Душевная рефлексия

Проблемы начинаются, как только я спускаюсь с трапа. Обильно так сыпет, как из рога изобилия. Так и хочется во всю глотку заорать: где ваша ебаная скрытая камера? Прекращайте, мать вашу! Но нет, это все суровая реальность. Фатальное невезение и еще куча неприятных мелочей, вроде наступившей мне на ногу тучной особы с недовольным видом после еще и пославшей меня на странном диалекте, но судя по интонации по знакомому всем адресу. Мой багаж оказывается утерян. Вот так просто: экскьюзми, мистер Шварц. А мне что делать? В одних трусах и носках существовать несколько недель? Стирать по ночам единственные брюки с рубашкой? Пока не станут те похожи на половые тряпки? Увольте… Обещают, естественно, разобраться в кратчайшие сроки и поднять всех на уши, после уплаченных мной пятьдесят евро на лапу. И такие кипешуют, горестно вздыхают и извиняются, но моих вещей это, увы, не возвращает по щелчку пальцев такого картинно участливого персонала аэропорта. Время поджимает нещадно. Мало того, что прилетели мы позже из-за погодных условий, так еще и форс-мажоры во все стороны. И вот он я красавец писанный стою, пытаюсь словить машину такси в этом дурдоме. Осматриваю спортивную мини-сумку: ручную чтоб ее кладь. Это же надо было как жопой чувствовать и затащить это все великолепие с собой в салон. И только благодаря чуйке теперь я гордый обладатель клада с предметами первой необходимости, вроде парфюмерии и зубной нити… Приятные мелочи, часы, гаджеты и бумажник. Все что остается в моем распоряжении на ближайшие два месяца. Сегодняшние съемки планируются в пляжном стиле, что несет в себе ряд неудобств. Вроде регулярно пролезающего во все труднодоступные места песка, крошева из ракушек, иногда водоросли. Разумеется, это лучше, чем зимние съемки на морозе. Да и процесс обычно все-таки не настолько мрачен, как я со своим «прекрасным» настроением описываю. Еще и как всегда, в финале в знак благодарности и искренней признательности нам с почти стопроцентной вероятностью подарят то, в чем собственно и снимали. Если конечно это будет не костюм Адама. Потому я «безумно счастлив», что мне перепадет очередная коллекция нижнего белья или плавок. В которых тупо по улицам, разумеется, не погоняешь и потому появляется вопрос первостепенной важности: где все же в рекордные сроки обновить гардероб? Хотя бы минимально. Ибо веры в силы персонала аэропорта нет от слова совсем. Проблемы как оказывается теперь мой брат/сестра/отец/мать и друг. Куда бы я не пошел, происходит какое-то лютое дерьмо, вроде поломки обменника валют, абсолютная моя ненависть к наличке добавляет масло в огонь; проколотой шины у такси, ибо везет как утопленнику, сесть — проехать пару метров — услышать бдыщ и понять, что дальше или пешком или ждать или пытаться словить очередной гроб блять на колесах. И как апофеоз я считаю — внезапно прорванная труба именно в моем гостиничном номере. И не какая-нибудь там простая, а канализационная. Видимо недостаточно высока концентрация происходящего дерьма в моей жизни, решили дополнить до приемлемого кому-то-там сверху варианта нормы. Не благодарю. О ночлеге я решаю озаботиться в конце рабочего дня. По одной проблеме в час — сегодняшняя установка. Все же практически с самолета на съемки добираюсь, как чертова золушка, выпрыгнув из кареты сразу на бал, с небольшим опозданием, но лучше чуть позже, чем вообще никак. А никак было близко… И если отсутствие личных вещей расстраивало, конечно же, но была надежда на исправление ситуации. Непонятки со спальным местом, мелочь, но неприятно. И так себе погода в виде переменной облачности и дико порывистого ветра… еще не выбивают окончательно меня из колеи, то появившаяся на горизонте Кристина, приехавшая ровно по такому же, как однояйцевый близнец контракту, оказывается последней каплей. Контрольным выстрелом мне в голову. Красивым, смертоносным и кровавым. Я понимаю, что не все готовы смириться с тем фактом, что их кумиры или просто друзья решают разойтись в разные стороны. Добродетель ебаная, по-другому и не