Душевная рефлексия

Называйте это шестым чувством, сраной интуицией или просто долгим ожиданием, но едва щелкает моя входная дверь, я уже знаю, кто пришел. Именно в этот самый момент, словно на буксире, двигаюсь навстречу Арнольду, ибо не щекотало бы так сильно где-то под ребрами, если бы это был не он. И так волнительно-приятно покрываться мурашками в прохладе квартиры, ступать босым по остывшему полу, игнорируя желание избежать прикосновения и впрыгнуть в пушистые тапки или как минимум носки. Черт. Сердце очевидно ебнулось, ибо долбит где-то в горле, и так сухо во рту, будто это не я парочкой минут ранее заливался горячим какао. И наваждением таким удивленно-серьезным застывает фигура, уставившись чертовыми ртутными провалами мне в саму душу. Жу-утко. Очень. То напряжение, от которого разве что не начинает шалить проводка и не выбивает искры, заставляет меня повести плечами, сводя вместе лопатки. И пожалеть, что на теле всего-навсего домашние мягкие штаны, висящие на честном слове, ибо гостей как бы не особо-то и ждал, а квартиру запирать было банально лень. Бля… И вроде надо поздороваться, подойти, что ли, еще ближе, но врастаю леденеющими с каждой секундой все больше ногами и впиваюсь глазами, жадно осматривая каждый сантиметр все еще до одури желанного тела. Чрезмерно жадно, хочется прямо сейчас броситься озверевшей псиной и вгрызаться в загоревшую кожу, слизывать крупные капли крови и рычать. Бесконечно долго и чертовски громко. Просто поставить гребаное клеймо, как знак принадлежности. Но нет же… Стою. Полуонемевший, немного сонный и с неприлично оттопыренными штанами ниже пояса. Возбуждает одним лишь своим гиперсерьезным видом. Малость потерянный. Невъебенно решительный. Со сжавшимися в кулаки руками, и мне вот интересно: после моего тотального игнора и в край сучьего поведения — что он подумал? Насколько сильно успел накрутить себя и придумать невесть что? И чего больше охота: утолить смертельную нужду в прикосновениях, упиться удовольствием и сбоями в сердечном ритме на пике или… или вмазать моей кривоватой и без того роже, чтобы неповадно было? Ему явно нужны ответы, и много. Но терпеливо, с чудовищной силы небезразличием и практически гипнотизируя, почти не моргает. Глупый, если вдруг подумал, что я добровольно откажусь от этого идеального тела и одурманивающего запаха. И стопроцентно тупой, если решил, что так просто его отпущу. Не после того, как он умудрился разбудить внутри меня тот чертов колодец с даже мне не до конца изведанным содержимым эмоций и чувств. — Привет? — В два шага, чуть ли не прыжком. Почти нос к носу, и сшибает долбаный наркотически-ахуенный запах. Меня ведет, чуть ли не шатает, но не втянуть громко в себя полную чертову грудь не могу. Хорошо. Кайфово. И какая-то сволочь точно включила конфорку под нашими телами, начиная подогревать… а значит, скоро станет невыносимо горячо. Непривычна едва заметная светлая щетина, волосы длиннее обычного, отчего черты лица выглядят острее. Хочу. Вот такого истинного самца, по которому, вероятно, сходит с ума большинство женщин, обильно намокая, когда лицезреет гребаную терку. В которую до боли впиваюсь сразу десятью пальцами и спустя секунду с громким стоном тону в поцелуе. Напористом, безумном, болезненном. Срывается, скидывает полупальто куда-то мне за спину, вжимает в себя, грубо шаря горячими ладонями по моим на контрасте холодным лопаткам, вызывая неконтролируемую дрожь и внутри, и снаружи тела. А мне дышать жалко и неохота, потому что придется разлипнуть и вдохнуть, а это означает заминку в пару секунд. Непозволительных. Ибо слишком истосковался, чтобы потерять так много времени. Потратить бесполезно. И губы с непривычки