Somnia Mundi

Милая моя Хитака Кучики, пишу тебе тайной почтой, потому как опасаюсь, что моя матушка может перехватить письмо и прочесть. Что я хочу тебе поведать, моя милая подруга, должно оставаться в большой тайне. Недавно я познакомилась с одним молодым мужчиной. Его зовут Кеиджи, он из низшей и обедневшей аристократической семьи Судзуки. Мы познакомились под цветущей сливой, и он пригласил меня погостить в его доме несколько дней, дабы передохнуть перед дальней дорогой обратно в фамильное поместье. Он был очень добр ко мне и душевен. Мы гуляли вдоль ручейков и устраивали пикники под вишней и сливой. А по вечерам смотрели на звезды и пили душистый чай. Я в жизни не пила такой вкусный чай! Я влюбилась. Милая моя Хитака, сможешь ли ты меня понять? Я полюбила его всем сердцем и душою. Если матушка узнает, она запрет меня в своих покоях и никогда больше не выпустит. Что же мне делать, как быть? Помоги мне. Твоя верная подруга, Микки Шиба

      Наконец-то это свершилось. Наступил этот долгожданный день выдачи асаучи. Все учащиеся академии стояли перед преподавателем. Натянутые словно струны с замеревшими от предвкушения сердцами.       «Асаучи, асаучи!» — вертелось в каждой голове, на языке и мелькало в каждой фразе. Карин чувствовала себя двояко: с одной стороны, поддавшись всеобщему настроению, она с нетерпением ждала выдачи; с другой же для нее начиналось самое настоящее испытание, в котором обязательно выяснится: станет она синигами или нет. Страшно и интересно одновременно.       Карин сжала эфес духовного меча. Асаучи оказался легким, как перышко, но лезвие было острее бритвы. Он был чист и пуст внутри, потому что был сосудом для духовной силы хозяина. Асаучи нужно было заполнить своей силой, мыслями и чувствами. Выносить свой духовный меч «под сердцем», если так вообще можно было выразиться.       — Никогда не расставайтесь с вашими асаучи, потому как частица вашей души должна в них отпечататься и сформировать внутри духа. Это самый важный процесс в становлении синигами! Также, с завтрашнего дня у вас вводится новая дисциплина «Техника владения духовным мечом синигами», следите за расписанием. А сегодня по плану кидо и завершающая учебный день медитация, — закончил свой большой инструктаж преподаватель Генгоро Онабара.       Ученики мигом выбежали из класса.       — Говорят, что асаучи являются сильнейшими мечами, — подошла Мегуми, счастливо прижимая к себе безымянный меч. — Знаешь, почему? Из-за их большого потенциала, ведь они могут стать чем угодно.       — Возможно, — ответила Карин, не спуская глаз с катаны. — Чем угодно...       Изящная мраморная башня, окруженная декоративными аркадами, возвышалась на горе Ак-Нисаэ, самой высокой горе Сомниа Мунди. Ее двери были украшены барельефами, на которых четыре стихии сливались в гармонии. Фреска спорящих между собой духов-хранителей была изображена в арочном проеме – люнете – над створками дверей. Впервые за два века в башне соберутся великие духи-хранители, созванные на Совет Высших, дабы судить Алмерикуса и Ундине.       Гора Ак-Нисаэ высилась в центре Сомниа Мунди, там, где все стихии между собой соединялись; на окруженном морем вулканическом острове, на котором господствовали ветры всех сторон света. Сегодня море было тихо и спокойно, спали вулканы, не дули ветры и притаилась природа. Духи ступили на остров, чтобы по традиции устроить праздник: наедаться, напиваться, петь во весь голос и танцевать до стертых ступней. Духи вошли в город Нисса-Тэр, пройдясь по мозаичным дорожкам, пробежав по тонким мосточкам, что висели над прозрачными озерцами, поднявшись по лесенкам с ажурной балюстрадой, открыв двери заросших плющом домиков и небольших дворцов. Листья плюща фестонами вились по стенам, окружая витражные окна. Город зашумел, ожидая прибытия духов-хранителей.       Красно-золотой закат горел за стеклами, окружал небольшую залу на самом высоком этаже башни. Внутри башни пока было светло, но под потолком уже висели канделябры на тот случай, если Совет Высших затянется. А несомненно так и будет, Дайра была в этом уверена. Ее уже ждали, восседая за большим, сделанным из белого мрамора, круглым столом. Дайра всегда прибывала последней, даже в ту далекую эпоху, когда все духи Сомниа Мунди носили скрывающие лица маски. Ее путь к горе Ак-Нисаэ был самым долгим, поскольку пролегал через океан Льдистых останков, горные хребты Змеиной головы и облачный лабиринт, окружающий вулканический остров со всех сторон.       Дайра чувствовала неловкость. Она плавно прошла, заняв свое место, положила и так ледяные от волнения руки на холодную мраморную поверхность. Взгляд невольно остановился на еще одном пустом месте. Пятом. Этот ажурный стул с резной спинкой не пустовал всего один раз, и занимал его, как бы это удивительно ни звучало, человек.       — Мы рады, что ты снова с нами, незабвенная Дайра, — от имени всех сказал Зефиринус, слегка наклонив голову. — Нам очень не хватало твоего участия.       Дайра кивнула. Она отвыкла от общения с теми, с кем давным-давно веселилась на летние и зимние солнцестояния, а также на осенние и весенние равноденствия. Сейчас ей тяжело было даже выдавить из себя слово, а мысли разбегались, оставляя голову совершенно пустой.       — Я скучал, сестрица, — обратился к ней Игни. — Правда, ты не поверишь! Сто с лишним лет с этими стариками, да я чуть не помер!       — Ты сейчас назвал меня старухой? Я не ослышалась? — возмутилась Деметрия.       Хотя она и действительно не сверкала первой свежестью весны, любое упоминание о ее возрасте выводило духа-хранителя Ку Ида из себя. Игни рассмеялся.       — Ты когда в последний раз смотрелась в зеркало? Мы с сестрицей здесь самые молодые.       — Вы все время спорили по пустякам, а теперь ты к ней с распростертыми объятиями и еще лебезишь! — возмутилась женщина.       — Мы никогда не ценим то, что имеем, Деметрия. Истинная ценность познается лишь тогда, когда мы теряем все то, что у нас было. Когда Дайра ушла от нас, я осознал: наши с ней споры было лучшим, что случалось в моей жизни.       — Ну прекрати.       — Достаточно, — громогласно приказал Зефиринус. — Не будем тратить время на разглагольствования, у нас на повестке дня важная тема, и я вынужден требовать предельной серьезности от вас всех.       Зефиринус был самым старшим и уважаемым среди духов-хранителей. Все его послушали, как и делали обычно. Слово Зефиринуса негласно даже имело бо́льшую ценность на голосованиях, нежели другие. Дух-хранитель Ку Марут поднялся, упершись руками о поверхность стола. Его взгляд теперь сверкал исподлобья, казался грозным и жутким.       — С возвращением, Дайра, — с нежностью сказала Деметрия, — с радостью, пожалуй, поговорю с тобой за жасминовым чаем после совета.       — Я не уверена, что приглашала тебя пить со мной чай, — холодно ответила Дайра, игнорируя грозный взгляд Зефиринуса.       Деметрия не успела ответить, как вступил Зефиринус.       — Баэльдар – мой первый советник, старший брат главы клана Серебряных драконов, великий воин и почетный представитель Ку Марут – убит полтора месяца назад Алмерикусом, который, как вы знаете, является командиром главной ударной силы Ку Инду, главой клана Дилювиум, а также носит титул советника духа-хранителя Дайры.       — А Ундине, — добавила Деметрия, мгновенно переключившись на серьезную тему, — являлась его помощницей и выполняла обязанности временного духа-хранителя, хотя прав у нее на это не было никаких. Мы никогда не признавали ее равной. Такое посягательство является серьезным преступлением.       — Она была всего лишь марионеткой! — вмешался Игни. — Все мы прекрасно знаем, что Алмерикус прибрал девочку к рукам с ранних лет, он сделал из нее живую куклу.       Деметрия с ним не согласилась.       — Незнание закона не освобождает от ответственности. У нас есть законы, которым мы все следуем. Алмерикус и Ундине совершили тяжкие преступления, и судить их нужно соответствующие.       — Но мы с вами не просто суд, — вмешалась Дайра. — Мы не должны брать во внимание то, что написано на бумаге. Мы должны судить по справедливости. А Ундине стала жертвой пагубного влияния Алмерикуса, который сам обезумел и не ведал, что творил. Я видела ее тогда у Древа Жизни, она бы никогда не смогла отдавать приказы об убийстве. Кроме того, разве обвинения не должна выдвигать я, это ведь мое место, как вы называете, узурпировали в мое отсутствие? А мои чувства действия Ундине нисколько не задели, и я готова ей все простить.       — Дайра, я понимаю твои чувства, — Деметрия погладила ее по руке. — Она твоя дочь, но нельзя принимать решение, основываясь лишь на собственных эмоциях и умозаключениях. Тебя здесь не было, ты не понятия не имеешь, что здесь творилось. Алмерикус, скрываясь в тени твоей девочки, разрушил Ку Инду. Нарушил все законы морали и нравственности, он уничтожал всех неугодных. А Ундине была там рядом и даже не посмела возразить. Она позволила себе примерить на себя роль хранителя! Это как бросить вызов небесам! Если мы даже проявим великодушие и простим дитя, это создаст возмутительный прецедент, по которому все кому не лень захотят притвориться духом-хранителем. Нет, этого допустить мы никак не можем, мы должны показать всю суровость наказания за это преступление.       — Именно поэтому, — вступил Зефиринус, — Алмерикуса и Ундине надо казнить! Est!       — Казнить?!       Дайре показалось, что сердце внутри перестало биться. Она схватилась за грудь, чувствуя нарастающую боль. Если бы она стояла на ногах, то непременно бы свалилась на пол. Совет Высших всего два раза принимал такие радикальные решения. Духи-хранители призваны защищать Сомниа Мунди, бороться и отстаивать права каждого духа, что проживает в их землях. Они были созданы для служения своим стихиям. Оберегать и хранить, но не разрушать. Не убивать.       Это удел Низших. Тех, кто был создан из людских мыслей и чувств.       Не тех, кого создала Стихия.       — Я хочу спуститься к Алмерикусу и Ундине, чтобы поговорить. И когда я вернусь, мы с вами еще обсудим их дальнейшую судьбу, а также некий интерес воздуха к одному месту в Ураго. У нас у всех есть время подумать и принять правильное решение, — холодно сказала Дайра, встав со стула и выходя из залы, не дожидаясь позволения.       — Ах, и еще, — добавила она, вдруг остановившись у выхода, — мне известно о вашем нездоровом интересе по отношению к одной девочке с очень необычной силой. Как тяжело мне будет закрыть на это глаза? Смогу ли я удержаться от того, чтобы не предупредить ее всемогущего брата о чужих намерениях?       Смеркалось. Под потолком зажигались канделябры.       Необъятное гречишное поле простиралось перед Юзу Куросаки из Мира Живых и золотистым котом-оборотнем Раку из Сомниа Мунди. Солнце стояло высоко в зените. Теплый южный ветерок дул, качая белые цветки гречихи, поглаживая розовые щеки Юзу. Они были на окраине района, и их поиски вновь не увенчались успехом. Который это был уже день?       Она разглядела белую бабочку, порхающую от одного цветка к другому. Изящно хлопая крыльями, та в очередной раз приземлилась и вытянула свой хоботок. Раку, схватив под ногами лист дерева, положил его себе на макушку и, обернувшись котом, прыгнул прямо в заросли. Через секунду кошачья морда появилась прямо под тем цветком, где белая бабочка лакомилась цветочным нектаром.       Юзу весело засмеялась в кулачок, когда Раку поднял лапку и попытался схватить крылатое насекомое. У него ничего не получилось. Бабочка, захлопав крыльями, быстро поднялась в воздух и приземлилась прямо на макушке кота, аккурат между большими острыми ушами. Раку замотал головой.       — Ну хватит дурачиться, котенок! Пойдём!       Желтый кот вновь скрылся в зарослях гречихи. Юзу забыла, когда она в последний раз так беззаботно смеялась. Когда ей было так легко.       На Эрин смотрели пять пар детских глаз. Самых разных цветов и оттенков: карих, желтых, зеленых и синих... Но выражение этих детских глаз у всех было одно: настороженность, угрюмость, бунтарство, а на дне – едва уловимое одиночество.       Перед ней стояли трое мальчуганов и две девчонки. Худые, оборванные и чумазые. Темноволосый лохматый мальчишка прятал за спиной ее трофейный кинжал. Она читала в его взгляде легких испуг и была этому совсем не удивлена, ведь она снесла с петель хлипкую дверь и с грохотом опрокинула несколько ящиков, которыми дети подперли двери. И все это движением одной ноги.       — Верни то, что украл! — потребовала Эрин.       Мальчишка пожал хрупкими плечами.       — Я ничего не крал.       Две девчонки закивали лохматыми головками в знак согласия.       — Хэчиро ничего не крал.       Эрин тяжело вздохнула. Ей чертовски не хотелось силой отнимать свой кинжал у мелких детей. Но их наглость действовала ей на нервы. Она наклонилась к мальчишке, которого назвали Хэчиро, заглядывая ему прямо в глаза.       — Верни мне мой кинжал. Иначе я разнесу вашу халупу.       — Нам все равно, где жить! — выплюнул он. — Здесь полно заброшенных домов.       — Тогда я разнесу их все.       — Во всем Руконгае? Ты никогда этого не сможешь!       И Хэчиро, с силой наступив ей на ногу, выбежал из дома. Женщина взвыла от боли. Остальные последовали за ним, но Эрин из рода Эквиус недаром звалась «призрачной принцессой». В два прыжка она оказалась на улице, заградив детям путь. Теперь она была невероятно зла и желала лишь одного: наказать маленьких наглецов. Взгляд ее черных глаз засеребрился и блеснул. Кончики пальцев загорелись черным пламенем.       