Свитки Мерлина

Все закончилось. Последняя глава их совместной истории была дописана, и Гермиона лично поставила точку в этом повествовании. Она отвергла любимого человека из страха сломать ему жизнь. По крайней мере эту ложь она твердила себе с истинно гриффиндорским упрямством в течении нескольких лет. И лишь по прошествии времени смогла признаться самой себе в том, сколь ошибочными тогда были ее детские суждения. Сейчас же не было ни малейшей надежды на то, что Люциус, после столь унизительного для него отказа, сможет наступить на горло собственной гордости и продолжить попытки добиться ее благосклонности. Поэтому нужно было перевернуть страницу и начать писать новую историю жизни с чистого листа. Самой. Одной. Но какой должна быть первая глава? С каких слов ей начать это повествование? Ответа на эти вопросы не было, ибо сейчас ее будущее казалось более туманным и роковым, чем в годы войны. Тогда все было просто и понятно: жизнь или смерть. Смерть несла с собой освобождение и покой, а жизнь – надежды на светлое будущее. И в этом будущем она была любимой и, главное любящей, женой Рона Уизли, матерью его троих детей, претендентом на роль министра магической Британии и всеобщей любимицей. Но этому «будущему» не суждено было стать «настоящим». Она собственноручно похоронила его, взрастив в сердце грешную любовь к Пожирателю смерти. И что в итоге? Очередные мечты рассыпались прахом, а впереди ждал лишь непроглядный мрак, лишенный надежд и планов. Оказавшись, наконец, в своей комнате, Гермиона, словно безвольная кукла, сползла по стене, притянув колени к груди. Хотелось плакать, но не получалось. Видимо, она превысила лимит допустимых страданий из-за Люциуса Малфоя. Ни одна слезинка так и не скатилась по ее щеке. Даже боль, терзавшая сердце, казалось, отступила. А вместо нее пришла пустота. Та самая всепоглощающая пустота, которая сковывает душу и тело, вгоняя человека в состояние оцепенения и на корню убивающая мечты. Час, два, три… вечность. Казалось, Гермиона затерялась в безвременье, потеряв связь с реальностью. Пожалуй, одному лишь Богу известно сколько она могла так просидеть, если бы прикосновение теплой, почти обжигающей ладони к плечу не вывело ее из забытья. – Я долго стучал, но ты не открывала, я беспокоился, – пояснил Гарри, усаживая на пол рядом с ней. Ничего не ответив, Гермиона положила голову на его плечо. – Как ты? Держишься? – Меня словно больше не существует, – тихо ответила она. – Понимаешь, еще сегодня утром я была живой, целой, полной решимости разорвать этот порочный круг и жить дальше. И главное, я не сомневалась в правильности своего решения, потому что так было лучше и для меня, и для него, но… – Но… – потянул Гарри, когда затянувшееся молчание стало невыносимым. – Но вот круг разорван, и теперь я понимаю, что чувствуют те, кто стоя на распутье между чувством и долгом, выбирают последнее. Меня словно отдали на растерзание дементорам. Гарри, – девушка нервно всхлипнула, – с последним поцелуем Люциус словно забрал мою душу. Хотя не так… я смогла найти в себе силы уйти, но моя душа осталась с ним. Навсегда… Понимаешь, я думала мне будет больно, думала, что приду в комнату и стану биться в истерике, пока не потеряю сознание от изнеможения или не пожалею о содеянном. Но вот я тут. И мне все равно. Я отказала любимому человеку в тот момент, когда он открыл мне свои чувства. Такого Люциус не простит никогда. А я… Я не чувствую ни радости от освобождения, ни горести из-за понесенной утраты, ни злости за неверный выбор, ни сожалений, ни облегчения. Только пустота. Впервые я не вижу перед собой цели, а то, что казалось когда-то важным, словно