Свитки Мерлина

      После стольких лет вновь оказаться в Хогвартсе, да еще и на должности преподавателя, было, по меньшей мере, странно. Это ремесло Люциус всегда воспринимал как нечто недостойное для человека его круга, да и делиться тайнами волшебства с людьми «низшего сорта» он не желал. Отчасти потому, что свято верил в то, что магические знания должны передаваться в семьях исключительно волшебных, отчасти из-за того, что добрая половина его «подопечных» была неспособна оценить всё величие дара, которым наградила их природа, не говоря уже о его усилиях. Но самое главное, эта, с позволения сказать, «деятельность» занимала слишком много времени и не приносила никакой выгоды, а Люциус, как человек практичный и предприимчивый, потерянное зря время считал потерянными деньгами или возможностями. И осознание сего прискорбного факта вызывало в нем такое раздражение, что он готов был сам себя покусать.       Откровенно говоря, вся эта затея с реабилитацией с самого начала казалось ему неким подобием балагана. Сама идея того, что он — бывший Пожиратель Смерти, никогда не испытывающий особой симпатии к детям, должен стать их наставником, даже звучала абсурдно, а какой-то затейник, наделенный властью, решил воплотить ее в жизнь — смех и только. Правда, самому Люциусу было сейчас не смешно. Как эти министерские крысы вообще могли подумать, что тесное общение с грязнокровками может изменить видение мира, которое он впитал с молоком матери? Как они вообще решились допустить бывшего узника Азкабана к преподаванию? И какую ложь по истечении его испытательного срока они хотят увидеть в отчете? Ужели запись о том, что Люциус Малфой изменил свои консервативные взгляды и стал лучшим другом магглов и их недостойных магии отпрысков? Вот это было бы действительно уморительно.       Впрочем, все было не так уж плохо: учительская комната в Хогвартсе все же лучше темницы в Азкабане, да и окончательное решение принимал сам Люциус, что создавало хотя бы иллюзию выбора. Правда, выбор этот был невелик и предопределен. Когда Каталея, явно довольная своим успехом и его оправдательным приговором, положила перед ним папку с материалами по реабилитации, он не сумел сдержать презрительной ухмылки. В этом списке значилось всего несколько должностей: секретарь в департаменте регистрации анимагов, сотрудник магического зоопарка, ассистент отдела по борьбе с незаконным использованием изобретений магглов и преподаватель Защиты от Темных Искусств. Одна должность унизительней другой, хотя… чего он ждал? Министерского кресла? О, Мерлин…       Само собой, от бумажной волокиты в секретариате Люциус отказался сразу. После того, как он держал в железной хватке все Министерство, опускаться в самые низы было просто оскорбительно, и еще оскорбительнее — вычищать за фестралами отнюдь не невидимое дерьмо, да и находиться в подчинении Артура Уизли после стольких лет насмешек и взаимного презрения не позволяла гордость. Так что выбрал он наименьшее из зол. К тому же, должность преподавателя давала ему возможность почувствовать власть хоть над кем-то и в кои-то веки побыть с собственным сыном и узнать его по-настоящему. Хотя сам Драко воспринял эту новость без особого энтузиазма.       Оно и неудивительно. После Магической войны отношения отца и сына заметно охладели. Драко, привыкший видеть в родителе объект для подражания и светлый идеал, не смог простить ему слабости перед Волан-де-Мортом, не забыл позора и унижения, через которые прошла их семья, пока Люциус находился в Азкабане, винил его в том, что Темный Лорд, желая отомстить за провал миссии в Отделе Тайн, приказал ему убить Дамблдора.       А три послевоенных месяца и вовсе стали для Малфоя-младшего кошмаром. Драко, привыкший к роли избалованного принца, никак не мог смириться с положением изгоя, не мог игнорировать пренебрежительные смешки и оскорбления, которые следовали за ним, стоило ему появиться в обществе. И если Люциус, познавший радость взлета и горечь падения был готов к такой реакции магического мира, надев на себя маску холодного равнодушия, то Драко оказался не в силах с достоинством нести это бремя, по обыкновению возложив вину на плечи отца. И это еще полбеды.       Возможно, если бы Нарцисса повела себя, как приличествует хорошей супруге, став поддержкой для мужа и клеем, скрепившим семью в сложные времена, гнев сына вскоре поутих, но она пошла по пути наименьшего сопротивления и решила покинуть страну прежде, чем Министерство уличит ее в связях с Пожирателями смерти и Волан-де-Мортом. Она даже увезла Драко с собой, но тот все же нашел способ вернуться прежде, чем Министерство ограничило международные перемещения. О причинах этого поступка сын никогда не распространялся, впрочем, Люциус и сам все понимал. Как результат — еще один светский скандал и сотня провокационных статей, обвиняющих Нарциссу в супружеской неверности.       Разумеется, этот досадный факт не мог поспособствовать установлению мира между отцом и сыном. Напротив, Драко получил очередной шанс упрекнуть Люциуса не только в том, что в последние годы он был никудышным отцом, подвергшим их род смертельной опасности, но и посредственным мужем, раз Нарцисса, имеющая репутацию сдержанной и рассудительной женщины, так легко нашла ему замену. Что ж, еще одна «монетка» в копилку его разочарований. Идеальная семья, которой Малфой так кичился много лет, на проверку оказалось не такой уж крепкой и счастливой. Но разве мог он кого-то в этом винить, кроме себя? Конечно, другим можно напустить пыли в глаза, обвинив во всем Темного Лорда, «Империус» и трагическое стечение обстоятельств, но с собой Люциус привык быть честен, а правда такова: даже умнейшие люди совершают ошибки, за которые приходится платить. И его цена не так уж высока. По крайней мере, все остались живы, а положение в обществе дело наживное, особенно, если есть средства и связи, чтобы его поправить.       Придя к такому нехитрому заключению, Малфой отбросил в сторону эти удручающие мысли и принялся за корреспонденцию, которой скопилось за это время чуть больше, чем целая куча. В конце концов, преподавание в Хогвартсе никоим образом не должно отразиться на состоянии его финансовых дел, иначе грош ему цена. Машинально отложив письма Нарциссы в сторону, он принялся разбирать документы из Гринготтса, мрачнея с каждым прочитанным письмом.       