Неожиданно одна из девчонок упала на колени, очевидно, не выдержав давления духовной силы, и разрыдалась. Эрин, растерявшись от неожиданности, даже забыла, что хотела сделать. К девчонке подбежали остальные дети, принялись успокаивать. Хэчиро оглянулся, бросив на Эрин полный презрения взгляд.       — Юми не ела два дня, — сказал он. — Она очень ослабла.       «Твою стихию! — провыла в мыслях Эрин — Ну, как я могу на них злиться? Это же просто беспризорники! Дети!» Сильно зажмурившись, приготавливаясь переступить через себя и сделать то, чего не делала никогда. Простить обидчиков.       — У меня есть деньги. Я куплю вам еды взамен на кинжал.       Брови мальчишки недоверчиво и удивленно поползли вверх.       Урок кидо оказался для Карин в какой-то степени судьбоносным. Учитель, быстро построив учеников в ряд, принялся показывать новое заклинание. Выпрямившись, он вытянул правую руку вперед.       — Путь разрушения 31: Властитель, тот, кто носит маску из плоти. Перед кем все сущее машет крылами. Тот, кому даровано имя человеческое. Сочетая палящую жару и войну, Вздымаясь против морских волн, Сделай свой шаг на юг. Щаккахоу! — из его ладони испустилась духовная энергия в виде небольшой, но очень мощной алой сферы.       Шар полетел в тренировочную куклу и пробил ее насквозь, опалив ткань. Она задымилась.       — Таким должно быть ваше идеальное заклинание, ученики. Что же, приступим. Кто первый?       Выстроилась очередь. Карин, сконфузившись, встала в конец. Сколько бы они с Тоширо ни упражнялись, успехи в кидо у Карин были неважные. Эта часть обучения давалась ей особенно тяжело. Хотя, что давалось ей легко? Она чувствовала себя современной девчонкой, помешанной на прогрессе, которая прыгнула во времени и оказалась в средневековье. В какой-то степени, так оно и было, Карин даже совершала прыжки. Правда, пространственные. И все же.       — Ненавижу кидо, — выдохнула она себе под нос.       — Тяжело учиться, когда совсем нет способностей?       Карин обернулась, лицом к лицу столкнувшись с Юкио. Парень злорадствовал, ведь кидо давалось ему с легкостью. Она вздохнула.       — Знаешь, Юкио, что делает мужчину – мужчиной? Самым настоящим?       — И что же? — Киришики изогнул бровь.       — Благородное молчание.       И, отвернувшись, Карин с наслаждением слушала злость оставшегося позади парня. Сегодня у нее было хорошее настроение, с людьми совсем не хотелось ссориться. Хотя и без внимания некоторых личностей оставлять было нельзя.       Очередь быстро продвигалось, многим удавалось заклинание. За время учебы Карин отметила высокий уровень развития одногруппников, некоторые пришли в академию уже подготовленными и сейчас лишь закрепляли пройденный материал. Все они оправдывали свои места, продолжая с легкостью совершенствовать свои навыки. Среди них Карин чувствовала себя паршивой овцой. Искусство синигами давалось ей потом и кровью. И дополнительными занятиями с Тоширо.       Погрузившись в свои унылые мысли, Карин не заметила, что подошла ее очередь. Она по привычке заволновалась, переминаясь с ноги на ногу. Сегодня ей решительно не хотелось ударить в грязь лицом. Особенно после разговора с этим Юкио. Карин, слегка поколебавшись, взяла себя в руки и встала в стойку. Вытянула перед собой правую руку, раскрыв ладонь. Напряглась. Сейчас, прямо сейчас, у нее все получится. И никак иначе! Она вдруг почувствовала, что кто-то касается кончиков ее пальцев. Кто-то вселяется в нее, дышит ее легкими и видит ее глазами. Цель: кукла!       — Путь разрушения 31 – Щаккахоу! — выкрикнула Карин.       Резкая оглушающая волна реацу отбросила ее назад. Ладонь горела. Она почувствовала, как что-то сформировалось у нее из руки и с бешеной скоростью унеслось вдаль. Это было...       — Мори...— пораженно выдохнул учитель.       Сверстники застыли в немом изумлении. Карин с трудом поднялась на локтях, посмотрев на куклу. В животе зияла большая дыра, края обуглились. Но самое удивительное было то, что весь путь от Карин до куклы был усеян золотыми песчинками. Они лежали на земле и витали в воздухе, кружась словно снежинки зимой.       — Такого не может быть... такого просто не может быть! — бормотал учитель. — Даже не используя заклинание... — наконец, он собрал себя в руки, — у меня есть пара замечаний: во-первых, шар должен быть алого цвета, а у вас он золотой, но это пустяки; во-вторых, контролируйте свою духовную энергию. Вы должны знать, сколько нужно израсходовать на заклинание. Ни больше, ни меньше! В следующий раз простым падением вы можете так просто не отделаться.       К Карин подбежала радостная Мегуми.       — Боюсь представить, что ты сделала, чтобы добиться такого результата. Сегодня ты превзошла саму себя, Рена. Поздравляю!       — Спасибо... Мегуми...— растерянно ответила Карин, не отводя взгляда от куклы.       У нее все никак не укладывалось в голове. Ей кто-то помог или ее другая сила начала понемногу проявляться? И если она сделала это сама, то сможет ли научиться это контролировать, учась на синигами?       Карин вдруг захотелось поговорить об этом с Тоширо. Но она решила ограничиться тем, что просто поделится с ним радостью своих успехов. Он столько с ней мучился, что точно будет рад!       Темницы Алмерикуса и Ундине располагались на нижних ярусах башни. Там всегда находились камеры для предварительного заключения. По правде говоря, редко когда их занимали невинные духи, которых вскоре оправдывали и выпускали на волю. Гораздо чаще они сидели в ожидании приговора, молились, чтобы это была не смертная казнь и не ссылка в Пустоши, куда обычно и отправляли преступников.       Алмерикус сидел в дальнем углу, куда не попадали закатные лучи. Длинные волосы его, прежде всегда чистые и заделанные в чиновничью прическу, сейчас были грязны и растрепаны. Они спутанными патлами свисали по плечам и рукам. Лицо его осунулось и приобрело нездоровый вид. Он выглядел как бродяга. Дайра заметила несколько маленьких язв на его руках, выглядывающих из-под рукавов. Он был болен.       Алмерикус поднял на нее свой темный взор. Это был взор того, кто уже умер внутри.       — Дайра... ты прекрасно выглядишь. Тебя одевали в Жемчужном Святилище?       Она посмотрела на свое белое кимоно, на накидку глубоко синего цвета с вышитыми на ней в окружении цветов журавлями. В Жемчужном Святилище она еще не появлялась, хотя была уверена, что ее там очень ждали. По традиции именно медузы Хигана одевали духа-хранителя Дайру на все официальные приемы. Этот наряд для ее сохранила Мей-Лин, великая провидица из Святилища.       Дайра подошла к окну, выглядывая. Снаружи плескались желтые, вобравшие в себя закат, волны.       — Как ты докатился до такого, Алмерикус? Это не ты.       — Я был рожден на заре Сомниа Мунди только для одной цели – защищать жизнь и благополучие своей незабвенной госпожи, быть ей опорой и поддержкой. И я исправно служил тебе. Мы были с тобой справедливыми, но добрыми. А потому – слабыми. Я понял это тогда, когда клан Дилювиум пал под натиском легиона синигами во время первой войны. Когда я, валяясь в грязи, сжимая перерезанное горло, увидел трупы своих солдат, а ты в это время продолжала сражаться, я знал, что все это из-за нашей слабости. Но даже несмотря на это, многие века я продолжал потакать тебе и твоей философии ручья, пассивно текущего по проторенной дорожке и адаптируясь к изменчивости внешних событий.       Но когда в мое отсутствие на дворец Капель было совершено нападение, и тебя похитили, я осознал, что, потакая тебе, провалил важнейшую миссию своей жизни. Мог ли я простить себе это? О, нет. Я искал тебя, умолял подземные кланы открыть проход, чтобы мы могли проникнуть к синигами и спасти тебя, но они оказались слишком жадными, и более того, многие из них уже оказались под влиянием Зефиринуса. Тогда я сделал так, чтобы они перегрызли друг другу за этот проход глотки.       — Ты поссорил подземные кланы? — ахнула Дайра.       Алмерикус скривился.       — Я делал лучшее для наших земель. Но многие были по-прежнему слепы.       — И для этого ты сделал из Ундине марионетку!       — Неправда! — рявкнул Алмерикус. — Я делал для нее только лучшее. Она должна была стать следующим духом-хранителем и восстановить Ку Инду.       — А в итоге своими действиями ты пролил кровь на священной земле Хигана.       — Там погибли только предатели и те, кто был готов добровольно пожертвовать собой во имя великой идеи.       — Какой идеи? — Дайра прикрыла глаза.       — Возмездие. Нам нужна война, чтобы отомстить за то унижение и вернуть нашу свободу. Отомстить за тебя, госпожа.       — В доме, который ты сжег, находились я, старик, молодая девушка и ребенок. Маленький ребенок. И все мы не смогли бы дать тебе отпор. Кто сражался с твоими духами? Трое наемников. Против тридцати членов Дилювиума, самого могущественного клана Ку Инду.       — Этот прохвост Баэльдар шпионил на нашей земле! Пытался найти спуск в ад на острове Крови, наш тщательно оберегаемый источник силы! Зефиринус хотел заполучить его. Я знаю это, потому что перехватил их письма.       Дайра нахмурилась.       — И для их разоблачения ты выбрал такой жестокий метод? В Хигане нельзя проливать кровь.       — Великая цель требует великих жертв. Я храню всю важную информацию у себя в кабинете, в том самом месте, ты сможешь найти. Я верю в тебя, Дайра.       — Мне тебя уже не спасти, Алмерикус.       — И не пытайся. Я готов умереть, если ты вернулась. Дилювиум полон мощи, с Сангуисом я всегда поддерживал связь, стоит лишь отправить им письмо, и они немедленно вернутся в Ураго. Дайра, все готово к нашему отмщению. Просто найди документы в моем кабинете быстрее, чем кто-либо. Пожалуйста, не сдавайся. Мы их всех уничтожим.       Она с негодованием вышла из темницы, резко захлопнув за собой решетку. Алмерикус во всем был прав, он хорошо выполнял свои обязанности. Его основная проблема заключалась в том, что для достижения желаемого он выбрал слишком жестокий путь. Десятки казненных жриц, сотни утопленных инакомыслящих, которые выходили бастовать на площади, разрушенная, наводненная трущобами, Унария и опустевший Ураго. И трехтысячная орда головорезов, отчего-то зовущая себя благородным Дилювиумом.       Когда ее похитили, Алмерикус утратил баланс и обезумел. Бесконечное самобичевание привело его к тому, что он полностью отклонился от своих прежних идеалов, став жестоким и бессердечным диктатором. Алмерикус мечтал отплатить синигами за то, что они сделали с духами. За то, что сделали с ней. Мечта превратилась в навязчивую идею, а та, в свою очередь, в болезненную зависимость. Алмерикус пожертвовал всем, чтобы получить силу. И чтобы «открыть глаза слепцам», которые были не согласны с его убеждениями.       Но в то же время он здорово ей помог. Дайра не могла винить его за верность. Благодаря Алмерикусу Ку Инду все еще не находится под влиянием других Ку. Благодаря ему она может гордо стоять перед Зефиринусом. Если бы она могла, она бы отменила казнь и помиловала Алмерикуса.       Дайра лбом прислонилась к решетке, за которой, свернувшись калачиком, лежала Ундине. Девочка так настрадалась, что от стресса просто уснула. Во сне ее личико было совсем спокойным, хотя еще несколько часов назад она плакала, не переставая. Просила увидеть мать. Но ее не пустили.       Наблюдая за тем, как дети за обе щеки уминают рисовые лепешки, яблоки и сливы, Эрин ощущала внутри себя какое-то странное, неведомое чувство. Она не могла сдержать улыбку. Внутри все трепетало от радости. Эрин сделала доброе дело, покормила голодных детей и теперь чувствовала себя невероятно счастливой.       «Я ужасно глупа, — думала она, — просто караул!»       — Ты думаешь, — с набитым ртом начал Хэчиро, — мы не знаем, что поступаем плохо. Но мы все прекрасно осознаем. Никому нет дела до группки детей, пытающихся выжить в Руконгае, вот мы и справляемся как можем. Это уже третий наш район, хотя везде одно и то же. Те же люди, понимаешь?       — Понимаю, — вздохнула Эрин.       О духах она думала точно также. Поднявшись на поверхность, она была уверена, что есть большая разница между подземными и наземными кланами. Она никогда так в жизни не ошибалась.       — Ты не такая, как другие, — улыбнулась Юми, кусая маленьким ротиком сливу. — Ты добрая. Как Богиня.       Эрин широко раскрыла глаза. Хэчиро вынул из-за пазухи кинжал и протянул его.       — Вот, возвращаю. Прости меня, тетя.       — Не нужно...       Эрин быстро сняла с шеи кулон из сапфира, выполненный в виде слезы. Подозвав к себе Юми, она вложила его в ее маленькие девичьи ручки.       — Кинжал оставь себе. Он трофейный, я сняла его с трупа своего заклятого врага, поэтому он всегда будет приносить удачу в бою. Можешь продать, если окажешься на грани жизни и смерти.       Эрин встала, намереваясь уходить. Она и так уже задержалась, а у нее важная миссия.       — Постой! — крикнули ей вслед. — Как тебя зовут?       Она в последний раз обернулась и с улыбкой произнесла.       — Добрая богиня Эллерина.       «Богиня скорости, удачи и смерти...— добавила про себя.»       Юзу и Раку сидели на пороге старого дома, который они заняли несколько дней назад и уже успели немного обжить. Дни они проводили, расспрашивая о Карин, обыскивали районные окраины, а по вечерам отдыхали.       — Я помню, как мы с тобой впервые встретились, — сказала Юзу, болтая ногами. — Тогда был дождь, и я покормила тебя печеньем. Ты побежал домой, и тебя сбила машина.       Раку ухмыльнулся, поднял с земли яблоневый листочек.       — Кошачья магия. На меня действительно мчалась та страшная штука, которую ты назвала машиной. Я чуть не умер от ужаса, клянусь! Пришлось притвориться мертвым, чтобы никто не заподозрил.       