C сегодняшнего дня прошу считать меня недействительным, Весьма сомнительным. Пока пою, проверь свои предохранители, Путеводители, В пути водители. По-моему все врут твои производители все врут, По-моему все врут твои производители. Сплин — Всего хорошего.
Анна стояла на мостовой и, упёршись на оградку, смотрела на уезжающие вдаль по Неве пароходики. Холодный ветер щипал женщину за щёки и вздымал в воздух её волосы, которые к тому времени отросли уже до груди. Сигареты кончились, а то могла бы Вишина-младшая вдыхать ежеминутно едкий дымок и смотреть на то, как уплывают вдаль пароходы, спешат куда-то люди, едут машины и иногда пролетают усталые птицы. Ощущение чьего-то присутствия не давало женщине покоя, создавая некий дискомфорт в душе. Паранойя здесь была неуместна. Вишина-младшая на подсознательном уровне понимала, что на этой мостовой она явно не одна. Анна узнает этого человека везде. Однако, несмотря на то, что женщина изрядно скучала по старшему брату, она так и не повернулась в сторону Сергея. Ты же гордая, Вишина! Или старые обиды, которые ты так старательно взращивала все эти годы, жаждут вырваться наружу, но при этом боятся кого-либо покалечить? — Ну и зачем ты пришёл? — грубо бросила Вишина-младшая, не поворачивая головы, чтобы взглянуть на брата.Ну здравствуй, как жизнь? Как дела твои? Как ты изменилась в глазах моих. Я тоже как видишь уже другой, Но только, как ты, не дружу с травой.**
Внешне её лицо отображало эту гордость, а внутри тысячи осколков рвали душу Анны на части. Сердце, не выдерживая рыданий души, билось как сумасшедший в палате. «Ты не будешь плакать! Не будешь!» — твердил внутренний голос как можно твёрже, но женщина слышала его лёгкую дрожь. Он собирался разрыдаться. Душа требовала у Анны броситься на шею к брату, но темноволосая яростно игнорировала эту просьбу. Ты же гордая, Вишина! — Вот так значит, ты старшего брата встречаешь, — совершенно спокойно сказал Сергей.Ты смотришь мимо меня, И от этого я сам не свой. Я боюсь улыбнуться тебе, Но позволь же мне быть рядом с тобой.***
Вишина хотела что-то сказать, но гордо молчала, как чопорная английская леди. — Это же ты убила тех двоих? Анна недовольно цокнула языком — всё-таки увидел как она убегала из дома! Теперь объясняться. Сергей отставать от сестры не собирался. Вишин-старший не такой гордый, как она, но объединяло их одно — ни Аня, ни Сергей без боя (да и просто так) не сдадутся. — Да, это была я, — словно во сне сказала Аня. — Зачем? — не понял Сергей. Мужчина ещё на шаг подошёл к сестре. Анна так и не обернулась в его сторону, хоть и душа требовала не единожды (!) обнять брата. — Это моя работа, — спокойно заявила она, — Мне заплатили… Деньги я уже взяла. Сергей ещё на шаг подошёл к сестре. — Так твоя работа… убивать? — спросил он. Серо-голубые глаза мужчины расширились от изумления. Младшая сестра лишь развела руками. — Что поделать, деньжата на хлеб мне были нужны. Нужно было ишачить после смерти бабушки, чтоб самой копытами не щёлкнуть. Те деньги, что у неё остались, были потрачены на похороны. Мне ничего не оставалось… А тухнуть год в детдоме или в обезьяннике — не вариант. Сам, поди, знаешь, какое там житьё. Брат был настолько удивлён ответом сестры, что с трудом мог связать два слова. Мысли в его голове перемешались, их не получалось сгруппировать по полочкам. Даже ругательства, грубо говоря, вымерли. — Знаю, но и… что далее? — спросил брат, вплотную приблизившись к сестре. Анна была на расстоянии вытянутой руки от Сергея. Он был настолько близок к ней, что смотрел на её затылок и спину. Гордость и неразговорчивость сестры его раздражали и не только потому, что вместо иссиня-чёрного затылка он хотел видеть её лицо и зелёно-карие глаза. — Да ничего! — усмехнулась в ответ младшая, — Ты подарил мне винтовку и научил стрелять. Остальное — дело времени. Ну, и денег, конечно же. «Научил на свою голову!» — мысленно упрекнул себя Вишин-старший. Не думал он, что этот самый урок вот так обернётся в будущем. — Чё прижух? Сказать нечего? Младшая сестра громко рассмеялась. Старшему брату такой ответ не понравился. Мужчина нахмурился, а его руки сжались в кулаки. — Не надо со мной так общаться!.. — наконец