Starved for Solitude

Всё началось с того, что под Хармугсталом у них кончились деньги. Ну, то есть, как «кончились»… Лларен бы скорей удавился, чем пустился в дорогу с пустыми карманами. Немного наличности у приятелей всё-таки оставалось, — двести девятнадцать септимов, если быть точным, — так что они, конечно, не бедствовали и от голода не загибались. Да и другие деньги, пусть и не столь жизнерадостно-звонкие, нельзя было списывать со счетов. Чего стоил один только договор с Хафизом из Рихада! Не меньше десяти с половиной тысяч септимов он стоил — в месяц Высокого солнца, когда в Солитьюде должен объявиться поверенный их редгардских друзей. Но до той поры — нихрена и пригоршню нихренищи… Халльфрид и её подельники не особенно церемонились с пленниками, и Лларена они прошерстили на совесть. От безденежья его уберегли покойники — старшие Гончие, что не гнушались когда-то вытряхивать из маленького крысёныша лишние деньги, и мамка-портниха. Верный старым привычкам, Лларен загодя вшил за подкладку куртки двести септимов золотом и небольшое колечко с рубином — деньги, которые позже неслабо так выручили их с Кером. Да и лошадей удалось спасти, а вместе с ними – и то содержимое седельных сумок, что не прельстило нордов-грабителей. Например, акавирский трактат, на который Кер спустил в Вайтране ни много ни мало полторы тысячи дрейков. При мысли об этой растрате у Лларена до сих пор шевелились волосы на затылке. Впрочем, нынче его почти радовало, что дорогущая книжка всё ещё была под рукой. Если совсем уж прижмёт, то можно будет подсуетиться и выручить за неё немалые денежки... где-нибудь в Солитьюде, если им повезёт отыскать там второго такого знатока, как Кер. Поэтому Лларен и любил хранить свой заработок в цацках: места это добро занимало не слишком много, а при должной сноровке его всегда можно быстро и без убытка выменять на монетки. Вот только и с цацками у Лларена Тирано наблюдалась печальная недосдача: норды не поленились даже колечки вынуть у него из ушей — все семь. Выменивать было попросту нечего. После картвастенских приключений, изрядно поистрепавших и их здоровье, и кошельки, Лларен и Кер долго ещё не могли оправиться. Кое-какая наличность у них появилась довольно быстро, а вот привычная лёгкость – запаздывала. Кериан Индри, с которым Лларен познакомился в Рифтене — восемнадцатого Утренней звезды четыреста пятого года, примерно за пять часов до полуночи — и пропутешествовал через пол-Скайрима, был говорлив, как галка. Он о любой ерунде умел рассказать с вдохновением и азартом, будь то редгардские боги, альтмерская наука селекция или всякие замороченные хреновины типа метафор. Лларен же заражался его увлечённостью, словно пепельной язвой, и не стеснялся в этом себе признаться. Он чувствовал, что Керу по-настоящему важно его мнение, и знал, что не встретит в друге слепого предубеждения. Даже нестройные речи о красоте чисел, от которых его крагенмурские приятели крутили пальцами у виска и посылали Лларена то в Храм, то к целителю, вызывали у Кера живой интерес. Говорить с ним всегда было в радость. Кериан Индри, с которым Лларен выехал из Картвастена, большую часть пути молчал, словно рыба — выпотрошенная, мороженная и нарезанная стружкой, как любят её готовить виндхельмские норды. Лларен прекрасно понимал, что гнетёт его друга, но одно дело – знать, и совсем другое – мириться. Видеть Кера таким подавленным было тяжко. Лларен успел соскучиться даже по цитатам из «Уроков», которые рыжий обычно пихал повсюду — по любому поводу и безо всякого повода вовсе. Без этого было… пусто? И Лларен справлялся с нахлынувшей скукой привычным способом — считая всё, что можно подвергнуть счёту. Он нанизывал на суровую нить секунды-минуты-часы; пройденные мили и пройденные ели; путников, что шли им навстречу, и путников, которых данмеры обгоняли… Надолго этого развлечения не хватило, и следом Лларен привычно взялся за деньги. Поначалу он пробовал высчитать, на сколько септимов удастся навариться в месяц Высокого солнца, но точная сумма выскальзывала из рук, словно слоадский обмылок. Знаний отчаянно не хватало: о том, например, что творилось сейчас в Хай Роке, сэра Тирано имел довольно-таки смутное представление, да и ценами на пушнину он никогда особенно не интересовался. Все его вычисления были до безобразия приблизительными и потому – тоскливыми, словно