Свитки Мерлина

      Этим утром Гермиона проснулась на час раньше будильника. По старой привычке она завела его на шесть часов утра, однако по какой-то необъяснимой причине вынырнула из своего сна раньше положенного срока. Вполне возможно, что шум из коридора привлек внимание ее просыпающегося мозга, а может, то было волнение первого учебного дня, сказать сложно. Да и заниматься подобными размышлениями, лежа в кровати, не было никакого желания. Посмотрев на циферблат магического будильника, она аккуратно потянулась, напрягая все тело, как бы выводя его из сонного оцепенения, и только потом медленно вынырнула из-под одеяла.       День обещал быть очень тяжелым, да и Малфой, как преподаватель, уж точно не станет их щадить, так что мысленно она приготовилась к худшему. Как бы все ни сложилось, нельзя было давать ему повод позлорадствовать. Вопрос только в одном: с чего он решит начать своё, с позволения сказать, преподавание? Сомнений в том, что этот зловредный тиран откажется следовать школьной программе, у нее не было, а потому Гермиона спешно оделась, сколов волосы заколкой, и села за учебники, решив пролистать главы, касающиеся Темных Искусств, а так же боевой магии, не входившие в список обязательных знаний. И с таким интересом погрузилась в чтение, что наверняка пропустила сами занятия, если бы к ней в комнату не постучала Джинни. — Гермиона, ты там? — произнесла она, — ты пропустила завтрак, мы беспокоились? — Завтрак, — как-то рассеянно проговорила гриффиндорка, глядя на часы. И тут, словно громом пораженная подскочила с места, собирая учебники. — Задери тебя дракон, я опаздываю в первый же день. Нет, мисс Грейнджер, так не пойдет! — На секунду остановившись около зеркала, она мысленно пожелала себе удачи, брызнула на запястья подаренные Роном духи, сняла с двери заглушающие чары и выскочила из комнаты. — Почему ты так задержалась? — поинтересовалась подруга, пока они петляли по коридорам второго этажа. — Ознакомилась с новым учебником, освежала старые знания. Не хочется сесть в лужу на первом уроке, особенно перед этим напыщенным снобом. — Это Люциус Малфой, ты думаешь, к его занятию можно подготовиться? — иронично проговорила она. — Сколько бы сил ты ни приложила, он все равно найдет к чему придраться.       Когда девушки вбежали в класс, практически все места были заняты, благо, Рон и Гарри заняли для них парту рядом с собой — вторая с самого конца в центральном ряду. Увидев это, Гермиона мысленно простонала. Ведь с малых лет была уверена в том, что на галерке сидят только несносные болтуны и лентяи, не стремящиеся получить знания. — Если вы надеетесь, что эти места спасут вас от мести Малфоя-старшего, вы ошибаетесь, — фыркнула она, усаживая рядом с друзьями, и попыталась продолжить чтение. — Ага, — усмехнулся Гарри, — Рон всю ночь готовился к личной вендетте, так пыхтел, что мы спать не могли. — До сих пор не могу поверить, что это правда. Как они могли пригласить человека с такой репутацией на должность преподавателя. Он же Пожиратель Смерти! Убийца! Неужели, они всерьез считают, что мы будем молчать?! Так вот, я не буду. Поверь, у меня есть, что ему сказать! — Успокойся, Рон, — устало потирая виски, ответила Гермиона, будучи не в силах разобрать ни одного прочитанного предложения из-за его постоянного возмущения. — Если ты решил устроить с ним словесную дуэль, то будь готов к тому, что он запросто тебя уест. — Что ты хочешь этим сказать? — Она хочет сказать, братец, что в отличии от своего оппонента, ты никогда не был мастером ораторского искусства, — подшутила Джинни, стараясь хоть как-то разрядить атмосферу. — Не понимаю вашего спокойствия. Такое ощущение, что вы обо всем позабыли. Чему он может нас научить? Пользоваться Непростительными? Ну, так это я и без него умею. Война заставила, — с возмущением начал Рон, заводя все ту же старую потёртую пластинку. — Если учесть его прошлое, как раз-таки он многому сможет нас научить, если, конечно, захочет. — Ну да… тут все зависит от желания нашего «короля», а если что-то не так, так получайте «Круциатус», жалкие оборванцы, — при этих словах Гермиона нахмурилась, невольно вспомнив о том, как Беллатриса Лестрейндж пытала ее в одной из гостиных Малфой-мэнора. Неужели теперь Рон всегда будет напоминать ей о том, что она так старательно пытается забыть? — Кстати, должен заметить, что наш «король» задерживается. Занятие уже пять минут как началось. — Короли не опаздывают, мистер Уизли. Это другие приходят раньше, — голос Малфоя раздался так близко, что все четверо вздрогнули от неожиданности. Видимо, он какое-то время стоял за их спинами и слышал большую часть разговора. День определенно начинался не лучшим образом.       С опаской Гермиона повернулась в полоборота, зажав в опущенной руке волшебную палочку. Чувствовать спиной обжигающий взгляд Малфоя было невыносимо. Но тот, судя по всему, не собирался предпринимать ответных действий, по крайней мере, сейчас. В весьма расслабленной позе маг привалился к стене, переводя глаза с одного на другого. «Чего он ждет? Кто первый спасует и убежит, не выдержав морального напряжения? Не на тех напал», — подумала девушка. Отсутствие враждебной реакции с его стороны дало и ей возможность перевести дух. Поворачиваться к врагу спиной она не решилась, и чтобы хоть как-то занять глаза, позволила себе его рассмотреть: высокий, стройный, широкоплечий, гладко выбритый — не часто в магическом сообществе можно встретить такого ухоженного мужчину. Идеально уложенные платиновые волосы свободно спадали на плечи, обрамляя лицо; серые глаза умело оттенялись шелковым шарфом, повязанным на шее вместо галстука, а белая рубашка подчеркивала хваленую аристократическую бледность. Весь его гардероб, начиная с угольно-черной мантии и заканчивая ониксовыми запонками на манжетах, был образчиком роскоши и утонченного вкуса.       