скажешь. Суют свой длинный нос во все доступные им щели и после так оскорбляются, если ставишь на место и просишь отвалить. Ибо никакого уважения к личному пространству и частной жизни. Все же дружба, приятельство и прочие штуки не дают НИКОМУ и никогда и малейшего повода залезать в нижнее белье «ближнего» своего, особенно когда тебя нормальным языком просят НЕ ТРОГАТЬ. Когда прямо и не всегда вежливо, потому что достали. Но видимо доходит до некоторых как до жирафов. И у меня уже даже есть парочка вариантов, кого «отблагодарить». И хоть меня все в крайне степени раздражает, я все же способен принять тот факт, что не все делается наперекор кому-либо или чему-либо и существуют банальные совпадения. Все-таки жизнь любит пошутить. Юморная она. Но блять… Отсутствие шока в знакомых и изученных доподлинно глазах напротив, чуть напряженной, что не совсем на нее похоже, позе и слабом нервном кивке с ее стороны — подогревают мои подозрения в том, что конкретно Крис изначально было известно с кем будет съемка. Успела подготовиться. Лишь немного сплоховала и не доиграла свою роль полную легкого незначительного неудовольствия открытому факту. Это обескураживает, сокрытие подобной информации грозит разрывом контракта и требования выплаты штрафа и еще кучи нюансов, но используют же каждую лазейку, чтобы прижать меня рожей к асфальту, поелозить по нему как по сраной наждачке, зная что вариантов куда податься сейчас фактически нет и поднимать бунт только приехав — глупо и бессмысленно, я потеряю куда больше, чем они. Да и в частности работа это в первую очередь работа, а личные неурядицы, типа бывшей жены, потери собственного имущества и разные дебильные внезапные неудобства их не касаются чуть более, чем полностью. По их мнению. А, перемены и прочее говно вообще решается вне съемочной площадки — правило вбитое не единожды давшей оплеуху жизнью. Плавали. Знаем. Хотят хайпа — будет им хайп. Главное чтобы не долбануло по нервной системе чертовым булыжником, который добьет и отправит в невменяемое состояние. Тогда всех нас будет ожидать грандиозное шоу. Запоминающееся. И постыдное, что уж тут скрывать. И я убеждаю себя в том, что прекрасный актер и нет ничего проще рекламы нижнего белья с голой бывшей женой. Впервые что ли? Что трогать ее грудь, не горя собственно особым желанием, но просьба заказчика — закон, облизывать шею — репертуар тот же. И позволять скользить по моему влажному от масла и морской воды телу, туда-сюда туда-сюда. Они будто надеются, что она меня вот так незамысловато возбудит, заставит вспомнить былое и понеслась-покатилась. Будто я похож на сопливую малолетку, которая по неосторожности может позволить себе неуместное и нежеланное возбуждение. Ну-ну. Я говорю себе уверенно и четно: то что происходит — вариант нормы. Ничем не отличающаяся от своих десятков собратьев полу-эротическая съемка, приуроченная к выходу новой коллекции белья, с особыми, скажем так, сексуальными вкусами у женщин и мужчин. И сущий пустяк, что на меня натягивают маски и разнообразные ошейники, стаскивают белье, заставляя сверкать задницей или наоборот затягивают в обмундирование, состоящее из едва ли не сотни мелких ремешков. Это. Просто. Работа. И это работает. Самоубеждение работает. Не рвет башню. Совершенно не катастрофа, все проходит легко, расслабленно и привычно. Но в полном молчании. Каком-то неживом, кукольном и даже страшном. Гнетущем, обезличенном и частично болезненном. И к концу первого отснятого дня меня ожидаемо накрывает такой волной душераздирающей тоски одновременно по прошлому и его яркому воплощению отирающемуся рядом и сверкающему нечитаемым взглядом. И настоящему, которое где-то за тысячи километров… Что хочется, совершено не метафорически завыть в голосину. Сдавливает чертовым стальным обручем в грудине с такой силой, что я подумываю о приступе, потому что ну разве может душа ВОТ ТАК болеть? И жжется, проворачивается огненной спиралью за ребрами, словно какой-то урод запихал мне туда саламандру и она резвится царапая внутренние органы. И болезненно