Другая

— Хороший мужик, — говаривал, бывало, старый шинкарь, кивая в дальний угол. — И дерётся, как дьявол. Только пьёт, бедолага, по-чёрному. Стоял очередной дождливый осенний вечер, и поэтому, зал шинка с огромным камином, щедро пылавшим светом и теплом, был буквально забит народом. Все столики были заняты, а у стойки негде было протолкнуться. Люд здесь был разнообразнейший: торговцы, воины, ремесленники. Попадались даже охотники. Все они галдели, взрывались хохотом над чьей-нибудь сальной шуткой и не забывали, время от времени, потискать хорошеньких служанок, сновавших с нагруженными подносами то тут, то там. Среди всего этого пьяного гвалта, особенно резко выделялся человек, что тихо и одиноко сидел в одном дальнему углу, вокруг которого словно был островок спокойствия. На его столе стояла только бутыль зеленоватого цвета да медная кружка, из которой этот человек рассеяно пил, бездумно глядя перед собой. Порой, кто-то из новоприбывших в это заведение, невольно интересовался этой весьма внушительной фигурой, на что и получал тот ответ того старого шинкаря. Конечно, подобное не могло полностью удовлетворить особо любопытных, но шинкарь был достаточно словоохотлив, так что могло поведать ещё следующее: этот странник прибыл сюда где-то почти дюжину дней назад. По-видимому, он здесь был просто проездом, но из-за разбушевавшегося ненастья дороги страшно размыло и поэтому ему здесь пришлось задержаться. А сам он, судя по всему, был из очень далёких краев: заброда говорил на местном наречии с сильным акцентом, да и был обладателем диковинного оружия, которые горожане по неведению, окрестили алебардой. Итак, к чему же всё это? Одно из главных проблем было то, что чужаков нигде не любили. Особенно в маленьких провинциальных городах, затерянных в горах. Особенно, если этот чужак ещё был иностранцем. Первое время чужеземец был предметом всех кривотолков и косых взглядов. Его даже не очень охотно приняли в здешний постоялый двор, сомневаясь, есть ли у чужеземца местные деньги, а если и есть, чай, не фальшивые ли они? Но звонкие монеты незваного гостя явно отливали золотом, да и платил он за комнату в двойном размере, что несколько развеяло вполне законные опасения почтенного хозяина постоялого двора. Столь вопиющая финансовая обеспеченность чужака, конечно же, не могло не привлечь пристального внимания местных забияк и любителей поживиться за чужой счёт. Но здесь всё прошло быстро и до безобразия просто. Этим-то «просто» и объяснялось то почтительное расстояние, что держали завсегдатаи таверны от одинокого странника. — Дерётся, как дьявол, — приговаривал шинкарь и подмигивал. И хотя слово «дьявол» в контексте местных обычаев было не совсем лестным эпитетом, но чужестранец, если его не трогать, вёл себя вполне безобидно и в нарушениях городского порядка доселе замечен не был. Большую часть дня он проводил либо у себя на постоялом дворе, либо в шинке. И кроме старика-шинкаря он больше ни с кем не разговаривал. И вот по уже, недавно заведённому обычаю, чужак, поднимаясь со своего насиженного места, неторопливо пересекает зал шинка, и протискивается к стойке. — А, Хак-чужеземец! — шинкарь растягивает рот в весьма поредевшей улыбке. — Тебе как обычно или чего другого хочешь? Над стойкой нависла высокая и широкоплечая фигура заброды. Чёрные, как смоль, всклокоченные волосы обрамляли его лицо, заросшее густой бородой. Синие глаза, хотя и были подёрнуты пеленой опьянения, смотрели довольно цепко. — Как обычно, старьик, — глухо говорит он. — Да, водка у нас знатная. Старик, с кряхтением наклонившись, достаёт из-под прилавка ещё одну бутыль, тоже из зеленоватого толстого стекла, что и стоявшая на столе у чужака. Черноволосый мужчина, молча протягивает шинкарю горсть монет. — Смотрю я на тебя, Хак-чужеземец, — приговаривает старик, принимая плату. — Молод ты ещё. Но тоска какая-то грызёт тебя, сгрызает заживо. Нехорошо это. Пошёл бы ты к нашему шляхтичу. Хотя ты из не нашенских, парня с такими навыками он за добрую душу возьмёт. Там, глядишь, надворным сотником сделаешься, веру нашу примешь, может, даже женишься, и чужеземцем быть перестанешь, а? Чужеземец равнодушно качает головой: — Спасибо на добрьем слове, — говорит он и тяжелым шагом удаляется вновь к своему столику.