Последствия его финансовых операций за последний год не были фатальны для семейного состояния в целом, но тенденция не радовала: впервые с момента принятия им обязанностей главы рода его годовые расходы превысили доходы, причем многократно. Месячное обеспечение кодлы Пожирателей Смерти было сопоставимо с затратами на трехлетнее содержание Малфой-мэнора, долги Нарциссы за обустройство старого особняка во Франции в два раза превзошли допустимую норму, издержки на судопроизводство и стряпчих можно было уравнять с годовым бюджетом Министерства, но все это не шло ни в какое сравнение с баснословной стоимостью работ по восстановлению Хогвартса.       Находясь под следствием, Люциус не мог посвятить себя изучению этих бумаг, и сейчас видя нескончаемые счета и долговые векселя, чувствовал, как волосы на голове начинают шевелиться. Хорошо еще, что его отец не дожил до этого дня, впрочем, это вовсе не мешало ему переворачиваться в гробу, оценивая действия сына с того света. Произошедшее сейчас хоть и нельзя назвать финансовой катастрофой, но вот грандиозным фиаско в истории Малфоев — вполне.       Откинувшись на спинку кресла, Люциус в задумчивости потер переносицу, разглаживая глубокую морщинку между бровей. Что ж, признать собственную неудачу было не так уж и сложно, особенно, если она черным по белому выведена в отчетных книгах. Куда сложнее исправить положение. И что самое ужасное, первым шагом на пути к цели должна стать экономия. При таком раскладе даже из его жизни в Хогвартсе можно извлечь хоть какую-то пользу: у него не будет возможности часто появляться в свете, а значит, не будет и сопряженных с этим расходов. К тому же, особняк на этот период можно будет закрыть, уменьшив затраты на его обслуживание.       Как говорится, тяжелые времена требуют решительных мер. Взяв чистый лист бумаги, он размашистым почерком написал несколько строк Нарциссе, непрозрачно намекнув на то, что отныне будет выделять ей фиксированную сумму на месячное содержание, отказываясь покрывать прочие издержки. То же самое касалось и Драко, привыкшего ни в чем себе не отказывать. Мысленно приготовившись выслушать от сына очередной упрек, Люциус подписал все счета, помесячно распределив сроки оплат.       Расправившись с долгами, маг вскрыл письма из патентного бюро. Здесь его ожидала хоть и не такая радостная, но все же победа. Спустя несколько месяцев переписки бюрократические упыри, наконец, согласились запатентовать концепт новых спортивных метел «Синяя вспышка», что в случае массового производства сулило обернуться нешуточной прибылью. Благодаря усовершенствованной конструкции эти метлы были просты в производстве и достаточно дешевы, в то время как по скоростным и динамическим качествам практически не уступали известным Нимбусам. Определенно, это был прорыв, главное — воспользоваться моментом и занять эту ценовую нишу, пока закрыт международный барьер. Набросав письмо деловому партнеру, Люциус открыл следующий конверт.       На рынке ценных бумаг тоже было все спокойно, по крайней мере, настолько, насколько это возможно в стране, разоренной войной. После резкого падения во время переворота Волан-де-Морта акции медленно поднимались в цене, что не могло не радовать, особенно в текущей ситуации. А вот на теневых рынках по продаже темных артефактов и редких магических существ дела шли совсем скорбно: если Темный Лорд лишь поощрял подобный способ наживы среди своих единомышленников, то новое правительство то и дело совершало облавы на подозрительные притоны, доводя спекулянтов до белого каления. Разумно рассудив, что очередной конфликт с законом ему ни к чему, Люциус решил придержать партию магических реликвий из Египта до лучших времен, набросав несколько зашифрованных строк своему компаньону.       Он уже потянулся к письмам от Нарциссы, приготовившись столкнуться с очередными стопками счетов и перечнем ненужных приобретений для французской резиденции, когда в его дверь постучали. — Войдите, — возвращая своему лицу привычное равнодушие, произнес он, но вот огоньки раздражения в глазах скрыть не получилось. Секунду спустя замок скрипнул и на пороге с кипой бумаг в руках появилась Каталея, облаченная в атласную черную мантию с длинными рукавами. — Хотела с тобой кое-что обсудить, — теребя кисточку на поясе, проговорила девушка. — Если нет хороших новостей, лучше молчи, — прорычал он, глядя на ее миленькое личико и видя перед глазами счет, который только что подписал. — Я пришла обсудить с тобой некоторые моменты, касающиеся твоей работы здесь, — Люциус злобно сверкнул глазами, но все же сдержал приступ раздражения, указывая гостье на кресло подле него. Некоторое время она молчала, надеясь, что он добровольно пойдет на контакт, но в упрямстве Малфой-старший мог соперничать с бараном, — скажи мне, в каких ты отношениях с нашим «Золотым трио»? — напрямик поинтересовалась она, когда тишина стала оглушающей. — Глупый вопрос, учитывая, что я несколько раз пытался их убить. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять — я не войду в тройку их любимых преподавателей, — саркастично заметил он. — И все же тебе придется найти к ним подход, я говорю тебе это не только как твой куратор и защитник, но и как друг, — спокойно произнесла она, — тебе известно не хуже меня, что после реабилитации Министерство потребует отчет о проделанной тобой работе. Дело было нашумевшее, а значит, и пресса проявит к нему интерес. Как думаешь, кого из учеников пригласят дать интервью первыми? Сейчас на твоей репутации такое пятно, что смыть его сможет разве что чудо. И началом этого чуда станет положительная оценка твоей деятельности от прославленных героев войны. К тому же, политика Министерства сейчас нацелена на укрепление положения маглорожденных и полукровок, и добровольное желание установить с ними отношения могло бы стать прекрасной почвой для формирования твоего нового имиджа. — Скорее Дамблдор восстанет из могилы, чем это случится. — Иногда, чтобы добиться цели, приходится наступить на горло собственной гордыне. Тебе ли этого не знать? К тому же, тебя никто не просит водить с ними дружбу, для начала хватит иллюзии терпимости, — она слегка склонилась к нему, положив ладонь на его руку, но встретившись с его ледяным взглядом, тут же пожалела о своем поступке. — Я не стану жертвовать своими принципами ради нескольких статеек в желтых газетенках, — брезгливо отмахнулся он.       