Свитки Мерлина

      Шел третий час ночи, огонь в камине почти погас, и в гостиной Гриффиндорской башни стало темно и прохладно. Какое-то время Гермиона сидела, не двигаясь и наблюдая за тем, как догорают последние угли, но вскоре ее начал колотить мелкий озноб. Поднявшись с места, девушка взяла в руки железную кочергу, сгребла золу, положила немного дров и снова уселась в кресло, зачарованно глядя на занявшееся пламя. Когда она рассталась с Роном, ей казалось, что на сердце у нее станет легче потому, что она прекрасно понимала всю обреченность их отношений. Привычка не могла заменить любовь, а дружба — страсть, и чем раньше они поставят точку в их отношениях, тем легче будет каждому из них. Но вот точка поставлена, а на душе стало тяжелее прежнего. А все потому, что свято место пусто не бывает: один мужчина уходит, а другой занимает его место, и все освободившееся пространство в ее сознании и мыслях занял, пожалуй, самый неожиданный человек из всех.       Заочно они знали друг друга уже не первый год, и все это время в ее глазах образ этого мужчины четко ассоциировался с социальным неравенством, жестокостью и тиранией режима Волан-де-Морта. Им суждено было сражаться по разные стороны баррикад, но сейчас война закончилась, а впереди была неизвестность, в которой Гермиона четко осознавала лишь одно — к собственному ужасу ее безотчетно влекло к Люциусу Малфою. И сегодняшняя дуэль стала тому наглядным подтверждением, ибо проиграв ему в равной схватке, она не почувствовала себя униженной и побежденной, напротив, ощутила небывалое удовлетворение, вновь оказавшись в его сильных руках. В тот момент ей показалось, что это самая естественная вещь на свете, и поддаться чувствам к нему было так же легко, как дышать. Но наваждение закончилось быстро, он выпустил ее из своих объятий, передав под опеку лучшего друга, и вместо романтичной химеры на нее обрушилось горькое осознание того, что приняв близость этого мужчины, она примет на себя тяжелый груз его прошлого со всеми вытекающими последствиями, но была ли она к этому готова?       Конечно, Люциус изменился с момента стычки в Малфой-мэноре. Он рос в её глазах, но были ли эти метаморфозы следствием его сознательной работы над собой или очередной маской, надетой для достижения конкретной цели? С другой стороны, разве обязательно искать в его действиях скрытый подтекст и неизбежную выгоду? Неужели сложно поверить в то, что он подобно остальным, наконец, вырвался из-под гнёта Темного Лорда и начал выстраивать жизнь на новый лад, принеся в жертву собственные принципы? Могло ли такое быть на самом деле или это лишь плод её больного воображения? И если она действительно верила в то, что каждый человек имеет право на прощение и искупление, значило ли это, что она должна автоматически предоставить этот шанс Малфою? От нескончаемых вопросов голова шла кругом, но это было лишь верхушкой айсберга.       В действительности в мыслях Гермионы сейчас царил такой бардак, что даже опытный легилимент, вроде Волан-де-Морта, заблудился бы в лабиринтах ее сознания, попав в стальной капкан внутренних противоречий. Впрочем, если свое отношение к Люциусу она всё же смогла охарактеризовать таким словом, как влечение, то что насчет него? Определенно он был заинтригован и не раз давал ей непрозрачные намеки на близость, но как ни старалась, Гермиона не могла понять его мотивов. То ли он просто играл с ней, пытаясь выставить перед товарищами в дурном свете, то ли хотел смутить, то ли удовлетворить свою похоть. Ведь тогда, на озере, взгляд серых глаз весьма красноречиво говорил о его желаниях, и даже такая неопытная в делах сердечных девушка, как Гермиона, смогла без труда уловить этот порочный огонек. Но почему тогда он не решился удовлетворить свои потребности? Ужели аристократическая брезгливость не позволила прикоснуться к грязнокровке? Маловероятно. Испытывай Люциус к ней омерзение, не прижимал бы так к своей груди ни во время их ночной «прогулки», ни после боя. Тогда что? Ждал от нее ответного согласия? Весьма сомнительно. Если такой человек, как Малфой, захочет что-то получить, разрешение ему не потребуется. Может, желал заполучить свиток Титании? Тогда что помешало ему просто отобрать его на озере? Все это не укладывалось в голове. Уверена она была лишь в одном — такой приверженец чистоты крови, как Люциус Малфой, уж точно не мог по-настоящему заинтересоваться маглорожденной ведьмой, ровесницей его сына. Но что тогда он от нее хотел? Без бутылки не разберешься. «Ты что, дура, решила потратить эту ночь на то, чтобы всерьез раздумывать над отношениями с Малфоем-старшим? Или тебе на дуэли мозг отшибло? Это еще большая глупость, чем идти в полнолуние в Запретный лес, вооружившись ложкой», — вознегодовал разум. «Я вовсе не об этом размышляю», — она устало возразила самой себе. Черт, это уже диагноз, никогда прежде она столько не спорила с собой. Неужели стала такой одинокой? «А о чем?» «О его мотивах. По какой-то причине он стал интересоваться моей жизнью, втянул меня в какую-то грязную игру, и я должна в этом разобраться прежде, чем он влезет в мою душу, все разрушит, и оставит меня сидеть на руинах». «Никаких добрых намерений у него быть не может. А его ум и терпение превращают его в опасного противника. Не ввязывайся в эту игру, иначе Малфой действительно задавит тебя своим опытом». — Проблема в том, что я уже в нее ввязалась и, судя по всему, проигрываю по всем фронтам, — с грустным выдохом произнесла она и направилась к себе в комнату, пытаясь унять нервную дрожь.       Сейчас ее разум находился в таком возбужденном состоянии, что она даже не рассчитывала уснуть. Впрочем, и тратить время попусту тоже не собиралась. Наложив на дверь запирающие чары, девушка подошла к платяному шкафу и огляделась по сторонам, словно собираясь сделать что-то постыдное и страшась, что ее застигнут на месте преступления, и извлекла из нижнего ящика аккуратно сложенную мантию Люциуса Малфоя. Мягкая шерстяная ткань до сих пор хранила аромат дорогого мужского парфюма и обещала подарить столь необходимое ее сердцу тепло и спокойствие, как в ту ночь, когда он спас ее на берегу. Завернувшись в нее, словно в одеяло, Гермиона взяла книгу о магах мерлиновских времен и, поджав под себя ноги, уселась в кресло. «Что ж, в одном Малфой все же оказался прав, мне действительно очень нравится этот запах, но это вовсе не значит, что мне нравится его обладатель», — оправдавшись перед собой за этот непонятный порыв, подумала Гермиона, погрузившись в чтение.       Следующие пару недель она старалась не привлекать к себе внимание Люциуса, даже на занятиях не вызывалась отвечать (чем немало удивила своих товарищей) и всеми силами пыталась убедить себя в том, что если не замечать Малфоя, он исчезнет из ее жизни. Да только был в этом плане весьма ощутимый изъян: поиски библиотеки накрепко привязали ее к этому напыщенному аристократу, ибо он в свое время шел тем же путем, что и она, а значит, мог располагать ценной информацией, нужно было только убедить его ей поделиться. К тому же, Люциус был умен, хитер и находчив, а ей нужен был компаньон в ее опасном предприятии, и по прошествии месяца безрезультатных поисков разгадки она всерьез начала обдумывать эту возможность. «Ну а что я потеряю, если спрошу у него совета? Директор Макгонагалл и профессор Слизнорт не смогли мне помочь в этом вопросе, прочитав лекцию об опасности моих изысканий. Гарри и Рона эта затея вообще приводит в бешенство, но Малфоя уж точно не беспокоит моя безопасность, а в этой теме он наверняка более сведущ, чем остальные», — подумала она в один из февральских вечеров, будучи уже готовой рвать на себе волосы от безысходности. Столько книг было прочитано, и ни в одной нет даже упоминания об этом «Кларенте». «С чего бы ему тебе помогать? То, что он единожды тебе помог, причем ты до сих пор не знаешь, почему, еще не говорит о том, что он проникся к тебе симпатией. Или ты уже забыла, что в его глазах ты грязнокровка, которая не достойна с ним одним воздухом дышать? Он наверняка грязь со своих сапог ценит больше, чем тебя. Чего никогда и не скрывал», — саркастично подметил внутренний голос. «За спрос денег не берут. Ну не захочет он мне помогать, так что с того? Что он еще может мне сделать? Осмеять? Оскорбить? К этому я давно уже привыкла, а на что-то большее он не решится. Пока на нем браслеты надзора, Люциус лишнего шага в сторону не сделает без ведома Министерства», — тут же возразила она. «Неужели ты думаешь, что он поможет тебе по доброте душевной? Если ты найдешь библиотеку с его помощью, он сам тебя в ней и похоронит, чтобы сохранить эту находку в тайне и единолично изучать древнюю магию. Малфой не умеет делиться, а ты хоть представляешь, чем все это может обернуться? Он же фанатик чистой крови. Решила второго Волан-де-Морта взрастить?» «Я не собираюсь держать его в курсе всего. К тому же, нельзя наперед знать, как человек поступит в такой ситуации». «Дура, речь идет о Малфое! Уж лучше совсем не найти библиотеку, чем найти и передать в руки этого деспота», — при таком ходе рассуждений разум уже начинал бить тревогу, но Гермиона с каким-то необъяснимым упрямством продолжала искать отговорки и оправдания еще не свершенного Малфоем преступления. «До конца поисков еще очень долго, к тому же, не обязательно посвящать его во все аспекты. Я зашла в тупик, и взгляд со стороны уж точно не помешает». «Втянув его в это, ты уже не сможешь от него просто так отвязаться. Это неоправданный риск. Он заманит тебя в ловушку и бросит. Он использует тебя». «Но он не бросил меня в этом «Зазеркалье». «Потому что ему нужен был ковчежец». «Тогда почему он его не отобрал тогда? Почему до сих пор не предпринял попытки его заполучить?» — разум не нашел, чем возразить. Душа и мысли Люциуса — это потемки, в которых дальше собственного носа ничего не видно, а совать этот самый нос глубже Гермиона пока не решалась. «Кто не рискует, тот не побеждает. Проблемы нужно решать по мере их поступления. Пока моя проблема — это загадка на свитке», — с уверенностью подытожила она, поднимаясь с места, и перекинула через плечо небольшую сумку. «Нет, ты точно повредилась умом», — огрызнулся внутренний голос, капитулируя перед этим ослиным упрямством.       Часы на башне только что пробили девять вечера. Не слишком поздно для нежданного визита и не слишком рано, чтобы прийти к пустой комнате. Пошарив в шкафу, из-под вороха одежды девушка извлекла небезызвестную мантию и решительно зашагала в крыло для преподавателей, в очередной раз честя себя почем свет, но уже не в силах повернуть назад. Ее шаги, многократно усиленные эхом, гулко разносились по коридору, каждый раз заставляя девушку вздрагивать от страха перед опасностью быть застигнутой у дверей в его комнату, но оное лишь заставляло ее идти быстрее. Когда же девушка оказалась у заветной двери, ее вновь охватила нерешительность. «Нет. Наверное, не самая лучшая моя идея», — подумала Гермиона, прочертив пальцами невидимые полоски на его двери. «Конечно, пускаться в такие приключения в одиночестве опасно, но брать с собой ненадежного попутчика, который в любой момент может вонзить нож в спину — еще большая глупость. Для того чтобы разгадать загадку, мне не нужен Малфой, я прекрасно справлюсь с этим сама, просто потребуется больше времени. Мы же справились с поиском крестражей». «Аллилуйя!» — возрадовался разум. Девушка сильнее прижала его мантию к груди, пытаясь подавить остатки сомнений, и решительно зашагала прочь. Но не успела она сделать и пары шагов, как замок за ее спиной пронзительно лязгнул, и на пороге появился Люциус Малфой. — Мисс Грейнджер, — в его голосе читалась презрительная усмешка, будто Гермиона сейчас сделала нечто такое, что его сильно позабавило. — Чем обязан столь позднему визиту? «Черт, Гермиона, и ничего-то у тебя не получается сделать тихо», — бежать без оглядки было глупо, поэтому она постаралась придать своему взгляду решительности и повернулась к нему лицом.       Малфой стоял со скучающим видом, небрежно прислонившись спиной к дверному косяку и скрестив руки на груди. Одет он был в легкий шелковый халат без рукавов поверх белоснежной рубахи и такие же легкие домашние штаны, однако при всей своей простоте выглядел он весьма изысканно, чему способствовали такие мелкие детали, как золотые запонки на манжетах и цепь, заменившая пояс. «Подлецу всё к лицу», — подумала она, оглядывая мужчину с головы до ног. «Интересно, если обрядить его в картофельный мешок, он продолжит держаться с этим королевским высокомерием?» — Как Вы узнали, что я здесь? — проговорила она, вставая против него, но смотреть ему в глаза не хотела. — Вы слишком громко думаете, — усмехнулся он. Гермиона вопросительно выгнула бровь, всем своим видом давая понять, что не удовлетворит его любопытства прежде, чем он не ответит. И Люциус смилостивился: После того, как несколько студентов вломились в мою комнату, я установил на дверь сигнальные чары. В тот момент, когда Вы коснулись дерева, я уже знал, что ко мне наведались непрошеные гости. «Нет, он точно приложил тебя головой во время дуэли, раз ты стала так туго соображать», — она мысленно выругала себя. — Зачем Вы пришли сюда? — при этих словах его серые глаза стали холодными, и Гермиона невольно сравнила их с замершими озерами. Интересно, какие тайны и эмоции хранятся под толщей льда или же под ней скрывается лишь пустота и мрак. Не говоря ни слова, она робко протянула ему его же мантию и, даже не попрощавшись, стремительно зашагала прочь. — Мисс Грейнджер, зачем Вы пришли сюда? — повторил он с бо́льшим напором, и девушка почувствовала, как его голос, будто дудочка гамельнского крысолова, начал манить ее к себе, супротив воли. — Я пришла вернуть Вам мантию и еще раз поблагодарить за помощь, — проговорила она, но ложь вышла не слишком убедительная, потому Люциус уставился на нее таким взглядом, словно негласно вопрошал: «Вы меня за идиота держите, мисс Грейнджер?» — У Вас был целый месяц на то, чтобы вернуть ее, но Вы не слишком торопились это сделать, — презрительно скривился он. — Должно быть потому, что Вы меня не слишком торопили, — тут же парировала она, с вызовом посмотрев на него, но зайдясь от смущения, поспешно увела взгляд в сторону. Люциус покачал головой. — Мисс Грейнджер, Вы совершенно не умеете лгать. Я пока не выжил из ума и не ослеп. Если бы Вы не покраснели так, пытаясь скормить мне эту выдумку, я, может, Вам и поверил бы. Итак… — вкрадчиво потянул он, поглаживая кончиком пальца набалдашник трости, — или мне применить к Вам легилименцию? — Нет, не нужно, — она пошарила в кармане, извлекая оттуда свиток, и молча протянула ему. Люциус надменно поглядел на нее, саркастично усмехнувшись. — Неужели гриффиндорская всезнайка решила просить помощи у бывшего Пожирателя смерти? Не думал, что доживу до этого момента. «Терпи. Молчи. Если он сразу не прогнал тебя, есть шанс, что он поможет. Смотри, он заинтригован не меньше тебя. Главное - вытерпеть все колкости. Как там говорил Малфой: «терпение — это добродетель», к тому же, когда-то он жизнью рисковал ради этого», — твердила она себе, стараясь не слушать его ехидства. — Скорее, студентка сочла возможным обратиться за советом к опытному преподавателю. Согласитесь, звучит не так абсурдно? — Люциус усмехнулся, но про себя все же отметил, что девчонка изменилась за несколько последних месяцев: повзрослела, стала хитрей, научилась вести диалог, и главное — молчать. В ней стало меньше гриффиндорской прямолинейности и прибавилось рассудительности, что делало ей честь даже в глазах Люциуса, хотя он в этом бы никогда не признался даже себе. Неужели все-таки уяснила свое место?       