Душевная рефлексия

Мы так давно не состыковывались все вместе, что я уже успел позабыть, каково это — отрываться в компании единомышленников, друзей, которые как никто понимают одну крайне важную составляющую моей души — танец. Оставив детишек старшему поколению, собравшись в загородном доме и выкрутив колонки на максимум, наслаждаемся последними минутами уходящего года. А он был сложным для всех нас и для каждого по отдельности. Потеря вдохновения, нехватка времени и отсутствие движения вперед к мечте подкосило не одного меня. Только вот, к собственной радости, все начинает налаживаться. Личная жизнь набирает обороты, пока что неспешно, но тем не менее на месте не стоит. Что несказанно радует. Впечатляет и обещает что-то весьма грандиозное как минимум. Пью. Много. Крепленое красное вино, бокал шампанского под куранты — и в абсолютнейший отрыв, не скрывая улыбок и веселого смеха. Когда те, кто рядом, копируют твои движения и отдаются точно такой же волне. Пропуская мимо ушей речь президента, выкрикивая: «С новым годом, пошло все на хуй, мы все равно прорвемся!», начинаем танцевать. Забываю обо всем, окунаясь в музыку. Пропуская внутрь этот сладкий бит и ныряя в океан удовольствия, живу. Так, как давно не получалось, потому что отсутствовало нечто особенное. Не горячило кровь. Не будоражило внутренности. А теперь… Теперь стало иначе. Руки взметаются вдоль тела. Ноги подстраиваются, и аппетитные запахи цитрусовых вперемешку с отдушками туалетной воды друзей щекочут в носу. Но я упорно подношу к лицу собственные запястья, чтобы одурманивающе втягивать легкий, едва уловимый аромат масла, которым измазался весь. Как напоминание, кого не достает рядом в данный момент. Как условное присутствие части Арнольда со мной. Танцую. Словно в последний раз, так страстно отдаваясь мелодии, что не замечаю никого и ничего вокруг. На периферии слыша шумный хохот и похлопывание, свист и крики. Любимые, дорогие, родные. Поддерживают и участием, и реакцией на то, что я делаю. Приятно. Хорошо. Горько, сладко, остро. Почти полный и такой необходимый комплект. Почти. Трек за треком, переливаясь из одного состояние в другое под протестующий стон мышц, под гулкое сердцебиение, срывая дыхание, двигаюсь. Будто он увидит, будто он оценит, будто я где-то в поле зрения. Глохну от выкриков: «А Виталик в ударе!», «Смотрите, что творит сумасшедший!», «Тащите камеру, если это не будет запечатлено в архивы, я вам не прощу!». И дальше, и больше. Разгоняясь, не позволяя делать себе передышек, приоткрывая глаза, кусая губы, чтобы не смеяться в голос полубезумно. Накрыло… Унесло и не отпускает. И так долгие-долгие часы. Пока не снижена громкость и градус в крови не становится значительно слабее. — Кому-то очень хорошо. — Улыбающаяся синеглазая Ромина подсаживается в тот момент, когда я, упав в кресло, отпиваюсь прямо из пачки соком. Роняя крупные капли на благо черную футболку. — Угу, давненько так не вставляло. — Смысл отрицать очевидное? Цепляю пальцами шпажку с кусочками фруктов. Задумчиво жую. — Пока ты там устраивал тест на выносливость своей кровеносной системе, тебе пришло поздравление. — Помахивает у моего лица моим же телефоном. После игры в «дотянись до мобильника» длиной в пять минут все же отбираю и наспех открываю послание. Арнольд… Надо же, не забыл обо мне на своем пафосном празднестве. Прислав фото с улыбающейся физиономией в кадре на фоне танцующих телок, с бокалом в руке. Красивый. И жизнь у него красивая. Глянцевая. Я где-то явно на пару уровней ниже. Но, черт