Rebelle

- Мерлин! – я со стуком поставила стакан на стойку. Третья квартира за полтора месяца – пожалуй, нас нельзя было бы назвать постоянными жильцами. Но выбора не оставалось, теперь мы могли только затаиться и ждать. Я не хотела снова вламываться в чужой дом и лишний раз применять магию, но что нам оставалось? Правда, эти апартаменты какой-то политической (а может, мафиозной, что по сути одно и то же) местной шишки вполне меня устраивали, особенно своей барной стойкой и отличным набором алкоголя в буфете. Сухой закон, как же... Только не для сильных мира сего. Собственно, все точно так же, как и в магическом сообществе: законы нарушать нельзя, но если ты из числа и очень нужно, то можно. Я мысленно передала привет Президенту. Надраться до синих чертей хотелось до ужаса. Видимо, я слишком много привычек переняла от своих русскоязычных школьных приятелей, но сейчас об этом думать не хотелось. Хотелось много пить и выть от злости. - Это же надо так низко пасть, - я грязно выругалась, заставив Криденса покраснеть. От своих пуританских привычек он полностью так и не избавился. - У них почти получилось, - заметил он. – Ты выдала себя. - Да, пожалуй, - я налила и себе, и ему. – А вот ты молодцом. Мы живы и свободны только благодаря тебе. Криденс весь вспыхнул и потупился. - Нет же, – пробормотал он в сторону, – просто нужно было что-то делать. Я бы себе никогда не простил, если бы... Я итак виноват в том, что с тобой сделала Серафина. Я яростно замотала головой и уже хотела разразиться речью на тему "это-было-мое-собственное-решение", когда поймала взгляд Криденса и замолчала. Возражать было бы бессмысленно. – Выпей со мной, - вместо этого попросила я. Он кивнул, и мы, не чокаясь, отпили. - Уже проще? – я прищурилась и кивнула в сторону бутылки. – Помнишь, в баре, тебя ведь тогда едва не стошнило. - Точно, - слабо усмехнулся юноша. – А потом ты потащила меня на танцпол. - Ага, - подхватила я, - и экспериментальным путем мы выяснили, что ты кошмарно танцуешь. Мы рассмеялись. Я – с облегчением и громко, Криденс, как всегда, чуть приподнял уголки губ. - Парам-пам-пам, оу-еее, - напела я мелодию. – А я люблю танцевать. Помогает забыться. - Хочешь, поставлю пластинку? – прежде чем я ответила, Криденс повернулся к проигрывателю. – Правда, я совсем не разбираюсь. Мать говорила, что музыка – это происки дьявола. - А сам-то что думаешь? Вместо ответа он поднял пластинку с нарисованной на обложке парочкой влюбленных: - Подойдет? - Наверняка. Саксофоны заиграли простую, но веселую мелодию – хей, ла-ла-опп, детка! Я закрыла глаза и расслабилась. Три такта, и... - Разреши пригласить тебя на танец? Я очнулась. Ого. Вот это прогресс. - Ты же не любишь...? – я положила одну руку ему на плечо, вторую вложила в его ладонь. Он тренировался, что ли? Получалось скомкано, но, по крайней мере, мне на ноги Криденс больше не наступал. Криденс неопределенно пожал плечами: - К этому можно привыкнуть. Я рассмеялась, и он закружил меня в смелом повороте. Ю-ху! Даже наклонить партнершу не побоялся! Вместе с последними звуками музыки я замерла в эффектной позиции. Ну прямо талант пропадает! Я насмешливо фыркнула. Следующая композиция была явно не для активных танцев. Под приятное сопрано и ломаную игру фортепьяно мы покачивались в медленном танце. - Как думаешь, что нас ждет впереди? - Не знаю. Я опустила голову на плечо Криденса и мурлыкала про себя слова песни. От алкоголя и пережитых волнений в голове образовалась приятная, звенящая пустота. - Упс, - я оступилась и засмеялась, обняв Криденса за шею. – Кажется, я хватила чуток лишнего. Держишь меня? - Держу, - его голос внезапно охрип. Криденс закашлялся. - Шшш, ты