не смог – и у лифта, и в самом вестибюле стояла ещё охрана. Но сама попытка и то, что из сейфа, кажется, пропали кое-какие бумаги, настораживало. До банка они доехали быстро, и Тейт всю дорогу молчал. Ингрэму было не до него, он переписывался по работе, но один раз всё же спросил: «Что с тобой такое сегодня?» Лицо Тейта дрогнуло, словно ему трудно было говорить: – Меня везут в какой-то подвал, потому что ты приказал убить человека… людей. А так – ничего. – Не забывай, что сделали эти люди, в том числе тебе. Тейт молча отвернулся к окну. Ингрэму казалось, что он даже сел так, чтобы оказаться от него подальше. Ингрэм понял, что за всеми этими делами, за поиском невидимого врага, за борьбой с собственным ослабшим и бесполезным телом он не заметил, что Тейт… Даже не отдаляется, нет – выходит из-под контроля. Он не знает, как удержать его, если тот захочет уйти, потому что Тейт стал другим. Как будто бы взрослее. Как будто бы у него появилась цель. Ингрэм не заблуждался на его счёт – если отбросить то, что на Тейта пришлось надавить, он оставался с ним просто потому, что у него не было ничего другого. Никаких особенных целей и стремлений, а если они были, то гораздо легче их было достигнуть с поддержкой влиятельного и надёжного партнёра. Но сейчас в Тейте всё заметнее говорило это «своё». Он с отвращением и злостью – и с ревностью – вспомнил, что раньше просил Джордана вправить Тейту мозги, когда тот решал, что хочет самостоятельной жизни. Он понятия не имел, как Джордан добивался своего – и сейчас, зная всю правду об этих двоих, не хотел знать. Понятно, что Джордан угрожал, но чем и, главное, как? Ингрэм понимал, что это была не прямая угроза: или ты идёшь в койку с Ингрэмом, или тебе прострелят ногу. Даже шантаж работой в эскорте нельзя было использовать прямо, он мало отличался от физического насилия. Это явно была какая-то более тонкая манипуляция, не угроза, а убеждение, которое заставляло Тейта не просто смириться и лечь в койку, а жить иначе. Омерзительная, тошнотворная ярость поднималась внутри, и сердце зашлось в стуке, безболезненном и ровном, но всё равно пугающем. Он должен думать не о Тейте, а о других, гораздо более важных вещах, так почему же?.. Ингрэм всё же набрал сообщение Монку. Тот наверняка удивится. Они чуть ли не войну начинают, десятки жизней и огромный бизнес на кону, и вдруг такой приказ. Но Ингрэм не мог вытерпеть неведения. Оно было просто-напросто невыносимо. Машины подъехали к боковому входу. Тейт послушно шёл рядом с Ингрэмом, когда их провели по коридору в маленькую комнату, где не было ничего, кроме двух кресел и дверей лифта. Он ещё раз проверил телефон перед тем, как войти в лифт. Монк сказал, что ближайшие шесть часов новостей по Фаберу не будет, а о Тейте вряд ли могли что-то сообщить через десять минут, но удержаться было тяжело. На нижнем ярусе они остановились перед массивной решёткой, за которой находились двери хранилища. Двери были монументальными, и даже на демонстративно безразличного Тейта произвели впечатление. Он посмотрел на замок на решётке и покрутил в руках свою карточку: – Я так понимаю, она не сработает. – Не сработает, – кивнул Ингрэм. – Систему замков обновляли последний раз в восьмидесятых, если не раньше. Мы уже ничего здесь не храним. Тейт прикоснулся к хитро вырезанной замочной скважине на решётке. – Настоящий ключ? – Он у меня с собой, но нет. Пока достаточно кода – надо просто крутить, – Ингрэм взялся за гладкую металлическую ручку и повернул её. – Начинаем по часовой. – Он повернул три раза. – Потом против, потом ещё по часовой, и ещё… Замок щёлкнул. – Проходи! Они с Тейтом прошли первыми, четверо телохранителей вслед за ними. Последний закрыл решётку. Последовательность поворотов на двери хранилища была той же самой, что и на решётке, и Ингрэм был уверен, что Тейт уже всё пересчитал. Когда он прокрутил ручку нужное количество раз, то кивнул Данну: чтобы повернуть штурвал, нужно было приложить хорошее усилие. Тяжёлые, мощные ригели ходили внутри двери медленно и неохотно. Открывал створку тоже телохранитель. Свет в хранилище включился автоматически, когда дверь открылась, и металлические стены, стеллажи и ячейки заблестели, отражая свет отполированными поверхностями. Данн не сразу сумел открыть панель, которая маскировала вторую