возьми, приятно. Арнольд… Стремительно забравшийся куда-то под ребра. Пробрался внезапно, идя на ощупь в темноте, а после открывая истинное лицо. И чтобы он ни говорил, но романтик в нем более чем жив. Ибо то, как он начал наше общение, говорит само за себя. Или я хочу это видеть в подобном свете? — Чего замер? Любуешься или тупишь? — Насмешливо сбоку. И щелчок пальцев перед глазами. — Я влюбился, Ром. — Вместе с виноградиной в рот. Пережевываю, жду ответ. Поворачиваюсь к подруге, склоняю голову в бок, улыбаюсь в ответ. — Что? Так сильно заметно? — Всегда. — Кивает, а я знаю, что кто-кто, а Ромина и правда всегда легко улавливает во мне перемены, к лучшему, к худшему — не важно. — И, пожалуй, если бы за каждое твое «Я влюбился» мне бы выдавали по штуке баксов, я бы стала миллионершей. — Издеваешься, зараза. А я и правда влип. И как обычно с первого, мать его, взгляда. Хотя тут трудно было не впечатлиться, с таким-то размахом. — Кусочек ананаса перекочевывает прямиком под острые зубы. — Вот ты мне скажи: слишком по-уродски выглядит то, что не успел Стас уйти, а я начинаю сохнуть по другому? — А что, ты научился приказывать сердцу? Если да, то делись секретом, информация сумеет спасти кучу людей. — Просто немного странно себя чувствую из-за сложившейся ситуации. С одной стороны мне хреново, потому что ушел человек, с которым я прожил несколько лет. И ты была свидетелем наших отношений. Пусть неидеальных, но все же… И это очень не очень. Терять кого-то такого. А с другой стороны, может, эта попытка будет удачнее? Может, вообще последняя, м-м? — Я не знаю. Сложно что-то говорить или советовать, когда не до конца понимаешь природу отношений между двумя мужчинами. У вас все-таки все немного, но иначе. Время в любом случае покажет. Куда-то спешишь? — Мне тридцать один, и я хочу хотя бы чего-то определенного и постоянного. — Разве не для того собираются друзья, чтобы потереть за жизнь? Не поверю. Да мне и вправду внезапно хочется чего-то особенного. Долговечного. И хотя умом понимаю, что вариант не из легких я выбрал, ибо подводных камней бесчисленное количество. Но разве надежда это плохо? — Тридцать для мужчины вообще ничто. Вот женский пол на тему возраста страдает, ибо минув рубеж в тридцать, а после сорок лет… становится намного сложнее. И кто-то начинает гнаться и наверстывать упущенное в экстренном порядке, рожая одного за другим ребенка, кто-то пытается сохранить уходящую молодость и красоту. Кто что… А мужики. Что вот для вас меняется? Седые виски? — И дряблая кожа. — Хохочу, пожевывая очередной кусочек фрукта. — В тридцать? Сорок? Дай бог, чтобы к пятидесяти начались какие-то проблемы с кожей и рожей. А если за этим следить, то и минув рубеж пяти десятков, можно выглядеть на отлично. А тебе еще всего лишь тридцать один. В душе и вовсе не больше двадцати. — Умно, — киваю на видео, которое уже дважды просматриваю со своим участием. Моему «фанату» должно понравиться. Определенно, я и правда был в ударе сегодня. Нашел-таки музу… Нашел. — Ты был слишком занят, а он явно ожидал ответа. Пришлось импровизировать. — Интересно, он вспомнил, что ты та самая Ромина, которая была главной в нашей постановке четыре года назад? — Спроси, — пожимает плечами. — Я к Илье, пока он не уснул на диване. Иначе буксировать его в комнату придется тебе. Наблюдаю за тем, как она ластится к мужу. Залезая к нему под бок, как кошка. И начинаю задумываться. У меня такое будет?.. Или тепло в отношениях и нечто подобное — прерогатива гетеросексуальных пар? Или