***
Возвращаться из марева волшебства в обыкновенные будни было более чем непривычно, и Кэролайн отчаянно зевала и мечтала не вылезать из теплой и уютной постели еще как минимум два дня — спать на голой земле, пусть даже под крыльями дракона, о которых, к слову, она старалась не думать, было не так уж и комфортно, — но делать было нечего. Когда она неуверенно вошла в гостиную, ожидая увидеть Клауса с его безумно раздражающей ухмылкой где-то поблизости, то была вознаграждена оставленным для нее еще теплым завтраком и ее любимым каппучино из кофейни поблизости: с кокосовым сиропом, корицей и мускатным орехом. Клауса не было, и она могла спокойно вздохнуть, только вот вместо этого она почему-то разочарованно коснулась теплой метки на своей шее. Она немного пульсировала под ее пальцами, и золотистые змеи едва ли не мурлыкали — если змеи, конечно, способны мурлыкать — от ее прикосновений, а Кэролайн не могла не задаться вопросом, может ли она сама так же чувствовать Клауса, как он чувствует ее. Не то чтобы ей этого хотелось, конечно, нет. Просто любопытство… Видимо, то самое, что однажды привело ее в его постель. Кэролайн застонала от подобных мыслей и образов, что пришли вместе с ними, и, залпом выпив свой кофе, поторопилась на работу — Кол уже успел прислать ей с полсотни сообщений, большая часть из которых выражалась в эмоджи. — Ну наконец-то, darling! — Кол, как обычно, развалился в ее кабинете, но на этот раз хватило приличия не уничтожать запасы ее шоколада. — Не представляешь, как сильно я соскучился. — Темные глаза чуть задержались на ее метке, а потом он разочарованно поморщился. — Что, никаких шалостей в Самайн? — Никаких, — пробормотала Кэролайн, уши которой покраснели от воспоминаний о том, как вольно она себя там вела с Клаусом, и Кол недоверчиво хмыкнул. — Ты должна теперь мне сашими из русалки, — заявил он, вытягивая ноги, и на изумленный взгляд Кэролайн пояснил: — Как ты думаешь, кому ты должна сказать спасибо за то, что ни Ребекка, ни Элайджа ничего не заподозрили, мм? Кто позаботился о том, чтобы вас, голубков, никто не беспокоил? — Конечно же ты, — вздохнула стрега, присаживаясь в свое кресло. — Но прости, вряд ли Тристан позволит мне сервировать его сестру на вашем фамильном серебре. — Ты еще не слышала? — в предвкушении протянул Кол и, когда она вопросительно вскинула брови, пояснил: — Де Мартели скоро покинут Новый Орлеан. Что-то о новом законе прибрежных вод и русалках. — Подожди, но Миссисипи принадлежит русалкам, — возразила Кэролайн. — Как и залив. Какой такой внезапный закон? — Ну знаешь. Когда одна маленькая русалочка оказывается испепелена драконьим пламенем… — Серьезно?! — завопила Кэролайн, вызывая у Кола смешок. — Ты же не думала, что последствий не будет, верно? А еще один сатир лишился лицензии и очутился в полицейском участке. За хранение и распространение… — Сальваторе меня убьет, — застонала стрега и уронила голову на скрещенные руки. — Зачем? Зачем он это делает? Хочет лишить меня всех друзей? — с обидой проговорила она, испытывая чувство вины перед незнакомой ей русалкой. — Он хочет обезопасить тебя, darling. Тебя и твои крылья, — уточнил Кол. — Мы все уже слышали о том, что произошло на Холмах. — Это случилось в ночь Дикой охоты, значит приравнивается к жертвенному убийству, — тут же возразила Кэролайн, обеспокоенно хмурясь. — Ему же ничего не будет за это, верно? — Нет, но не значит, что его не попытаются уколоть в самое беззащитное место, — покачал головой Кол. — И подумай сама: приди Клаус минутой позже, жертвой могла бы стать ты сама. Кэролайн нервно облизнула губы и переплела пальцы между собой, вспоминая о словах Алистера. «Таких, как ты, еще совсем недавно держали в клетках, Кэролайн, словно экзотичные украшения для дома». — Я выросла на этих историях, — прошептала она, не поднимая взгляда на дракона, сидящего напротив. — О стрегах, живущих как трофеи. О их крыльях, которые безжалостно выдирали из их спин, о их крови, целебной настолько, что их самих можно было ради этого пустить под нож. И хотя времена изменились, — она покачала головой, словно споря сама с собой, — страх остался. И когда на моей шее появилась эта отметина, — она задохнулась, пытаясь сдержать рвущиеся из груди чувства, — мне показалось, что я очутилась в той самой клетке, что в детстве была моим самым большим кошмаром. Что ценность представляет лишь то, кем я являюсь, не я сама… Кол, по мере того как дрожал ее голос, хмурился все сильнее, а потом прикрыл глаза и стиснул ручки кресла. — Мы никогда не рассказывали тебе о наших родителях, — внезапно произнес он, и Кэролайн удивленно