разозлился Сергей. Вишина-младшая была приятно удивлена, услышав нотки гнева в голосе старшего брата. Кто-то скажет, что она любила злить людей, но это суждение будет ошибочно, ведь она выросла такой грубой. Благодаря старшему братцу и тому, что он никогда её не слушал, не давал и слова сказать, едва услышав об очередной проблеме. — Как это — так? — спросила Анна, подчеркнув особой интонацией последнее слово, так и не поворачивая голову в сторону брата. Спокойствие Вишина-старшего удивляло. Любой другой давно бы начал кричать на женщину всеми нецензурными словами великого и могучего, бить её по лицу, а Сергей не делал никаких резких движений. Он так и стоял на расстоянии вытянутой руки от сестры. — На отъебись, вот как! — Бросил Сергей, — Ты же знаешь, что я этого не люблю. В таком случае лучше вообще не общаться. Вишин-старший был человеком достаточно культурным и матом практически не ругался. Но сейчас, даже несмотря на то, что сестра вывела его из себя, Сергей всё же чувствовал какую-то неловкость. Словно сейчас из ниоткуда появятся важные дяди и тёти в строгих костюмах и, выведя его в центр улицы как провинившегося пионера, отчитают за нехорошие «запрещённые» слова. Вишина-младшая тихонько усмехнулась и по её губам зазмеилась саркастичная улыбка. — А зачем тогда общаешься? — спросила она. — Не будь ты моей сестрой, я бы тебя фейсом об мостовую приложил хорошенько. — Ну и чё не приложите, герр обершарфюрер фон Вишенфюргер? — усмехнулась Аня, — Слабо, да? Сергей хоть и был знатно возмущён дерзостью сестры, но силовой метод решения конфликта, а особенно в ситуации с сестрой, был неуместен. — Ты изменилась, Аня. Я тебя просто не узнаю, — произнёс он, протянув руку к руке младшей сестры. — Допустим, — произнесла она, — С чего герр командант Вишенфюргер делает такие выводы? — Такой дерзости я у тебя не наблюдал. Сколько я тебя знаю, но не припомню, чтоб ты так себя вела. Вишина-младшая и сама не ожидала такой дерзости от себя. Обычно она стеснялась в таких выражениях в разговорах с ним, но что же произошло сейчас? Старые обиды выбираются наружу, нарушая пакт о ненападении на чувства брата? — Времена проходят, люди меняются. Только ты не меняешься, Сергунок. Хоть и выглядишь взрослым, а не меняешься. Как ни крути, но Аня оказалась права. Форма новенькая, но человек тот же. Не изменился Сергей как-то. Так, если только малость. Внешне такой же, как и десять лет назад, если не считать едва заметной щетины на лице и эти усталые глаза. — Бабушка умерла, говоришь? — Да. Ещё давно, мне было почти семнадцать лет. А вы даже не навестили нас! — Как же ты жила? А ты любопытный, Серёжка! Разговорчивый и любопытный вдобавок. Десять лет от вас не было весточки, а сейчас всё принеси и покажи. Ты не меняешься, брат. Это Аня изменилась, а ты так и остался тем же Сергеем Вишиным, но уже без того безразличия к проблемам других. — Как я жила? — усмехнулась она, — Как и все люди нашего времени — крайне и крайне хуёвенько. Но выжила как видишь. Всем чертям назло, мля! И тебе тоже. Сергей хотел возразить, но его остановил громкий смех сестры. Проходящие мимо местные модницы лишь окинули мостовую непонимающими взглядами и поспешили по своим делам. Но и сейчас сказать не вышло. Сзади брата и сестры резво проехала красивая «Бэха» с затонированными стёклами и «хозяевами криминальной жизни» внутри неё. Судя по кричащей в машине музыке, её владельцы явно отмечали какой-то праздник. Наверное, сегодня они успешно наехали на одного фирмача или же просто одержали победу на очередной стрелке. Кто же их, этих чертей знает! Анна лишь безразлично хмыкнула, заметив боковым зрением «Бэху».***
