Стэн Вестерховен пришёл к Тейту через два дня, когда вернулся из Швейцарии: он ездил туда, чтобы привезти Аннабель на похороны.
– Никто не должен знать, что я тебя навещал, – сказал Стэн после того, как расспросил Тейта о его ранении и прогнозах врачей.
– Я никому не скажу, но внизу же стоят журналисты…
Про них рассказал дед: журналисты с чего-то решили, что Тейта выпишут сегодня, хотя на самом деле его обещали отпустить только через три дня.
– Мои родители – попечители, меня провели через служебные помещения, – Стэн сообщил это как нечто совершенно незначащее, но в этом лёгком пренебрежении сквозила нарочитость.
– А что вообще случилось? – спросил Тейт. – Ну, кроме… Поверенный Дэвида ничего не объяснил, но мне показалось, что ему было что сказать.
Стэн почесал подбородок.
– Да, я попросил его устроить встречу, когда узнал, что он собирается к тебе. Непросто объяснить ситуацию. Может быть, это всё беспочвенно, и я… Неловко, что я так плохо думаю о людях, но даже если я ошибся, вреда не будет… Дело в том, что Дэвид обсуждал со мной последнюю версию завещания, Аннабель – основная наследница, и он хотел, чтобы я знал заранее. Конечно, мне не известны все детали, но в общих чертах я представляю, что и кому он оставил.
– Когда это было? – спросил Тейт. Ему вдруг стало трудно дышать.
– Мы встречались несколько раз в январе и феврале, возможно, даже в марте. Дэвид сделал новую версию завещания после смерти Клэр, но оно было недостаточно проработано, к тому же он кое-что решил поменять. Это длительный процесс, нужно предусмотреть массу вещей. Когда состояние такого размера, сам понимаешь… – Стэн выглядел смущённым, словно это была его вина, что его дочь унаследовала миллиарды Ингрэмов.
– И даже с марта кое-что могло измениться, – сказал Тейт.
– Вряд ли кардинально. Мы разговаривали с Дэвидом не так уж давно, не о завещании, а о… о вас с ним. Не думаю, что он хотел что-то поменять. – Стэн покачал головой, а потом заговорил, не глядя на Тейта: – Он оставил тебе довольно много. Не знаю, сколько точно, это может сказать поверенный, но даже то, о чём известно мне, оценивается в десятки миллионов.
– Что?! – Тейт, забывшись, резко выпрямился.
Грудь тут же прохватило такой резкой болью, что он едва удержался от того, чтобы не согнуться пополам.
– Акции «Меркью». Там, конечно, есть ещё какие-то деньги и, вроде бы, что-то из предметов искусства, но основное – это акции «Меркью».
– Этого просто не может быть... – севшим голосом произнёс Тейт.
– Клэр не хотела иметь дел с «Меркью», думаю, ты в курсе. Она и раньше была категорически против того, чтобы Ингрэм передавал акции Аннабель или Блейку. Она считала, что это тяжелое бремя, и дети будут нести ответственность за… за всё, что делала и делает эта компания. Насколько я знаю, они сошлись на том, что «Меркью» может выкупить акции, а если дети не захотят этих денег, то их можно пустить на благотворительность, стипендии и тому подобное. Дэвида не радовал такой вариант. Он создал эту компанию, отдал ей много сил, и ему не хотелось, чтобы после его смерти всё просто рассеялось. Он хотел передать акции кому-то. И, как я понимаю, решил, что это будешь ты.
Тейт тяжело сглотнул. Он не знал, что сказать. Наверное, он нашёлся бы, если бы говорил с Ингрэмом, но тот был мёртв, и все слова, все объяснения неправильности этого шага были бессмысленны.
– Думаю, мне стоит отказаться от наследства, – произнёс Тейт наконец. Он не имел прав на эти деньги.
Вестерховен вздохнул:
– Это очень осложнит ситуацию. Начать с того, что Дэвид бы не хотел…
– Он бы меня понял…
– Он устроил всё так, что тебе сложно будет отказаться.
– В каком смысле?
– Точно не знаю, Сакс может рассказать подробнее, но половина документа, а там несколько сотен страниц, описывает всякие ситуации, когда… когда кто-то отказывается или хочет оспорить завещание, и что в таком случае делать. Это как раз то, из-за чего я пришёл.
Тейт вопросительно посмотрел на Стэна.
– Дэвид знал, что завещание попытаются оспорить, – пояснил тот. – У него есть родственники со стороны матери, Лэнсиги, и со стороны отца, Сазерленды, вот тех он терпеть не мог. Он знал, что если завещать акции «Меркью» тебе, то Сазерленды этого так не оставят. И он сделал всё, всё, что только можно было, чтобы защитить тебя. Аннабель тоже, но в меньшей степени. Отсудить что-то у Аннабель практически невозможно, но у тебя – запросто. В глазах закона ты совершенно посторонний человек, ты не родственник и не партнёр, а та статья в «Пост»… Понимаешь, она ещё больше ослабляет твои позиции.
– А, ясно. Я – классический охотник за наследством.
– Не совсем классический – учитывая, что Ингрэму не исполнилось и сорока, – но близко к тому. Суд вполне может стать на сторону родственников.
