***
Вернувшись к себе в комнату, Гермиона, подобно Малфою, решила принять снотворное зелье и прогнать от себя подальше все тревоги и противоречия, обещавшие свести ее с ума. И вот она уже лежала в кровати, натянув одеяло до ушей, и ни о чем не думала. И это было счастье, ведь она так устала от собственных мыслей, от пререканий с собой, от постоянных сомнений, которые влачились за проклятыми мыслями, будто на поводке. А сейчас все было хорошо. Зелье приятно расслабляло тело, в груди разливалось успокаивающее тепло, веки потяжелели, опустившись на глаза. И воцарилась темнота — не та, что пугает, доводя до исступления, а та, что укутывает своим пологом, даря негу и забвение. И, о чудо, вскоре голова ее опустела, словно барабан — ни единой тревоги. Это было невообразимо приятное ощущение. Вот оно, истинное счастье. Оказывается, это не радость от обладания чем-либо или от удовлетворения собственных желаний, наоборот, это свобода от них. Ведь когда нет никаких «хотелок», нет и поводов для волнения. И сейчас, под действием этого зелья, Гермиона впервые поняла истину, о которой тысячелетиями твердили магловские мудрецы. Вот он, залог мира и покоя на душе — нужно просто перестать мечтать о недостижимом. Сейчас это казалось такой простой и посильной целью, что девушка всерьез задалась вопросом, почему глупые люди упрямо продолжают действовать с точностью до наоборот? Почему рождают в своих сердцах желания, а потом терзают тело и дух ради того, чтобы их реализовать? Получается какой-то бессмысленный круговорот бытия. Люди гонятся за богатством, забывая о простых радостях жизни, а на закате лет жалеют о том, что и пожить толком не успели; люди жаждут запретной любви, не думая, какую цену придется заплатить за возможность к ней прикоснуться; люди считают, что впереди у них еще много счастливых дней, в то время как каждый вздох может стать последним. Но стоят ли эти устремления души принесенных жертв? Может, лучше сычик в руках, чем феникс под звездами? Может, Гермиона должна оставить орла парить в одинокой вышине и вернуться к курам. Ведь была же она счастлива с ними прежде. Это было откровение, ниспосланное свыше. Сейчас гриффиндорка пусть и неосознанно, но смогла нащупать выход из этого колеса сансары. Вот только в ней не было уверенности, что она сможет применить оное на практике. Уж слишком ее душа была привязана к земным потребностям и этим недозволительным желаниям. Пока действовало зелье, она могла позволить себе отрешиться от мирской суеты, но с восходом солнца чары спадут, и придется вернуться в эту противоречивую реальность, огромными глотками хлебая горькое вино из чаши жизненных разочарований. Такова жестокая судьба. А жаль. Проснулась девушка от настойчивого стука в окно. Ей совсем не хотелось вставать, она даже не представляла, на какой отметке замерла стрелка часов. Да она и не желала этого знать. Гермиона перевернулась на бок, заткнув уши подушкой, но стук упрямо повторился. Недовольно буркнув себе под нос очередное ругательство, гриффиндорка опустила ноги в тапочки и поплелась к окну. На подоконнике сидела уже знакомая ей ушастая сова, осуждающе глядя на нее своими огромными, словно два блюдца, глазами. Со скрипом отворив окно, девушка впустила нежданную гостью, поморщившись от холодного воздуха, который вихрем влетел в комнату. Усевшись на спинке стула, сова деловито протянула Гермионе когтистую лапу, к которой был привязан небольшой пергамент, и слегка ущипнула ее палец, требуя угощения и оплаты своих услуг. Пошарив у себя в столе, девушка недовольно протянула ей печенье, а потом достала из сумки несколько кнатов, положив в кожаный чехольчик на место письма. И, наконец, прочла послание. «Уважаемая мисс Грейнджер! Был очень рад узнать, что Вы решили возобновить свое обучение в Хогвартсе и пребываете в добром здравии, хотя радость эта и омрачилась присутствием человека, принесшего мне эту благую весть. Признаюсь, я был крайне удивлен желанием мистера Малфоя преподнести подарок именно Вам, и со своей стороны, несмотря на былые разногласия, постарался оказать ему всяческое содействие в этом вопросе. Рад, что мои усилия не пропали даром, и палочка признала в Вас свою хозяйку. Искренне надеюсь, что она будет служить Вам верой и правдой, и Вы сумеете обуздать ее безудержный темперамент. Что касается ее цены, Вы верно предположили, она действительно превышает стоимость обычных волшебных палочек, и объясняется это тонкостью работы и инкрустации, а также весьма редкими и дорогостоящими материалами, использовавшимися для её изготовления. Мистер Малфой заплатил за нее шестьдесят пять галеонов тринадцать сиклей и двадцать пять кнатов и был весьма доволен приобретением. Надеюсь, что сумел Вам помочь. Искренне Ваш, Гаррик Олливандер». — Шестьдесят пять галеонов тринадцать сиклей и двадцать пять кнатов, — сминая письмо, проговорила девушка. — Да это маленькое состояние, она в пять раз дороже той палочки, что покупала я. Сумма действительно была внушительная, особенно для людей, только что переживших войну. Это почти вдвое меньше, чем сама Гермиона получила от Министерства Магии в награду за ее героический подвиг в борьбе с Волан-де-Мортом, и чтобы расплатиться с Малфоем за этот непрошенный подарок, она должна была снять со счета в Гринготтсе едва ли не все свои сбережения. И все же оставаться у него в долгу не было никакого желания. Не такой Малфой человек, чтобы делать бескорыстные подарки, и хоть в полной мере разгадать его замыслы девушка не могла, но и позволять ему с собой играть тоже не желала. Так или иначе, но она заставит его принять эти деньги. Написав письмо гоблинам Гринготтса с просьбой выслать ей необходимую сумму, Гермиона решила злоупотребить услужливостью своей ушастой гостьи, направила послание с совой Олливандера, наскоро оделась и спустилась в главный зал. На удивление занятия пролетели, как одна минута. Казалось, только-только началась трансфигурация, а в следующий миг уже профессор Слизнорт давал им домашнее задание, заканчивая последний урок. Так же легко и беззаботно пролетел обед и тренировка по квиддичу, на которую Гермиона решила прийти, чтобы поддержать друзей, а через час после этого девушка уже стояла на пороге величественного и столь ненавистного прежде особняка, прижимая к груди медальон, что вручил ей Люциус. — Я еще пожалею об этом, — проговорила Гермиона, дергая дверь на себя. Не заперто. Несколько раз постучав, чтобы известить обитателей особняка о своем присутствии, девушка смело шагнула вперед. «А что, если это очередная ловушка? Что, если на тебя сейчас нападут и попытаются убить?» — с неудовольствием подметил внутренний голос. «Я так не думаю. Чтобы избавиться от меня, Малфою достаточно прекратить мне помогать. К тому же, он жаждет найти библиотеку так же, как и я. Нет… на мою жизнь он покушаться не станет, по крайней мере, пока», — впрочем, у Гермионы был еще один аргумент, который она не смогла озвучить даже мысленно. В последнее время они проводили столько времени вместе, столько всего пережили, что девушка невольно начала проникаться к нему доверием, хотя и понимала, что это несколько опрометчивый поступок. Но… все-таки она решила рискнуть, точнее, ее сердце решило рискнуть и дать Люциусу Малфою второй шанс. — Здесь есть кто-нибудь? — практически прокричала она, входя в малую гостиную. — Проклятие на ее голову! Грязнокровка, грязнокровка осквернила эти стены, грязнокровка переступила порог Мэнора. Позор. Позор, — целая какофония недовольства прозвучала с картин, на которые сбежались, казалось, обитатели всех портретов в особняке. — Уходи, уходи отсюда грязное отродье. Убирайся! — Гермиона досадливо прикусила губу, неужели всю свою жизнь, входя в так называемые высшие круги, она будет обречена ловить на себе эти испепеляющие, наполненные презрением взгляды. Аристократы, вроде бы «сливки общества», а ведут себя как невоспитанные дикари. — Абраксас, — сказала какая-то престарелая женщина, обращаясь к высокому пожилому волшебнику, облаченному в темно-зеленую мантию, поверх которой золотилась огромная цепь, — это твой сын притащил в дом эту грязь, — она указала трясущимся пальцем на портключ, который девушка повесила на шею. — Ты плохо воспитал его. Позор, позор на головы всех Малфоев. Ты плохо воспитал его, раз он забыл о наших семейных ценностях. Как он мог?! Уходи отсюда. Прочь, мерзкая магла. Не оскверняй это место своими ногами. — Гермиона перевела взгляд со старухи на волшебника, который, по всей видимости, был отцом Люциуса. Он взирал на нее так, как никогда не смотрел Люциус, как не умел смотреть Драко — это была почти осязаемая ненависть, застывшая в холодных серых глазах, словно лед. И этот взгляд леденил ее душу, заставляя волосы на спине встать дыбом, но рта волшебник так и не раскрыл. Видимо, посчитал разговор с ней ниже своего достоинства. — Убирайся! Убирайся отсюда, — прокричала