Ей невольно вспомнился её первый Новый год без родителей и брата. Бабушка в тот день сильно кашляла, её продуло когда она вышла из дома без куртки вешать немногочисленное бельё. Внучка упорно звала бабушку с балкона, но та лишь отнекивалась, ссылаясь на то, что она ещё молода и здоровье её с годами только лучше становится. Потом же, придя домой, она ещё долго рассказывала любимой Анечке про одну танцовщицу, что в годы войны выступала перед солдатами в лёгком платье на сорокаградусном морозе. Всю идиллию прерывали крики соседей снизу. Глава семьи снова «немножко» перебрал со спиртным и начал крыть отборной матершиной жену и детей. — Опять змей лютой напился и ищет зрителей! — проворчала бабушка. — Нюсь, постучи им по батарее, может успокоятся! Аня выполнила просьбу бабушки, хоть и знала прекрасно, что здесь не по батарее бить надо, а участкового вызвать. Ведь это не единичный случай! Брань на домашних — ещё цветочки по сравнению с тем, что бывало раньше. Девушка до сих пор с содроганием вспоминает стеклянные глаза соседки, тёти Паши, и плачущих детей, её трясущиеся руки и охрипшее «Спрячьте нас, Ванюше опять душманы везде чудятся!». И ведь Вишины помогали. А потом, когда поддатый дядя Ваня с нечеловеческими воплями долбил по двери молотком, баррикадировали выход из квартиры креслом и тумбочкой. В то время как все ругали несостоявшегося соседа и желали ему чуть ли не смерти на электрическом стуле, Анна жалела его. Ведь ещё тогда, при жизни нерушимого, он был другим человеком — порядочным и трудолюбивым. А ещё и талантливым кузнецом. Соседи поговаривали, что у него даже своя наковаленка имелась. Служба в Афганистане если и не сломала его, то небольшой отпечаток всё же оставила. Но тогда никто этому значения не придал, как и сам дядя Ваня. А в этом году ещё и закрыли завод, на котором сосед работал. Вот дядя Ваня и потерял голову от безысходности — спился. И нет больше того весёлого дядьки, рассказывавшего байки детишкам во дворе. Никого и никогда водка ещё не сделала счастливым. Возможно сам пьющий видит жизнь в ярких красках через маленькую призму бутылки и ничего-то его не волнует, не угнетает, не заставляет сердце болеть. Но вот его окружению от этого хочется волком выть. Алкоголик отчасти подобен суициднику — и тот, и другой эгоисты, потому что в момент душевной невзгоды думают лишь о собственном благополучии. Какими бы хорошими, белыми и пушистыми они ни были в нормальном состоянии и как бы не увещевали в этом других, факт наличия в их душах эгоизма имеет право на жизнь. Тётя Паша тогда осталась отмечать Новый год вместе с Вишиными. Ближе к девяти часам приехал крёстный Анны, дядя Валера, вместе с дочкой Алёнкой и привёз с собой много продуктов и старой одежды от старшего сына. Для юной Анны это был самый настоящий Новый год, такой же как в детстве: с родственниками и подарками. И настоящей ёлкой, которую дядя Валера принёс чуть позже.***
Вишин-старший принялся ругать водителя авто за то, что едва не сбили его, а ещё и водой из лужи окатили. — Вообще человек — он, мать его, как крыса — очень живучая падлюка. Будет жить по уши в дерьме, это же дерьмо жрать, но привыкнет и выживет. А тебе вообще, какое дело? Сколько я помню, я тебе и в хер не тарахтела! Анна говорила что-то ещё о выживании крыс в самых ужасных условиях, но Сергей прервал её матерную тираду. Мужчине на миг показалось, что ещё немного и от обилия нецензурщины в речи сестрёнки его уши либо свернутся в трубочку как листик на жаре, либо же попросту отвалятся. — Просто так, Ань!.. Я спросил нормально, а ты бычить начинаешь. Вишина-младшая саркастично усмехнулась и после тяжко вздохнула. — Просто так… — повторила она, — Сейчас вообще всё просто так. Кроме денег, конечно же. — Я тебя не узнаю, Ань. Это была не его сестра, а другая женщина. Анну словно подменили. Сергей помнил её другой: это была девочка, готовая обнять и возлюбить целый мир. Она была очень добра и отзывчива, доверчива и открыта. Были свои амбиции. Ах да, она ещё была без ума от Цоя! Девочка, принимавшая близко к сердцу не только свои, но и чужие проблемы. В этом и был её главный минус — любая ерунда перерастала чуть ли не в катастрофу. Из-за её мирного характера Анну было легко обидеть. Брат помог ей раз, второй, третий. А потом ему просто надоела «бесхребетность» сестры и он перестал обращать на неё внимание, выдавая в ответ шквал обвинений, обидных слов и своего коронного «Забей!», если и не «Отцепись от меня, истеричка!». Друзей у Анны не было, родители пропадали на работе, — поделиться очередной проблемой было не с кем. Оставалось только поплакаться брату. Сергей же в это время или телевизор смотрел, или лежал на диване и, закинув ноги на спинку, читал очередную книгу, взятую им в