пульсируют, наливаясь кровью, лицо вспыхивает как факел — не меньше, и такая сокрушительно горячая волна обрушивается на меня, что кажется — или сгорю, или упаду в обморок. Потому что критически хорошо и с трудом верится, что все происходящее не плод больного, измученного тоской и ожиданием воображения. И честное слово, прокляну всех и каждого, если это тупо очередной навязчиво-сладко-горький сон. — Как же я скучал, — шепчет в шею, кусает, а я как безвольная кукла с подгибающимися ногами оседаю на пол. Слишком сильно. Торкает так, что похлеще чертовой травки. В глазах яркие пятна. Под спиной намерзший от открытого окна пол, и в первую секунду вздрагиваю. Пока Арнольд спускается на меня, быстрым движением отползаю и укладываюсь на скользкую подкладку его пальто. Обнимаю ногами, встречаю на полпути чуть горьковатые губы. Пальцы цепляются за водолазку и задирают до груди, а от соприкосновения кожа к коже дрожь лишь усиливается. Не говорить. Не думать. Ни на что не способен. Лишь мычать. Шипеть. Дышать как после стометровки и тонуть в ярко-полыхающей страсти, которая оставляет обжигающие следы на теле. Алеющие. Пульсирующие болью и мазохистским удовольствием. — Долбаный ад без тебя, — хрипло, на грани слышимости, а после громкий стук его ботинок, которые куда-то откатываются, отпинываемые хозяином. И надо бы ответить, но не дает. Вылизывает мне небо, обсасывает губы и подбородок, играя пальцами с проколотым соском. Пытая, не меньше. Тут не до деликатности, когда крышак подорван из-за ебаной разлуки. Тысячу раз блять, у меня член болезненно ноет и трется влажной головкой о мягкую ткань. Хочу. Сейчас. Пусть и с упоением насаживался на собственные пальцы еще полутора часами ранее. Только в реале все куда слаще и жарче, это вам не китайская подъебка настоящему сексу с вожделенной персоной. — Вставь мне, Арнольд, просто вставь. — Царапаю эти блядские кубики короткими ногтями, вытаскиваю ремень из шлевок, звякнув увесистой пряжкой, стаскиваю до колен узкие брюки вместе с бельем и выстанываю, как шалава, во всю глотку, едва сталкиваемся стояками. — Нет, — с кривой ухмылкой, нависая надо мной, облизывая влекущие одним своим зацелованным видом губы. — Ты кончишь от моей руки, а после я буду долго трахать тебя, используя сперму вместо смазки. — Член призывно дергается, соглашаясь. И тугим узлом скручивает нахрен все внутри от его слов. Пиздец. Он само воплощение порока, греха и разврата в данный момент. Такой вкусный, сочный и горячий. Кусок гребаного отборного самого лучшего секса. Бог ты мой… Не подохнуть бы от перевозбуждения. — Я переверну тебя на спину, усядусь на так необходимый мне член. И ты ощутишь во всей красе всю силу твоей беспомощности передо мной, когда я буду держать в собственных руках твой самый лучший в этой чертовой жизни оргазм, — это не я. Не мои слова. Не мой голос раскатистым рыком отскакивает от стен. Не мои руки скребут накачанную задницу и жмут к себе. Не мои губы пиявкой впиваются в рот напротив, сжирая довольную ухмылку и проглатывая рокочущее «Заметано». Уговаривая себя притормозить, иначе едва его пальцы сожмут подрагивающий ствол, обкончаюсь как девственник. И мучает, медленно надрачивает в такт сбавляющему безумный темп поцелую. Позволяю буквально трахать мой рот языком, жадно всасывая тот, и лизаться так пошло и вульгарно, прилипнув взмокшей спиной к подкладке и скользя потихоньку подальше от входа в квартиру. Ненамеренно. Рвано. Игнорируя малейшие неудобства. Просто валить в комнату — грех. Настоящее преступление. Пока не будет утолен первый, самый сильный голод, не отпущу его даже на сантиметр. А хватка крепчает, яйца давно поджались и пальцы на ногах, онемевшие, подгибаются. Двигаюсь