Оглядев коридор на предмет любопытных наблюдателей, мужчина шире распахнул дверь, приглашая ее войти в комнату, но увидев скептический взгляд девушки, равнодушно подметил: — Как по мне, общий холл не самое подходящее место для обсуждения тайны тысячелетия. Будьте спокойны, я не собираюсь посягать на Вашу девичью честь, — усмехнулся он, пропуская Гермиону вперед, а когда массивная дверь за ними захлопнулась, презрительно добавил: к тому же, после года жизни в одной палатке с двумя представителями противоположного пола от этой самой чести остались одни ошметки. А я, знаете ли, не люблю довольствоваться бывшим в употреблении товаром. — Да как Вы смеете так со мной… — она чуть не задохнулась от возмущения, искренне жалея, что вообще могла рассматривать мысль о сотрудничестве с Малфоем всерьез. Нет, горбатого только могила изменит. И все же… — Вам еще нужна моя помощь? — будничным тоном перебил он, явно не ощущая за собой вины за оскорбление, брошенное ей в лицо. Да и с чего бы? Она же для него грязнокровка — представительница социальной группы, которую он не так давно хотел уничтожить в угоду своим принципам. Девушка сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться, а потом протянула ему свиток. — Присаживайтесь, — Люциус указал ей на диван. Гермиона покорно опустилась на место, с интересом разглядывая несколько древних фолиантов, лежащих на журнальном столике. Очевидно, Малфой как раз изучал их, когда сигнальные чары возвестили о ее приходе. Что ж, каким бы Люциус не был отъявленным мерзавцем, но, пожалуй, что-то положительное в нем все-таки было, а именно — его любовь к книгам. Почувствовав, как прогнулись диванные подушки рядом с ней, Гермиона возмущенно уставилась на него. «Нет, ну это ж надо? Здесь два прекрасных кресла, а Люциус решил так развалиться на миниатюрном диванчике», — подумала она, пытаясь отодвинуться от него подальше. — Неужели Вы меня боитесь? — он снова вывел ее из равновесия своим томным голосом. — Вы настолько напряжены… что даже я стал чувствовать себя… — Малфой нарочно растягивал слова, наблюдая за ее реакцией, — некомфортно. Желаете, чтобы я пересел? «Чертов подлец, я сюда пришла не в игры играть», — она метнула в его сторону злобный взгляд, подскочив с дивана, но быстро сумела совладать со своими эмоциями. — Простите, — едва скрывая свое недовольство, Гермиона вернулась на место, но так вжалась в боковину, что софа затрещала. Не говоря больше ни слова, Люциус начал раскручивать свиток. — Что Вы потребуете взамен своей помощи, если она окажется полезной? — проговорила гриффиндорка, решив сразу обговорить все нюансы их потенциального сотрудничества. — А что Вы можете мне предложить? — он обратил на нее испытующий взгляд, и Гермиона заметила, как на дне глубоких серых глаз сверкнуло и угасло нехорошее пламя. — Вам известно, что стоит на кону. — Правильно ли я понимаю, что Вы хотите разделить еще не рождённого ребенка? Может, сначала стоит отыскать библиотеку, а потом делить джек-пот? — Как раз это меня и волнует, — в тон ему отозвалась Гермиона. — Я не хочу ничего делить. Библиотека Мерлина — это достояние всего волшебного сообщества Британии, и если мы ее отыщем, то я хочу передать ее Хогвартсу, а не в коллекцию Малфой-мэнора. — Ох уж эти гриффиндорские идеалы, — фыркнул он. — Боюсь, в этом случае у меня нет интереса в этой сделке. Если мы найдем библиотеку, я хочу забрать себе двадцать процентов всех книг и артефактов, преимущественно по моей… тематике, остальное можете отдать на свою благотворительность, если Вам так угодно. — Нет, — уверенно проговорила она, пытаясь выхватить у него свиток, но Малфой зажал его в кулаке, с вызовом встречая ее разгневанный взгляд. — Подумайте, мисс Грейнджер, я хочу такую малость. Любой кладоискатель получил бы такое же вознаграждение, реши он поделиться своей находкой с Министерством. Мои желания не противоречат принятому закону. — Непомерная цена, учитывая то, какие сокровища там могут находиться. — Вот именно, мисс Грейнджер, «могут»… а могут и не находиться. Право, не могу же я рисковать жизнью за идею. Поверьте, моей душе всегда были чужды такие благородные порывы. — Охотно верю, — прорычала она, едва сдерживая свое недовольство. «Черт, и зачем я к нему пришла? Меркантильный ублюдок! Рисковать… да для риска у тебя кишка тонка, трус». — Итак… — Вас никто не просит рисковать жизнью, можете сидеть на уютном диване и потягивать огневиски, — вскинулась Гермиона, — а пара советов не стоит двадцати процентов. Пять, — после некоторых раздумий, проговорила она. — Пятнадцать. — Десять процентов, и это мое последнее слово, — тоном, не терпящим возражений, проговорила Гермиона. — Хорошо, десять, — кивнул он, — но я сам отберу нужные мне книги. «Если же там и впрямь будет чем поживиться, уж не обессудьте, мисс Грейнджер, я заберу и больше». — Это справедливо, — согласилась девушка. — И еще, если уж некоторое время нам придется выносить… ммм… общество друг друга, я хотела бы быть уверена, что могу в случае крайней нужды рассчитывать на Вашу помощь. Вы, в свою очередь, можете рассчитывать на мою, — он согласно кивнул, хотя головы в ее сторону не повернул. — Если же мы найдем библиотеку, я хочу быть уверена в том, что Вы не измените условия нашего соглашения в последний момент, пытаясь склонить чашу весов в свою сторону. — Даю Вам слово, — солгал Люциус, придав голосу деловой тон, а лицу безобидное выражение. — Или Вы хотите, чтобы я дал Непреложный обет? — Нет, — она задумчиво посмотрела на него, пытаясь взглядом проникнуть в недра его души, но не увидела ничего за нечитаемой маской, что легла на его лицо. «Идиотка, ты лучше всех знаешь, что нельзя доверять ни одному его слову. Заключи обет», — возмутился разум, но одна мысль о том, чтобы связать себя с Люциусом Малфоем магией настолько сильной, вызывала в ее душе бурю недовольства. Нет… она попробует довериться ему, а пересмотреть условия сделки она успеет, если заподозрит своего нового союзника в нечистоплотных мыслишках. — Хорошо, — волшебник зашелестел пергаментом, внимательно глядя на выведенные аккуратным почерком строчки. — «Где камень и сталь нашли вечный покой, хранимые Богом за толстой стеной; где воин, прошедший стезёю легенд, сможет найти могучий Кларент, сокрыт указанный Мерлином путь, для того, кто готов своей жизнью рискнуть». — На свитке нет никаких скрытых посланий, — начала девушка, — проверила всеми возможными способами. Я смогла сложить все части этой головоломки, но мне не хватило одного крошечного, но самого важного фрагмента. Я не знаю, кто такой этот «могучий Кларент». Очевидно, что он хранитель этой тайны, но мне не удалось найти в легендах артуровского цикла, да и в прочих легендах Британии ни волшебника, ни магла с таким именем. — Потому что это вовсе не имя, — задумчиво проговорил Люциус, взял перо и, не страшась испортить ветхий свиток, заключил слово «Кларент» в кавычки. — Я думаю, это название, мисс Грейнджер. — Название чего? Артефакта? Когда я искала информацию о зеркале Титании, я просмотрела несколько справочников по магическим реликвиям, но нигде не нашла ничего подобного. — Завтра пятница, приходите после девяти вечера, — он передал ей пергамент, — я постараюсь что-то отыскать в библиотеке мэнора. — Вы знаете, что это? — удивленно подняв брови, проговорила Гермиона. «Быть не может! Мне потребовался на это почти месяц, а он уже знает ответ, едва взглянув на послание. Не верь ему. Он просто набивает себе цену». — Есть несколько мыслей, но точно смогу сказать лишь завтра. Надеюсь, мои изыскания принесут свои плоды. А Вам за это время нужно найти способ освободить меня от браслетов. Во время Ваших скитаний Вы проявляли чудеса находчивости. Уверен, и с этим справитесь. Как говорится, услуга за услугу. — Они Вам к лицу, профессор, не вижу смысла ничего менять, — съехидничала она, с достоинством выдержав его гневный взгляд. На секунду ей показалось, что сейчас Малфой отвесит ей звонкую пощечину, ибо его рука нервно дернулась на коленке, но он все же сумел сдержать себя. — Не хочу портить Вам веселье, мисс Грейнджер, но боюсь, эта диковинная вещица находится не в Британии, а мне запрещено покидать пределы страны. — Что ж, я думаю, что вполне смогу обойтись без Вашей компании, — равнодушно подметила она. — К тому же, моя совесть просто не сможет позволить Вам рисковать своей жизнью, — с каждым ее словом огонь злости в глазах Люциуса разгорался все сильнее, и Гермиона поспешила замолкнуть, заметив, как браслеты на его запястьях раскаляются, оставляя на коже уродливые волдыри. «Так вот как они действуют. Эти оковы не только отслеживают его перемещения, заклинания и невзначай брошенные оскорбления, но и эмоциональное состояние, предупреждая гнев. Боль не дает ему сорваться, то-то он стал почти вежливым. И все же… это варварство», — сейчас она смотрела на его руки почти с жалостью, впрочем, быстро заглушила в себе эти мысли. — В прошлый раз моя помощь пришлась очень кстати, — прошипел он, стараясь не обращать внимание на невыносимое жжение. — Если я помогу Вам, то нарушу закон. — Вам не впервой. Не Вы ли ограбили сейф моей золовки в Гринготтсе, улетев оттуда на драконе? Не далее, чем полгода назад, все министерские работники и наемники Темного лорда с ног сбились, разыскивая Вас. Не Вы ли уничтожили крестражи, сыграв одну из главных ролей в минувшей войне? Уверен, что для такой умницы, как Вы, это не составит особого труда, — усмехнулся он, но все же сдержался, чтобы не одарить ее высокомерным взглядом. — У Вас было полгода на то, чтобы найти выход из этого положения, и я, признаюсь, не готова поверить в то, что у Люциуса Малфоя не хватило смекалки решить такую простую задачку. — У Люциуса Малфоя не было такой необходимости. Не думал, что мне придется покидать нашу страну в ближайшие месяцы, сейчас же все мои мысли будут заняты разгадкой свитка и времени на это просто не найдется, — язвительно подметил он, взмахом палочки призывая бутылку огневиски и два бокала, которые тут же наполнил. — Угощайтесь. — Нет, благодарю. Позвольте мне взглянуть на Ваши запястья, — Гермиона протянула к нему руки ладонями вверх, и выжидающе застыла. На мгновение Люциус задумался, одарив ее таким взглядом, будто боялся испачкаться от прикосновения к грязнокровке, но все же возражать не стал. Слегка приподняв белоснежные манжеты, девушка сдвинула браслеты вверх. «Почти нет свободного хода». — Надеюсь, Вы не собираетесь отсечь мне руки, чтобы стянуть их. Если бы все было так просто, я давно бы уже это сделал. К сожалению, магия браслетов такова, что они ни на секунду не должны покидать моей руки, иначе через несколько минут сюда явится армия мракоборцев, а у меня нет ни малейшего желания с ними встречаться, — Гермиона задумчиво нахмурила лоб, доставая волшебную палочку. — Полагаю, об этой манипуляции никто кроме нас не должен знать? — Не думал, что у Вас есть склонность к констатации очевидного, мисс Грейнджер, — с издевкой ответил он, закатив глаза. — Оставьте свои остроты при себе, если желаете, чтобы я помогла Вам. Вы можете призвать сюда одного из домовых эльфов мэнора? — Домовых эльфов? — переспросил он, приподнимая брови. Пожалуй, если бы Люциус был не таким хорошим актером, Гермиона сумела бы разглядеть в его глазах удивление. — Вы слабы на слух, мистер Малфой, или просто притворяетесь? — таким же издевательским тоном ответила она, не желая сдавать свои позиции. Да, они заключили союз, но будь она проклята, если позволит ему верховодить. И пусть он согласился помочь ей в поисках, и пусть она сознательно решила разделить с ним лавры победы, но последнее слово останется за ней, и уже сейчас этот саркастичный циник должен это понять.       И он понял, мысленно поаплодировав девчонке за проявленную смелость. Мало кто в здравом уме решится ему возражать подобным тоном. Но ничего, эта грязнокровка еще поплатится за свою дерзость, когда придет нужный час. Он заставит ее ответить за то, что отважилась бросить ему вызов, за каждое слово, за каждый вздох, который он - чистокровный маг - вынужден делить с ней, находясь в одной комнате. Она понесет наказание за то, что пробралась в его мысли, поставив под сомнение его чистокровные идеалы; за то, что пробудила в нем омерзительное желание обладать ею; черт возьми, она поплатится просто за то, что посмела появиться на свет с грязной кровью. Нужно просто подождать, и его терпение будет вознаграждено. — Зачем Вам домовой эльф? — Ну, кто-то же должен занять Ваше место, — спокойным голосом ответила она, словно говорила о всем известной истине. — Что Вы хотите сделать? — Применить оборотное зелье, разумеется. Эльф будет носить оковы вместо Вас. — И как Вы собираетесь снять браслет, позвольте полюбопытствовать? — На втором курсе, играя в квиддич, Гарри сломал руку, пытаясь поймать золотой снитч. Вы должны помнить этот момент, — Малфой утвердительно кивнул, хотя и не до конца понял, к чему она клонит. — Тогда, чтобы срастить кости, Златопуст Локонс применил к нему одно заклинание, которое я хочу опробовать на Вас. — Локонс? — пренебрежительно фыркнул Люциус. — Да Вы издеваетесь! Этому недомагу впору выступать перед маглами, показывая фокусы с исчезающими в ухе монетками, а Вы хотите опробовать на мне его бестолковые заклинания. Уж увольте! Я не собираюсь становиться подопытным кроликом этого недоучки. — Вынуждена Вас поправить, мистер Малфой, Вы будете моим подопытным кроликом, но смею заверить, что калечить Вас я не стану. — Как великодушно с Вашей стороны. — Я предлагаю вариант, решение за Вами, — спокойно подметила она, наблюдая за его реакцией, точнее за отсутствием всякой реакции. Ни один мускул на его лице не дрогнул, лишь серые глаза чуть сузились, а длинные пальцы сильнее сжались на рукояти трости. Было очевидно, что он сомневался, но также очевидно было то, что сомнения эти произрастали из нежелания принимать помощь от грязнокровки, а не от страха перед ее ошибкой. Видимо, предлагая ей эту задачку, Люциус ни секунды не сомневался в том, что она не сможет ее решить в такой короткий срок, но Гермиона в очередной раз превзошла его ожидания. И Люциус оказался к этому совершенно не готов. И все же она предлагала ему свободу, оставалось решить, примет ли он ее из рук особы ее происхождения. — Хорошо, — кивнул он. — Тобби, — секунду спустя в комнате раздался хлопок трансгрессии, и в нескольких метрах от них появился дрожащий домовик, завернутый в старую грязную наволочку, и, пресмыкаясь, пополз к Малфою. — Хозяин вызывал Тобби. Тобби готов служить мастеру Люциусу, — лепетал он, тряся длинными ушами. — Чего желает хозяин? Тобби все исполнит, — Гермиона с жалостью посмотрела на крохотное существо, и сердце ее мучительно сжалось. — Приступайте, мисс Грейнджер, — проговорил он, — не заставляйте это презренное существо задерживаться здесь дольше, чем это необходимо. — Не говорите так о нем! — вскинулась Гермиона, но Люциус одарил ее таким холодным взглядом, что кровь застыла в жилах, и она замолкла. «Ты итак весь вечер испытываешь его терпение. Остановись. Вы теперь партнеры, а значит, тебе еще представится возможность заговорить с ним об этом. Всему свое время». — Ты будешь учить меня, что мне делать, грязнокровка? — все-таки он это произнес, пересилил адское жжение браслетов, и одним емким словом выказал свое отношение к ней, вернув ее к той черте, которую Гермиона осмелилась переступить. Нет, никогда Малфой не увидит в ней равную. Дьявол, даже если она освободит его от треклятых оков, он все равно останется в плену своих