Другая

Для Галки сегодняшний день был не только особенным, но и немного неудобным. После чудесного её спасения прекрасным чужеземцем, те места на предплечьях Галки, прикрытые тканью льняной рубахи, к которым он прикоснулся, начало нещадно покалывать. И это в целом было терпимо, но затем, после завтрака, все эти колики переместились и сосредоточились в груди, а руки от плеч до кончиков пальцев просто-напросто одеревенели! Не колдун ли часом этот заморский пан?! «Слишком пригожий. Наверняка, колдун!» — в конце концов, решила Галка. На здешней земле колдунов-ведунов не любили, но втихомолку пользовались их услугами. Однако Галку это нисколечко не беспокоило. И она даже к Ивке обращаться не собиралась, легкомысленно думаю, что всё само пройдёт. Ежели и вправду колдун, то очевидно добрый и светлый: аж её кинулся выручать! И наверняка заклятие навёл случайно, а раз так, то и недолго оно продлится и само выветрится. Так в сказках и легендах говорится, а они лгать не будут. В любом случае, Галку заботило нечто гораздо более занятное: кем обратиться этот чужеземец-колдун, когда помрет от несчастной любви. Гулем становиться такому человеку как-то непристало. Не по благородному это, что ли… А вот упырем-вурдалаком в самый раз! Они-то мало чем от людей отличаются, бледные очень только. Но от этого их пара с Эви-русалкой станет еще краше! Хотя конечно лучше, чтобы такого не было. И Галка должна постараться, дабы они смогли избежать подобного хоть такого и красивого, но печального исхода. Пусть уж сбегут, и бог с тем, что Галке не придется нянчиться с хорошенькими племяшками. Ей будет достаточно знать, что они где-то есть. И что их много. Вот только… Хотя Галка и пыталась помочь, а вернее, думала как это сделать, давешним утром она явно чему-то помешала. Её оправдывало только то, что она знать не знала, на что натолкнется во дворе, возвращаясь с вёдрами полными студёной колодезной водой. А там явно что-то намечалось… Они так близко к друг другу стояли, да и намётанный Галкин взгляд сразу приметил начинавшие краснеть Эвины уши. Чай не лобызаться ли собрались?! От неожиданности и от щенячьего восторга, Галка выронила коромысло с вёдрами, и всплеск разливающейся воды прозвучал траурным песнопением так не удавшемуся поцелую. Эх… Хотя ночью-то что-то того и этого уже было, но Галка не была уверена, ибо темень же была. Ещё раз «эх»… Так бы, ежели Галка была бы более внимательной, то могла бы всё увидеть воочию. Но… зато её облапал красавец-чужеземец, чего отродясь никогда не было и быть не может, а у Эви ещё всё впереди. Нацелуются ещё, и может даже Галка это увидит. А пока ей пришлось довольствоваться теми случайными переглядами, что Эви и Хак-чужеземец украдкой делились вовремя утренней трапезы, что была не в пример скромнее вчерашней бурной и неожиданной для всех и вся попойки. Видно, было что старались особо не переглядываться, но у Галки, как у же говорилось, глаз был намётанный на такие вещи. Но вот незадача: у тётки Клары тоже! Сегодня мамка Эви выглядела ещё более хмурой, чем вчера, хотя давече не выпила и капельки. Грозно блестя сиреневыми глазами и чинно вкушая кашу с грибами, она поглядывала на дочку, почти как на преступницу. Мамка Галки и тётка Липа не отставали. И «преступница» от этого, времени от времени, вжималась в лавку, съёживала плечи и тихонько вздыхала. И вообще, казалось, над этим столом нависла туча, отяжелевшая от надвигающейся грозы… Правда, далеко не все её ощущали. Другой красавец-чужеземец, друг пана Хака, как и вчера, заговаривал зубы дядьке Илье и его закадычному другу и главному помощнику по хозяйству Лаврентию, которые чуть ли не дневал и не ночевал у них, хотя и была у него своя, пусть и бобыльская, но хата в деревне Раздолье. И Корней, Дукат и Вязьма — ещё одни наёмные рабочие, только гораздо моложе Лаврентия, да и вообще без угла и двора, — тоже с интересом прислушивались к зубоскальству заброды. А ещё тётка Калина, которая в отличии от остальных большачек, казалось была менее недовольна присутствию незваных гостей в этом доме. Была, правда, ещё