пучок солёного риса. Тогда-то Лларен снова перескочил на более приземлённые вещи. Сначала он высчитал, сколько они с Кером протянут при нынешних тратах и без нового заработка: пятнадцать-семнадцать дней, до Солитьюда впритык, но всё-таки хватит. А если перепадёт какая-нибудь непыльная работёнка, то можно будет совсем расслабиться. Но Лларен Тирано, привыкший к тому, что Четыре Угла так и норовят засадить ему в задницу все свои елдаки одновременно, на этом не остановился. Он посчитал, во сколько бы встало переподковать Катарию, или Потему, или обеих кобылок разом. Он прикинул, как сильно придётся потратиться, если его куртка разлезется окончательно. В конце концов, Лларен даже обмозговал, во сколько бы им обошлись услуги целителя, если бы он, скажем, снова сломал себе ногу. Картина нарисовалась довольно нерадостная. А потом Лларен вспомнил, что они так и не купили Керу хороший шлем, и настроение у него испортилось окончательно. Да, Лларен прекрасно осознавал, что на излишества денег не оставалось: он ладил с числами так, как многим даже не снилось. Того, что данмеры наскребли с благодарных картвастенцев, едва хватило на новенькие мечи и припасы в дорогу. Куда уж тут затариваться доспехами? Но одно дело – знать, и совсем другое – мириться. Не помогало и то, что у них с Кером были очень разные представления об излишествах. Тот, например, наотрез отказался расстаться с прощальным подарком от Халльфрид, хотя — Лларен подсуетился и разузнал всё, что нужно — за её лютню можно было с лёгкостью выручить сотни четыре. Память? На месте Кера он гнал бы такую память взашей, вместе со всеми подарками. Но это была не Лларенова любовь — и не его выбор. Как бы ему ни хотелось помочь другу, а с этой ношей Кер должен был справиться самостоятельно. Впрочем, после всего, что случилось девятого Второго зерна, не одного только Кера травили поганые воспоминания. Лларен никак не мог позабыть о крови, подсыхавшей у него на руках, — бурое с тёмно-серым сливалось в чёрный… — и всякий раз, замечая свежий шрам на Керовой черепушке, он будто бы забывал, как дышать. Хвала АльмСиВи, что блядский шрам наконец-то спрятался за отросшими волосами, а иначе Лларен давно бы уже к скамповой бабушке задохнулся. Хорошая штука – шлем, разве не так? В общем, деньги у компаньонов, конечно, водились, но по здоровому размышлению — всё-таки кончились. И под Хармугсталом Лларен собрал наконец решимость в кулак и выложил как на духу все свои вычисления. – И что ты предлагаешь? – спросил у него Кер. Не дождавшись от компаньона ответа, четыре с третью секунды спустя он протянул, нахмурив рыжие брови: – Что у тебя на уме, Лларен? Я вижу, ты что-то уже задумал. И Лларен озвучил свой замечательный, воистину гениальный план. Впрочем, рыжий дурак его явственно не оценил. Он вздрогнул, уставился на Лларена каким-то чудным, удивлённо-испуганным взглядом и проговорил — мягко и осторожно, словно бы обращаясь к ребёнку или встревоженной, нервной кобыле: – Нет… Нет, этого я делать не стану, Лларен. Забудь. – И почему это? – И ты ещё спрашиваешь? – встречным вопросом отбрил его Кер. Но Лларен не собирался идти на попятную — по крайней мере, сейчас; ему до зарезу нужно было не прогадать с моментом. – Неужели это настолько хуже, чем охранять караваны, а, Индорил? – спросил он, раздув до размеров Красной горы своё не-до-конца-понимание. – Или дерьмо подтирать за недоносками вроде нашего друга Марция? Мы занимались вещами куда как поганей, серджо. Чем же моё предложение хуже всех предыдущих? Кер посмотрел на Лларена холодно, но без злости. Не слишком-то холодно, на самом-то деле — не дубарём в середине зимы, от которого начинаешь звенеть бубенцами, а так себе, лёгким весенним морозцем. Кер посмотрел на него, хмыкнул чуть слышно и проговорил, почёсывая Катарию между ушами: – Не строй из себя идиота, Лларен Тирано. С момента нашей первой встречи я ни разу на это не купился. А сейчас и тем более не собираюсь нарушать сию славную традицию. Побереги силы. – Спасибо на добром слове, серджо, – с издёвкой откликнулся Лларен. Снова вцепившись друг в друга глазами, они играли в гляделки одиннадцать полных секунд, пока Кер не выгнул левую бровь и не пропел учтиво: – Пожалуйста. Всегда к вашим услугам, сэра Тирано. И больше сэра Тирано приятеля не тормошил: он хорошо понимал, когда ему следует отступиться — и у него