застарелых чистокровных стереотипов. Он все равно будет ее презирать. — Никогда, слышите, никогда не смейте меня так называть, — прошипела она. — А не то что? — А не то мой эксперимент окажется не очень удачным, и Вас отправят в больницу без рук вовсе. — Туше́, — усмехнулся он, но несмотря на внешнее спокойствие, в его глазах бушевали такие молнии, что Гермиона поспешила увести взгляд. «Перестань его злить. Малфой не из тех, кто простит и забудет про нанесенную обиду. Ты сейчас танцуешь на острие ножа, не играй с ним. Он много старше тебя, подлее и опытнее», — мысленно проговорила она, пытаясь утихомирить собственную злость. — Акцио оборотное зелье, — вслух произнесла девушка, направив на сумочку кончик волшебной палочки, и тут же подхватила небольшую матовую фляжку. Взяв пустой стакан, Гермиона наполнила его до краев и протянула дрожащему всем телом эльфу. — А… чуть не забыла, — подойдя к Малфою почти вплотную, она бесцеремонно выдернула у него несколько волосков, стараясь причинить как можно больший дискомфорт. — Да что ты себе позволяешь, мерзкая… — зашипел он, но Гермиона в мгновение развернулась, нацелив ему в лицо волшебную палочку. — Не советую продолжать эту мысль, мистер Малфой, иначе к мадам Помфри за целебной мазью для роста волос следующим побежите Вы. — Осторожно, мисс Грейнджер, я ведь могу запомнить это. — Я и не надеялась, что Вы забудете, — выдержав его полный ненависти взгляд, Гермиона добавила в зелье последний компонент и, изобразив на лице радушное выражение, склонилась к дрожащему домовику. — Выпей это, пожалуйста. Я обещаю, что ничего страшного не произойдет. Не раз пробовала это зелье. На вкус, конечно, мерзость, но ты хочешь помочь своему хозяину? — Тобби хочет, маленькая мисс. Тобби жизнь отдаст за хозяина, — пролепетал эльф. — Вначале будет дискомфорт, но… — Да Мерлина ради, Вы еще его усадите за мой стол, — сквозь зубы процедил Люциус, не сумев вынести такого добродушного поведения по отношению к домовику. Сам-то он ценил их не больше, чем грязные носки с ног бездомного. Гермиона смерила его долгим взглядом, но спорить не стала. Они оба сейчас буквально клокотали от злости, и любое неосторожное слово грозило положить конец их еще не начавшемуся сотрудничеству. А учитывая то, что она уже раскрыла перед ним карты, этот риск был неоправдан. «Это ничего. Вам нужно просто притереться друг к другу», — девушка попыталась успокоить сама себя. «Притереться? Боже ж ты мой, неужели ты наивно полагаешь, что он сможет когда-нибудь забыть о твоем происхождении и привыкнуть к твоему обществу? Да если б вы не победили в той войне, Люциус Малфой относился бы к тебе не лучше, чем к домовому эльфу, если, конечно, не убил в самом начале», — Гермиона тряхнула головой, чтобы отогнать непрошеную мысль. «Подумала ли ты о том, как он поведет себя после того, как с твоей легкой подачи освободится от браслетов? Ведь сейчас только они сдерживают поток оскорблений, которые он без сомнения обрушит на тебя. Ему даже причину искать не нужно». — Мистер Малфой, у меня есть еще одно условие для нашего сотрудничества, — уверенным тоном проговорила она. — Не слишком ли много условий для одного дня, — он вопросительно поднял брови. — Любое сотрудничество строится не только на взаимной выгоде, но и на взаимном уважении и доверии, и если уж мы решили пройти по этому пути вместе, я бы хотела… было бы правильно… определить рамки, через которые ни один из нас не переступит. — И чего Вы хотите от меня? — Моя кровь такая же красная, как и Ваша, и я хотела бы, чтобы на время нашей миссии Вы забыли о своих кровных предпочтениях. — Это решительно невозможно, — невозмутимо ответил он, будто и знать не знал ничего о правилах приличия. «Мерзкий ублюдок, чистокровный ханжа, негодяй, злобный Пожиратель, да чтоб ты подавился своими словами». «Еще не поздно отступить. Тебя никто не просит брать его в свою команду». — Тогда постарайтесь держать свои оскорбления при себе, иначе во время очередной ссоры мы можем попасть в весьма затруднительное положение, спровоцированное обоюдными действиями. К тому же, через пару недель у Вас намечено слушание в Визенгамоте, не думаю, что Вам нужен очередной скандал. — Вполне разумно, — согласился Люциус. Как ни прискорбно, но сейчас она права. Подобные приключения сопряжены с опасностью, и чтобы ее преодолеть, нужна командная работа. Вполне возможно, что он окажется в ловушке, как и Гермиона на озере, и тогда его жизнь будет зависеть от этой маленькой грязнокровки. Выходит, выяснение отношений лучше отложить до лучших времен. Мысленно добавив еще один пункт в «список мести», Малфой откинулся на спинку кресла. «Твою мать, что же ты творишь?» — закрыв глаза, подумал он. — Выпей, — удовлетворенная его ответом, Гермиона протянула домовику отвратительное на вид пойло, и тот в страхе метнулся в угол, едва не вышибив стакан из ее руки. — Тобби слушает только хозяина. Тобби не будет пить. — Пей, — злобно прошипел Люциус, метнув на эльфа полный презрения взор. Дрожа всем телом, домовик подполз к Гермионе, сжимая крохотной лапкой предложенный напиток, и в очередной раз покосился на Малфоя. — Не волнуйся, с тобой ничего плохого не случится, — она искренне попыталась успокоить домовика, коснувшись его плеча, но несчастный, не ожидавший подобной ласки от волшебницы, в очередной раз подскочил от испуга, поджав уши. — Ты будешь пить или мне заставить тебя? — вскакивая с места, проскрежетал Люциус, своим криком ввергнув эльфа в состояние полубезумного ужаса. — Тобби все сделает. Тобби сделает для хозяина, — он одним махом осушил стакан, немедленно скрючившись пополам от невыносимого жжения, которое распространилось по всему телу. — Жжется! Жжется! — лепетал Тобби, катаясь по полу и раздирая кожу острыми ноготками.       Чтобы хоть как-то помочь бедолаге, Гермиона опустилась на колени подле него, прижимая к каменным плитам собственным весом и каждой частичкой своего тела ощущая метаморфозы, происходящие с домовиком. Руки его стали расти и утолщаться, появился дополнительный палец, грудь расширилась, ноги вытянулись, а лысая голова заросла серебряными, словно лунный свет, волосами. И вот, Гермиона уже не лежала на полу, пытаясь успокоить несчастного… она лежала на нем, ощущая тепло его тела.       Превращение закончилось так же внезапно, как и началось. Девушка открыла веки, встретившись глазами с затравленным взглядом и, о боги, этот взгляд принадлежал Люциусу Малфою, она прижималась к нему, упираясь ладонями в его обнаженную грудь, ощущая рельеф мышц кончиками пальцев, а он ничком лежал под ней, не смея даже пошевелиться от страха. «Так вот как бы выглядел этот человек, если бы позволил эмоциям прорваться сквозь стену напускного равнодушия», — подумала Гермиона, потянувшись к нему, чтобы убрать прядь волос с лица, но он взвизгнул от страха, вжав голову в плечи. Нет, тот настоящий Люциус никогда бы не повел себя подобным образом. Настоящий Малфой предпочел бы, чтобы его заавадили на этом самом месте, но не показал бы такой слабости перед маглорожденной. «Настоящий Люциус! Твою ж мать», — мысль пронзила ее, словно удар молнии. «Он же до сих пор здесь, стоит и наблюдает за всем происходящим», — теперь настал черёд Гермионы впадать в молчаливый ужас. Даже сложно представить, как они вдвоем выглядели со стороны, а Малфой, по сути, взирал на самого себя, обнаженного и напуганного, распластавшегося на полу в обнимку с грязнокровкой. Черт, этого он ей никогда не простит, ведь своей идеей она повергла его в унизительное положение, которое его гордость просто не перенесет. «Дьявол, Гермиона, ты должна была уйти до того, как все это началось», — вскричал внутренний голос. «Сейчас ты полностью сама виновата во всем». «Где же ты был несколько минут назад?» — девушка попыталась подняться, но скользнув рукой вдоль мужского тела, в смущении прижалась к нему еще сильнее. «Черт, он же совсем голый. Это катастрофа. Гермиона, ты лежишь на голом Люциусе Малфое! На голом Люциусе Малфое! Он голый», — паника вмиг захватила ее разум, лихорадочно метавшийся в попытках отыскать решение. «Я уже поняла, что он голый. Тихо, спокойно, ты главное не смотри», — злобно прошипела она самой себе. Все эти мысли проскочили в ее голове за долю секунды, и в следующий миг девушка испуганно вскочила на ноги и бросилась в сторону, закрыв глаза. И тут же столкнулась с живой преградой, вновь рухнув на пол. «Твою мать, Гермиона, твою мать!» — Да что б тебя, неуклюжая грязнокровка, — скрипя зубами, процедил уже настоящий Люциус, ухватив ее за плечи, и когда гриффиндорка открыла глаза, то увидела перед собой его пылающий яростью взор. — Запытать бы тебя до смерти за такую «гениальную» идею! «Вот не надо, идея была отличная. Просто воплощена не самым лучшим образом», — мысленно огрызнулась она, даже не заметив оскорбления, брошенного в ее сторону. «Всего предусмотреть нельзя». «Думаешь, для него это ничтожное оправдание имеет какой-то вес? Ты стала свидетельницей его унижения, Гермиона. В его глазах это преступление хлеще убийства или применения непростительных. Уж не сомневайся», — подметил внутренний голос, доводя девушку до полубезумного состояния. — Клянусь, я ничего не видела, — сжимая в руках расшитый золотом ворот его халата, пискнула Грейнджер, еще не до конца понимая комизма и абсурдности всей этой ситуации, ведь теперь она точно в таком же положении лежала на настоящем Люциусе, правда уже на диване. Видимо, в своих метаниях она случайно сшибла его с ног, и он, не удержав равновесия, перелетел через спинку дивана, потянув ее за собой. Мерлинова борода! — О, уверяю тебя, эта дешевая подделка не имеет ничего общего с оригиналом, — холодным тоном проговорил он, но Гермиона почувствовала, как при этих словах щеки ее начали пылать. Небрежно скинув ее с себя, Люциус стянул с кровати простыню, кидая сжавшемуся на полу домовику. — Прикройся, мерзость, — голос его сочился яростью, и он в порыве гнева уже замахнулся на несчастное создание, но трость так и зависла в воздухе. Видимо, даже у такого тирана, как Малфой-старший, рука не поднялась на собственного клона. Да, было бы грустно смотреть, как синяки от ударов расцветают на этом красивом лице.       Гермиона зачарованно замерла, наблюдая за спектаклем, который она сама и срежессировала, правда, не сумела до конца предусмотреть все детали, а потому вышло, что вышло. Пред ней предстали два Люциуса: один воинственный и величественный. Прекрасный, словно Бог войны, сошедший с полотен магловских художников, и второй — напуганный и дрожащий, будто загнанный в капкан зверек. Они представляли собой две крайности единой сущности, словно разделенной высшими силами много лет назад и впервые встретившиеся в одной комнате. И было в этом что-то завораживающее, казалось, если сейчас объединить их в одном теле, получится не надменный маглоненавистник, не циничный ублюдок, алчущий выгоды во всем, а обычный человек. Не без недостатков, разумеется, но и не вызывающий благоговейного ужаса или ненависти. — Прикройся, — в очередной раз прошипел Люциус, пнув Тобби ногой, и тут же отвернулся.       Гермиона, мысленно посочувствовав домовику, поспешила сделать то же самое. Как бы ни жалко ей было сейчас наблюдать за муками этого несчастного создания, но ее вмешательство лишь усугубило бы их положение. Одному Богу известно, как Малфою удавалось сдерживать бушующий в нем гнев, и девушка не хотела своими неосторожными словами рушить эту хрупкую плотину, ведь она всегда сможет уйти, а домовику придется остаться и принять на себя всю ярость повелителя. «Представляю насколько ему сейчас противно видеть себя, точнее — собственного клона, в таком жалком положении. Дура, как же ты могла такое не предусмотреть! Этого он уж точно тебе не просит! Никогда». И все же Люциус удивил ее своей сдержанностью, ибо не наслал на нее ни одного проклятия, даже словом дурным не обидел. То ли сам пребывал в шоке от произошедшего, то ли настолько хорошо владел собой. Хотя, когда это он проявлял терпение по отношению к таким, как она? — Заканчивайте этот балаган, мисс Грейнджер, — холодным, будто сталь, голосом проговорил Малфой, усаживаясь в кресло и в два глотка опустошая целый бокал огневиски. — У меня нет ни малейшего желания участвовать в этом фарсе. «Черт, что я сейчас должна сделать? И что ему сказать?» — Гермиона мысленно вопрошала себя. «Ничего не говори, делай свое дело, словно ничего и не произошло. Сейчас Малфой уж точно не настроен вести с тобой задушевные беседы», — на ватных ногах девушка приблизилась к нему, буквально упав в кресло, и достала волшебную палочку. «И как после всего произошедшего я посмотрю ему в глаза?» «Не вижу ни одной причины для такого смущения. Ты же ничего не видела. Правда… это вовсе не означает, что ты не хотела посмотреть». «Заткнись!» — вспыхнула Гермиона. — Дайте мне Вашу руку, — разглядывая собственные коленки, произнесла она. Люциус равнодушно протянул ей ладонь, и девушка, коснувшись кончиком палочки запястья, проговорила: Брахиам Эмендо, — ярко-голубое свечение вспыхнуло в комнате, и в следующее мгновение кость исчезла из руки, превратив ее в бесформенный кусок мяса. — Омерзительно, — констатировал Люциус, брезгливо поморщившись. — Впрочем, этот напыщенный хвастун-недоучка едва ли мог изобрести что-то стоящее. — И, тем не менее, ошибка Локонса оказалась нам весьма полезна, — подойдя к домовику, который ни жив ни мертв забился в углу, девушка проделала такую же процедуру. — Мне нужно, чтобы вы взялись за руки. — Подойди сюда, ничтожество, — приказал Малфой, отвернувшись к двери, лишь бы не видеть то, как существо в его обличье, пресмыкаясь, подползает к нему. Ухватив домовика за запястье свободной рукой, он притянул его к себе. — Разрешите мне, — вмешалась Гермиона и, не дожидаясь ответа, сцепила их руки, переплетя пальцы, и аккуратно начала перетягивать браслет на запястье домовику. — Вот и все, — некоторое время они сидели в выжидающем молчании, гадая про себя, сработает ли этот трюк или вот-вот в комнату начнёт ломиться отряд мракоборцев, однако когда спустя полчаса ничего не произошло, девушка решилась повторить процедуру на втором запястье. — Нужно зафиксировать руку в одном положении, хотя шину накладывать необязательно,— задумчиво проговорила она, оглядывая комнату в поисках подходящего куска ткани, застыв взглядом на шейном платке Люциуса. «Ну, и что ты встала? Сейчас он точно находится не в том положении, чтобы выражать свое недовольство. К тому же, не будешь же ты шариться по его шкафу… опять», — подойдя к нему, Гермиона сдернула платок, применила к нему заклинание умножения, чтобы сделать второй экземпляр, и перекинув его через шею Малфоя, крепко перевязала руку. И все это время она старательно прятала от него глаза, хотя прекрасно понимала, что он наблюдает за каждым ее движением сквозь приоткрытые веки. Затем она молча порылась в сумочке, извлекая оттуда матовую бутылочку с костеростом, наполнила стакан, протянув его Люциусу. И тут же почувствовала себя невероятно глупо, остановившись в замешательстве. «Об этом тоже следовало подумать заранее. Сам выпить микстуру он точно не сможет. Но позволит ли он такой, как ты, оказать ему содействие? Ведь есть в этом что-то почти интимное. Позволить женщине делать такое — это фактически выказать свою слабость и… доверие». — Позвольте избавить Вас от сомнений, мисс Грейнджер, — едко проговорил он, смерив ее высокомерным взглядом, — Вашими стараниями я лишен возможности сделать это самостоятельно, а Вы, хоть и не намного, но все же лучше домового эльфа. — На Вашем месте я бы прикусила язык, мистер