я так и не встретил того, с кем могу быть на сто процентов собой, расслабляясь и делая, что душе угодно, не думая о том, что находящемуся рядом не шибко комфортно? *** Разумеется, утро после праздника добрым не бывает. Совершенно. И даже новая шикарная кровать не спасает от неудобств в виде постоянного желания выпить не один литр воды. Проснувшись ближе к обеду, передвигаюсь как черепаха, ощущая последствия моего ночного загула. Все тело ноет нещадно, каждая мышца настойчиво напоминает о том, какой я дебил. Жалею ли? Не-а. Ломота и легкое подрагивание при каждом шаге — одно из самых любимых мною ощущений. Наверное, потому я никогда не жалею ни сил, ни времени, отдаваясь танцам максимально. Работая на износ. До позднего вечера перемещаюсь по квартире только с целью перекусить или пополнить запасы жидкости в литровой кружке. В полудреме одним глазом посматривая на вызывающий слабый интерес какой-то новомодный мейнстримный сериал. Пока не начинает верещать телефон, необдуманно оставленный мной где-то в другом конце квартиры. Решаю проигнорировать, потому что вставать слишком лень. Но тот не замолкает. Нервирует и принуждает поднять пятую точку. — Игнорируешь? — Первое, что слышу вместо «Привет», когда таки с раза пятого поднимаю трубку. — Это было выше моих сил — доползти до орущего мобильника в другом конце квартиры. — Фыркаю в ответ. На самом деле радуясь звонку Арнольда. Просто состояние нестояния. Полное. — Похмелье? — Усмешка на том конце. — Понимаю, столкнулся с той же проблемой. — Слушаю его голос и падаю на кровать с блаженным стоном. — Как обновка? — Приди и проверь, потому что я хер его знает, как тебе описать мое блаженство на новом матраце. Это охренительно прекрасно, я могу спать и вдоль, и поперек, и в позе звезды. Но сомневаюсь, что ты так настойчиво звонил, чтобы спросить о моей новой кровати. — Почему же? Я обязательно проверю ее на прочность. — Посмеивается. Вызывая кучу пошлых мыслишек своими намеками. А язык так и чешется сказать что-то вроде: «Ну так приезжай, в чем проблема?» Только молчу. Зачем-то… Что совершенно не в моем стиле. С ним я на удивление крайне сдержан и обдумываю едва ли не каждое слово. — Собственно, завтра будет тематическая вечеринка в одном хорошем клубе. — И-и-и? — подталкиваю подойти ближе к делу. — И у меня есть два пригласительных. — То есть ты хочешь со мной пойти? — То есть, если я говорю тебе о том, что имею только два пригласительных, это явно не хвастовство и тупая констатация факта. — Отказ принимается? — Не-а. — Задумчиво покусываю губу. Воспринимая этот жест как свидание. И вспоминаю о его законной супруге. — Это отличное место. Будет вполне разношерстная тусовка из модельного бизнеса и танцевальной индустрии. Полезные знакомства, шанс засветиться и прочее. Вдобавок отдохнуть, потанцевать, выпить. Ты вроде как любишь подобное. — Это одно из тех самых мажористых мест, где стоят верзилы на фейсконтроле и нужно быть гладко прилизанным и одетым за пару штук баксов? — Все еще хуже. Вход строго по вип-картам или пригласительным. А прийти можешь хоть в трусах за сто рублей. Им без разницы. Главное, чтобы были потрачены деньги на пропуск. — Ах, высшие слои, отборные сливки и шампанское за пару сотен? — Выпендриваюсь для проформы. На самом деле даже любопытно, как оно все изнутри выглядит. Да и потанцевать я всегда за. — Если очень хорошо попросишь, даже вишни, покрытые съедобным золотом, подадут. — Ради которых мне нужно сейчас же заложить квартиру? — Тебе нужно завтра быть в десять часов