одна большачка — бабка Морошка, но она была глухой и очень старой, и большую часть своей стремящейся к закату жизни дрыхла и знать не знала ни о каких забродах. Вон, уже опять за столом пузыри пускает. Ленни, как всегда, уплетал с большим удовольствием, не замечая ничего вокруг, и прикончил свой завтрак быстрее всех и взял себя ещё добавки. Но вскоре и её скушал, но так как чая ещё не подали и вставать из-за стола здесь раньше всех непринято, ему ничего не оставалось как сосредоточенно облизывать деревянную ложку. Семнадцатилетняя Млада, дочка тётки Калины и их троюродная сестра, сидя по левую сторону от Ивки, старалась его разговорить. И явно о забродах, ибо сверкала в их сторону большущими серо-голубыми глазами, окаймленный длинными, стрельчатыми ресницами. Как пить дать, после кушанья, забьёт на все дела и убежит в Раздолье к тамошним своим многочисленным подругам. И затем они все, с Младой во главе, звонкой и пёстрой гурьбой примчатся к их двору, дабы поглазеть на красных молодцев заморских. И не только поглазеть… Но за пана Хака Галка не переживала. Он Эвин — целиком и полностью, и целое войско бойких, языкастых и пригожих девиц не смутят его с пути истинной любви. От этого остро захотелось осенить будущего мужа Эви благословляющим крёстным знамением, но Галка сдержалась. Что касается Ивки: от Млады он отмахивался и лишь кисло косился то на сестру, что сидела по другую от него сторону, то на мать. Вот уж он-то явно всё чуял и понимал, но, вряд ли, эта язва в этом деле Галкин помощник. Но вот каша съедена, и Галка, Эви и Млада пошли на кухню за чаем с плюшками. Млада, кстати, попыталась по пути разговаривать Эви, но Галка сурово её оборвала, велев «оставить человека в покое». Та фыркнула, но замолчала, а Эви удивленно посмотрев на Галку, пообещала Младе, что расскажет потом, когда будет время. Та обрадовалась. На кухне было жарко, чуть ли не как в бане. И не мудрено: Минка, кушавшая на кухне вместе с ребятишками, дабы за ними присматривать, успела вскипятить водичку и заварить чаю для взрослых, покуда детвору поила киселем. Вернее, пыталась, ибо по крепкому дубовому столу было море разливное, которое Галкина сестра старалась вытереть уже изрядно потрепанной тряпкой, одновременно шикая на пятёрку разновозрастных, галдящих детишек, трое из которых были тётки Липы, а двое — Калины. Короче, не только душно, но и шумно здесь. Благо в кухню была крепкая дверь и выходила она в просторные сени. — Эви, завтра твоя очередь за ними глядеть, — буркнула Минка, увидев их. — А ведь точно… Эвина очередь! — порадовалась Млада, доставая из расписного шкафа посуду ибо, если бы Эви не вернулось, её был бы черёд глядеть. — А? Ах, да… Конечно, Мина, конечно, — встрепенулась Эви, словно очнувшись от тяжких дум, что будто роились в её бедовой головушке. — Эви, Эви! — тем временем, загалдели детишки, норовя окружить свою рыжую сестру, по которой, известно дело, соскучились. Вчера им это не удалось, ибо не дело детворе глядеть на распри взрослых. Вот их увели их от греха подальше. — Ох, милые, не сейчас, — совсем чуть-чуть посветлев, осадила их Эви, а Минка зычным голосом скомандовал доедать всё несъеденное, выпивать всё невыпитое, иначе она их мамкам пожалуются, и те запрут их в кладовке. Это подействовало, и они все чинно уселись назад. И они наконец взяли за чем пришли: Галка самовар, Эви — противень с плюшками, а Млада — чайник и чашки. И вот, когда они проходили сени, Галка наконец вспомнила про Эвин дорогой платок, который она просто кинула в корзину для грязных тряпок. То-то она так странно глядела на кухонное полотенце с вышитым красными цветами! Ведь у неё такой же. Вспомнила про него, да не нашла. Думает что с концом потеряла. И то верно! Тряпка дорогая, а каким бы ты ни был богатым, быть бережливым самим богом велено. И поэтому нужно вернуть, а то, вон, извелась вся. И вернуть по тихому, а то Эви узнает, что Галка подглядела за ними, голубками, пусть и нечаянно. По-маленькому пошла, да и наткнулась на них, в сенях… Конечно, Эви понимающая и не будет сердиться, однако Галке страсть