И все же, эта мысль показалась Малфою вполне здравой. Было очевидно, что троице, победившей Темного Лорда, путь в Министерство устлан розовыми лепестками. И пусть не сейчас, но через пару-тройку лет ему придется столкнуться с ними по долгу службы. И что будет тогда? Разумеется, ни на какую поддержку с их стороны рассчитывать не приходилось: Гриффиндор — это диагноз, и если некое деяние расходилось с их моральными убеждениями, с ними не договориться ни кнутом, ни пряником. Поэтому для Люциуса было бы удачей, если б они не стали вмешиваться в его дела и ставить палки в колеса, вспоминая былые обиды. Выходит, что придется смирить себя, и надеть ту личину, которую хотят увидеть чиновники из Министерства.       При всем своем врожденном высокомерии Малфой-старший всегда оценивал ситуацию, руководствуясь доводами разума, и был достаточно умен, чтобы не повторять прошлых ошибок. Однажды он недооценил своего врага и поплатился за это. И если уж, будучи детьми, они сумели задать жару Пожирателям Смерти, сталкиваться с ними в будущем было чревато очередными неприятностями. Посему выстраивать отношения с этой троицей Люциус решил с точки зрения долгосрочных инвестиций в политику нейтральных взаимодействий.       Итак, чтобы порвать цепь, нужно найти слабое звено. Так с кого из них лучше начать? Уизли был слишком упрям, вспыльчив и, откровенно говоря, интеллектом не блистал, к тому же после их последнего разговора у Люциуса было лишь одно желание — вырвать его язык, за которым ум не поспевал, и скормить его мантикоре. А вот Поттер и Грейнджер на удивление спокойно восприняли его присутствие в Хогвартсе. Радости в их глазах он, конечно, не заметил, но им хотя бы хватило рассудительности держать свои мысли при себе, да и его урок, пусть они в этом никогда и не признаются, все же произвел на них впечатление.       Люциус задумчиво прикрыл глаза, прикидывая к кому из этой парочки проще подступиться. Об увлечениях Поттера он знал немного, а играть на слабостях сейчас было опасно, а вот Грейнджер явно заинтересовалась и шкатулкой, и ее содержимым. Не раз во время их разговора с Уизли он ловил её взгляд на проклятой вещице, да и «поражение» на уроке лишь подогревало интерес пытливого ума этой грязнокровки. «Стало быть, Грейнджер», — мысленно протянул Люциус, пытаясь понять собственное отношение к этой идее, а точнее, к самой девчонке. Пожалуй, все эмоции, которые она в нем вызывала, можно было уместить в одном слове — презрение. Он презирал ее за недостойное происхождение, за недостаток воспитания, за жизненные идеалы и убеждения, за безумные стремления бескорыстно помогать всем и каждому, за чувства, бушевавшие в ее пылкой душе, за неумение владеть собой и скрывать собственные эмоции. Проще говоря, он презирал ее за всё, чем она являлась; за всё, что она собой воплощала, за то, что с ее легкой подачи, а вернее, не без ее участия, его жизнь превратилась в сущий кошмар. И все же, Каталея была права: репутация и положение в нынешнем магическом обществе были взаимозависимы и ему, хочет он того или нет, придется принять новые правила игры и создать хотя бы видимость терпимости по отношению к грязнокровкам. И если уж делать это все равно придется, почему бы не начать с самой известной из них? Кто бы мог подумать, что даже в этом вопросе взыграет его врожденное тщеславие. — Я подумаю над твоим предложением, — после нескольких минут мучительных размышлений отозвался он. — Сделай одолжение! Это сильно бы облегчило мою работу. — Мне кажется, сильнее ее облегчить уже нельзя, — практически прошипел Люциус. — Прости, — с недоумением протянула Каталея, не понимая столь резкой перемены в его настроении. — А что Вам, собственно, не понятно, мадмуазель Дюбурже? На мой взгляд, Вам и так весьма вольготно живется. Я оплачиваю все Ваши расходы, Ваши услуги, а что имею взамен? — Вы имеете свободу, мистер Малфой, — она ответила ему таким же надменным тоном, одарив испепеляющим взглядом. — Мне кажется, этот счет я оплатил несколько месяцев назад, но время идет, мои издержки на Ваши услуги растут, а подвижек в нашем деле как не было, так и нет, — он приподнял рукава, оголяя запястья, на которых серебрились браслеты надзора, — как видите, они до сих пор на моих руках. Ощущаю себя прыщавым подростком. Министерство контролирует каждый мой шаг, каждое заклинание, каждое перемещение и даже выхватывает из контекста некоторые нелестные высказывания. И наказывает, — он сдвинул одно из рунических колец, показывая незаживающий ожог, — слава Мерлину, еще мои мысли не пытаются прочесть. — Тогда Вам следует лучше следить за тем, что Вы говорите и что делаете, мистер Малфой. Исправительная работа — процесс не быстрый, и я делаю все от меня зависящее, чтобы снять с Вас эти кандалы как можно скорее. — Значит, Вы делаете недостаточно. Вместо Вас следить за ходом моей реабилитации и взаимодействиями с грязно… — браслет опять вспыхнул, обжигая его руку, Малфой осекся и с раздражением проскрежетал, — с маглорожденными мог бы любой волшебник-недоучка. — Вы сомневаетесь в моей квалификации? Или в моем желании Вам помочь? — ощетинилась она, и ее лицо сразу утратило былую привлекательность: черты заострились, глаза потемнели, и в их темной глубине начали сверкать молнии гнева. — Нет, мадмуазель Дюбурже, — он равнодушно скрестил руки на груди, — только в Вашей способности грамотно организовывать Ваше время. И расставлять приоритеты. — Можете не сомневаться в этом. Да будет Вам известно, мои встречи с представителями Визенгомота носят постоянный характер, как и с председателем надзирательного совета. Просто к каждому человеку нужен индивидуальный подход, кому-то достаточно золота, а кому-то нужны ценные артефакты, поиск которых тоже требует времени. — И что же желают эти честнейшие люди за свою лояльность по отношению ко мне? — саркастично поинтересовался Люциус. — У меня возникли небольшие проблемы с поиском некоторых реликвий. Кое-что удалось найти в коллекциях чистокровных семей Франции и Италии, но вот ввезти эти артефакты в страну пока что невозможно, — девушка протянула ему свернутый пополам лист. — Юфимия Эверленд изволит просить перстень Анны Болейн, — презрительно фыркнул Люциус, прочитав первое имя в списке, — неужели она верит в сказки о том, что бывшая королева Англии была ведьмой и заключила свою силу в камне? Абрамелин Роули хочет заполучить книгу с заклинаниями Анжелы де ла Барте — губа не дура, Кассиопея Линберг ждет от нас венец королевы Гвиневры, а некая Ивейн Скотт жаждет обладать свитками Кандиды Когтевран, — он прошелся взглядом по остальным именам, успокаивая