померкло, превратившись в ничто. Я превратилась в ничто. Понимаешь? Гермиона подняла на него взгляд. Да, Гарри понимал ее. Пожалуй, он был единственным, кто в полной мере мог прочувствовать всю глубину ее отрешенности, но вот найти какие-то ободряющие слова, способные вернуть ей надежду и цель в жизни, так и не сумел. – Можешь не отвечать, – горько усмехнулась она, поняв причину его молчания. – Никакие слова не смогут перекроить мою разорванную душу и сделать ее целой. – Знаешь, я не мудрец и не могу дать тебе совет, опираясь на опыт прожитых лет, но не случайно же говорят, что время лечит. Может, оно и верно, и применимо к тебе. – Время, может и лечит раны, да только шрамы все равно остаются. – Может и так. Все мы носим шрамы: кто-то на теле, кто-то в душе, но это не повод отказываться от радостей жизни, друзей, прежних планов. Сейчас ты не видишь перед собой цели, но пройдет год, два или три и все наладится. Ты молода и не раз еще поддашься обману чувств. Посмотри на меня! Когда-то я ночами мечтал о Джоу, а сейчас не представляю жизни без Джинни, а что будет завтра неведомо даже Мерлину. «Вот они мужчины», – подумала Гермиона. «Пока мы строим планы на будущее, представляя себя счастливыми женами и матерями, они не заглядывают дальше завтрашнего дня». – Да и ты не так давно желала связать свою жизнь с Роном, а сейчас твои мысли занимает… другой, – продолжил Гарри, не придавая значения ее задумчивости. – Его зовут Люциус, – проговорила Гермиона, видя, как тщательно Гарри подбирает слова, стараясь не выказать личного отношения к Малфою и их связи. Видимо у него, как и у остальных на языке крутились фразы: «Пожиратель Смерти», «гнусный лицемер», «маглоненавистник, презирающий все, что собой воплощала Гермиона», но из уважения к подруге юноша старался проявлять больше такта и не облачать мысли в слова. – Прости, – осекся он и, выдержав небольшую паузу, продолжил, – сейчас тебе тяжело. А завтра будет еще тяжелее… – При упоминании о грядущем дне в глазах Гермионы отразилась растерянность, граничащая со страхом, и Гарри запнулся. Да, она помнила про экзамены, но где-то на задворках сознания хранила веру в то, что после такого громкого судебного процесса и скандальной связи с ученицей Люциуса не допустят до преподавания. Мысленно попрощавшись с ним, гриффиндорка не готова была видеть его снова. Однако слова друга вернули ее к жестокой действительности. – Ты уверен, что экзамен будет принимать он? – Его имя значится в числе экзаменаторов. – Как? Как его могли допустить после того, что было? Гарри пожал плечами. – Он получил оправдательный приговор по основной части обвинений. Что до ваших отношений, то… – юноша слегка замешкался, подбирая слова, – то в них все было по обоюдному согласию, да и ты уже не маленькая девочка… в магических школах хоть и не поощряют подобные связи, но и не осуждают так, как в мире магглов. Видимо поэтому Министерство решило допустить его к работе, правда, только лишь для того, чтоб принять экзамены и передать дела. Я слышал, что с нового года к обязанностям преступит новый преподаватель. – Проклятие З.О.Т.И. в действии, – грустно усмехнулась гриффиндорка. – Герми, я знаю тебя, как никто другой. Именно ты находила выход в, казалось бы, безвыходных ситуациях. Ты никогда не сдавалась, и я верю, что не сдашься сейчас. Сегодня четверг. Решись дотерпеть до конца недели. Улыбнись, когда наступит воскресенье. И порадуйся тому, что у тебя получилось. А затем повтори все тоже самое на следующей неделе. И дальше неделя за неделей, месяц за месяцем. – Боже, Гарри, от кого я это слышу? Ты хочешь, чтобы я притворялась? – Твой нынешний возлюбленный назвал бы это