Малфой, — таким же презрительным тоном ответила она, — потому что сейчас мне ничего не будет стоить заставить Вас замолчать, — Гермиона поднесла стакан к его губам, и так резко опрокинула его, что целительная жидкость потекла по его подбородку, заливая ворот рубашки. Люциус сделал жадный глоток, поперхнулся от горького вкуса, закашлялся, а потом снова припал губами к краю чашки, сверкнув разгневанным взглядом. Очевидно, что выходка Гермионы привела его в бешенство, он-то привык, чтобы к его незабвенной персоне проявляли трепет и благоговение, а тут… откровенное неповиновение. И от кого? От мерзкой грязнокровки, которая так и не научилась проявлять уважение к старшим. — Вы никогда не окажетесь на моем месте, мисс Грейнджер. И Вам прекрасно известно, почему. Что до Ваших угроз… оставьте их при себе, потому что мы оба знаем, что благородство не позволит героине войны напасть на безоружного человека, не способного держать в руках волшебную палочку, — усмехнулся он, откинувшись на спинку дивана. «А такта в нем явно поубавилось. Зря ты все-таки ему помогла, идиотка», — подметила она, склонившись над домовиком в попытке зафиксировать его руки. — Не стоит еще больше мараться об эту бесполезную тварь, — прошипел Люциус, — он свое дело сделал. И я больше ни минуты не желаю видеть его рядом с собой. — И все же Вам придется оставить его здесь. Оборотное зелье предназначено для того, чтобы один человек мог принять облик другого. Люди не могут превращаться в животных, это я точно знаю, но… вот магические твари высшего порядка… тут всё сложно. Неизвестно, как долго зелье будет действовать на домовика, и какие будут последствия. Поэтому придется приглядеть за ним какое-то время, иначе наше с Вами предприятие может плачевно закончиться. Впрочем, это уже Ваша проблема, профессор, — Гермиона перекинула сумку через плечо, — свою часть сделки я выполнила. Можете не провожать меня, я знаю, где дверь. — Я извещу Вас завтра касательно свитка, — проговорил Малфой, даже не взглянув на свою благодетельницу. — Что-то еще? — заметив, что она нерешительно топчется в проходе, поинтересовался он. «Ну а ты что ждала? Благодарности? От Люциуса Малфоя?! Да у тебя видимо совсем крыша поехала!» — с ехидством отозвалось внутреннее «Я». — Нет. Спокойной ночи. — Вам когда-нибудь приходилось сращивать кости, мисс Грейнджер? — злобно проговорил он. — Нет. — Тогда оставьте при себе такие пожелания. Эта ночь уж точно не будет спокойной. — Это элементарная вежливость, мистер Малфой, не думала, что в аристократических семьях не дают ее основ, — не дожидаясь ответа, Гермиона пулей выскочила из его опочивальни, приложив все силы, чтобы не оглянуться напоследок. «Ты еще пожалеешь о том, что решила связаться с ним. Ты пожалеешь! Пожалеешь!» — кричал ей разум на протяжении всего пути до комнаты, но девушка старалась не слушать его. Что сделано, то сделано, жалеть она будет потом. В дневнике своей жизни она собственноручно написала их совместную с Люциусом Малфоем главу, и поворачивать назад слишком поздно, а значит, остается лишь одно — идти вперед.

***

      Всю первую половину дня Гермиона была сама не своя от волнения. За завтраком она то и дело поглядывала на преподавательский стол, хотя прекрасно понимала причины отсутствия Люциуса. Но вот когда он не появился и за обедом, ее волнения переросли в почти материальный страх. Неужели она сделала что-то не так? Может, кости так и не срослись, и он сейчас мучается в своей комнате от нестерпимой боли из-за того, что она опоила его отравой? Мерлин, надо было купить зелье в одном из магазинчиков Косой аллеи, а не варить самостоятельно. А может, их трюк не сработал, и ночью к нему нагрянули мракоборцы и заключили Малфоя в Азкабан за нарушение правил досрочного освобождения? Нет, этого не может быть. Если бы случилось нечто подобное, вся школа бы уже знала об этом. Но что же тогда произошло? «Да он просто обманул тебя, глупая. Ты вверила ему ключ, который он так и не сумел раздобыть в юности. И больше ты ему не нужна. Сама виновата, это ж надо было додуматься… ты доверилась Пожирателю смерти», — с каждой минутой эта мысль становилось все более навязчивой, и к вечеру лишь она владела сознанием Гермионы, превратившись в ощутимую мигрень. Пожалуй, если б во время тренировки по квиддичу к ней на плечо не села сова, принесшая послание, к ночи девушка довела бы себя до настоящего приступа безумия. Торопливо развернув записку, она прочитала строки, выведенные аккуратным размашистым почерком: «Сегодня в десять у аппарационного барьера Хогсмида. Л.М.» «Краткость — сестра таланта. Ну что ж, по крайней мере, ты его не покалечила», — успокоила она себя, положив записку в карман пальто.       За ужином Гермиона так и не смогла проглотить ни кусочка, хотя домовики Хогвартса расстарались на славу, и от вкусных запахов голова кружилась еще сильнее. Гарри и Джинни смотрели на нее недоуменно, то и дело справляясь о причинах ее беспокойства, и пытались всячески скрасить неловкость, поселившуюся между ними из-за её расставания с Роном. Гермиона крепилась изо всех сил, вежливо отвечала на вопросы, с улыбкой отказываясь от предложенных ей блюд. На бывшего воздыхателя она вообще не смотрела, но именно он спас ее, когда находиться в главном зале стало совсем в тягость.       Они сидели рядом. Рон держал кубок с тыквенным соком, активно обсуждая с Гарри предстоящий матч по квиддичу, а потом неловко махнул рукой, выплеснув содержимое стакана на мантию Гермионы. Конечно, парень тут же рассыпался в извинениях, пытаясь исправить положение, применив очищающее заклятие, но Гермиона и не думала его обвинять. — Ничего страшного, — проговорила девушка, вытирая пятно салфеткой. — Верный знак того, что нам пора расходиться. К понедельнику нужно подготовить свиток по магическому праву и определиться с темой эссе. Я, пожалуй, пойду.— Изобразив на лице учтивость, гриффиндорка быстро собрала учебники, попрощалась с друзьями, и направилась в свою комнату. Конечно, оправдание она придумала так себе, но ничего лучше в голову не пришло.       Войдя в комнату, Гермиона быстро переоделась, бросила в сумку золотой ковчежец и мышкой скользнула в коридор, ведущий к тайному ходу. Остановившись у статуи Одноглазой Горгульи, девушка воровато оглянулась, достала из кармана волшебную палочку, постучала по камню и произнесла: — Диссендиум, — горб статуи дрогнул, и секунду спустя открылась потайная дверь, ведущая в подвал. — Далеко собралась? — за спиной прозвучал до боли знакомый голос младшей Уизли. — Джинни, я… у меня появилась догадка, касательно следующей подсказки. И я хочу проверить, верна ли она, — отпираться было бессмысленно, и Гермиона решила пойти по излюбленному пути политиков — сказать правду, но не всю. — И давно у тебя появились от нас секреты? — Джинни, мне прекрасно известно, как все Вы относитесь к этому моему увлечению, я не хотела Вас тревожить понапрасну. — Герми, это не просто увлечение. Это опасная тропа, по которой не стоит ступать в одиночестве. «Но я и не одна», — вскрикнула она, хотя с губ ее не слетело ни единого звука. — Тебе ли не понимать, что случиться может всякое. — Ничего не случится, я планирую вернуться завтра к вечеру, — проговорила Гермиона, взяв время с запасом. — И куда ты собралась? — вот это вопрос так вопрос. Она и сама не знала, в какой уголок планеты ее потащит Люциус Малфой, и уж точно не хотела говорить о том, с кем она намерена совершить это путешествие, но как… как объяснить все это Джинни и при этом не пробудить в ней подозрений? Только солгать. «Что ж, Гермиона, поздравляю тебя, ты начала думать, как твой злейший враг, с которым ты невесть зачем вступила в сговор. Да еще и собираешься соврать лучшей подруге. Узнай он об этом, просиял бы от радости. Черт, с кем поведешься… этот слизеринский прохвост плохо на тебя влияет». — Я хочу вернуться на озеро Лок Блест и переговорить с его хранительницей. В прошлый раз у меня не было такой возможности. — Я пойду с тобой, — уверенно проговорила гриффиндорка. — Только возьму теплую мантию. «Только не это! Ты хоть представляешь, что будет, если она увидит там Малфоя? Но если ты откажешься, она все равно не отстанет, а сколько тогда будет подозрений». — Это совсем необязательно, — возразила Гермиона. — Я справлюсь сама. — Справишься, но я хочу тебя подстраховать. Пойдем. Это не займет много времени, — ухватив подругу под локоть, Джинни потащила ее в башню Гриффиндора. «Ну, класс, и что теперь делать? Как бы ситуация не обернулась, она поймет, что ты ее обманула», — твердила она себе, плетясь за подругой на ватных ногах. «Как ты ей объяснишь, что согласилась на поиски вместе с Малфоем? Это катастрофа». — Я подожду тебя здесь, — проговорила Гермиона, усаживаясь в кресло, как только они вошли в гостиную факультета. — Я мигом, — на ходу бросила Уизли, вбежав в общую спальню. «Прости меня, Джинни», — едва хрупкая фигурка рыжеволосой подруги скрылась за массивной дверью, Гермиона подскочила с места и бросилась к потайному тоннелю, на ходу придумывая оправдания своему поступку, да только ничего вразумительного на ум не приходило. «И как только Малфой умудряется так жить и не запутаться в собственном вранье? Как Снейп столько лет был двойным агентом? Для этого что, нужен какой-то особый талант? Или просто крепкие нервы в купе с полным отсутствием совести? Ладно, успокойся. Над тем, что сказать, ты подумаешь завтра».       Выскочив из тайного хода в подвале «Сладкого королевства», Гермиона помчалась к лесу, магией заметая за собой следы. Погода стояла прекрасная — мягкий морозец, яркая полная луна. Снег играл и переливался при ее серебристом свете и, несмотря на то, что время было уже позднее, кругом было светло, словно днем. Добежав до поляны, куда ее перенес Люциус после приключений на озере, девушка остановилась, согнувшись вдвое, и попыталась отдышаться. Ужасное ощущение: стучало в висках, шумело в ушах. Легкие разрывались, а в пересохшем горле появился металлический привкус. — Мерлин, за Вами что, дементоры гнались? — саркастично подметил Малфой, укрыв ее своей тенью. — Или Вам так не терпелось увидеть меня? Признаюсь, польщен. — Вы переоцениваете собственную неотразимость, — прохрипела она, подняв на него глаза. — Печально, — хмыкнул он, — тогда остается только одно: Ваши дружки не пожелали отпускать Вас на свидание с Пожирателем смерти. «Он когда-нибудь затыкается?» — Вы разгадали загадку на свитке? — желая сменить тему на менее щекотливую, произнесла Гермиона. — Разгадал, — самодовольно кивнул Люциус. — Должен сказать, что я несколько разочарован тем, что такая умница, как Вы, не смогла найти решение такой простой задачки. — И что же мы ищем? — проигнорировав шпильку, кольнувшую ее самолюбие, поинтересовалась Гермиона. — Меч, мисс Грейнджер. Меч короля Артура. — Экскалибур?! — Нет, Экскалибур был дарован королю Камелота Владычицей Озера, с которой Вы имели несчастье познакомиться во время прошлого испытания, а мы ищем знаменитый меч в камне, благодаря которому Артур доказал свое право на трон. Он известен так же, как и Экскалибур, и ковался для того, кому судьбою предначертано править, но вот его имя знают лишь единицы. Сейчас он находится в одном из магловских монастырей в Тоскане. «Где камень и сталь нашли вечный покой, хранимые Богом за толстой стеной; где воин, прошедший стезёю легенд, сможет найти могучий Кларент… — так вот что означали эти строки. Все действительно просто. «Камень и сталь» — меч в камне, что хранят монахи, но разгадать эту загадку мог лишь человек, прошедший стезею легенд, то есть знающий сказания об Артуре до мельчайших подробностей. — Выходит, Италия, — Гермиона задумчиво оглядела Люциуса. Поймав на себе ее взгляд, мужчина вопросительно поднял бровь, но рта не раскрыл, как бы призывая ее пояснить собственные мысли. — Вы в этом собираетесь появиться в мире маглов? — скептически подметила она.       Чего-чего, а придирок по отношению к своему внешнему виду Малфой никак не ожидал. Он-то мнил себя эталоном элегантности и стиля, а сейчас какая-то грязнокровка смотрела на него так, будто он мантию в штаны заправил, перевязав ее поясом в пурпурный цветочек. Пожалуй, впервые за свою жизнь волшебник почувствовал себя неуютно в своем безукоризненном облачении. — Что-то не так? — Люциус оглядел себя, пытаясь отыскать недочеты в тщательно продуманном образе. — Нет, все хорошо, если мы собираемся посетить ярмарку Викторианской эпохи на съезде любителей исторической реконструкции, — фыркнула она, выхватывая у него пальму первенства. Что ж, теперь ему придется потерпеть её ехидства. В конце концов, время изменилось, она больше не напуганная девочка, скрывающаяся от таких, как он, в чаще леса. Она - героиня войны, и вполне может ответить ему на все колкости. К тому же, они собираются совершить экскурсию в ее родной мир. И если Люциус не дурак, он будет вынужден к ней прислушаться. Малфой недовольно нахмурился, приподняв брови, и на лбу у него прорисовалось несколько складочек. — Маглы уже лет сто так не одеваются. Вычурную роскошь рединготов и плащей они променяли на джинсы и кроссовки. Когда Вы последний раз посещали их мир? — Если опустить задания Темного Лорда по устранению…кхм… преград, — потянул он, изобразив на лице глубокую задумчивость, — когда был студентом Хогвартса. И не скажу, что кто-то, как в первом, так и во втором случае, был удивлен, увидев меня в мантии. «Правда во время магловских чисток людишек куда больше волновала сохранность собственных жизней, чем одежда мучителей», — но эту мысль Люциус предпочёл не озвучивать. В остальном же, всю свою взрослую жизнь он сознательно старался избегать контактов с не волшебным миром, даже Драко на поезд в Хогвартс всегда провожала Нарцисса в сопровождении целой свиты подруг. «Когда был студентом… это когда? В шестидесятых-начале семидесятых? Расцвет движения хиппи. Ничего удивительного, что ни одна живая душа не обратила на него внимания. Тогда любая причуда мага могла быть истолкована, как отходняк заядлого наркомана. Максимум, что ему грозило — это ночь в вытрезвителе или неделька в психушке. Ну… может, чуть больше, если бы он с рвением параноика начал доказывать санитарам, что обладает магией. Впрочем, Люциус был слишком умен, чтобы совершить подобную ошибку». — Что ж, придется Вам вспомнить молодость, мистер Малфой, если, конечно, Вы не желаете привлечь своим видом внимание зевак. С тех времен маглы стали более мнительны и осторожны, не стоит лишний раз светиться перед ними. — Гермиона достала волшебную палочку, прислонив кончик к губам, и застыла в нерешительности. — Уж не собираетесь ли Вы обрядить меня в такое же несуразное тряпьё, которое надето на Вас, — он скорчил брезгливую гримасу, осмотрев ее простенькое драповое пальто, скользнул взглядом по ногам, затянутым в узкие джинсы и остановился на ботинках. Ужас! Никакой утонченности, никакой элегантности. Нет, женщина решительно не должна так выглядеть. — Именно это я и собираюсь сделать, чтобы не нарушить статут о секретности. Сейчас не шестидесятые, и маглы с недоверием относятся друг к другу, а уж к приезжим туристам тем более, — взмахнув палочкой, она трансфигурировала его мантию в приталенную кожаную коричневую куртку на молнии, брюки — в джинсы, а сапоги из драконовой кожи в ботинки под цвет куртки. Атласный жилет и шейный платок исчезли, а шелковая сорочка превратилась в белоснежную рубашку, манжеты которой все так же скалывали алмазные запонки. Оглядев результат своей работы, Гермиона уставилась на фамильный гербовый перстень на его безымянном пальце, всерьез раздумывая над тем, стоит ли замаскировать эту семейную реликвию, но потом решила, что Малфой вполне может сойти за потомственного аристократа, и сей факт останется незамеченным. Черт, да ему особо и притворяться не придется. «Нервничает, хоть и пытается это скрывать. Напряжен, словно струна», — подумала гриффиндорка. «Неудобно. Вижу, что неудобно. Грубая джинсовая ткань наверняка с непривычки раздражает кожу, куртка слишком узка и стесняет движения, мысы ботинок непривычно стягивают пальцы. Ну, ничего, мистер Малфой, настал Ваш черёд покинуть зону комфорта. Как говорится: «око за око». — Она обошла его кругом, высокомерно изогнув бровь, прямо как выпускница Слизерина, хотя оное выражение достаточно комично смотрелось на ее юном наивном личике.       