библиотеке, куда он любил ходить со своей девушкой. Едва заметив Анну краем глаза, парень вздыхал, будто на поминках, и, не поднимая головы от книги, не поворачивался в сторону Ани. Доверчивая девочка думает, что брат увлечён чтением и не заметил её. Глупенькая дурочка! Ты была ему не нужна! У него на первом месте девушка Анюта. Ах да! И ещё двоюродная сестрица Дашка (вот её-то и не хватало для полного счастья!). Какое ему дело до тебя, бестолковщина?! Он поиграл и бросил, ему нужна другая ляля! Вишина с горечью вспоминала те моменты, когда он, дабы избежать очередного «нытья» младшей сестры, в буквальном смысле слова убегал — то к девушке, то к Дашке (к ней чаще всего!). И плевать ему, что эта сестрица жила в другом районе. Он всё для неё сделает. Ей — помощь, алмазы всего мира, звезду Бетельгейзе с неба, а Анне — фиг, пусть сама выкручивается, авось не грудной ребёнок! Кошка бросила котят, пусть выживают, как хотят. Аня нервно сглотнула. В памяти прорисовывался момент, особенно запавший в душу. И это — Дашка. Она везде узнает эту надменную физиономию, эту худощавую и вечно наряженную, как кукла Барби, девушку. Даже в бреду узнает эти хитрые карие глаза, снившиеся ей в кошмарах, тонкие малиновые губы, эти ненавистные русые волосы. Так бы и повыдёргивала ей всё до единой волосинки. И ноги заодно выдрала, а то длинные слишком. Модель чёртова! «А чтоб тебя эдак приподняло и пришлёпнуло! Да так, чтоб ты дорогу к нашему дому забыла раз и навсегда!» — в памяти женщины прозвучал надрывный от частых слёз девичий голос, готовый то и дело всех осыпать проклятиями и угрозами. В груди что-то больно ёкнуло, на глаза стала наворачиваться пелена. «Убью, если заревёшь!» — твердил разум. И Анна потирала глаза рукавом куртки. Ты же гордая, Вишенка! Невольно ей вспомнилась эта Дашка. Серёга не благоговел так ни перед кем, кроме Дарьи. С матерью разногласия, с отцом вечные скандалы. Сестра Аня… А на неё плевать, она дурочка. Девочка для битья, в конце концов. Самым слабым местом у Даши были её мечты. Никакое оскорбление не задевало эту самовлюблённую девицу, как слова о том, что её мечты не сбудутся. Дарья сильная, она стерпит всё, что угодно: любую боль, лишения, беду, но мечты, их разрушение — равносильно перелому всех рёбер или травме шеи, несовместимой с жизнью. Так пошутил над Дашей один шутник. Прознал, что мечта её выйти замуж за миллионера, и сказал ей, что не бывать этому. С ног до ушей облил помоями и от души посмеялся. А она расстроилась и до такой степени, что поехала на другой конец города, чтобы покончить с собой. Сергей бросил всё и всех (в буквальном смысле) и поехал за сестрой — найти её и, невзирая на её протесты, взять под белы рученьки, взвалить на спину как мешок и тащить домой. Снова что-то больно ёкнуло в груди. Эти воспоминания приносили Анне только боль. Чем она хуже Даши и чем же всё-таки Даша лучше её? «Чем?» — этот вопрос врезался в сердце Анны как острый сюрикен и каждый раз вызывал всё новую боль, нарастающую в геометрической прогрессии и разъедающую изнутри, как кислота. Но почему так сложилось? А главное — за что??? В горле застрял комок размером с каштановую клёцку, перед глазами всё стало покрываться белой пеленой. «Слезами горю не поможешь! Сейчас-то ты что этим хочешь показать? Слабость и не более», — упорно твердил разум… … Дашу он вернул её родителям. Всё-таки успел поймать. Он шустрый. Но беспечный. Потом он будет всем рассказывать, как спас от самоубийства сестру и все будут его хвалить, совсем не думая, какую именно сестру спас Серёжа. Действительно, а зачем? Родители Даши, бабушка и его родители хвалили Сергея за то, что он вырос у них таким отзывчивым и добрым, и в то же время обе пары родителей попрекали Аню за то, что она слишком критично воспринимает мир и думает только о себе. Вступалась за обескураженную девочку бабушка, объясняя поведение внучки тем, что у неё мирный характер и обидеть её не составит труда. « Она не думает о себе! — говорила бабушка, поглаживая плачущую Анну по волосам, — Ей тоже нужны внимание и два-три кубика вашей любви. И около четырёх вашей помощи. Ведь сейчас у неё только-только происходит становление личности. И ваша задача как семьи