Да, с этим горделиво поднятым подбородком и надменным взглядом, он действительно напоминал короля. Об этом говорили и тонкие черты лица, и манера держаться. Они только что вылили на него ушат дерьма, а он и глазом не моргнул. Видимо, считал, что ввязываться в разговор с такими, как они, ниже его достоинства. Черт, уж лучше бы ответил! Опустился до уровня банальных оскорблений. В памяти почему-то всплыли слова матери о том, что поливающий грязью другого человека, пачкается сам больше него. И если враг не пожелает дать сдачи, выходит, униженными останутся они. С другой стороны, когда это Малфой позволял безнаказанно говорить о себе подобное? — Я думаю, что наше золотое «три плюс половинка», — Люциус высокомерно покосился на Джинни, — не должно прозябать на задних рядах, особенно учитывая их желание постоянно находиться в центре внимания, — он взмахнул волшебной палочкой, и все парты, стоявшие перед ним, вместе с сидящими учениками раздвинулись, образуя широкий проход. Маг прошел по нему, оставляя за собой незримый шлейф дорогого парфюма, наполнившего помещение ароматом свежести, а потом легким мановением руки притянул к себе две дальние парты. — Если Вы так любите выступать, я буду давать вам такую возможность на каждом уроке, — прошипел он, заставляя остальные парты встать на свои места. — Ну, спасибо, Рон, — прошептала Джинни, все еще раздосадованная тем, что ее назвали «половинкой», а ведь этими словами Малфой лишь подчеркнул ее собственные ощущения. Сложно было не заметить, что собираясь вместе, эта троица могла перевернуть весь мир. Они понимали друг друга без слов, даже шутки у них были специфические, а когда друзья начинали вспоминать о своих приключениях, Джинни и вовсе чувствовала себя чужой, потому что в этих рассказах для нее попросту не было места. Только сейчас, в последние три месяца, на страницах книги жизни они начинали записывать свою общую историю, которая пока никак не могла затмить память о приключениях былых времен. Впрочем, девушка не унывала, прошлое осталось прошлым, а она и Гарри — это будущее. — Итак, — Малфой обвел взглядом присутствующих. На занятии было два факультета: Гриффиндор и Слизерин. Он сам их выбрал, и сам решил, что именно с седьмого курса начнет свою преподавательскую практику. Это был своеобразный вызов, брошенный самому себе. И если уж Министерство решило навязать ему подобную реабилитацию, проходить ее он будет по своим правилам. — Возможно, многие из Вас, как мистер Уизли, считают, что ничему не смогут у меня научиться. Прискорбно, но в его случае это действительно так. Другие же полагают, — он посмотрел на Гермиону, — что знают уже достаточно. Однако знание заклинаний и даже умение их применять — это лишь малая часть защиты от темных искусств. Потому что черная магия коварна, и в тот момент, когда начинает казаться, что ты обуздал ее, она наносит сокрушительный удар. И чтобы этого не произошло, важно освободить свой разум, вывести его за границы условностей и стереотипов, смотреть на мир не с точки зрения юношеской идеологии, деля его на черное и белое, а видеть реальность такой, какая она есть. Не стоит усложнять. И не стоит недооценивать, нужно анализировать различные точки зрения, извлекая возможности. Именно это качество всегда выделяло темных магов из унылого большинства. На этих занятиях мы будем учиться «понимать» черную магию, ведь только поняв, мы сможем противостоять и управлять ею. Кто из вас может рассказать мне о проклятых предметах?       В классе воцарилась тишина. Люциус прошелся между рядами, наблюдая за реакцией каждого студента при его приближении. Половина гриффиндорцев боялась его настолько, что даже рта раскрыть не могла, а другая половина, памятуя о былых заслугах — ненавидела; реакция слизеринцев тоже была неоднозначна, впрочем, в их глазах он видел больше спокойствия. Что ж, о том, что этот год будет тяжелым, он знал с самого начала. Слишком много эти дети, нет, уже взрослые, полноправные члены общества знали о его прошлом, не могли его простить. Хотя сам он, откровенно говоря, за собой вины не ощущал. Это жизнь, и каждый жил, как умел, руководствуясь собственными убеждениями, разумом, выгодой и совестью. Единственное, что злило Люциуса во всей этой ситуации — это ощущение того, что впервые за свою жизнь он не сможет в чем-то преуспеть. Преподавание в Хогвартсе, конечно, не ахти какое достижение для птицы его полета, но треклятая гордыня и самоуверенность поедом сожрут его душу, если он не сможет справиться с кучкой глупых подростков. — Неужели никто из вас не может ответить на такой простой вопрос? — он снова встал на свое место, свысока глядя на них. — Отсутствие мысли неизменное. Печально. Может быть, кто-то из «Золотого трио», умудрённого опытом, решится выступить? — он посмотрел на Уизли, и тот приник к парте еще ниже, сжимая в руках край собственной мантии. — Позвольте мне, профессор, — подняв руку, произнесла Гермиона. — А, мисс Грейнджер, мозг коллектива как всегда спешит на помощь, — он ехидно ухмыльнулся, но на мгновение девушке показалось, что она уловила горечь в его голосе. — Прошу. Остальных, судя по всему, действительно нужно пытать «Круциатусом», чтобы вырвать из них хоть пару слов. Уверен, если бы это заклинание узаконили, студенты намного лучше сдавали бы экзамены, — при этих словах он слегка сжал запястье, как-то отстраненно глядя на нее. — Проклятые предметы — это артефакты, напитанные тёмной магией. Делятся на несколько категорий по классу опасности. Третий — самый «безобидный», как правило, причиняют легкий физический или моральный ущерб, как головная боль или приступы депрессии; второй — средняя категория опасности. Такими проклятиями чаще наделяют вещи повседневного обихода, их главная задача — медленно иссушать жизненные силы человека, приводя к фатальному итогу. И первая — опасные. Эти предметы неизменно приводят к смерти при прямом взаимодействии с ними. Есть еще категория уникальных авторских проклятий, их могут снять либо те, кто их создал, либо те, кто их наложил. — Как можно обнаружить проклятый предмет, мисс Грейнджер? — В этом и состоит основная трудность, профессор, — последнее слово она буквально выдавила из себя, — общего заклятия обнаружения не существует из-за специфики наложения чар. Можно сказать, что каждый случай уникален. Опытные маги, конечно, могут улавливать энергетические искажения, которые вызывают темные артефакты, что касается остальных, обнаружить их можно лишь методом… наблюдения или непосредственного контакта, если, конечно, заранее не знать, что нужно искать. — Какие предметы можно напитать черной магией? — Любые, начиная с одежды, мебели, книг и заканчивая ювелирными изделиями. Исключения составляют лишь реликвии, зачарованные светлой магией. — Приходилось ли Вам когда-нибудь иметь дело с проклятыми артефактами? — Да. — А снимать с них проклятия? — Нет. Мы нашли способ их уничтожить. — Варварский метод, не находите? Впрочем, большего я от Вас и не ожидал, — не дожидаясь ее