– И пусть! Я не собираюсь с ними судиться, я могу просто…
– Тейт, подожди… – Вестерховен помахал рукой. – Подожди, не торопись. Честно скажу, я не считаю тебя охотником за наследством, но всё же многое в твоём прошлом меня смущает. Но я уважаю желание Дэвида передать эти акции тебе. Он однозначно не хотел, чтобы его состояние перешло Сазерлендам, а они вместе с Кэролайн Лэнсиг и её детьми – главные претенденты. Если кто и подаст иск, то они, а остальные подтянутся… Дэвид это понимал. Сазерлендов не было ни в одном из его завещаний, разве что строчка, что им не достаётся ничего, но в этом завещании он оставил по пять миллионов каждому и ещё поместье в Род-Айленде в общую собственность. Всё для того, чтобы они не трогали тебя…
– Я не понимаю… – Тейт почувствовал лёгкое головокружение и сполз по подушке ниже.
– В завещании есть такое положение, называется in terrorem: если кто-то подаст иск, попытается оспорить завещание и проиграет, то теряет то, что ему завещано. Смотри, когда Сазерленды ничего не наследовали, то они ничего и не теряли в случае неудачи, разве что судебные издержки. Ничто не мешало подать им иск…
– А теперь у них есть по пять миллионов, но если они подадут иск, то…
– Да, они будут рисковать этими деньгами. Дэвид кинул им эту кость специально, чтобы они сидели тихо. И в завещании есть ещё куча положений, которые таким же примерно образом защищают тебя. На случай, если Сазерленды вынудят тебя добровольно отказаться от своей части наследства, есть условие, что эти активы передаются частично Аннабель, частично в фонды по списку. То есть, Сазерленды ничего не получат сверх оговоренных сумм, даже если ты откажешься. И вот это меня немного… – Стэн замолчал, а потом всё же выговорил: – Немного пугает.
– В каком смысле?
– Сазерленды откуда-то про это знают. Вряд ли от поверенного. Ингрэм обсуждал завещание не только с юристами, и для подписания приглашал свидетелей, меня в том числе. Одного своего друга, потом друга отца, Кушнера – своего заместителя из банка… В семейном офисе хранятся документы трастового фонда. В общем, кто-то проговорился. Со мной уже связывался Чарльз Сазерленд, спрашивал, не хочу ли я опротестовать завещание.
– Почему с тобой?
– Потому что на Аннабель не распространяется in terrorem, то есть её нельзя лишить наследства. Во-первых, так указано в самом завещании, во-вторых, она несовершеннолетняя, а в штате Нью-Йорк эти положения к несовершеннолетним не применяются.
– То есть, ты при желании можешь отсудить у меня эти чёртовы акции?
– Да, – кивнул Вестерховен, – но я не буду этого делать.
Тейт прищурился:
– А если я подам иск, например, против Аннабель, то, получается, автоматически лишусь наследства? Может, мне так и сделать?
– Ты, как и Аннабель, можешь подавать иски. Это оговорено в завещании.
– Это какой-то дурдом…
– Это работа целой команды юристов, – развёл руками Вестерховен. – В общем, могу тебе сказать, что если ты принципиально не хочешь принимать эти акции, то проще для тебя и многих других людей будет сначала их всё же получить, а потом продать и деньгами растопить камин. Ну и там не только акции. Есть части наследства и похуже. Они даже в завещание не включены. Есть только личное распоряжение Дэвида…
Тейт ждал, когда Вестерховен продолжит, но тот только смотрел на Тейта так, будто тот сам должен был о всём догадаться.
Вестерховен думал, что будет достаточно уже сказанного, чтобы понять, о чём речь, но все эти вещи: завещания, акции, in terrorem, иски – были настолько далеки от него, что Тейт оказался совершенно растерян к середине разговора. И теперь, после слов о наследстве и похуже, Тейт тоже не сразу догадался, что речь шла о «подводной» части состояния Ингрэма.
Интересно, что было известно Вестерховену? Клэр мало знала про это, а он наверняка ещё меньше. И теперь он намекал, что эта часть наследства не может перейти кому попало.
Получается, в ситуации, когда родственники не хотели пачкать свои благородные руки грязными деньгами, Тейта решили назначить наследником всего этого кровавого дерьма? Тейта бесила сама эта мысль, но на доли секунды он подумал и о том, что так будет лучше. Так он хотя бы будет уверен, что никто не развалит «Виа Бревис» и не сдаст его властям. Тейту очень бы этого не хотелось, учитывая, в какое количество незаконных схем успел влезть он сам за полгода работы.
До Тейта только сейчас дошло, что Ингрэм, по сути, загнал его в ловушку. Не оставил ему выбора кроме как принять свою часть наследства. Если он не заберёт её, её возьмут другие – неизвестно кто. И неизвестно, что из этого будет потом. Тейт будет вынужден позаботиться о «Бревисе» ради собственной же безопасности.
Но при чём здесь тогда Сазерленды? Стэна явно беспокоил не «Бревис», а что-то другое.
– Это ведь не всё? – Тейт видел, что Стэн по-прежнему нервничает: он до сих пор не сказал то, ради чего пришёл.
– Родственники Дэвида считают, что пять миллионов на человека – это несерьёзно в сравнении c твоей долей или долей Аннабель. Но главным своим врагом они считают тебя, Тейт.
– Это я понимаю, – кивнул он. У родни Ингрэма не было причин любить его, а причин ненавидеть – достаточно.
