Starved for Solitude

Лларен Тирано считал себя скверным рассказчиком. Конечно, хорошая память на числа не раз его выручала; она же позволяла ему с лёгкостью разносить во времени всевозможные (приятные и не слишком) события, которые с Ллареном приключались. Память у сэры Тирано вообще была презабавная: он мог с ювелирной точностью подсчитать, сколько нордского эля они с Кером вылакали четвёртого Первого зерна четыреста пятого года, но так и не вспомнить имён гильдейских наёмников, с которыми восемь дней и примерно одиннадцать с половиной часов вёл караван. Лица Лларен запоминал довольно неплохо, а вот соотносить их с именами — в особенности с причудливыми, не-данмерскими именами — у него получалось скверно. Впрочем, в своих талантах рассказчика Лларен Тирано сомневался по совершенно иной причине. Он всегда считал себя простым мером, ценившим простые радости, вроде вкусной еды или мягкой постели. Вот только жизнь ему досталась какая-то не по размеру сложная, и стерва-судьба постоянно сталкивала простого данмера из Крагенмура с какой-нибудь дрянью: торговля скуумой, разборки Камонны Тонг, делишки Имперской разведки… не говоря уж о всей этой мистической хреноте с оборотнями, ведьмами и вампирами! Но по большому счёту Лларену всё же везло. По крайней мере, он был всё ещё жив — чего не скажешь о его матери, или той сволочи, что поставляла ей зелье, или, к примеру, всех остальных крагенмурских никс-гончих. Но вот рассказывать о пережитом Лларен редко когда брался. Не потому даже, что слишком часто такие рассказы отдавались в нём болью, смущением или страхом — причина была в другом. Лларен любил числа, и числа отвечали ему взаимностью: в отличие от меров или людей, они были рассудительными, понятными и предсказуемыми. Лларен видел числа — и видел за числами закономерности, что оставались незримы для всех остальных. Он понимал, как устроен их мир, и что за силы им управляют. Окружённый числами, Лларен чувствовал себя практически всемогущим! Окружённый мерами, и людьми, и прочими условно-разумными обитателями Тамриэля, Лларен чувствовал себя слепым котёнком. Порой ему казалось, что все окружающие вовлечены в какую-то невообразимо сложную игру, и её правила сэре Тирано сообщить почему-то забыли. Что-то он понял по ходу, о чём-то скорее догадывался, но слишком часто ему приходилось блуждать во тьме, и ощущения были не из приятных. Лларен свыкся с этим сумрачным неведением. Он, например, до сих пор не знал — и, скорее всего, никогда не узнает, — что же на самом деле приключилось четвёртого и пятого Огня очага четыреста второго года между Гончими и Камонной Тонг. Лларен Тирано считал себя скверным рассказчиком, потому что не чувствовал никогда, что видит историю целиком, и поэтому не признавал за собой права её рассказывать… но об их с Кером приезде в Солитьюд он не взялся бы говорить по совершенно иной причине. Лларену было бы стыдно признать, что он сотворил чудовище. Нет, поначалу всё было чинно и благородно: компаньоны неспешно двигались в сторону Солитьюда и вечерами останавливались на постоялых дворах, где Кер – выступал, а Лларен – стриг деньги с трактирщиков. Оба они этим раскладом были вполне довольны. Лларен мог наконец позволить себе не жмотить каждый медяк, а Кер между тем вкушал все прелести чужого доброжелательного внимания. Рыжий почти перестал кукситься — или, вернее, куксился он не больше, чем позволял себе, когда был более-менее доволен жизнью, — и даже снова вспомнил о том, как важно сдабривать речь щедрой щепотью религиозных цитат. В общем, всё шло на удивление хорошо… вот только Кер, на Лларенов взгляд, слишком активно взялся вкушать прелести нового предприятия. Конечно, Лларен и раньше знал, что девки бывают падки на музыкантов, и думал даже: ну хорошо, коли так! Пара весёлых, охочих до необычного баб, и Кер хоть немного да отвлечётся от мыслей о паучихе-Халльфрид! Однако сэра Тирано неправильно оценил и хаафингарских девок, и своего друга, и самого себя. Торгуясь с прижимистыми трактирщиками и наблюдая за тем, как Кер отдыхает в перерывах между выступлениями, Лларен порой чувствовал себя долбаным сутенёром. Не помогало и то, что его малолетка-друг, медленно обрастающий рыжими