Другая

Приглушенный гомон голосов, что всегда стоял в шинке в это время дня, невольно стих, и все собравшиеся с живейшим любопытством наблюдали за довольно странной сценой: как хорошо известный завсегдатаям этой забегаловки Хак-чужеземец начинает тискать новенькую рыженькую девку. Нет, в том что, кто-то там кого-то тискает, не было ничего удивительного, особенно, если цель таких поползновений была такой хорошенькой, как эта свеженькая служанка. Многие из посетителей уже с откровенным масляным блеском в глазах посматривали на эту девушку, что так охотно раздаривала им свои улыбки. И некоторые из них даже хотели уже приударить за ней, но чужеземец неожиданно растоптал их планы, так сказать, опередив их. В этом-то и заключалась главная странность. Ведь заброда до сей поры не был охочим до женского пола да и местные девки шарахались от него, как от огня. А тут, надо же! — Эм, Хак-чужеземец… Чего это он? — пробормотал старик-шинкарь, также, как остальные с удивлением взирая на происходящее. Он пока ещё раздумывал, стоит ли вмешаться или у них там всё само собой утрясется, но тут с кухни выскакивают два брата этой девушки, и один из них, тот что блондин, стремиться огреть заброду хозяйской сковородой. У него не получается, и они начинают о чём-то там балакать. Драки, значит, не будет, но вмешаться, всё-таки стоит. И поэтому шинкарь, покинув свой извечный пост за стойкой, идёт к ним.