чего... Простудился? Я прекрасно знала, что это была за "простуда", и все же вела себя, как последняя стерва. Найти уязвимое место – и впиться в него. Он промолчал. Я улыбнулась и потерлась носом о его шейный платок. - Хорошо так... правда, Криденс? Приласкать – и оттолкнуть. Дать надежду – и отнять. Втоптать хрупкое доверие в грязь безразличия. Воспользоваться. Ты ничего ему не должна, Ева. Он сам жертвует тебе свое сердце. Так бери же! Он снова промолчал, и я снова засмеялась. Смех получился грудной, интимный, как воркование горлицы. От Криденса приятно пахло мылом и старательно накрахмаленным выглаженным бельем. Как у него так получается? Чистюля. А еще мне понравился запах его кожи. Такой... Чуть терпкий. Теплый. Кусочек шеи над черным строгим платком выделялся своей белизной. Кажется, ему вообще не нужна бритва... Наверное, там кожа такая же приятная и нежная, как кожа его рук. А может, еще нежнее. Я приподнялась на носочки и прикоснулась губами к этому соблазнительному участку. Точно, просто удивительно нежная. И горячая. Криденс замер. Его руки продолжали поддерживать мою талию, но он весь как будто подался вперед, навстречу. - Ева? - его дыхание защекотало за ухом. - Что? – прошептала я куда-то ему в шею и повторила опыт с поцелуем. Он весь затрепетал, прижимаясь как можно ближе. Его руки скользнули вниз, оглаживая, изучая и сжимая, и Криденс беспомощно застонал сквозь стиснутые зубы. Как ни странно, именно этот звук привел меня в чувство. Что я, черт возьми, творю с невинным - зуб даю, он вообще девственник! - мальчишкой?! Так нельзя. Криденс – не игрушка, а я не обскури, чтоб питаться его чувством. Монстр внутри недовольно заворчал и попятился. - Стоп. Не надо, - я невероятным усилием заставила себя отодвинуться, поймала руки Криденса и стиснула их, останавливая. – Прости. Я... забылась. Это будет нечестно по отношению к тебе и не приведет ни к чему хорошему. Для тебя так точно. Я не хочу использовать тебя, чтобы забыть другого. Так неправильно, понимаешь? Криденс молчал, опустив голову, его руки подрагивали в моих руках. Я попыталась уйти, но он удержал меня. - Криденс? - Используй меня, - на его всегда бледных щеках горел яркий румянец, глаза лихорадочно блестели. – Ты думаешь, я не понимаю? Я все понимаю. Но это неважно. Если ты любишь другого, я смогу с этим жить. Мне достаточно того, что ты рядом. Я ведь тоже... Криденс пошатнулся, его глаза черными голодными пиявками впились мне в лицо. - А чего ты ожидала?! Я доверяю тебе и только тебе... я наконец чувствую, что живу! Мне нужно это. Мне. Нужна. Ты. Он застонал и закрыл лицо руками, бессвязные фразы слетали с его губ. - Помоги мне, Ева... Я не могу больше. Я не смогу дышать без тебя... Это все грех, и я буду наказан. Как ты смотрела на него... Если бы это был я! Но я справлюсь, да. Только будь рядом. Будь со мной, на любых условиях, любой ценой. Я все сделаю, только прикажи... - Криденс... Я была потрясена силой его чувства и в то же время какое-то мрачное торжество вопило внутри меня – ты знала, знала, знала! Ты притворялась, что не замечаешь, но всегда знала, чувствовала нутром, насколько сильной была его привязанность. Не привязанность даже – обожание, страсть. Потребность. И тебе это нравилось, очень нравилось... Это возбуждало тебя. Я не могла больше смотреть на его боль. - Перестань, - я обняла его. – Пожалуйста, перестань, мой хороший. Прошу тебя. Я зажмурилась и прижалась к его груди. Я устала от одиночества. Как же я устала делать то, что правильно и справедливо. Как же я устала быть сильной, устала подавлять свои желания и инстинкты, думать о других. Еще и Николас – ах, как некстати... Монстр внутри, на том месте, где