профессионализмом, – с легкой улыбкой произнес Поттер, помогая девушке подняться. – Покажи ему, что ты усвоила все его уроки, – он протянул ей учебник. – Завтра ты должна знать всё, и даже больше. Не позволяй ему себя завалить. После всего, что было, не доставляй такого удовольствия. Гермиона молча кивнула, принимая из его рук учебник. – Да, тут ты не ошибся. После того, что случилось сегодня, Люциус уж точно не станет меня щадить. – Все образуется, не теряй веру. И главное, никогда не сомневайся. Ты все сделала правильно. Ты ведь прекрасно понимаешь, что пару раз поужинать и прожить вместе целую жизнь не одно и тоже. Не позволяй себя обмануть. Ты всегда знала какой он. Повторяй себе это до тех пор, пока в душе не останется ни малейших сомнений, – юноша крепко обнял подругу и направился к выходу. – Время все расставит по своим местам и верное решение обязательно придет. – Гарри, – Гермиона окликнула его у самого выхода. – Спасибо. Он кивнул ей с легкой улыбкой и прикрыл дверь. Проводив его взглядом, Гермиона повалилась на кровать, притянув к себе учебник. Гарри был прав: и в лучшем расположении духа Люциус не давал им спуска, а сейчас, обиженный и уязвленный в своих лучших чувствах и порывах, он сделает все, чтобы измучить и унизить ее. Чувствах… он наконец-то признался ей в своих чувствах. И как она ответила ему? Сердце кричало: да! Но с губ сорвалось жестокое, не оставляющее надежды «нет»! При этом воспоминании чувство горечи и вины накрыло ее с головой и все же она задавила его в зачатках усилием воли и раскрыла учебник. «Ты все сделала правильно. Когда пламя страсти угаснет, он возненавидит тебя. Он может притвориться ради выгоды, солгать, но он никогда не поменяет своих суждений. Для него ты навсегда останешься грязнокровкой». Тряхнув головой, чтобы отогнать от себя непрошенные мысли, девушка постаралась вновь вернуться к чтению. «Непростительные заклятия», «Инферналы и защита от них», «Вампиры и методы противодействия», «Древние проклятия: как распознать проклятые предметы», «Заклятия стихии огня, как средство борьбы темномагическими ритуалами». Объем был действительно большой. Радовало только одно – все это Гермиона знала и сейчас ей требовалось только освежить в памяти нюансы и проверить практические навыки по некоторым сложным заклинаниям. Время пролетело быстро. Собственно, как и всегда, когда она оставалась наедине с книгами. И вот уже магический будильник настойчиво сообщал ей, что «час казни» неминуемо приближается. Закрыв учебник, девушка подошла к зеркалу. Напряжение последних дней не могло не сказаться на ее внешности: щеки осунулись, под глазами залегли темные круги, взгляд будто укрыла темная поволока, и без того непослушные волосы сейчас превратились в запутанное птичье гнездо. В целом, оценивая свой внешний вид, девушка подметила, что она будто состарилась на добрый десяток лет. Воистину ее внешность сейчас была отражением души. – Нет, милая, так никуда не годится. Такую тебя видеть не должны. Приняв душ, девушка наскоро уложила волосы, сколов их на затылке, нанесла на лицо огуречный бальзам, чтобы придать коже здоровый блеск и, облачившись в форму,выскользнула из комнаты. К тому моменту, когда она пришла в большой зал, часы уже пробили десять. У массивных дверей в ожидании экзаменаторов толпились старшекурсники: кто-то, разбившись на группы повторял практические заклинания; кто-то с тетрадями в руках заучивал конспекты; кто-то сидя на подоконнике запускал из окон бумажные самолетики, желая скоротать время, а кто-то бесцельно подпирал стенки, понимая, что заучить новый материал уже не получится, а бродить по коридору из стороны в сторону, пытаясь