Скользнув взглядом по его будто выточенному из мрамора профилю, она опустилась к ключице, оценивая каждую деталь, стараясь своим поведением создать максимально дискомфортную для него ситуацию. И хоть он мастерски скрывал свои эмоции, его выдало лишь одно неловкое движение — лишившись шейного платка, Люциус инстинктивно потянул вверх ворот рубашки, чтобы прикрыть татуировку узника Азкабана. И этот жест не ускользнул от внимания Гермионы. «Вот она, его ахиллесова пята — клеймо позора, которое ему придется носить до конца жизни. Он, может, и убеждает себя в том, что не стыдится содеянного, поскольку действовал ради великой цели, но это все ложь. Его спасительная ложь, не дающая сойти с ума под гнетом собственных преступлений».       В иных обстоятельствах Малфой скорее всего одарил бы ее каким-нибудь оскорблением или насмешкой за то, что она — грязнокровка — смеет так бесстыдно на него таращиться, но сейчас… сейчас он прекрасно понимал, что ему предстоит экскурсия в чуждый для него мир, и Гермиона, хочет он того или нет, станет его проводником, а потому призывал на помощь все свое терпение, чтобы не сорваться. Ничего… он отплатит ей после. — Что еще? — раздраженно прошипел он, когда она остановилась против него. — Ваши волосы, — девушка остановила взгляд на платиновых прядях, которые, казалось, обладали каким-то своим внутренним сиянием, отражая лунный свет. Они были слишком заметны, слишком хорошо уложены для неидеального магловского мира. Им не хватало некоего хаоса, растрепанности, повседневности. — Думать забудьте об этом, — тоном, не терпящим возражений, произнес он, подходя к ней. — Вашу руку. «Черт, даже в магловской одежде он выглядит безукоризненно. Надо было наколдовать ему спортивный костюм, тогда бы он точно смотрелся нелепо в своих золотых побрякушках», — подумала она, вложив свою ручку в его ладонь. Тут же Гермиона почувствовала, как ее затягивает в поток аппарации, и секунду спустя они исчезли, так и не заметив сокрытого во тьме взгляда, с трепетом ловящего каждое их движение.       Перемещение оказалось на редкость долгим, и до ужаса некомфортным. Девушка почувствовала, как в глазах у нее потемнело, голова закружилась, внутренности стянуло тугим узлом, к горлу подступила тошнота, а грудь сдавило так сильно, что она не могла даже вздохнуть. Состояние было преотвратное. Очевидно, Малфою не часто приходилось путешествовать с балластом, а может, он сознательно старался сделать ее трансгрессию невыносимой, тем самым отплатив за этот цирк с переодеванием. Сказать наверняка она не могла.       Аппарация закончилась внезапно, и Гермиона, затянутая в круговорот собственных мыслей, оказалась совершенно к этому не готова, а потому ее выход из аппарации оказался еще более неприятным, чем само «путешествие». От неожиданности ноги подкосились, из груди вырвался отчаянный вздох, и если бы Малфой не притянул ее к своей груди, заключив в кольце рук, несчастная распласталась бы на земле, потеряв сознание от удара. — Как Вы себя чувствуете? — проговорил Люциус, склонившись к ее уху. — Как яйцо, из которого сделали яичницу, — пытаясь отдышаться, усмехнулась она, только усмешка получилась вымученная. — Впрочем, не стоит притворяться, что это Вас сколько-нибудь волнует. — Как скажете, — он разжал руки, отходя на шаг, и Гермиона, не удержав равновесия, плюхнулась на землю, пытаясь сдержать тошнотные позывы и одновременно остановить слезы обиды, навернувшиеся на глазах. «Мерзавец! Мерзкий напыщенный павлин. Когда-нибудь я ощиплю твой пышный хвост, и посмотрим, что останется», — мысленно огрызнулась она, поднимаясь на дрожащие ноги. — Почему мы не трансгрессировали прямо к монастырю? — Там стоит мощный барьер, наложенный, очевидно, еще несколько веков назад. Так что нам с Вами предстоит небольшая прогулка.       Гермиона выпрямилась во весь рост и осмотрелась. Малфой перенес ее на совершенно безлюдную узенькую улочку, один в один схожую с теми, что красуются на рекламных брошюрах туристических агентств. По обе стороны от выложенной камнем дороги расположились маленькие белые двухэтажные домики с аккуратными балкончиками, огороженными фигурными решетками. В каждом полисадничке был разбит небольшой цветник, а подле дверей стояли вазоны с апельсиновыми деревьями. А запах… Девушка довольно прикрыла глаза, делая глубокий вдох — даже воздух здесь был другим: чистым, сухим, ароматным. Ни намека на сырость Туманного Альбиона. — Как же здесь чудесно, — проговорила Гермиона, вдохновленным взглядом посмотрев на Малфоя, но стоило ей столкнуться с его холодными глазами, приподнятое настроение тут же исчезло. — Мы сюда не пейзажами любоваться пришли, — сухо отрезал он и пошел вверх по улице туда, откуда доносились звуки города. Пусть небольшого, провинциального, но все же города. Скорчив недовольную гримасу ему в спину, девушка поплелась следом. «Интересно, что-то в этом мире способно вызвать его восхищение?» — подумала гриффиндорка, искоса наблюдая за своим угрюмым компаньоном, который держался подчеркнуто отстранённо ко всему, что его окружало. Души Малфоя не касались ни красоты этих мест, ни перемены, случившиеся с магловским миром за двадцать лет его отсутствия, ни их причудливые изобретения. Изредка бросая равнодушные взгляды на припаркованные у обочины автомобили и мотоциклы, Люциус всем своим видом выказывал глубочайшее презрение к их культуре и образу жизни. И хоть ни словом, ни делом он не проявлял своего отношения к увиденному, его глаза были весьма красноречивы: очевидно, что все блага магловской цивилизации он воспринимал как неуклюжую попытку компенсировать отсутствие волшебства, а оттого еще сильнее их ненавидел.       Вскоре пред ними показался оживленный перекресток, и их поглотил людской поток, обычный для пятничного вечера в небольшом городке. Мимо, будто бесплотные тени, проплывали десятки незнакомых лиц: они выходили из небольших ресторанчиков и магазинов, бесцельно блуждали по живописным улочкам, спешили по своим делам, но всех их - и мужчин, и женщин - объединяло одно — все, как один, бросали на Люциуса заинтересованные взгляды. Поразительно, но даже здесь, в сумасшедшем магловском мире ему удалось всецело завладеть вниманием людей. Впрочем, оно и не удивительно: своим отстраненным взглядом, скучающим внешним видом и размеренными грациозными движениями Малфой словно бросал вызов городской суете. К тому же, на фоне смуглых темноволосых итальянцев, щедрых на эмоции, его аристократическая бледность и холодная английская сдержанность вкупе с броской внешностью, как никогда притягивали к себе внимание прохожих.       Что до самого Люциуса, как бы он ни сдерживал свои эмоции, ему было крайне неприятно находиться среди праздной развлекающейся толпы. И чем больше до него долетали обрывки не вполне понятных ему разговоров, тем больше он ощущал себя чужим и посторонним, будто пришелец из прошлого века. Собственно, Малфой и не пытался приобщиться к их миру, но сам факт того, что есть сферы жизни, в которых он пугающе не осведомлен, раздражал неимоверно. Порой колдун позволял себе остановиться, рассматривая рекламные вывески, афиши фильмов и спектаклей, но стоило Гермионе остановиться рядом, воззрившись на него с немым вопросом, он продолжал свой путь.       Дойдя до развилки между историческим центром города и деловым районом, Люциус на мгновение застыл, едва ступив на дорогу в попытке пересечь улицу. И виной этого временного замешательства стало его собственное отражение, застывшее в тусклом отблеске унылой витрины. На удивление, в магловской одежде, которую трансфигурировала Гермиона, он выглядел весьма внушительно и лаконично, особенно на фоне этой пестрой толпы, одетой в нелепые балахоны. Как ни странно, у девчонки были зачатки вкуса. Пожалуй, если бы маглоконсультант перед посещением этого мира предложил ему несколько комплектов одежды на выбор, Люциус счел бы этот вариант вполне приемлемым. Ну, за исключением этих бесовских штанов, в которые почему-то обряжен чуть ли не каждый мужчина. Никакой оригинальности. В связи с этим возникал вполне резонный вопрос: почему сама грязнокровка одевается так нелепо и просто? Ведь даже ему, далекому от магловской моды, было ясно, что эти громоздкие ботинки никак не сочетаются с ее пальто, а длинный вязаный шарф, в несколько оборотов завернутый вокруг шеи, сильно утяжеляет ее образ.       Закончить эту мимолетную мысль до конца он не успел, почувствовав, как кто-то с силой дергает его назад за ворот рубашки. В следующую секунду он споткнулся о бордюр, услышав за спиной оглушительный звук клаксона и визг тормозов. — Смотри на дорогу, идиот, — на ломаном английском прокричал водитель остановившегося такси, безошибочно распознав в них туристов. Люциус, вскочив на ноги, одарил его яростным взглядом, и уже ухватился за набалдашник трости в тот момент, когда Гермиона повисла у него на руке. — Вы не можете нарушать статут о секретности, тем более в другой стране. Вас посадят в Азкабан, — пискнула она. — Какого Мерлина здесь творится? И что этот мерзкий магл себе позволяет!? — прорычал Люциус, проводив взглядом удаляющееся такси. — Здесь Вам не Косой Переулок, на дорогах есть правила движения, и каждый должен их соблюдать, и да… не нужно никакой благодарности за то, что я Вашу никчемную жизнь спасла, — смело встретив на себе его гнев, ответила Гермиона, а потом, подхватив Люциуса под руку, словно ребенка, перевела на другую сторону шоссе, попутно объясняя некоторые аспекты поведения в магловском обществе. «Чертов Малфой, считает, что мир только вокруг него и вертится. Думает, что стоит ему на дорогу ступить и все пред ним тут же остановятся. Что за непомерная самооценка?»       Остаток пути они проделали в молчании, тяжело шагая по вьющимся зигзагом улицам. По пути они миновали старую городскую заставу, потом — ратушу, и вышли из города через северные ворота, по узкой однополосной дорожке поднимаясь на гористое плато, где в паре километров от селения виднелись руины крепостной стены и острый шпиль монастырской колокольни.       Ночь была ясная, луна озаряла дорожное полотно, заставляя серебриться разделительную полосу, змейкой ползущую на возвышенность, а звезды усыпали небосклон так густо, что казалось, будто кто-то сознательно дорисовал их на небосводе. Такой красивой могла быть только южная ночь, недоступная для жителей Британии, но в очередной раз Гермиона не могла насладиться этими красотами потому, что негативный настрой ее спутника на корню вырывал все попытки извлечь удовольствие из этого вынужденного путешествия.       После происшествия в городе, Люциуса хоть и не покинула напускная уверенность, но вот нервы его явно были на пределе, о чем свидетельствовала глубокая морщинка, залегшая между бровей. Ему, как человеку, привыкшему при любой неприятности обращаться к волшебству, было невыносимо пребывание в мире, где он должен был ограничивать свои способности в угоду глупых магловских условностей. Возможно, впервые в жизни Малфой был вынужден играть в игру, не до конца понимая ее правила. И смог явственно ощутить разницу меж тем, чтобы прийти в этот мир, чтобы чуточку попытать маглов, и тем, как пребывать здесь, не привлекая внимания. И хоть в глазах Гермионы, как и остальных свидетелей этого недоразумения, подобный просчет едва ли можно было назвать вопиющим, себе подобную ошибку Люциус простить не мог. Видимо, не стоило в школьные годы с таким пренебрежением относиться к магловедению. — Знаете, — проговорила Гермиона, решив нарушить тишину, — когда мы с Гарри впервые пригласили Рона в 3D-кинотеатр, он с криками выбежал из зала при первой батальной сцене, опасаясь, что его поразит огненный шар катапульты. — Зачем Вы говорите мне это, мисс Грейнджер? — не оборачиваясь на нее, поинтересовался Люциус. — Потому что с последнего Вашего визита в этот мир в качестве туриста многое изменилось. Нет ничего постыдного в том, чтобы чувствовать себя здесь… не в своей тарелке. — Я не чувствую неудобства, мисс Грейнджер, — злобно прошипел он, обернувшись так резко, что Гермиона врезалась в его грудь. — Я же не какой-нибудь Уизли, и вполне могу приспособиться к новым обстоятельствам. — Ни капли в этом не сомневаюсь. Просто на все нужно время. — Мне не нужно время, потому что задерживаться здесь я не собираюсь, — он ускорил шаг, и Гермионе приходилось практически бежать за ним вплоть до ворот монастыря. — Меч находится в часовне, — обойдя крепостной вал с западной стороны, отозвался Люциус. — И наверняка под охраной. — Не можете же Вы всерьез думать, что пара маглов сможет нас остановить? — Нет, но и пострадать они не должны, так что думать не смейте в этом направлении, если не желаете вернуться в Азкабан, — Гермиона порылась в своей «бездонной» сумке, вытягивая оттуда мантию невидимку, которую предусмотрительно позаимствовала у Гарри, и скользнула за ограду. Люциусу не осталось ничего, кроме как последовать за ней, наложив на себя чары невидимости.       Как и в любой святой обители, врата оказались не заперты, а часовня освещена тусклым светом лампадки. Зайдя внутрь, Гермиона огляделась — никого, лишь статуи праведников молчаливо взирали на нее с мраморных постаментов. Вдоль стен расположилось несколько рядов скамеек, а против двери стоял небольшой алтарь, увитый гирляндой из живых цветов, и прямо перед ним под стеклянным куполом находился тот самый меч, увековеченный древними сказаниями.       