тянет, ноет и дергает, какой-то сраный нарыв на самой душе. Тошно. Ощущение словно балансирую на краю обрыва и сорваться вниз не кажется хреновой идеей. Как раз наоборот все выглядит своеобразным выходом из капкана, в который я сам себя же и загнал. Отказываюсь от совместного ужина и мини-вечеринки в честь приезда, все выглядит как очередная пытка и проверка на выносливость нервной системы, а с этим у меня дела ни к черту. Решаю, что куда разумнее уединиться на берегу, близ съемочной площадки. Зарывшись ступнями в песок и смотря на водную гладь, давить в себе чувство обреченности и неполноценности. Потому что хочется тишины и вокруг и в мыслях, чтобы суметь разобрать по составным частям то, что нахламилось под скальпом. Разобраться хотя бы в самом себе, если в происходящем никак не удается. Не выходит найти ориентир и идти вперед. Стерся он или затерялся в веренице закрутившего водоворота событий. На глазах давно мутная пелена, противная, мешающая… Но избавиться не выходит, и дышится с трудом, руки просто упали вдоль тела и висят опущенные, не поднимающиеся даже в слабой попытке. Сложно. Пожалуй, впервые настолько сложно смотреть вперед, потому что все максимально нечеткое и смазанное. Будущее — пятно далекое и неразличимое. До обидного… Потому что всегда было очевидным к чему я иду. Но отчего-то неожиданно приобретя, казалось бы, бесценный дар настолько сильного чувства, многие всю жизнь его ждут и дождаться не могут. А мне внезапно везет. Но… Остальное словно дымка начинает просачиваться сквозь пальцы и исчезать. Лишь слегка поддерживая эфемерную видимость нормальности и стабильности. Пребывает в одном… убывает по всем остальным параметрам. Дикость ни дать ни взять. Второй день пролетает стремительно в разбирательствах с персоналом аэропорта и отеля, что несказанно радует и максимально стирает фокус, отвлекая от череды неудач. Вещи все же возвращают. Номер починить не хватает времени, потому я получаю другой, дороже, куда больше предшественника, еще и двухместный. Но есть одно но: рядом с Кристиной. Четко напротив… Дверь к двери. Я не верю в суку-судьбу. Никогда не заморачивался на эту тему, предпочитая рационализм и реальный взгляд на вещи. Потому что… ну дурость же. Хотя когда-то очень давно, я тогда на последнем курсе был, меня цыганка на вокзале зажала и тряся своим наманикюренным в кроваво-алый пальцем, вещала, что у меня большое, но сложное будущее и какую-то еще муть про упущенные шансы на что-то-там и кучу детей и прочее. Детей? Уже известный факт состоит в том, что я бесплоден. Так что даже ее попадание в мое якобы большое и прекрасное будущее, которое я могу похерить со дня на день, не перекрывает ее огромной ошибки с потомством. И вот не верю в эти сраные предсказания и предназначение. Но ряд совпадений в последнее время реально кажется чьей-то извращенной игрой. Будто стремный свихнувшийся кукловод прицепил ко мне длинные нити и дергает в ту сторону, в которую считает именно ему нужной. Абсолютная насмешка над моей самостоятельностью и самодостаточностью. Форменное издевательство. Но колода тасуется и тасуется не моей рукой. Право принимать решения я словно сумел проиграть в разгромной партии. Потому за неимением выбора, двигаюсь по заданному кем бы там ни было курсу. *** Когда мы сталкиваемся в дверях первый раз, я тупо здороваюсь и проскочив мимо, ухожу так быстро, словно бегу как черт от ладана. Со стороны, вероятно, выгляжу как дебил, не стремясь в общем-то таким быть. Просто глупая спонтанная реакция на внешний псевдо-раздражитель. Ведь страсти вроде поутихли между нами, если не полностью, то частично так точно. И нет необходимости избегать друг друга. Ведь на конфликт ни я, ни она не идем. И идти не собираемся, отлично работаем, молчаливо и с максимальной самоотдачей. Фотографы бьются в экстазе от полученных снимков. Верещат, что подобный уровень едва ли не огромная редкость и кадры получаются убедительными и по эмоциям и по интересным позам. Еще бы… С нашим-то опытом парных съемок. Во время второго столкновения, решаю, что