навстречу его руке, хриплю, давлюсь вдохами и, выгнувшись, кончаю, жалея, что не вместе, что не с ним, глубоко внутри, но знаю, что это лишь старт. Все самое интересное впереди. И, не давая себе отдышаться, рывком переворачиваю нас. Скидываю мешающие тряпки — и свои и Арно. С наслаждением провожу ладонями по сексуальному загоревшему телу. Собираю с нашей кожи белесые густые разводы спермы. — Любой каприз, — почти издевка слетает с губ. Склоняюсь к нему ближе, всматриваюсь в отъехавшие глаза. Поплывшие и затуманенные. Зрачок давно сожрал радужку, и вместо ртутных завихрений там беспроглядная тьма, полная жгучей страсти и желания. Смазываю растянутое не так давно колечко мышц. Не позволяю себя поцеловать, уворачиваясь с улыбкой, и, забив на возможную боль, начинаю медленно, сантиметр за сантиметром, насаживаться на его член. Ловя каждую микроэмоцию. Дурея от запаха. Видя, как дрожат веки, чувствуя, как сильно сжимают мои бедра сильные пальцы. Шипит, сцепив челюсти до хруста. Пытается дернуться навстречу. Остановленный моими руками, упирающимися во вздымающуюся грудь. Блять… Концентрированный кайф и удовольствие на грани острой, жуткой боли, смешалось все как в шейкере. Но в себя до упора, расслабляясь и без заминок устанавливая медленный, доводящий до беспамятства темп. Отстраняясь, давая возможность наблюдать и рассматривать. Упиваюсь своей мнимой властью. И готов спорить до потери голоса, что не он сейчас меня трахает. Все в корне неверно и с точностью до наоборот. И каждое слово как хлесткий удар по нервам. Каждый сорванный хриплый мат. Каждый стон. Словно не моя сперма вместо смазки, будто не меня выгибало от оргазма. Член колом стоит, не прошло и десяти минут. Эти качели бесконечно долгими кажутся. Монотонные и тягучие. Но горящий взгляд снизу, дрожащие пальцы, теребящие пирсинг на груди и ласкающие чувствительную кожу, того стоят. Только не выдерживаю. Ускоряюсь, со шлепками насаживаясь. Сам наклоняюсь. Сам целую. Сам же задыхаюсь. И руки, фиксирующие, толчки, на полпути встречающие, убивают. Толкают к краю, к самому чертовому безумию. И так бесит, что он сдерживается. Явно ради меня, стопроцентно убежденный, что обязан дать мне кончить второй раз. Гребаный джентльмен, только вот я не дама. — Ты твердый, как камень, как ебаный поршень, просто затопи меня изнутри, у нас впереди вся ночь, и пусть хоть настанет долбаный конец света, ты не покинешь этих стен. Я не отпущу. Потому что ты мой. — Твердо. Чеканя каждое слово. С трудом не сбиваясь от резких сильных ударов его члена внутри. И так мало нужно для того, чтобы вот-вот увидеть свет в том конце тоннеля, когда дыхание обрывается, в глазах темнеет, и почти конвульсивные сокращения захватывают тело. Говорят, от оргазма можно умереть, и я готов в это поверить в данную секунду, когда в заднице становится горячо и куда более влажно, без сил вдавливаю телом Арно в холодный пол. — Привет, — шепчет мне на ухо и посмеивается. Гладит по мокрой спине как-то по-особенному нежно, чуть ли не трепетно, и ему явно тяжело, потому привстаю на полусогнутых и улыбаюсь в ответ. Чтобы спустя минуту свалиться рядом на противный холодный пол и скривиться от контакта паркета с влажной кожей. Лежим. Молчим. Пытаемся дышать. В голове потрясающе пусто, словно мощным потоком воздуха смело к херам ненужные мысли. Вот она, сила сексотерапии во всей красе. — И как мне теперь спать, если сна стало резко ни в одном глазу? Энергия бьет ключом, будто в теле прилив адреналина. Еще и живот, предатель, урчит… Чай, кофе, потанцуем? — Натягиваю на себя спортивки, плюнув на то, что вымажу, один хер в стирку. — Второе. — Встает следом, натянув на себя белье, и, подумав с минуту, собирает свои