совладать с волнением – бессмысленно. Но стоило Гермионе переступить порог, как в зале воцарилась гробовая тишина, и сотни глаз с воззрились на нее. А потом раздались тихие перешептывания и смешки. Толпа заволновалась, а она, не обращая ни на кого внимания, неспешно зашагала вперед. Такая реакция сокурсников была вполне предсказуема. Еще бы, героиня войны вступила в связь со злейшим врагом, предав память тех, кто погиб, сражаясь за Хогвартс. Слишком свежи были воспоминания о тех событиях, еще ныли незатянувшиеся раны в сердцах людей. Видимо потому гриффиндорцы и реагировали сильнее прочих, приравнивая ее поступок к предательству лично их. Сначала она хотела подойти к Гарри и Джинни, но обратив взгляд на Рона, стоящего подле них, сделала несколько шагов к Невилу и Полумне. И вдруг застыла на полпути. Друзья не хотели видеть ее рядом с собой. И хоть ни один из них не произнес ни слова осуждения, их мимика и жесты говорили сами за себя. «А ты чего ждала?» – съехидничал внутренний голос. «Полумна много месяцев была пленницей Люциуса в Мэноре, и одному Богу известно, что с ней там творили пожиратели, а родителей Невила и вовсе запытали до безумия родственнички твоего ненаглядного. Никто не забыт, ничто не забыто». Помешкав несколько мгновений, Гермиона, стараясь не глядеть на сокурсников, прошла мимо, остановившись у самого входа. Благо, долго ждать не пришлось, звонок возвестил о начале экзамена, и ученики, сбившись в кучу, потянулись в большой зал, рассаживаясь за парты. Ж.А.Б.А. – был последним экзаменом в Хогвартсе перед вступлением волшебников во взрослую жизнь. Он состоял из основных дисциплин, сдававшихся в виде тестовых заданий, а также практического применения полученных знаний. И если первое не внушало Гермионе ни малейших опасений, то второе – ввергало ее в панику. Стоило признать, как бы она ни храбрилась, а встреться с Люциусом лицом к лицу была не готова. Она подняла взгляд на преподавательский стол. Место по правую руку от Макгонагалл пустовало. На миг в душе Гермионы вспыхнула надежда, что Малфой не придет. Радости от преподавания он никогда не испытывал, каких-то обязательств перед студентами явно не ощущал и, главное, суд его оправдал. Нужда этого школьного маскарада отпала с последним ударом судейского молотка. Но эта мимолетная вспышка надежды угасла вместе с грохотом раскрывающихся дверей. Люциус оставался верен себе и своим привычкам до конца. В гробовой тишине, которую нарушал лишь звук его шагов, эхом отражавшийся от стен, он прошагал меж стройными рядами парт, не удостоив Гермиону даже презрительным взглядом, и расположился на своем кресле. Воистину, его самообладанию можно было позавидовать. Сколько грязи, ненависти и упреков вылилось на него за последние годы, а он не только не «потерял лицо», но и продолжал вести себя точно бог, сошедший с небес. Бог низвергнутый, но не потерявший достоинства. От показного смирения вчерашнего дня не осталось и следа. Простой и лаконичный черный сюртук остался пылиться на полке, уступив место вычурному костюму из дорогой парчи, расшитой серебряной нитью, а знаменитые платиновые локоны еще вчера напоминавшие снопы сухой соломы, ныне золотились подобно солнечным лучам. Удивительная метаморфоза. – Дорогие ученики! – поднявшись со своего места начала Минерва. – Хотя сейчас правильнее называть вас выпускниками. Очередной учебный год подошел к концу, к концу подошло и ваше обучение в школе чародейства и волшебства. Я не слукавлю, если скажу, что ваш выпуск стал особенным. За годы обучения на ваши плечи свалилось множество испытаний, которые вы с доблестью выдержали и сегодняшний экзамен – это последняя преграда