еще одна дама с соседнего портрета, и голос этот был настолько противен, что Гермиону передернуло. Не желая и дальше выслушивать эти оскорбления, девушка набросила на портреты чары немоты и двинулась вперед. Люциус сказал, что библиотека в ее полном распоряжении, но где она находилась? Выйдя из комнаты, она прошла по коридору первого этажа, остановившись у стрельчатых дверей в большую гостиную, и с нескрываемым трепетом воззрилась вглубь комнаты, на то самое место, где не так давно ее пытала Беллатриса Лестрейндж. В одночасье собственные крики ворвались в ее разум, и девушка прижала ладони к ушам, чтобы заглушить крик памяти. Глупо. Очень глупо было сюда приходить. В этом месте оживали все ее затаенные в глубине души кошмары, те самые, что заставляли ее постоянно набрасывать на свою комнату заглушающие чары, чтобы никто не узнал о ее тайне. Нет, находиться здесь было выше ее сил. Развернувшись, она пробежала по коридору, не обращая внимания на презрительные взгляды с портретов, и уже хватилась за дверную ручку, чтобы выскочить в сад, но голос Люциуса, прорвавшийся сквозь паническую завесу, заставил ее остановиться. «Хотите спать спокойно, выиграйте еще одну войну. Победите свой страх». Дело было вовсе не в библиотеке. Это действительно могло подождать окончания слушания. Существовала лишь одна причина, по которой Малфой отдал ей портключ и отказался сопровождать ее, ссылаясь на занятость. Он на самом деле хотел, чтобы его компаньонка встретилась со своим внутренним демоном один на один, чтобы победила свой ночной кошмар. И если она сейчас убежит, этот страх до конца дней тенью будет влачиться за ней, лишая покоя. Она должна встретиться с призраками этого дома и освободиться от ужаса, что сковывал ее по рукам и ногам, когда в памяти всплывала та нестерпимая боль, то унижение, те слезы. Аккуратно прикрыв дверь, девушка вновь вернулась в ту комнату, опустившись на кушетку у самой двери, и осмотрелось. Казалось, с тех трагических дней здесь ничего не изменилось: та же роскошная мебель, древние гобелены на стенах, та же люстра, вновь сияющая золотом под потолком, но вот атмосфера... Она изменилась. Здесь стало легче дышать, посветлело, словно сами хозяева дома стремились избавиться от воспоминаний о тех событиях, очищая свой дом от мрака, что царил здесь во времена тирании Темного Лорда. — Хозяин был прав. Хозяин сказал, что молодая мисс не уйдет, — пискнул кто-то за спиной. Гермиона быстро повернулась, инстинктивно выхватив волшебную палочку из потаённого кармана, и нацелила ее на несчастного домовика, свернувшегося от страха на полу. — Прости, я не хотела тебя напугать, — убирая палочку, проговорила девушка. — И где сейчас твой хозяин? — Мастера Люциуса здесь нет. И мастера Драко тоже. Молодая мисс — единственная волшебница в этом доме. Хозяин наказал Лори провести молодую мисс в библиотеку после того, как Вы посетите эту комнату. «Он знал. Знал, что я приду сюда». — Да, конечно. Я как раз немного заплутала, — поднимаясь с места, уже вслух проговорила Гермиона. — За мной, Лори проведет. Лори все сделает, — залебезил перед ней домовик и вприпрыжку поскакал по коридору. Пройдя через галерею, они спустились по небольшой лесенке и перешли в южное крыло особняка. Всю дорогу Гермиона не могла избавиться от мысли, что она оказалась в каком-то музее, ибо всюду ее взгляд наталкивался на мраморные скульптуры, средневековые доспехи, дорогие масляные картины в позолоченных рамах и стеклянные стеллажи, внутри которых были выставлены артефакты. И хоть не было здесь той вычурной роскоши, которой в дневные часы блистала резиденция Агиларов, девушка понимала, что над оформлением этих помещений трудился истинный профессионал, обладающий тонким вкусом и баснословным бюджетом. Анфиладу комнат соединяли высокие двустворчатые двери из натурального дерева, украшенные затейливой резьбой и золочеными ручками. Она тянулась вдоль южной стены особняка, так что в огромные стрельчатые окна практически весь день падал яркий солнечный свет, создавая ощущение лёгкости и изящества, что составляло поразительный контраст с тяжёлой обстановкой северной части особняка. Здесь каждая зала была обставлена в особом, одной ей присущем стиле, соответствующем различным эпохам и странам. Красота, утончённость и неприкрытая роскошь царили повсюду… Была здесь и комната для чаепитий, оформленная на азиатский манер; и кальянная, хранившая на себя отпечаток Древнего Востока; и бильярдная, строгостью оформления напоминавшая кабинет; встретилось на их пути еще и несколько гостиных; и столовая, оформленная в стиле высокого барокко, и огромный бальный зал; и, наконец, библиотека, лишь взглянув на которую, Гермиона окончательно поняла, почему Малфой с такой гордостью отзывался о ней. Она была огромная, в четыре яруса высотой, и занимала целую башню мэнора. Воистину, такому кладезю знаний мог позавидовать любой институт и магловские монархи, и даже сам Ватикан, славившийся на весь мир самым большим собранием сочинений. Войдя туда, Гермионе показалось, что эту библиотеку уместней сравнить с городом знаний, сокрытым от глаз недостойных. На высоких, покрытых пылью полках стояли книги, возраст которых насчитывал не одну сотню лет. Девушка пробежала пальчиками по корешкам, невольно почувствовав гнет прожитых Малфоями поколений. Судя по всему, предки Люциуса, да и сам он, потратили не один век на то, чтобы найти и собрать все эти книги под одной крышей. Чего здесь только не было! Темномагические гримуары и глиняные скрижали со светлыми заклинаниями мирно соседствовали с трудами древних магловских мыслителей; современные научные исследования магов в областях травологии и зельеваренья стояли прямо против схоластических учений магловских священников и заметок прославленных инквизиторов; любовная лирика делила полки с точной наукой; поэзия — с трудами алхимиков и оккультистов. Здесь были десятки… нет, скорее сотни тысяч книг, и все расставлены в порядке, известном, пожалуй, лишь хозяину поместья. «Удивительно, при всей ненависти Малфоя к маглам, здесь так много магловской литературы», — подумала девушка, блуждая меж стеллажей. «Зачем ему эти книги? Он наверняка даже не собирался их читать», — девушка вытянула с полки небольшой фолиант в кожаном переплете, который оказался сборником заклинаний индейцев, затерявшимся среди книг по мифологии народов мира. «Черт, да как здесь можно хотя бы что-то найти. Это катастрофа. Никакой структуры и упорядоченности». В самом центре огромного помещения был оборудован уголок для чтения. Возле камина стояли несколько удобных диванчиков, у основания коих расстилалась пушистая медвежья шкура; рядом находилось несколько низеньких столиков с серебряными подсвечниками, а прямо за ними расположились два письменных стола — все для удобства хозяев, которые, судя по всему, не часто наведывались в эту святая святых. — Молодая мисс желает что-нибудь? Лори должен быть гостеприимным, — пролепетал домовик так, будто не понимал всего величия этого места. Она тут восхищается книгами, которых, возможно, во всем мире не сыскать, а он ей про еду вещает. Вот был бы сейчас на месте Гермионы Рон, наверняка бы приободрился. — Нет, благодарю, — усаживаясь в кресло, проговорила Гермиона. — Акцио протоколы аукционов, — девушка взмахнула палочкой, и через пару секунд перед ней появилось несколько внушительных фолиантов, благо, хоть рассортированы они были по векам. Выбрав нужные, она сложила на пол остальные. — Акцио подшивка газет девятнадцатого века, — а вот дальше девушка призадумалась. Малфой сказал, что она может посмотреть записи его деда и прадеда, но как призвать эти дневники, если она не знала имен родичей Люциуса? — Лори, — девушка оглянулась на домовика. — Да, Лори готов служить молодой мисс. — Скажи, как звали деда и прадеда Люциуса Малфоя. — Прадеда господина звали Праймус Малфой, а деда — Эуронд, — пискнул домовик. — Спасибо, — Гермиона коснулась плеча Лори, и несчастный тут же сжался в комок, ожидая получить привычную оплеуху. У гриффиндорки даже сердце сжалось от жалости. — Акцио хроники Праймуса и Эуронда Малфоев, — тут же перед ней предстали заключенные в твердые переплеты дневники, а так же десятка два пожелтевших свитков. Устало оглядев объем предстоящей работы, девушка обложилась книгами и погрузилась в чтение, даже не заметив, как часы у входа пробили полночь, потом — час ночи, а потом и два, и три. Стоило сказать, что предки Люциуса были весьма педантичны, описывая не только сами аукционы и свои приобретения, но еще прочие лоты, выставленные на торги и не вошедшие в семейные коллекции. Правда, и того, что они приобретали, хватило бы на обустройство целого музея. Даже не верилось, что такие древние и ценные реликвии просто пылились в какой-нибудь забытой комнате без дела. Навсегда покинувшие историю артефакты. Жалко. Просто до слез. Проведя почти целую ночь