кудряшками, выглядел теперь лет на пятнадцать. Короткими волосы у Кера стали вдруг виться намного сильнее, чем когда спускались ниже лопаток, и эти легкомысленные медные завитки придавали его полудетской большеглазой мордашке ещё более юный, наивный вид. Люди, в общем и целом ориентируясь в данмерском возрасте даже хуже, чем Лларен распознавал людской, кажется, ни скампа не замечали, а Кер не особенно торопился их просвещать... Глядя, как рыжий распускает хвост — и руки — ради очередной улыбчивой девки, Лларен, по правде сказать, немного боялся, что на одной из ночёвок боги незаметно заменили его бестолкового друга на какого-то левого мера. Видеть Кера, с развязной улыбкой лапающего девиц, было до ужаса непривычно. С женщинами рыжий всегда держался немного скованно — он был безукоризненно-вежливый, но холодный, как горный ледник. Исключением стала только Халльфрид, да и то потому, что с Кером она не миндальничала, а с самого начала взяла дело в свои руки. Лларен, узнавая новые подробности из прошлого друга, всё лучше понимал, откуда у этих повадок ноги растут: набив себе шишек в прошлом, Кер просто боялся кого-то к себе подпускать. Он и прежде не особенно позволял себе верить в искренность чужих симпатий, а то, что случилось с Халльфрид, уж точно не улучшило дело... Прошлое так и норовило утянуть Кера на дно. Однако, беря в руки лютню, он словно бы сбрасывал с плеч проржавелые цепи воспоминаний, и Лларен был рад, по-настоящему этому рад! Чему он рад не был, так это всем неожиданным и странно-тревожным проблемам, которые множились подле «освобождённого» Кера. Первая неприятность случилась ещё в Хармугстале. Во время своего сумасшедшего пикничка компаньоны решили задержаться в посёлке на лишний денёк: хорошенько отдохнуть перед последним рывком в Солитьюд, а заодно прикинуть новый маршрут — такой, что захватил бы достаточно постоялых дворов, чтобы в дороге можно было не бедствовать. И всё шло по плану, пока в шестнадцать часов и двадцать одну с третью минуту Кер не спросил вдруг у Лларена: – А как ты вообще решаешь проблему контрацепции? Я заглянул в местную аптекарскую лавку, но подходящих зелий у них не оказалось. И даже в Маркарте найти их было не так уж и просто. Существует… ещё какой-то действенный способ, которым местные пользуются охотнее, чем у нас на родине? Или я чего-то не знаю? Кер, начавший свою речь довольно уверенно, под конец совсем стушевался: залился румянцем и старательно не встречался с Ллареном взглядом. Однако сам Лларен потерялся ещё на самом первом вопросе, поэтому, недоумённо моргнув, переспросил четыре с четвертью секунды спустя: – Котра… чего? Рыжий покраснел ещё больше, словно бы безуспешно пытаясь слиться по цвету со своими волосами, но, через каких-то пять с половиной секунд наконец-то собравшись, взялся за объяснения, по ходу привычно переключаясь на менторский тон: – Контрацепция… от старосиродиильского «contraceptio», буквально – «противо-зачатие». Иными словами, предотвращение беременности – что включает в себя все возможные меры, благодаря которым женщина не понесёт. – А! – обрадовался Лларен. – Так это, значит, называется… – он призадумался, пожевал губами и через чистые семь секунд отозвался, пожав плечами: – Не думаю, что открою тебе что-то новое. Конечно, если подружка попросит, я постараюсь в неё не спускать, но и только. Большим я и не заморачиваюсь обычно. Это ведь бабье дело, разве не так? Заботиться, чтоб не плодить детей не с той стороны гуара? А уж как там бабе лучше всё это устроить – не моя печаль. Я как-то особо об этом и не думаю никогда. Лларен слишком поздно допёр, что и кому умудрился наговорить; опомнился только тогда, когда Кер уже одревенел лицом и с ледяной, искрящейся на свету учтивостью проговорил, уставившись Лларену в переносицу: – А если баба не позаботится? По глупости, или неопытности или другой такой же прискорбной причине... но не сумеет, забудет, не подсуетится ко времени? Что, если не скинет, и выносит твоих дочь или сына, и будет растить их — одна, без поддержки такого же не позаботившегося отца? Всё же родит, чтобы потом пожалеть об этом пять тысяч раз, но долг не позволит ей отказаться от собственного ребёнка… а здесь, в Скайриме, ещё