вещи и аккуратно складывает. Красивый, свежевытраханный со своим блядо-загаром, таким же идеальным, как и весь он. — А вообще надо бы что-нибудь посерьезнее напитка, я ел в последний раз утром чисто символически: пара круассанов и кофе. — Тосты? Есть запеченные ломтики картошки с крылышками. — Кулинаришь на досуге? — приподнимается бровь. — Мои шедевры дальше омлета не уходят. Ромина со мной нянчилась последнюю неделю, пока нога восстанавливалась, так что… — Понятно, подогревай, буду дегустировать. А там мытье рук, одна большая стеклянная форма для запекания на столе и работающие челюсти. Вместо вилок — руки. Вместо разговоров — улыбки и взгляды. Тепло и уютно, а еще тонюсенький голос почти сдохшей вины внутри попискивает. — Как съездил? Где был на этот раз? — Ломтик картошки отправлен под острые зубы. — А тебе правда интересно? Не заметил особого рвения в мое отсутствие. И я не поверю, что ты был так задрочен работой, что не мог скинуть жалкое СМС. — Бля. Уколол так уколол. Отвожу взгляд, задумчиво жую и прикидываю: отмазаться или сказать как есть? Да и, собственно, рано или поздно мои заебы выползут и вскроются, каков смысл тогда тянуть? — Я просто привык к другой форме общения. Хоть убей, но не могу пересилить себя. Мы вроде как стали ближе друг другу и нет смысла строить перед тобой человека с привычками, которыми я не наделён. Больше всего в этой жизни ненавижу общение в соцсетях или по телефону. Мы живём с тобой в одном городе и знакомы лично. Все необходимое вполне можно обсудить при встрече. Не хочу попусту растрачивать эмоции потому, что не получу отдачи и не увижу ответной реакции. Не вижу смысла в этом суррогате. — В начале нашего общения тебе это не мешало. — Как можно ТАК аппетитно и сексуально жрать? Вот скажите мне. КАК? Даже маленькие крошки на припухших после наших игрищ губах выглядят как пища богов — не меньше. Залипаю и лишь спустя пару минут отвечаю: — А все было иначе, прошу заметить. Наше, так сказать, «Общение» только набирало обороты, я был заинтересован и понимал, что это единственная из имеющихся на тот момент возможностей. Пришлось ломать себя и терпеть. Да и сопутствующая недоссора в машине и твой отъезд без личной встречи сыграли роль. — Значит, у тебя пунктик. — Уходит в сторону от темы конфликта. Он по сути себя исчерпал давно. И выяснять что-либо неохота. Но без объяснений порой никак. — Выходит, что так. Такой уж я, — развожу руки в стороны, — когда человек, который становится важен, далеко, мне проще держать дистанцию, чем висеть в ожидании очередного звонка или чего-то подобного. И одного лишь голоса недостаточно, ебучего мнимого присутствия рядом… — Так со всеми или только в романтических отношениях? — Когда Ромина жила в Египте более чем полгода, мы разговаривали от силы раз в неделю и то только потому, что ей было хреновее, чем мне. В конечном итоге я сорвался и уехал к ней. Такой ответ устроит? — Просто не делай так больше, ладно? Я три недели был словно за ногу к потолку подвешен и толком не помню происходящего, ибо пролетело четко мимо. Иначе утащу в следующий раз с собой — не отмажешься. — А работу работать кто вместо меня будет? — Я что-нибудь придумаю. — Хитрая ухмылка и лисий взгляд. И все же соскучился я нечеловечески по нему. — Даже не сомневался и все же, где был на этот раз? — Тебе города или страны? Города не перечислю, ибо был в дурмане, бесновался и мечтал вернуться побыстрее. А если страны, то Испания и Франция. — Красивый загар. — Облизываю палец и улыбаюсь. Убираю посуду. Варю Арнольду кофе в приятной тишине, ощущая его присутствие как никогда остро. И уголки губ сами собой приподнимаются от эйфории глубокой влюбленности, которая словно размачивает