на вашем пути к взрослой самостоятельной жизни. Надеюсь, вы преодолеете ее исключительно на «превосходно». Она взмахнула палочкой и листы с тестовым заданием медленно поплыли между партами. – На выполнение заданий вам выделяется два часа. Не тратьте их понапрасну. Макгонагалл взмахнула палочкой и огромные песочные часы, стоявшие перед преподавательским столом, перевернулись. Золотистые песчинки посыпались вниз, отмеряя оставшееся время. Гермиона перевернула листок с заданием, пробежавшись по основным пунктам: • Проклятие призраков; • Отталкивающие чары; • Красные колпаки и способы борьбы с ними; • Закарпатские оборотни; • Зачарованное пение сирен; • Проклятия крови. С тестом гриффиндорка справилась достаточно быстро и, отложив листок на угол стола, исподтишка стала наблюдать за сокурсниками. Симус, покосившись на преподавательский стол, предпринял обреченную попытку списать ответы со шпаргалки, но Макгонагалл, не сводившая взгляда с учеников, в мгновение ока спалила его свиток. Джинни затерла лист почти до дыр, пытаясь стереть неправильный ответ. Гарри исчеркал пожелтевшие страницы вдоль и поперек. Драко корпел над тестом так увлеченно, что даже закусил язык. При других обстоятельствах Гермиону бы позабавило это зрелище, но сейчас… – Мисс Грейджер! Мисс Грейнджер! – Гермиона не сразу поняла, что обращаются к ней, вынырнув из своих размышлений, лишь когда Макгоногалл подошла к ней почти вплотную. – У вас возникли какие-то сложности с выполнением задания? – Напротив, – гриффиндорка перевернула лист с выполненным тестом, – я уже все сделала. – Тогда ступайте в класс с мистером Малфоем для выполнения практического задания, – произнесла она. При этих словах тишину в зале нарушили ехидные смешки слизеринцев. – Да-да, Грейнджер, ступай попрактикуйся, – съехидничал кто-то с задних рядов. – Ага, наслышаны мы насчет их совместной практики, – вторил ему в ответ кто-то из гриффиндорцев. – Ступай, девочка, – видя ее нерешительность, проговорила директриса. – А остальных попрошу воздержаться от неуместных комментариев. Гермиона поднялась с места и вслед за Люциусом прошла в кабинет защиты от темных искусств. Войдя в класс, Малфой взмахнул палочкой, зажигая факелы на стенах, а вместе с факелами вспыхнуло пламя и в каменной чаше, стоявшей на углу профессорского стола. Сначала пламя было синим, а потом, зардевшись, взметнулось практически до потолка, извергая маленький клочок бумаги, который опустила прямо в руку Гермионы. «Способы защиты от заклятия Империус» – про себя прочитала она, разглядывая мелкий каллиграфический почерк, которым было выведено задание. Люциус и тут решил отличиться, зачаровав чашу подобно Кубку Огня. Только извергала чаша не имена участников турнира, а экзаменационные билеты. Усевшись на парту, против его стола, девушка тихо выдохнула. Признаться, она была удивлена. Мысленно она готовила себя к тому, что Малфой, начнет унижать и оскорблять ее с порога, но он по всей видимости решил ее просто не замечать. Прочитав еще раз билет, Гермиона сделала несколько пометок на листе и нервно прокашлялась, тем самым давая ему понять, что готова отвечать. – Проходите, – не отрываясь от своих записей, произнес Люциус. И голос его был таким презрительно-холодным, что Гермиону пробрала дрожь. – «Способы защиты от заклятия Империус», – прочитала она заголовок билета, с ужасом для себя заметив, что по его лицу скользнула легкая усмешка, не сулившая ей ничего хорошего. – Я вас слушаю, – откинувшись на спинку кресла произнес он. – Или ваш язык гоблины откусили? – Нет, – Империус – одно из трёх «Непростительных заклятий», применение его к человеку карается заключением в