покачала головой. Во время тех семейных обедов и времяпрепровождений, которые Элайджа заставлял ее посещать, она понемногу узнавала их троих, но никто не спешил посвящать ее в семейные тайны, хотя слухи, которые кружили вокруг семьи Майклсон, оставляли двоякое впечатление. — Ты знаешь, кем была наша мать? Кэролайн покачала головой, вспоминая портрет, который хранился в библиотеке особняка Майклсонов. Эстер Майклсон была женщиной потрясающей красоты, и Ребекка с Клаусом были похожи на нее больше всего. Но взгляд ее Кэролайн находила несчастным. Она была одета в роскошное платье, а на ее запястье и шее переливались цветами драгоценные камни, призванные отвлечь внимание случайного зрителя от горькой улыбки и затаенной печали, но Кэролайн, проводившая в библиотеке в самом начале целые дни, успела изучить картину во всех деталях. И именно этот взгляд был той причиной, по которой она никогда не решалась расспросить Элайджу или Кола об их матери. — Эстер была стрегой, — пояснил Кол, и Кэролайн изумленно округлила глаза. — Правда? Я никогда не слышала даже… — Да. Она была очень сильной стрегой, и ее крылья, — Кол чуть улыбнулся, одной из тех редких улыбок, когда позволял увидеть в себе что-то настоящее, и Кэролайн непроизвольно подалась вперед, — они меня всегда очаровывали. Огромные, сравнимые по размерам с крыльями нашего отца, просто потрясающие. Я всегда говорил ей, что однажды мои станут такими же большими, и она всегда отвечала, что… Кол замолчал, а потом потер переносицу, вновь возвращая себе привычное лукавое выражение лица. — Она не была парой нашего отца. Они встретились еще до того, как приняли закон, защищающий вас. Майкл больше всего на свете ценил силу и храбрость, а она была невероятно сильной и безрассудно храброй, и это послужило ее приговором. Он забрал ее себе и, несмотря на то, что она не была его соулмейтом, он оставил на ней свою метку. Кэролайн похолодела и почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Метка, поставленная не своей паре… Чем это отличалось от клеймения скота? — Но одно время казалось, что все хорошо. Что мы обычная семья, что за века они научились жить вместе, что в конце концов она приняла его и даже по-своему любила его. Только когда Никлаус обратился, Майкл понял, что он — не его сын. Стрега побледнела и вспомнила шепотки о том, что на самом деле Клаус был сыном дракона, обитающего в Волчьих горах. — Для него это было потрясением, конечно же. Еще больше — унижением и предательством от женщины, которую он привык считать своей. Он бы убил Клауса в тот же момент, если бы Эстер не пошла с ним на сделку. На его лице заходили желваки, и Кэролайн сжала кулачки, страшась услышать то, что было дальше. — Как я уже говорил, у нашей матери были крылья потрясающей красоты. Они стали главным украшением нашей гостиной, — яростно выплюнул Кол, а стрега не сдержала тихого всхлипа и тут же прижала ладони ко рту. Стрега, лишенная своих крыльев, умирала. Эстер добровольно обменяла свою жизнь на жизнь сына и приняла такую унизительную и мучительную смерть. — Она была очень сильной ведьмой, но в этом случае это не сыграло ей на руку. Или нам, не знаю. Она прожила еще несколько десятилетий, и каждый день был агонией. Майкл отказался снимать ее крылья со стены, заставляя каждый день нас и особенно Ника их лицезреть. Может, он надеялся на то, что мы возненавидим нашего брата, но мы ненавидели только его. Кэролайн слушала его, до побеления костяшек сжимая кулачки, не в силах представить себе всю боль, через которую пришлось пройти этой семье, не в силах понять, как кто-либо мог быть настолько жестоким и ужасным. — И потому, когда пришло время и мы вошли в силу… Мы убили его. Ник сделал большую часть работы, — равнодушно пожал плечами Кол. — А ее крылья… Мы их сожгли. Ты можешь быть уверена, Кэролайн. В этой семье нет никого, кто захочет тебя использовать в подобных целях. А мой брат… Кол замолчал, а она вспомнила то, с каким трепетом Клаус прикасался к ее крыльям и как бережен был с ними, словно боялся причинить ей боль. И как он ни разу, ни словом, ни жестом, не говорил о том, какую ценность несет собой ее редкий вид. — Клаус убьет любого, кто не то что причинит тебе вред, а просто подумает об этом. И он лучше добровольно откажется от связи, чем сам сделает тебе больно, Кэролайн.8.
16 июля 2017 г. в 23:15
Несмотря на то, что Кэролайн принадлежала к роду ведьм, что рождались, слушая песню ветра, среди бурь и штормов, что дарили им хрупкие, но такие прекрасные крылья, и обрекали на жизнь столь же бурную, но скоротечную, как дыхание ветра, стрега всегда немного опасалась высоты.