– Я обсудил это с юристами… – Стэн никак не решался перейти к сути. – У Сазерлендов нет шансов добиться пересмотра завещания и устава трастового фонда в суде. В документе предусмотрены многие ситуации, в том числе, как распорядиться наследством, если бы вы с Дэвидом погибли вместе, например, в автокатастрофе; и даже если бы он погиб сразу, а ты скончался от последствий, допустим, через день, и не успел наследовать. Это стандартная практика… Но есть лазейка. Очень нетипичный случай, который не предусмотрели: допустим, в условную аварию попал только Дэвид, ты жив. Но, сейчас самое главное, ты умираешь позднее, по каким-то иным причинам, и до того, как завещание оглашено. Где-то в промежутке между его смертью и похоронами. В обычной ситуации это не больше трёх дней.
Тейт проговорил всё это про себя ещё раз: скончался позднее, но до вступления в силу завещания…
– Как если бы я умер сегодня? – медленно произнёс Тейт.
– Да. Это всё звучит нелепо. Какие-то несущественные, высосанные из пальца различия, и всё это номинально подпадает под тот случай, где вы оба мертвы, но в суде… Адвокаты Сазерлендов сумеют настоять, что сложившаяся ситуация не подпадает ни под один из сценариев.
– И что тогда будет?
– Если ситуация не оговорена в завещании, то стороны должны или договориться, или за них всё решит суд, который будет руководствоваться не пожеланиями Ингрэма, а законом и стандартной практикой.
– Но по стандартной практике всё достанется Аннабель, – сказал Тейт, хотя не очень уверенно. – Она ближайший родственник. Остальные – то двоюродные дяди, то кузены.
– Так как они уже упомянуты в завещании, у них есть хорошие шансы отхватить куски гораздо жирнее пяти миллионов… Плюс, есть личные распоряжения Дэвида о том, что он не хотел оставлять Аннабель. Я очень смутно представляю, что это за активы, но Дэвид считал, что ты с ними справишься лучше. Поверенный не может передать это ни Аннабель, ни тем более каким-то благотворительным фондам. С большой вероятностью эта часть бизнеса достанется Сазерлендам. Ну… Если ты умрёшь, – добавил Стэн. – Но ты… Я надеюсь, с тобой всё будет в порядке. Тебя охраняют, – он кивнул в сторону двери, за которой стоял полицейский.
Тейт тоже повернулся туда.
– Возможно, мне стоит пригласить охрану из банка, – сказал он.
– Я бы не советовал, – Вестерховен снова смотрел с намёком.
– Не может же…
– Они подчиняются кому-то в банке, а ты не знаешь, чью сторону принял тот человек.
– Какую ещё сторону?! – Тейт закашлялся, ему нужен был ещё воздух.
– Извини, но ситуация такова, что… Люди, с которыми работал Ингрэм, тебе – не рады.
Тейт сжал пальцы в кулаки. Он ничего этого не хотел, и теперь вдруг остался один против целых организаций. Кажется, только Вестерховен не пытался его убить, он посмотрел на него:
– Не ожидал, что ты примешь мою сторону.
– Я не принимаю ничью сторону, – быстро ответил Стэн. – Я, как и Клэр, хочу держаться от тех дел Дэвида как можно дальше. Просто когда я понял, что происходит, то не смог оставить это так…
– Спасибо, – сказал Тейт. Он должен был сказать больше, но слова не складывались в предложения. Ему надо было осмыслить всё то, что сказал сейчас Стэн.
Его пытается убить Джордан – и вряд ли так просто отступится, – и ещё сразу несколько человек хотят его смерти из-за наследства Дэвида.
– Спасибо, – повторил он уже твёрже. – Я не знал о завещании и тем более о таких последствиях.
– Сам бы я тоже не догадался, – признался Стэн. – Но когда меня стали спрашивать про возможность оспорить завещание, я начал беспокоиться… Я застал ту историю с Чарльзом Сазерлендом, мы с Клэр тогда ещё были женаты, и знаю, что он не самый порядочный человек. И это мягко сказано. Их семья десятилетиями копила обиду из-за того, что Ингрэмы, такая близкая родня, были намного богаче, и им приходилось работать на них. А когда они рассорились с Дэвидом и Клэр, всё только усугубилось. Они всегда считали, что их обделили… Не знаю, в курсе ли ты той истории. В общем, я решил, что Сазерленды просто прощупывают почву, а на деле планируют отсудить часть наследства Аннабель. Я переговорил с несколькими людьми. Делать это буквально на следующий день после смерти Дэвида было… неловко, даже унизительно. В общем, оказалось, что у Аннабель им ничего не отсудить, но через несколько часов мне перезвонили и сказали, что с завещанием есть другие сложности.
– А если они… – Тейт не знал, как это сказать. – Ты не боишься, что они могут… могут сделать что-то Аннабель.
– Сазерленд и его сын, конечно, редкие мерзавцы, но я не думаю, что они что-то предпримут против неё. К тому же, знаешь, её ведь никто не пытался убить до того… И если что-то произойдёт сейчас, это будет выглядеть очень подозрительно.
Тейт выдохнул:
– Про это я не подумал…
– У тебя ещё есть время, – пожал плечами Вестерховен. – Я тоже не сразу понял. Но есть люди, которые соображают быстрее.
Тейт тяжело дышал, и в голове, кажется, было раскалённое пушечное ядро, так там стало горячо и тяжело. Он не мог собраться с мыслями, чтобы всё это понять, разложить по полочкам и решить наконец, что делать дальше.