***

— Прынцесс, Зено, Юн… Вы что, не помните меня? Хак выжидательно и растерянно взирал на этих троих, которые после этих его слов вдруг встали в тесный кружок и начали о чём-то шептаться. — Так, так, так… И что мы по этому поводу думаем? Может дёру дадим? — Ленни понял лишь одно: братишка-бородач ни один из тех наших погонщиков, Ленни-то он выпустил, хотя его руки всё равно что тиски. — Иви, Иви, слышал, как этот человек меня назвал?! Принцессой, представляешь?! — И нас с Ленни тоже как-то по-дурацки… Похоже этот пьянчуга нас с кем-то путает… Хотя для любителя выпить это, скорей всего, нормально. Они разбили свой кружок и парень, так похожий на весьма повзрослевшего Юна, тыча половником в остолбеневшего Громового Зверя, сказал следующее: — Не знаю о чём ты, но ты явно обознался! Мы никакие не Зены, ни Юны, а наша сестра, — он указал на девушку, что стояла и прижимала к груди поднос, — отнюдь ни принцесса, а обыкновенная деревенская дурёха. — Иви, что ты такое говоришь?! — с возмущением воскликнула красноволосая девушка. Она крайне обиженно надула щеки и угрожающе взмахнула подносом, как бы говоря: если ещё скажешь что-то подобное, я в тебя им запущу! Хак, глядя на всё это, прижал ладонь к лицу: ужасно трещала голова и ему опять на мгновение показалось, что всё это ему мерещиться. — Что, головушка болит? — послышался притворно жалостливый голос Юна. — Ха! Пить надо меньше! Пошлите-ка дальше работать. Ещё не хватало, чтобы из-за какого-то пьянчуги мы такое хорошее место потеряли. «Какого чёрта…» — Постой! — воскликнул Хак. — Вы потерьяли память?! Эти трое обернулись, а парень, так похожий на подросшего Юна, со вздохом сказал: — Да я тебе говорю — обознался ты! Никакую мы память не теряли! Наша память при нас! Всё, до свиданья! Они живо ринулись обратно на кухню, откуда уже начала с недовольством выглядывать дородная шинкарка. Громовой Зверь их хотел было опять остановить, но тут к нему подошёл старик Ондрий. — Что такое, Хак-чужеземец? Знаешь, что ли, этих? — Старьик… — Али, — шинкарь заговорщически ему подмигнул, — девка понравилась? — Как бы… Увидев выражение лица заброды, Ондрий посерьезнел. — Идём-ка, расскажешь. Они подошли к стойке и Хак, в общих чертах, сильно коверкая лебориш, поведал старику причину, по которой он оказался в этих краях. — Хм, — задумчиво протянул шинкарь, подёргав себя за усы, — память потеряли… Такое может быть. Только… неужто сразу все трое? В этом-то и заключалась главная проблема! Какова возможность такого? Тут краем глаза, Громовой Зверь заметил, как с кухни выскочила красноволосая девушка с нагруженным подносом. Она поспешила к клиенту, который уже начал выражать своё недовольство задержкой. При виде принцессы, он судорожно выдохнул, с трудом подавив желание, вновь подбежать к ней, схватить за руки, и целуя их, с мольбой вглядываться в лицо. Вспомни… Узнай… — Эви, дочка, подойди-ка сюда! — вдруг окликнул девушку старик-шинкарь. Обернувшись на зов, она приветливо улыбнулась Ондрию, а заметив рядом Хака, чуть побледнела, но всё же подошла. Тем временем, с кухни опять выглядывает Юн, и кидает обеспокоенный взгляд на принцессу. Потом появляется Зено, они о чём-то переговариваются, но тут над и головами появляется большая поварёшка и опускается каждому по темени, и на весь шинок раздаётся визгливый вопль старухи-шинкарки: — А ну, не отлынивать от работы, дармоеды! Оба юноши, старательно потирая себе макушки, мигом исчезают. Красноволосая девушка — впрочем, как и все в шинке — став свидетелем этой сцены, виновато улыбнулась старику: — Простите моих братьев. «Братьев?!» — Они уж слишком сильно беспокоятся обо мне, — продолжила она, и настороженно покосилась на Громового Зверя. И не без причины, как бы говорит её взгляд. Не коснуться, с горечью подумал Хак. Так близко, просто протяни руку. Но если он это сделает… кто знает, что произойдет? — Так откуда, вы говорите, родом, дочка? — спрашивает шикарь. — А? Мы с Южноземья. — Далековато забрались. И там всегда жили? — Конечно! Мы там родились. Там до сих пор живут наши родители. Слушая всё это, Громовой Зверь чувствует, что у него начинает ум за разум заходить. Эта девушка говорит невозможные вещи. Ведь это же принцесса, чёрт возьми! Ведь всё её! Её глаза, её улыбка, её запах… — Родители-то землепашцы, поди? — тем временем продолжает расспрашивать девушку старик. — Ну, в Южноземье все землепашцы. — Так что же это получается?! — в голосе шинкаря слышится укоризна. — Значит своих стариков- родителей бросили ковыряться в земле, а сами сбежали?! — Господин Ондрий, это… — девушка страшно покраснела. Цвет её лица стал чуть ли не такой же, как у её волос. — Наши родители очень зажиточные крестьяне. У них много земли и есть наёмные работники. Они без нас не пропадают… Да и вообще, мы уже решили возвращаться домой! — Ладно, не серчай, дочка! — успокаивает её старик, и бросив выразительный взгляд на Хака, задаёт следующий вопрос: — Так сколько, вы уже бродяжничаете? Девушка задумчиво прижала палец к губам. — Да где-то уже около года… — Так… Ну и последний вопрос дочка, потом можешь идти. И этого парня, значит, — шинкарь хлопает Хака по плечу, — совсем-совсем не узнаёшь? Девушка охнула и на этот раз прямо взглянула на Громового Зверя, продолжавшего хранить молчание. На лицо его падали длинные сальные волосы, закрывающие глаза, но она очень ощутимо чувствовала на себе взгляд этого человека. Тяжелый, исподлобья… — Так вот почему вы всё это спрашивали! — пробормотала девушка, а потом она обратилась к самому Хаку, заставив того вздрогнуть от неожиданности: — Ни я, ни мои братья, действительно, не знаем вас. И память мы никакую ни теряли. Неужели мы и правда, так сильно походим на знакомых вам людей? — Одно лицо, — с трудом вымолвил Громовой Зверь. Девушка внимательнее пригляделась к нему, и опаска в её глазах вдруг уступила место искреннему сочувствию. — Вот оно что! — вздохнула она. — Это так… странно! Но мы и правда… — Эви!!! Несносная девчонка, а ну-ка дуй сюда!!! Девушка ойкнула. Это старуха-шинкарка, крайне сварливая жена почтенного Ондрия, окликала её. Наверно, очень сильно отсчитав её братьев, решила теперь заняться и ею. И это было отнюдь неудивительно: ведь госпожа Ярина — а именно так звали хозяйку — встав поутру, вдруг обнаружила, что её горе-муженёк, к её великому неудовольствию, чуть ли не ночью, приютил каких-то бродяг! И даже её разрешения не спросил! А потом ещё дал им работу! От которой они уже начинают отлынивать! Сначала эти мальчишки, а теперь и их сестра. Вон, видите ли, стоит возле стойки, лясы точит! Пусть даже и с хозяином… — Пойду-ка я, господин Ондрий… — Иди, дочка, иди. А то влетит обоим нам… Девушка кивнула шинкарю и бросив взгляд на заброду, очень мягко ему улыбнулась, и грациозно упорхнула к поджидающей её хозяйке. У Хака перехватило дыхание и сердце болезненно сжалось: это была, такая знакомая ему, улыбка принцессы. Улыбка, что преследовала его во снах. — Вот видишь, Хак-чужеземец! Не врёт же она… Да и зачем ей это? Может ты, того, обознался, а может даже запамятовал? — Их имена… — неожиданно сказал Громовой Зверь. — Имена-то? — приподнял густую бровь старик. — Да, имена-то не нашенские. Но они мне уже успели растолковать по что так. У них мать, дескать, из Бристании, поэтому и названы по тамошнему. Хак опять приложил ладонь ко лбу: голова продолжала чертовски болеть. И ещё всё это… Обознался он? Запамятовал?! Старик совершенно не знает, о чем говорит. — Что, совсем плохо? — сочувственно спрашивает шинкарь. — Опохмелиться тебе надо, парень. И Громовой Зверь слышит плеск наливаемой жидкости, что серебряной музыкой отдаётся у него в ушах. А в нос ударяет тяжелый запах крепкой водки, от которого у него сразу засосало под ложечкой и во рту пересохло. И он тянется к такой желанной сейчас медной кружке, чтобы опорожнить её. Но… останавливается. Они это или нет? И если при разговоре с красноволосой девушкой, у Хака возникли очень сильные сомнения того, действительно ли, в порядке у него с головой и, возможно, он и правда обознался или чего-то там путает, но при воспоминании об одной очень важной детали, они в миг улетучились. И имя этой детали — Зено. И если принцесса и Юн за это три года повзрослели, то этот — нисколько. Какая вероятность того, что в мире существует ещё один бессмертный и нестареющий человек? И поэтому, прочь все сомнения! Это они! Только почему они ничего не помнят? Да и что за чертовщина здесь твориться?! В любом случае, Хак уже уяснил одну вещь: объяснять им что-либо бесполезно. Эти трое будут так же продолжать с недоумением пялиться на него, а Юн, — в чём он нисколько не сомневается, — будет крутить пальцем у виска. Ему надо будет быть осторожным с ними, чтобы не вспугнуть, да и не в коем случае, не выпускать из виду. А для этого Громовому Зверю надо быть при трезвом уме и твёрдой памяти. Хак отодвигает медную кружку и говорит удивленному шинкарю: — Спасибо, старьик. Но воды бы.