и ребёнка-вымеска с данмерской кровью в жилах, по праву рождения обречённого быть в глазах Земли и Закона изгоем… Что тогда? – с каждым вопросом речь его становилась всё горячее и злее, и под конец Кер уже почти что шипел. – Об этом ты тоже не думаешь, Лларен Тирано? – выплюнул он, кривя губы… и словно опомнился — без особого успеха попытался запустить руку в волосы, смущённо отвёл глаза и проговорил негромко: – Прости меня, Лларен. Я явно перестарался, вываливая на тебя отходы своего миросозерцания. Забудь обо всём, хорошо? И Лларен кивнул, выдавив из себя что-то бессодержательно-согласительное… но не забыл. Эти слова преследовали его, впивались крючьями в мысли. Лларену было по-настоящему стыдно, и не только за то, что он умудрился походя сдобрить солью все старые Керовы раны. Он ведь и правда никогда об этом не думал, но стоило ему начать, как от стыда уже было не спрятаться. Конечно, Лларен бы слукавил, если б сказал, что понимает, как же паршиво знать о своих родителях то, что знает о них Кер или товарищи рыжего по несчастью. Но Лларен на собственной шкуре прочувствовал, каково расти без отца… или без материнской нежности, ибо под конец своей жизни Нариса Тирано любила одну только скууму, и ни для чего другого места в её душе не оставалось. Обречь на такое собственного ребёнка? Лларен умел справляться с сомнениями, и за свою жизнь он превосходно наловчился сбегать от нежеланных мыслей. Но от нынешнего открытия сбежать он не мог — да и, по правде сказать, не очень-то и хотел. Конечно, мало радости в том, чтобы узнать за собой такое дерьмо, но Лларен был по-настоящему благодарен судьбе, что наконец его увидал: это вселяло надежду. Чего он хотел, так это изменить своим безголовым привычкам и самому измениться, и, чего уж греха таить, чтобы о Ллареновых переменах узнал и Кер. Однако сэра Тирано даже не представлял, как подступиться к подобному разговору, хоть и обычно за словом в карман он не лез. Судьба предоставила ему такую возможность только в Драконьем Мосту, на полпути от Хармугстала до Солитьюда. Ничто поначалу не предвещало подобного исхода: как уже вошло у него в привычку, Лларен сосватал розовощёкой трактирщице Кера на пару с лютней и к вечеру рассчитывал малость подзаработать за счёт своего компаньона, а заодно до отвалу наесться и сдобрить трапезу дармовым мёдом. Заведение было на Лларенов взгляд вполне себе перспективным: просторным и людным, как и пристало таверне подле столичного тракта. Называлось оно «Четыре щита» и, как говорили местные, стояло тут чуть ли не со времён Исгамора, но Лларен считал: брехня! Впрочем, мнения его никто и не спрашивал, а он и не делился: ещё не хватало просрать симпатичный заработок исключительно ради того, чтобы подёргать нордов за бороды. Впрочем, с заработком всё равно не сложилось. Начиналось всё достаточно многообещающе: к семи часам в «Четыре щита» стал стягиваться народ, в двенадцать минут восьмого Кер начал играть, без двадцати пяти восемь Лларен уже на три четверти выдул вторую халявную кружку мёда… Стоило Керу прерваться, чтобы и самому немного промочить горло, как на нём тут же повисла какая-то улыбчивая девица с пышной копной пшеничных волос… и пышными у незнакомки были не только волосы. Рыжий же, нос к носу столкнувшись с таким изобилием, не оробел и, пользуясь тем, что его высокий рост и девкин широкий вырез прекрасно между собой сочетались, вовсю наслаждался новым знакомством. Лларен, привыкший к такому развитию дел, но не к самому зрелищу, поспешил отвести глаза и принялся пересчитывать связочки чеснока, украшавшие дальнюю стену: восемь, восемь и даже на третий пересчёт – по-прежнему восемь! За этим увлекательнейшим занятием Лларен и проглядел тот момент, когда к Керу подвалило два очень сердитых нордских бугая: вернулся в срединный мир он только тогда, когда взвизгнула и убежала, топая немаленькими для бабы ногами, — дигитов пятнадцать, по мимолётной прикидке, — грудастая Керова подружка, а нордский бугай номер один разразился длинной, громкой и злой, но не слишком разборчивой тирадой. Лларенова задница, как и всегда чуткая ко всякого рода неприятностям, подсказывала ему, что из трактира пора было срочно валить: за свою не особенно