Что ему делать?
На кону стоят сотни миллионов и колоссальные рычаги влияния. Тейт не мог поверить, что Ингрэм оставил всё это ему, и хуже того – что ради этого его могут убить.
И кому, как не Тейту, было знать, что в распоряжении «Бревиса» были целые команды, которые способны это сделать? У Сазерлендов не было выхода на «Бревис», скорее всего, они даже не подозревали о его существовании, но они могли сговориться с кем-то из банка. Можно было надеяться на то, что из-за смерти Ингрэма и отсутствия Монка связь между «приличным» банком и полулегальным «Бревисом» нарушится, или Джоэль и Слейтер не станут выполнять распоряжения людей, которые раньше «Бревисом» не занимались, но и у них могли быть свои интересы. У «Бревиса» могли быть свои интересы.
«Виа Бревис» был создан Ингрэмом и управлялся им, но у компании были инвесторы, «добропорядочные» люди, которые хотели получать выгоду от не самого достойного бизнеса и делать это тайно. И когда они узнают, кого Ингрэм назначил преемником, им это не понравится. Одно дело доверять свои миллионы – и даже репутацию – Дэвиду Ингрэму, сооснователю «Меркью», и совсем другое – его двадцатичетырёхлетнему любовнику. Ему, говоря словами Вестерховена, будут не рады.
Из-за специфики «Бревиса» они не могут, как обычные инвесторы-активисты, добиться смены управления законными методами, если Тейт сам не пожелает им уступить. Сейчас они, скорее всего, рассержены и напуганы, ситуация кажется им шаткой и опасной, а Тейт – худшим из возможных вариантов.
И вот здесь интересы «Бревиса» и интересы Сазерлендов могут совпасть.
И поэтому никому нельзя доверять, абсолютно никому. В квартиру Ингрэма нельзя возвращаться ни под каким предлогом.
Его убьют, инсценируют нападение и свалят всё на тех, кто проник в банк, – на Джордана. Именно нападавшие, о которых ничего так и не выяснили, будут первыми подозреваемыми. О Сазерлендах и верхушке правления банка никто и не подумает всерьёз. Такие благопристойные уважаемые джентльмены…
Надо хорошо продумать, что делать дальше. Если он ошибётся, то окажется в одном морге с Дэвидом.
А он даже ходит еле-еле и начинает задыхаться после сорока шагов.
Вернулось то самое чувство, что оглушило его на минус четвёртом ярусе перед глухой стеной вместо выхода: он в ловушке.
Но он выбрался оттуда. Выберется и сейчас.
Он сделает всё, как советовал Сакс, и даже лучше. Сообщит о выписке в последний момент и из больницы поедет сразу на похороны, никуда не заезжая.
Но это же ничего не гарантирует. Чтобы добраться до Вудлона, нужно проехать весь Манхэттен и чуть ли не весь Бронкс.
Да, сложно представить, что кто-то нападёт на него посреди города, но представить, что Ингрэма убьют прямо в его банке тоже было сложно… И что Клэр и Блейк погибнут, не доехав нескольких миль до Теттерборо, тоже.
И он никому не может доверять. Он не может даже надеяться на помощь полиции. Ему вряд ли выдадут много людей в сопровождение: ни они, ни ФБР всерьёз не верят, что кто-то будет покушаться на Тейта Эйвери. За несколько дней следствия они пришли к выводу, что целью нападения был Ингрэм. Полиция вряд ли защитит его от Джордана, а вот помешать спрятаться от него может…
Джордан сейчас, скорее всего, временно выведен из строя. Даже если у него более лёгкое ранение, он всё равно не станет торопиться. Главной проблемой были родственнички Дэвида и кто-то в банке или в «Бревисе», кто не хотел передачи бизнеса Тейту.
Он их понимал – им гораздо комфортнее было бы работать с Сазерлендами или с Лэнсигами, родственниками Ингрэма со стороны матери. Были ещё какие-то очень дальние Ингрэмы, но Тейт сомневался, что им достанется такой крупный кусок. Но эти люди были предсказуемы, а передачи всего мальчишке двадцати с небольшим лет многие боялись. Сазерленды были более удобным и безопасным вариантом, и проще рискнуть и помочь им, чем на долгие годы оказаться связанными с Тейтом Эйвери. К тому же, ни Сазерленды, ни Лэнсиги не понимали, как устроен «Бревис», и, скорее всего, не захотят углубляться в детали, главное – им будет поступать прибыль. Иметь дело с такими владельцами проще всего; а Тейт в этом отношении был исключительно неудобен. Переход власти к Сазерлендам означал, по сути, переход власти к нынешнему руководству, потому что без них новые владельцы не смогут справиться с собственным наследством, они будут вынуждены верить всему, что говорят менеджеры и юристы, и эту зависимость можно поддерживать бесконечно. В «Бревис» нельзя пригласить аудиторов, а учитывая, что выстроенная Ингрэмом схема никогда не была статичной, а документы уничтожались или подменялись другими, даже аудиторы были бы бессильны. С Тейтом этот номер не прошёл бы. Он знал, как всё устроено, кто за что отвечает и как всё должно работать. Единственная сфера, в которой он разбирался не очень хорошо, – переход денег по сложной цепочке, на разных концах которой были «Меркью» и получатели прибыли; но он был уверен, что зная основные узлы, сможет разобраться и с этим.