в киселе мой мозг. Сам не знаю, чья идея. Кто инициатор. Но выпадает из внимания момент, когда перемещаемся в душевую. Штаны в стиралку, выкручиваю краны, настраивая годную температуру воды, и под сильные струи. Вдвоем. Подставляясь под мыльные плавные движения чужих рук, с прикрытыми глазами от наслаждения и им, и всей ситуацией в целом. Целомудренно. Сдержанно вдоль позвоночника, смазано по пояснице, безумно приятно, когда прижимается сзади и скользит обеими ладонями от ключиц к животу. А меня снова, черт его дери, ведет. И мало рук, хочется губ и трогать в ответ. Много, долго и жадно. Как истинный собственник. Разворачиваюсь в импровизированных объятиях, прижимаю к влажной стенке душа и в две секунды преодолеваю расстояние между нами. Сказочно. Под потоками воды, окутанные запахом ментола, ощущая горечь кофе в поцелуе. Нравится. Он весь нравится. Какой-то безумно родной и расслабленный. Словно его как губку выжали, пустив в сток грязно-мыльные разводы. Напряжение исчезло окончательно, и это чувствуется в каждом вздохе или движении уверенных пальцев. Вижу, как тянется ко мне. И пресловутая открытость, даже истинная откровенность во взгляде подкупает. Будто заслонку сняли, и не скрывает ничего, такой же поплывший и то ли от страсти, то ли от чувств. Первое хорошо, даже прекрасно, второе было бы идеально. Мало. Его всего мало, заглотить бы в себя, оставив добротную часть и вот так жить недомутантом. Зато всегда рядом. По умолчанию. И понимаю, что моя вот такая инициатива непривычна для него, но позволяет. Отдается течению, берет все, что даю. Не просит ни больше, ни меньше. А мне надо. Вот просто катастрофически и именно сейчас прощупать каждый миллиметр и заклеймить губами. — Повернись, — широким мазком языка по его подбородку. И воздуха все меньше от вида красивой рельефной спины. От струй воды, что хлыщут на нас, стекают по загорелой коже. Чертов эротизм и некая животная аура природной сексуальности буквально примагничивает меня к нему. И руки сами вслед за каплями по телу скользят. Очерчивая каждую выступающую мышцу. Замечая россыпь едва заметных родинок. Слизывая их, цепляясь зубами, вгрызаясь, оставляя следы в загривок. Вжимаясь лицом в затылок и замирая на несколько минут. Просто дыша в этой атмосфере, в едином ритме, срастаясь и хуея от того, как хорошо я чувствую биение его сердца рядом с моим. И, очнувшись, с силой по шее, оставляя темные засосы, впиваясь пальцами куда-то в ребра до шипения с губ Арнольда, не позволяя повернуться, фиксируя на месте и поцелуями по плечам и лопаткам. Вкусно. И пусть попадает гель для душа в рот, и вода нещадно хлещет, ниже вдоль позвоночника, ладонями по бокам и к прессу. По блядо-кубикам ногтями и укусом у копчика. Бляя… Его тело остро реагирует на каждое мое действие, обильные мурашки снуют с одного место на другое, и улыбка с лица сползать попросту не желает — прилипла намертво. Громкий шлепок — и в полный рост, чтобы вжать еще сильнее в стенку. — Ты когда-нибудь чувствовал себя абсолютно потерявшим всякую власть? Отдаваясь чужим рукам, телу и ласкам? Не этим псевдо-доминирующим в акте девушкам, которые якобы делают все за тебя, а на деле трахаешь все равно ты. М-м? — Ты же знаешь, что нет. — Беззлобно. Откровенно. Хрипло и утробно. Хищный… Такого подчинить — урвать самый лучший, сочно-жирный кусок. — Я не сделаю ничего из того, что тебе не понравится. Доверишься мне? — Уже. Хочется мурлыкать, но сдерживаюсь. Кончиками пальцев вдоль накачанных рук, к плечам и ниже. К заднице. Сжимаю. Цепочкой легких укусов по шее и за ухом, обдавая дыханием, нервно ударив по регулирующему напор рычагу, уменьшая шквал горячих брызг, но не выключая полностью. И на корточки. С