помочь ей стать личностью, а не хамоватым люмпеном». Сергей сразу же уходил в другую комнату, отец делал вид, что всё понял, а мать просто просила не лезть не в своё дело и в резкой форме отправляла бабушку заниматься вязанием, объясняя это тем, что она и без того на работе устаёт. Бабушка не отвечала на это оскорблениями и упрёками. Старушка поправляла шерстяной платок на плечах и говорила дочери: «Бестолковушка ты, Надя! Что убьёшь — того не вернёшь. Обидеть может каждый, а приласкать — нужно слово правильно подобрать ». И она возлюбила бабушку. Намного больше, чем раньше любила. И возненавидела Дашу. От мозга до костей пропиталась этим чувством. «Обидеть как ударить, а приласкать — надо слова знать», — Анна внезапно вспомнила эти слова из сказки, которую читала ей бабушка. …Да, это было одно из самых тёплых воспоминаний. Была морозная зимняя ночь, за окном была метель, ветер сердито завывал в трубах. Но маленькая Анечка не боялась, ведь с ней рядом была бабушка. Комната, где девочка сидела с бабушкой, была освещена тусклой лампочкой, а в самом углу, на полочке с иконками, догорала масляная лампадочка. В соседней комнате все давно спали, лишь только Аня и бабушка ещё бодрствовали. Девочка с увлечением слушала сказки о Красной Шапочке, о Рыбаке и Рыбке, о Спящей Красавице, о Котике и Петушке, о Колобке и старалась понять их смысл, вникала в каждое слово. Девочка всё помнила, до единой мелочи: и полуосвещённую комнату, и тёплые бабушкины руки, гладившие внучку по голове, и пожелтевшие странички книг, на которые то и дело спадала прядь седых волос бабушки… — И не нужно… — съязвила она, — Как Даша поживает? — Не знаю. От неё уже месяц нет вестей. — Корабль любви разбился о скалы? — смеясь, произнесла Аня. Смеялась она звонко и заливисто, откидывая назад кучерявую голову. И в такт этому смеху звенели многочисленные «железки» в её правом ухе. Сергею даже не по себе стало. — Глупая, что ли? — не понял он. Женщина, улыбаясь уголком рта, посмотрела на брата и снова сдавленно хихикнула. — А тебе-то что? — в манере еврея спросила она, — Даже если глупая, то, что теперь? Женщина саркастично усмехнулась, затем натянуто улыбнулась и громко пропела: «Что с того-о-о-о-о-о-о-о, что мы немного того-о-о-о? ****». — Я к тебе по-нормальному, а ты делаешь вид, что ты неприступная как танкист. Анна повернулась к Сергею, повыше натянула на плечо ремень сумки и, саркастично улыбаясь, смотрела в эти до боли знакомые серо-голубые глаза. Она старалась выглядеть независимой пофигисткой, но получалось не очень. Сергею же этот взгляд был не особо приятен. Ему казалось, что младшая смотрит на него как на врага. — И какая же у тебя ко мне надобность? — скрестив руки на груди и нервно топая ножкой, спросила сестра, улыбаясь всё той же наклеенной улыбкой. — Так ты старшего брата, значит, встречаешь, — снова произнёс Сергей, — Не по-нашему, Ань, не по-братски. Холодно. — Согласна, день достаточно прохладный. Сергей устало вздохнул. Любой другой уже давно плюнул бы ей в лицо и ушёл, оставив со всеми колкостями наедине. Но не Сергей. Он не судит о человеке, не узнав всей сути его поступков. И сейчас он не понимал, почему Аня так внезапно охладела к нему, когда как буквально лет десять назад она на всех парах летела в прихожую, чтобы, крепко обняв старшего брата за шею, расцеловать его в обе щеки и расспросить, как день прошёл и что нового. Сейчас же она была совсем другой: добрый взгляд сменился на пустой и безразличный, как у фашистов в концлагере, милая улыбка на пухлых розовых губах сменилась на наклеенную, а в нижней губе было колечко; вместо красивых пышных русых косичек до пояса, которыми он любил похвалиться перед своими подругами, мол, смотрите, какая у меня сестра красавица, был дурацкий чёрный маллет с синими прядями (Сергею даже казалось, что с этой причёской Аня была похожа на полинявшую от холода кошку). А вместо красивых разноцветных платьев, которые сестра так старательно выпрашивала у родителей, было всё чёрное: куртка, брюки, шарф, старые и ободранные, а вместо всяких причудливых милых туфелек — тяжёлые армейские ботинки, тоже чёрные и потёртые. Из той милой приветливой девочки Анна превратилась в безразличную