вечера на входе в «The pleasure garden», остальное оставь мне. — Еле сдерживаю реакцию. Потому что наслышан об этом элитном заведении. Куда стекаются чуть ли не самые известные задницы нашего олимпа. — Ну да, ну да. Белая ворона должна быть на каждой вечеринке. — И я сейчас о себе. — Я выкрашу тебя собственными руками в черный. Во всех местах, которых только пожелаешь. Жду у входа в клуб, желательно не опаздывай, если не хочешь, чтобы я заработал переохлаждение. Ладно? — Ладно, — соглашаюсь наконец без лишних слов. — До завтра, Арно. — Спи сладко, Ви. Ви… Меня до него так никто не называл. Я даже и не задумывался, что мое имя можно вот таким способом использовать. Но нравится до жути. Особенно интимность, с которой он его произносит. И теперь проблема номер один — выбрать что-то более-менее подходящее из гардероба и купить новые лезвия в станок. К элите же пойду… *** Слишком боясь опоздать, приезжаю раньше на целых двадцать минут. Начищенные белоснежные кроссовки, что сверкают ярче моих зубов, не предназначены для прогулок в минус пятнадцать. Узкие джинсы насыщенного синего цвета, довольно тонкие, а в придачу почти полностью облегающие. Еще и с низкой посадкой. Однотонная белая майка с черной кляксой на груди и в фиолетово-серую шашку рубашка с накинутой сверху аляской не спасает от холода. Нос немеет, уши отваливаются, облачка пара то и дело срываются с губ. Внутрь меня, естественно, без Арнольда никто не пустит, я даже спрашивать не решаюсь. Ибо глупо, только получу от ворот поворот и опозорюсь. Мощные басы слышны даже на улице. Охрана на входе шире меня в два раза в плечах. А о наличии здесь крутых тачек у входа я вообще помалкиваю. — Привет, замерз? — Поднимаю глаза на стоящего в метре Арно. У которого пальто нараспашку. Из-за расстегнутой пары пуговиц на черной рубашке видна толстая золотая цепочка. А все остальное… Идеально сидящие насыщенно-коричневые брюки, дорогой кожаный ремень с заковыристой пряжкой, стильные ботинки… М-да. Я на его фоне выгляжу подростком, дотаскивающим одежду старшего брата. — Немного, — шмыгнув носом, улыбаюсь. Не зная, то ли податься вперед и поцеловать или просто кивнуть в сторону входа. Понимаю, что в шоубизе не новость однополые отношения, но вряд ли ему с его статусом нужно светиться прилюдно. Почти прилюдно. Охрана, в принципе, народец молчаливый и делающий вид, что ни черта не замечает, особенно за определенную плату. — Пойдем. — Разворачивается, подходит к тем самым амбалам, показывает два блестящих пропуска и проходит вглубь. Снимаем верхнюю одежду, засунув по карманам телефон, ключи и прочее, и двигаемся на звук и без того слышной музыки. Я был в клубах не раз и не два. Только вот не в таком. Здесь все так и кричит буквально в голос о роскоши и немереном количестве денег, потраченных для его создания. Атмосфера охренительная. Народ настолько яркий и разный, что глаза начинают разбегаться, как у ребенка перед витриной со сладостями. — Какой ты впечатлительный. — Слышу у уха, получаю толчок в спину и переставляю ноги в сторону бара. Бармен тут может смело прямо сейчас идти и устраивать фотосессию на обложку модного журнала. Выглядящий куда дороже меня. Что немного, но бьет по самооценке. И ощущение чужеродности во всем окружающем остро полосует сознание. Но сбежать? Нет. Раз уж представилась возможность, нужно выдоить ее до последней капли. — И часто ты бываешь в такого рода местах? — Приподнимаю бровь, стоя безумно близко к Арнольду, который в этот самый момент что-то заказывает, апеллирующий