Однако подойдя к нему, девушка не сумела сдержать разочарованного вздоха. Этот клинок уж точно не походил на величайшую реликвию легендарной эпохи: ржавый, перекошенный, не хранивший внутри себя ни следа магии. — Это не он, — с горечью проговорила Гермиона, сбрасывая с себя мантию-невидимку, — Это просто не может быть он. Я не чувствую в нем волшебства. Да и что делать мечу властителя Британии в Италии? Вы ошиблись, Малфой. — Возможно, я немного просчитался, но у меня нет сомнений в том, что в послании шла речь о мече в камне, как нет сомнений касательно расположения тайника. Мы что-то упускаем, — Люциус несколько раз обошел часовню, накладывая на нее заклятия, призванные явить скрытые подсказки, но к собственному раздражению ничего не нашел. — Почему Вы так уверены в том, что меч именно здесь? — Библиотека Малфой-мэнора самая большая в Британии по числу редких изданий, — горделиво проговорил он. — Известным меч стал после того, как мальчик по имени Артур вытащил его из камня, однако история его начинается задолго до этих событий. Когда-то давно «Кларент» принадлежал правителям Римской империи, будучи олицетворением силы, смелости и власти, но когда империя пала, меч был доставлен в Британию, так как она была последним оплотом некогда величайшей цивилизации. — Кем доставлен? — Последним выжившим представителем династии Цезарей. Кто именно вонзил его в камень, не скажу, но вот с уверенностью могу утверждать, что король Артур был наследником этой семьи. После его смерти Мерлин вернул «Кларент» в Италию, так сказать под покровительство предков, вновь вонзив его в камень. А много лет спустя здесь была воздвигнута часовня. Мы на месте, мисс Грейнджер, просто пока не все понимаем. — Например, это? — Гермиона взмахнула палочкой, и у самого основания камня появилось несколько древних рун. Люциус подошел ближе, опускаясь на корточки подле нее. — Признаюсь, не слишком силен в руническом. — Здесь написано, что истину познает тот, кто пройдет по пути света, — проговорила Гермиона. — Что это значит? Метафорическое значение? Свет — есть знание? Просвещение? — Вы всегда все усложняете, мисс Грейнджер, — разглядывая своды часовни, произнес Люциус, остановив взгляд на круглом отверстии в куполе, сквозь которое просачивался лунный свет. — Помните, не все так сложно, как может показаться. А что если послание нужно воспринимать буквально? — Что Вы имеете в виду? — Никогда не был силен в астрологии и прорицании, ибо, да простит меня Моргана, никогда не верил в теорию о том, что положение небесных светил в момент рождения способно сколько-нибудь повлиять на судьбу человека, но один урок из этих занятий я все-таки вынес. Во все времена во всех мирах эти светила были проводниками путников. Взгляните, — он указал на отверстие в крыше, — меч находится прямо под ним. — Круциатус мне в задницу, — проговорила Гермиона, не сумев сдержать собственных эмоций, за что тут же себя обругала. «Дура, следи за языком. Ты сейчас не в кабаке с друзьями». — Очень патетично, мисс Грейнджер, — равнодушно прошептал он, извлекая волшебную палочку из трости. — Вы думаете, что меч в данном случае выполняет функцию солнечных часов, и когда солнце занимает нужное положение, его свет просачивается сквозь отверстие в куполе, то стрелки указывают верное направление? — Малфой утвердительно кивнул. — Тогда нужно вернуться сюда днем. — Не знаю как у Вас, но у меня нет ни малейшего желания задерживаться в этом мире, — Люциус поднял палочку, но Гермиона ухватила его за запястье. — Колдовство могут заметить. Не думаю, что нам стоит привлекать внимание местного Министерства магии. — А Вы полагаете, что рыская тут средь бела дня в окружении маглов, мы не привлечем лишнего внимания? — иронично поинтересовался он, скривившись в усмешке. Гермиона ослабила хватку. — Благодарю. Если маглы что-то заметят, мы скажем им, что стали свидетелями акта божественного творения, — Малфой оправил куртку, не без усилий приподнимая руку над собой, — Люмос Солем, — с конца его палочки сорвался ярко-желтый луч, прошедший сквозь дыру в куполе, и зависший прямо над ней в виде сияющей сферы. В одночасье рукоять меча отбросила четкую тень, указывающую на стену со старинной фреской. Подойдя к полотну, Люциус недовольно нахмурил лоб, пытаясь с помощью заклинаний найти какие-то подсказки, но все тщетно. — Это святой Георгий? — поинтересовался он, обращаясь к стоящей рядом Гермионе. — Да. Запечатлен момент победы над змеем, — подтвердила Гермиона. — Очень популярный в иконописи сюжет, правда, я не понимаю, какое отношение он имеет к Мерлину, Артуру и нашим поискам. — Никакого. Работа позднего периода — видно даже невооруженным глазом. Под фреской тоже никогда не было иных изображений. Никаких посланий, никаких выемок в стене для ключа, ничего, что могло бы быть полезным, — на некоторое время Люциус застыл в задумчивости, перебирая в голове способы нанесения тайных посланий и применение их в архитектуре, а также всевозможные заклинания. Затем несколько часов кряду метался по часовне, оскверняя ее магией и всевозможными проклятиями, а когда зарево рассвета проникло сквозь отверстие в куполе, устало опустился на скамью, вытянув ноги.       Состояние было такое, что хотелось волком выть, ибо, к собственному раздражению, сейчас он балансировал на грани злости и отчаяния, сдерживаясь из последних сил, и виной тому стала даже не его неудача в поиске подсказки, а то, что грязнокровка была тому свидетельницей. — Нам нужно отдохнуть, — сочувственно проговорила Гермиона, опускаясь рядом с ним. На миг ей захотелось дотронуться до его ладони, но она тут же поборола этот порыв. — Мы почти сутки на ногах в постоянном напряжении. Давайте вернемся сюда завтра и попробуем сначала. Утро вечера мудренее, — Малфой слегка склонил голову, воззрившись на нее так, будто пытался решить, что с ней сделать: размозжить голову о плиты часовни, испепелить адским пламенем или… К счастью для самой Гермионы, он быстро взял себя в руки, сумев проигнорировать ее слова. — Мы что-то упускаем. Так всегда бывает, — монотонно бубнил Люциус, постукивая тростью по полу. — Хотя… может, у нас не получается найти послание потому, что его уничтожили? Если предположить, что многие поколения магов искали библиотеку до нас, логично предположить и то, что эти искатели решили замести за собой следы, чтобы избежать соперничества. В отличие от озера Лок-Блест это место не защищено чарами, его не хранят могущественные волшебники и фейри. Возможно, тот же самый Дамблдор уничтожил подсказки, чтобы Волан-де-Морт не пошел по его следу. — А что если в этой часовне больше нет скрытых посланий, и нет истинного меча? Может, его никогда здесь и не было, — растягивая слова в такой же манере, как и он, когда желал медленно подвести собеседника к правильной мысли, проговорила девушка. — Я уже говорил, что не мог ошибиться, — раздраженно прошипел Малфой, потирая переносицу. — Мы находимся там, где должны находиться. И точка. — А я с этим и не спорю. Стрелка «часов» должна была указать нам на место, где скрыта следующая подсказка, и она указала на эту стену, но когда-то же этой стены здесь не было. Вы сами сказали, что храм был воздвигнут много позже вокруг меча, а значит, тень рукояти указывает нам направление вне часовни. — Несколько секунд Люциус смотрел на нее так, словно она путешественница во времени, открывшая ему истину, которую человечество не должно узнать еще несколько веков, а потом, подскочив к стене, прохрипел: — Демпиро, — каменная кладка в момент побледнела, сделавшись прозрачной, а потом и вовсе растворилась, являя взору рассветный пейзаж. Солнечный диск уже практически поднялся над горизонтом, озаряя багряным цветом кроны деревьев, груду камней, сложенных по кругу, и город, расстилающийся у подножия плато. — Нам туда, — Гермиона соскочила вниз и устремилась к холму, позволив Люциусу самому разбираться с последствиями колдовства. — Это похоже на древний кромлех. — Скорее на капище, оставшееся с языческих времен, — догоняя ее, проговорил Малфой, осмотрев монолитные блоки, чьи основания на треть оказались вкопаны в землю. На каждой глыбе были вырезаны какие-то символы на мертвом языке. Девушка подошла ближе, рассматривая письмена. Ничего общего с магическими. — Это сооружение появилось задолго до Камелота и рыцарей круглого стола. Возможно, даже задолго до Римской империи. Я чувствую здесь магию, но ее природа от меня сокрыта. Думаю, что здесь справляли ритуалы древние маги, а Мерлин лишь использовал это место, чтобы спрятать подсказку подальше, затруднив поиски. — Что же, может, тут удача нам улыбнется, — Гермиона встала в самом центре окружности, и взмахнула палочкой. — Ревелио. — Ничего не произошло. Не появилось никаких скрытых объектов или потайных дверей. — Апарекиум, — опять ничего. — Диссендиум, — проговорил Люциус, но попытка вновь оказалась неудачной, прохода в сокрытые магией тоннели средь камней не открылось. Недовольно проскрежетав зубами, он спрятал палочку в трость. — Кажется, нам придется здесь задержаться дольше, чем мы рассчитывали. — Гермиона понимающе улыбнулась, но улыбка получилась вымученной. — Нужно лучше все здесь осмотреть.       Несколько часов они исследовали развалины, пытаясь отыскать подсказки, правда, пользы от Гермионы с каждой минутой становилось все меньше. От усталости внимание ее рассеивалось, а мыслями все больше завладевал мужчина, находящийся подле нее. Вообще, она давно подловила себя на том, что начинает плохо соображать в его присутствии, однако прежде причину видела в страхе перед ним, сейчас же все было иначе. Люциус не изменил себе, но в то же время изменился, ибо больше Гермиона не видела перед собой лицемерного злодея, но видела человека увлеченного… интересного. И в увлечении своем не ведающего ни усталости, ни сомнений, ни слабости. Он шел к намеченной цели, казалось, впервые позабыв о том, что тяготы этого пути с ним решила разделить грязнокровка. И пусть они не доверяли друг другу, пусть не желали работать вместе, но факт оставался фактом: это решение они приняли вместе. Осознанно. И сейчас были равноправны. Люциус не умалял ее значимости в этих поисках, а она в ответ не порицала его, вспоминая об их далеко не радужном прошлом. И оное, хоть и не было безоговорочной победой над его чистокровными принципами, но вполне могло считаться тихим перемирием. Он соблюдал условия их уговора, пусть и не утратил привычной язвительности. Это был шаг вперед, убедивший Гермиону в том, что каждый человек достоин второго шанса. И она даст Люциусу Малфою возможность реабилитироваться в ее глазах. — Мисс Грейнджер, — голос Люциуса раздался с противоположной стороны кромлеха. — Что? — Гермиона взволнованно подскочила к нему. — Ковчежцы, они у Вас с собой? — Да, но зачем они Вам? — Малфой взмахнул палочкой, очищая камень от мха, и указал ей на два сферических отверстия внутри монолитного блока. — Я думаю, что сферы — это ключи. Дайте, — Гермиона послушно вложила в его руку ковчежец, который тут же занял свое место в камне. Они выжидающе застыли, прислушиваясь к каждому шороху. Казалось, что даже время в этот момент остановилось, а нервы натянулись так, что на них можно было сыграть мелодию. Неожиданно вокруг сферы появилось теплое свечение, а секунду спустя ее полностью поглотила каменная плита.       В тот же миг Малфой почувствовал, как земля под ногами разверзлась, и их затянуло во мрак. А дальше темнота, падение, ужас. — Арресто моментум. — Остановив падение в полуметре от земли, Люциус уже собирался облегченно вздохнуть, но тут же почувствовал, как на него со всей скорости рухнуло чужое тело, и едва не взвыл от острой боли. — Да что б тебя, — прошипел он, — Сколько раз при прохождении барьера на платформе 9¾ Вы в стену врезались, мисс Грейнджер? В какой момент Вам голову отшибло? Или Вы, будучи лучшей на курсе, так и не научились применять амортизационные чары? — Простите, я… я не успела достать волшебную палочку. — О, Мерлин, как Вы вообще умудрились пережить войну, — Люциус поморщился от боли, пытаясь сбросить с себя девушку, но услышал тихий треск, прорезавший тишину, и в одночасье похолодел от ужаса, а взглянув на Гермиону, увидел в ее глазах отражение собственного страха, ибо оба понимали, что произошло секунду назад. И лишь в воздухе повис так и непроизнесенный вопрос: «Чья?» — Это же не может… — рука ее задрожала, и она прижалась к груди Люциуса, пытаясь унять волнение. — Может, мисс Грейнджер, может… — проскрежетал Малфой, ухватившись за рукоять собственной палочки, зажатой между их телами, и потянул на себя. Молчание, выдох облегчения, а для Гермионы словно приговор, — похоже, что не я сегодня выиграл счастливый билет. «Целая. Его палочка цела», — мысленно вскричала девушка, машинально прижав ладонь к карману пальто, доставая оттуда поломанную в двух местах палочку. Дерево переломилось, повиснув на сердцевине, а наконечник отломился. — Дьявол, — она подняла взгляд на Малфоя, на мгновение заметила в его глазах вспышку сочувствия. Он, как никто другой, понимал, что для волшебника остаться без палочки в такой ситуации — это все равно, что лишиться конечностей. Впрочем, огонек участия в его взоре погас практически мгновенно, и его место заняло уже ставшее привычным равнодушие. — Люмос, — произнес он, оглядываясь по сторонам.       Они оказались в небольшом помещении, напоминавшем тюремную камеру в Азкабане. У Люциуса при одном воспоминании о заточении по спине пробежал морозец. Пол был выложен темным гранитом, а стены — серым камнем, покрытым испариной и лохмотьями некогда прочной паутины. Прямо против них находился узкий тоннель, откуда доносился легкий ветерок, игравший с тонкими липкими нитями. — Пойдемте, — равнодушно проговорил Люциус, оглядывая Гермиону, все еще сидевшую на земле. — Или Вы собираетесь устроить здесь панихиду по своей палочке? — Замолчите, если в вас еще осталась хоть капля человечности и чести, замолчите, Малфой, — со злостью, которой он от нее никак не ожидал, проговорила Гермиона, поднимаясь на ноги. «Высокомерный сукин сын, можно подумать, он бы переломился, высказав чуточку понимания». «Понимания? Мы сейчас думаем об одном и том же человеке?» — невозмутимо поинтересовался разум. «Или ты всерьез полагала, что сможешь его изменить? Его даже Азкабан не изменил, а точнее не изменил кардинально — куда уж тебе?» — саркастично поинтересовался разум. И все же она по-прежнему на что-то надеялась. Как видно — напрасно. «Поздравляю, теперь ты не сможешь оказать ему сопротивления». — Хм, не так давно Вы называли меня мерзким Пожирателем Смерти, которому место в Азкабане, а теперь взываете к моей чести, — с притворным удивлением подметил Малфой. — Вы слишком непоследовательны. И все же, раз Вам так угодно, я побуду немного джентльменом. Прошу, — он склонился в шутовском поклоне, указывая ладонью на вход в тоннель. — Дамы вперед, — на его лице расцвела издевательская улыбка. «Мерзкий трус», — подумала Гермиона, одарив Люциуса испепеляющим взглядом, и воззрилась в непроглядный мрак тоннеля. Некоторое время они стояли молча, а потом Малфой положил руку ей на плечо, и достаточно грубо подтолкнул вперед. — Пошевеливайтесь, мисс Грейнджер, иначе мы пропустим шоу тысячелетия. — Не волнуйтесь, мистер Малфой, — таким же едким тоном отозвалась гриффиндорка. — Они ждали соискателей не один десяток лет, так что без нас не начнут, — он опять достаточно бесцеремонно толкнул ее в спину, освещая дорогу. — Можете поосторожней, я Вам не тележка в супермаркете. — Мисс Грейнджер, Вы намного хуже. Тележки хотя бы молчат. — Да Вы… — Давайте я облегчу Вашу задачу, — Малфой бесцеремонно ее перебил, — Я мерзавец, злодей, высокомерный сноб, надменный ханжа и фанатик чистой крови, не имеющий ни совести, ни стыда. Мне место в Азкабане или в могиле. Ничего не забыл? — Люциус говорил это так, словно рассыпался в комплиментах самому себе, но спорить Гермиона не стала. Да и что толку? Сила сейчас не на ее стороне, так что испытывать его терпение было по меньшей мере глупо.       