циничную женщину неопределённого возраста. Куда делась прежняя Аня? Не могла она стать озлобленной оборванкой в драной одежде за эти десять лет! — Я не про погоду, Ань! Вечно ты с темы на тему скачешь! — Кто из нас ещё скачет, — огрызнулась она, — Всегда, когда я тебе что-то рассказывала, ты переходил на другую тему. На это Сергей развёл руками и посмотрел на Анну. Ветер теребил его отросшие светлые волосы. Мужчина то и дело раздражённо поправлял их ладонью в кожаной перчатке. — Смотря, что ты рассказывала, — сказал он. — Всегда! — слова Ани прозвучали как приговор, — У меня стрижка маллет. Где ты был всё это время — я не знаю. — Допустим, — спокойно произнёс он, — В этом мы с тобой похожи. — Удивительно! Сказав это, Вишина снова отвернулась к мостовой. — Ничего удивительного. Мы родные люди, если ты ещё не забыла. — А по-моему, Серёженька, это ты забыл, что у тебя помимо любимой Даши есть ещё одна сестра. Если ещё учесть, что она двоюродная, а со мной ты с шести лет нянчился. Мой любимый братик. Мы всегда были вместе, жили душа в душу. А потом что с тобой стало? Поиграл и бросил, как вонючего утёнка. Мы были не разлей вода, пока не появилась эта курва малолетняя и не разрушила всю мою жизнь своими грязными, кукольными шарнирчиками. — Анна обратилась к Сергею как к ненавистному врагу, а не как к брату. Сергей оторопел от последней фразы. Он не помнил такого, чтобы младшая так люто кого-то ненавидела и бранилась как сапожница. Но ведь то ли дело тогда, а то ли дело сейчас, спустя десять долгих лет. Люди меняются. Нас меняет не столько время, сколько люди, всё время находившиеся с нами. — Не ожидал подобного от тебя, сестра! Серьёзно, я в шоке… Младшая саркастично усмехнулась. Сергею за всё время, проведённое с ней на улице, всё больше и больше казалось, что некогда добрая Анюта сошла с ума. Ему не нравилось её поведение. Совсем. — А чего тут неожиданного? — Анна посмотрела на Сергея абсолютно безразличным взглядом. — Это было на самом деле. — Я не думал, что ты можешь так ненавидеть. Если учесть, что она хорошо к тебе относилась, а ты на неё курва да сука. Я от тебя в шоке. Вишина-младшая сначала прыснула, а уже через какую-то секунду залилась издевательским хохотом. В порыве смеха Анна била кулаком по оградке мостовой, словно представляя, что пытается набить ненавистной персоне морду. Прохожие в панике оборачивались на неё, некоторые уже подходили к Сергею осведомиться, не нужна ли помощь и пара крепких дяденек в белых халатах. Вишин-старший что-то говорил в ответ и люди уходили, улыбаясь ему и кивая головой, делали вид, что поняли сказанное и поверили молодому мужчине. — Аня, прекрати! На нас уже люди оборачиваются, — вполголоса сказал Сергей. — А мне плевать на людей! — Вишина вытерла выступившие на глазах слёзы и посмотрела на брата. — И почему ты стала такая, Аня? Раньше ты была совсем другой, а теперь ты как будто… Не знаю… Как будто мы с тобой не из одной семьи. Как будто тебе не хватало ласки, и игрушек у тебя не было, — говорил Сергей, размахивая руками. Сестра всё это время безразлично смотрела на брата, но когда он окончил свою мини-тираду и начала рассеянно жестикулировать, не зная, что ещё сказать Анне, женщина ухмыльнулась и, смерив брата презрительным взглядом, скрестила руки на груди. — Ты охладела ко мне, сестра, причём очень сильно. Я не понимаю, что такого я сделал, что заслужил видеть при встрече не твоё лицо, а эти крашеные волосы. Не знаю, куда ты дела свои косы и что стало причиной таких кардинальных перемен в твоей внешности, но… Я не понимаю, Аня. Я абсолютно и полностью ничего не понимаю! Младшая с долей горечи усмехнулась и отвернулась от брата. — А ты неужели не задумывался никогда? Вспомни, когда в последний раз мы были с тобой, как не разлей вода? — Всегда так было, Ань! Я всегда стремился быть с тобой и с родителями. И теперь я не пойму вот этих твоих расспросов. Сергей услышал, как младшая прыснула, а потом кашлянула два раза, словно сдерживая свою едкую усмешку. — Знаешь, братец, чем ты занимаешься сейчас? — саркастично произнесла она. — Пытаюсь тебя понять. — Самообманом, Сергей Сергеевич, — Резонно ответила сестра, не поворачивая головы в сторону