был чудеснейший, воистину безотказный план. Кер был обречён. Форт Хармугстал, небольшая застава на севере Предела, поддерживался в порядке смешанным гарнизоном из имперских легионеров и стражников ярла Сиггейра. Но Лларену, если начистоту, было насрать на то, что, как говаривал Кер, форт Хармугстал – выдающийся пример успешного сотрудничества имперской администрации и местных властей. Что на самом деле его волновало, так это посёлочек-тёзка, разросшийся возле заставы. И пока они были в Картвастене, Лларен немало узнал о другом, втором Хармугстале. Среди местных достопримечательностей числился маленький, но бойкий рынок, не самый скверный трактир «Три ёлки»… и лавка Скьёльда Бьёргсона, одного из лучших оружейников во всём Скайриме. По крайней мере, о скьёльдовом мастерстве Лларен вдоволь наслушался у картвастенцев — и очень надеялся, что слава этого кузнеца выросла не на пустом месте. Для того, чтобы загнать Кера в ловушку, хренового кузнеца было бы недостаточно. Впрочем, окажись в Хармугстале ещё и хорошая книжная лавка, дельце обстряпать стало бы даже проще. Но приходилось работать с тем, что имелось. Всё началось с того, что под Хармугсталом у них кончились деньги, но в Хармугстале деньги — да и не только деньги! — вдруг отыскались… Время было непозднее, всего-то без четверти пять часов после полудня, и за остаток дня данмеры сумели пройти бы ещё немало. Но оба они херовисто разжигали костры, херово готовили и нехерово так мёрзли подзвёздными, стылыми нордскими ночками. Поэтому стоянки на природе Лларен и Кер не слишком-то жаловали и при любой возможности старались заночевать под крышей. Не отступились они от этого правила и сегодня: к чему переть в полумраке в хрен его знает какие нордские ебеня, когда прямо под боком – уютный, тёплый трактирчик? На том и порешили. А когда лошади были оставлены на конюшне, Лларен наконец-то нанёс свой коварный удар. – Я слышал, здесь оружейник есть неплохой, – сказал он, переходя сразу к делу. – Не хочешь взглянуть, за что все его так хвалят? Кроме как посмотреть нам всё равно ничего не светит. Лларен по-прежнему многого не разузнал о прошлом мутсэры Кериана Индри. Ну и что с того? Своего друга он давно уже знал как облупленного, и этого чаще всего было вполне достаточно. Хватило Ллареновых познаний и нынче: Кер – купился, и отправился с Ллареном к оружейнику, и, словно ребёнок перед лотком со сластями, пускал на работы почтенного Скьёльда Бьёргсона слюни. Довелось им увидеться и с самим кузнецом: здоровяком, который хоть и был на ладонь ниже Кера, а в ширине плеч выигрывал у рослого данмера где-то в два с четвертью раза. Парочку эльфов Скьёльд Бьёргсон встретил без теплоты, но и без особой враждебности — уже неплохо, в скайримской-то глуши! А когда Кер принялся восторженно нахваливать его изделия, хозяин быстро оттаял и через каких-то восемь с третью минут уже вовсю обсуждал с индорильцем свои двуручники. По правде сказать, Лларену было немного не по себе. Чернявый паренёк, что присматривал за лавкой, когда приятели туда заскочили, успел благополучно смыться, и данмеры остались наедине с хозяином. Тот, увлёкшись беседой, быстро докатился до дикой смеси нордского и сиродиильского, которую Лларен мог разобрать только по пьяни, и размахался ручищами, словно какая-то сраная мельница. Но нервничал данмер совсем не поэтому: норд-здоровяк был до боли похож на одну злоебучую пиздопаскуду, с которой Лларен нерадостно пересёкся пятнадцатого Начала морозов в Хелгене. То есть, конечно, впервые они повстречались ещё примерно в пять часов и минут двадцать пять тридцатого Огня очага, когда Лларен только приехал в город и навострился играть в «Драконовых крыльях». У этого типа — Хьяльти? Хьяльма?.. — данмер выигрывал как по часам, но вот пятнадцатого Начала морозов, примерно за три с половиной часа до полуночи удача вдруг развернулась к Лларену жопой. Нет, он, конечно же, снова сумел неслабо так навариться на любимом «редгарде» и поднял за вечер сто девяносто четыре септима. Но в этом его вела не удача, а только умение и тонкий расчёт. Проблемы начались позже, когда проигравшийся норд принялся очень забавно ворчать и возмущаться. Не поглумиться над простофилей было бы слишком тяжко. Лларен даже не помнил, что именно про него наболтал, — что-то весёлое, то ли про мамку, то ли про натруженную жопку, то ли про натруженную