ответа, он продолжил, — Уничтожение артефакта — это лишь крайняя мера, за которую аврорат по головке не погладит, поэтому перед мракоборцами зачастую стоит сложная задача — обезвредить. Чем мы с Вами сейчас и займемся. Садитесь, мисс Грейнджер, пять баллов Гриффинодору, — он подошел к небольшой тумбе перед учительским столом и сдернул платок, прикрывавший небольшую шкатулку. — Этот предмет зачарован заклинанием первой категории. Уверен, что среди вас, героев войны, есть люди, способные определить и снять проклятие. Может быть, это сделает мистер Уизли, который меньше пятнадцати минут назад так рьяно уверял всех, что ему нечему здесь учиться? — каждое слово Малфоя было буквально напитано презрением. Рон злобно на него покосился. — Я… ммм… — Встаньте, для начала, не заставляйте меня окончательно убедиться в том, что Ваши родители не привили Вам элементарных правил приличия. — Скорчив на лице кислую мину, Рон встал перед Люциусом, который для пущего эффекта подошел практически вплотную. — Итак, Вы готовы ответить за собственные слова? Или за этой красивой юношеской бравадой была лишь пустота? Вы знаете, как обезвредить проклятый предмет? — Я… не совсем уверен, ммм… профессор, мне… не приходилось до этого…но я могу… — он покосился на Гермиону, но та лишь с сожалением пожала плечами. Она и сама была не сильна в подобной магии, зная лишь теоретическую часть. — Достаточно, мистер Уизли. Вы оскорбляете мой слух этим телячьим мычанием, — Люциус взмахнул палочкой, и Рон, хватая ртом воздух, осел на стул. Как он ни старался, ни один звук более не вырвался из его груди, лишь тишина. Гарри рванулся к нему, пытаясь ослабить галстук, но Малфой одним лишь взглядом заставил его вернуться на место. — Не стоит, мистер Поттер, уверен, что за последние дни Вы устали от его нытья не меньше, чем я. Всё с ним будет в порядке. Скажем так, я дал ему время придумать искрометный ответ. У него явные проблемы с выражением мыслей. Итак, — он снова окинул взглядом класс, — неужели больше нет желающих? Мистер Долгопупс? Поттер? Драко? — когда Малфой взглянул на сына, тот тоже как-то неуверенно вжался в парту. Мальчишка и понятия не имел, какое проклятие родитель наложил на старую семейную реликвию, а потому решил отмолчаться, уставившись в пустой пергамент. — Позвольте мне попробовать, — вновь подняла руку Гермиона. — Мисс Грейнджер, это становится скучно, — небрежно отмахнулся Малфой. — Я бы хотела, — Гермиона посмотрела на него с таким вызовом — ни капли страха, ни капли сомнений, по его губам скользнула кривая усмешка, и он согласился. Поддался собственному любопытству. С этой грязнокровкой ему приходилось сталкиваться несколько раз, но никогда он не имел возможности узнать ее, понять ход ее мысли, а сейчас, это показалось ему весьма захватывающим времяпрепровождением. Врага, как говорится, нужно знать и понимать, правда, с этим он изрядно запоздал. Но… лучше поздно, чем никогда. К тому же, никогда не знаешь, что уготовлено в будущем. — Как я могу отказать, — он театрально указал рукой на магический артефакт, намеренно вставая против девушки. — К тому же, других желающих все равно нет. — Какие правила? — обратив на него взгляд цвета янтаря, проговорила Гермиона. — Никаких, мисс Грейнджер. Этот предмет полностью в Вашей власти. Одно лишь условие: комментируйте свои действия. — Зачем? — Чтобы указать остальным на их возмутительное невежество, — презрительно подметил Люциус. Гермиона подошла к тумбе, оглядывая шкатулку. Почему-то к горлу подступил ком, мешая дышать, а от нервного напряжения палочка подрагивала в руках. Стоило признать, что такого эмоционального накала она не чувствовала с окончания войны. Хотя, нет. Даже на войне она была куда собраннее, чем сейчас. Казалось, что само присутствие Люциуса Малфоя мешало ей сосредоточиться. Наложить бы на него «Ступефай», чтоб полежал в сторонке, пока она делом занимается. — Вингардиум Левиоса, — проговорила Гермиона, заставляя шкатулку воспарить. — Мисс Грейнджер, Вы забыли о главном условии. — Иногда прикосновение к проклятым предметам может привести к смерти или невыносимым страданиям, — дотронувшись концом палочки до шкатулки, произнесла она. — В этом случае лучший способ разглядеть предмет вблизи — это левитирующие чары. — Для начала не так плохо, продолжайте. — Гермиона присмотрелась: на серебряной крышке шкатулки красовался фамильный герб Малфоев, что уже не сулило ничего хорошего. — Это старинная гоблинская работа, весьма искусный орнамент. Сбоку есть надпись, нечитаемая из-за налета и грязи на поверхности. Должно быть, эта вещь долгое время хранилась во влажном помещении. Экскуро, — шкатулка в мгновение очистилась, сияя в солнечных лучах. — Сбоку есть надпись. С давних времен считалось, что в подобных надписях может скрываться ключ к снятию проклятия или раскрытию тайны предмета. Но это мнение не всегда оправдывало себя. — Допускаю такую возможность, — Люциус кружил вокруг нее, будто стервятник над добычей. Не приближался, но в то же время изрядно щекотал нервы своим присутствием. — Что там написано? — Чистота всегда одержит победу, — прочитала девушка, бросив на него злобный взгляд. Даже сейчас, когда все закончилось, когда маглорожденные находились под особой защитой Министерства, он не мог расстаться со своими принципами и старался, пусть и не так явно, но указать ей на то, сколь ничтожны, по его мнению, были волшебники с ее происхождением. — Это девиз дома Малфоев. Не думаю, что это важно для снятия проклятия, — равнодушно бросила она. — Только это и важно, мисс Грейнджер. Чистота мысли, чистота сердца, чистота… «Крови», — закончила за него Гермиона, понимая, что он этого не собирается. — На Вашем месте, я бы проверил шкатулку на наличие скрытых надписей, — надменно подметил Малфой. — Не факт, что это сработает, но опытный волшебник обязан всё предусмотреть, — эти слова уже были обращены к классу. Он вновь посмотрел на учеников, многие, будучи не в силах скрыть своего интереса, слегка привстали с мест, перегнувшись через парты. — Апарекиум, — произнесла Гермиона, несколько раздосадованная тем, что эта мысль не пришла ей в голову. Ничего не произошло. — Какая перед нами стоит задача? — Снять проклятие, не утратив реликвию внутри шкатулки. — И что это за артефакт внутри? — Послание самого великого колдуна в истории, мисс Грейнджер. Уверен, что Вы, как никто другой, осознаете всю его ценность и не позволите импульсивному желанию уничтожить ларец взять верх над здравым смыслом. Наша задача — извлечь реликвию. Целой и невредимой.       