себя тем, что у прочих членов комиссии по освобождению запросы были попроще. Хорошо еще, что Каталея любезно сделала пометки о том, где искать эти бесценные раритеты. Работа и впрямь проделана кропотливая, — и если я все это достану, я полагаю, они избавят меня от магических оков? — Полагаю, что так. — И откуда у самых обыкновенных волшебников такие необыкновенные притязания. Я бы еще понял, если б в составе Визенгомота заседали Кэрроу или Лестрейнджи… — Если бы в составе Визенгомота заседали Кэрроу или Лестрейнджи, цепями к стулу были бы прикованы не Вы. — Вынужден с Вами согласиться, Каталея. Сделаю, что смогу, — кладя список во внутренний карман шелкового шлафрока, произнес Малфой. — Даже грустно отдавать столько древних артефактов в недостойные руки. — Не думаю, что тебя волнует судьба этих реликвий, Люциус, — видя, что его гнев стих, девушка снова перешла с ним на «ты», — особенно учитывая тот факт, что свиток Мерлина сейчас лежит в проклятой шкатулке в кабинете ЗОТИ. — Я улавливаю нотки недовольства в твоем голосе, — он поспешно встал и подошел к окну. — Не одобряешь моего решения? — Это скорее непонимание. Почему ты это сделал? В нем же есть послание, указывающее путь к библиотеке Мерлина. По легенде на оборотной стороне свитка имеется невидимая карта. — Неужели и ты веришь в эти сказки? — фыркнул Люциус. — Нет никакой библиотеки, а если она когда-то и существовала, то давно канула в Лету. Что касается оборотной стороны пергамента, то я видел ее собственными глазами, проверил всеми возможными заклинаниями — она пуста. — Легенды не рождаются просто так, Люциус. — Никогда не думал обнаружить в тебе такой тяги к приключениям, — с нечитаемым выражением лица проговорил он, — послушай, мне доподлинно известно, что еще один свиток принадлежал Альбусу Дамблдору, и он в свое время даже предпринял попытку обнаружить библиотеку. И если он ее не нашел, значит, ее просто не существует. А если нашел и никому не сказал, значит, искать ее бессмысленно, потому что все эти знания давным-давно перенесены в другое место. И эту тайну Дамблдор похоронил вместе с собой. Так что свиток — это просто свиток. — Неужели тебя никогда не соблазняла идея найти эту библиотеку? Где твой пыл, Люциус? Где страсть к знаниям? К покорению неизведанного? — сейчас в ее голосе слышалось шутливое кокетство, и Люциус поймал себя на мысли, что вполне мог бы ему поддаться, если бы перед глазами всё еще не маячил этот треклятый счет. — Подрастерял, пока развлекался в компании Волан-де-Морта, — и это была правда. Сейчас, после стольких лет страха и выполнения гнусных поручений этого полукровного фанатика, больше всего Люциус хотел покоя. Да и забот, помимо поисков несуществующей библиотеки у него было более, чем достаточно. — А как же амбиции? Маг, заполучивший знания Мерлина, мог бы стать самым сильным колдуном в истории. — Как показала практика, волшебники, которые стремятся к этому, долго не живут. — А мне казалось, что Дамблдор умер в преклонных летах, — с деланным удивлением проговорила она, — Люциус в ответ скорчил некое подобие улыбки, слегка подняв уголки губ, но продолжать беседу не стал, вернувшись к бумагам. Некоторое время они сидели в молчании, он не прогонял ее, она не спешила уходить, погрузившись в собственные мысли. Но тишина с каждой минутой все сильнее начинала раздражать обоих, а потому, когда магические часы на стене пробили полдень, и Каталея поднялась с кресла, объяснив причину ухода лекцией у шестикурсников, оба вздохнули с облегчением, — когда примерно мне ждать от Вас ответ по поводу артефактов? — открывая дверь, поинтересовалась она. — Я сообщу, — Малфой хотел было сказать еще что-то, но взгляд его застыл на хрупкой девичьей фигурке со стопкой учебников в руках, и он прикусил язык. — О, мисс Грейнджер, добрый день, — краснея до кончиков волос, произнесла Каталея, поймав себя на мысли, что ситуация выглядит весьма двусмысленно. О них с Люциусом и так ходило много пикантных слухов, распускаемых дружком Гермионы, а тут ее застали с поличным в его личных покоях. Да и одет он был никак не для приема гостей: зеленый шелковый шлафрок с золотым орнаментом, из-под которого белел расстегнутый ворот рубашки, легкие брюки и домашние туфли. Хорошо еще волосы стянуты в аккуратный хвост атласной лентой, что хотя бы косвенно должно намекнуть гриффиндорке, что ничего предосудительного в этой комнате сейчас не происходило, если не считать планов подкупа министерских чиновников. Но это-то ее должностные обязанности, коих стесняться не пристало, а вот слухи об интимных связях с клиентами, напротив, моветон. Узнай об этом в международной магической коллегии адвокатов, ее точно по головке не погладят. — Добрый день, профессор Дюбурже, профессор Малфой, — Гермиона перевела взгляд с нее на Люциуса, и в ее карих глазах Каталея прочитала те же мысли, что терзали саму ее лишь несколько мгновений назад. Пытаясь преодолеть собственную неловкость, она с мольбой уставилась на своего собеседника, но он казался настолько невозмутимым, что это бы не изменила даже стая полуобнаженных танцовщиц, с криками выскочивших из его комнаты. Да, такому самообладанию можно было только позавидовать. — Я пойду на занятия, помни, о чем мы говорили, — Каталея похлопала его по плечу и секунду спустя ее тонкие каблучки застучали по каменным плитам. Гермиона, уже не знавшая, куда деться от неловкости, тоже рванулась за ней, но Люциус тростью преградил ей дорогу. — Что Вы здесь делаете, мисс Грейнджер? — от его холодного тона у девушки по спине забегали мурашки, но взгляд, напротив, стал более решительным, почти вызывающим. — Старостам можно находиться в крыле для преподавателей, профессор, Вам должно быть это известно. — У Вас поразительная способность появляться там, где Вас не ждут. — Не так давно эффект неожиданности сослужил мне хорошую службу, — уголки губ Люциуса дернулись в презрительной усмешке, но он предпочел оставить намек о его прошлом без внимания. К тому же, если отвечать на лай каждой безродной дворняги, и голос сорвать можно. — Вы так и не ответили на вопрос. — А должна? — Нет, но я бы Вам это настоятельно рекомендовал, — он подошел к ней так близко, что Гермиона почувствовала, как её окружает приятный аромат мужского парфюма. На краткий миг потеряв связь с реальностью, она неуклюже пошатнулась, выронив из рук учебники, и если бы Малфой не подхватил ее под локоть, плюхнулась бы на пол следом за ними. Только вот