долгую по меретическим меркам жизнь сэра Тирано успел побывать — свидетелем или участником — во множестве схваток, сшибок и потасовок, и с лёту мог различить назревающую драку. И в данной ситуации у Лларена было только одно достойное, взвешенное решение: бочком подобраться к Керу и увести его прочь, пока рыжий дурак не наломал дров и не профукал сегодняшний заработок... Но Лларен не успел: рыжий дурак, выпрямившись во весь рост, нос к носу стал с нордом номер один и, не остудив свой пыл даже проигранными двумя с половиной дигитами в холке, медленно, с расстановкой проговорил: – Любезный, если вы не в силах удовлетворить потребности леди Хильды в приятной беседе, то моей вины в этом нет. Тем более что сама леди отнюдь не считает, что связана с вами какими бы то ни было обязательствами. Поэтому… Однако Керу не суждено было завершить очередную цветисто-оскобрительную фразу: норд номер один, справившись наконец с растерянностью, всё-таки переварил первое предложение и, зацепившись за «силы» и «удовлетворение», сделал вполне однозначные выводы. – Ах ты, эльфячий выблядок! – рявкнул он и, не теряя времени даром, коротко, без замаху засветил Керу прямо в физиономию — вернее, попытался, потому что в самый последний момент из-под удара рыжий всё же ушёл, и норд лишь костяшками чуть мазнул его по щеке... Лларенова задница не ошиблась в своих предсказаниях: драка из «неизбежного» перемахнула в «свершившееся», и в следующие восемнадцать с половиной секунд сэра Тирано понял три неравнозначно важные, но по-своему интересные вещи. Пункт первый: Керова лютня, наверное, переживёт даже разрушение нынешней кальпы! Паскудный инструмент, спешно отброшенный прочь в самом начале сшибки, так удачно залетел под дальнюю лавку, что ему практически ничего не грозило — по крайней мере, от Кера или его противника. Да и падение его, кажется, совершенно не повредило — вот ведь живучая пакость! Лютня Халльфрид оказалась куда долговечнее, чем её верность... Пункт второй: Лларен, кажется, наконец-то запомнил, что такое кальпа, и ему можно смело собой гордиться. Такими темпами он скоро сможет поддерживать с Кером богословские беседы!.. Если только рыжий дурак переживёт развязанную им драку, а это, к Лларенову великому сожалению, было пока под вопросом, ибо следующее его наблюдение перекрывало по важности все остальные — и не внушало особой надежды... Пункт третий: Кер совершенно не умеет махать кулаками. По здравому размышлению Лларен не должен был этому так сильно удивляться. В конце концов, он никогда не видел, чтоб его друг дрался без оружия, и как бы хорошо тот ни умел обращаться с мечами, посохами и прочими опасными для жизни и здоровья штуковинами, а это совсем не то же самое, что идти в рукопашную. В том, что Кер не умел махать кулаками, не было ничего особенно необычного, однако Лларен даже не сразу поверил своим глазам: слишком уж он привык, что его компаньон безукоризненно делает всё, за что ни берётся. Конечно, Кер по-прежнему оставался Кером, ловким, быстрым и сильным сукиным сыном, но эти достоинства не искупали недостаток опыта и умения, и Лларен прекрасно видел, как ему приходилось тяжко. Кер всегда фехтовал напористо, агрессивно, самозабвенно. «Я не жду, пока ошибка противника подарит мне подходящий момент для атаки: я сам создаю эти моменты, когда своими атаками заставляю противника ошибаться», – не раз и не два впаривал он Лларену, гоняя того на тренировках. Однако здесь и сейчас привычная тактика явственно не работала: Кер так и не смог нанести норду номер один ни одного толкового удара, тогда как тот уже успел рассадить ему до крови щёку и так засадить в плечо, что рыжий аж пошатнулся. Норд своей тушей медленно, но верно оттеснял его к стене, и все Керовы атаки разбивались о противника, как волны о скалы. Загнанный в угол Лларен целил бы в пах, или в горло, или в глаза — грязно, зато действенно, особенно когда уступаешь врагу по силе. Загнанный в угол Кер прямолинейно метил в лицо или грудь, и толку от этого было немного. Норд номер два в драку не вмешивался: стоял чуть поодаль и чутко следил за тем, чтобы не вмешивались и остальные, каждые две-две с половиной секунды зыркая по сторонам своими маленькими