Несколько мгновений она взирала на проклятый предмет, не зная, с какой стороны к нему подступиться. Разум лихорадочно метался в поисках решения, сердце колотилось так, что чечетку можно было танцевать, а одеколон Малфоя и вовсе туманил мысли. Казалось, что этот аромат заключил ее в каком-то эфемерном коконе, пробуждая внутри нее нечто необъяснимое. На секунду ей пришло в голову, что достать свиток можно, применив отпирающее заклятие: «Алохомора», «Инсендио» или «Дифиндо», ведь в конечном счете, проклята была шкатулка, а не драгоценность внутри нее, но эта мысль оборвалась так же быстро, как и появилась. — Фините Инкантатем, — проговорила она. Вокруг шкатулки появились розовые искорки, которые тут же потемнели и растворились в воздухе. — Интересное умозаключение, — фыркнул Малфой. — Вы посчитали, что заклинание, снимающее действие злых чар и заговоров с человека сработает и на вещи. — Ах, если бы все было так просто. —Меледикто Ауферо, — с кончика волшебной палочки сорвалась полупрозрачная поволока, окутавшая проклятый артефакт, но серебристое сияние тут же погасло, исчезая в пустоте. — Несколько банально, Вы не находите? — Малфой встал за ее спиной, да еще так близко, что она кожей могла ощущать его тепло. Девушка сделала шаг вперед, прижавшись бедрами к столешнице, но дышать легче не стало, все внутренности словно завязались тугим узлом. — Мистер Малфой, это уникальное проклятие? — поинтересовалась она. — Я бы не стал зачаровывать предмет, который смогу расколдовать лишь я. Но раз уж Вы коснулись этой темы, как можно подтвердить эту догадку? — Гермиона подняла голову, посмотрев ему в глаза. И впервые в жизни поняла сколь ошибочно было само выражение «смотреть в глаза». Ведь при разговоре большая часть людей, глядя на человека, концентрируются на его лице: движениях губ, малейших жестикуляциях, кто-то, думая, что смотрит в глаза, обычно останавливается на переносице или надбровной дуге. Кто-то застывшим взглядом ловит мановения ресниц, а кто-то и вовсе смотрит сквозь собеседника, потому что просто не способен посмотреть ему прямо в глаза. Так было и с Гермионой: она сделала искреннюю попытку победить в этой зрительной дуэли, но не смогла выдержать его взгляда, смущенно уведя глаза в сторону. Немного помедлив и придя в себя, она продолжила: — Уникальные проклятия могут накладывать лишь опытные колдуны. Я читала, что у каждого из них есть подпись, своего рода «Черная метка», указывающая на авторство! — Какое заклятие принимают в этом случае? — Апери Креатор, — вспышка алого света сорвалась с конца палочки, окутала шкатулку пеленой, но ничего не произошло. Девушка досадливо фыркнула. — Пурификати Амало! — снова ничего. Зачарованная вещь по-прежнему парила в воздухе, не желая открывать свои секреты. В довершение всего даже спиной она ощущала победную ухмылку Малфоя, заставляющую мурашки бегать по коже. Может, зря она вызвалась это сделать? Переоценила собственные способности в попытке доказать… Стоп. А что она хотела доказать и кому? Да продемонстрируй она магию уровня самого Мерлина, этот высокородный сноб скорчил бы такую физиономию, будто она шарлатанка, вытащившая кролика из шляпы. Вот, дьявол! Опозориться перед всем классом не хотелось, отступить не позволяла гордость, а идеи явно подходили к концу. — Эвиджелантус Верум! Делустро! Остенде Меледикто! Веритатем Ревиларе! — все было бесполезно. Как же сейчас хотелось сказать Редукто — и будь, что будет. По всей видимости, это желание стало понятно не ей одной. В тот момент, когда она уже взмахнула палочкой, чтобы произнести роковые слова, Малфой перехватил ее запястье. — Достаточно, мисс Грейнджер. — Но я еще могу… — Нет, не можете, — ехидно усмехнулся он, вставая между ней и проклятым предметом. Гермиона, чтобы сдержать собственную злость, до крови закусила губу. Ощущение было премерзкое. И главное, она толком не могла понять, что ее разозлило больше, собственное фиаско или то, что Малфою действительно удалось ее заинтересовать на этом занятии. Он подкинул ей такую задачку, от которой разум просто не мог отказаться, а собственная неудача лишь разжигала желание попробовать снова.  — Итак, есть еще желающие?       Ответом ему стало гробовое молчание. Собственно, это и не удивительно, если уж не получилось у «мисс всезнайки», остальные даже пытаться не стали, перевернулись на спинку и вскинули лапки. — Эта шкатулка останется здесь на протяжении всего учебного года. Тот студент, который сумеет снять проклятие и заполучить артефакт, получит двести баллов в копилку своего факультета. Двери кабинета будут открыты в любое время. Послание, находящееся внутри шкатулки, так же станет наградой победителю. — Что? Целых двести? — прошептал кто-то с задних рядов. — Да быть того не может! — Двести баллов, вы слышали? — А что за послание лежит в шкатулке, мистер Малфой? — произнес Гойл, не сдержав собственного любопытства. — Подлинный свиток Мерлина, — достаточно равнодушно произнес Люциус. По кабинету пронесся оживленный гул. — Что за свиток? — склонившись к Гермионе, прошептал Гарри. — Уверен, что на этот вопрос вам ответит мисс Уизли. В конце концов, эта легенда — достояние чистокровных семей, и нет ничего удивительного в том, что гряз…— он осекся, с силой сжав запястье, — маглорожденные волшебники ничего об этом не слышали. — Малфой взмахнул палочкой и, повинуясь его воле, Джинни поднялась со стула и беспомощно уставилась на него. — Что? Неужели Ваши родители не рассказывали Вам эти сказки с малых лет? — Девушка отрицательно покачала головой. — О, Мерлин, о чем вообще говорят в вашей семье? Драко! — Услышав повелительные нотки в голосе отца, парень подорвался, будто под ногами его раскидали раскаленные угли. — По преданию, перед своей смертью Мерлин оставил семь волшебных свитков семи своим ученикам. Они должны были оберегать секреты волшебства, а также передавать свои знания новому поколению магов. Однако между его последователями случился разлад из-за власти, они разбрелись по свету, проповедуя каждый свою идеологию. Многие из них погибли, не успев передать свитки своим последователям, другие просто не пожелали этого сделать. Доподлинным остается одно, с их смертью путь в библиотеку Мерлина засыпал пепел веков — все его заклинания оказались забыты, а прочие знания — утрачены. Однако многие