Чем глубже они опускались по тоннелю, тем более узким он становился. В некоторых местах паутина настолько забивала проход, что Люциусу в прямом смысле приходилось прорубать дорогу с помощью заклинаний. Но куда большее омерзение в душе девушки вызывала не столько сама паутина, сколько крысы, маленькие человекоподобные коконы и прочие «прелести», застрявшие в ней. На них Гермиона старалась даже не смотреть, уводя глаза в сторону. «Мерлин, надеюсь, здесь нет акромантулов», — мысленно взмолилась она, споткнувшись обо что-то, и едва не полетела вниз, но Люциус успел ее подхватить, прижав к стене. — Смотрите под ноги, если не собираетесь остаться здесь с пробитой головой, — прошипел он. — Я бы и смотрела, да только Вы освещаете дорогу только себе. — И вот здесь я должен почувствовать себя виноватым? — его губы скривились в ироничной усмешке. «Да, было бы неплохо», — впрочем, у Гермионы хватило ума не произносить эту мысль вслух. Вместо этого она опустила взгляд в попытках отыскать причину своего падения, и тут же, прислонив ладошку к губам, сделала несколько шагов назад, столкнувшись спиной с грудью Люциуса. — Что? — он напрягся всем телом, прижав ее к себе одной рукой, а второй с зажатой в ней палочкой осветил коридор. В нескольких метрах от двери на полу лежал истлевший труп. Скелет, явно мужской, был облачен в старомодную мантию и костюм времен Тюдоров, на голове его была надета причудливая шляпка, а в руках зажат инкрустированный драгоценными камнями меч с письменами на лезвии. Сколько он пролежал здесь - непонятно, но, судя по его виду, достаточно давно. — Не волнуйтесь, мисс Грейнджер, этот парень Вас не обидит. По моему опыту больше стоит опасаться живых. — О, полагаю, Вы были бы счастливы, если б я дрожала от страха каждый раз, когда Вас вижу, — едко заметила она, поспешно отстранившись от него. — Да, но Вы до глупости отважны, так что я даже не смею на это надеяться, — в его голосе сейчас чувствовалось игривое лукавство. «Как? Как он может быть таким до беспечности спокойным? Тут труп лежит, и неизвестно, что с ним произошло, и что произойдет с нами». — Люциус сделал несколько шагов вперед, оставляя Гермиону за спиной, и склонился над скелетом, проверяя его карманы. — Видимых повреждений нет. Определенно его убило какое-то заклятие, но какое именно - сказать не могу. «А говорил, что никогда не опустится до банального воровства», — девушка презрительно фыркнула, изобразив на лица отвращение, о котором тут же пожалела, когда из складок мантии мертвеца он извлек волшебную палочку и после некоторых раздумий протянул ей. — Берите, ему она уже не пригодится, — Гермиона несмело приняла из его рук палочку, — конечно, Вашу она не заменит, но это все же лучше, чем ничего. — Спасибо, — с искренней благодарностью проговорила она, не до конца веря в то, что Люциус Малфой только что сделал для нее. Для НЕЕ — для грязнокровки. «Он подарил тебе палочку, которую забрал у трупа. Тоже мне подвиг. Если он сейчас снимет с него же золотую цепь и наденет на тебя, ты так же радоваться будешь?» «Для него это действительно поступок», — она тут же возразила сама себе, хотя, и сам Люциус поспешил испортить впечатление от момента. — О, не принимайте на свой счет. Неизвестно, что ждет нас за этой дверью. Прикрытие, пусть даже в вашем лице, лишним не окажется. — Как думаете, этот меч… это «Кларент»? — она взглядом указала на оружие в руках покойника. — Мы это не поймем, пока не узнаем, что скрыто за той дверью. Пойдемте, — Люциус перешагнул через скелет и встал у двери, — Алохомора. — А он… — Гермиона указала на несчастного, не в силах продолжить. — Не беспокойтесь, он никуда не убежит, — не дожидаясь ее ответа, он приоткрыл дверь и скользнул внутрь, остановившись в середине комнаты. И тут же его палочка угасла, а в склепе вспыхнул яркий свет. «Черт, и здесь нельзя пользоваться магией», — подумала Гермиона, осматриваясь.       Они будто очутились в прошлом, войдя в хранилище холодного оружия средневековья. И, Мерлин свидетель, сколько же там было всего. Стальные мечи всех форм и размеров правильными рядами висели на стенах: были здесь и римские гладиусы, и средневековые клинки рыцарей, и восточные ятаганы, и шотландские клейморы, и бастардные мечи Западной Европы. Дополняли это дорогое убранство кинжалы с инкрустированными золотом рукоятями и вставленными в них драгоценными камнями. Удивительное зрелище. Гермиона зачарованно воззрилась на все это великолепие, потянувшись к ближайшему мечу. — Не трогай ничего руками, — предупредил Люциус. — Иначе ты рискуешь остаться здесь вечной стражницей, как тот бедолага. Мы еще не знаем, в чем состоит это испытание. — Полагаю, что знаем, — она указала кончиком палочки на потолок, где золотом по кругу было начертано послание: Один клинок и жизнь одна: Пусть выбор твой достойным будет. Один клинок иль жизнь одна: Пусть магия тебя рассудит. — Очень поэтично, — прорычал под нос Люциус. — Когда они, наконец, начнут изъясняться нормальным языком. Итак, — он потер рукой лоб, — в целом, все несложно. Мы ищем меч Артура, так? — Гермиона утвердительно кивнула. — И меч в этой комнате. Единственная неприятность заключается в том, что право на ошибку нам не дают. Один клинок — одна жизнь, вытянем не тот, разделим судьбу того несчастного. Что ж, первое испытание было испытанием ума, второе — выбора. Мерлину было явно скучно на закате лет, раз он не поленился изобрести нечто подобное. — Выходит, нужно выбирать, — Гермиона прошла меж рядов, рассматривая блестящие рукояти, — Меч Артура — это классический рыцарский меч, согласны? — он утвердительно кивнул, оставив за спиной несколько рядов восточных и византийских клинков. — Не думаю, так же, что он мог хоть сколько-нибудь походить на оружие гладиаторов. — Вы сама очевидность, мисс Грейнджер, — язвительно подметил он, но тут же перевел внимание на некий предмет в дальнем углу помещения, укрытый серым шелком паутины и почти скрытый от взгляда нагромождением доспехов. — Что там? — Пока не знаю, — Малфой пересек комнату и, подцепив липкое полотно кончиком волшебной палочки, приподнял. — Да что ж это такое? — вскрикнула Гермиона. Под паутиной оказался еще один труп, судя по одеянию, принадлежащий к той же эпохе, что и мертвец у двери. Ноги его были придавлены огромным блоком, а лицо, точнее черепушка, обтянутая кожей, искажена гримасой ужаса (судя по положению челюсти). — Что же с ними произошло? — Взывайте к высшим силам, чтобы мы этого никогда не узнали, — равнодушно бросил он, вновь укрыв покойника белесым пологом, и подошел к ряду двуручных мечей, внимательно разглядывая лезвия. — Для человека, который вот-вот может расстаться с жизнью, Вы чересчур спокойны. Что Вам известно об этом мече? В Вашем взгляде нет ни капли сомнений, словно Вы уже знаете, что искать, — испытующе глядя на него, проговорила Гермиона. — Вы весьма проницательны для гриффиндорки и дочери маглов. Вас точно не удочерили? — Не соизволите ли поделиться этим знанием со мной, раз уж мы решили разделить бремя поисков на двоих? — последнее высказывание она предпочла не замечать. — В Малфой-мэноре я нашел сборник баллад одного менестреля, жившего при дворе Артура. Там был отрывок, посвященный «Кларенту», и он несколько отличен от того, что общеизвестно всему волшебному сообществу. В этом сказании, так же, как и во всех остальных, говорится о том, что страна погрязла в крови и мятежах, оставшись без правителя, и тогда Мерлин, заручившись поддержкой магловского епископата, созвал всю правящую знать Британии на турнир, на кону коего была королевская корона. Отличие состояло лишь в том, что в источниках мэнора дано описание меча, — Малфой нахмурил лоб, будто вспоминая четверостишия, а потом произнес: На поляне средь темного леса, Тумана сокрытый белёсой завесой, Под покровительством магии старца Камень лежал из заморского кварца, И меч из огромной глыбы торчал, – Во тьме серебрился холодный металл. И диву давались все короли, Когда на лезвии надпись прочли: «Сей меч извлечет только отпрыск дракона Став королем, он наденет корону, Путь оный ему предначертан судьбой, Он должен править великой страной». Но тщетно вассалы пытались извлечь Из черного камня сверкающий меч… — «Меч извлечет только отпрыск дракона», — задумчиво потянула Гермиона. — Артур был сыном Пендрагона, имя которого в переводе с валлийского значит — главный дракон. Что ж, видимо, тогда прорицатели были лучше, чем сейчас, — фыркнула она, вспоминая профессора Трелони. — Выходит, мы ищем меч с надписью. Это упрощает задачу. Теперь понятно, почему погиб тот мужчина. Он не знал легенду и вытянул не тот меч. — Он не мог ее знать, — ухмыльнулся Малфой. — Никто не мог. Фолиант в единственном экземпляре. В этом вся прелесть древних родов, мисс Грейнджер, они являются хранителями истории, которую никто не знает. Вопрос о том, почему представители этих династий не считают нужным поделиться этими знаниями, Гермиона посчитала риторическим, в очередной раз за время их «путешествия» прикусив язык. Такой широкий жест могли бы сделать гриффиндорцы, но уж точно не слизеринцы, пекущиеся лишь о собственном благе.       Искомый меч нашелся достаточно быстро. И вопреки ожиданиям не было в нем ничего особенного: ни золотой рукояти, усыпанной драгоценными камнями; ни особой метеоритной стали, в мгновение перерубающей доспехи. Ничего… кроме пророчества, нанесенного на лезвии у самой гарды, и магии, которой была напитана каждая его частичка. — Я нашла, — проговорила Гермиона, но даже будучи полностью уверенной в своем выборе, не решилась потянуть за рукоять, взглянув на Люциуса так, словно ждала его разрешения. А если уж говорить честно, то надеялась на то, что он решит взять эту «честь» на себя. Но Малфой, судя по всему, тоже не рвался испытывать удачу. — И что Вы ждете? — Может быть Вы… — Как Вы там сказали на днях: «Вас никто не просит рисковать жизнью, можете сидеть на уютном диване и потягивать огневиски». Я готов принять это предложение. «Трус», — мысленно прорычала Гермиона, решительно ухватилась за рукоять меча и потянула на себя. «Тяжелый… нет… неподъемный. И как только люди могли ими сражаться, если я его едва поднять могу». Высвободив клинок из оков, девушка зажмурила глаза, приготовившись к… чему-то ужасному, но ничего не произошло. Небеса на них не рухнули, земля не разверзлась под ногами, воздух не вспыхнул огнем, и вода кровью не обратилась. В общем, ничего не произошло. Совсем. Она вопросительно взглянула на Люциуса, но тот, казалось, знал ничуть не больше, чем она. Но в следующий миг комнату озарило теплое сияние, и в небольшой нише под стрельчатыми сводами появилась золотая сфера. — Акцио, — произнес Малфой, направляя волшебную палочку на ковчежец. — Магия тут бессильна: ни чар призыва, ни левитации — ничего. Даже под ноги подставить нечего для опоры, — проговорила Гермиона. — Чего еще ожидать от этого мира, — Люциус презрительно скривился, передав девушке свою трость, и просунув пальцы между стыками в камнях, попытался подтянуться, но кожаная куртка была так узка, что не оставляла даже шанса для подобного маневра. — Больше никогда не пытайтесь меня одевать, мисс Грейнджер, — он поспешно стянул куртку и бросил ей. — Сковывает хлеще тюремной робы. «А раздевать, значит, можно», — про себя огрызнулась она и тут же залилась румянцем при воспоминании об обращении домовика. И, видимо, эта мысль так явственно отразилась на ее лице, что губы Малфоя издевательски скривились, хвала Мерлину, что хоть комментарии он оставил при себе.       Вторая попытка забраться оказалась более удачной. Слегка подтянувшись, он сумел закинуть ногу в среднюю нишу и, используя ее как опору, потянулся за сферой. Но стоило только ему дотронуться до драгоценного металла, как по стенам пошла странная вибрация, а в следующую секунду комнату огласил громогласный крик. Люциус замер, слегка тряхнув головой, будто оное могло избавить его от этого звука, а оглянувшись, увидел свою спутницу.       С оглушительным ревом земля под ее ногами разверзлась, превратив комнату в некое подобие ущелья; доспехи, сваленные на полу, с грохотом рухнули в пустоту этой расщелины. А Гермиона из последних сил держалась за край обрыва, царапая ногтями каменные плиты в попытках выбраться, но какая-то невидимая сила словно тянула ее в бездну.       Под огромным давлением оба края образовавшегося обрыва дергались вперед и назад, создавая впечатление, что земля пыталась дышать, но к пущему ужасу от обрыва в разные стороны поползли трещины, грозя в любой момент обвалить помещение в тартарары. «Сфера, ты должен достать сферу. Ты здесь ради этого», — проговорил он сам себе, пытаясь кончиками пальцев дотянуться до ниши под потолком. — Люциус, помогите! Люциус! — маг посмотрел себе под ноги, некогда монолитный пол сейчас напоминал потрескавшиеся плиты древних гробниц. Казалось, стоит только на них наступить, и они рассыплются в прах. — Люциус! «Да, черт возьми, я знаю свое имя, грязнокровка. И не надо осквернять его своими губами. Тебе ли не знать, что спасение барышень не по моей части», — скрипя зубами, думал он, продолжая тянуться к золотому ковчежцу, но ему не хватало нескольких сантиметров роста, чтобы ухватить его. «Сейчас или никогда», — уперев ногу в среднюю нишу, Малфой оттолкнулся и подпрыгнул, левой рукой вышибая ковчежец. Со звонким ударом он приземлился на испещрённый трещинами пол и покатился к краю обрыва. — Люциус, помогите, — бросив мимолетный взгляд на девчонку, мужчина на секунду замер, встретившись с ее напуганным взглядом. Несчастная сбила руки в кровь, пытаясь выбраться, хотя и прекрасно понимала, что без посторонней помощи каждая ее попытка обречена.       А что Люциус? Мысли в его голове мелькали с такой сумасшедшей скоростью, что эта карусель грозила вызвать тошноту. Вот он - момент истины. Момент выбора, ибо сейчас он стоял на распутье трех дорог и должен был решить: либо бежать за сферой, рискуя жизнью, либо помочь грязнокровке, либо забыть обо всем и спасать собственную жизнь. Он должен был выбрать что-то одно. И на то, и на другое у него не хватало времени. «Дракл тебя задери, беги! Спасай свою жизнь», — твердил ему инстинкт самосохранения. «Какова вероятность, что ты сможешь ухватить сферу, которая, как назло, откатилась почти к самому обрыву и уйти живым? То же самое касается грязнокровки. Спасая ее, потеряешь драгоценное время, она обречена, но вовсе необязательно умирать вместе с ней. Да, ты обещал ей помочь, хвала Мерлину, что не дал непреложный обет, так что… две жизни или одна: элементарная математика на твоей стороне. Беги».       И все же он остался стоять на месте, переводя взгляд с девчонки на сферу. Все это длилось долю секунды, но для него время словно остановилось. Черт, впервые Люциус ненавидел жизнь за то, что дала ему возможность выбора, но не дала права отказаться от него, потому, что по глубокому убеждению самого Малфоя, человек, отказавшийся от принятия решения, не достоин зваться человеком. Почему? Все просто: в подобной дилемме не бывает золотой середины. Какой компромисс может быть между жизнью и смертью? Либо то, либо другое — «полужизни» не бывает. Суровая истина такова, что любой компромисс между светом и тьмой, между добром и злом — всегда на пользу последним — в таких вопросах не бывает полумер. Выходит, чтобы уважать себя, он должен оставить за собой право выбора и право ошибки, но при этом сохранить какое-то почтение к правде, хотя бы потому, что готов принять на себя ответственность за свое решение. Будь он хоть триста раз злодеем, он никогда не позволит себе закрыть глаза на истину, притворившись, что не существует ни ценностей, ни выбора между ними. Выбор был. Всегда. Пусть невыгодный, опасный, неприемлемый, но был.       Вопрос в другом: что в данную секунду для него ценнее? Жизнь грязнокровки или золотой ковчежец и воплощение давней мечты? Точнее, даже не так… готов ли он был собственноручно подписать Гермионе Грейнджер смертный приговор, привести его в исполнение и после держать ответ перед своей совестью? Сможет ли он, убежав в попытке спасти собственную шкуру, уверить себя в том, что у него не было выбора и продолжить жить, как ни в чем не бывало? Казалось, решение уже было готово, но что-то не давало ему привести его в исполнение. «Что ты стоишь, идиот, беги. Убивать и пытать маглов и грязнокровок тебе приходилось и прежде. Так чем этот случай отличается от остальных? А здесь, по сути, даже твоей вины нет. Несчастный случай, стечение обстоятельств — не более того. Суд, если до этого дойдет, тебя оправдает». «Но какой будет скандал, если правда откроется - а она откроется - ее дружки первым делом прибегут к тебе. Да и Грейнджер наверняка оставила им какую-нибудь инструкцию на случай ее исчезновения». «Лучше пережить скандал, чем не пережить испытания выжившего из ума старика. А со своей совестью ты договоришься», — он сделал пару шагов к двери.       