оценить его галантность девушка не успела. Испугавшись то ли его помощи, то ли подвоха, который мог за ней последовать, Гермиона рванулась из его рук, споткнулась о рассыпанные книги и все-таки упала на холодный мрамор. — Что же Вы молчите, мистер Малфой, — злобно прошипела она, собирая учебники. — Где же Ваши искрометные замечания о том, что теперь я нахожусь там, где и должна — у Ваших ног? — Истинный джентльмен никогда не смеется над леди, если она попала в затруднительное положение, — ровно произнес Люциус, хотя именно эта колкая фразочка уже и собиралась сорваться с его языка. Мерлин, неужели он так предсказуем? — «Леди» — из Ваших уст такое обращение звучит, как насмешка, — процедила она сквозь зубы, проигнорировав протянутую Малфоем руку. Почему-то его холодная манерность оскорбила ее сильнее, чем привычные для слуха нападки. «Нет уж, я не поведусь на эту провокацию. Такие, как ты, одной рукой помогают подняться, пока второй вышибают стул из-под ног. Не дождешься». — Если Вы так считаете, мисс Грейнджер, значит, своё…положение в моем присутствии Вы определили самостоятельно, и не стоит приписывать мне то, чего я не говорил, — он равнодушно развел руками, краем глаза заметив пергамент с директорской печатью, торчавший из кармана её мантии, развернулся и направился в свою комнату. — Я была у директора Макгонагалл, — срывающимся голосом проговорила Гермиона ему в спину, разумно рассудив, что из них двоих, как ни странно, полное отсутствие воспитания демонстрирует именно она. И пусть Малфой притворяется, пусть играет в свою аристократическую манерность, она должна отвечать той же монетой, иначе грозит выставить себя настоящей невеждой ему на потеху, если подобная ситуация повторится на людях. — Она подписала разрешение на доступ в запретную секцию библиотеки. — Запретную секцию? — будто не расслышав, переспросил он, — что-то зачастили туда старшекурсники, — так и не повернувшись к ней, Люциус зашел в свою комнату и хлопнул дверью так, что стены задрожали, оставив Гермиону стоять в коридоре в весьма смешанных эмоциях.       Чувствуя себя, словно натянутая струна, девушка сделала глубокий вдох и выдох, выпуская вместе с воздухом скопившееся внутри нее напряжение. Все ее тело сотрясала мелкая дрожь от раздражения и злости, правда, что именно ее так взволновало, она понять не могла. Да и вообще, какое ей дело до того, что Малфой говорит и что делает. Рано или поздно этому заносчивому снобу надоест ее изводить — должен же он когда-нибудь исчерпать запас своих колкостей. Просто надо выждать немного и перетерпеть. Это не страшно! «Что за день», — подумала Гермиона. Скучные занятия, беседа с Макгонагалл, да еще и тренировка по квиддичу; она чувствовала себя эмоционально и информационно перегруженной. «Мерлин, тренировка, я совсем забыла», — наспех уложив учебники в сумку, она бросилась вдоль узкого коридора, закружилась по винтовой лестнице, ведущей в другое крыло замка и, пробежав через поле, практически рухнула на одну из трибун. — Гермиона, где ты была? — глядя на растрепанную подругу, поинтересовалась Джинни, — мы уж думали, что что-то случилось. Рон переживал, что ты не придешь. — Я…я просто задержалась у директора Макгонагалл. Просила доступ в запретную секцию. — Да оставь ты уже эту затею со шкатулкой. Это очередная ловушка Малфоя. Вот увидишь, никакого свитка там и в помине нет, — съехидничал Рон. — К тому же, даже если ты ее откроешь, думаешь, он даст Гриффиндору обещанные баллы? Он же лжец… — Лжец, — согласилась Гермиона. — Но не думаю, что он будет лгать об этом. Для него это слишком мелко, не находишь? Да и не будет он таким образом ставить под сомнение честь рода? Искренне сомневаюсь. — Честь его рода уже ничего не спасет. Пятном больше, пятном меньше… Ты лучше посмотри, — Рон развернул перед ней пергамент, на котором было достаточно небрежно расчерчено поле для квиддича и нарисованы красные кружочки разных размеров, двигающиеся по определенной амплитуде. — Последние несколько дней мы с Гарри разрабатывали новую тактику игры. В этом году мы точно получим кубок школы по квиддичу. Каждый двигающийся кружок — это игроки, маленькие черные точки — бладжеры. Гарри заколдовал их так, что они каждый раз меняют свое направление. Посмотри, ну не красота ли? А ты все со своей шкатулкой, проклятиями и учебниками. — А это что? — Гермиона указала на жирную кляксу песочного оттенка, которая двигалась по полю вместе с остальными точками. — А… это… арахисовое масло, — Рон провел пальцем по пергаменту, соскребая жир, и, к удивлению Гермионы, облизал палец. Выпучив глаза, она брезгливо поморщилась, стараясь тут же забыть увиденное. — Не делай так больше, Рональд, — строго произнесла она, — это… отвратительно! — Ну что… пойдем? — перекинув метлу через плечо, поинтересовалась Джинни. Квиддич она обожала ничуть не меньше, чем ее брат. Да и сам факт того, что на поле ей не приходилось делить «своих мальчиков» с Гермионой, доставлял ей немалое удовольствие. Ведь здесь, она, можно сказать, была королевой, на власть которой не падала тень лучшей подруги. И обе девушки были искренне рады такому разделению, хотя вслух об этом никогда не говорили. — Да, конечно, — пробубнил Рон, всем своим видом выказывая глубочайшую обиду на вполне резонное замечание, и оседлал метлу.       Вначале Гермиона с интересом наблюдала за ходом игры, вслушивалась в комментарии игроков, но постепенно однообразие выполняемых упражнений, совещания команды, в которых она не принимала никакого участия, ввергли ее в уныние. И девушка начала прокручивать в голове идеи для курсовой работы по трансфигурации, которую надо было сдать до Рождественских каникул.       Новая преподавательница оказалась на редкость требовательной, и Гермионе очень хотелось заслужить ее одобрение. Только вот все всплывавшие в сознании темы казались ей банальными и скучными: «оживление» статуэток с помощью магии, обращение минералов в предметы полезные для быта, трансфигурация животных — все это уже делалось, и не раз. И не имеет значения, превратит ли она крысу в чашу, или обратит гиппогрифа в карманные часы. В этом давно нет никакой оригинальности. А она хотела не адаптировать существующие заклинания, а создавать их. Показать что-то такое… чего еще не было… ну, или о чем она не слышала.       