брата. Старший просто оторопел от её ответа. Не только от того, что младшая сестра обратилась к нему как к нелюбимому учителю, а не как к родственнику. — И где же я себя обманываю? — Только дурака не валяй. — Огрызнулась она, — Ты задумывался над тем, когда мы с тобой были вместе в последний раз? Не под одной крышей, а именно духом едины. Ты помнишь, когда мы помогали друг другу в последний раз? Сергей развёл руками и опустил глаза в пол. Он понемногу начинал понимать, к чему клонит сестра, но всё ещё не мог до конца поверить в это. — Я всегда старался тебе помочь. Хотя бы по мере своих возможностей. — Насколько я помню, — слова Анны прозвучали как гром средь бела дня, — Ты делал всё, чтобы я от тебя отвязалась и не лезла со своими проблемами. Если ты не помнишь, то это было за год до вашего отъезда. Сергея будто током ударило. Он буквально оторопел от услышанного; страх неловко пробежал по его лицу. — Что ты такое говоришь?! — воскликнул он, — Я не позволял себе такого хамства! — Да неужели?! — крикнула она и резко повернулась к брату — тот даже вздрогнул от неожиданности, — Я плохо напоминаю? Я всегда тебе обо всём рассказывала, делилась абсолютно всем, но когда у меня были проблемы, ты что мне говорил?! «Пошла отсюда, истеричка!..»? «Не неси бред!»? «Забей!» в конце концов? Младшая сорвалась на крик, хоть и не хотела повышать голос на старшего брата. Сергей видел, что если сестру довести окончательно, она начнёт преподносить проклятья и не посмотрит, что на мостовой и так много людей собралось. — Если я так делал, это не значит, что мне было плевать на тебя, Аня. Я просто сменил жизненную позицию. Потому что забить лучше, я по себе знаю. И тебе советовал как лучше. — То есть, по-твоему, забить на сестру — это нормально?! Ты, кажется, кое-что забыл! С этими словами Анна одёрнула рукав куртки и показала брату запястье правой руки. На нём красовалась татуировка в форме синички, сидевшей на ветке терновника. Через чёрные линии рисунка отчётливо был виден след от ожога. Как бы старательно Аня не пыталась скрыть этот дефект, он был виден. И, наверное, его ничем не скрыть. Краска может и спрячет, а в душе, в её самом потайном уголке, этот след останется на всю жизнь. Сергей же невольно сморщил лоб, а после тяжко вздохнул, коснулся худощавой руки сестры, но Анна одёрнула её, словно прикосновения брата обжигали её не хуже калёного железа. Сергей помнил историю этого ожога. Анна тоже помнила, о чём и говорил её презрительный взгляд. — Анют, но я же… Не нарочно же я это сделал. Вишина опустила рукав и продолжила смотреть на брата. — Неужели помнишь? — Помню, Анют. Но не понимаю, как это связано с нашим разговором. Я же… — Ты же! — передразнила Анна, — Ты закрывал на меня глаза. Всегда! И не пытайся сейчас оправдываться. Ты всегда бросал меня, я уже молчу про пятнадцатый день рождения. А помнишь, когда Дашка хотела покончить с собой, и ты поехал за ней на другой конец города? Я помню, Серёжа… Если бы не эта молодая, красивая сука, ты бы не бросил меня и бабушку! — голос сестры переменился. Сергей не понял, плачет она или говорит сквозь зубы, — Ты думаешь, что я ветреная и инфантильная, что в голове только ветер, а в пятой точке дым. Но я всё помню. И не понимаю только одно — чем я это заслужила и вообще — чем я хуже её? Значит, где-то я и была плохая. Не такая открытая, не такая упакованная в дефицитную одёжку, не такая красивая и нужная. С этими словами Анна прислонилась к мостовой и стала смотреть на тёмную воду Невы. Небо над Питером снова начинало хмуриться, обещая в скором времени затяжной дождь. — Ты все эти годы держала это в себе и всё прекрасно помнишь. Я понял, что ты имела в виду. Я всё понял, но не понял лишь одного. Вишина от неожиданности дёрнулась. — Я всё ещё не понял, почему ты за весь разговор ни разу, — последнее слово он подчеркнул особой интонацией, — Не сказала мне уйти и больше не появляться в твоей жизни. Так ты сказала Даше, но не сказала мне.Разреши мне проводить тебя домой. Разреши мне посидеть с тобой на кухне. Разреши мне заглянуть тебе в глаза. Возьми меня с собой в этот рай.*****