Азкабан. Полностью подчиняет человека воле другого волшебника, наложившего заклятие. Этой магии подвластны практически все животные, кроме тех, которые имеют природную защиту, такие как драконы, и, возможно, фениксы. Находясь под воздействием этого заклинания, человек будет бездумно выполнять любые приказы. При этом находящийся под заклятием сохраняет все свои привычки, почерк, походку. Определить, что человек действует не по своей воле, очень трудно, для этого он должен совершить что-то совершенно не соответствующее его характеру, и определить это могут только хорошо знающие его люди. – Довольно, мисс Грейджер, – небрежено оборвал он ее, отбросив в сторону перо. – Я не сомневаюсь, что такая зубрила, как вы, знает теорию от корки до корки, но, если вы помните, я преподаю практический курс волшебства. Малфой достал волшебную палочку. – Вы же не думаете применить эти чары ко мне? – растеряно пискнула она, сжав в кармане волшебную палочку. Девушка подняла на него коньячного цвета глаза, и в его взгляде прочитала ответ на собственный вопрос. Вот что он задумал. Подчинить ее своей воле, сделать своей марионеткой и унижать, пока его насытит свое уязвленное самолюбие. А что потом? Выкинет, как ненужную сломанную вещь? – Почему же? Если вы помните билет называется «способы защиты от заклинания Империус». Как по-Вашему я должен оценивать умения учеников, не проверяя их навыки на практике? Или же Вы считаете, что не способны противостоять чарам подобного рода? – Я не позволю Вам залезть ко мне в голову, – прорычала она. – Этого я от Вас и жду, – взмахнув палочкой, произнес он. Гермиона знала, что есть люди, способные противостоять заклятию. Это делал Гарри, это делал Дамблдор, были, наверное, и другие известные случаи, но достаточно ли она сильна, чтоб противостоять этой химере? Готова ли она рискнуть и проиграть? Полностью отдаться во власть чародея, затаившего нее смертельную обиду? – Нет, – повиснув у него на руке, вскрикнула Гермиона. Хотя крик её скорее напоминал рёв раненного зверя. И вскрик этот, судя по всему, стал неожиданностью для обоих, потому что оба застыли, в гробовой тишине воззрившись друг на друга. – Пожалуйста, Люциус, не надо, – еле слышно пискнула она. И столько мольбы было в ее глазах, что слова, застывшие на его губах, так и не были произнесены. Да и какой смысл подчинять девчонку с помощью волшебства, если она и так трепещет в его руках. Маленькая слабенькая птичка, осмелившаяся играть с ним во взрослые игры. Да будь на то его воля, он свернул ей шею прямо здесь и сейчас без всякой магии. И все же он отступил, толком не понимая собственного порыва. Всю ночь он размышлял над тем, как отомстить зарвавшейся грязнокровке, имевшей наглость отвергнуть ЕГО чувства, а тут и шанс волею случая подвернулся подходящий. Словно сама магия решила преподнести ему подарок. Люциус уже мысленно праздновал победу, представляя, как Гермиона ползает у него в ногах, готовая исполнить любой каприз. А тут на тебе… невесть откуда взявшаяся жалость? Сострадание? Прощение? Он и сам не знал, в какие слова облечь собственную слабость. – Пожалуйста, – повторила Гермиона, уловив сомнения в его взгляде. – Вы свободны, мисс Грейнджер. Опустив волшебную палочку, Малфой вернулся за стол, и принялся заполнять журнал. – Люциус, – на миг его перо застыло как раз над ее фамилией и чернила черным кружевом разлились по бумаге. – Спасибо. Он не ответил. Даже головы в ее сторону не повернул. Только невербальным заклятием стер растекшуюся в журнале кляксу. И лишь когда дверь за ней притворилась, издав протяжный скрип, напротив фамилии Грейнджер в журнале написал всего одно слово: «Превосходно».