в поисках, Гермиона десятки раз теряла надежду что-то отыскать. Только ей казалось, что она вот-вот найдет ценную зацепку, ее ждало очередное разочарование. В этом мучительном поиске прошел и второй вечер, и третий. За это время она сумела найти несколько вырезок, касающихся интересующих ее событий, а также отыскать след венца на аукционе во Франции в конце девятнадцатого, где его приобрел некто Альфонсо де Вега, а дальше ничего… вплоть до покупки его Базилио Агиларом на торгах в Венеции. Отодвинув от себя аукционные записи, девушка потерла слипающие от усталости глаза, но тут же взяла себя в руки и подтянула к себе очередную подшивку газет. Так прошел еще час, а за ним и второй. — Как продвигаются Ваши изыскания, мисс Грейнджер? — голос Малфоя прозвучал внезапно, словно раскат грома. Гермиона едва не подпрыгнула на диване от неожиданности, а сердце так и ушло в пятки от страха. — Что за глупая привычка подкрадываться со спины? И вообще, что Вы здесь делаете? — пытаясь взять себя в руки, проговорила девушка. — Удивительно это слышать, учитывая то, что я у себя в доме. Впрочем, мои опасения были напрасны, я вижу, что Вы здесь прекрасно устроились. Даже излишне говорить, чтобы Вы чувствовали себя как дома, — он оглядел девушку, с ногами забравшуюся в большое кресло и завернувшуюся в плед. Рядом с ней стоял кофейник с горячим шоколадом и несколько булочек. Определенно эльфы проявили к ней излишнее гостеприимство. — Я… не это имела в виду. Думала, что Вы будете заняты подготовкой к слушанию в ближайшие дни. — Вам не хуже меня должно быть известно, что от монотонных лекций мисс Дюбурже хочется себя убить, — усмехнулся Малфой, ставя на столик рядом с Гермионой бутылку вина и два бокала. — Мой подвиг длился три долгих дня, по итогам которых я пришел к выводу, что даже свобода мне не так желанна, как минута тишины без ее нудных наставлений, — гриффиндорка тихо хихикнула. — Угощайтесь, — он протянул ей бокал, в котором плескалась кроваво-красная жидкость. — А я думала, что Вы храните верность огневиски, — проговорила Гермиона, принимая стакан из его рук. Люциус на миг поджал губы, вглядываясь в лицо своей собеседницы, словно пытался понять, желала ли она напомнить ему о том похмельном уроке, но, не уловив завуалированной издевки в ее словах, спокойно ответил: — После непримиримых разногласий в наших отношениях мы решили оформить развод, — его губы тронула едва заметная улыбка, он отсалютовал ей бокалом, опускаясь на диван подле нее, — за удачу нашего предприятия! — Нет, лучше за Ваше освобождение. — Удивительно слышать такие слова от той, кто меньше года назад желал упрятать меня в самую грязную камеру Азкабана, — усмехнулся Люциус, не сводя глаз с девушки. — Что же сподвигло Вас к тому, чтобы поменять свое мнение? — А кто Вам сказал, что его поменяла. Я считаю Вас таким же мерзавцем, как и прежде. Ну… может, чуть-чуть лучше, — Гермиона подарила ему шутливую улыбку, — просто мне хочется думать, что Вы встали на верную тропу и пытаетесь измениться к лучшему. — С чего бы мне меняться? — делая глоток, усмехнулся Люциус, — я себе нравлюсь и таким. — Прежний Люциус Малфой пустил бы такую, как я, на порог только в качестве рабыни, — Гермиона со звоном чокнулась с его бокалом и сделала глоток. — Прежнего Люциуса Малфоя не связывал с Вами договор, — таким же тоном отказался мужчина. — Снимите розовые очки, мисс Грейнджер, в каноне жизни я персонаж отрицательный. Впрочем, женщины от этого в восторге. — Поразительная самоуверенность, — равнодушно подметила Гермиона. — Должна сказать, что у Вас мастерски получается восхвалять свой нарциссизм. — Поверьте, я мастерски делаю не только это. Итак, что Вам удалось найти по нашему делу? Докажите мне, что я не зря впустил Вас в свой дом, — прерывая их словесную дуэль, произнес Люциус. — Немного, но и этого хватит. Из газет, — девушка подвинула ему ближайшую подшивку, заложенную на середине, — я узнала, что чуть больше ста лет назад один драконоборец, Олаф Кадар, убил в Скандинавских горах пару драконов. — И что с того? — пробежавшись глазами по заметке в газете, проговорил Люциус. — Драконов убивают достаточно часто. А в те времена это был очень доходный промысел. — Сам по себе случай ничем не примечательный. Согласна. Однако есть два «но». Если верить запискам Вашего прадеда, не прошло и полугода, как венец Гвиневры выставили на аукционе во Франции. И еще, просмотрев жизнеописание рыцарей Круглого стола, я узнала, что после смерти короля Артура один из его ближайших соратников, сэр Агравейн, отбыл на драккаре викингов в северные земли и вернулся обратно по прошествии двух месяцев. — Вы полагаете, что он вывез венец Гвиневры по приказу Мерлина и спрятал его где-то в горах? — Теоретически это допустимо. Ведь и меч Артура был вывезен на исконную родину в Италию, а рубины для короны добывались в копях Норрланда. Как Вы любите говорить: «Ряд совпадений — уже закономерность». Во всяком случае, это зацепка. И неплохая. — Согласен, — кивнул Люциус. — Вам удалось выяснить, где драконоборец сразил дракона? — Точно это неизвестно, — Гермиона подошла к столу, на котором была расстелена карта Скандинавского полуострова. Люциус направился следом, вставая за ее спиной. — Исходя из заметок в газетах, которым сложно доверять, это произошло где-то на северных отрогах гор, — девушка очертила пальцем несколько квадратных километров на карте. Пока что, это все. Я продолжу изучать архивы, может, где-то найдется более подробная информация. — Не стоит, я почти уверен, что нам сюда, — он опустил кончик волшебной палочки на карту. — Откуда Вы знаете? Здесь же нет ничего примечательного, — Гермиона стала внимательно вглядываться в отмеченную на полотне точку. — Уточнение — здесь ничего нет сейчас, но тысячелетия назад, если верить скандинавским мифам, в этом месте находился так называемый город мертвых драконов. Веками маги, населявшие те края, верили, что после смерти крылатые исполины слетаются туда и превращаются в камень. А великие горы — это на самом деле их окаменевшие тела. Вот это место, «Хребет Прародителя», самая высокая точка в горах. Он достаточно велик, но начать стоит отсюда. — И город драконов как раз находится на этом хребте? — Это всего лишь легенда, которой нет никаких подтверждений, но люди того времени были весьма суеверны и соорудили там капище, где поклонялись драконам, желая заполучить их силу. Конечно, сказки сказками, а доподлинно известно одно: в тех местах было достаточно крупное гнездовье, пока крылатые твари не начали терроризировать округу и местные маги не объявили им войну. — Тогда догадка верна. Мерлин мог направить сира Агравейна туда, чтобы спрятать венец. — Всем известна любовь драконов к золоту. Лучшей охраны для такой реликвии и придумать сложно, если ковчежцы и сокрыты в тех горах, то мы на верном пути. Здесь есть несколько книг, думаю, что смогу точнее определить положение этого святилища, чтобы нам не пришлось трансгессировать наугад. — А гнездовье… оно до сих пор там? — Ну, если верить этой желтой газетенке, то сто лет назад там было, по крайней мере, два дракона. Возможно, последние защитники. Я думаю, мы ничего не потеряем, если наведаемся туда завтра. В пять часов вечера я буду ждать Вас в условленном месте. И сделайте мне одолжение, мисс Грейнджер, не опаздывайте. — А как же слушание? — Оно только через два дня. К тому же, завтра мне понадобится Ваша помощь. — Это будет исторический момент. — Не обольщайтесь, раз уж Вы стали моей соучастницей, нужно будет вернуть браслеты. Согласитесь, возникнет много лишних вопросов, когда мракоборцы не найдут их на моих запястьях. — Хорошо, — кивнула Гермиона, допивая свой бокал. — Вы не против, если я воспользуюсь каминной сетью? Мне пора возвращаться. В ответ Малфой лишь слегка кивнул, разглядывая карту, и Гермиона, простившись с ним, подошла к камину, зачерпнула горсть летучего пороха и четко произнесла: «Три метлы». На мгновение комнату озарила вспышка зеленого пламени, и ее хрупкая фигурка исчезла, а вместе с ней, казалось, и жизнь покинула этот дом. Кругом воцарилась такая гнетущая тишина, которой Люциусу не приходилось слышать даже ночью на кладбище. Стены родного дома начали давить на него, заставляя ощущать себя песчинкой в океане одиночества, и чем дольше он стоял в центре огромного зала, тем сильнее становилось это чувство. Прежде дом был иным, наполненным теплом и жизнью, а сейчас словно перенял мрачное настроение своего хозяина. И хоть эльфам удалось вымести отсюда тлен и пыль, запалить камины, избавившись от сырости, но вот прогнать отсюда дух обреченности им было не под силу. Не будет здесь больше теплых семейных вечеров, возможно и Драко после окончания Хогвартса выберет себе другое жилье. И что тогда останется самому Люциусу? Холод стен, череда любовниц, горькая память и чистокровные принципы, которые он будет лелеять в