я все-таки не малолетнее дерьмо и способен спросить как у человека дела. И перебросившись парой ничего незначащих фраз, мы спокойно расходимся в разные стороны. И если бы на этом все закончилось. Как же. Жизнь юморная стала, не забываем. И юмор у нее чернее черного, сука. Плюнув на почти мистическое стечение обстоятельств, а быть может это реально кем-то запланировано, хватает же доброжелателей, наш мир не без идиотов считающих себя добрыми людьми. Но, начиная с третьего дня нашего нахождения в Италии, мы вместе, довольно дружелюбно, если не брать в расчет периодами прилетающие взаимные шпильки и подколы. Иногда слегка улыбаясь, как мелкий выводок акул с еще пока только растущими в три ряда зубами. Или практически в мертвом, но удивительно уютном молчании, что лучшее из возможного в нашем случае, завтракаем. И становится как-то каплю комфортнее внутри и немного, что ошарашивает, но легче, будто боль становится не острой и резкой, а ноющей… фоновой. Привычной, что ли, одно ее присутствие отчего-то успокаивает расшатанные нервы. Но, увы, даже это легкое спокойствие не способно залатать брешь, которая ширится с каждым проведенным часом вдали от Виталика. Не соизмеримо. Это тоска сильнее, чем обычно, глубже и будто истеричнее. В душе иррационально скребется невыносимое ощущение потери. То ли времени, то ли человека в целом. И накрывает жестко и бескомпромиссно. С головой накрывает. Я под ебучим гнетущим и сводящим с ума куполом. В ловушке собственных эмоций и реакций. И душит, душит и заставляет меня задерживать дыхание чуть ли не до гипоксии эта сердечная боль. Фантомно горит на губах последний наш поцелуй, после которого я просто взял вещи и молча вышел из квартиры, тихо прикрыв дверь. А в ожидании такси, ощущал свою спину под прицелом его взгляда, но не позволил себе обернуться… Быть может… зря? Мы не разговариваем уже почти неделю. Лишь две смс: его вопрос: «Ты в порядке?» и «Как долетел?» и мой ответ: что «Все в норме». Мне очень не хватает его ласки, той самой бархатистой, когда он окутывал своим голосом на другом конце провода и приглушенно, порой и вовсе шепотом рассказывал, что мы могли бы делать в данный момент, если бы не… И я не сомневаюсь, что стоит набрать его номер, он возьмет трубку и желаемое станет действительным. Парой фраз подтолкнуть, успокоить и задобрить. Получить свою необходимую и душе и сердцу и подсознанию — дозу. Все в теории очевидно и кажется простым. Но на деле… Понимаю, что после дозы настанет очередная и куда более мощная по откатам ломка. Когда выворачивает кажущиеся ломкими и хрупкими кости и мечтаешь или сдохнуть мгновенно или закинуться кайфом под завязку. Это одурманивающий порочный круг. Пристраститься можно с первой же пробы. Вот я и сдерживаюсь. Потому что сорвусь к чертям и все брошу, насрав и на деньги и на репутацию и на работу в целом. И кубарем вниз. Как с булыжником вокруг шеи ровнешенько на дно. Без шанса выбраться. Сорвусь, приеду, увижу, а после с сожалением, но как логичный итог… буду винить Ви во всех смертных грехах, но в большей степени в своем собственном выборе, а это неприемлемо. Это разрушительно по многим параметрам. И было бы разочаровывающе-удивительно, если бы Кристина не заметила мое состояние. Особенно с учетом того, что при перелете в Нидерланды мы, не сговариваясь, сели рядом. То ли по старой привычке, то ли в попытке держаться за что-то знакомое, как дань чертову комфорту, который всегда присутствовал в наших отношениях ранее. — Ты в порядке? — Странно, что она не спросила подобное ни разу в течение недели работы. Хотя с ее маниакальной привычкой отслеживать изменение чужих эмоций это не кажется чем-то невероятным и выходящим за рамки. Выжидала… Тестировала степень адекватности одной определенной личности, видимо я тест провалил с треском, вот и перестала отмалчиваться в сторонке. — Нет, — получается тихо, получается слишком концентрированно, насыщенно болью. Вот под завязку и голос и голова вся в целом, набита скатанными в мини-шарики дерьма, которые так любят перекатывать жуки, пиздя