— Потому что я любила тебя, дурак ты необразованный! — в сердцах крикнула Аня, — Если бы я тебя не любила, я бы не стала тебя спасать и посылать деньги! Я бы плюнула на тебя, как ты, когда всякий раз убегал к Дашеньке своей любимой. Но я не стала этого делать! Потому что ты мой брат! Аня кричала на брата, размахивая руками и ругаясь, а по её впалым щекам ручьём текли слёзы. Женщина была уже не в силах сдерживать свои эмоции. Разум твердил одно, но только чувства его послали, сказав, что брали долгий перерыв на обед и всласть полентяйничали на этом самом обеде. Младшая ругалась. Она уже не в силах себя контролировать. Слёзы ручьём текут из глаз, а щёки багровеют как клубника на солнце. Аня в шоке от себя, Сергей удивлён не меньше. — Если бы мне было всё равно, я бы давно уже плюнула на тебя, как ты десять лет назад на меня. Но… Я люблю тебя, брат… Каким бы козлом ты ни был.В детстве я в сказочной книжке увидел картину: Маленький мальчик выкладывал что-то из льдинок, И восседала на мраморном троне, что слева, Бледная женщина Снежная, как Королева. Я, вдруг, подумал — тоскует по мальчику Каю Теплая, нежная, добрая… в общем — ДРУГАЯ. Кто-то сказал ей: «Нельзя быть такой, дор-рогая» Кто-то поддакнул: «А Клар-ра пр-рава, дор-рогая!» Герда отправилась в путь в тот же пасмурный вечер, Чтобы узнать — что такое морозная вечность. Слухи ходили, что Герду украли вороны, Те, что служили на благо Холодной Короны. Годы спустя, я случайно увидел картину: Мальчик все так же выкладывал вечность из льдинок, И восседала на мраморном троне, что слева, Девочка, ставшая ради него Королевой.******
Анна отвернула лицо и опустила глаза. Плакать в присутствии брата было для неё постыдным. Она же сильная женщина, гордая, в конце концов! Но куда это всё делось теперь? А Сергей ничего не сказал. Его щёки побагровели от стыда. Мужчина виновато опустил глаза. Стыд, дикий стыд, угрызения совести и желание отмотать время вспять, и жуткая ненависть к себе — всё это терзало Сергея. Он чувствовал себя как зверёк, которого безжалостно терзали стервятники. И спастись от этого было нереально, он был на мушке. На мушке собственной совести. Возможно, людского суда избежать удалось, но от суда совести ещё никто никогда не уходил просто так. Совесть — внутренний судья, строгий учитель, злобно осуждающий за каждую ошибку в написании книги, истории своей жизни. Но, несмотря на эту строгость, он желает нам исключительно добра, хочет наставить на правильный пусть, сделать из нас настоящего человека, а не его жалкое подобие. Не просто же так этот голос мучит нас! Сергей ещё ближе подошёл к сестре и, тяжко вздохнув, положил руку ей на плечо. Анна вздрогнула. Брат это почувствовал. Впервые за десять с лишним лет научился чувствовать чужую боль! Женщина убрала руку от лица и повернулась к Сергею. Ему было стыдно за содеянное, а ей было стыдно плакать при нём. — И я тебя люблю, дурочка, — вполголоса сказал Сергей, — Мы оба с тобой хороши, если честно… Хотя по большей части здесь моя вина, тут-то ты права. — Нет, моя. Я люблю недоговаривать и додумывать, — с горечью призналась Анна и посмотрела брату в глаза. Но в этом взгляде светилось только добро, эти зелёно-карие глаза так и просили прощения за всё. Сергей виновато улыбнулся, провёл рукой по щеке Ани, а потом вытер слёзы. — Дурачок, — шепнула она и опустила глаза. — Ань, ты вроде бы взрослая, а осталась такой же дурочкой, — усмехнулся Сергей и обнял женщину. Брат уткнулся носом в её волосы. Они, как и прежде, пахли лавандовым шампунем. Один из любимых запахов у Сергея, дополняемый резким запахом лака для волос и краски. Непривычно как-то, но он привыкнет. Даже к этим мерзким железкам в её ухе. Так и хотелось просто вытрясти из неё все эти кольца, чтоб она стала такой, какой была раньше. — Я тоже тебя люблю, дурочка, — ласково шепнул Сергей. Сестра даже поёжилась, ощутив холодок его дыхания.Знает о том, что приносит несчастья, но помнит свои долги В русые косы вплетая крик иволги. А где-то качается лодка на темных волнах и стучат топоры, Прячется солнце в зарослях до поры. Но! Скоро будет солнечно, Скоро будет весело, Скоро ты услышишь последнюю песню пропащего крейсера. Скоро будет весело, Скоро будет ласково, Скоро глаза твои будут сверкать незнакомыми красками*.