жопку мамки… — но кончилось всё довольно плачевно. Лларен искренне полагал, что лучшая защита – это своевременное бегство. Однако в тот раз вовремя смыться он всё-таки не успел, и пятнадцатого Начала морозов, примерно за три с половиной часа до полуночи, его отмудохали так, что сэра Тирано еле дополз до храма Девяти, спустил у местного целителя четыреста двадцать восемь септимов и всё равно потом два полных дня ссал с кровью. Тот пиздоблядский норд (Хольгер? Хвитсерк?) стал почётным четвёртым ломателем Лларенова носа, а кроме того – трёх рёбер, плеча, ключицы, парочки несчастливых задних зубов и, может, ещё чего, что жрец не упомянул, а Лларен и не почувствовал. Все его раны слишком быстро слились в едино-нерасчленимое «очень больно». Из тухлых воспоминаний Лларена вытянула Керова рука. Рыжий дотронулся до его локтя и, завладев вниманием компаньона, долго и пристально — без четверти семь секунд — глядел на него, словно стараясь что-то в его глазах прочитать. Что бы Кер там ни разглядел, но он ободряюще улыбнулся, попрощался за них двоих с хозяином, и Лларен радостно последовал за ним к выходу. А между тем к списку достоинств Хармугстала стоило бы прибавить и то, что куры на здешних улицах честным прохожим не докучали… – Хорошо. Я согласен. Лларен растерянно моргнул и только полторы секунды спустя наконец допёр, что можно торжествовать: план увенчался успехом. – Что, передумал, а, Индорил? Кер хмыкнул невесело и вскользь прикоснулся к эфесу купленного в Картвастене меча. Новый бастард был вполне неплох, но даже близко не мог сравниться с красавцем, что рыжий носил раньше, — трофеем, доставшимся в наследство от Талвальда, — или с изделиями Скьёльда. Серебряный клинок Лларена, с которым тот пропутешествовал от самого Крагенмура, был похоронен с бастардом Кера в одной могиле. Но бывший бандит из Никс-гончих считал это малой платой за их чудесное спасение. Прошлое, вместе со всеми своими вещичками, пусть уж лучше останется в прошлом, а Лларену и ковырялка попроще вполне сгодится. Кериан Индри считал немного иначе. – Тебя ведь это не удивляет, разве не так? – сказал он мягко. – Ты понимал, чем меня зацепить — понимал даже то, в чём я не слишком хотел себе признаваться. Знаешь, Лларен… – Кер попытался запустить руку в волосы, но, непривычно короткие, они его обломали. Рыжий осёкся, и улыбнулся смущённо, и плавно, певуче-насмешливо проговорил почти что шесть полных секунд спустя: – Я уже думал было, что наконец сумел приблизился к благородным идеалам аскезы и самоотречения. Выкорчевал из себя… болезненную привязанность к презренным земным благам, и всё в таком духе. Как оказалось, радовался я рано, и у моей стойкости были тонкие крылышки бабочки-однодневки. В общем, склоняюсь перед вашей волей, сэра. Если из этого что-нибудь выйдет, то ради меча получше я соглашусь пару раз опозориться — особенно зная, что добрые местные жители больше меня не увидят. – Не трать раньше времени свой запал, Индорил, – усмехнулся в ответ Лларен. – Побереги силы. После картвастенских приключений Кер наотрез отказывался расстаться с подарком Халльфрид, но и играть на нём он совсем не играл: таскал за собой мёртвым грузом, и всё тут. Лларен при всём старании не смог бы забыть, как его друг хорошо управлялся с лютней. Он и прикинул: многого, может быть, по трактирам не заработаешь, однако скинуть деньжат за кормёжку или ночлег – чем не прибыток? Тем более что с деньгами у данмеров было довольно туго, а «лишние деньги» и вовсе были, на Лларенов взгляд, самым что ни на есть… киторезом? котохреном? котохрезой?..* В общем, деньги лишними не бывают, вот и весь сказ. Так почему бы не подзаработать чутка — законным, непыльным и неопасным занятием? Но Кер – отказывался, и Лларен прекрасно видел, что не одна только гордость служила тому причиной. Впрочем, и сам он не из одной только жадности старался сосватать другу эту работу: Лларен и правда знал его как облупленного — и знал, что Керу это пойдёт на пользу. Так почему бы немного не подсуетиться? С хозяином «Ёлок» договориться им удалось без труда: белобрысый норд, странно щуплый для человека своего ремесла, внимательно выслушал Лларена и даже спорить не стал, что с развлечениями в Хармугстале туго. – Пообещаю заранее только лишь то, что скину вам две серебрушки, – решил он в итоге. – А дальше посмотрим, может, и больше. Кто