Мысль цеплялась за мысль, и она снова вспомнила о Малфое-старшем. Все это время в нем погибал прекрасный педагог, хотя сам Люциус такую похвалу наверняка бы счел оскорблением. И вроде не делал он ничего особенного, но умел настолько захватить внимание аудитории, что его можно было слушать часами. После такого убедительного красноречия Гермиона перестала удивляться тому, что Визенгомот его оправдал. Наверняка он так живо описал собственные страхи, моральные терзания и проблему выбора, что судьи его еще и пожалели.       Порой Люциус сам так увлекался, особенно говоря о темных искусствах, что привычная личина высокомерия слетала с его лица, давая разглядеть то, что годами скрывалось за толстой броней надменности, презрения, саркастичности и аристократических манер — живой ум, прекрасное чувство юмора и, как ни странно, огонь нереализованного потенциала. Эту искорку Гермиона распознала в нем сразу, потому что и сама частенько видела ее в зеркальном отражении. Но что такого мог желать такой человек, как Малфой, и не получить? Вот это действительно было загадкой. Впрочем, какое ей дело до тайн Люциуса Малфоя. Война закончилось, и теперь можно подумать о чем-то обыденном. Например, об эссе по магическому праву, которое им задала мадмуазель Дюбурже. Хотя, нет, об этом думать было еще мучительнее, чем о Малфое-старшем с его секретами.       За всю свою жизнь Гермионе еще никогда не приходилось посещать более скучное занятие, чем право. При всем своем внешнем лоске, привлекательности и прочим выдающимся талантам, Каталея не обладала такой же артистичностью и обаянием (пусть и напускным), как Люциус Малфой. Она сухо цитировала выписки из законодательных актов, рассказывала истории из своей практики, но за каждым сказанным ею словом Гермиона улавливала едва скрываемое раздражение. Было очевидно, что Хогвартс — это последнее место, где она хотела находиться, а преподавание — последняя деятельность, которую она избрала бы для себя. И все-таки… она была здесь. Может, Рон прав… может, она действительно охраняла свои «вложения» от лап молоденьких старшекурсниц? Правда, какой разумной девушке может понадобиться такой подарочек, как Люциус Малфой, с его-то прошлым, которое никакие деньги не изменят?       У самой Гермионы он ассоциировался скорее с какашкой в золотой обёртке, нежели с настоящим мужчиной: красивый снаружи, а вот внутри… Хотя, после того, чему ей сегодня пришлось стать свидетельницей, вполне возможно, она и ошибалась. Ведь нашла же в нем что-то такая выдающаяся девушка, как Каталея. Так! А что такого она сегодня увидела? Ничего! Ну, выходила мадам Дюбурже из комнаты Люциуса Малфоя, так что с того? Она его защитник в суде, а может, даже друг… ну, а что? Разве у Пожирателя Смерти не может быть друзей? «С такими, как она, мужчины дружбу не водят», — саркастично заметил внутренний голос, и Гермиона тряхнула головой, чтобы подальше отогнать эту мысль. Почему она вообще об этом думает? Неужели она превращается в заурядную сплетницу, как Лаванда Браун или Парвати Патил? О, упаси Мерлин. — Гермиона, ты идешь? — Рон легонько потряс ее за плечо, выводя из размышлений. — Да, конечно! «Неужели все кончилось? И как я пропустила?». — Нет, ну ты видела, как я отбил последний удар? А как закрутил квоффл? Ты же это видела, Герми? Ну, змеи слизеринские, держитесь. — Да… это было… очень впечатляюще, — виновато вложив свою ручку в его ладонь, проговорила девушка. «Боже, я же все это пропустила. Ничего не видела. И все из-за чего? Из-за Малфоя, чтоб его пикси задрали». — На следующем матче мы их в щепки разнесем. Будь уверена. — Я в этом не сомневаюсь, — она явила ему улыбку в тридцать два зуба и поцеловала в щеку, заглаживая вину. Хотя сам Рон этой вины за ней явно не усмотрел.       Остаток вечера в гриффиндорской гостиной не стихали обсуждения тренировки. Рон воодушевленно рассказывал однокурсникам о новой стратегии, обложившись журналами по квиддичу, не обращая внимания на Гарри, который в голос с ним пытался скорректировать недочеты, проявившиеся на практике. Вскоре эта оживленная дискуссия переросла в настоящий гвалт. Советы начали давать даже те, кто в квиддич не играл, высказывая достаточно нелепые предложения, чем только разжигали азарт от спора. Мысленно отругав себя за полное равнодушие к спорту, девушка взяла книгу по трансфигурации, и начала делать заметки на полях. — Ты чем-то расстроена? — поинтересовался Гарри, когда обсуждение затихло, и гриффиндорцы разбрелись группками по гостиной, занимаясь своими делами. — Нет, что ты… просто… — Что? — Немного устала. К завтрашнему дню еще нужно подготовить большой свиток по трансфигурации и определиться с темой курсовой работы. — Да что о ней сейчас думать, Гарвейн сказала подготовить свиток к Рождеству. У нас еще прорва времени, — падая на диванчик рядом с ней, буркнул Рон. — Так только кажется. К тому же, не хочу откладывать такую важную задачу на последний момент. Кстати, если ты не забыл, к концу недели надо подготовить доклад по боевым заклинаниям. Уж не сомневайся, о тебе Малфой не забудет. — Да что его готовить? — отмахнулся Рон. — Мы все их применяли. И знаем. — Да что ты? Теория и практика — не одно и то же, — Гермиона приподняла бровь, — тебе известно, кто изобрел Непростительные заклинания? А когда впервые в истории было применено адское пламя? И, наконец, почему Конфундус не действует на людей с оберегом Морганы? А ведь все это будет на экзаменах. И в тестах. И не думаю, что Малфой будет так любезен и предупредит нас о контрольной заблаговременно. — Гермиона, не все же время учиться, иногда можно позволить себе отдохнуть, — вмешалась Джинни. — Я и отдыхаю, — она продемонстрировала им книгу по трансфигурации. — Это не отдых, — насупился Рон, — тут даже картинок нет. Сплошной текст, причем непонятный. — Ну, знаешь ли… для этого и существует фантазия. — А знаешь, что по-настоящему весело? — И что же? — Рон выхватил книгу из ее рук и сделал подачу Джинни. — Это… мы словно играем в квиддич, мы двигаемся, и в этом движении наша жизнь, попробуй… если у тебя получится, мы возьмем тебя в команду, — Гермиона подошла к Джинни, желая вернуть назад учебник, но она ловко сделала пас Рону. — Хватит, мы же уже не дети, — взвизгнула Гермиона, в душе которой сейчас смешался настоящий коктейль из раздражения и обиды. Без волшебной палочки ей не хватило бы ловкости и скорости, чтобы перехватить учебник налету, а потому она даже не стала пытаться, — отдайте. — Да ладно тебе, Герми, это же нереально весело, — он перебросил учебник Невиллу, а тот — Джинни. — Ну, в самом деле, это не смешно, — Джинни сделала пас Гарри и тот, встретившись с разъяренным взглядом подруги, молча протянул ей книгу, почувствовав себя самым последним идиотом.  — Стыдно должно быть, ведете себя, как последние засранцы, — окинув друзей взглядом, проговорила она, схватила свою сумку и вышла из гостиной. — Что это с ней? Было же так весело, — ничего не понимая, проворчал Рон, — скоро отбор в команду, если бы мы смогли отточить ее умения, она бы могла играть с нами. — Ты видимо забыл, что она боится летать на метле, — сложив руки на груди, произнесла Джинни. — Ради игры в квиддич, ради ощущения этого восторга, этот страх можно преодолеть, — все еще глядя ей вслед, проговорил Рон. — А что, если она не хочет играть в квиддич, — Гарри не спрашивал, а утверждал, опустившись на место. — Что за глупости, все хотят играть в квиддич. Целая очередь уже стоит. — Гермиона не хочет, Рон, — Гарри снял очки и почистил стекла краем мантии. — Что ты хочешь этим сказать? — Он хочет сказать, братец, что она не такая, как мы, — усаживаясь к Поттеру на колени, подметила Джинни. — Да как ты можешь такое говорить, она твоя лучшая подруга. — Уверен, что Джинни не имела в виду ничего оскорбительного, — Гарри поспешил исправить положение, — просто… — Просто… что? — Мы очень давно ее знаем, но знаем ли мы ее настоящую? В опасности всегда проявляются самые лучшие качества человека, а в обыденности проявляется он сам. Наша жизнь с самого поступления в Хогвартс была похожа на круговорот безумия. Мы сражались за наше будущее, и Гермионе приходилось быть той, кем она, возможно, и не хотела быть. А сейчас все закончилось, наша жизнь, наконец, стала нормальной. И Гермиона… возможно, она не изменилась, а просто стала собой… настоящей. Той, которой она должна была бы стать, если б не было всего этого ужаса. Она любит читать, любит исследовать этот мир, мечтает что-то в него привнести, изобретать… — Она умная, правда, — с гордостью сказал Рон. — Умная…и не очень любит квиддич. И еще ей скучно, — оборвав его, бросила Джинни. — Не понимаю. Мне не скучно! Тебе не скучно! Гарри не скучно! Невиллу не скучно! И Симусу, и Полумне! Никому не скучно! «Люциусу Малфою скучно… до безумия», — почему-то проскочило у Гарри, когда он вспомнил его унылый взгляд за завтраком. «Впрочем, видимо он родился таким унылым и это не способна изменить даже красотка под боком». — Но эту мысль Гарри вслух произносить не стал. Непонятно с чего она вообще взялась в его голове. — Просто наша жизнь изменилась к лучшему, больше не будет этих погонь, страха, смерти. Ей надо как-то приспособиться к этому, — продолжил Рон. — Так, пожалуйста, не мешай ей, — не сдавалась Джинни, — зачем ты заставляешь ее играть в квиддич, смотреть на тренировки, если она спит и видит, как бы поскорее сбежать в библиотеку? Да, этим она несколько отличается от нас, но от этого Гермиона не перестает быть нашей подругой и твоей девушкой. И если ты этого не поймешь… — Тогда что? — Так… что вы вскинулись, — перебил их Гарри, — нам всем сейчас нелегко. После года скитаний сложно вернуться к нормальной жизни. Так давайте в первую очередь заботиться друг о друге. И поддерживать друг друга, как было всегда. Уроки, экзамены… Рон, Гермиона всегда относилась к этому серьезно, и тот год, что мы пропустили, ничего не изменил.       В чем в чем, а в этом друзья не ошиблись. Ей действительно было скучно, и квиддич, в котором она не участвовала, никак не мог этого изменить. Все-таки существовала огромная пропасть между настоящей игрой и тренировкой, и для простого обывателя эта пропасть называлась унынием. Многочасовое повторение одних и тех же трюков было тяжелым испытанием даже для игроков, но для наблюдателей… из раза в раз смотреть на одно и то же… ужас.       В общем, выйдя из гостиной, Гермиона почувствовала себя немного свободней. Не то чтобы она не разделяла интересов друзей, но искренне хотела, чтобы и на собственные интересы время у нее оставалось. Закинув сумку в комнату, девушка скрутила растрепавшиеся пряди в хвост, взяла тетрадь с записями и направилась в библиотеку.       В картотеке запретной секции она нашла интересный фолиант со скандинавскими проклятиями, написанный древними рунами. Почему-то она была уверена, если и существовал способ снять это проклятие, то она обязательно найдет его на страницах этой книги. Практически влетев в библиотеку, она застыла на пороге. Для столь позднего часа здесь было уж слишком людно. Мест было еще много, а вот свободных столов не осталось. Студенты, в основном с последних курсов, сидели поодиночке, склонившись над своими записями. Такой ажиотаж здесь можно было застать лишь в ночь перед экзаменами. Странно.       Обойдя несколько высоких стеллажей, девушка прошла в запретную секцию, пытаясь отыскать раздел проклятий. Пробежав пальцами по пыльным корешкам несколько раз, она с досадой осела на пол. Нужной книги не было. Видимо, ее кто-то уже взял. Еще раз пройдя вдоль полки, она выискала два тома «Темной магии друидов», а так же «Историю темных артефактов Средней Англии». Скрыть собственную досаду едва удавалось, а ведь если бы она пришла в библиотеку раньше, то вполне могла бы опередить своего конкурента.       Лавируя между столами, она неосознанно вглядывалась в лица задумчивых товарищей: были тут и сестры Патил, и Лаванда Браун, и несколько слизеринцев с потока, кучка пуффендуйцев, трудившихся втроем над какой-то задачей, и даже Симус Финниган — уж кого-кого, а его увидеть в библиотеке она ожидала в последнюю очередь. Заметив в дальнем углу Полумну Лавгуд, Гермиона направилась к ней. Она-то уж точно будет рада ее компании и разделит любовь к книгам. — Осторожно, — прошипел до ужаса знакомый голос, когда Гермиона пыталась обойти чересчур отодвинутый от стола стул, и случайно наступила на край черной мантии. Юноша поднял на нее голову, скрытую капюшоном, и она встретилась с серыми глазами Драко Малфоя. — Грейнджер. Ну, кто же еще это мог быть? Пустили слона в посудную лавку, и он пошел в разнос. — Прости, — так же злобно прошипела она, всем своим видом показывая, что никакого раскаяния по этому поводу не испытывает. Если Малфой предпочел забыть о том, что она ему жизнь спасла в Выручай-комнате, она уж точно не обязана строить из себя виноватую дурочку. Девушка хотела еще что-то ему добавить, но взгляд зацепился за пожелтевшие страницы старого фолианта. «Руны… Мерлин, та самая книга. Должно быть, Люциус все-таки подсказал Драко, где можно найти ответ на его