бесцветными глазками. Но никто и не думал рыпаться, и даже трактирного вышибалы — сурового черноволосого мужика с такими волосатыми руками, словно в его родне каким-то неведомым чудом затесался хаджит — не было видно поблизости. Денег они ему дали, что ли? Или номер один внушал всем такой сильный страх, что никто и не подумал попытаться разнять драчунов, походя опрокидывающих мебель и бьющих посуду? Норд номер два в драку не вмешивался, но даже при нынешнем раскладе у Кера было не слишком-то много шансов на победу. Лларен, осторожно подбираясь к драчунам, примерно прикинул: ещё пара десятков секунд, и рыжему разобьют лицо — в лучшем случае! В худшем случае любой неудачный удар может отправить Индорил Кериана Индри прямиком к Предкам: такими кулачищами, какими природа и боги наградили его противника, запросто можно было проломить черепушку. И тогда Лларен, взвесив все «за» и «против», принял единственное правильное решение. Вооружённый своей на три четверти пустой кружкой мёда, он замахнулся и с расстояния в семь с половиной локтей захреначил ей Номеру два прямо в затылок. Мало толку ждать, когда ошибка противника подарит подходящую возможность: возможности нужно создавать самому. Лларен не промахнулся. Последующие события уместились в жалкие три секунды. Номер второй неожиданно даже для самого Лларена рухнул на пол, словно под корень срубленный дуб, — и громыхнул соответственно. Номер один, успевший уже оттеснить Кера прямо к связочкам чеснока, невольно обернулся, замешкался на секунду с четвертью, увидев бесчувственную тушу своего подельника… и Керу этого времени хватило с лихвой. Он выскользнул из ловушки, резко метнулся влево, схватил первый же подвернувшийся под руку табурет и со всей дури шибанул им номера первого по черепушке. И то ли мебель в трактире была не особенно прочная, то ли Керов противник был настолько твердолобый — и твердозатылочный, — что по крепости влёгкую выигрывал у дерева, однако табурет столкновения с ним не выдержал: развалился прямо у Кера в руках и осыпался на пол вместе с бесчувственным Номером первым. В густом, точно марево над болотом, молчании, заполнившем всю таверну до самых краёв, Кер неожиданно рассмеялся — и не один лишь Лларен вздрогнул от этого пусть и короткого, но сочного, резкого звука. Может быть, Кериан Индри и был паршивым кулачным бойцом, однако это не делало его менее устрашающим... Когда без четверти восемь секунд спустя в таверну вползли два вяловатых стражника, подгоняемые «леди Хильдой», им открылась воистину незабываемая картина: всклокоченный рыжий данмер, сжимая в руке чудом уцелевшую ножку стула, искренне, светло улыбается, не обращая совсем никакого внимания на кровь, что струится по щеке и алым марает ровные белые зубы — а у его ног валяются штабелем две бесчувственных человечьих туши. Лларен прекрасно понимал, почему это зрелище приморозило всех к земле: даже ему, уже привычному к Керовым преображениям, было не по себе. Чего уж говорить обо всех остальных, впервые с сэрой Керианом Индри повстречавшихся? Впрочем, из «Четырёх щитов» их с Ллареном всё равно выкинули, не заплатив, естественно, ни медяка… но и, хвала Капитану, не стребовав с компаньонов денег за порченное имущество. Хильде и остальным хватило совести подтвердить, что зачинщиком драки был Номер один — Густав? Гудмунд? Гуннар? — поэтому нордов — к счастью, живых, — уволокли куда-то то ли к целителю, то ли под стражу, а данмеров отпустили на все четыре стороны. Учитывая, что по результатам той заварушки у Лларена были все шансы по уши влезть в долги, чтобы наскрести Керу на достойные индорильского аристократишки похороны, он справедливо считал, что легко отделался. Похеренный заработок – не такая уж и беда в сравнении со смертью. А после Хармугстала денег у них было вполне достаточно… Истратив на Керовы ссаженные костяшки и разбитую рожу своё предпоследнее целительное зелье, данмеры спешно собрали пожитки и уползли из «Четырёх щитов» на все четыре стороны. Лларен надеялся напроситься на ночлег к кому-нибудь из местных: всяко лучше, чем морозить задницу под открытым небом, даже если выторговать удастся только втридорога оплаченное местечко в каком-нибудь дровяном сарае. Но когда они