Тейт не заметил, как стемнело. Он сидел на кровати неподвижно, не меняя позы – и ноющая боль в плече казалась даже приятной, ему нравилось терпеть её, нравилось осознавать, что он способен вытерпеть это и даже больше. Он не сдастся.
Через полчаса размышлений, он решил, что первый вариант, который пришёл в голову, – сбежать и спрятаться – никуда не годится. Решение, продиктованное страхом, а не разумом. Ему страшно ехать на кладбище Вудлон, страшно ехать на оглашение завещания, страшно даже выходить за пределы госпиталя, но он должен это сделать вопреки страху. Он должен явиться на это чёртово чтение завещания и подписать все бумаги, потому что принять наследство – единственный способ остановить Сазерлендов. После того, как он поставит подписи, вредить ему уже не будет никакого смысла. Его смерть не добавит им ни цента.
Сейчас он в шатком положении, надо сделать его определённым. Он потом разберётся, как поступить с акциями «Меркью» и «Бревисом». Можно стереть себя начисто из истории «Бревиса», а потом растопить этими бумажками камин, как предлагал Вестерховен, но пока он не примет наследство, его жизнь в опасности.
Конечно, всё равно останется Джордан, но Тейт с каждым днём всё больше хотел его найти и всё меньше боялся.
Он знал, что это неправильно, иррационально, что у него нет никаких оснований считать, что Джордан не пустит ему пулю в лоб в первую же секунду, но страх стирался из памяти, а то яркое, мгновенное чувство узнавания и радости разрасталось. Там, в подвале банка, это была одна-единственная секунда, теперь же она казалась долгой, бесконечной, такой ослепительной, словно всего остального не было.
Тейт пытался притормозить, он понимал, что занимается вредным, опасным самовнушением и обманывает самого себя, что Джордан неопасен и с ним можно договориться. Ему нужно бежать, сделать всё, чтобы Джордан не смог приблизиться к нему на расстояние выстрела, а он ждал его… И каждый раз, когда открывалась дверь в палату, сердце замирало от страха и радости.
Тейт проигрывал в воображении бесконечные варианты их встречи, искал слова, которые могли бы остановить Джордана, и не находил. У него не было других слов, кроме тех же самых: скажи, за что?
У мыслей о Джордане было ещё одно вредное свойство: они мешали думать о другом, о непосредственной опасности. О наследстве, Сазерлендах и лазейке в завещании. Постоянно сбивали, заманивали, затаскивали в какие-то тёмные, тайные переулки, куда он шёл против воли, словно заколдованный.
Он взял телефон и набрал номер Ханны. Тейт попросил соединить его с тем, кто сейчас исполнял обязанности Монка, который был отстранён, или Данна, который был мёртв. Данн занимался личной охраной Дэвида, и так как охранять стало некого, то на его место никого не назначили; вместо Монка сейчас работал какой-то Старчер. Тейт сообщил ему, что через три дня его выписывают и ему нужна дополнительная охрана в течение первых нескольких дней. Он допускал, что Старчер просто ему откажет – Тейт Эйвери не имел никакого отношения к банку и не мог рассчитывать на помощь службы безопасности, – но тот согласился. Они вкратце обговорили количество охраны, машины сопровождения и примерное время выезда.
Следующим на очереди был Сакс, Тейт позвонил ему и попросил согласовать с родственниками время церемонии прощания и оглашения завещания. Переговорив с ним, Тейт позвонил деду, а потом отцу, сказал, что им нужно уехать из дома на пару недель; главное, никому, даже самым близким друзьям не говорить куда. Последним он позвонил Стиву Джордану. Тот уже был в Нью-Йорке.
Сейчас в Штатах был Спот, но Тейт не был уверен, стоит ли привлекать его.
Тейт лишь предполагал, что в дело может быть замешан «Бревис», но если он угадал, то подключать Спота нельзя было ни в коем случае. Он работал на «Бревис» несколько лет, и может так случиться, что ему придётся столкнуться с кем-то из своих. Это было маловероятно, учитывая, сколько туда входило компаний, которые не знали о существовании друг друга, но Спота всё равно мог узнать по фото кто-то вроде Слейтера, кто имел доступ к данным людей из разных веток.
В «Бревисе» знали, кто такой Спот, где живут его родные, и поэтому риск был слишком большим и для него, и для Тейта.
Риск для Стива Джордана тоже был большим, но тот не был настолько уязвим в этой ситуации. И он всегда мог отказаться: Тейт честно ему рассказал, с чем предстоит иметь дело. Единственное, о чём он умолчал, так это о том, что видел его сына в ту ночь.
Он не знал, стоит ли давать Стиву эту надежду.
***
Утром того дня, когда Тейта должны были выписать, охрана, присланная Старчером, привезла в больницу одежду: чёрный костюм, белоснежную рубашку, чёрный галстук, чёрные же плащ и зонт.
После того, как доктор Менкен осмотрел его в последний раз, Тейт переоделся и приготовился ждать.
Сейчас уже шла церемония прощания – Тейт заранее сообщил, что не будет на ней присутствовать из-за плохого самочувствия. Он на самом деле не был уверен, что сможет несколько часов подряд выслушивать соболезнования – и что-то говорить в ответ.
Он не знал, что чувствует сейчас к Ингрэму. Воспоминания и попытки осмыслить произошедшее раз за разом обрушивали любые логические схемы, которые Тейт пробовал выстроить, и в один клубок спутывались злость, жалость, ненависть, вина и непонимание.
