Люблю не за что-то, а вопреки всему

— Всем встать, суд идёт! — прикрикнул пристав, и Тёрпин стукнул молоточком. — Приглашается следующий свидетель -Неонила Амалия Ловетт. Я вышла к трибуне. В это время Бенжамина активно приводили в чувства — всё-таки плохое питание (если таковое вообще у него было эти три дня), волнение и многочисленные синяки сделали своё дело; а судья довольно ухмылялся, глядя на меня. Если я скажу, что хоть секунду колебалась, то бессовестно совру. Я всегда была за мистера Баркера. И гори всё синим пламенем! Буду с любимым до конца! Не знаю, когда я отключила все чувства и эмоции — когда решила спасать Его любой ценой или ещё когда Его арестовали, но факт в том, что когда я открыла рот, я стала гладко и чётко рассказывать выученный текст, не обращая за ахи и проклятья со стороны свидетелей. — Я была в пирожковой во время инцидента. Я стояла ближе всех с подсудимому и истцу и единственная могла слышать их разговор. И со всей уверенностью могу сказать, что подсудимый провоцировал мистера Баркера. Он оскорблял его супругу, меня и самого брадобрея. Цирюльник хотел решить спор разговором, но я настояла на том, чтобы Бенжамин Баркер ударил истца. Могу вас заверить, что ответчик никогда ранее не ввязывался в драки. Что до слов мистера Ловетта — я объясню их просто. Ревность. Он сам много раз поднимал на меня руку (и это подтвердят все наши соседи) и я даже могу доказать это суду. — я приподняла рукав платья и показала синяк на предплечье. — Однажды мой супруг, который часто выпивает, едва не убил меня, и мистер Баркер спас мне жизнь. Доктор может подтвердить, что обрабатывал рану цирюльника — разбитую голову. Это мистер Ловетт несколько раз ударил нашего квартиранта о стенку. На моего отца он никогда не бросался. Это ложь. Точно так же, как-то что мистер Баркер якобы домогался меня. — У суда есть вопрос! — перебил меня Тёрпин. — Суд полагает, что ваше мнение предвзято. Как вы объясните, что вас видели под лестницей много раз. А однажды даже целующимися! Люси ахнула и посмотрела на мужа. Тот отвёл глаза. А я чувствовала на себе тяжёлый взгляд Альберта и матери. — Обычно мы беседовали. Поцеловались лишь из-за рождественской омелы. Причём инициатором была я. Бенжамин Баркер не успел даже понять, чего я хочу, как я уже впилась в его губы. — послышались перешептывания и гул, но я продолжала. — Но забудем про это. Я хочу добавить, что истец сильно избил подсудимого. Зал ещё больше зашумел, а судья буквально испепелил меня взглядом. — Вам известно, что вы несёте ответственность за ложные показания? — прошипел он. — Да. Но это не ложь. Вы только посмотрите на мистера Баркера — он избит до полусмерти! А где ещё он мог получить эти увечья, как не в драке с истцом? Не в суде же его били, в конце концов! — Разумеется, не в суде, миссис Ловетт, — с ненавистью ответил Тёрпин. — Но суду известен случай, когда ответчик угрожал бритвой честным людям. — Да, припоминаю. Только уточните — когда один из этих «честных» людей приставал к его жене или когда другой «честный» человек ударил его тростью по голове, подкравшись со спины? — с вызовом промолвила я. — Суд объявляет перерыв, так как всплыли новые обстоятельства. Для принятия решения необходимо допросить последнего свидетеля. Рослый жандарм любезно проводил меня в кабинет. В богатой комнате меня уже ждал Тёрпин. Его лицо было безэмоциональным, а глаза — ледяными. — Я сгною вас в тюрьме. — Ну и пусть, если мистер Баркер будет повешен. Думаю, я быстро заболею, скажем, чахоткой и помру через пару месяцев после приведения приговора Бенжамина в силу. — я пожала плечами. — Вы же понимаете, что теперь я уничтожу вашу семью? — скорее утверждение, чем вопрос. — Понимаю. — И будите говорить в его пользу и после окончания перерыва? — Буду. — Вы любовники? — К сожалению, нет. — Тогда, вероятно, он волочиться за вами? — Тоже нет. Скорее, наоборот. Судья уселся в массивное кресло, обитое бархатом и с интересом на меня посмотрел. — Это действительно стоит того, миссис Ловетт? — Я не понимаю вас. — Ну как же? Перечеркнуть собственную жизнь ради человека, который вам никто? Я медленно растянула губы в улыбке. — Нет. Он для меня всё. — Ну, хорошо. Это ещё понятно. Вы тешите себя иллюзиями о любви. Но пожертвовать родителями из-за влюблённости в женатого человека! Вы и впрямь предпочтёте их гибель его? — Пусть хоть весь мир погрузиться в Апокалипсис, но он будет жить. Тёрпин усмехнулся и посмотрел на меня, как на полную идиотку. — Я посажу вас за ложные