историки до сих пор считают, что на свитках с посланиями есть тайная карта, которая откроется лишь достойному наследнику. По легенде она способна привести к тайному убежищу Мерлина. — И это как раз тот свиток? — не удержалась Парвати Патил, так же решившая продолжить курс обучения после войны. — Да, это один из свитков с наставлением, — коротко кивнул Малфой, — правда, могу заверить Вас, что никакой тайной карты там нет. Иначе я бы ее давно нашел. «Видимо, по мнению Мерлина, Вы, мистер Малфой, не достойны того, чтобы ее увидеть», — про себя подметила Гермиона. — И Вы верите, что расшифровка свитка может привести к тайной библиотеке Мерлина? — не унималась Парвати. — Я? — с деланным удивлением переспросил Малфой, — не верил ни одной секунды. Это все сказки для идеалистов. Но это никоим образом не умаляет ценности пергамента. Неужели никому из Вас не любопытно, какое наставление Великий Мерлин оставил своим наследникам? — Раздавшийся из коридора крик первокурсников возвестил об окончании урока, Малфой нахмурил лоб, покосившись на дверь. — К следующему занятию изучите первую главу боевых заклинаний, — небрежно бросил он, усаживаясь на стул. — Можете идти.       Ученики спешно собрались и выскочили из кабинета с такой скоростью, будто за ними гнался голодный дракон. Насупившийся Рон, достав волшебную палочку, с помощью невербальных чар пытался снять заклятие Малфоя на ходу, но его попытки летели ко всем чертям, вызывая улыбки на лицах друзей. — А знаешь, Рон, так гораздо лучше, — усмехнулась Джинни, локтем толкнув брата в бок. Тот с негодованием воззрился на нее, но едва раскрыв рот, чтобы возразить, тут же замолчал. Казалось, что в этот момент незримая рука смыкалась на его шее, и начинала душить. — Пойдемте, вернем нашему страдальцу голос, — усмехнулся Гарри. — Надеюсь, что у Слизнорта сегодня хорошее настроение.  Спускаться в кабинет зельеварения было мучительно. Сразу нахлынули воспоминания о Снейпе, которого они столько лет считали своим врагом, а он, несмотря на это, из раза в раз продолжал рисковать своей жизнью, чтобы спасти их. — Профессор Слизнорт, — постучав, проговорил Гарри, но не получив ответа, решился приоткрыть дверь. И тут же увидел старика, склонившегося над весами, — профессор. Выведенный из своих размышлений, он видимо не рассчитал дозировку, и вывалил в серебряную чашу значительно больше порошка, чем того требовала рецептура. В мгновение ока помещение наполнилось едким дымом, а в чаше вспыхнуло пламя. — Да покарает Вас Моргана, — воскликнул Слизнорт, откашливаясь, — обычно перед тем, как войти, принято стучаться, мистер Поттер. — Мы стучали, профессор. Просто Вы не ответили и мы… — О, и вы решили поступить так, как обычно поступаете в подобных ситуациях. Вломиться без разрешения. — Простите, профессор, но нам срочно понадобилась Ваша помощь, — выступив вперед, произнесла Гермиона. — И что за головная боль на этот раз? — Нам необходимо болтливое зелье. — Сейчас только первый учебный день, а наше «Золотое Трио» уже ввязалось в очередную авантюру. Что на этот раз, мисс Грейнджер, желаете подделать чей-то голос? — Нет, совсем наоборот, снять заклятие. Видите ли, сегодня на занятиях произошло некоторое недопонимание между Роном и профессором Малфоем, — Гермиона старалась тщательнее подбирать слова, памятуя о том, с каким трепетом Слизнорт относится к талантливым ученикам. А Малфой-старший, судя по всему, относился к числу умелых зельеваров, потому что на собрании клуба Слизней девушка видела его колдографию. — Да что Вы? — старик приспустил очки, разглядывая рыжеволосого парнишку, — Думаю, что после вчерашних замечаний мистера Уизли в этом нет ничего удивительного. — О, поверьте, он очень об этом сожалеет, — Рон дернулся, всем своим видом показывая, что не только не испытывает раскаяния на сей счет, но и готов повторить собственные слова при всем Визенгомоте. — Сожалеет, — с нажимом проговорила Гермиона, глядя на молодого человека. И под ее тяжелым взглядом он несколько умерил свой пыл. — Хм, — фыркнул старик, вычищая весы. — Видите ли, профессор Малфой наложил на него Силенцио. — Я не одобряю многие поступки Люциуса, но сейчас его сложно судить за это, — усмехнулся Слизнорт. — Профессор, так Вы поможете нам? — произнес Поттер, искренне надеясь, что ему старик не откажет. — На второй полке слева маленький пузырек. — Спасибо, — Гарри порылся в шкафу, несколько секунд из дальнего угла разносился перезвон маленьких бутылочек, а когда он вернулся, в руках у него был фиал с фиолетовой жидкостью. — Держи, — Рон выхватил бутылочку с таким видом, с каким умирающий хватает противоядие. Откупорил пробку и залпом выпил зелье, хотя оно тут же полезло назад вместе с устойчивым чувством тошноты. — Ну как? — поинтересовалась Джинни, не сводя с него взгляд. Уизли опять сделал попытку заговорить. — Ничего… — всплеснул руками Гарри. — Может, нужно больше времени, — задумчиво продолжила Уизли. — Может, Малфою как-то удалось усовершенствовать это заклинание? А может, это новая разновидность заклинания тишины? Профессор, — Гермиона с надеждой уставилась на Слизнорта. Мужчина подошел и обвел парня волшебной палочкой, как делают колдомедики в больнице святого Мунго. — Я так не думаю, мисс Грейнджер, — с легкой улыбкой, отозвался он. — Тогда что это? — Вам лучше спросить об этом у профессора Малфоя.       Уизли злобно сверкнул глазами, ясно давая понять, что лучше уж всю жизнь проходит немым, чем пойдет на поклон к Пожирателю Смерти. Впрочем, после обеда решимости у него явно поубавилось, потому что, как оказалось, возникающее удушье не только не давало парню говорить, но и есть. Несчастный Рон целый час просидел за столом с голодными глазами, не съев ни крошки, а к ужину и вовсе сник. Есть хотелось нестерпимо, а еще больше — пить, но поистине ослиное упрямство не давало ему признать ошибку и попросить прощения, вот и метался он по гостиной, как голодный хищник, пока Гермиона искала способ ему помочь. Да только ничего не получалось. — Мерзкий слизняк, — прошипел Гарри, отрываясь от очередной книги «Пакостливых заклинаний», — он выставляет нас идиотами! — Получишь звездочку, если ответишь, как ему это удается, — ответила Гермиона, испытывая на Роне какое-то контр заклинание. — Может это вовсе не заклинание, а какое-то иссушающее проклятие? Порча? Или, может, болезнь? — Я так не думаю, — покачала головой Гермиона, — ты сам сказал, что Малфой находится под надзором, а значит, Министерство контролирует каждое заклинание с его волшебной палочки. Он не дурак, чтобы так рисковать.       