там его угадает, как твой приятель будет бренчать? А если ты набрехал, и музыкант из него паршивый, то мы хотя бы всласть ему посвистим — хоть так развлечёмся! – сказал он, добродушно посмеиваясь в густую бороду. – Смотри, хозяин, не обмани, – с ответной усмешкой предостерёг его Лларен; имени норда он, конечно же, не запомнил. – Мы, данмеры – народ изобретательный и злопамятный. Тот коротко хохотнул, попросил приготовиться где-нибудь эдак к седьмому часу — Лларен невольно поморщился, но норд этого, кажется, не заметил — и отвалил по своим делам. Кер, что за всю беседу не проронил ни слова и лишь безучастно смотрел куда-то в воздух над их головами, наконец оттаял: заносчивого, самовлюблённого барда он изобразил на совесть. – Если меня закидают тухлыми яйцами, я на тебе потом отыграюсь, друг мой, – посулил он Лларену — серьёзно, почти угрожающе. Но пусть даже Керов голос звучал сурово и строго, взгляд у него – смеялся, и Лларен не слишком-то испугался. – Для этого тебе нужно будет меня догнать, – бросил он через плечо. – А в этом даже Камонна пообломалась! И Лларен споро метнулся к лестнице — взлететь на второй этаж, и бухнуться на койку, и проваляться спокойно до самого ужина, — и беззаботный, какой-то словно бы удивлённый смех звучал у него за спиной… А дальше? Дальше всё прошло без сюрпризов — в точности так, как Лларен рассчитывал. Примерно в пятнадцать минут восьмого данмеры дружно сползли в общий зал. Народу там было не то чтобы очень много, но с каждой минутой посетители всё стягивались. Кто-то, верно, и без того привык коротать вечера в трактире, но, судя по услышанным обрывкам чужих разговоров, немало людей — и даже два альтмера в форменных драконовых кирасах! — пришли в «Три ёлки» только лишь ради того, чтоб поглазеть на заезжего тёмного эльфа. Были среди гостей гладко выбритые легионеры и бородатые стражники ярла, свободные от дежурства в заставе. И местные бабы с усталыми лицами и обветренными руками: бабы, что стряпали для солдат, и обшивали их, и обстирывали, а после делали то же самое и для своих семей. И их мужья: рыбаки с чешуёй в волосах, живущие щедрым Картом, и скотоводы, и гончары, и прочие работяги. И девки, что тихо хихикали и перешёптывались по уголкам, и говорливые старики, и другие проезжие постояльцы — пара бретонов и тучный, словно беременная кагути, босмер. Вся орава что-нибудь да ела-пила-лениво цедила, так что своё серебро Кер отработал с лихвой, ещё не начав играть. Ну а потом он начал играть. Всё обернулось в точности так, как Лларен рассчитывал. Он понимал прекрасно, почему его друг артачился. Дело было не только в донельзя замороченных представлениях Кера о гордости и чести: мол, выступать на потеху толпе недостойно благородного мужа. Это, конечно, не стоило полностью списывать со счетов, но, даже будучи индорильцем, рыжий недаром в мечтах видел себя не ординатором, а вечным стражем, и из АльмСиВи больше всего почитал лорда Вивека. Мечом и словом он убивал с равной любовью. Кер умел пустить пыль в глаза, но в нём не ощущалось фальши. Несмотря на всю свою показуху, он был настоящий — в каждом поступке. Искренний — даже когда утаивал правду. Неравнодушный. Прежде Лларен был твёрдо уверен в том, что мир устроен жестоко, но просто: сильные не чураются жрать слабых, если те не приносят им пользы, а голод грызёт нутро. И если ты слаб, то выбор у тебя невелик: или пытаться сделаться небесполезным, или таиться по ямам и тёмным углам, шастать в которых хищникам несподручно. Прежде Лларен даже не осознавал, насколько ему не по росту старая норка. Но рядом с Кером он понял многое. Лларен Тирано поверил ему — поверил в то, что сам кому хочешь пообломает зубы, — и больше не собирался отсиживаться под половицей. Но оказалось, что это совсем не весело: знать, что твой друг тебя уважает и принимает, но отчего-то совсем не готов с уважением отнестись к самому себе — и принять самого себя. Нужно было бы сделаться разом слепым и глухим, чтоб не подметить, как Кер любил музыку. И он был хорош, очень хорош, но, кажется, даже не понимал, насколько: вечно собой недовольный, все похвалы он отметал как дружескую пристрастность. Да и вообще, Кер никогда не играл ни для кого, кроме деда, самого Лларена... и Халльфрид. Слишком многое было сплавлено для него с лютней, слишком много неравнодушного, острого, яркого — и её звуки даже расчётливо-чёрствого Лларена резали на живую. Что уж говорить обо всех остальных? О тех, кто впервые услышал его игру? А где-то тридцать восемь секунд спустя Кер наконец запел, и пел он так же, как дрался — красиво, и яростно, и отдавая себя без остатка:

– Я видел небо в стальных переливах, И камни на илистом дне, И стрелы уклеек, чья плоть тороплива, Сверкали в прибрежной волне… *

И Лларен радостно убедился тогда, что не ошибся в расчётах. Его товарищ – без дураков хорош, но толку от Ллареновых похвал обычно не было никакого. К Керу прислушайся, так Лларен только и думал, как бы покучерявей ему польстить — или же просто привычно нахваливал всё, что бы его компаньон ни делал. Но после этого вечера Керовы отговорки полностью обесценились. Местным щадить его было незачем — и они не щадили. Местные были от Кера в восторге. Позже рыжий пытался продать Лларену то, что во всём виновата логистика. Мол, те, кто идут из Маркарта в Солитьюд и обратно, предпочитают в Хармугстале не останавливаться. Они проходят мимо, так как охотнее тянутся к Драконьему мосту, и хармугстальцы, скучая, рады любым новым лицам, не исключая лиц серых и красноглазых. Но Лларен на эту херню не покупался. Он был в самой гуще событий и подмечал всё до последней мелочи. Как местные Кера слушали и как на нордский манер одобрительно стукали кружками по столу. Как набивался в «Три ёлки» новый народ и как напивался – старый. Как, стоило Керу на время отложить лютню, ему наперебой проставляли выпивку и еду. Как люди подсаживались к нему и норовили то хлопнуть по плечу, то заказать какую-нибудь нордскую песню. Как облепляли темного эльфа, не слишком-то и стесняясь своих старших, молоденькие ясноглазые девки. А главное, Лларен видел, каким счастливым был его друг, когда он играл, словно бы не замечая вокруг ни людей, ни давяще-низких стен, ни едкого духа копчёной рыбы. Каким счастливым он был, когда, словно рыба в воде, плескался в чужих похвалах… За полтора часа до полуночи народ постепенно начал расходиться. А где-то без восемнадцати минут двенадцать потянулись наверх, к мягоньким койкам, и данмеры: весёлый и малость навеселе Кер и очень довольный своей авантюрой Лларен. Дагберт, хозяин «Трёх ёлок», имя которого Лларен — не прошло и пяти часов! — наконец-то запомнил, и за еду, и за ночлег не взял с них в итоге ни медяка. И пусть даже сэра Тирано не то чтобы уработался за день, но он отрубился моментом, не потрудившись даже разуться. Утром это пришлось как нельзя кстати. Лларену снилось, как у него с какого-то перепугу нарисовался в доме котёнок. Вот только кроме солёного риса жрать там было попросту нечего. А от такого паршивого угощения пушистая дрянь воротила нос и только мяукала каждые пять с половиной секунд — мяукала громко, протяжно и жалобно. Когда, промяукав так девятнадцать раз, котёнок вдруг перешёл на внятную, мерскую речь и стал настойчиво требовать, чтобы Лларен проснулся, данмер скорее обрадовался. И Лларен послушно проснулся — в пять часов и примерно семь с половиной минут, ебись оно всё диким гуаром. – Ты чё… ты охренел, Индорил? – выплюнул он, ошалело тряся головой. Кер, странно улыбчивый и преступно бодрый, рывком поставил товарища на ноги и строгим, командным тоном сказал: – Пойдём. Пора на пробежку. Лларен, видно, к тому моменту так до конца не проснулся: как ещё объяснить, что он не вернулся в кровать, а покорно попёрся вслед за придурочным другом на улицу? И они побежали — сквозь серое, предрассветное утро, по не мощёной дороге и тёмной, скользкой росистой земле. Лларен бежал, не успевая думать о том, куда и зачем бежит. Сначала, как и положено меру, рождённому под знаком Коня, бежал он легко и радостно и при желании мог бы запросто обогнать Кера. Но где-то минут через тринадцать Лларен начал немного уставать, а через двадцать четыре уже задышал тяжело и пропотел — как конь. И то, что Лларен бежал налегке, а рыжий зачем-то тащил с собой плотно набитую сумку и, кажется, одеяло в скатке, вовсе не улучшало его настроение. – Ну что, мутсэра, рождённый Конём… где ваш былой задор? – спросил, обернувшись, Кер, когда его друг начал немного подотставать. Если бы Лларен запыхался чуть поменьше, он непременно бы высказал что-нибудь едкое про героя-любовника, однако сил у него хватило лишь на короткое «иди в жопу». По-хорошему стоило бы забить на всю эту блядскую