показания. — Сажайте. — И ваших родителей посажу. — Пускай так, если они предали его. — И мужа. — А вот ему сразу смертный приговор — я только порадуюсь. — Ваши слуги? — Они мне почти чужие люди. Судья откинулся в кресле и несколько раз неспешно хлопнул в ладоши. — Хладнокровие, жестокость — вы страшный человек, Неонила Ловетт. Но идёте на всё ради намеченной цели. Что ж, Люси Баркер не приняла моё предложении спасти мужа, а если я вздёрну её ненаглядного мальчишку, то потеряю все шансы. — судья подался вперёд в своём «троне». — Я предлагаю вам сделку — Баркер отправиться на пожизненное, а вы поможете мне с его женой. — Но они должны хотя бы встретиться последний раз. — Исключено. И говорю сразу — срок не сбавлю, а станете торговаться — всех в петли. — Где он будет отбывать наказание? — На каторге в Австралии. — О нет! Тяжёлая работа убьет Бенжамина! Вы видели, какой он хрупкий и нежный?! — Или Австралия или позорный эшафот. Я, которая только что обрекла всех близких людей без колебаний, замялась. Каторга… Он не предназначен для тяжёлой работы! Он рождён для любви — такой красивый, стройный, прям как куколка! Да, это сравнение больше подходит женщине, но я не могла иначе назвать это совершенство. Но пусть он лучше живёт! Мало ли, возможно, Бенжамину удастся бежать. Да и кто помешает мне поехать за ним, в конце концов?! Присоединюсь к Сёстрам Милосердия и вперёд — лечить и кормить каторжников. А там, глядишь, удастся Его отыскать… — Австралия, но вы дадите хотя бы мне с ним встретиться! — Хорошо, но по этому делу вы пройдёте, как подстрекатель. А ваши родственники и горничная получат своё за ложные показания. — Что? — По два года, как минимум. Пусть я бездушная тварь и всё подобное, но я была согласна. Родители и Эмма — на моей совести, я буду жить с этим дальше. Главное — я спасла его жизнь. И пусть сердце разрывается на куски, пусть слезы готовы хлынуть из глаз. Я справлюсь с этим. — Идёт. — Мы договорились. И если вы попробуете мешать нам с Люси или будете плохо помогать нашему воссоединению, я всегда смогу сделать что-нибудь с вашей семьёй. — Я понимаю это. — А то, что на каторге Баркер не протянет больше года, от силы, вы понимаете? И понимаете, какой ценой готовы купить ему это жалкое время? Ценой нескольких сломанных жизней. — Даже минута его жизни стоит тысяч сломанных судеб. — Всем встать, суд идёт! Тёрпин уселся на своё место, но все взгляды были устремлены на меня. Люси — с надеждой, мать — с ненавистью, отец — с волнением за меня, Эмма с мужем — просто с интересом. А Бенжамин со страхом — что я делала с судьёй столько времени наедине. Уж кто-кто, а он лучше всех знает, на что я готова для него. — Суд признал показания следующих свидетелей недействительными — Амалии Изабеллы Грей, Габриеля Джонатана Грея, Эммы Джулии Перкинс и Альберта Пита Ловетта. За это они приговариваются соответственно к двум годам лишения свободы, двум с половиной годам лишения свободы, двум годам лишения свободы, трём годам лишения свободы. Неонила Амалия Ловетт обвиняется в подстрекательстве к нанесению тяжких телесных повреждений и приговаривается в году лишения свободы. Решения суда могут быть обжалованы и уменьшены до штрафов. Бенжамин Джон Баркер приговаривается к пожизненному лишению свободы в Австралийской колонии строгого режима без права переписки. Решение окончательное и обжалованию не подлежит. Удар молоточка… Я устремляю взгляд на Баркера — тот удивлён и смотрит мне прямо в глаза, пытаясь найти ответы на свои вопросы. Но вот два жандарма берут его под локоточки и ведут к выходу. На его лице отражается понимание того, что он никогда больше не увидит жену. Видно, это же доходит и до блондиночки, так как в следующую секунду они оба начинают рваться друг к другу. — Люси! Я вся сжимаюсь от этого крика — столько в нём боли и отчаяния. — Бенжамин!!! От голоса миссис Баркер я вздрагиваю, так как в нём тоже отражается вся гамма эмоций от страха до упорного нежелания поверить в страшный приговор. — Люси!!! За ним захлопывается дверь и на меня буквально обрушивается осознание того, что я буквально самолично обрекла четверых людей на тюрьму. Я в первый и последний раз в жизни падаю в обморок не из-за плохого самочувствия, а из-за сильного душевного переживания. Конечно, вовсе не из-за сожаления о сделке с судьёй, а просто из-за того, что я видела. Тёмно-карие глаза, полные адской боли, срывающийся голос, зовущий любимую… Последнее, что я увидела, перед тем, как погрузиться во тьму — это ухмыляющееся лицо судьи.