Просидев за книгами до середины ночи, они так ничего и не нашли. Будто и вовсе не существовало такого заклинания. Уже с рассветом несчастные и изможденные друзья вернулись в собственные кровати, буквально падая от усталости. А утром все повторилось. Рон уже готов был лезть на стену от голода, бросая в сторону Люциуса, сидящего за преподавательским столом, такие гневные взгляды, что оставалось загадкой, как Малфой не подавился своим завтраком. — Может, все-таки стоит извиниться? — без аппетита ковыряя вилкой яичницу, произнесла Джинни. — Да он только посмеется тебе в глаза. Это же Малфой, — при одной мысли об этом желание есть отпало, и Гарри небрежно отодвинул от себя тарелку, поймав благодарный взгляд друга. Только одному Богу ведомо, как Рон умудрялся сидеть за столом, смотреть на все это обилие еды и не помутиться рассудком — пожалуй, даже сам Волан-де-Морт не смог изобрести более мучительную пытку. — И вот ведь, мерзавец, как ему только кусок в горло лезет. Тоже мне, преподаватель… — Честно говоря, — отозвалась Гермиона, оторвавшись от книги заклинаний, — урок был достаточно… интересен. — Что?! — вскрикнула Джинни, выронив вилку. — Он затронул весьма важную тему, которой не было в учебнике. Причем дал возможность попробовать свои силы на практике. Многие ли преподаватели давали нам такую возможность? Вы и сами сидели с открытыми ртами, слушая про свитки Мерлина. Да и Гарри вчера сказал, — она покосилась на друга, — что если бы лекцию читал не Малфой с его заносчивым высокомерием и королевскими замашками, можно было бы считать, что нам в кои-то веки повезло с преподавателем. — Почему ты его защищаешь? — Я не защищаю, просто не могу не признать талант там, где он есть. До сих пор не могу понять, какими заклятиями он зачаровал шкатулку… — Боюсь, — вмешался в разговор Невил, — что этот секрет знают только двое: он и его волшебная палочка. — Палочка! Точно! — Гарри подскочил так, словно его ужалили, — Как мы сразу не догадались! Нам нужно просто украсть палочку Малфоя, мы узнаем, какое заклинание он применил к Рону. — Ты с ума сошел? — возмутилась Гермиона, — думаешь, он оставляет ее в своей комнате на прикроватной тумбочке? Или ты хочешь напасть на него в одном из коридоров замка? — Раньше тебя это не пугало! — произнес Поттер, заручившись негласной поддержкой Рона. — Раньше было другое время. Война закончилась, давайте вести себя как взрослые и цивилизованные люди. — Это как же? — поинтересовалась Джинни. — Когда закончатся уроки, мы попросим Малфоя снять заклятие. В конце концов, если бы кто-то следил за своим языком, не попал бы в такую ситуацию, — она укоризненно посмотрела на Рона. — Я хочу хотя бы один год отучиться в этой школе, не взламывая кабинеты преподавателей, не нарушая закон, ни на кого не нападая и не влипая во всякие неприятности. — Это, конечно, очень благородное устремление, но что будет, если он не согласится снять заклятие? — не мог успокоиться Гарри. — Тогда прибегнем к плану «Б». — А это который? — Тот, в котором мы оглушаем его, отбираем волшебную палочку и стираем все воспоминания, связанные с нашим визитом, — положив в рот ложку овсянки, уверенно изрекла она. — Наконец-то, — обрадовался Гарри, — а то я уж думал, что кто-то подменил нашу Гермиону.       Занятия закончились на удивление быстро, и уже без четверти два неразлучный квартет решительно шагал к кабинету Темных Искусств. Правда, у самой двери, услышав отголоски разговора на повышенных тонах, ребята затаили дыхание, обратившись в слух. — Что тебе стоит это сделать? Или все это лишь для того, чтобы выставить меня круглым дураком? — голос Драко буквально источал злобу и раздражение, — неужели ты готов отдать семейную реликвию в руки какого-то грязнокрового зубрилы? — Не готов, — тихо произнес Люциус, — но если эту шкатулку откроет грязно… маглорожденный волшебник, я буду вынужден это сделать. Не считаешь же ты, что я откажусь от собственных слов после того, как прилюдно об этом заявил? — Вот уже во второй раз Гермиона поймала себя на мысли, что он каждый раз осекается на этом слове. С чего бы это? С трудом верилось, что Малфой-старший решил оставить свои дурные привычки и забыть о любимых оскорблениях. Да и учитывая его язвительные замечания на уроке, взглядов своих он вовсе не поменял. Так что же заставляло его сдерживаться? — Тогда позволь мне открыть эту шкатулку. — Она полностью в твоем распоряжении, тебе это известно. Пробуй. — Какие чары ты на нее наложил? — Драко, я уверен, что у тебя хватит своего ума это понять, — голос его звучал как-то меланхолично, будто ему и дела не было до того, что его сын готов был захлебнуться собственным ядом от злости. — Я твой сын! И ты отказываешь мне в поддержке? — Этот пергамент лежал дома больше двух веков и ни разу ты не проявил к нему интереса. Что касается помощи, Драко, не тебе меня в этом упрекать. Когда ты был маленьким, стоило тебе только захотеть, и я исполнял каждое твое желание. Но ты уже не ребенок, а взрослый мужчина. И хочу узнать, чему ты научился за эти годы. И на что ты способен без моей помощи и моих денег. Хочешь свиток — я с радостью отдам его тебе. После того, как откроешь шкатулку. Сам! — Всю жизнь ты говорил мне, что во главе угла мы должны ставить семейные интересы. «Все ради семьи». Так почему ты готов публично унизить меня, отдав список волшебнику-полукровке? Или кому похуже. Каким образом это послужит нашей семье? — Ты мой наследник, Драко! И когда-нибудь ты станешь хранителем нашего состояния, магии, и традиций. И я хочу быть уверен в том, что ты готов принять на себя это бремя. Именно поэтому я не стану тебе помогать. Я даю тебе возможность выйти из моей тени, а ты тратишь свои силы на детские пререкания. — Тебе не кажется, что ты поздновато решил играть роль заботливого папаши? — прошипел Драко, оборвав на полуслове. — Успокойся. И научись уже держать под контролем собственные чувства. Такие эмоциональные перепады ослабляют магию внутри тебя. — Спасибо за совет, — прошипел Драко, — я его учту. — Я не давал тебе разрешения уйти, — послышался голос Малфоя-старшего, но стремительно приближающиеся шаги младшего дали четко понять, что плевать он хотел на отцовский приказ. Когда он вылетел из кабинета, как ошпаренный, ребята едва успели отбежать к ближайшему окну, чтобы ничем не выдать своей осведомленности в их ссоре. — Мне кажется, что сейчас не самое подходящее время туда идти, — провожая взглядом Драко, отозвалась Джинни, — держу пари, что его папаша сейчас просто посмеется над нами или того хуже — сорвет злость. — Нужно подождать, — согласился Гарри. Правда ожидание растянулось на несколько мучительных часов. Лишь с закатом солнца они осмелились постучать в дверь треклятого кабинета и с позволения его хозяина прошли внутрь.       