не совсем знакомыми мне названиями то ли коктейлей, то ли черт его знает чего. — Не то чтобы очень, но бываю. Держи. — Протягивает мне высокий стакан с неоново-голубой жидкостью, симпатичной белоснежной соломинкой и не менее десятка кубиков красивого кристального льда идеально квадратной формы. — И расслабься. Мы вроде для этого пришли. — Выглядит непосредственно и уж точно не так напряженно, как я. — Для этого мне нужно методично упиваться не менее получаса, а после уйти на танцпол. — Рассматриваю его профиль. Мысленно облизываясь, как голодное животное на сочный отборный кусок. Покручиваю в ухе гвоздик. Пью. Снова покручиваю. Снова пью. — Погоди минутку, я сейчас вернусь. — Спустя десятиминутную молчаливую паузу произносит и удаляется к танцующему от нас в метрах пятнадцати, не более, высокому парню. Подходит, хлопает, как старого друга, между лопаток ладонью, обнимается пару минут, смеется и что-то там говорит. Мне же остается только наблюдать. И раздосадовано смотреть на опустевший стакан. Неосознанно сравнивая нас. Понимая, какой контраст мы создаем. И оттого тянет еще сильнее, как мотылька на яркий свет, незнакомый, но чертовски заманчивый. Кручусь на своем стуле, спрыгиваю. Приглядываюсь к толпе, прикидывая, куда можно вщемиться и где поболее свободного места, только вот все слилось в непрерывный поток, однородный. Закатываю рукава рубашки до локтя. Полностью распахиваю в стороны. Уже сейчас начиная внутреннее подстраиваться к музыке. Которая ох как хороша. Вклиниваюсь. С мягкой улыбкой просачиваюсь между толпой девушек и парней. Все достаточно приветливы. Все одной масти, схожего положения и статуса. Считающие меня таким же. И пусть. Разубеждать, что ли? Зачем? Все, что мне сейчас нужно, — это танцевать. Нахожу глазами забавного танцующего парня. Что пафосно делает простейшие движения. Довольно пластично и правильно. Знакомо. Его жесты. Мимика. Манера. И если кому-то не покажется это однозначным, то для меня, варящегося во всем этом долгие годы, каждый его последующий манер так и кричит: «Да, я танцор. Да, смотрите. Да, завидуйте, восхищайтесь. Я впитываю». С кривой усмешкой начинаю за ним повторять. И замечает он сразу, цепко выцепляя меня из толпы. Специально усложняя свой импровизированный танец. Намечается батл. И я, мягко говоря, не против. Но пока мы идем практически на равных. Народ расступается, наблюдает. Кто-то выкрикивает звучное: «Эрик, Эрик!», кто-то просто посвистывает. Я же чувствую лишь один обжигающий взгляд, прекрасно зная, чей он. Диджей замечает развернувшуюся битву посреди зала. Подбирает для нас треки, дает передышки. Комментирует как рефери. И все бы ничего, не взъеби я как пятиклашку этого новомодного танцора. Он хорош, не спорю. Но видно, что танцует не более шести-семи лет, когда мой опыт в два раза больше. Мы понимаем особый лексикон, который существует в нашей индустрии. Оба знаем негласные правила. И это так увлекает, что выныриваю я из этого, лишь когда слышу громкий зов на сцену, чтобы мне вручили откуда-то взявшийся подарок. Ну, собственно, подарить тут могут или пропуск, или алкоголь. Логично? Логично. Мне и дают два пропуска и бутылку текилы, цену которой я даже знать не хочу. И вот, стоя на этом подъеме, я смотрю ровно в глаза спокойно наблюдающего в метрах двадцати от меня Арнольда. Руки в карманах. Поза расслабленная. Улыбка естественная. Гордится? Или доволен тем, что вживую наблюдал за моими танцами? Полутанцуя, порядком запыхавшийся, подхожу. Почти нос к носу. Получаю в руку точно такой