когда-то было мое сердце, нетерпеливо ощерился. Ты ничего ему не должна, Ева. Ты можешь его использовать, он сам того просит. Он в твоей власти. Выпей до дна и забудь, выбрось, как пустую бутылку, как когда-то выбросили тебя. Бутылка разобьется, но до того... будет приятно. Очень приятно. Криденс обнял меня в ответ, вначале робко, потом с жаром. Я не возражала. Если он того хотел – что же, он меня получит! Он был потрясающе неловок и не менее пылок. Он даже не знал, как ласкать и целовать девушку, и слепо следовал своим желаниям. Криденс задрожал, когда я прижалась своими губами к его губам. Я жадно приникла к его рту и не отпускала, пока он не начал вырываться, задыхаясь – и тут же снова нырнул в поцелуй, как в адский омут. Вначале несмело, потом, послушный своему голоду, он раз за разом накрывал мой рот своим, будто хотел выпить до дна, и я отвечала тем же. В жажде ответных ласок он покрывал мою кожу поцелуями, торопливыми и неумелыми, везде, где мог дотянуться; закусил ворот блузы и потянул зубами, застонав. - Научи меня любить, - хриплым шепотом умолял он. – Научи, как быть с тобой... - Не торопись, - мое сердце колотилось так же быстро и неровно, как и его. Криденс... О Мерлин! От запаха волос, которые я ерошила и тянула, закружилась голова. Криденс принимал любую ласку, любое требование и прикосновение, будто был моей вещью, с восторгом и покорностью. От этого хотелось его сломать, принудить, искусать в кровь... И я не отказывала себе в этом, а Криденс принимал мою жестокость как награду и просил еще. В ответ он целовал так, будто только в поцелуе и мог дышать, а без этого задыхался. Я пошатнулась, и Криденс подхватил меня на руки - через мгновение мы оказались на кровати. Криденс снова первый потянулся ко мне: отчаянная потребность в запретной ласке, в прикосновениях, в признании и принятии пересилили его страхи. Он терся о меня, прижимался, впечатывая свое тело в мое, отзеркаливая мои движения. Но он был слишком неумел. Я опрокинула его на спину и опустила руку к его брюкам. Пряжка ремня поддалась, я нетерпеливо рванула застежку. Криденс закусил губу и выгнулся, вцепившись в простыни, когда я обхватила его член ладонью. Я ласкала грубо и настойчиво, не обращая внимания на его всхлипы и бессвязные просьбы – он так хотел, и так хотела я. За мгновение до финала я резко остановилась, вырвав из его губ протяжный стон. Я прижала его руки к подушкам, не позволяя прикасаться к себе. Тело Криденса корчилось в жгучей потребности завершить начатое, а его откровенное, неудовлетворенное желание и ощущение власти над происходящим сводили с ума. - Твоя очередь, - я вытянулась на кровати и притянула его голову к своему животу и толкнула чуть ниже, - только не торопись. Вот так, да... Медленнее. О Мерлин... Конечно, у него не было никакого опыта. Но Криденс, прислушиваясь к моим реакциям, все делал правильно и – ох, черт, сам он не остановится! – его это заводило едва ли не сильнее, чем меня. - Стой! – короткий приказ заставил его оторваться и разжать стиснутые вокруг бедер руки. – А теперь иди ко мне, Криденс. Взаимное желание, лихорадочно-требовательное, невыносимое, помогло отбросить все условности, напрочь снеся остатки самоконтроля. Остались только наши тела, подернутые блядской поволокой глаза и торопливые, все нарастающие ритмичные движения, и горящая внутри напряженная сладость. Мои ногти безжалостно оставили красные царапины на белой коже его спины, как бы перечеркивая старые шрамы. И в разделенной на двоих высшей точке он ответил мне громким стоном. Наслаждение друг другом, как оно есть, прекрасное, ненасытное и бездумное. Клянусь бородой Мерлина, о Николасе я этой ночью больше не вспоминала.