своей душе, как оплот аристократических ценностей. Ценностей, которым грош цена в современном обществе. Это был крах целого мира, его мира, захваченного грязной кровью. Все, кто разделял его интересы, были обречены загнивать в могиле или в Азкабане, иные успели сбежать из страны. А он… неужели он избежал тюрьмы лишь для того, чтобы обречь себя на затворничество в родовой твердыне? В это верить не хотелось, но в то же время и тот, другой путь, что открывал для него новые возможности, был ему отвратителен, ибо ступив на него, он будет вынужден признать, что вся его жизнь была ошибкой. И сейчас он пытался... искренне пытался найти золотую середину, но не мог. Внезапно ему нестерпимо захотелось вернуться в свою небольшую комнату в Хогвартсе, где его одиночество так не бросалось в глаза, где жизнь бурлила, как откупоренная бутылка шампанского, которую хотелось пить, пока не наступит блаженное опьянение. Получался какой-то глупый парадокс — он презирал преподавание, но в то же время ощущал какое-то постыдное для самого себя удовольствие от этой деятельности. Как бы то ни было, находиться здесь, в одиночестве холодных стен, ему было невыносимо, поэтому взяв с полок несколько книг со скандинавскими легендами и историю магической Норвегии, Люциус последовал примеру Гермионы и секунду спустя вышел из камина в собственной комнате в Хогвартсе.***
Ровно в пять Гермиона подошла к аппарационному барьеру Хогсмида, где ее по сложившейся традиции уже ждал Люциус. Облокотившись на ствол старого дуба, мужчина покручивал в руках волшебную палочку, — что удивительно, на этот раз без трости — но, услышав за спиной приближающиеся шаги, резко обернулся, оглядывая свою спутницу с таким видом, будто покупал на торгах новую кобылу. — Вы собираетесь в этом идти? — презрительным тоном произнес он, оглядывая ее старенькое пальто. — Мы собираемся не на бал, мистер Малфой, — огрызнулась Гермиона. — Вот именно. В горах будет холоднее, — он демонстративно накинул на голову подбитый мехом капюшон и натянул на руки перчатки. — Я наложила на него согревающие чары. — Как знаете, — Люциус равнодушно пожал плечами, подавая Гермионе руку. И она тут же, ставшим уже привычным движением, потянулась ему навстречу и прижалась к груди. В тот же миг ее завертело в пространственном вихре, перед глазами зароились черные точки, а потом девушка почувствовала сильный толчок и удар холодного ветра в лицо. Ощущение было такое, словно их только что изрыгнул из пасти какой-то монстр, страдающий от несварения желудка. И все же это было не так неприятно, как перемещаться вместе с Роном и Гарри. Видимо, молодость и нехватка опыта друзей давали о себе знать, поэтому гриффиндорка всегда с опаской относилась к парной трансгрессии. Когда приходилось прибегать к подобному способу перемещения, она предпочитала роль ведущей в связке, но с Люциусом было иначе… с самого начала он поставил себя так, что ей пришлось свыкнуться с положением ведомого, и эта роль пришлась ей по вкусу. Не считая трансгрессии в Италию, где Малфой сознательно устроил ей выворот желудка, желая отплатить за шоу с переодеванием в магловское тряпье, Люциус был очень внимателен к ней: не устраивал бешеных гонок и не растягивал путешествие, всегда придерживал ее при приземлении и давал время отдышаться, прежде чем выпустить из своих рук. Сама того не осознавая в полной мере, Гермиона вскоре начала воспринимать парную трансгрессию с ним как сокровенное мгновение, принадлежавшее лишь им. Пусть не вполне приятное по своей природе, но достаточно интимное по сути. Открыв глаза, девушка перевела дух и огляделась. Они стояли на гребне заснеженного горного хребта, окрашенного кровавым заревом заката, а вдали на самой вершине горы виднелось нерукотворное чудо природы, представлявшее собой нечто похожее на окаменевший скелет какого-то древнего монстра. Остроконечные скалы напоминали огромные кривые ребра, а лежавшая подле них каменная глыба — голову с раззявленной пастью. Неописуемое зрелище, от которого по спине начинали танцевать десятки мурашек. — Нам туда, — отстранившись от Гермионы, произнес Люциус. — А поближе мы трансгессировать не могли? — Здесь мощный аппарационный барьер. Это ближайшая точка. — Ну, что ж, значит, с пунктом назначения не ошиблись, — девушка попыталась сделать шаг вперед, но тут же по колено провалилась в снег, инстинктивно вцепившись в руку Люциуса. — Мы так не пройдем, — пискнула она, — Заклятие легкого шага? — Очевидно, — Малфой взмахнул волшебной палочкой, указав на свои ноги, и в одночасье с ее кончика сорвалось голубоватое сияние, окутавшее ботинки. Свет погас так же неожиданно, как и появился. Мужчина опасливо сделал первый шаг: едва подошва коснулась снежного наста, в разные стороны от нее расползлось магическое поле, которое исчезло в тот момент, когда Люциус поднял ногу для очередного шага, а потом появилось вновь от соприкосновения с ледяной коркой. — Одной проблемой меньше, — сильнее надвинув на глаза капюшон, проговорил колдун, и слегка согнувшись, чтобы уменьшить сопротивление ветру, пошел вперед. Гермионе не осталось ничего, кроме как последовать его примеру. Поначалу они двигались довольно быстро. Но скоро горный хребет начал круто подниматься вверх, что заметно осложнило дорогу. Во многих местах их путь перегораживали упавшие камни. Вечерело. Черноглазая темень заволокла округу, а порывистый ветер пронизывал до костей, да так, что никакие согревающие чары не помогали. Часа через два они вышли на небольшую площадку, после которой тропа проходила вдоль отвесной скалы. Громадина горы нависла над ними во мраке, а справа их подстерегала чернеющая пустота, где зиял обрыв. Поднявшись еще немного, Гермиона остановилась, сжавшись едва ли не в комок, чтобы сохранить остатки тепла. Что-то мягко скользнуло по ее щеке, оставив мокрую дорожку на коже. Посветив заклятием перед собой, гриффиндорка увидела несколько снежинок, застывших на синем рукаве, а вскоре с неба посыпался снег. И глядя перед собой, девушка уже с трудом различала темную фигуру Люциуса за этой непроглядной стеной. Казалось, сама природа взбунтовалась против нежданных гостей, желая защититься от их посягательств. — Не нравится мне все это, — проговорила она, догоняя своего спутника. — Не спорю. Такой снегопад хорош, когда наблюдаешь за ним через окно, сидя у камина с бокалом бренди в руках. — Малфой остановился. Снег густо усыпал капюшон его мантии, лежал на плечах двумя небольшими сугробиками, под ногами тоже намело уже по щиколотку. — Как будто что-то не пускает нас дальше, — дрожа всем телом, проговорила девушка, дыша на заледеневшие пальцы, которых она не чувствовала под перчатками. — Не удивлюсь, если так оно и есть. — Черт, это должно было быть испытание огнем, почему же так холодно, — пискнула гриффиндорка, в очередной раз счищая с себя снег и набрасывая греющие чары. — Потому, что горы никому не оказывают теплого приема, — Люциус подошел ближе к ней и, распахнув свою мантию, привлек девушку к себе. Так было определенно теплее. Обоим. Правда, никто из них не отважился в этом признаться. — Может, повернем назад, — проговорила Гермиона, уткнувшись носом в его грудь. — Оденемся теплее и вернемся после слушания. — Как бы тепло Вы ни оделись, теплее Вам не станет. Нас наказывает не природа, а магия. Это очередное испытание. Если повернем назад, нам не дадут вернуться сюда снова. Точно так же, как мне не дали вернуться во дворец Титании. Уверены, что хотите повернуть? — Нет, — прошептала девушка, прижимаясь к нему так сильно, словно хотела забрать у него все тепло. С каждым разом согревающие чары действовали все хуже, словно холод здешних мест вытягивал их, как вампир. А через некоторое время они перестали работать вовсе, нейтрализованные какой-то высшей магией. Вот тут-то Гермиона и пожалела, что они не повернули назад тогда, когда это было возможно. «Черт, это же не поиск крестражей, это просто увлечение. Захватывающее, полное приключений, но все же увлечение. Оно не стоит того, чтобы терпеть такие муки и уж тем более расставаться с жизнью. Малфой был тысячу раз прав, когда говорил, что меня влечет опасность, а такая тяга до добра не доводит», — она мысленно отругала себя, правда самообладание изменило ей лишь на миг, в следующую секунду ее боевой дух восстал из пепла, будто феникс, и она вновь была готова сносить все каверзы треклятой судьбы. Пока они стояли, ветер немного поутих, а снегопад поредел. В воздухе вальсировали лишь редкие снежинки. Передохнув, путники снова ринулись вперед, но, не одолев и полумили, вынуждены были остановиться снова. Вокруг разразился настоящий буран. Ветер свистел, а снег больно сек лица, налипая на ресницах. Гермиона шла с закрытыми глазами, прижимаясь к Малфою левым боком и позволяя себя вести, но каждый шаг давался с большим трудом. Казалось, что они в пути уже целую вечность. Даже Люциус, более