беготню и вернуться в трактир. Но Кер его явно куда-то тащил, и сдаться на полпути было бы как-то… стыдно? Когда рыжая паскуда наконец-то остановилась, Лларен чуть не врезался ей в спину. В последний момент он всё-таки замер, но, пошатнувшись, чуть было не плюхнулся оземь: повезло, что Кер вовремя обернулся и ухватил его за плечо. – Где это мы? – спросил, отдышавшись, Лларен. Кер вывел его к тихой заводи — в одно из тех мест, где в Карт впадали речушки поменьше. Вокруг не было ни души: то ли из-за раннего часа, то ли... да что, необжитых местечек в Пределе мало? Впрочем, пристань невдалеке Лларен всё-таки разглядел, а вместе с ней – небольшую, низко сидящую на воде лодку. Рыбачат здесь тоже, что ли? Как-то не очень похоже, пусть даже в рыбалке он разбирался не лучше, чем алит в вышивании. – Мне рассказали об этом месте вчера, – откликнулся девять секунд спустя его друг. – Красиво здесь, правда? – Ну да… наверное… – неуверенно протянул Лларен. Место и правда было довольно приятное: мирный и ласковый плеск воды, высокие горы вдали — а нежно-серое небо румянит рассветом. И в самом деле – красиво. А следом Кер расстелил своё одеяло, и Лларен плюхнулся рядом. Из сумки выскочили на свет головка козьего сыра, шмат ветчины, две помидорины, половина буханки мягкого, ноздреватого хлеба… – Ты что, пикничок тут решил устроить, а, Индорил? Я тебе не девка, если ты не заметил. Зря расстарался, под юбку ко мне ты не залезешь. Впрочем, несмотря на все насмешливо-недоверчивые слова, Лларенов рот тут же наполнился слюной: он и правда успел порядком проголодаться. – Даже я не настолько слепой, чтобы спутать тебя с девицей, – отозвался Кер. – Особенно когда ты щеголяешь такой щетиной. Так что за свои тылы можешь не опасаться. – Ну, обнадёжил, так обнадёжил, нечего сказать, – фыркнул, не глядя на друга, Лларен: он был не в силах оторвать глаз от соблазнительно розовеющей ветчины. Размашисто указав на неё рукой, он спросил: – К чему тогда весь этот кипеж, Кер? – Я просто… поговорить хотел. И извиниться. Лларен, не в силах сдержаться, шумно вздохнул и закатил глаза. – Ну и за что опять? – спросил он у серого, затянутого лохматыми облаками неба. Сэра Тирано совершенно не представлял, к чему ведёт его друг. А то, что рыжий и сам, кажется, двигался на ощупь, ясности делу тоже не добавляло. – Тогда, в пещере ты убил оборотня… – заговорил он девять полных секунд спустя, но Лларен, почуяв знакомый душок, не собирался это выслушивать. – Если ты опять вздумал каяться, что втравил меня в ту историю, – вклинился он, – то лучше даже не начинай. Эту херню мы давно уже обмусолили. Я себя добровольно туда втравил, вот и весь сказ. Проехали. – Нет… – Кер покачал головой. – Нет, не в этом дело. Я уважаю твоё священное право по собственному, свободному выбору влипать абсолютно куда угодно, – сказал он торжественно, и Лларен снова не мог не закатить глаза, пусть даже с Керовым юмором он давно уже пообвыкся. – Но в моих силах помочь тебе совладать с последствиями, – продолжил тем временем рыжий. – Помочь сейчас, не дожидаясь следующей неприятности. Однако в последние дни я так увлечённо себя жалел, с таким упоением перебирал свои горести, что ни на что другое времени не оставалось. И за это я бы хотел попросить у тебя прощения... Кер не глядел на Лларена и словно бы через силу подыскивал слова. Привычно-рассеянным жестом он попробовал взъерошить свою волосню, но ожидаемо не добился успеха: взъерошивать было пока что особенно нечего. Рыжий замер ледышкой на полных четыре секунды, но следом оттаял, — совсем оттаял, явственно повеселев и даже чуть улыбнувшись, — и проговорил негромко, встретившись с Ллареном взглядом: – Я ведь когда-то взялся тебя тренировать не только ради того, чтобы мне было кем покомандовать и над кем поиздеваться. Впрочем, и другие мои соображения столь же эгоистичны. Уверенность в том, что ты сможешь за себя постоять, меня неизменно радует, – Кер усмехнулся и, прикрыв на семь четвёртых секунды глаза, спросил вдруг у Лларена: – Помнишь, что ты сказал мне в Вайтране? О том, что не хочешь меня хоронить? Аналогичное устремление я разделяю всем сердцем. Конечно же, Лларен помнил о той их ссоре. Как же такое можно забыть, когда одиннадцатого Руки дождя Кер спустил полторы тысячи септимов на акавирскую «библиографическую редкость» и ещё триста – на сраный хренейчи-сиродиильский