же, как ранее, коктейль. Большими глотками пью до онемевшего горла. Чувствую, как ударяет хмель в голову еще сильнее. Приподнимаю приз номиналом в литр. — Планируешь вылакать в одно лицо? — Смеюсь в ответ. Продолжаю пить коктейль, практически залпом, достав соломинку и постоянно выталкивая языком лед, что так и норовит вместе с алкоголем попасть в рот. — Да ты мой добытчик… Мне не придется потратить пару сотен баксов на эту пузатую малышку. — Кто бы сомневался в том, что она стоит как половина среднестатистической зарплаты. — Вообще ничего не планирую. Это вышло спонтанно. Пошли танцевать. — Прошу бармена посторожить мой выигрыш. Ставлю пустой стакан и подталкиваю, набравшись то ли смелости, то ли наглости, Арнольда к танцующим. — Ты же понимаешь, что напротив тебя я буду как редкостное бревно? — Не сопротивляется, поблескивает своими чертовски красивыми глазами. Поддевает. — Я думаю, что ты, весь из себя такой секси, будешь как гибкая змея и смело перетащишь часть восторженных взглядов. Потому что стоит тебе расстегнуть рубашку, половина девушек будут платить, чтобы краешком пальца потрогать эту долбаную терку. — Выдыхаю почти в шею. С печальным стоном отстраняясь без лишних телодвижений. А как же хочется другого!!! Неумолимо, блять. Прям сейчас. Но вокруг толпы народа. — Просто для заметки: тут помимо так называемых звездулек сцены, глянца и прочего еще и журналюги. Эти навозные жуки везде пробираются. — Намек на то, чтобы я не распускал руки? — Намек на то, что твои распущенные руки будут сверкать на снимках, а так, что ты, развлекайся. — Посмеивается и, отвернувшись ко мне спиной, просачивается в толпу, призывно двигая бедрами. Матерь божья. Я в раю. И он явно недооценивает силу своей харизмы и привлекательности, потому что на него и правда многие бросают жадные взгляды. И танцует хорошо. Соблазнительно. По-мужски, но, тем не менее, очень сексуально. Или я такой пьяный и сгорающий от неуместного желания. Только находясь всего четыре трека, не более минут пятнадцати-двадцати, терпеть больше не могу. Цапнув за руку, утаскиваю в неизвестном даже мне направлении. Молясь всем богам, чтобы там было достаточно темно. — И что ты задумал? — Оказываемся в коридорчике, куда-то ведущем, только тут кромешный мрак, если не считать порой прорывающихся вспышек света из соседнего помещения. — Сейчас узнаешь. — Последнее ровно в губы. Влипая пиявкой в его рот, сразу же начиная глубоко и жадно целовать. И ощущать всем телом. Горячие руки у себя под майкой, что прошлись по ребрам и заскользили к лопаткам, прижимая еще ближе. И не понять, чья теперь инициатива. Потому что отчетливо чувствуется взаимный голод. Неконтролируемо сильный. Рвущийся изнутри и не видящий преград. — Так, ладно. — Прочищаю горло, резко отстраняясь. — Я за бутылкой, ты за вещами. Отворачиваюсь, давя усмешку, отзеркалившую бы его. Сученыш, его веселит то, что происходит. Будто сам не точно такой же твердый. Пара минут на то, чтобы забрать оставленное на хранение. Пара минут на то, чтобы вывалиться на ебучий холод и протрезветь моментом. Пара минут, чтобы договориться о предоставлении нам водителя, благо в таком элитном заведении такое имеется, за определенную плату, разумеется. Пара минут, чтобы расплыться как желе на заднем сидении мерина, раскайфовавшись как сучка и поглядывая на затылок Арно, сидящего спереди. И два десятка минут, чтобы не особо-то и удивляясь оказаться возле своего родного подъезда. Быстро подниматься по лестнице, а после влететь в квартиру на манер урагана.