выносливый физически, и то постоянно спотыкался, сопровождая каждый неудачный шаг бранью. Дойдя до крутого поворота горного серпантина, оба остановились, как по команде, ибо темноту прорезал поистине жуткий звук, напоминающий нечто среднее между воем и отчаянным криком. — Что это? — Гермиона сжала ручками ворот его сюртука. — Ветер завывает в трещинах скал. — А если серьезно, — Гермиона попыталась поднять голову, чтобы взглянуть ему в глаза, но ударилась о подбородок Малфоя. — Если серьезно, то понятия не имею, но, судя по звуку, ничего хорошего, — Люциус оправил мантию, чтобы под нее не задувал холодный ветер, и прижался спиной к скале, потянув девушку за собой. — Знаете, когда мы искали крестражи, — тихо проговорила Гермиона, — больше всего я боялась, что мы погибнем или попадем в лапы Волан-де-Морта, где нас замучают до потери рассудка. Смерть всегда страшит, особенно когда пожить толком не успел, — при упоминании этого имени спина Люциуса напряглась, как гранитная скала. И девушка поймала себя на мысли, что отдала бы все на свете, лишь бы посмотреть ему в глаза, но мужчина лишил ее этой возможности, сильнее уперев подбородок в ее макушку. — Но сейчас понимаю, что это не самое страшное. — Вот как? И чего же Вы боитесь сейчас? — Что мы погибнем, и никто даже не узнает об этом, мы не падём жертвами тирании, мы просто пропадем без вести. В прессе наверняка появится гнусная статейка Риты Скиттер о том, что Пожиратель смерти похитил героиню войны, желая отомстить за господина. Или что любовники, страшащиеся общественного порицания, бежали из страны, чтобы начать жизнь с чистого листа там, где нет классового и кровного деления. С нее станется написать такую откровенную ложь. А правды так никто и не узнает. — Почему Вы заговорили об этом? — Не знаю… просто… — она тут же запнулась. — Вы думаете, что мы не вернемся? — притворно усмехнулся Люциус, хотя его и самого в какой-то момент посетила эта мысль. — Вы не побоялись бросить вызов Темному Лорду, а сейчас Вас до ужаса пугает обычный снег? — Я не боялась Волан-де-Морта, я была в ужасе. И перед ним, и перед Вашей безумной своячницей. — Но все же в правильности своего выбора тогда Вы не сомневались. — Тогда у меня не было выбора. Если бы на войне Хогвартс пал, Вы бы собственноручно подписали мне и остальным маглорожденным волшебникам смертный приговор. И не говорите, что было бы иначе. — Хорошо, не буду, — шутливо ответил мужчина. Гермиона дернула головой, намеренно ударив его по подбородку в тот момент, когда он уже собирался раскрыть рот, чтобы что-то добавить. Прикусив язык, Люциус выругался, до боли сжав ее плечи. — У Вас скверное чувство юмора. — Лучше скверное, чем никакое, — выдохнула девушка ему в шею. Они стояли, прижавшись к скале, которая слабо, но все же защищала от ледяного ветра, однако снег падал все гуще, делая невозможным дальнейший путь. Кругом было темно, и с каждой минутой Гермиону все сильнее клонило в сон. Похоже, девушка даже задремала, потому что вдруг ощутила, как по всему телу разливается приятное тепло, почувствовала рождественский запах ели, услышала приятный треск дров в камине, а потом и голос матери: «Гермиона, девочка моя, поставь гуся и печеный картофель на стол. Гости скоро приедут. Ты разложила подарки?» «Мамочка, мамочка моя, я так устала, я так хочу спать», — с трудом ответила гриффиндорка, почувствовав, как её встряхивают сильные руки. В одночасье она охнула и проснулась, с недоумением уставившись на Люциуса. — Зачем Вы это сделали? Пустите, мне больно. — Не спите, разговаривайте со мной, Гермиона, — еще раз встряхнув девушку, да так, что у нее голова едва с плеч не слетела, произнес маг. — Уснув сейчас, рискуете больше не проснуться. «Говорите… у нас и раньше было не так много тем для обсуждения, а после этих слов вообще все мысли из головы повылетали», — подумала девушка, под мантией двигая закоченевшими от холода пальцами, но в миг замерла, почувствовав, как ее кулачок укрыла ладонь Люциуса, едва теплая, но такая горячая в сравнении с ее собственной. Разжав руку, гриффиндорка подалась чуть вперед, переплетая их пальцы, и устроила голову на его плече, с носом спрятавшись под меховым воротом. Непозволительный поступок, особенно после тех слов, которые Люциус бросил ей в лицо после урока, но сейчас ей было все равно, пусть лучше она потом будет сгорать от злости и чувства ущемленной гордыни, выслушивая его сальные шуточки, чем сейчас превратится в глыбу льда. Впрочем, Малфой, похоже, думал так же — лучше поступиться принципами, чем жизнью. — Нас занесет снегом, если мы что-то не придумаем, — проговорила она. — У меня в кармане фляжка… выпейте. Два глотка. Не более, — развернувшись к нему спиной, Гермиона пошарила в мантии, извлекая небольшую серебряную фляжку, откупорила пробку и принюхалась. В нос сразу ударил резкий запах, и она брезгливо поёжилась. — Что это за мерзость? — Это огненная вода, которую так любят пить гоблины. На вкус такая же отвратительная, как оборотное зелье, но незаменимая, когда не работают согревающие чары. — Едва Гермиона глотнула пахучей жидкости, как ощутила горячий ток в сердце, а сонливость отлетела, словно ее после бани окунули в ледяную воду. Жаль только, что на снегопад креплёная настойка никак не повлияла. Снег валил большими хлопьями, а ветер завывал пуще прежнего. — Нужно идти, — глядя перед собой, проговорила Гермиона. — Настойка закончится раньше, чем буран, и тогда мы тут околеем. — Нельзя идти в такой снегопад, на полметра вперед ничего не видно. И Люмос здесь не поможет. Эта гора, словно прожорливый вампир, чем больше мы пользуемся магией, тем большее она ее поглощает. — Но и остаться тут мы тоже не можем. У нас два варианта: идти вперед или назад. Неверным будет только бездействие, — она сильнее сжала его руку. — Если мы сейчас что-нибудь не сделаем, через пару часов будет уже неважно, кто из нас прав. Не дожидаясь его ответа, Гермиона сделала еще один глоток настойки, высвободилась из оков мантии, и, взмахнув волшебной палочкой, расчистила тропу от снега, практически ползком двигаясь вперед. Острые снежинки хлестали ее по щекам, словно тысячи маленьких игл, слезы замерзали прямо на ресницах, но она не сдавалась, упрямо шла вперед, по возможности прикрываясь магическим щитом. Обогнув острый выступ в скале, девушка проползла еще около сотни метров, когда заметила неглубокий грот в расщелине между камнями и скользнула внутрь. Люциус присоединился к ней минут через десять и тут же запечатал вход, создав прозрачную ледяную стену. — До утра мы не двинемся с места, мисс Грейнджер, — раздраженно сказал он, расположившись в глубине пещеры. Гермиона же, наоборот, встала у выхода, устало наблюдая за танцем снежинок. — Я должна Вас поблагодарить, мистер Малфой, — ее голос прорезал тишину. — За что? — За то, что помогли мне побороть страх перед собственными воспоминаниями. Я знаю, что Вы специально направили меня в мэнор одну. — Вы пытаетесь увидеть то, чего нет. Я не пошел с Вами из-за того, что у меня были важные дела, к тому же, исследовательская работа мне скучна, — глядя сквозь нее, ответил Люциус. — А говорите Вы мне это все лишь потому, что Вам страшно. — Вы сами просили меня говорить. — Но это не значит, что я готов слушать этот бред. — Только Вы можете так отзываться об искренней благодарности, — фыркнула она, отвернувшись к стене. Пререкаться сейчас не было ни сил, ни желания. Люциус мог сколько угодно огрызаться и злорадствовать, спорить с ним было бесполезно, но Гермиона узнала его достаточно, дабы понять, что поступки его кричали об обратном. На деле этот человек оказался не так плох, как она полагала. Он не был воплощением зла, лишь шестеркой главного маньяка магической Британии. И пусть пока еще он не готов оное признать, но та стена ледяной ненависти и равнодушия, за которой Малфой всю жизнь скрывал свои истинные чувства, явно дала трещину, оставалось дождаться того момента, когда она падет. «… и не умереть», — добавила про себя гриффиндорка. — Ночь на исходе, — проговорила девушка, — скоро рассветет. — Не обольщайтесь, никакой свет не сможет пробиться сквозь эти тучи. День в этих проклятых горах не светлее ночи, — мрачно заметил мужчина. Гермиона отошла на несколько шагов, вглядываясь в черноту. — Снег почти закончился, и ветер стихает, — сообщила она. — Не будьте таким пессимистом, Малфой, после любой грозы тучи рассеиваются. — Вы говорите так, будто живете не в Англии, — вставая подле нее, ответил Люциус. Выждав еще пару часов, они покинули своё укрытие. Погода действительно улучшилась, казалось, горы сменили гнев на милость, сделав их подъем сносным. Когда путники взобрались на самую вершину, где точно крепость возвышались «каменные ребра» древнего святилища, солнце как раз зависло над ними. Мимо них проплывали пушистые белесые облака, а внизу расстилалась долина, на которую они взирали с высоты