Малфой сидел в задумчивости, откинувшись на спинку стула и, казалось, не обращал на нежданных гостей никакого внимания. Несмотря на расслабленную позу, лицо его было напряжено, и между бровями залегла глубокая морщинка. — Мисс Грейнджер, чем обязан? — он даже не повернулся в их сторону, краем глаза наблюдая за тем, как следом за ней в кабинет заходит целая делегация. — Мы хотели Вас попросить снять чары с Рональда Уизли. Он искренне раскаивается в своих словах. — Я в этом сильно сомневаюсь, — Малфой бросил на юношу мимолетный взгляд и тут же вернулся в прежнее положение, — поверьте, запах раскаяния я чувствую за версту, и в этой комнате этого чувства никто не испытывает. — Может быть и так, но Вы уже достаточно его наказали. — Позвольте это решать мне. Впрочем, — он устало потёр переносицу, видимо, о чем-то размышляя, — может, мистеру Уизли действительно есть, что сказать. Левый карман, мисс Грейнджер.       Гермиона инстинктивно коснулась собственной мантии, а потом ее осенило: он говорил о Роне. Подскочив к нему, девушка вытрясла его в карман, сжав в руке небольшой серый кубик. Да чтоб его. — Что это? — спросил Гарри, подходя к девушке, у которой было такое лицо, будто она выпила оборотное зелье, — проклятый предмет? Что? Не молчи, Гермиона. Малфой, Вы заплатите за это. — Успокойтесь, Поттер, — холодно ответил он, — вам тоже не помешало бы научиться контролировать свои эмоции. — Да Вы… — Гарри, — голос Гермионы был таким расстроенным, что даже Люциус отвлекся от созерцания окна, повернувшись к ней. И, Мерлин, сколько эмоций было сейчас на ее лице: разочарование, обида, сожаление, злость и еще что-то… некое чувство, еще не облаченное в форму, но уже уловимое… не уважение, не восхищение, но что-то. Что-то, — это душилка Багси Блумптона из лавки розыгрышей. Он не околдовал Рона, а одурачил. — Что?! — хором подхватили остальные, рассматривая крохотный кубик. Сейчас, глядя на их удивленные лица, Люциус искренне пожалел, что у него нет возможности сделать колдографию и запечатлеть этот бесценный момент. Это был удар ниже пояса. Они, забыв о сне, почти сутки корпели в библиотеке, разыскивая способ снять проклятие, а виной всему была игрушка, купленная за пару сиклей в магазине Джорджа. — Должно быть, он подбросил тебе, когда вызвал к доске, — задумчиво проговорила Гермиона, — а взмах палочкой и все остальное было лишь для отвлечения внимания. Ну знаете, как у фокусников. Он заставил нас верить в то, что это заклятие, а мы… — Пять баллов Гриффиндору, — Малфой, явно довольный собой, даже сделал несколько хлопков. Не часто ему доводилось видеть такое смятение на лицах известной троицы. Волшебное ощущение, — Вы не смогли найти решение, мисс Грейнджер, потому что не позволили себе выйти за рамки стереотипов. Ведь нужно было всего лишь подумать, или это для Вас слишком мучительный процесс? Вы даже мысли не допустили, что я могу сделать нечто подобное, и потому оказались в такой ситуации. А ведь при иных обстоятельствах все могло оказаться гораздо хуже: ваш друг мог умереть из-за безобидной шутки потому, что Вы это не предусмотрели. Не нужно все усложнять. Надеюсь, что Вы усвоили этот урок. Что до Вас, мистер Уизли, то не так давно Вы выразили желание что-то мне сказать. Я перед Вами. Итак, каким еще нелицеприятным эпитетом Вы хотите наградить меня? — Люциус с ненавистью чеканил каждое слово, глядя на него с таким бесконечным презрением, что у Рона задеревенел язык. Складывалось ощущение, что сам этот взгляд мог ввести в больший ступор, чем любое заклинание, — или Вы можете выражать свое недовольство только за спиной? — Этих слов юноша уже стерпеть не мог, а потому достаточно небрежно оттолкнув Джинни, вышел вперед, вставая напротив Малфоя. — Рон, не нужно, — Гарри ухватил его под локоть, чтобы увести, но тот вывернулся, пытаясь наградить Люциуса ответным взглядом. Да только получилось как-то неуверенно, ибо за плечами не было долгих лет практики. — Я слушаю Вас, мистер Уизли. — Вы убийца, и Вам не место здесь! Я не понимаю, как у Вас хватило духу сюда заявиться после всего, что произошло, да еще и называть себя преподавателем. — Мы все здесь убийцы, — Малфой сказал это таким небрежным тоном, будто говорил о погоде. — Или Вы хотите сказать, что во время битвы за Хогвартс, да и задолго до этого никого не убили? По́лно, мистер Уизли, я Вам не верю. — Тогда была война! — уверенно сказал Рон. — Мне пришлось это делать, чтобы спасти тех, кого я люблю. — Вот именно, мистер Уизли, тогда была война. Или Вы считаете, что только Вам было кого защищать и что терять? — Вы не защищались, Малфой, Вы нападали, а когда поняли, что Волан-де-Морт проиграл, трусливо бежали с поля боя. — А Вы считаете, что я должен был умереть ради благородных идеалов мистера Поттера или, может быть, из-за близкого к помешательству желания Темного Лорда убить «Мальчика, Который Выжил»? — иронично поинтересовался тот. — Вы много лет служили ему, разделяли его убеждения. — А Вы думаете, что во время второго пришествия Волен-де-Морта у нас был большой выбор? Не скажу, что я не был готов к смерти, но вот видеть, как на моих глазах станут пытать сына или жену… — он не закончил фразу, хотя смысл его слов был понятен и так. — Не пытайтесь оправдаться, Вам в жизни себя не обелить. — Я и не пытаюсь этого сделать. Как показало время, все мои решения были верны, — равнодушно заметил он. — А знаете, почему я так уверенно об этом говорю? Я сберег всю свою семью. Я не приносил жертв на алтарь войны, мистер Уизли. И по ночам я сплю спокойно, потому что во сне не вижу лиц убитых родственников и друзей, — при этих словах губы Рона дрогнули, а решительность пошатнулась. Малфой резанул «по живому», ибо знал наверняка, что образ погибшего брата незримой тенью бродил за Роном, да и за остальными членами семейства Уизли. Слишком мало времени прошло, чтобы отпустить такое горе. Слишком мало, чтобы забыть. Хотя… забыть подобное невозможно. — А как насчет ни