словарь! При мысли о той растрате у Лларена до сих пор шевелились волосы на затылке. – Я только сказал, что не хочу тратиться тебе на похороны, – ехидно напомнил он — и осёкся, переварив наконец всё то, что услышал. Лларен вздохнул, рассеянно поскрёб подбородок и ровно двенадцать секунд спустя решился начать сначала: – Короче, положим, я тебя понял. Но умирать я пока что не собираюсь, так что не суетись понапрасну. Побереги силы. Кер улыбнулся. – В твоём жизнелюбии я и не сомневался, – откликнулся он и, посерьёзнев, обстоятельно и неспешно продолжил: – Но край этого мира сделан из мечей, и иногда рисковать, — осознанно рисковать! — становится необходимо. Мы не можем выиграть чужие сражения, но можем помочь друг другу. А если я что и умею неплохо делать, так это махать мечом. И, кажется, из меня получился не самый скверный учитель. В конце концов, ты убил оборотня… – Ты хорошо меня натаскал, отпираться не буду. Но мне повезло тогда, ты и сам знаешь. Окажись блохастый малость порасторопней, и я бы кормил червей вместо него. – Не продавай себя так задёшево, Лларен Тирано, – не согласился с ним Кер. – Быть может, тебе и правда не хватает выучки, но у тебя все задатки хорошего бойца: скорость и ловкость, находчивость и храбрость, – последнее слово заставило Лларена недоверчиво хмыкнуть, но Кера такая реакция нисколько не охладила. – А над выносливостью всегда можно поработать, – продолжил он с прежней настойчивостью. – Через какие-то ограничения нам никогда не удастся перешагнуть: снова пристойно стрелять из лука я, например, уже не сумею. Но тебе ещё есть, куда расти — если ты сам этого захочешь. – Ну… спасибо, что ли? – Тебе не за что меня благодарить, – Кер покачал головой. – В последнее время я так увлёкся самобичеванием, что совсем о тебе забыл. А ты обо мне – нет, и после вчерашнего я устыдился и, кажется, наконец-то с собой совладал. Спасибо, друг мой. – Ради такого не стоило будить меня в семь минут шестого и тащить на прокорм комарам, придурок, – беззлобно кольнул его Лларен. – Если я скажу «пожалуйста», ты успокоишься? – Да. – «Пожалуйста». И вообще, давай подзавязывать с болтовнёй, Индорил. Я жрать хочу, – и Лларен, не мешкая, достал из-за голенища кинжал и отчекрыжил себе щедрый ломоть ветчинки. Чего же хорошему мясу впустую простаивать? Не зря же рыжий еду сюда притащил? Надо посильно помочь ему и немного подъесть всё это добро… Куриных яиц, хвала Трибуналу и всем святым, Кер не взял — зато прихватил одну весьма подозрительную бутылку и парочку кубков в придачу. – Чего, поддаём с утречка, а Индорил? – фыркнул, оттряхивая с губ хлебные крошки, Лларен. – Чем это ты разжился? – Топальским, если любезный Дагберт не обманул, – рассеянно бросил Кер. Встретившись с Ллареновым непонимающим взглядом, он уточнил: – Вино — топальское, красное, полусладкое. Ты же такие любишь, разве не так? Сладкие вина? По правде сказать, в вине Лларен разбирался даже паршивее, чем в рыбалке. Им с Кером доводилось вместе пробовать всякое, но в том, что касалось вина, бывший крагенмурский бандит орудовал только двумя характеристиками: «кислятина, но пить можно» и «вполне себе так ничего». Как оказалось, загадочное топальское относилось как раз ко второй категории… – Спасибо, что уговорил меня, – сказал вдруг Кер, когда Лларен во второй раз доливал себе этого замечательного винца. – Ты понимал, как мне это было нужно — даже тогда, когда я себя обманывал. Ты… – Да ладно тебе, – перебил его Лларен, управившись с очередным кусочком божественной ветчины, – хорош распинаться. В конце концов, мы на твоём выступлении очень неплохо так сэкономили, нет? Сплошная польза и чистой воды… эгоистические соображения, – почувствовав, что, пытаясь козырнуть умным словом, он завернул куда-то совсем не туда, Лларен хлебнул вина и скомкано подытожил: – Короче, херня вопрос. Замяли. – Не херня, – не согласился с ним Кер. – Ты замечательный мер, Лларен Тирано. И я не устаю благодарить АльмСиВи за то, что они переплели наши с тобой дороги. В третий раз за неполные десять минут Лларен закатил глаза — но смолчал. Сказать ему было особо нечего. Солнце неспешно карабкалось вверх по небу, а Лларен неспешно цедил топальское красное, словно какой-то зажравшийся аристократ, и даже почти передумал мстить за свою чудовищную побудку. А деньги? Денег было, пожалуй, вполне достаточно.