птичьего полета, а впереди ждала неизвестность. — Пойдемте, — твердо сказал Малфой. — Не время любоваться здешними видами, — и направился к чернеющему на фоне блестящего снега каменному остову, но едва они переступили незримую границу капища, как их ждало очередное удивление — холод, терзавший несчастных в течение всего подъема, мгновенно отступил, а по телу разлилось приятное тепло. Вот уж и впрямь магическая амнистия, которая пробуждала в душе еще большее беспокойство. С трудом верилось, что это буйство стихии было реальным испытанием на пути к заветной цели, а значит, от этой нежданной «милости» стоило ждать беды. Поражало и то, что на территории этого святилища, находившегося под открытым небом, не было ни снежинки, несмотря на то, что всю ночь бушевал буран. Путники ступали по твердой каменной породе, с опаской глядя на эту древнюю, как сам мир, красоту. Святилище представляло собой углубленный котлован овальной формы, дно которого было тщательно выстлано плоскими булыжниками. Борта тянулись невысокой стеной песчаника, а внешний контур обрамляли закругленные внутрь гранитные «ребра», покрытые черными опалинами и какими-то застывшими в камне подтеками. — Что это? — проговорила Гермиона, касаясь холодной горной породы. — Так плавится камень при воздействии высоких температур. — Драконы, — девушка подняла на него вопросительный взгляд. Люциус утвердительно кивнул. — Значит, это не легенда. — И это не радует, — Малфой вынул волшебную палочку из рукава и повернулся вокруг своей оси. Ни души. — По крайней мере, понятно, что это был за крик в ночи́. В самом центре капища, водруженная на гранитный постамент, стояла тридцатиметровая статуя дракона, расправившего свои исполинские крылья и готовящегося к смертельному броску. Его оскаленная пасть была унизана двумя рядами острых, как бритвы, зубов, а глаза, выполненные из отполированных до блеска кроваво-красных камней, сияли так, словно подсвечивались изнутри. Однако когда они подошли ближе, весь восторг Гермионы сошел «на нет», ибо у подножия статуи лежали целые горы человеческих костей. Черепа таращились на них чернотой пустующих глазниц и скалились так же, как и сам дракон, которому, судя по всему, была поднесена эта жертва. Гермиона перевела взгляд на Люциуса, который с явным недовольством оглядывал статую. Этот взгляд девушка знала слишком хорошо, чтобы понять, что мужчину ввергла в это недовольство отнюдь не картина учиненных здесь ритуальных жертвоприношений. — Что-то не так? — Этому святилищу по меньшей мере полторы тысячи лет, а статуя совсем новая. Ни трещин, ни сколов, ничего. Словно ее водрузили на постамент лишь пару десятилетий назад. — Магия не подвластна времени. Смотрите, — Гермиона указала кончиком волшебной палочки на грудь статуи. Там, где должно было находиться сердце дракона, золотом сияла сфера, точно такая же, как остальные, только со знаком огня на боку. — Не могли бы Вы… — она многозначительно посмотрела на Люциуса, и он, взмахнув волшебной палочкой, приподнял ее над землей, отлеветировав к сфере. — Вообще-то, я имела в виду «Не могли бы Вы достать ковчежец». — Мисс Грейнджер, из нас двоих только Вы в голос кричали о том, что вполне способны справиться самостоятельно, что до меня, я вообще не собирался участвовать в этом предприятии. Тем более на таких ролях. — Тогда зачем пошли? — прошипела Гермиона, пытаясь выковырять золотую сферу. — На озеро Вы пришли, чтобы увериться в том, что я действительно начала поиски библиотеки; в Италию направились со мной из любопытства, но после инцидента в зале мечей Вы зареклись мне помогать. Визит в дом Агиларов без Вас был невозможен, но почему Вы пошли со мной на этот раз? — Наверное, я так же неравнодушен к приключениям, как и Вы. К тому же, может, я желаю получить больше десяти процентов от всех сокровищ библиотеки. — Не переоценивайте собственной значимости, — беззаботно ответила девушка, сумев, наконец, достать сферу. — Есть. Опускайте меня, — когда ее ноги коснулись земли, она спешно убрала сферу в карман. — Ну, могло быть и хуже, — но Люциус, очевидно, ее облегчения не разделял. — Вот именно. Всё прошло слишком просто. С этого обычно начинаются неприятности. Идемте, у меня нет ни малейшего желания здесь задерживаться, — он подхватил ее под локоть и рванул к выходу, но в это мгновение за спиной у них прозвучал похожий на стон выдох, и волосы колыхнуло зловонное дыхание. Застыв на месте, словно каменные изваяния, путники все же нашли в себе силы повернуться, с ужасом глядя на метаморфозы монстра. Красные глаза дракона вспыхнули огнем, камень покрылся трещинами, и из щелей начали прорываться языки пламени, а гранитная корка стала отлетать, являя взгляду черную, как смоль, чешую. Отряхнувшись, ожившая тварь встала на задние лапы, взмахнув крыльями, и издала такой душераздирающий крик, что лишь чудо спасло барабанные перепонки путников. — Беги! — прокричал Люциус, что было мо́чи рванувшись к выходу. Испуганная Гермиона, помедлив с секунду, пустилась за ним, то и дело оглядываясь на возвращенную к жизни тварь. Но стоило им добежать до незримого барьера, как их отшвырнуло обратно в святилище. Тысячелетняя ловушка сработала, мышеловка захлопнулась. Победа или смерть — другого не дано. — Что ж, мисс Грейнджер, могу Вас утешить, кости, которые Вы видели — не результат человеческих жертвоприношении, это останки тех, кто так и не сумел завершить испытание и убить зверюгу. — Вы, видимо, неправильно понимаете значение слова «утешение». — Зато хорошо понимаю, что значит «ирония». Не так давно Вы сетовали на невыносимый холод. Ваши мольбы были услышаны. Сейчас здесь будет адово пекло. — Люциус скривился, возводя магическую стену, которая бы отделила их от монстра. — А это его удержит? — скептически приподняв бровь, поинтересовалась девушка. — Я не драконоборец, просто импровизирую на ходу. Если у Вас есть идеи лучше, я весь во внимании. — Надо его отвлечь. — Хорошая была бы идея, если бы нам было куда бежать. В этой магии не пробить брешь, — наложив на себя дезиллюминационные чары, они укрылись за одним из каменных гребней, во все глаза наблюдая за рыщущим монстром, от злости выпускающим из оскалившейся пасти клубы черного дыма и пламени. — Но и скрываться мы не сможем. Дракону не нужно зрение. Он нас учует. И спалит заживо. — И кто еще из нас пессимист, — не видя ее, Люциус нервно хватал воздух, пытаясь нащупать ладонь девушки, а нащупав, притянул ее к себе. Затем оглянулся на огнедышащую тварь и вместе с Гермионой перебежал к дальнему зубцу. — Но мысль с отвлечением в целом здравая. И отвлекать его будете Вы. — Хотите использовать меня, как приманку? — Да. — Почему я?! — возможно громче, чем следовало, проговорила Гермиона. Дракон стремительно обернулся, втянул ноздрями воздух, и двинулся в их сторону. — Потому, что у меня в темной магии опыта побольше Вашего, а эту тварь «Авада Кедавра» не возьмет, иначе в профессии драконоборцев отпала бы всякая нужда. — Что я должна делать? — Отвлекать, пока я не найду способ умертвить дракона. Предлагаю начать с заклинания умножения или оптических иллюзий, а дальше импровизируйте. Тише, — зашипел Малфой, прижимая Гермиону к земле, когда над ними нависла огромная черная тень. Заглянув за одно из каменных «ребер», дракон сердито клацнул зубами и пошел дальше. Обогнул свой постамент, с треском давя разметавшиеся кости. — Эй, ты, саблезубый, иди сюда, — прокричала Гермиона, махая руками над головой. Дракон вмиг обернулся и кинулся на девушку, выпуская из пасти огненный вихрь, несчастная бросилась бежать в надежде спрятаться за ближайшим камнем, но пламя оказалось быстрее, поглотив ее хрупкую фигурку, но в то же мгновение девушка выскочила с противоположной стороны капища, дразня крылатую тварь, но не успел он подойти к гриффиндорке, как его стала зазывать очередная иллюзия. Да такая натуральная, что от оригинала и не отличить. Доведенный до неистовства дракон заметался в разные стороны, изрыгая языки смертельного огня, но ментальные образы исчезали раньше, чем пламя достигало цели. Неожиданно поле битвы осветила красная вспышка, отскочившая от блестящей чешуи и улетевшая куда-то ввысь. Дракон раздраженно тряхнул головой и оглянулся. Никого, но стоило ему сделать несколько шагов к тому месту, откуда был произведен удар, на него обрушился сноп золотых искр, а потом блеснула зеленая вспышка от «Авады». Ничего. Подскочив к противоположной стене, монстр выпустил из пасти струю огня, но в этот миг откуда-то прозвучало громкое: «Орбис», и над головой у твари закружился синий вихрь, рассеявшийся от одного лишь взмаха огромных крыльев. Не подействовало на него ни «Сектумсемпра», ни «Экспульсо», ни «Круциатус» — словно у чертовой твари был иммунитет на все известные заклинания. Сейчас-то Люциус и пожалел, что никогда не проявлял интереса к специфической магии драконоборцев. А может, дело было не