с Кером выводили Потему и Катарию из конюшни, судьба неожиданно им улыбнулась. Возле ворот их поджидали Керова сиськастая Хильда и её чуть более взрослая, но не менее сиськастая копия. Лларен совершенно не представлял, чего эти бабы могут хотеть, но, как оказалось, хотели они покаяться и извиниться. В несвязных, взволнованных речах Хильды Лларену не без труда удалось вычленить смысл. Оказывается, Номер один вбил себе в голову, что белокурая красотка должна во что бы то ни стало сделаться его женой, а то, что та откровенно была недовольна его «ухаживаниями», списывал на извечное женское кокетство. В Драконьем Мосте выродка все побаивались, а у Хильды не было отца или братьев, готовых вступиться за неё, презрев опасности… – Но я никогда-никогда не натравила бы на тебя Гисли, Кериан! – чуть ли не плача приговаривала она, вцепившись рыжему в руку. – Он не должен был вернуться из Морфала ещё неделю! Я и не знала, что он заявится прямо в трактир, а иначе не подставила бы тебя так — никого бы так не подставила! Я ведь понимаю, как рядом со мной опасно... Вне выступлений Кер магическим образом возвращался к обычному Керовому состоянию, поэтому, покраснев и отведя взгляд, он неловко приобнял подружку за плечи и зашептал ей что-то утешительное. Но Хильде хватило: она успокоилась, вытерла проступившие слёзы и предложила данмерам ночлег и прокорм — как для них самих, так и для их лошадей. Лларен скосил глаза на бесстрастно стоящую чуть поодаль Хильду номер два, попытался прикинуть её лета, в отчаянии сдался, решил всё же не рисковать и через две с третью секунды после того, как отзвучало щедрое Хильдино предложение, спросил осторожно: – А сестра твоя против не будет? Как оказалось, Лларен ошибся, однако его расчёт оправдался по всем статьям, и Хильдина матушка вмиг подобрела и повеселела… Проблема с ночлегом была решена ко взаимному удовольствию обеих сторон. Пристроив своих лошадок неподалёку от хозяйских коз — если их королевские величества и были оскорблены этим низким соседством, то виду не показали, — Лларен и Кер принялись обживаться и сами. Норды нередко строят себе дома в два этажа: зимой они гнездятся наверху, чтобы легче прогревать обжитую часть дома, а летом перебираются вниз, в прохладу. Вот многие и приноровились за денежку сдавать свободные — в зависимости от времени года — комнаты: какой-никакой, а всё-таки заработок... Данмерам нынче удалось попасть на постой, не потратившись ни на медяк, и, несмотря на дурацкое происшествие в таверне, Лларен считал, что они не остались в проигрыше. Но вправить Керу мозги всё равно следовало. – Влажная киска Дибеллы, ты нахрена вообще в драку полез, а, Индорил? – первым же делом поинтересовался Лларен, когда компаньоны управились со всеми делами, и при желании можно было уже попытаться поспать. – Тебе чего, жить надоело, что ли? Кер, нисколько не растревоженный этой отповедью, только пожал плечами и отозвался лениво: – Первый удар не я наносил, если ты не заметил. – Угу, ты всего лишь легонько так намекнул, что у него не встаёт елда. Делов-то! И почему же он взъелся так на тебя, а? Вот ведь какая, мать его, злоебически загадочная загадка! – Ну, что я могу сказать? – Кер улыбнулся. – Мерам, обложенным хворостом… Лларен, издав невольно что-то, смахивающее на вой растревоженного кагути, вскинул в бессильном отчаяньи руки. – Ну вот с больной головы на здоровую не перекидывай, Индорил! У меня хотя бы хватает ума вовремя попытаться свалить, если я лишнего наболтаю. А ты, блять, и правда ведёшь себя так, словно хочешь развести меня на похороны! Как ты вообще… – Спасибо, – негромко сказал вдруг Кер, и Лларен запнулся, вздрогнул всем телом. Рыжий выглядел одновременно немного пристыженным и словно бы… мягким? Лларен не знал, как лучше было бы описать эту физиономию, но вот желание поскандалить пропало моментом. – Ну и за что теперь ты благодарить меня вздумал? – спросил он четыре с третью секунды спустя. – За то, что спас мою шкуру, – рыжий пожал плечами. – Спасибо, Лларен. Твоё вмешательство было как нельзя кстати. – Я всего лишь защищал свои вложения, – отозвался он, вздохнув и нахмурившись. – От твоей бездыханной тушки мне будет немного проку, так что можешь не