Юзу задумчиво уставилась вдаль.       — Сколько же тебе лет?       — Очень много. Честно говоря, я даже не считал.       — Так давай посчитаем вместе. Расскажи о себе.       Раку вздохнул, сдавшись. Он не любил рассказывать о своем прошлом.       — Родился я в Воющем Лесу, это спрятанный городок, который узкой полосой разделяет Ку Аруса и Ку Ида. Это было давно. Мы с моим другом Сэщемару любили выбираться в людской мир, победокурить, соблазнить пару девушек, сделать императора Камму на десять или двадцать бутылок саке беднее, а по возвращении долго пировать с остальными. В Воющем Лесу, в основном, жили кицуне, тануки с ину, двухвостые кошки бакенеко и некомата, кем я и являюсь. Компания, как ты можешь заметить, вовсе не скучная. Это городок великих обманщиков и кутежников.       — Так ты хулиган, Раку? — с упреком спросила Юзу, нахмурив светлые брови.       Раку хитро улыбнулся, прищурив глаза.       — В молодые годы я был главарем банды оборотней. Мы разводили даже духов, пока на нас не открыл охоту клан Острокрылых. С карасу-тенгу лучше не связываться.       — Какой ужас. Как же ты стал служить Зефиринусу с таким прошлым?       Раку вдруг замялся на секунду, но потом снова весело выпрямился и продолжил рассказ.       — Он заметил мои уникальные способности! Взял, ни о чем не спрашивая!       Юзу рассмеялась.       — Тогда скажи мне, как же ты попал в Мир Живых, если, по твоим словам, Сомниа Мунди изолировали печатями?       — Ну так это было еще до войны. — отмахнулся Раку.       Они немного помолчали, любуясь оранжевым закатом. Юзу болтала босыми ногами совсем как ребенок, подставляла розовое лицо последним теплым лучам заходящего солнца.       — Знаешь, Юзу, — сказал Раку, поворачиваясь к ней лицом, стирая человеческий облик и снова на короткое время становясь котом. — С тех пор я часто думал о тебе. Твоя доброта и открытость покорили меня.       Юзу залилась краской и мигом отвернулась.       — Пустяки! — бросила она. — Я поступила бы так с каждым!       — В этом-то и дело.       Раку накрыл своей лапкой ее руку, нежно касаясь ее кожи шершавыми подушечками. Через минуту он с хлопком снова вернулся в облик человека.       — Я скучаю по тем временам, — Юзу вздохнула, — когда мы с сестрицей были еще детьми. Братец Ичи жил с нами дома, и папа... был жив. Я часто вспоминаю те забавные дни. Хотела бы я, чтобы мы снова собрались за столом вместе, я бы наготовила кучу вкуснятины. И мы бы ели, разговаривали о пустяках, делали друг другу замечания с набитыми ртами и долго смеялись, смеялись, смеялись...       Раку потупил взгляд.       — Я понимаю тебя. Правда. Я тоже хотел бы вернуться в беззаботное детство, но Сэщемару умер.       — Мне очень жаль.       Юзу почувствовала, как тонкие когтистые руки обвивают ее за плечи. Обернувшись, она прижалась к теплой груди Раку и тихо, беззвучно заплакала. Ей было ужасно одиноко, ей хотелось, чтобы кто-то пожалел ее, сказал пару ободряющих слов о том, что все будет хорошо. Непременно будет. Раку молчал, но его объятий Юзу было достаточно. В них она чувствовала себя кому-то нужной.       — Так тебе больше тысячи лет, Раку...— прошептала она, утыкаясь мокрым носом в его одежду.       Тоширо был рад, скупо улыбнулся, сказал несколько напутствующих слов и погнал на тренировку. Карин ничего не оставалось сделать, кроме как вздохнуть, пройти мимо отчего-то радостной, стреляющей глазами Рангику, которая делала вечернюю зарядку, и приготовиться к жарище на полигоне.       Тоширо понесся на нее с мечом. Карин сделала вольт, отпрыгнула и танцующим шагом обошла Хитсугаю сбоку. Он не дал ей передышку, вновь прыгнув и ударяя. Карин парировала. Их тренировочные мечи заскользили.       Неожиданно она перешла от защиты к удару. Ее боккен глухо, как только могут деревянные мечи, столкнулся с мечом Тоширо. Карин отпрыгнула, пробежала несколько легких шагов и прыгнула, неожиданно нанося удар сбоку. Но опытный в бою Тоширо предвидел это движение. Несколько ударов, и Карин предпринимает невероятно глупое решение: подставить Хитсугае подножку. Она много раз видела по телевизору, как это делают дзюдоисты. И сейчас ее оппонент оказался так близко, так почему бы и не попробовать?       Карин не учла одного. Тоширо был ее тяжелее. Она поняла это слишком поздно, когда уже неслась к земле, а сверху на нее летела туша Хитсугаи. Она ойкнула, воздух выбило из легких сразу после соприкосновения с землей.       — Это... было... отчаянно...— прокряхтел Тоширо.       — Да... — тяжело согласилась Карин.       Она прикрыла глаза, глухо засмеявшись. Тоширо слегка улыбнулся. Он перевел взгляд на лицо своей подопечной, скользя по засохших потрескавшимся губам, по острому носу и гранитно-серым глазам. Мори продолжала набирать вес и наращивать мышцы, с каждым днем становилась активнее и сильнее. Конечно, ей не помешали бы те увлажняющие маски и процедуры, которые несколько раз на неделе делает Матсумото, но это были уже мелочи.       Тоширо был рад, что может кому-то помочь. Кроме того, занятия отвлекали его от скуки каждодневной рутины и от дурных мыслей по поводу сестры Куросаки, которую никак не удавалось найти. Эта девчонка, Рена Мори, взамен помогала ему с отчетностями, что значительно облегчало дела. Он мог посвятить больше времени на обдумывание плана по поиску Карин.       «Я обязательно возьму ее в свой отряд, как только она выпустится, — подумал Тоширо.»       Краем глаза он заметил Тетсую, стоящего у входа на тренировочный полигон. Это срочно. Приказав Мори подождать его в одной из комнат бараков, Тоширо поспешил выйти. В кабинете его уже ждали капитан седьмого отряда Ичиго Куросаки и капитан тринадцатого отряда Рукия Кучики. Они по поводу Карин, догадался Хитсугая.       — Добрый вечер, капитан Куросаки, капитан Кучики. К сожалению, у меня нет для вас новостей. Я писал в отчетах, что также не продвинулся в поисках.       — Да ладно тебе, Тоширо, давай без формальностей! — по-дружески воскликнул Ичиго. — Кстати, что это за девчонка, которую ты так усердно тренируешь?       — Рена Мори, я нашел ее в Руконгае. У нее высокий потенциал.       — Да вы никак влюбились, капитан Хитсугая, — серьезно сказала Рукия.       Тоширо подпрыгнул на месте, почувствовав, как волосы у него на затылке встали дыбом.       — Вовсе нет! Она сама упросила ее тренировать, да я сам не мог позволить пропасть таким способностям.       — И что же в ней особенного? — Ичиго хитро прищурился.       — Очень высокий уровень реацу. Остальное еще в процессе изучения. Но у меня есть чувство, что в ней спит невероятная сила. Такие вещи лучше не пускать на самотек.       От глаз капитанов не укрылось то, как Тоширо отвел взгляд, посмотрев в окно. Как на миг заблестели его глаза, а рука сжалась в кулак.       — Что-то мы отвлеклись, — сказала Рукия после недолгой паузы. — Вернемся к важным делам.       Сидя в общежитии на своей койке, Карин чувствовала себя крайне неуютно. На нее то и дело косились, а когда она проходила куда-нибудь, за спиной бессовестно начинали перешептываться. Когда же она увидела напряженную Ран, посылающую ей презрительные взгляды, она не выдержала.       — Да что за представление вы тут устроили?       Ран хмыкнула, поднимаясь со своего места, чтобы взять расческу. Затем она уселась обратно и принялась медленно проводить ею по своим волосам. Комната молчала, а обстановка все накалялась. С соседних коек спускались другие девушки и усаживались поближе, чтобы то ли посмотреть, то ли еще для чего.       Карин не удостоилась ответом, и ее это, мягко говоря, не устраивало и даже начинало раздражать. Она нарочито медленно, прогулочным шагом, приблизилась к Ран, обманчиво расслабившейся при приближении Карин.       — Кажется, я задала вопрос, — она решила попробовать древнюю методику и заставить оппонента говорить при помощи провокации. — Или ты настолько труслива, что не можешь отвечать за свои действия?       Сработало. Ран мгновенно вспыхнула. Она сдвинула брови, тыкая расческой Карин в грудь.       — Что? Прости, я не расслышала! Кажется, ты обвинила меня в трусости, но скажи мне на милость, какое право ты имеешь, — Ран тщательно выделила это слово, — обвинять меня, если сама распутна как дурная девка!       Карин подскочила как ужаленная.       — Чего-чего?!       — Ну, конечно, ты только других способна обвинять, а за собой совсем не следишь. Это же не я бегаю каждый вечер к капитану 10-го отряда, не я ночую у него, а утром появляюсь в академии как ни в чем не было! Это же не я, в конце концов, нахожусь в классе ускоренного обучения только благодаря пособничеству капитана!       Карин опешила, пытаясь переварить только что полученную информацию. А та все не укладывалась в голове, просто не могла, не желала этого делать. Так вот, почему в классе у нее кроме Мегуми нет друзей. Все считают ее поступившей благодаря связям, через «постель». Но ведь это было совсем не так. У нее же есть духовная сила, она же может что-то, не занимает чье-то место в академии.       — Вы посмотрите на нее! — крикнула Ран, заново принимаясь расчесывать свои длинные, черные и блестящие, словно у гейши, волосы. — Задумалась!       Остальные обитательницы комнаты с интересом наблюдали за Карин. А той хотелось убежать и никогда не возвращаться, не видеть их, не находиться в этой мерзкой комнате, не общаться больше ни с кем.       — А что в этом плохого? — невинно спросила одна из рыжих «близняшек». — Если уж природа ее способностями обделила, то пусть выживает как может. Глядишь, он нашу Рену-тян и в жены возьмёт, ей даже не придется быть синигами.       — Тогда она нас всех переплюнет, — подтвердила ее сестра. — Вообще, как сказали в одной книжке: хитрая женщина лучше сильной женщины!       — Я никогда не пойду таким путем. Это низко, — серьезно ответила Ран, — я всего добьюсь сама, своими собственными усилиями.       — Мори, если о твоей связи с ним узнают в академии, тебя тут же выгонят, — высказалась одна из сидящих на койках. Кажется, ее звали Нао.       — Я не сплю с ним, — тихо, но жестко сказала Карин.       — Ну, конечно, а что же ты тогда с ним делаешь? По хозяйству помогаешь? — насмехалась Ран.       — Я не сплю с ним, — повторила Карин еще жестче, выделяя каждое слово. — Еще одно слово, и ты пожалеешь.       Но Ран была не из трусливых или не из разумных, потому как не смогла понять, когда нужно было остановиться. Или просто проигнорировала зов инстинкта самосохранения. Она без колебаний бросила еще одну колкую фразочку и тут же охнула от неожиданности. Секунду назад Ран сидела на стуле, а теперь уже лежала на полу, поваленная Карин. Та хладнокровно одной рукой держала противницу за волосы, а другой с упоением раздирала белое лицо когтями. Ран завизжала от боли и злости, она ухаживала за своим лицом с самого детства, и такой поступок не простит никому. Она вывернулась и схватила Карин зубами за руку, со всей силой вцепляясь в ладонь, внутренне торжествуя, что теперь девушка еще не скоро будет крепко держать боккен. Карин взвыла и ослабила хватку, чем тут же воспользовалась Ран, переворачиваясь, чтобы оказаться наверху.       — Я не прощу тебе этого! — заорала она, сцепляя руки на шее Карин.       Та захрипела, пытаясь вдохнуть, схватила за руки Ран. Не в силах отодрать их от себя, она лишь царапала их. Краем глаза она заметила, что остальные девушки так и не сдвинулись со своих мест. Они с воем и улюлюканьем поддерживали эту безобразную драку, не совершая даже малейшей попытки остановить ни Карин, ни Ран. Все лишь радостно наслаждались зрелищем и ожидали исход битвы.       Разум слегка помутился, перед глазами начали плясать разноцветные круги, и Карин с ужасом осознала, что Ран давно перестала отдавать отчет своим действиям и сейчас лишь бездумно душила ее. Это была бы самая глупая смерть, какая только могла случиться, подумала она. В этот момент в комнату вошла Мегуми. На секунду на ее лице отобразились ужас и удивление, но она тут же взяла себя в руки и побежала разнимать девушек.       Спустя какое-то время в разных углах комнаты сидели два ветерана великого противостояния: несравненная Ран с кровоподтеком в глазу и располосованными, как у древнего воина, щеками и руками, и незабвенная Карин с прокушенной ладонью и алым ожерельем на прекрасной тонкой шее. Никто не жалел о содеянном.       — Так, ответь уже, зачем ты все время бегаешь к капитану 10-го отряда? — недоумевала Ран.       — Ну разве это так непонятно? Он помогает мне в учебе, только и всего. Объясняет материал; показывает кидо снова и снова, пока у меня не получится также; я тренируюсь вместе с его отрядом, где То... капитан часто устраивает между нами спарринги; а еще мы вместе медитируем, и я помогаю ему с разбором отчетов. Чаще всего провожу ревизию, потому что я быстро считаю.       — Вы давно знакомы?       — Несколько лет, — честно призналась Карин.       И пожалела, потому что Тоширо это знать лучше не стоит. Она надеялась, что эти сведения до него никогда не дойдут.       — И у вас только лишь деловые отношения? — удивилась Ран. — Он тебе нисколько не нравится? Совсем-совсем?       Карин замялась, щеки слегка заалели. Она отвела взгляд. Ран расхохоталась.       — Прости. Честно, это все только из-за непонимания, я ведь не знала. Я ненавижу кумовство, все эти темные делишки через знакомства. Просто я думала, что на твоем месте должен был быть кто-нибудь другой. Тот, кто всегда мечтал стать синигами, у кого это было целью. Тот, кто добился этого своими силами, кто тяжело работал и готовился к экзаменам, как и все мы. Рена, ты тренируешься в два раза больше каждого из нас, чтобы догнать и перегнать. Я приношу свои искренние извинения.       