Самую малость, особенно когда она оказывалась на драконьей высоте, и стоило опустить взгляд, как она видела лишь пропасти да обрывы, стеклянную гладь холодного моря и острые скалы. И Кэролайн ожидала, что и сейчас ей будет немного не по себе, но было ли дело в золотистых сильных крыльях, которые сияли на солнце так, что ей было больно смотреть них, или в том, как крепко прижимал ее к себе Клаус, но в этот раз не было ни малейшего ощущения страха.
Остался лишь дикий восторг, затопивший ее, стоило им подняться в воздух, мерцающий в ее глазах и зазвеневший в ее смехе, стоило Клаусу выполнить пару мертвых петель. Пальцы ее сжались на его плечах сильнее, но она лишь засмеялась, чувствуя, как адреналин наполняет ее изнутри и как смелеет ее робкая мечта: подняться однажды в воздух самой.
Ее крылья, а вернее, уже то, что осталось от них, чувствовали песню ветра и готовы были отозваться знакомой с колыбели мелодии, но были слишком слабы — ведь и она сама была еще слишком юна. Но Кэролайн понимала, что в отличие от тех сотен и тысяч несчастных стрег, в свое время бывших экзотичными птицами в клетках существ гораздо более сильных и могущественных, у нее был реальный шанс прожить не только практически вечную жизнь, но и стать достаточно сильной для того, чтобы ее крылья в один прекрасный день ничем не уступили крыльям Клауса.
Кэролайн фыркнула, подумав об этом, и мысленно отвесила себе подзатыльник. Мечтать совсем не вредно, но такой размах крыльев… Стрега вновь зачарованно взглянула на его хищные и опасные кожистые крылья и подавила разочарованный вздох. Ей придется ждать не менее тысячи лет, и то, никто бы не дал ей никаких гарантий… И почему все было так нечестно?
Настроение ее чуть упало, и она перевела взгляд на сосредоточенное, до идиотского привлекательное лицо Клауса и сжала губы в тонкую линию.
— Ты сказал, что обжег руки Кая по той причине, что мне не понравились его прикосновения, — внезапно произнесла она, заставляя его опустить на нее задумчивый взгляд.
— Верно, Кэролайн, — кивнул он, не понимая, почему она вновь заговорила об этом.
— А если бы мне понравилось?
Его лицо переменилось и потемнело, а под взглядом, ставшим внезапно тяжелым и мрачным, ее метка едва ли не взбесилась, обжигая кожу, и Кэролайн прикусила язык, начиная почему-то жалеть о том, что ступила на такую хрупкую почву.
— Ты — моя пара, Кэролайн, — глухо произнес Клаус, чуть сильнее сжимая ее в своих объятиях, словно хотел впечатать ее в себя. — И я хочу, чтобы ты была счастлива. Я бы не стал… неволить тебя. — Кэролайн хотела было возмутиться и заявить, что он и так ее едва ли не сделал своей пленницей, но его взгляд вновь переменился за долю секунды, становясь озорным и даже насмешливым. — Sweetheart, ты слишком стараешься делать вид, что ненавидишь меня, когда мы оба знаем, что это не так.
Крылья за его спиной зашумели, заставляя Кэролайн оторвать взгляд от жесткого профиля, но Клаус, чувствуя, видя даже, ее смущение, продолжил:
— Я прожил достаточно, Кэролайн, достаточно для того, чтобы желать никогда не находить своего соулмейта — потому что видел, каким ядом может быть любовь. Я видел разрушенные королевства и разбитые семьи, — в его голосе зазвучала сталь, отблески которой она так часто видела в его взгляде. — Видел сломленных созданий. И все это… лишь из-за этой связи. Так что да, я никогда не хотел находить свою пару и даже думал, что ее может и не быть. Не в моем случае, — криво усмехнулся дракон, а Кэролайн, продолжая упрямо молчать, не сводила с него взгляда.
— Но когда я нашел тебя, когда увидел… Я был готов рискнуть, — он оборвал сам себя, словно не позволяя произнести что-то еще более личное и сокровенное. — Я знаю, что в тебе нет ненависти. Да, есть упрямство и характер, которые продолжают восхищать меня, love. — Улыбка тенью скользнула по его лицу, а Кэролайн сама чуть усмехнулась, сжимая пальцы на его плече. — Упрямься сколько хочешь, маленькая стрега. Но не пытайся лгать нам обоим.
Ее лицо залила краска смущения, и она стыдливо уперлась лбом в его плечо. У нее было чувство, словно все ее помыслы и мысли на мгновение стали для него открытой книгой, и это жутковатое ощущение заставило ее чуть опустить свои защитные щиты и склонить голову на его плечо.
И снова Клаус оказался прав, удивлено подумала она, самыми кончиками пальцев касаясь его затылка. Он вновь легко увидел ее и ее сомнения, которые она прятала не только от него, но и от самой себя.
Ее все это невероятно измучило, а тепло его ладоней, бережно держащих ее, ровное сердцебиение и безопасность, что он излучал всем своим видом, вновь убаюкали ее, и она задремала, продолжая летать и во сне.