Драбблы по Loveless

От напряжения, тоски и одиночества уже ломало. Который день Нисей выходил на берег и шел, босыми ногами пиная пену волн. Прогуливался без цели, прогуливал бесполезное, ненужное время. Ждать – ненавистно. В детстве он привык к исполнению прихотей. Минута промедления казалась вечностью: в ней ощущалась внутренняя пустота, потерянность. Порой Нисей – еще полноватый крошка – замирал на улице, будто выключаясь и лишаясь желаний. Его руку держала теплая, шершавая и надежная, но чужая ладонь. Замирал и смотрел на людей. Все спешили куда-то, неслись, совсем его не замечая. Смеялись сообщениям в телефоне, встречались, махали руками. На каждом выхваченном из толпы лице была эта страшная подвижная маска счастья. Он научился бояться. Тогда все было очень просто: мама обожглась, папа обжегся. Потому что улыбки были слишком горячими. Это неизбежно. Он, кажется, просто пожал плечами на новость о разводе, развернулся и ушел к себе. Улыбчивые бросают. Аксиома. Отметим. Позже стало интересно. Извращенная жестокость – мучить хорошим отношением, сверкать тридцатью двумя зубами, а потом - нож. Не в спину, а глядя в глаза, неизменно улыбаясь. Развенчивать самоуверенность радостнолицых – чем не игра в индейцев?! Сейчас появился Сеймей. Серьезный, непоколебимый. Уверенный в себе хотя бы с виду, но… совершенно невеселый. Нисей почти не видел его, а при встрече времени хватало не больше, чем на короткий приказ или распоряжение. Любопытно – как же нет. Именно любопытство повязало их навечно, притупив улыбку Бойца: Сеймея совсем не хотелось бросать. Улыбка Сеймея была совсем другого рода. Нисей не сомневался: тот радуется, каждый раз удовлетворенно отмечая в подсознании победу. Будь то бой в системе, разговор или игра в гляделки. Он улыбался внутри себя, копил жар. В сердце у него, наверное, было горячо, как в дьявольском котле. Оставалось надеяться лишь, что нагрешить успеешь достаточно. - Холодные руки – горячее сердце, - Нисей, уезжая, позволил себе слабость и ухватил Сеймея за руку. Они не собирались прощаться, но идти на свои похороны, чтобы напоследок увидеть Рицку, было такой глупой затеей – а вдруг Сеймей попадется? Семь Лун вряд ли расслабились, узнав о трагедии. В жест Боец постарался вложить все, что хотел, но не мог сказать. Жертва же вздрогнула от фамильярности. Усмешка уголком губ - Нисей совсем отвык делать это нормально, правильно и открыто. Нисей не заметил, как стемнело, и ближайшие километры зависли в тишине, только где-то далеко, в конце полоски пляжа, стрекотали цикады. В кармане завибрировал телефон, но в SMS от незнакомого номера был лишь смайлик. Нисей остановился в недоумении. Конечно, часто и ошибались номерами, порой писали довольно забавные вещи, но он приучил себя отвечать – это мог оказаться и кто-то важный, с кем надо скорее связаться. «Здравствуйте, кто это?» Не успел он набрать сообщение, как кто-то, подкравшись сзади, закрыл ему глаза. Руки были холодными, но от прикосновения бросило в жар. - Сеймей? – для Жертвы, правда, такие шутки не были обычным делом. - Ну чего ты сразу, - Сеймей наиграно скуксился. Он выглядел бледным и усталым, явно сразу после дороги. И догнал ведь. Что-то рациональное подсказывало спросить про дела, держать серьезное лицо, но от радости встречи захватывало дух, и говорить не получалось. - Все хорошо, - вдруг тихо прошептал Сеймей, - пока хорошо. И… спасибо, что не спросил. Он лукаво склонил голову на бок и медленно, точно смакуя каждую секунду, улыбнулся. В глазах подскочили чертенята, уголки губ приподнялись вверх. Когда до Нисея дошел смысл услышанного и лицо озадачено вытянулось, Сеймей рассмеялся. Он хохотал до слез, склоняясь к земле и хватая Бойца за руки, чтобы устоять. Нисей неловко улыбнулся в ответ. Почему-то казалось, что сейчас, когда Сеймей нервно, лихорадочно выплескивает внутренний жар именно рядом с ним, все изменится к лучшему. Что сам Нисей, ледяной принц, отогреется и снова научится улыбаться.