Ран через силу встала и низко поклонилась. Карин стало невероятно неловко. «Ты права, Фукуда Ран, — сказала она про себя,— я не заслуживаю этого места после твоих слов.»       Мегуми тихо сидела рядом, обрабатывая раны девушек и втайне надеясь, что уж теперь-то оные просто обязаны были подружиться.       Тиатрил сидел за длинными столом, копаясь в еде. На тарелке в окружении свежих овощей был безжалостно растерзан рак. Рядом с ним сидела, обхватив ладонями пиалу с травяным настоем, его мать. Прекрасная драконица Авила по прозвищу Среброволосая. Во времена ее молодости целые очереди женихов выстраивались под окнами ее башни в замке Вечерней Звезды, но сердце свое несравненная Авила отдала лучшему – сильнейшему, быстрейшему и умнейшему Каэмару, который победил всех своих противников на турнире «Белая Лилия». И этот прекрасный невинный цветок Авила вручила своему будущему мужу. Их свадьба гремела на всю Ку Марут. Однако счастлива ли сейчас она была?       — Милый, — неловко начала Авила, — тебе нездоровится? Ты почти не ешь.       — У меня нет аппетита.       Помолчали. Тиатрил все порывался задать давно мучающий его вопрос, но не знал, как подступиться. Вздохнув, решил спросить прямо.       — Матушка, где сейчас Сарра? Я не видел ее с тех самых пор, как прилетел.       Лицо Авилы помрачнело. Во взгляде он уловил грусть и печаль.       — Ты знаешь, как она любит свободу. — начала она, и ее голос дрогнул, — Зефиринус, да будет вечно Его имя, пожелал взять Сарру в жены сразу после того, как ей исполнится сто пятьдесят. Это было месяц назад, и после она сразу сбежала. Каэмар сказал, что она вернется и примет свою судьбу, как только остудит пыл. Но шли дни, прошла неделя, две, и мы забеспокоились. Отправили поисковый отряд из воздушных змей, но уже столько времени утекло. Конечно, они ее не нашли.       — Сарра же самая быстрая и маневренная, — подтвердил Тиатрил. — Крутые виражи для нее детская игра. «Лихой Ветер», как прозвала ее стража Зефиринуса.       — Зефиринус разгневался. Мы снова впали в немилость, и Каэмар теперь обязан беспрекословно подчиняться Зефиринусу и выполнять любые, даже самые грязные и нечестивые приказы, чтобы загладить вину дочери. Кроме того, мы остались без преемника. Серебряные драконы разбиты.       — Это просто ужасные вести, матушка. Отец обвиняет во всем тебя? Это потому, что в Сарре также течет кровь твоей семьи?       Авила смутилась.       — Каэмар никогда меня ни в чем не обвинял. Просто... он такой какой есть, когда наступают трудности, он замыкается в себе.       Высокая створка, украшенная мозаикой, отворилась, и за ней показалась Силия. Ей сняли бинты, и теперь стали видны последствия ночи «кровавой луны», как теперь называли то кровавое месиво в доме Баэльдара. Вся левая сторона лица была покрыта алой коркой заживающего ожога, а глазок на этой стороне ослеп, полностью потеряв свой цвет. Другой же глаз смотрел на Авилу с Тиатрилом печально и тихо. С тех пор Силия ни разу не улыбалась. Она хотела почесать руки, но увидев на них перчатки, словно что-то вспомнила, осеклась и убрала обратно. Ее глаза заблестели. Силия подошла к матери, просясь на руки, и та бережно подняла ее и усадила к себе на колени.       — Да что ж мои дети такие несчастные! — крикнула она, уткнувшись в макушку дочери.       И громко, надрывно зарыдала.       Тиатрил встал, подходя к ней. Несколько поколебавшись, положил руку на плечо в попытке успокоить. Авила подняла голову, нервно схватила его и прижала к себе.       Так они и сидели.       Тиатрил в полусогнутом, совсем неудобном положении. Обнимающая его мать. И сидящая у нее на коленях дочь, которая теперь тихо всхлипывала.       Мегуми возвращалась из лазарета. Она еле выпросила дополнительные бинты и антисептики у медсестер и как могла отмазывала девушек. Если об этом прознают, то их могут жестоко наказать или даже исключить. Была уже ночь, и сейчас Мегуми искренне надеялась, что общежитие каким-то волшебным образом еще не было закрыто. Его всегда закрывали на ночь. Мегуми шла быстро, почти бежала, полностью погруженная в свои мысли. «На этих выходных надо наведаться к дедушке, — думала она, — и посетить своих мышат. Обязательно.»       — Эй! Да постой же!       Мегуми подпрыгнула, не веря, задумалась настолько, что ничего вокруг не слышала. Обернувшись, она увидела позади себя Ходжо Гэна из ее класса. В свете фонаря он казался еще более жутким, чем обычно. Хотя сама Мегуми тоже не могла похвастаться миловидной внешностью. Парни из класса старались лишний раз с ней не заговаривать.       — Ты что здесь делаешь так поздно? — настороженно спросила она.       Гэн пожал плечами.       — Тренировался. Вот, ты уронила.       Он раскрыл ладонь, и Мегуми увидела свою шпильку, которой обычно закалывала волосы. На конце шпильки была выполненная из шелка розовая камелия.       — Это панцирь черепахи. Очень дорогая заколка.       — Ты разбираешься в украшениях? — удивилась Мегуми, бережно беря шпильку из ладони Гэна, случайно касаясь ее пальцами.       Рука у него была сухая, грубая и горячая. Мегуми, сама от себя не ожидая, улыбнулась.       — У Касуми, это моя сестра, много всяких заколок, гребней, нарядов, и косметики...       Удивление Мегуми сменилось на усмешку.       — Да ты из богачей, Гэн.       — Нет, — быстро ответил он, — не из богачей.       Мегуми уже раскрыла рот, чтобы возразить или пошутить. Как можно быть не богатым, когда одна только заколка стоит целое состояние, которое простой душе вообще не заработать никогда в вечности загробной жизни. Мегуми не жила бедно, но даже ей шпилька с камелией досталась в наследство от матери.       Но она закрыла рот, так ничего и не сказав. Отчего-то не решилась.       В молчании они вместе пошли в общежитие.       Фейерверк цветными брызгами с грохотом ослепил черное небо. Множество духов, стоящих на балконах домиков, сидящих на скамейках, гуляющих в парках и отдыхающих около прудов, вышедших из питейных заведений благоговейно наблюдали за окончанием Совета Высших. Который продлился несколько часов и закончился лишь глубокой ночью, аккурат перед самым рассветом.       Дайра чувствовала себя изможденной. Сегодня она совершила невозможное. Алмерикуса казнят на рассвете, но для Ундине, своей любимой и единственной дочери, она с зубами вырвала изгнание. Зефиринус пытался оправдать свои тайные миссии в Ку Инду, Деметрия помогала ему с аргументацией, что сразу же вызвало подозрение у Дайры и Игни. Эти двое вели тайную игру, о которой не хотели сообщать (хотя она знала, что это было связано с силой той девочки), и Дайра использовала это, чтобы сохранить жизнь своей дочери. На определенных условиях, конечно, но главное было сохранить жизнь. Об остальном она позаботится потом.       