дверь, – даже охрана бывала здесь редко, – но после нажатия в нужные места, панель сдвинулась. За дверью, которая открывалась всё тем же кодом, была лестница вниз. На нижнем этаже находились небольшое хранилище, пара технических помещений, микроскопического размера туалет и ещё две комнаты. Одна для охраны, а другая, получше обставленная, для них с Тейтом. Ингрэм достал бутылку воды из холодильника и начал пить, а Тейт осматривал комнату. Мебели в ней почти не было, а потолок был таким низким, что можно было коснуться его, просто подняв руку над головой. Хотя и работала вентиляция – слышалось постоянное тихое гудение, – всё равно пахло чем-то старым и затхлым. – Да, – признал Ингрэм, – не очень уютно. Но это временное убежище. – Это понятно, – сказал Тейт. – Какой это этаж, получается? Минус четвёртый? А где дверь в подземный ход? – Там, в конце коридора. Ингрэм соврал. На самом деле дверь находилась здесь, в этой комнате: стоявший в углу стеллаж отъезжал в сторону вместе с частью стены. Но Ингрэм думал, что не стоит рассказывать Тейту всё. – Хорошо, что это ненадолго, – Тейт посмотрел на часы на руке. – Мне тяжело здесь находиться. Неприятно. Когда я думаю, что мы так глубоко внизу, заперты… – Мы не заперты, а заперлись, – поправил его Ингрэм. – Можем выйти в любой момент и не делаем этого потому, что сейчас здесь безопаснее. Он не очень-то верил, что Фабер нападёт. Это был слишком смелый и отчаянный шаг. Но если крыса загнана в угол, она бросится и на кошку, и на терьера. Не нужно её недооценивать – один раз он уже совершил эту ошибку. Тейт обошёл всю комнату, посмотрел, что было в холодильнике, а потом сел на диван напротив Ингрэма. Он с полчаса читал что-то на телефоне, а потом снова начал ходить кругами по комнате. – Не знаешь, чем заняться? – Ингрэм переставил ноутбук с коленей на стол. – Есть чем, просто не по себе. Тебе что-нибудь уже писали… про то, как идут дела? – Здесь пока всё спокойно, – Ингрэм поднял глаза к потолку. – А остальное? – у Тейта, видимо, язык не поворачивался прямо сказать про устранение Фабера. – Нужно, как они говорят, «выйти на позицию», а это разные регионы, разные страны. Потребуется несколько часов. Тейт кивнул и подошёл к двери. Он толкнул её, но она не поддалась. – Даже в туалет по коду выходить? – Да. Это для нашей же безопасности. Тут раньше тоже была сейфовая комната, поэтому такая дверь. – Три–четыре–шесть–три–семь–два? – Да, только начинать не по часовой стрелке, а против. Потому что мы открываем изнутри. – Я выйду? Можно? – спросил Тейт со странной неуверенностью. – Конечно, – улыбнулся Ингрэм. Тейт долго открывал замок, тщательно высчитывая повороты, а потом, справившись наконец, вышел. Ингрэм тут же встал с кресла и взял сумку Тейта. Кроме обычных вещей: ноутбука, футляра от наушников и прочего – в ней лежал паспорт. Ничего особенного, и всё равно подозрительно. Телефон в кармане тихо звякнул. Ингрэм прочитал сообщение, и отшвырнул сумку на другой конец дивана. Она не была застёгнута, и какая-то мелочь посыпалась на пол. Так он и думал! Ингрэм метался по маленькой комнате туда-сюда, бормоча под нос что-то озлобленное и угрожающее. Он сам не знал что, гневные слова просто сыпались сами по себе… Ему стало жарко, он сбросил пиджак. Ингрэм достал таблетку и снова сел в кресло, пытаясь утихомирить сбившееся дыхание. Так он и думал. И что ему делать теперь? Как правильнее поступить? Ему показалось, что до того момента, как Тейт вернулся, прошло минут двадцать. По часам – всего шесть. За это время ярость, охватившая Ингрэма в первую минуту, улеглась. Тогда он ненавидел Тейта до красного тумана перед глазами… Но ненависть не поможет его удержать, это он понимал. Это была самая большая ошибка в его жизни, самая большая глупость – влюбиться в Тейта. Но с этим ничего нельзя было поделать; он ни к кому больше не испытывал таких чувств, такого наивного восхищения абсолютно всем, каждым поворотом головы, каждым взглядом, каким бы он ни был, и такого желания обладать. И даже если он его ненавидел, то только за то, что никак не мог сделать своим, найти то, что заставит Тейта смириться и стать его, по-настоящему его. Тейт закрыл дверь и тут же заметил рассыпанные по полу вещи. Он непонимающе посмотрел на Ингрэма. Тот поднялся с кресла: – Собрался сбежать?