разоряться на благодарности. Кер улыбнулся в ответ, улыбнулся широко и открыто — так, как умел улыбаться, когда на душе у него было легко… или когда видел Ллареновы уловки насквозь, — но промолчал. – А ты зачем вообще кулаками решил махать, а, Индорил? – не в силах выдерживать вкрадчиво-мягкую тишину, через без четверти семь секунд поинтересовался Лларен. – Ладно бы ты хоть умел и хотел бы рожу тому мудаку поразукрашивать… А так-то что толку об его лапищи убиваться? Достал бы из воздуха меч, и дело с концом! Кер снова смутился, вперился взглядом в пол. – Я не думал, что будет так сложно, – признался он две с половиной секунды спустя, комкая в руке краешек одеяла. – Распространённая ошибка: недостаток знаний слишком часто мешает нам распознать свою ограниченность. Я никогда не учился рукопашному бою и не опускался до вульгарного размахивания кулаками с тех пор, как мне было лет десять. Потом… я и не думал никогда, что подобные навыки могут мне пригодиться, – неловко улыбнулся Кер. – В конце концов, благодаря своей магии я никогда не остаюсь по-настоящему безоружным. – Ну так призвал бы какую-нибудь ковырялку, чего кочевряжился? – Я мог бы случайно убить его, – пожал плечами Кер, – этого Гисли... Тогда бы я так легко не отделался. – Случайно убиться было бы много хуже, – не согласился Лларен. – Да и вообще, призвал бы тогда посох, когда понял, что дело говёно запахло! Чем не вариант? Посох у тебя не на якоре, но ты и не колдовал сегодня, магии бы хватило. Кер чуть заметно поморщился, словно бы Лларен на ногу ему наступил или там про АльмСиВи что-то неправильное сказал, но через шесть с половиной секунд всё же ответил: – Я не особенно хорошо управляюсь с посохом. Учился немного, да… но и только. – А сэра Тибо бы с тобой не согласился, – заметил Лларен. – Помнится, вашим поединком старый пройдоха по-настоящему впечатлился. – Я хороший боец, я не буду этого отрицать, – Кер пожал плечами. – Ложная скромность мне не особенно свойственна. Я хороший боец, даже если в моих руках – не слишком привычное мне оружие. Но посох мне не давался с самого детства. Я просто… не чувствую себя в безопасности с ним, наверное? Поэтому я и не подумал тогда его призвать. – Но лучше уж посох, чем табуретка! – хмыкнул Лларен. – Пожалуй, что так, – Кер улыбнулся и три с половиной секунды спустя снова взялся за благодарности. – Спасибо, – сказал он негромко. – Если бы ты не вмешался… Что бы ты там не думал, а я не готов умирать — зато я готов был призвать себе меч... и тогда я бы, наверно, и правда убил его, этого Гисли. Я действительно рад, что ты меня остановил. Спасибо, Лларен. – Пожалуйста… и закрыли на этом тему, идёт? Не хочу больше думать о том, как твои мозги чуть не размазали по всему трактиру — от этого сразу тянет хорошенько так проблеваться… – Лларен вздохнул, поскрёб задумчиво подбородок, но через без четверти пять секунд всё же собрался с мыслями и проговорил осторожно: – И раз уж мы с тобой сегодня такие уж все благодарные, то и я спасибо сказать хочу — за тот разговор о… детях. Ты прав был; конечно, ты прав… а с моей стороны было подло бежать от этой ответственности. Я… не разрешал себе думать о ней, наверное? Потому что если начать о ней думать, то жить прежней жизнью становится попросту невозможно. Спасибо, что вправил мне мозги, Кер, – Лларен неуверенно улыбнулся и, не выдержав тяжести Керова взгляда, отвёл глаза. – Я постараюсь… быть лучше, чем раньше, – закончил он скомканно. Вместо ответа Кер соскользнул со своей лежанки, в три уверенных шага преодолел разделявшее их с Ллареном расстояние и приземлился рядом, чуть задевая друга левым плечом. – Ты – в числе лучших меров, что я когда-либо знал, Лларен, – признался он через одиннадцать с третью секунд, глядя куда-то в пустоту перед собой — сквозь обступавщий единственную свечу мягкий сумрак и старое, тёмное дерево стен. – Я восхищаюсь тобой и ценю тебя, и никакому нашему с тобой несогласию не будет под силу это переломить. Но я… наверное, я и правда был немного расстроен, что ты не видишь того же, что вижу я. Поэтому я… рад был услышать, что ты переменил своё мнение. Спасибо, что прислушался. Кер замолчал, и в этом странно уютном молчании они просидели бок