Деметрия все-таки упросила личную встречу. Дайре ужасно не хотелось с ней беседовать, но делать было нечего. Дух-хранитель Ку Ида порой бывает очень настырной и если уж чего вобьет себе в голову, то уже не отстанет.       Для Ку Инду, да что там, для всего Сомниа Мунди наступала новая эпоха. И духи, собравшиеся сегодня в городе Нисса-Тэр, разнесут эту весть во все уголки мира духов. Мира ли, войны ли заступает новая эра, Дайра не знала. Потому как это был еще не конец. Это было только начало. Сегодня они лишь поверхностно коснулись темы инициации военных действий. На следующем или через один Совете Высших, как сообщил Зефиринус, их будет уже пятеро.       Ночь была беспокойной. Мальчики пригласили девчонок в общую гостиную, что располагалась между мужским и женский корпусами, праздновать получение асаучи. Комнаты стремительно опустели, и в конце коридора быстро стихли высокие голоса и смех. Сама Карин же, опустив глаза под настойчивым взглядом Ран, отказалась.       — Не нравится тебе с нами, да? — хмыкнула Фукуда. — Слишком взрослой себя считаешь.       — Неправда, — ответила Карин.       Они рассмеялись. После драки отношения между ними заметно потеплели. Карин признавала, что отмазка была слабой и неубедительной, но у нее было чувство, что сегодня будет особенная ночь. И она обязательно должна уснуть, а не сидеть до утра, играя в различные игры и выпивая нарытого непонятно где саке. Мегуми решила остаться с ней.       Схватив одеяло, они выбежали в коридор, откуда был выход на огромный балкон. Усевшись и укутавшись в одеяло, они взглянули на небо: звезды яркими точками сверкали на синем, ближе к фиолетовому, полотне. В центре величественно рассекал ночную мглу белый диск луны. Полной луны. Мегуми ахнула от восхищения.       Они говорили долго и обо всякой ерунде.       — Откуда ты, Мегуми? — спросила Карин.       — Из двадцать шестого района, что на юге Руконгая. А ты?       — Я из шестьдесят четвертого, который на севере.       Мегуми прыснула.       — Знаешь, я так и подумала, когда увидела тебя впервые. Ты выглядела чересчур...       — Жалкой? — усмехнулась Карин.       — Несчастной, я бы сказала. Сейчас ты выглядишь гораздо лучше.       — Хорошо, если так.       Они замолчали, не ощущая неловкости неожиданной паузы. Молчать вдвоем было невероятно приятно.       — Я многое пережила, — начала Карин. — Раньше не осознавала, а сейчас задумалась. Сколько страшных событий было в моем прошлом. Я потеряла всю свою семью. На моих глазах убили старика. Совершенно беззащитного. Я трусливо сбежала от людей, которые обо мне заботились. Последние несколько месяцев меня швыряет туда-сюда, а я даже не понимаю, что мне нужно делать.       Мегуми молча слушала.       — Я уверена, что вскоре ты во всем разберешься, Рена.       «А еще я не Рена Мори... Мегуми, если бы ты только знала!»       Карин сладко и заразительно зевнула, краем глаза замечая отворачивающуюся Мегуми. Луна манила и звала к себе словно Богиня с распростертыми объятиями. В одеяле стало тепло и уютно, веки с каждым мигом тяжелели. Карин сама не заметила, как погрузилась в сон.       Ей снился лес. Золотой осенний лес. И она шла по аллее, шурша сухими листьями под ногами. Дорога вела куда-то в темноту, но как бы Карин не старалась приблизиться к ней, темнота все так же оставалась далеко. Она услышала голоса, проносимые ветром вдалеке; детский смех старым воспоминанием прозвучал за спиной. Лес зашумел. Темнота начала приближаться, деревья исчезать в ней, и листья падать в пустоту. Миг, и вокруг наступил мрак и тишина. Карин огляделась по сторонам, пытаясь найти выход. Она чувствовала, как начинает паниковать.       Неожиданно в коленях стало тепло. Карин посмотрела – под ногами, под самыми стопами, тонкими золотыми нитями вырисовывались замысловатые узоры: искрились лютики, ромашки, аквилегии и васильки, сияли крокусы и колокольчики, тянулись тонкие ветви с распустившимися цветками вишни. В каждом пересечении золотых нитей вспыхивала мягким холодным сиянием звезда. Узор узкой, витиеватой и неровной тропинкой вел вперед, в темноту. Карин зажмурилась, не веря своим глазам. Это был сон. Где-то в глубине души она осознавала это, но не могла принять. Только не сейчас, когда перед ней происходят такие чудесные вещи.       Карин пошла по звездной тропе. Сначала осторожно наступая, раздумывая над каждым шагом, как будто узор мог внезапно исчезнуть, а она провалиться вниз. Вскоре, не выдержав, сорвалась на бег. Карин с размаху ворвалась в облако густого смога. На миг растерявшись, она посмотрела вниз, на землю. Там еще проглядывал волшебный узор, и она осторожно пошла вперед. Туман постепенно рассеивался по мере приближения, и Карин увидела огромное дерево, окутанное мистическим свечением. Сначала дерево казалось небольшим, но с каждым шагом всё росло и росло, пока Карин не уперлась в его могучие корни, произрастающие из земли. Она запрокинула голову, смотря на широкий крепкий ствол, высившийся к темно-синему небу, поражаясь его величине. Его ветви тонкими прутьями свисали до самой земли, а маленькие листья светились в полумраке, отливая тихим пурпурным светом.       Дерево звало ее, и Карин тут же потянулась рукой к корню, гладя его шершавую поверхность. Тонкие прутьевидные ветви мягко погладили девушку по щеке, и тут же она почувствовала, как неведомая сила проникла в ее тело, успокаивая. Карин закрыла глаза, поддаваясь этому влиянию природы.       Неожиданно она схватилась за грудь, не в силах сдержать это. Вся чернь уходила из ее тела, и кости от этого слегка ломило, сердце громко стучало, а разум медленно избавлялся от накопившегося груза: убегали злые мысли, уплывали печальные воспоминания, исчезали гложащие последние годы переживания. Не оставалось больше ничего, что могло омрачить сердце и подвергнуть душу гниению. Внутри стало пусто и чисто, как в асаучи. По щекам медленно полились горячие слезы.       Карин вдруг почувствовала себя тихо и спокойно словно в утробе матери.       Она неожиданно открыла глаза. Стояла глубокая ночь, отрезвляющая своей прохладой. На первом этаже была слышна веселая, заводная песня, которую, однако, исполняли весьма пьяно и фальшиво.       — Ты металась во сне. Приснилось что-то нехорошее? — спросила Мегуми, в ее голосе читалось беспокойство.       — Нет...— растерянно ответила Карин. — Совсем даже наоборот. Нечто прекрасное.       Ей захотелось проверить свой асаучи, хотя он только начинал приобретать форму ее духовного меча.       — Правда? В таком случае предлагаю вернуться в кровати. Здесь совсем не удобно.       Они вернулись. Но Карин той ночью больше не снилось ничего.