в чем неповинных людей, замученных и убитых Вами? — Поверьте, они тоже меня не беспокоят. Я варился в том же котле дольше, чем Вы, и видел гораздо больше. И поверьте, все совсем не так, как может показаться на первый взгляд. Все еще хуже. — Не нужно заговаривать мне зубы, Малфой. Не думайте, что я забуду, как Вы пытались убить нас в Министерстве, подбросили Джинни тот дневник, едва не убили в собственном доме. — Не забывайте, коли Вам так угодно, но не будьте так по-детски наивны. Неужели Вы думаете, что я не смог бы Вас убить, если б захотел? Если мне не изменяет память, в Отделе Тайн я проявил чудеса терпения, уговаривая Вас отдать мне пророчество и отступить. А ведь всего лишь два слова: «Авада Кедавра» могли изменить всю историю магической Британии. Мы могли не тратить время на разговоры и по очереди убивать друзей мистера Поттера до тех пор, пока он не отдал бы нам предсказание. Но я тянул время, надеясь на ваше благоразумие, а вы… вы с истинно гриффиндорским безрассудством бросились в бой. В результате все получилось так, как получилось, но не воображайте себе, что повернись к нам фортуна иным местом, мне бы доставила удовольствие детская кровь на руках. — Вам место в Азкабане. И когда-нибудь Вы туда попадете. — Не стоит пугать меня Азкабаном, мальчик. Я там был, и скажу по чести, если нет угрозы поцелуя дементора, это место курорт в сравнении с тем, во что превратился мой фамильный особняк, пока в нем гостил Темный Лорд. Или Вы полагаете, что только незваные гости могли нарваться там на «Круциатус»? Вы никогда не задумывались над тем, почему я не пытался оправдаться после недоразумения в Отделе Тайн? Я ведь мог пригнать стайку адвокатов, которые разбили бы доводы обвинения в щепки, ибо в то время Визенгамот представлял собой жалкое зрелище. Но я этого не сделал, потому что не хотел. А теперь, пошли вон. Все! Ах, да… — он окликнул друзей уже у самого выхода, — минус двадцать баллов Гриффиндору с каждого за вопиющее неуважение, проявленное к преподавателю. — Да что б его пикси задрали, — вспыхнула Гермиона, когда они вышли из кабинета. — Пятьдесят баллов вчера, восемьдесят сегодня, да нас распнут на кресте собственные однокурсники, когда узнают. Тут уж никакой титул героя не спасет.       Остаток пути до гостиной Гриффиндора они проделали в полном молчании. Уже позже, находясь в уединении собственной комнаты, Гермиона долго размышляла над словами Малфоя. Они буквально врезались в ее память, порождая в голове настоящий сумбур. Мысль о том, что этот гордый и высокомерный человек мог обречь себя на заточение в Азкабане, никак не хотела вязаться с образом властного тирана. С другой стороны, может в словах Малфоя и была толи́ка истины. Когда они при весьма печальных обстоятельствах встретились в гостиной Малфой-мэнора, вид у Люциуса был весьма потрепанный: красные от недосыпа глаза, потяжелевшие веки, недельная щетина на лице, растрепанные волосы, даже привычное хладнокровие оставило его. Тогда он скорее напоминал загнанного в угол и напуганного зверя, пытавшегося всеми правдами и неправдами выгрызть себе право на жизнь и свободу. За год, что они не виделись, этот высокий моложавый мужчина постарел лет на десять, осунулся и поник плечами, едва удерживая бремя свалившихся на него проблем.       Видимо, Темный Лорд так и не сумел простить ему проигранной битвы в Министерстве и наказал все семейство, а поручение убить Дамблдора было дано Малфою-младшему с одной лишь целью: преподать урок его отцу, а заодно и заручиться его послушанием. Бедная Нарцисса, какого же было несчастной матери видеть, как этот змееглазый безумец посылает ее единственного ребенка на смерть, унижает мужа на глазах всех, практически отобрав их собственный дом.       Пожалуй, в тот момент не было на свете человека, желавшего падения Волан-де-Морта больше, чем Люциус Малфой, однако природная осторожность, страх за жизнь близких и сломленный дух не давали ему выступить против Темного Лорда. А ведь им еще приходилось жить с ним под одной крышей, каждый день смотреть ему в глаза, улыбаться и думать: «жив ли еще наш сын?»  Может ли быть для родителей доля страшнее?       Совершенно неожиданно мысли Гермионы метнулись к Первой Магической войне и смерти родителей Гарри, отказавшихся примкнуть к Пожирателям Смерти. Они решили сражаться с Темным Лордом и навеки остались на страницах истории героями и образчиками материнской и отеческой любви. В своем благородном порыве они поставили на карту собственные жизни, чтобы спасти сына. И спасли, оставив его сиротой. Несчастный мальчик попал к Дурслям, долгие годы жил в тесном чулане, унижаемый и притесняемый всеми. Такой участи не позавидуешь. Но у Поттеров не было выбора из-за пророчества, а у Малфоев — был. Знали ли они о хладнокровных планах Волан-де-Морта убить чету Поттеров и их дитя? Безусловно! И явно не горели желанием повторить их участь из-за своего неповиновения. Ведь если бы подобное свершилось, что бы сталось с Драко? Кто бы о нем позаботился? Чистокровные семьи в большинстве своем малочисленны. Со стороны Люциуса родни не было, насколько знала Гермиона, его родители скончались задолго до начала этой заварушки, а у Нарциссы дела оказались еще хуже: одна сестра — сумасшедшая фанатичка, вторая — отступница крови, оборвавшая связи со всеми родственниками, брат — узник Азкабана. При таком раскладе выбор у них был действительно невелик: смерть и приют для Драко или безоговорочное подчинение Темному Лорду. И Малфои не решились геройствовать, как Поттеры. Но они, как верно подметил Люциус, остались живы.       Девушка сделала глубокий вздох, потрясенная собственными открытиями. Еще никогда она не ставила себя на место Пожирателей Смерти, не пыталась разобраться в причинах, толкнувших их на темную стезю. А ведь они не столь уж отличны были меж собой: хотели защитить семью и близких от гнева Темного Лорда, просто оказались по разные стороны баррикад. Были, конечно, среди них исключения, как Беллатриса или Долохов — отъявленные безумцы, но ведь многие же пошли за Волан-де-Мортом из страха за жизнь близких.       О нет, Гермиона сейчас не пыталась найти оправдание чудовищным поступкам Малфоя-старшего, не пыталась простить их и уж тем более — забыть, но впервые она смогла понять их. И от этого понимания на душе стало холодно и грустно, будто дементор летал за ее окном, дожидаясь того момента, когда она оступится и угодит прямо к нему в лапы.