о бок полных сто восемь секунд, прежде чем Лларен всё-таки взял себя в руки и проворчал, пялясь на почти догоревшую свечку: – Ладно, хорош уже сопли жевать, Индорил. А то ещё немного, и плакаться друг у дружки начнём на плече, и лунная кровь у обоих польётся… Давай-ка спать пойдём, а? А то меня уже на ходу рубит. Кер молча кивнул, вспорхнул, затушил свечку и закопошился негромко в своём углу. Лларен же, скинув с ног сапоги, не раздеваясь скользнул под одеяло, закутался, на мгновенье прикрыл глаза... И спал спокойно и крепко, как пьяный младенец. Кер разбудил его почти ровно в восемь минут седьмого, и Лларен, несмотря на небожеский час, чувствовал себя на удивление отдохнувшим. Ночью ему снилась муть, но муть довольно приятная: крылатые сладкие рулеты сами залетали в рот, прибрежная галька по взмаху руки обращалась в идеально круглые, сверкающие на солнце дрейки, а папаша Тирано, чья физиономия, как и всегда, была скрыта в густой тени, катал маленького Лларена на широких плечах. Воображаемые летающие рулеты лишь раззадорили Лларенов аппетит, и Хильда с мамкой, гостеприимно решившие закормить данмеров копчёной рыбой, козьим сыром и тёплым ноздреватым хлебом, сумели его по-настоящему порадовать. Впрочем, несмотря на все Хильдины обещания, трапеза была не совсем дармовая. Стоило данмерам управиться с завтраком, как девица, кинувшись убирать со стола, якобы между делом коснулась Керовой ладони и попросила мягко: – Сыграешь нам что-нибудь, Кериан? С песней и день начинать будет сподручнее! И Кериан – не отказался: сходил за лютней, устроился поудобнее на развёрнутом к публике стуле и начал наигрывать пусть и незамысловатую, но очень красивую мелодию. Керова физиономия постепенно приобретала мечтательно-отрешённый вид, круглые щёчки Хильды окрашивались розоватым румянцем, а Хильдина мамка по выразительности могла бы поспорить с деревянной доской... Впрочем, где-то через двадцать четыре секунды Кер наконец запел, и вместо того, чтобы всматриваться в чужие лица, Лларен стал с интересом вслушиваться в новые, не знакомые прежде слова. Он неплохо успел изучить Керов репертуар, но с этой песней ещё не сталкивался. Сэра Кериан Индри был отменным артистом: каким-то магическим образом он умел убеждать, что старается для тебя и поёт – тебе. Что, интересно, в этой песне услышали нордки-хозяйки? Потому что для Лларена она стала продолжением их с Кером старого, ещё в Маркарте проклюнувшегося разговора:

Мы не рабы, окованные цепями, И не солдаты, что охраняют пост: Наши дороги мы выбираем сами; Правильный выбор редко бывает прост.

Хильда была права: с хорошей песней начинать новый день и в самом деле оказалось сподручнее... Когда под дробный стук лошадиных копыт полуденное солнце, вдруг выглянув из-за густых облаков, ослепит Лларена Тирано на полторы секунды, он неожиданно вспомнит об этой мысли, — а что услышали в Кервой песне нордки? — но вслух спросит у друга иное, куда как более, на Лларенов взгляд, интересное. – Но о чём там тебе так долго распиналась твоя подружка, а, Индорил? – поинтересуется он, понукая чуть подотставшую Потему. – Когда на прощание прижималась к тебе своим арсеналом? Я уже испугался, что она захотела взять тебя в плен! Кер усмехнётся, скользнёт рукой по рыжеватой гриве Катарии и, развернувшись к Лларену две с половиной секунды спустя, ответит: – Хильда сказала, что они с матерью наконец-то решились покинуть Драконий Мост и уехать в Предел, к дальним родичам. Леди звала меня в гости, – почти пропоёт он, и хитрый, лукавый взгляд заискрится весельем. – И леди подробно объясняла, где и когда её можно будет найти. – Поосторожнее баб бы себе выбирал, Индорил! – беззлобно кольнёт товарища Лларен. – А то тебя вечно тянет на шебутных и опасных. Поосторожнее с этим племенем надо себя вести, если не хочешь расстаться с жизнью — или с яйцами. Подобные предостережения Кериан Индри не слушал, не слушает и не будет слушать, и с этим его упрямством стоило бы смириться. И хотя Лларен считал себя скверным рассказчиком, но друг из него получился не самый паршивый: подставить плечо было ему не в тягость. И даже меру, живущему в мире понятных и рассудительных чисел, непредсказуемое порою только идёт на пользу.