в самих заклятиях, а в том, что дракон этот был не совсем обычным. Защищённым магией самого Мерлина, рожденным из камня… Возможно, тут должно быть иное оружие? Из размышлений Люциуса вырвал пронзительный визг дракона, поднявшегося на задние лапы и трясущего головой. Выглянув из своего укрытия, мужчина увидел свору летучих мышей, копошащихся прямо над ним. — Летучемышиный сглаз, браво, мисс Грейнджер, — прошептал он, подбираясь ближе к своей цели. —Тони́труа Гореварда, — прокричал он, направив кончик волшебной палочки вверх, а потом резко опустил руку, указывая на дракона. Яркая вспышка расчертила небеса, а затем столб молнии обрушился на чешуйчатую тварь. Секунда, две, три, десять — казалось, время остановилось. Вдруг морда крылатой твари искривилась от боли — это молния Люциуса проникла сквозь чешую и глубоко вонзилась в шею. Монстр задрал рогатую голову и, взмахнув лапой, отшвырнул волшебника в сторону, но мужчина тут же поднялся и повторил свой удар, вновь призывая гостью поднебесья. На этот раз молния ударила в грудь дракона. Тот яростно захлопал крыльями, подняв такой ветер, что Малфоя отбросило назад. Проскользив несколько метров по гладкому камню, Люциус остановился, уперев спину в один из каменных зубьев, как с ужасом понял, что убежать уже не успеет — клыкастая драконья пасть застыла в нескольких метрах от него, извергая клубы едкого дыма, словно вулкан перед извержением. «Сейчас начнется», — подумал он, с нескрываемым ужасом наблюдая за тем, как сквозь чешую на горле дракона начинает просвечиваться пламя. Люциус едва успел выставить перед собой ледяную стену, чтобы укрыться от нестерпимого жара. — Нет, — надрывный крик Гермионы прорвался в его сознание, а дальше началось что-то невероятное. Дракон выпустил из пасти огромный язык пламени, и на миг показалось, что огонь поглотил колдуна. Прошла секунда, минута, вечность… А этот смертельный поток все не иссякал, впрочем, и ледяная стена, подпитываемая магией, держалась. Языки огня раскаляли плиты под ногами Люциуса, за спиной его плавились каменные «ребра» стекая ручьями жидкой породы вниз. Но вот гигантское пламя иссякло, а Люциус встрепанный, с блестевшими на лбу каплями пота стоял на том же месте! Под его ногами кипела и пузырилась грязь, спину обжигал жар камней, однако сам он был цел и невредим. Дракон тоже оказался не из робкого десятка. Сделал глубокий вздох и снова выпустил из пасти огненный смерч, но Малфой быстро нырнул за стену. Камни вокруг него зашипели и затрещали, а в воздухе повис устойчивый запах серы, засверкали вспышки заклинаний, которые посылала Гермиона, но все они отлетали от чудища. Когда пламя погасло, Люциус вновь высунул голову из своего укрытия, что привело монстра в дикое бешенство. Он начал молотить передними лапами по стене, царапать и кусать ледяную глыбу, бесноваться в попытках ухватить свою добычу. И стена не выдержала, сначала вверх по ней поползла огромная трещина, а потом ледяная преграда раскололась на несколько глыб. — Малфой, — Гермиона не смогла подавить собственного крика, сердце ее в ужасе сжалось, и девушка бросилась вперед, насылая на крылатую тварь одно проклятие за другим. Безрезультатно. В следующий миг дракон злобно клацнул зубами, ухватив Люциуса. От страха Гермиона едва не потеряла сознание. Но Люциус не погиб, лишь запутался в полах широкой мантии, которую терзал огнедышащий исполин, бросая мужчину из стороны в сторону, но и высвободиться у него не получалось. В плече что-то хрустнуло, тело пронзила острая боль — перелом, не иначе. Подавив крик боли, мужчина застыл взглядом на груди небесного хищника. В том самом месте, где прежде сияла сфера, теперь зияла дыра, прикрытая лишь чешуей, а под ней — сердце: живое, трепещущее. — Тони́труа Гореварда, — прокричала Гермиона, и сверкающая молния ударила в спину дракона. Заметавшись от боли, он разжал пасть, выпуская свою жертву. Люциусу чудом удалось увернуться от огромных лап чудища и откатиться к ближайшему камню. — Целься в сердце. Туда, где сфера, — прокричал мужчина, перехватив волшебную палочку в здоровую руку, и нанес свой удар. Две молнии разом вспыхнули над святилищем и пронзили намеченную цель, пробив чешую. Дракон вскричал, начал в агонии биться о камни, махать крыльями в безуспешной попытке взлететь, а потом электрический разряд осветил его тушу изнутри, являя взгляду кости позвоночника и ребра. Из его пасти вырвался поток крови, забрызгивая все вокруг, а в следующее мгновение он замертво рухнул рядом с Малфоем, который и сам едва держался на ногах, привалившись спиной к горячим камням. — Мистер Малфой, вы ранены? — Гермиона подскочила к нему, бесцеремонно стягивая с плеч изодранную в клочья мантию, и воззрилась на сломанную руку, неестественно болтавшуюся в сером рукаве окровавленного сюртука. Зрелище было неприятное, собственно, и сам Люциус выглядел так, будто его только что пропустили через мясорубку. Роскошные платиновые пряди окрасились багровым оттенком, на лице застыла кровь и сажа, одежда превратилась в лохмотья, которыми сейчас побрезговал бы любой бедняк из подворотни. Что ж, за любое приключение приходится платить. Они хотя бы остались живы. — Потише, мисс Грейнджер, и понежнее. Уже и не помню, когда женщина раздевала меня с таким нетерпением, — через боль усмехнулся Люциус. Гермиона подняла на него глаза, не зная, как отреагировать на эти слова: то ли оскорбиться, то ли посмеяться, но с реакцией определиться он ей помог. — Пустое все это. Сегодня мне всё равно придется растить кости, — переведя дыхание, он многозначительно посмотрел на свою спутницу, и она смущенно увела взгляд в сторону. — Что? — Не думал, что порядочная гриффиндорка проявит такой интерес к темной магии. Вы прекрасно освоили заклятие «Молния Гореварда». — Я просто выполнила домашнее задание. — Я говорил отработать чары уклонения, а не само заклятие. Это черная магия, запрещенная в Хогвартсе. — Вы сами сказали, что невозможно защититься от магии, с которой незнаком. — Пожалуй, я поставлю Вам «превосходно». Этот урок Вы прекрасно усвоили. Пойдемте, — она подлезла к нему под плечо, помогая идти, но не успели они и шагу ступить, как мертвая туша дракона засеребрилась сотнями тысяч мерцающих звездочек и испарилась у них на глазах. А секунду спустя те же самые звездочки начали роиться вокруг гранитного пьедестала, и статуя крылатого исполина вновь застыла на своем прежнем месте со сверкающей золотой сферой в груди. — Это что… еще один ковчежец? — с недоумением спросила Гермиона. — Я думаю, это тот же самый ковчежец, — девушка в страхе схватилась за карман и тут же облегченно выдохнула. Трофей, за который они едва не заплатили своими жизнями, по прежнему лежал во внутреннем кармане ее пальто. — Если бы существовала лишь одна подсказка, не было бы ни единого шанса отыскать библиотеку. Ее след оборвался бы со смертью первого искателя. Вспомните, я и сам потерял сферу двадцать лет назад, но Вы смогли получить новую. Эта награда, — он указал на золотой ковчежец, застывший в камне, — для тех, кто придет после нас. — Вы уверены? — объяснение Люциуса показалось ей логичным, но все же сомнения продолжали грызть ее изнутри. — Уверен, впрочем, сил для второго раунда у меня точно не будет. Если желаете, можете повторить попытку, но уже в одиночестве, — проговорил он и направился к выходу из святилища. В последний раз оглядев древнюю твердыню, девушка побежала за ним. Пройдя невидимый барьер, мужчина остановился. — Портал от поместья сейчас с Вами? — Да, но здесь же стоит защита от трансгрессии и прочих перемещений. — И она действует только на тех, кто приходит сюда, а не на тех, кто уходит с победой, — девушка потянула за цепочку на шее, вытягивая золотой медальон, который Люциус с силой зажал в окровавленной ладони и твердо произнес пароль для активации ключа. — Мэнор. В следующую секунду Гермиону рвануло вперед; ноги оторвались от земли; все закружилось перед глазами, а потом так же быстро оборвалось, она почувствовала почву под ногами и воззрилась на деревянную дверь Малфой-мэнора. — Советую Вам принять ванну до того, как Вы вернетесь в Хогвартс, — входя внутрь, ответил Малфой. — Я, по крайней мере, предпочитаю поступить именно так, — едва ли не бегом он влетел по лестнице, на ходу призывая домовиков. — Благодарю, но я помоюсь у себя. — Как угодно, — Малфой оглядел ее этим своим презрительно-надменным взглядом, — только постарайтесь никуда не садиться. Испачкаете мебель. «Ну вот, прежний Люциус вернулся. Значит, ранило его не сильно», — девушка замерла около огромного зеркала в гостиной. Да, помыться действительно не мешало. Она хоть и выглядела не так скорбно, как ее компаньон, но следы еще не запекшейся крови на лице и одежде красноречиво говорили о том, в каком побоище ей пришлось побывать. — Экскуро, — проговорила она, направив волшебную палочку на одежду, но драконья кровь так и осталась