Но так ли непробиваема была его совесть, чтобы спокойно развернуться и дать невинной девушке умереть? Ведь он прекрасно понимал всю опасность этого предприятия, когда вложил свиток Мерлина в шкатулку и благословил Гермиону на поиски, и все же он сделал это — подтолкнул ее к смерти, точно так же, как когда-то подтолкнул к смерти Джинни Уизли, подложив ей дневник Тома Реддла. Но в тот раз совесть его молчаливо простила свершенное преступление. Так почему сомнения глодали его сейчас? Чем грязнокровка Грейнджер отличалась от чистокровной дочери предателей крови? Ответ нашелся достаточно быстро, и осознание сего факта ударило его подобно ледяному молоту. Он вздрогнул и сделал несколько шагов вперед, потом еще несколько, и в конце концов бросился к Гермионе, плашмя упав на живот, чтобы распределить свой вес на потрескавшихся плитах, и протянул ей руку.       Почему? Потому, что прежде каждое свое преступление Малфой мог оправдать указами Темного Лорда. Он убивал ради него, пытал ради него, лгал ради него, терпел боль и унижения — все ради него. Чья бы жизнь ни была возложена на чашу весов, Люциус всегда мог успокоить собственную совесть, уверив себя, что был лишь палачом, разделяющим взгляды повелителя. Да, его руки были по локоть в крови, да, он был убийцей, солдатом, безропотно выполняющим грязные приказы, слепым орудием чужой воли. Дамблдор как-то говорил, что забирая жизнь, человек раскалывает душу на сотни осколков, и его душа представляет кучу битого стекла, но все же душа у него была. Но останется ли с ним эта самая душа, если он перейдет последнюю черту? Безусловно на этот путь он ступил сам, выбрав меньшее из зол, но никогда… никогда ему не приходилось выносить смертные приговоры, только исполнять их. Поэтому случай с Грейнджер и был особенным, ибо вся вина за содеянное ложилась лишь на его плечи. И если эта грязнокровая девчонка умрет, он дойдет до последней точки, совершит то, что поклялся себе не делать, ведь в тот момент, когда оборвется ее жизнь, он окончательно упадет во тьму, из которой не будет возврата. Он потеряет душу и попусту растратит свой третий шанс, а четвертого не дадут даже такому любимцу судьбы, как он.       «Любимцу»? Вне всякого сомнения. Ведь как не крути, ему удалось выйти сухим из воды, избежать и смерти, и Азкабана, ему удалось спасти всю свою семью, в то время как его пособники гнили за решеткой или в сырой могиле. А что он потерял при этом? Лишь малую часть своего состояния, даже принципы при нем остались. Высшие силы, если они и существовали, ему явно благоволили, но будучи человеком рассудительным, Малфой прекрасно понимал, что не мог до бесконечности искушать судьбу, ибо удача — переменчивая стерва. И если он сейчас позволит Гермионе Грейнджер умереть, по кармическому закону эта самая удача может повернуться к нему не самым приятным местом. — Руку, — прокричал он, подползая к краю обрыва. Но Гермиона, зацепившись рукоятью его трости за расщелину при всем своем желании не могла подтянуться. Израненные пальцы кровоточили так сильно, что рискни она сменить положение, со стопроцентной вероятностью соскользнула бы в пропасть. — Хватайся, — Люциус придвинулся ближе, одной рукой зацепившись за трещину, а второй потянулся за тростью. «Ты не сможешь ее вытянуть так. Соединение слишком слабое. Она сорвется, а ты следом за ней» — но, как ни старался, Люциус не мог дотянуться до волшебной палочки, Гермиона сползла слишком далеко по откосу. Чертовы испытания. И как только величайшему волшебнику всех времен и народов пришло в голову лишить своих последователей магии во время поиска ключей. Безумный ублюдок! — Я не могу, не могу дотянуться. «Пикси тебя задери, да ты и не пытаешься, глупая девчонка», — Люциус оглянулся, пытаясь понять, сколько у них осталось времени до того, как пол провалится в преисподнюю. Времени у них не было. По обе стороны от образовавшейся расщелины каменные плиты начали проседать; сфера застряла в каменном плену, и добраться до нее уже не было ни малейшей возможности; Малфой попытался подвинуться, чтобы переместить вес тела в более удобное положение, но тут же почувствовал, как камни под ним разъезжаются, словно треснувший на озере лед. «Встать не получится. Если повезет, сможете добраться до выхода ползком. А если не получится», — об этом даже думать не хотелось. — Тебе придется. Отпусти трость и сделай рывок, я тебя поймаю, — девушка посмотрела вниз, а потом снова обратила свой взгляд на него. — Нет. Я не допрыгну. Не получится. — Прыгай, если не хочешь умереть, — Гермиона замерла. А ведь действительно, у нее не было выбора. Если она прыгнет, есть хотя бы не большой шанс, что Малфой ее поймает и сумеет вытянуть, а если не прыгнет — она однозначно умрет. — Я тебя поймаю, — проскрежетал он. «Поймаешь? Серьезно?», — съехидничал внутренний голос. «Да вероятность того, что ты сумеешь ее вытащить, такая же, как выиграть дуэль у Волан-де-Морта, стоя на одной ноге с завязанными глазами, будучи пьяным в драбадан», — проговорил Люциус сам себе. — Прыгай, твою мать! — И она прыгнула, сумела подтянуться на трости, оттолкнуться и вытянула руку. А он сумел ее поймать, с отчаянием в глазах проводив собственную волшебную палочку, упавшую в чернеющую бездну. Напрягшись, Люциус попытался согнуть руку в локте и вытянуть Гермиону, но тут же почувствовал, что из-за перераспределения веса плиты под ним начали проседать еще сильнее, а края у обрыва стали крошиться. «Ты не вытянешь ее, как бы не хотел… просто не сможешь. Любая попытка подняться, и вы оба — трупы. Оставь девчонку, ты еще можешь спастись». — Отпустите меня, — пролепетала Гермиона, понимая не хуже Малфоя, что она для него лишь якорь, который тянет к смерти. Простая математика, такое же простое рассуждение: две жизни или одна. Вопрос в другом: если она уже покойница, взявшая билет на поезд в один конец, желает ли она, чтобы Люциус составил ей компанию? Нет. — Вы не сможете вытянуть меня, — она улыбнулась ему вымученной улыбкой, и разжала пальцы. — Дура, не глупи, — прошипел он, чувствуя, как ее окровавленная рука выскальзывает из хватки. Люциус подался вперед, пытаясь ее удержать, и в следующую секунду сорвался вниз.       Так что там говорят: на волосок от смерти перед глазами человека пролетает вся жизнь? Наглая ложь! В это мгновение он не увидел ничего, только всепоглощающий мрак, окутавший его со всех сторон, будто покрывалом. И единственным настоящим в этой непроглядной тьме была Гермиона, которую он неведомо каким образом сумел притянуть к себе в момент падения и обнять. Обнять настолько сильно, что уже не понимал, где заканчивается он и начинается она. Да и какая, собственно, разница, если в следующую секунду они умрут?       Удар был настолько сильным, а боль всеобъемлющей, что Люциус забыл, как дышать. Казалось, стоит ему вздохнуть, и все его тело пронзят сотни невидимых клинков. И все-таки боль — это хорошо. Раз он может чувствовать боль, значит, еще жив. Он попытался открыть глаза, но тут же прищурился от яркого света, машинально сжав руки. Гермиона… она все еще была с ним. Жалась к нему настолько сильно, что у него даже грудь сдавило, и судя по глухим ударам, ощущаемым даже через одежду, она была жива. Открыв глаза, он увидел перед собой голубое полотно небес, кончиками пальцев ощутив мягкую траву. «Какого Мерлина тут творится?», — он попытался спихнуть Гермиону с себя, но она лишь сильнее вцепилась в него, до боли сжимая его кожу. «В шоке. Черт. Только этого сейчас не хватало». — Мисс Грейнджер, мисс Грейнджер, — Гермиона потрясла головой, как делают дети, отказываясь слушать то, что им говорят родители. — Мисс Грейнджер, — ухватив ее за волосы, Люциус с силой потянул ее от себя. Девушка взвизгнула, неверящим взглядом уставившись на него. — Мы… — она инстинктивно прикоснулась к его руке, — мы умерли и попали в Рай? — Не думаю, мисс Грейнджер, в Раю не бывает боли, а для Ада тут прохладно, не изволите ли слезть с меня? — впрочем, времени сделать это действо по доброй воле он ей не оставил, обеими руками ухватил несчастную за бедра, и сбросил с себя, подавив вскрик боли. Затем сделал несколько глубоких вздохов, поднявшись на ноги. «Кости целы — уже хорошо», — оглядываясь, подумал он. «Невообразимо! Как?»       Они находились на той же самой поляне у кромлеха, более того — на том же самом месте. Золотая ключ-сфера, поглощенная камнем, вновь оказалась в нише, возвращенная магией после неудачного испытания. — Не понимаю, как это могло случиться? Почему мы до сих пор живы? — спросил он сам себя, прижавшись спиной к камню, чтобы удержаться на дрожащих ногах. И тут же подскочил на месте, увидев в траве серебряный набалдашник трости. «Как самое страшное похмелье! Мы что же, в действительности не покидали этой поляны, а кто-то просто играл шутки с нашим сознанием?» — нет, боль во всем теле не давала поверить этой химере. Как и до сих пор кровоточащие пальцы Гермионы, которые она пыталась залечить палочкой, отобранной у мертвеца. Подойдя к монолитной плите кромлеха, Люциус вытянул сферу из камня. «Столько сил, столько риска. И все ради чего? Ради пустышки. Черт, ты идиот. Импульсивный идиот». — Мистер Малфой, — лепечущий голосок Гермионы бесцеремонно вырвал его из размышлений, заставив едва ли не задыхаться от гнева. — Что тебе? — раздраженно прошипел он. — Сфера, — Люциус проследил за ее взглядом, не веря собственным глазам. В траве чуть поодаль от них блеском драгоценных камней сияла третья сфера, та самая, которую он считал безвозвратно утраченной, навеки похороненной в руинах той проклятой комнаты. И вот она здесь. Но почему? — Как? Я… не понимаю произошедшего, — рассматривая ковчежец, произнес он, сцепляя его с парой оставшихся. — В чем смысл этого испытания? Зачем этот спектакль с обвалом, со сферой… почему нам просто не дали выйти тем же путем, которым мы пришли? Зачем нужно было заставлять нас думать, что… — Чтобы подняться, нужно упасть. Мне кажется, я поняла, — Гермиона встала подле него, рассматривая сферу. От остальных она отличалась лишь тем, что на ее круглых боках красовался алхимический символ земли. — Вы правы, это было испытание выбора, но все же Вы ошиблись…— девушка осеклась, — мы… мы ошиблись в главном. — Уж просветите меня, — злобно прыснул он. — Для того, чтобы пройти это испытание, мы должны были выбрать не правильный меч, а друг друга. Вот она — истина. Я должна была Вас отпустить, чтобы позволить спастись, а Вы, в свою очередь, не должны были позволить мне упасть, даже если на кону стояла Ваша жизнь. Те двое, я думаю, они погибли как раз потому, что поставили свое желание отыскать библиотеку превыше человеческой жизни. Помните балладу о рыцаре и фее, которая являлась ключом к предыдущему испытанию? Там говорилось, что «по той стезе пройдет лишь достойный», но может ли человек быть достоин обладать такими знаниями и такой великой силой, если он труслив и малодушен? Если он ради собственной выгоды предал товарища страшной смерти? И магия их рассудила, как и говорилось в послании на потолке склепа. Она убила обоих в тот час, когда один попытался убежать с мечом, оставив другого погибать. Это было испытание чести — Ваше испытание, Люциус. Полагаю, именно поэтому мы и не могли пользоваться магией ни на одной миссии. Ведь посудите сами, быть сильным волшебником — не значит быть благородным духом и достойным права узнать секреты Мерлина. Это еще одна линия защиты… от таких, как Волан-де-Морт.       Люциус уставился на нее так, будто она объясняла ему теорию квантовой термодинамики, в то время как он не освоил базовую арифметику. Хотя проблема скорее крылась не в том, что он не смог понять сказанного. Понять — он понял. Прочувствовать не сумел или все же почувствовал, но это напугало его настолько, что проще было отрицать свершившийся факт, чем принять то, что он поставил грязнокровую девчонку превыше своих меркантильных желаний и, уж тем более, жизни. Это казалось немыслимо и оскорбляло его до глубины души, будто своими философскими измышлениями она надавала ему пощечин. Нет, хуже… она будто взяла бульдозер и до основания разрушила крепость его непоколебимых принципов и убеждений. Мелкая тварь, да как она смела высказать ему нечто подобное? — Никогда не слышал большего бреда, — он воззрился прямо ей в глаза, и Гермиона пришла в ужас. Теперь в его взгляде не было привычной насмешки или иронии, он светился лютой яростью.       Девушка попятилась назад, не до конца понимая, что именно привело его в такое бешенство. Неужели в этом мире еще остались люди, которых может оскорбить утверждение о том, что их сердца еще живы для чести и благородства? Да она же только что сделала комплимент этому лицемерному ублюдку. Так почему же он настолько недоволен? Но раскрыть рта и поинтересоваться она не рискнула. Казалось, еще секунда и Люциус разорвет ее голыми руками. Он даже было подался вперед, и Гермиона приготовилась к худшему, с ужасом осознавая, что ее волшебная палочка сквозь дырку в кармане провалилась в складки пальто так, что и не дотянуться. В нерешительности она попятилась назад, уперев спину в монолитную плиту. «Поздравляю, дальше отступать тебе некуда», — она изо всех сил рванула ткань подкладки, пытаясь вытянуть волшебную палочку, но Малфой предупредил этот жест, заломав ей руку за спину. — Никогда, слышите, никогда больше не смейте говорить об этом, — он ухватил ее за плечи и встряхнул так, что Гермиона ударилась головой о камень. — Вы поняли меня? — Да, — пискнула она, глотая слезы, навернувшиеся на глазах. — Очень надеюсь на Ваше здравомыслие, мисс Грейнджер, — он очертил кончиком волшебной палочки ее скулу, сомкнув стальную хватку на шее, и заставил Гермиону хватать ртом воздух, будто выброшенную из воды рыбу, а потом… отпустил, в мгновение надевая на себя маску холодной отчужденности. — Пойдемте, пора возвращаться, не то Ваши дружки хватятся потери, а у меня нет ни малейшего желания выслушивать очередные обвинения от этого недоумка Уизли, — Малфой протянул ей руку, но девушка лишь сильнее вжалась в камень, недоверчиво глядя на него. — Не заставляйте просить Вас дважды. Судя по состоянию Ваших пальцев, — он указал на не до конца залеченные руки, — эта палочка Вас не признает. Уверены, что хотите остаться здесь в одиночестве, чтобы предаться жалости к себе, а потом трансгессировать с мыслью, что до Британии могут добраться лишь бесформенные куски плоти? «Мерзкий ублюдок», — подумала Гермиона, но все же вложила руку в его ладонь, тут же почувствовав, как ее засасывает в вихрь трансгрессии. И все же, несмотря на весь страх, что она испытывала пред ним в данный момент, она не чувствовала к нему ни ненависти, ни презрения, ни отвращения, потому что четко осознавала одну единственную истину: этот мужчина мог сколько угодно кривиться, глядя на нее, оскорблять за недостойное (по его мнению) происхождение, насмехаться и срывать на ней злобу, злиться, когда она уличала его в благородных порывах, но факт оставался фактом: сегодня Люциус Малфой, рискуя собственной жизнью, спас грязнокровку. И пусть он всеми силами своей темной души будет пытаться забыть оное, она — запомнит. Запомнит его взгляд в тот момент, когда он понял всю обреченность их положения, запомнит, как он отчаянно прижимал ее к себе в момент падения. Она запомнит все и когда-нибудь вернет ему этот долг.