Семь дней

Не думать получается только вместе. Когда Хэ выдыхает над самым ухом, легко касается губами шеи, легко ведет подушечками пальцев вдоль позвоночника: вниз и вверх, тепло, нежно, будто бы боясь навредить. От него все еще пахнет ветром и свободой, соленым морем и теплым песком. Жесткие волосы прохладные и гладкие, дышит едва слышно и оттого стук собственно сердца кажется предательски громким. Не думать получается только так. Мрак расступается, нехотя поддаваясь, словно кто-то тянет за плотно сшитые края, рвет непрочные швы и разводит ткань в стороны. Лед бьется на части, когда Хэ легко отводит упавшие мне на лицо волосы, аккуратно, будто бы слепой, обводит каждую черточку лица, томительно медленно – хочется кричать. Лед тает, растекается неровными лужицами, когда Хэ прижимается холодной щекой к тяжело вздымающейся груди, неровной дорожкой целует до самого пупка, будто бы соединяя звезды в созвездия. Не думать получается. Теплые, сильные руки, скользящие по спине, словно горячие струи воды – я безумно по нему скучал. Шесть долгих лет, чертовых шесть лет, заполненных ненужной суетой, спорами, драками, глупыми делами, случайными связями, попытками заменить…Мишурой, в конечном итоге, не выдерживающей никакого сравнения с ним. В глазах Донхэ – бесенята, в уголках губ – хулиганская улыбка, совсем как тогда – подгибаются колени. Я сдаюсь. Хэ наклоняется и замирает в миллиметре от моего лица, прижимает запястья к жесткому матрасу, и стоит только мне потянуться к таким желанным губам, как он едва ощутимо касается губами мочки уха и влажной дорожкой скользит вниз. Замирает на полпути - проводит носом по кромке уха, и я невольно хмыкаю: дразнится, и я люблю его такого. Неторопливого, аккуратного и до одури моего. Он умел быть нежным, не только губами, руками, глазами – а весь, целиком, будто бы сотканный из тонкого шелка, льнет, прижимается, и я уже не понимаю, как вообще мог испытывать к нему что-то кроме сводящей с ума жажды, болезненного притяжения и нездоровой любви. Потому что я едва ли здоров. Мне нравилось быть слабым. Только с ним. Мне нравилось верить. Только ему. Потому что я знаю, кто он есть. Я уже не разделяю, где мой стон, где его, где чье бьется сердце. Донхэ движется плавно, толкается размашисто, глубоко – мне больно, но только так выходит не думать. Дыхание обжигает, прикосновения ранят, Донхэ что-то шепчет на ухо, но мне не разобрать ни слова – я плавлюсь, умираю – возрождаюсь вновь и вдруг понимаю. Любить его – трудно, но совершенно естественно, очевидно и невероятно. Любить его отчаянно поздно, но абсолютно необходимо, и мне плевать сколько нам осталось часов… Неразборчивый шепот, полустон-полувыдох, но… Хэ обессиленно падает на жесткую кушетку, мы лежим друг напротив друга, нары узкие, но мы тесноты не замечаем, а мне показалось, что… - И какого это: лечь под убийцу сорока трех человек?- хрипло, тихо – бессмысленный набор букв, потому что говорит он совсем другое. - Скажи еще раз, - улыбаюсь я, подкладывая под щеку ладонь. Донхэ щурится, смаргивая с ресниц усталость и притягивает меня ближе – прячет хитрую улыбку, утыкаясь носом мне в ключицы и еле слышно смеется. - Хёкки? - Да? - А ты там будешь? Мягкие ресницы щекочут кожу, но мне не до смеха. - До самого конца,- глухо отвечаю я, прикрывая глаза и прижимаясь губами к лохматой макушке. Такая простая истина – он умрет меньше чем через сутки. - Хёкки? - Да? Слегка отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза и грустно, но ярко улыбается. - И все-таки жаль, что мы так поздно встретились,- переплетает наши пальцы и подносит мою ладонь к губам.- Мой Хёкки. И это лучше, чем «Я тебя люблю». Потому что все верно – ЕГО. Всецело. Мне бы только успеть. *** Наутро за Донхэ приезжает конвой. Его увозят под стражей, и мы больше не перекидываемся даже парой слов. Уже сегодня вечером протокол зафиксирует казнь и дело о серийном убийце Ли Донхэ будет закрыто, подшито и убрано в архив. А новое дело появится на столе нового Начальника Отдела лишь спустя положенных три дня. О пропавшем Ли Хекджэ. Через несколько месяцев искать меня перестанут. Еще позже – признают погибшим. И будут совершенно правы. Мне нужно было просто успеть.