Последние часы Дэвида и его смерть словно взломали двойное дно. Ингрэм скрывал под ним старую, затвердевшую, спрессовавшуюся под собственной тяжестью ненависть и ещё ужасную боль. Тейту тяжело было представить, сколько боли Дэвид причинил другим и самому себе и как жил с этим.
Ингрэма не получалось по-настоящему ненавидеть, потому что он покарал самого себя так, как никогда не смог бы Джордан, но и сочувствовать ему тоже было невозможно. Тейт думал, что, может быть, только через несколько лет, когда эмоции остынут, он сможет сказать, каким запомнил Дэвида Ингрэма и кем тот остался в его жизни. Сейчас он был странным, почти гротескным смешеньем низости и великодушия.
Ингрэм приказал убить Джордана, но простил Тейта. Он любил его как вещь, но всё же безумно сильно. Он завещал Тейту миллионы, но потому, что не хотел оставлять грязный бизнес Аннабель.
Тейт не знал бы, что сказать, если бы ему пришлось произносить речь на похоронах. Наверное, он сказал бы, что Дэвида Ингрэма никто не знал: друзья и близкие не знали, насколько жестоким человеком он был, враги и коллеги не знали, насколько он был уязвим. Он привык получать всё, что хотел, и, возможно, это разрушило его. Он думал, что может добиться чего угодно, стоит только приложить достаточно усилий. Он не умел отступать.
Телефон, который Тейт оставил на краю кровати, тихо звякнул. Пришло сообщение от Стива: он писал, что ждёт возле госпиталя. Оставалось только дождаться медсестры. Она должна была принести какие-то документы и потом отвезти Тейта вниз.
Тейт был благодарен Стиву Джордану, что он не задавал вопросов ни про смерть Ингрэма, ни про то, как спасся он сам. Они говорили только о будущих опасностях: Тейт сказал, что его могут попытаться убить. Кто именно, было не так уж важно. Стив наверняка подумал, что речь идёт о тех же людях, что напали на банк. ФБР, с подачи Монка, подозревало Фабера и Кардозу. Очень кстати их нельзя было допросить: оба погибли через несколько часов после смерти Ингрэма. Агенты понимали, что наткнулись на что-то большое, но ухватить надёжную ниточку не могли. Ингрэм никогда ничего опасного не делал своими руками и даже руками непосредственных подчинённых: его заместители только разводили руками, Монк указывал на тех, кто уже был мёртв… Тейт не завидовал Стэну Вестерховену, в чьих руках с сегодняшнего дня будет больше пятидесяти процентов акций. Ему придётся уже в конце этой недели прийти на собрание акционеров, а затем на совет директоров и принять какое-то решение. «Секьюрити Атлантик» нужен был новый президент, а Тейт предполагал, что теперешние заместители откажутся от поста, ситуация и без сующих во всё носы агентов ФБР была ненадёжной. Убийство Ингрэма и сам факт, что в организации убийства подозревали торговца оружием, пахли очень дурно. Банк, не оправившийся от истории с «АККБ» и «Доминионом», снова оказался в центре жуткого скандала.
Следующее сообщение пришло от Старчера: он писал, что планы не меняются, машины будут ждать у служебного выезда через час.
«
Понял. Возможно, немного задержусь».
На самом деле Тейт собирался быть далеко отсюда ещё до того, как охрана приедет.
Гораздо больше проблем доставляли полицейские, дежурившие в коридоре. Они в последние дни слегка расслабились, но до сих пор аккуратно сменялись и проверяли всех, кто входил в палату.
Медсестра всё не шла, и Тейт начал нервничать. Что если она задержится надолго? Это большой роли не играло, но всё равно могло нарушить их план. С утра он думал, что ему повезло, что сегодня дежурит Малена, но теперь он чувствовал только злость…
Стив уже внизу, охрана скоро будет здесь, а Малена где-то ходит…
Тейт начал ходить по палате, но вскоре пришлось сесть – дыхание стало прерывистым, и в груди появились какие-то странные ощущения, не боль, а просто чувство, что что-то не в порядке.
Почти каждый раз, когда происходило что-то такое, Тейт пытался прикинуть, каково сейчас было состояние Джордана. С одной стороны, пуля попала сначала в него, то есть ударила с большей силой, с другой стороны, агенты ФБР считали, что она прошла выше и, скорее всего, не пробила лёгкое. Если Джордану всё же оказали хорошую помощь, то сейчас он, как и Тейт, уже был на ногах. Да, не в лучшей форме, но на ногах.
Он уже был опасен.
Тейт не понимал, за что Джордан собирался мстить ему. Нужно было выяснить, что произошло. Оставалось только придумать, как это сделать, не подвергая себя опасности.
Тейт одёрнул себя – опять Джордан! О нём он будет думать после.
Дверь стукнула, и Тейт обернулся: Малена вкатывала в палату кресло-каталку. Поставив её возле кровати, она посмотрела на Тейта:
– О, вас и не узнать!
Тейт и сам себя не узнал в зеркале. Недели в больнице хватило, чтобы одежда стала казаться чужой, словно не его. Не верилось, что он вообще когда-то это носил. А ещё он выглядел неуместно торжественно, словно собрался не на похороны, а на приём. В белизне рубашки было что-то наглое. Надо было попросить, чтобы привезли чёрную.