загадку», — подумала Гермиона. — Куда ты смотришь? — Малфой проследил за ее взглядом и поспешно закрыл все свои записи. Очевидно, что перевод древних рун давался ему тяжело, потому что он обложился несколькими словарями. «Что ж, надо было ходить на занятия Батшеды Бабблинг вместо прорицания, мистер Малфой», — про себя усмехнулась Гермиона. Что ж, если так, то время у нее еще есть, потому что у человека несведущего перевод должен отнять немало времени. — Никуда, — уводя взгляд в сторону, ответила она, — и кстати, эта руна переводится, как «сила», а не как «мощь», для древнего рунического языка это имеет большое значение. Впрочем, как и для заклинаний. — Иди-ка ты, куда шла, Грейнджер, пока я тебе не прида́л ускорения пинком в зад, — прошипел он, как настоящий змей. Хвала Мерлину, что хоть ядом ее не забрызгал. Мысленно оскалившись на него, Гермиона подлетела к Полумне и с шумом опустила книги на стол. — Ненавижу, мерзкий хорёк, — проговорила она, откинувшись на спинку стула. — Тебе просто мозгошмыг заполз в голову и копошится там, — блаженным тоном отозвалась Лавгуд, — поэтому ты обращаешь внимание на такие мелочи вместо того, чтобы сконцентрироваться на важном. — Да. Возможно, — спорить с ней сейчас насчет невидимых существ, которые жили разве что в голове самой Полумны, девушка не хотела. Злость на Малфоя до сих пор не улеглась в ее душе, правда на которого из Малфоев она сейчас злилась больше, сказать трудно. Если Люциус все же решил дать сыну подсказку, шансов заполучить свиток и заработать баллы в копилку факультета, чтобы хоть как-то загладить перед сокурсниками вину первых трех дней обучения, у нее не много. Но все же сдаваться Грейнджер не хотела. — Ты тоже здесь из-за шкатулки? — Гермиона обратила внимание на корешок книги, в которой говорилось про темные ритуалы индейцев. Что ж, в проклятиях ацтеки действительно знали толк. Неспроста же маглы мёрли, как мухи, едва вскрыв их захоронения. — Да, — отозвалась Полумна, — как и все остальные. — Неужели? — Гермиона ушам не верила. В то время как она потратила последние два дня на то, чтобы с картой мародеров убежать в Хогсмид и заправиться сливочным пивом с друзьями, столько людей корпело над домашним заданием. От этого почему-то стало стыдно перед самой собой. Хороша староста — наплевала на все свои обязанности. Даже Симус пытался отыскать решение задачки, которая так захватила ее саму, а она в это время смотрела на тренировку по квиддичу. И ее еще называли зубрилой?       И все же, как талантливо была разыграна партия. Сколько молодых умов променяли праздное безделье на науку. Пожалуй, Малфоя-старшего можно было назвать настоящим волшебником, если б не одно «но». Он их просто купил. Кто-то из студентов, и она в их числе, решили проверить свои силы, и не смогли смириться с поражением; кто-то желал получить баллы, а Люциус был весьма щедр на обещания; кто-то, как Парвати, хотел заполучить древнейшую реликвию; или как Драко заслужить искреннее одобрение отца, несмотря на внешнюю холодность их отношений. Малфой затронул каждого: сыграл на тщеславии, на жажде признания, на желании стать лучшим… И самое ужасное, Гермиона поддалась…и вот теперь вместе с десятками таких же, как она — объединенных общей идеей, искала решение на загадку этого кукловода. — Невилл вчера вместе со мной весь вечер здесь провел, но далеко мы не продвинулись. Но это ничего. Зато я совершенно случайно нашла материал для эссе, которое задал профессор Малфой. Оказывается, есть еще столько боевых заклинаний в закрытых разделах. Завтра мы с Невиллом хотим попасть в Выручай-комнату и потренироваться. Надеюсь, что она сохранилась. — Это прекрасная идея, — Гермиона скромно улыбнулась.       Полумна и Невилл, Гарри и Джинни — они словно были зеркальным отражением друг друга. У них было столько общих увлечений, что ей порой становилось грустно. Ведь их с Роном отношения строились иначе. Нет, безусловно, Рон любил ее и жизни бы ради нее не пожалел, но он ее не понимал и совсем не интересовался желаниями возлюбленной. Сложно даже представить, чтобы он, как Невилл, сейчас сидел с ней за книжкой и помогал разобраться в хитросплетениях древних проклятий. Нет же, он даже не скрывал, что считает все ее увлечения скукой смертной, насаждая собственное видение их совместного отдыха. Даже когда они учились на младших курсах и вместе приходили в библиотеку, Рон по большей части запускал волшебные самолетики из бумаги, пока Гермиона решала за них тесты и готовила доклады. Но, Боже, как бы было прекрасно, если бы все это было обоюдно. Она бы ходила на его тренировки, а он разделял бы ее интерес к книгам.       Впрочем, предаваться романтическим мечтам времени не было. Быстро просмотрев оглавление, она остановилась на валлийских проклятиях. Там выдавались весьма интересные теории, согласно которым, снять порчу, сглаз и прочее колдовство возможно с помощью специальных зелий. Наскоро выписав несколько рецептов, девушка решила посоветоваться об этом с профессором Слизнортом и продолжила чтение. Стрелки часов медленно перевалили за полночь, и зал постепенно пустел. Полумна, попрощавшись, ушла в районе одиннадцати. Даже Малфой, который проявлял чудеса усидчивости, вскоре собрал свои наработки, вернул ветхий фолиант на полку и ушел в районе двух часов ночи.       Проводив его взглядом, Гермиона мысленно похвалила упорство юноши. Откровенно говоря, после той ссоры с отцом, невольными свидетелями которой они стали, девушка была уверена, что Драко даже близко не подойдет к библиотеке из-за обиды и упрямства, но он переборол себя. И, видимо, раскаявшись в собственных словах по отношению к родителю, решил извиниться перед ним в своей, чисто малфоевской, манере. Это было даже трогательно.       Устало поднявшись с кресла, Гермиона побрела к стеллажу, выхватив заветный фолиант и погрузилась в чтение. Перевод давался тяжело, отчасти потому, что руны были очень старые, отчасти потому, что в районе четырех утра они просто начали двоиться у нее в глазах, но кое-что ценное она все же нашла. Это был способ выявления скрытых проклятий, для которых применялась древняя магия. Сейчас, конечно, осталось немного носителей подобных знаний, но Малфои — древний род, насчитывающий больше десяти веков, а значит, они вполне могли бы быть хранителями этого знания. Решив после занятий наведаться в кабинет к Люциусу и проверить собственную теорию, Гермиона закрыла книгу и решила посвятить оставшиеся два часа сну.