растекшимися пятнами на шерстяной ткани. Въелась настолько, что даже магия не могла ее удалить. Впрочем, оно и неудивительно, учитывая тот факт, что дракон этот драконом и не являлся, а значит, его кровь — это частичка застывшей магии. Придется попотеть, чтобы отмыться от его крови, а вот с одеждой придется попрощаться. — Молодая мисс чего-нибудь желает? — пискнул за ее спиной домовик Лори. — Нет, благодарю, — Гермиона присела на краешек деревянной скамейки, доставая сферу. Тихий щелчок, и в руках у нее мелькнул желанный свиток. Сорвав с него печать, девушка с жадностью прочитала следующую подсказку. Под дланью светлой Михаила В долине двух хрустальных рек Покоится такая сила, Какой не ведал человек. К ней путь хранит святое пламя И рыцарей златых стена, Способных управлять часами, Пред ликом их судьба предрешена. Очередное послание в стихах никак не помогло Гермионе воспрять духом. Мозг просто отказывался складывать эту головоломку, силы иссякли, спать хотелось невыносимо, и девушка блаженно откинулась на жесткую спинку, вытянув ноги. Как же приятно было находиться в тепле, в безопасности. Пожалуй, ничего сейчас Гермиона не желала так страстно, как оказаться в своей постели, укрывшись мягким одеялом. Кажется, она даже задремала, но Люциус в очередной раз доказал, что до ее сна ему нет никакого дела. — Держите, — Малфой поставил перед ней склянку с непрозрачной голубой жидкостью. — Что это? Зачем? — Как выяснилось, от крови этой твари не так-то легко отмыться, — Люциус опустился против нее на диванчик, сильнее запахнув бархатный халат. — Это очень хорошая эмульсия от японских магов. Избавит Вас от кучи проблем, — Гермиона благодарно кивнула. — Ну, а теперь, займемся неотложными делами. Тобби. Эльф, казалось, только и ждал того, чтобы его позвали, явившись еще до того, как Люциус закончил фразу. Не желая тратить ни минуты, девушка проделала уже знакомую ей процедуру с точностью да наоборот. С помощью недозаклинания Локонса удалила кости в руке у эльфа, все еще принимающего оборотное зелье, а затем и у его хозяина, и вернула оковы на запястья Люциуса, накапала обоим костероста и зафиксировала руки так, чтобы кость срослась правильно. Довольно оглядев результат собственной работы, девушка села около мужчины, молча передав послание на свитке. — Сейчас я не стану об этом думать, но озадачу эльфов, они найдут в библиотеке нужные книги. — Люциус перевел взгляд на часы. Шесть вечера. — Слушание заканчивается в два часа. Предлагаю завтра встретиться здесь в это же время и обсудить дальнейший план действий. — Гермиона согласно кивнула, попрощалась и направилась к камину. — Стойте, — Малфой окликнул ее в тот момент, когда она зачерпнула горсть летучего пороха. — Что-то еще? — Куда Вы собираетесь переместиться? — В «Три метлы». Трактир ближе всего к Хогвартсу. — Из мэнора открыт камин в мою комнату в школе. Переместитесь туда. Если Вы будете разгуливать по Хогсмиду заляпанная в чужой крови, это привлечет массу ненужного внимания и грозит обернуться неприятностями. — Спасибо, — глаза Гермионы засияли искренней благодарностью. Сейчас у нее действительно не было сил проникать в Хогвартс окольными путями средь бела дня. — Хогвартс. Комната Люциуса Малфоя, — произнесла девушка, бросая к своим ногам порох. Вспыхнуло пламя, и в тот же миг перед ее взглядом появилась погруженная в полумрак спальня, уже знакомые диванчики, кровать, выглядывающая из-за ширмы, письменный стол, заваленный пергаментами. Стряхнув с себя золу, гриффиндорка вышла из камина, потянула на себя ручку двери и скользнула в коридор. — Грейнджер, какого хрена ты делаешь в комнате моего отца? — голос Драко за спиной заставил ее вздрогнуть, Гермиона медленно опустила руку в карман, пытаясь нащупать волшебную палочку, но юноша бесцеремонно развернул ее к себе лицом. «Черт. Дура. Как ты могла так глупо попасться», — Хотя… оно и не удивительно. Сил думать не было, сил говорить — тоже. Хотелось скорее добраться до комнаты. И все. Черт, неужели она так много хочет от жизни? Гермиона подняла на младшего Малфоя глаза. И тут же пожалела об этом. Злость в его взгляде сменилась каким-то исступленным страхом, его губы нервно сжались в тонкую линию, а зрачки сузились настолько, что практически исчезли в серых радужках. Он оглядел ее окровавленную одежду, метнув взгляд в сторону двери. — Что ты с ним сделала? Что ты сделала с отцом? — он прижал гриффиндорку к стене, уперев кончик палочки ей под подбородок, и выбил из рук ее палочку. — Это не то, о чем ты подумал. — Отец, — Драко с ноги распахнул дверь, заглянув в комнату, и вновь вернулся к Гермионе. — Где он? — Я не покушалась на его жизнь, если ты об этом. С ним все в порядке. Он сейчас в мэноре. И вообще, это даже не человеческая кровь, идиот. — Что ты делала в его комнате, грязнокровка? Или, может, ты что-то там украла? В вашей шайке нищебродов ведь так заведено? Сколько раз за последний год вы вламывались в дома к волшебникам. Выворачивай карманы, быстро. — Да как ты смеешь, Малфой? — Выворачивай, — на секунду его взгляд остановился на золотом медальоне у нее на шее. И юноша резко замолчал, разглядывая причудливый орнамент и инкрустацию с таким вниманием, будто боялся перепутать. — Это вещь принадлежит отцу, воровка, — он ухватился за цепь и с силой рванул ее на себя. Гермиона зарычала от боли, но продолжила с вызовом смотреть на своего обидчика. — Верни сейчас же, — твердо проговорила она. — Я ничего не крала. Он сам дал мне его, чтобы я могла воспользоваться библиотекой мэнора. Это портключ. — С чего бы такая щедрость? Много чести для такой, как ты. — Если тебе так хочется узнать ответ на этот вопрос, задай его отцу. Или ты после той взбучки боишься к нему на пушечный выстрел подойти? — Заткнись, — сквозь зубы прошипел Драко. — Не пытайся судить о том, чего не способна понять, Грейнджер. — Вот именно, не пытайся судить о том, чего не способен понять, Малфой. Я лишь воспользовалась каминной сетью. Безусловно, с его разрешения. То, что ты видишь… — она опустила глаза на изодранную одежду, — результат не слишком удачного приключения. Это все, что тебе положено знать, а теперь… верни мою палочку. — Гермиона протянула ему ладонь. Какое-то время Драко рассматривал серебряную рукоять волшебной палочки, прикидывая все за и против. Могла ли грязнокровка позволить себе подобную роскошь? Разумеется, нет. Гермиона Грейнджер была слишком практичной для этого, а здесь… в каждом изгибе декоративного орнамента угадывался почерк человека, привыкшего к излишествам. Было очевидно, что Грейнджер связана с его отцом какой-то тайной, касающейся свитка, а может, и более постыдной. Это стало понятно еще при первом разговоре с родителем. И хоть Драко ненавидел эту поганую грязнокровку всеми фибрами души, он все же опасался открыто идти с ней на конфликт, не желая спутать карты отца — еще свеж был в памяти его последний урок. И все же было странно… сначала эти частые отлучки, потом волшебная палочка, на которую у Гермионы не хватило бы собственных средств, а теперь и этот ключ. Непрошеные и оскорбительные мысли невольно лезли в голову, и все же он страшился облачить эту догадку в слова, отгоняя их от себя, будто бешеных собак. — Малфой, мою палочку, — нетерпеливо прошипела Гермиона, вырывая его из этих тягостных размышлений. — Держись подальше от моего отца, грязнокровка. — К чему такое предупреждение, Малфой? Неужели боишься, что я могу очаровать чистокровного волшебника? — Такая фригидная заучка, как ты, едва ли сможет его заинтересовать. Одно твоё присутствие среди нас оскорбительно, — он подарил ей презрительную усмешку, точь-в-точь, как отец, но вот глаза… глаза выдавали его истинные эмоции, губя на корню тот имидж, который юный Малфой пытался себе создать. Со стороны это выглядело как неумелое копирование оригинала, вызывавшее у наблюдателей, знакомых с обоими Малфоями, лишь горькую усмешку. — Не расточай на меня свое змеиное красноречие, Драко, чтобы меня оскорбить, тебе придется придумать что-то новое, ко всему остальному за годы обучения у меня выработался иммунитет. И не пытайся подражать отцу, для этого у тебя не хватит ни ума, ни фантазии, ни выдержки. Как бы ты ни старался, ты навсегда останешься лишь его бледной тенью. — Мерзкая тварь, — прошипел Драко, рванувшись к ней, чтобы нанести удар, но застыл в паре шагов от нее, на том самом месте, где до него дошел смысл ее слов. Это был удар ниже пояса, и Гермиона это знала и ненавидела себя за то, что сознательно сыпанула пинту соли на кровоточащую рану в его душе. — Поздравляю, Малфой, ты официально опустил меня до своего уровня, — проговорила она и, пользуясь замешательством давнего врага, выхватила из его рук волшебную палочку, развернулась на каблуках и, не сумев выдавить из себя больше ни слова, пустилась бежать, оставив шокированного юношу в одиноком коридоре с тысячей вопросов на устах.