упоением слизывая крупные капли с ягодиц, до смешного светлых на контрасте с загаром на пояснице. Мну то мягко, то до боли впиваясь руками. И развожу в стороны. Не любитель подобных ласк, но показать все оттенки ощущений новичку в этом деле очень хочется. Особенно открыть Арнольду, насколько сильно желанен он. Весь. Языком по сморщившемуся колечку мышц, так же как Арно, шумно втягивая воздух и повторяя, ловя ответную дрожь в подчиняющемся теле. Ахуенно. Невероятно. И раз за разом, словно шлифуя, буквально полируя, пока не расслабляется максимально, и самым кончиком внутрь, смачивая настолько сильно, насколько вообще возможно. Слюна стекает к яйцам, взвешиваю их в ладони, мягко массируя. Второй рукой осторожно — всего на одну фалангу — проникаю внутрь горячего тела. Зажимается на пару секунд. — Ты когда-нибудь пробовал? — прервавшись, веду мокрыми губами по заднице. — Нет, — наэлектризовывает каждый волосок в теле хрипло-взбудораженный голос. — А хотел? — Не задумывался раньше. — А ведь до тебя я чаще всего был в активной роли, Арнольд. — Мог бы еще более гортанно — с удовольствием бы сказал. И ничего в ответ. А палец скользит чуть глубже, слюны вокруг него все больше. Двигаю, по чуть-чуть растягивая нежные нетронутые никем ранее стенки. И так невыносимо хорошо от мысли, что я в этом плане первооткрыватель у него. Единственный. И теперь просто обязан сделать все по высшему разряду, вводя в мир подобных ощущений. Следом еще один. Туже… Второй рукой к его члену, сжимая в плотное кольцо в такт движению внутри. Заводя, возбуждая, распаляя. До первого стона, когда пару раз с силой массирую простату по кругу. — Как тебе ощущение? — Достаю пальцы и начинаю снова обильно смачивать слюной, активно работая языком. — Слишком большой спектр эмоций, чтобы я мог нормально вообще ответить, — чуть прогибается. А я снова растягиваю податливые стенки. Без осечек каждым толчком по самые костяшки. Пока не уходит все напряжение из тела Арнольда, чуть отстраняю от стенки, сам сажусь к ней спиной на корточки и без предисловий заглатываю напряженный член. В одном ритме. Рот и пальцы. Обсасываю, вылизываю — и до упора внутрь, давясь воздухом, чувствуя заполненную глотку. Глохну от сорванных хрипло-шипящих стонов. Мычу, когда срывается и начинает долбить мое горло. И чертов пульс частит как бешеный. Подстраиваюсь под его темп, готовый кончить от осознания, что я трахаю его, пусть и рукой. И так ахуенно, грязно, пошло, что кажется, не коснувшись себя ни разу, обкончаюсь от перевозбуждения. Особенно от мысли, что пальцы может в будущем заменить член. И тогда все будет еще слаще. Вакханалия во всей красе. Вода сверху вкупе с шумным дыханием, твердый ствол внутри и пальцы, работающие, как отбойный молоток. Кисть сводит. Тяжело поддерживать такую скорость проникновения, но чужое удовольствие первостепенно. И чувства треплют и бьют по голове хлесткими ударами. Я себя таким самозабвенным и бескорыстно удовлетворяющим никогда не чувствовал. И меня вставляет. Затапливает и его ударяющей в небо спермой и пониманием, что сегодня мы перешагнули на новую ступень и все станет иначе. Глубже. Серьезнее. Доверительнее и откровеннее. — Понравилось? — Встаю, чувствуя покалывание в мышцах. Нос к носу. Смотрю в мутные темные глаза, замечаю кровь от прокушенной губы, но ни капли недовольства. Сам подается вперед, сам целует. Долгие несколько минут неотрывно. Делясь ржаво-соленым привкусом. Успокаиваясь. Отходя от того безумия, что еще недавно тут происходило. — Это было неожиданно приятно, чудовищно непривычно, но отторжения, как видишь, не вызвало, только теперь я совсем без сил, — легкая улыбка, как у нажравшегося вершков кота. — Пойдем спать…