– Да, – Тейт оглядел себя, – пора возвращаться.
– Я слышала, вы едете на похороны…
– Если ничего не помешает, – Тейт взял бумаги, которые Малена оставила на столе, чтобы не смотреть ей в глаза. На похороны он не собирался.
Он должен был быть там, и даже не потому, что был одним из самых близких людей Дэвида Ингрэма, и не потому, что если не появится, то этот поступок никогда не забудут, и он навсегда останется тем самым Тейтом Эйвери, который не пришёл на похороны партнёра, оставившего ему огромное наследство. Он просто чувствовал, что должен. Что бы ни сделал Ингрэм, как бы он ни ненавидел его теперь, за два с половиной года он стал огромной частью жизни Тейта, такой, которую не вычеркнуть и не забыть. Про эти два года нельзя сказать «и это пройдёт».
Тейт вздохнул, и в груди снова ожила боль.
– Малена, можно попросить вас кое о чём?
– Конечно.
– Отвезите меня в вестибюль, как обычно делаете при выписке.
– Но за вами же должны приехать к другому выходу! – нахмурилась Малена. – Специально так договорились. Вы же сами просили…
– Да, я просил, но ситуация поменялась. Это очень важно! Вы не нарушите никаких правил.
– Мне нужно уточнить у доктора Менкена, – Малене просьба Тейта явно не понравилась.
– Он меня уже выписал, – Тейт показал на документы.
– Но пока вы в здании, вы под нашей ответственностью!
– Я не прошу ничего незаконного, просто вывезти так же, как всех остальных пациентов. Вы ничего не нарушите. Пожалуйста! Об этом никто не должен знать до самого последнего момента, поэтому я прошу не у доктора Менкена, а у вас.
– А полицейские?
– А что полицейские? Они не имеют права меня задерживать, я же не преступник. Просто не предупреждайте их – они могут связаться с моей охраной. Пожалуйста! Я очень вас прошу!
– И зачем всё это?
– Я даже своей охране не могу доверять после того, что произошло. Я только сделал вид, что соглашаюсь с их планами. Меня заберут люди, в которых я уверен.
– Может, про это надо полиции рассказать? Или им вы тоже не доверяете? – Малена, кажется, смягчилась. Её голос из тревожного стал сочувствующим.
Тейт на это и рассчитывал: он с подросткового возраста знал, что красивому ребёнку трудно отказать, а Малене он как раз в сыновья годился.
– С полицией всё нормально. Но с ними вместе мне тяжело будет скрыться.
– Вы хотите сбежать? Спрятаться?
– Не могу рассказать. Пока мне нужно просто оказаться подальше от охраны. Вы можете мне помочь? Совсем маленькая просьба, и это никак не скажется на вашей работе.
Малена, поджав губы, недоверчиво глядела на Тейта.
На несколько секунд ему показалось, что она не уступит.
***
Машина, взвизгнув колёсами, резко рванула вперёд, и Тейта откинуло на сиденье. Хотя оно было мягким, плечо и грудь пронзила боль. Он даже не думал, что до сих пор может болеть так сильно – но одного неосторожного движения хватило.
Он обернулся назад: полицейские нелепо застыли, а Малена стояла рядом с пустым креслом и смотрела вслед машине. Тейт махнул ей рукой.
– Как всё прошло? Не было проблем? – спросил Стив Джордан, сидевший за рулём.
– Всё нормально. Думал, будет хуже.
Полицейские, когда поняли, что Малена катит кресло не туда, начали говорить, что нужно ехать к другому выходу, но сделать всё равно ничего не могли. Им оставалось только идти рядом c креслом, которое Малена катила чуть ли не бегом. Они переговаривались с кем-то, но вряд ли с охраной из «Атлантик Секьюрити».
В трёх кварталах от госпиталя Тейт и Стив пересели в другую машину и поехали на запад, а потом вверх, пока не выехали на Шестую авеню. Уезжать из города и вообще куда-то далеко они не планировали: семейный офис Ингрэма находился на Сорок второй улице. Им нужно было лишь где-то затеряться на ближайшие два часа. Потом, минимум за полчаса до оглашения завещания, нужно было пройти в здание, желательно не через центральный вход. Стив уже осмотрелся на месте и узнал, что внутрь можно попасть через кафе: дверь для официантов почти всё время стояла на стопоре приоткрытой, чтобы не мешать ходить с тарелками, а если пройти через неё, то можно было через служебные помещения оказаться в здании, минуя главный вход и огромное лобби.
Стив не думал, что Тейта будут поджидать прямо у порога офиса – это был слишком безумный план, но он не исключал, что когда станет понятно, что Тейт исчез из госпиталя, то Сазерленды и их подчинённые могут заторопиться, даже запаниковать и пойти на отчаянный шаг.
Иногда Тейту приходила в голову мысль, что Ингрэм мог успеть переписать завещание ещё раз и оставил ему пару сувениров. Будет смешно, если всё это творилось из-за часов или коллекции сигар.
– Может, перекусим? – сказал Тейт, только потом подумав, как нелепо это сейчас прозвучало. Если предположения были верны, за ним сейчас охотились убийцы, посланные Сазерлендами, а он предлагал поесть.
Он решил пояснить:
– В меня сегодня ничего не лезло.