***

Хак пил кружку за кружкой иноземное саке, как воду, даже не морщась, хотя оно и было гораздо крепче привычной ему выпивки родной земли. В голове у него уже стоял лёгкий звон, который, в конце концов, поможет ему перейти в крайне приятное для него состояние беспамятства. Главное перед этим успеть добраться до своей комнаты на постоялом дворе, а то обчистит же, местное ворьё. А пока это так желаемое им состояние не настало, в голову, несмотря на звон, лезли всякие мысли. И ещё этот старик со своим разговором. Да, была тоска, грызя его уже давно и нещадно, только догрызть почему-то никак не могла. Скорее всего, она так и будет с ним до самой смерти, которая, как надеялся Громовой зверь, не заставит себя долго ждать. Принцесса… Хак неосознанно сильно сжимает кружку, словно стремясь смять её. Не думай, не думай… Всё уже бесполезно. Три года слишком большой срок. Слишком большой, чтоб продолжать на что-то надеяться. — Я думаю, — говаривал как-то Джи-Ха, — если бы она… Если с ней случилось что-то плохое, то и нам, её драконам, осталось недолго. А мы, вроде как, пока ничего, держимся. — И он нервно усмехался и отводил взгляд, похоже, даже сам себе не веря. И вот прошло три года. Тогда, после того загадочного исчезновения, они, действительно, пошли на запад, в Кай. Обрыскав его вдоль и поперёк, и не обнаружив никаких зацепок, драконы и Хак вернулись в Коуку. Потом побывали даже в Ксинге и Сей. И драконы всё стремились почувствовать Зено, но всё было тщетно. А потом случилось кое-что странное. У драконов появилось какое-то ощущение, непонятное и тревожащее. И оно не было похоже на то, как они бы чувствовали присутствие своего брата-дракона. Но они ухватились за это, как за последнюю соломинку, и ведомые этим странным чувством зашли очень и очень далеко. В неизведанные земли, которые, по праву можно было назвать чуть ли не иным миром. И это странное ощущение не покидало их, но разобраться и понять его они так пока и не смогли. Хотя это уже не имело особого значения, так как они уже подумывали возвращаться назад, домой. Хватит уже по чужбине мыкаться. Во только пусть кончится этот треклятый дождь, Хак, наконец-то, сможет покинуть этот городишко и встретиться с своими друзьями-драконами. А пока из-за вынужденной остановки, ему приходилось предаваться беспробудному пьянству. И вот, осушив вторую бутыль, и понимая, что ему уже хватит, Громовой Зверь поднимается, и кивнув напоследок старику-шинкарю, выходит в сырую ночную тьму. Дождь продолжал идти, но, по крайней мере, уже не хлестал, как из ведра, да и ветер стих. Что же, хотя и за это, спасибо. Хак, не надевая капюшона, направился к постоялому двору, стараясь держаться подальше от домов, так как какая-нибудь ушлая хозяйка запросто могла вылить ему на голову ушат помоев. Громового зверя изрядно пошатывало и везде стояла сплошная слякоть. Того и глядишь, подскользнешься и упадешь в какую-нибудь канаву полную вонючей грязной воды. Сейчас в столь поздний час и в настолько отвратительную погоду городские улицы были ожидаемо пусты. Но вот впереди Хак заметил какие-то три фигуры, хлюпая грязью, бредущие к нему навстречу. Эти припозднившиеся путники были невысокими, закутанными в отяжелевшие от влаги плащи и у каждого за спиной был заплечный мешок. Отметив это про себя скорее по привычке, нежели чем действительно интересуясь, кто бы это мог быть, Громовой зверь просто проходит мимо, но тут его шатает особо сильно и не удерживаясь на ногах, он с громким всплеском падает в какую-то лужу. Чертыхнувшись, Хак пытается подняться и тут на головой раздаётся голос: — А-а, господин, вы в порядке?! Хак замирает, сердце его сжимается, наливаясь тяжестью, готовое сорваться куда-то вниз. Этот голос говорил на чистейшем языке королевства Лебории, но он всегда узнал бы его, сколько бы времени при этом не прошло. — Вам не плохо? Давайте, я помогу вам подняться. — Эви, что ты делаешь?! Брось ты этого пьянчугу и пошли уже! — раздаётся другой, не менее знакомый голос. — Иви, ты жесток! Вдруг этому человеку плохо! Наконец-то сердце Хака вновь забилось, и он смог опять дышать. Он резко вскидывается, поднимается. Девушка, что наклонялась к нему, отшатывается от неожиданности, но Громовой Зверь успевает схватить её за руки, которые она невольно поднимает в защитном жесте. — Принцесса! — он сказал это негромко и хрипло, на родном языке Коуки. Было темно и ничего было почти нельзя разглядеть, но капюшон, глубоко надвинутый на лицо этой девушки, вполне зримо начинает качаться из в стороны в сторону. — Я вас не понимаю! Хак хотел что-то ещё сказать, но тут из-за спины девушки выскочили два силуэта. — Эй ты, пьянчуга, а ну отстань от нашей сестры! — Иви дело говорит! Эти двое, как по команде, толкают Громового Зверя в грудь, который невольно отпускает тонкие запястья девушки, и прямиком падает… в канаву. Она оказалась достаточно глубока, и ему пришлось какое-то время там барахтаться, а когда он вылез, тех троих уже и след простыл. «Принцесса, Юн, Зено… Какого чёрта здесь происходит?!»