как захотелось заделаться чем-то вроде незримого, но шибко полезного ангела-хранителя для двух горемык. Раз уж главной героиней истории о любовной любви ей не быть, то хотя бы на вторых ролях обосноваться. Однако у Галки незаметно возвернуть Эвину собственность не получилось. И всё из-за заклятия с руками! Потихоньку вытащить платок из корзины не удалось, а там и Эви нагрянула, увидела, как она корячится, и, принявшись помогать, увидела платок и всё поняла. Но это было полбеды, ибо тётка Клара… — Не скажет — что? Эви так и застыла, как птичка перед змеей, прижимая свой красивый платок к груди. Галка тоже, но потом она вспомнила про русалку, и взвилась с пола, словно ей пинка дали. — Что этот платок свой чуть не потеряла! В отхожем месте! Чуть не упал туда, ежели бы не я! — как на одном духу выпалила Галка, так как самое лучше — это сказать правду, но умолчать о подробностях. — Да, маменька, — подхватила отмершая Эви, тоже вставая с пола, — чуть вот… не потеряла его. Думала не найду, и надеялась, что не заметишь потерю. Тётка Клара, прищурившись, перевела взгляд с Галки на дочь, и затем просто сказала: — Веник и совок не забудь. Али забыла уже про горшочек? — Да, конечно, — спохватилась Эви и, повесив этот свой несчастный платок Галке на плечо с тихим «спасибо», взяла то, за чем пришла, и упорхнула вслед матушке. Галка перевела дух. Хотя было не ясно поверила в это тетка Клара или нет, но Эви полегчало, а это одной проблемой меньше. И чтобы её двоюродная сестра без неё делала?! Конечно, риск Эвино русалочьего посмертия ещё существовал, но уж Галка себе все жилы порвёт, дабы не допустить подобного! Припрёт и вместо пойдёт неё утопиться! Хотя лучше, конечно, чтобы до этого не доходило, ибо кто с племяшками нянчиться будет?! Ибо, чем черт не шутит, вдруг одного из них в честь Галки назовут?! Мечтательно вздохнув, она затолкала корзину на место, и только тут заметила, что руки её расколдовались.

***

— А-а, вот вы где заныкались! Хак и Джи-Ха чуть ли ни в унисон не подпрыгнули — Юн подкрался незаметно! Перегородив дорогу, в одной руке он держал какую-то пухлую книгу в кожаном переплёте, а другую — упирал в бок, и выглядел, как всегда, весьма насуплено. — Ох, Ив, мы вовсе, как ты выразился, не заныкались, — возразил Грустноглаз. — Я и Хак просто обсуждаем свои дела. А ты всё, как полагаю, занимаешься подсчётам? — он кивнул на книгу, судя по всему, амбарную. — И много ли расходов было у твоей семьи пока тебя не было? И как обстоят дела с доходом? Похоже, Зелёный Дракон задел больную мозоль Юна, ибо тот вспыхнул: — Не твоего ума дела! И, вообще, зубы мне не заговаривай! У меня вопросы к твоему косноязычному приятелю! — Специально нас искал, что ли? — поинтересовался Джи-Ха. — А как же счета? — Я мимо шёл, да и услышал вашу тарабарщину. И дай, думаю, кое-что уточню по дороге. Юн, набычившись, подошел к Хаку. И это было бы внушительно, если бы не был он так мелковат ростом. Поднявшись на цыпочки, он принялся тыкать в угрюмого Хака пальцем, измазанным чернилами. — А ну, признавайся! Что ты с Эви сделал?! Чего это она как в воду опущенная? Наверное, он и вправду виноват, и ему стоило извиниться. Ведь Зверь тоже заметил во время утренней трапезы её мрачное состояние, пусть даже оно подобно туче и озарялось ослепительной зарницей, когда их взгляды пересекались. Хотя, возможно, это было не только из-за него, но из-за её матушки, что продолжала сверлить в них обоих дырки. Но Джи-Ха подтвердил, что случившееся ночью сном не являлось, и поэтому… — Почему, как только что-то случается с Эви-чан виноват Хак? — тем временем, пришёл на помощь Джи-Ха, склонившись к Юну и лукаво подмигнув. Того буквально покоробило от отвращения, и Зверь ему остро посочувствовал. Теперь кошмары будут сниться бедолаге. — Может она грустит из-за меня?! — Ага, дружка прикрываешь! — с тем лютым презрением, которое может лишь вложить в слова Юн, воскликнул Эвин брат, ясно дело, не поверив. — Значит, что-то всё-таки было! — Я извиньюсь, — спокойно перебил Хак хотевшего возразить Джи-Ха. — И сегодня мы уйдём.