На самом деле Малена, когда увидела, что Тейт оставил завтрак нетронутым, просто-таки заставила его съесть банан. Тейт начал, но банан оказался настолько безвкусным и вязким, что чуть не стошнило. Хотя, возможно, виноват был не несчастный банан, а нервы Тейта.
Стив Джордан хмыкнул и свернул на первом же перекрёстке.
Им пришлось проехать квартал, прежде, чем нашлось место, где можно было припарковаться. Впереди был парк.
– Может, сядем там? – Тейт указал в сторону парка. – Никто не будет искать нас в таком месте.
– Если предположить, что никто за нами не следит, – усмехнулся Стив, рассматривая плотную зелёную стену деревьев впереди. – Но вряд ли. Они не думали, что ты такое выкинешь, и не успели сориентироваться.
Тейт зажмурился от непривычно яркого солнечного света.
Да, они не думали. Они считали, он настолько боится повторного нападения, что, как тихий, послушный мальчик, с радостью поедет с охраной. И если бы не Вестерховен, он бы так и поступил…
– Ну что, идём? – спросил Тейт. – Тут должны быть фуд-траки.
Первым им попался фургон с доса. К разочарованию Стива там не было ничего не то что с мясом, но даже с курицей, но Тейт после пресных больничных салатов индийской еде рад был чуть не до слёз и попросил самое пряное и острое, что только есть.
В парке было людно, так что свободную скамейку оказалось непросто найти, и они пошли вглубь парка. Тейт начал есть на ходу.
Они ушли уже далеко и впереди виднелась площадь с фонтаном, когда Тейт указал на скамейку, где няня с тремя детьми собрались уходить.
— Вон там!
Они сели. Стив начал есть. Он не заговаривал, и Тейт тоже молча доедал доса. От специй и острого чатни щипало в носу и жгло язык.
– Спасибо, что помогли мне, – сказал Тейт, вытерев салфеткой рот. – Вы даже не стали спрашивать в чём дело, от кого я скрываюсь, просто помогли, без вопросов.
– Я думаю, ты всё равно расскажешь, – ответил Стив, пережёвывая лапшу. – А благодарить рано, неизвестно, чем всё это кончится.
Стив усмехнулся. Маленькая, почти незаметная улыбка одним уголком рта делала его похожим на Джордана.
Воспоминание о Джордане было мучительным и тревожным, как в первые месяцы их знакомства, когда у Тейта что-то холодело внутри от одной мысли об этом человеке.
– Я знаю, почему вы это сделали, – Тейт складывал и мял салфетку, понимая, какими нервными эти движения выглядели.
– И почему?
– Если меня убьют, то вы так и не узнаете, что я нашёл в тех файлах.
– Я уже посмотрел их. Просидел пять дней, но разобрался. Этого Майера-Нийкампа убили по приказу Дэвида. Осталось понять, кто такой Нийкамп и как он связан с нашим делом. Но и так всё понятно: он организовал взрывы, да? Татенда не смог бы всё это сделать в чужой стране, а Нийкамп ему помог.
– Да, всё так.
Стив наверняка ждал более внятного ответа, но Тейт за несколько дней в больнице так и не решил, что ему можно сказать. Он точно должен был рассказать про то, что его сына и внука убили по приказу Дэвида. Стив заслужил эту правду. А ещё, не узнай он её, он мог начать войну против «АККБ», которая для него закончилась бы плохо. Но говорить ли ему про то, что его Джейк жив? Что если он даст Стиву надежду, а всё окажется лишь галлюцинацией, последствием наркоза?
У Тейта не было никаких доказательств того, что Джордан жив, кроме обрывочных воспоминаний, но эти воспоминания отвердевали с каждым днём. Сны постепенно стирались из памяти, а Джордан, его окаменевшее лицо, его слова наоборот наращивали плоть.
– Всё так, – повторил Тейт. – Но на самом деле сложнее. Я объясню, но не сейчас, не здесь. Мне надо разобраться с этим делом, с наследством, а потом… Потом я всё расскажу. Я написал имейл, он придёт вам через два дня, если со мной что-то случится.
Стив посмотрел на него с нескрываемым изумлением, а потом покачал головой.
– Ты странный парень. Не в плохом смысле, нет… Но и не в хорошем, наверное.
Стив Джордан не торопился продолжать, и Тейту казалось, что он сейчас скажет нечто не очень приятное, нечто такое, что сказал бы Стэн Вестерховен, если бы не прекрасное воспитание. Например, что пожалел, что поверил ему и согласился втянуть себя в расследование.
Тейт с самого начала чувствовал вину перед Стивом за то, что не рассказывал всю правду, а теперь ещё и за смерть Блейка. Он не был в ней виноват, но если бы он не появился в жизни Ингрэма и Джордана, то Блейк был бы жив.
– Раньше мне казалось, что с тобой всё проще некуда, – продолжил Стив. – А потом ты вдруг звонишь и предлагаешь вести расследование, тебе помогает наёмник из Камеруна… Неделю назад тебе прострелили лёгкое в банке, а сейчас пытаются убить. И самое интересное – ты едва ли не единственный, кто понимает, что происходит.
– Я не очень-то понимаю, – тут же вставил Тейт.
– Вот что угодно ставлю, ты и про нападение на банк знаешь больше, чем говоришь.
– Там были ещё люди – они описали то же самое, что и я.
– Ладно… Расскажешь, когда захочешь. Или подожду письма, – Стив усмехнулся, а потом откинулся на жёсткую спинку скамьи.