друг у друга. Нет сил вывозить все в одиночку. Пытаюсь, но попытки заведомо блять провальны. И она замечает, видит, будто насквозь сканирует в полумраке салона самолета, а ее глаза слишком проницательны напротив, до тошноты знакомо бликуют от горящей над головой маленькой лампочки. Вот вроде не трогает она в целом, но эта участливость к моему самочувствию всегда подкупает, черт возьми. Как бы там ни было за долгие годы, эта женщина идеально научилась читать меня и с завидным постоянством вытаскивать из различных неожиданных жизненных ям. Теперь вот ее нет, и я падаю на дно. В одиночестве, непринятый, непонятый, раздробленный. И так хочется рухнуть ей в ноги, раскрошиться чтобы заново собрала-слепила, как делала уже не раз. Пеплом, песком, трухой… Неважно. Просто желание ощутить целостность и души и мыслей кажется важнейшим и первостепенным. Не карьера. Не любовь. Даже не сраная попытка отдышаться и успокоить шальной обезумевший мотор, который частит сбиваясь с ритма. Святое дерьмо. Что я творю?.. Всего несколько слов, один взгляд и все мои барьеры летят к чертям собачьим. Тот самый пресловутый забор из точеных колышков выстроенный вокруг страдающей души, разваливается, словно в него влетело нечто размером со слона, только округлой формы, напоминающее гигантский шар для боулинга. Просто капля понимания и меня выносит нахрен, заставляя отвернуться и уставиться в маленькое окошко, гипнотизируя ночное небо. Так себе терапия. Но, сука ж, накатывает-то, а! Депрессия не просто слово. Не мейнстримное веяние нашего века, когда с каждым годом все большее количество людей приписывает себе диагнозы. Это становится или давно уже стало модным… цеплять себе ярлыки психических заболеваний или же расстройств. Депрессия в моем случае ни разу не просто слово. Мы пересекаемся с ней уже как минимум трижды в разные периоды становления моей личности, но в данном конкретном случае накрывает более стремительно, чем я привык и помощи ждать неоткуда. Было неоткуда… — Поспи, — протягивает мне пузырек со снотворным и маленькую бутылку с водой. — И на днях мы обязательно об этом поговорим. Впереди слишком масштабный проект, чтобы я могла тебе позволить выпасть из обоймы. Разумно. Лучше дать телу и мозгу передышку, чем вскрывать мысленно вены, выпуская тьму вместе с чернеющей кровью. Отравленной долбаным ядом безысходности. Горчит на кончике языка волшебная пилюля. Коротко хмыкнув закручиваю крышечку и сжав в руке прохладный пластик с выделяющимся конденсатом от тепла моей ладони, укладываюсь поудобнее в своем кресле. И не удивляюсь, когда спустя минуту мятный леденец оказывается перед носом. Все-таки изученные привычки друг друга то еще забавное дерьмо. Приоткрыв рот, позволяю ей просунуть тот между губ, и уложив драже под язык — старая как мир привычка в самолетах, проваливаюсь в сон. *** Амстердам встречает вроде красочно и шумно. Пожалуй, самый никогда не засыпающий город в мире, почему-то сейчас не радует совсем. Красивые пейзажи, слепящие разноцветные огни, роскошные автомобили и чертовски внушительный отель кажутся просто одним из пунктов назначения, а не возможностью отвлечься от суеты и занырнуть в эту атмосферу с головой. Но… Мне аномально блекло, как выцветшая со временем фотка. Нет ничего цепляющего взгляд. Нулевой восторг. Отсутствующее удовольствие. Еще год назад, я бы с широкой улыбкой обнял Крис, вдохнул полной грудью и решал какое именно вино мы закажем в ресторанчике близ отеля. Сейчас же — молча поднимаюсь в номер. И пропадаю в веренице летящих вперед однотипных, ничем в эмоциональном плане не выделяющихся дней. Чтобы с самого себя ахуевать, потому что работа не в кайф совершенно. Все бесит и раздражает. Внимание как ненужный, лишний, выводящий из себя элемент. Вспышки агрессии, желание постоянно огрызаться и спорить, разумеется, не приводят ни к чему хорошему и к концу четвертого дня съемок, нервы сдают не только у меня. Если в Риме все было прекрасно, тоскливо, но я был уравновешен хотя бы частично. То теперь все летит в тартары и как это остановить — никаких мыслей. — Дело даже не в том, что ты скоро переборщишь и тебя выпрут, заставив заплатить неустойку. Хотя могу напомнить в насколько круглую сумму она обойдется. И у тебя явно лишних финансов не завалялось. Ты же скоро взорвешься, а не мне тебе рассказывать, что в твоем случае означает эмоциональная нестабильность. Будто из прошлой, очень далекой жизни — рядом слышится знакомое до боли шипение. Кобра с сучьими повадками. Кто бы это мог быть интересно? Бывшая… До чего же противное в самом деле слово, будто я ее использовал и она теперь б/у. Сраная дичь. Выводящая из себя и своим заумным тоном и острой болезненной шпилькой и уверенным в своей правоте взглядом. Нахер. Четко нахер и мимо меня, дорогуша. Отбьебитесь уже наконец, затрахали бедный мозг до такой степени все этими своими придирками и требованиями, что будь у меня пистолет, поотстреливал бы к такой-то матери большую часть окружающих меня умников. — Я не хочу бриться налысо. — Указываю пальцем на свои пусть и не шибко длинные, НО ВОЛОСЫ. — Я не хочу наносить этот мейк для трансов. Серьезно? Стразы на ресницах? В каком мире ты живешь, где нормальный мужик позволит сделать со своим лицом такое и не просто в шутку или для маскарада, а в модной фотосессии для разворота журнала?! И какого? А? — Децибелы растут. Не могу я тихо и спокойно про все это дерьмо говорить. Для меня все настолько очевидно, что я не понимаю, почему должен еще и объяснять причину своего срыва? Они блять дебилы или слепые? Или у всех уже атрофировалось в конец чувство такта? Неужели сложно придерживаться заданного мной давным давно курса? Никакого гейского и прочего дерьма! — Я не хочу ассоциироваться с ЛГБТ сообществом и как павлин, распушив хвост, манерничать в камеру. Не умею, не буду, не хочу! Мне похуй, чуть более, чем полностью, на последствия. Штрафуйте, увольняйте, пишите письма блять в прессу, угрожайте, что хотите, мать вашу, то и делайте. Как вашим, сука, душам угодно. Я отказывался ранее от подобных съемок и ничего со временем не изменилось! — Кроме того, что ты живешь с точно таким же обладателем члена, как ты сам, Арнольд. — Что, никаким образом, никого, блять, не касается в этом сраном мире. Я могу трахать хоть купленного в приюте милого терьера, это не ваше собачье дело! Что за привычка лезть в постель и трусы других людей? — Да мне как бы фиолетово, кто там и кого у вас в вашей супер-парочке трахает. Не срывай рабочий процесс. Мне нужны эти деньги, да и тебе тоже. Но если ты продолжишь в том же духе — тебя выпрут, я потеряю несколько дней, пока будут искать тебе замену. И не факт, что по типажу подберут! — Мне показать какой большой и толстый хуй я готов на все это положить прямо сейчас? — Демонстративно тянусь к ширинке, готовый ради пущего эффекта реально вывалить свое хозяйство на обозрение. Плевать уже. Вот просто насрать полностью, потому что заебало это дерьмо. Если я трахаюсь не с представительницей прекрасного пола, а прекрасными в понимании большинства могут быть исключительно женщины и похуй, что половина из них лепит себя лишь благодаря баснословным сумам и рукастым, что не всегда именно так, если смотреть на результат, хирургам. То значит, я автоматически отношу себя к меньшинствам и с радостью поскачу на сука голубом единороге в толпу полуголых размалеванных мужиков. Это же теперь мой смысл жизни! Как только в СМИ попала информация, что мой выбор пал на мужчину и мы вместе живем и прочие радости, все как с цепи сорвались. Бесконечные просьбы за не очень-то приятную цену, хотя деньги последнее, что в те моменты меня волновало, дать интервью на тему: «Как я ощущаю себя в новом амплуа?». Мол заиграла ли моя жизнь красками из-за того что под рукой у меня теперь еще один член. Предложения о специализированных показах и фото-видео съемках. Бесконечные просьбы обрядиться в женские шмотки. Сделать портретные снимки с вызывающим макияжем. И как вишенка на этом дерьмо-торте — реклама секс игрушек для мужчин. И нет, не мастурбаторов, а вибраторов и фаллоимитаторов. Я же члены теперь трепетно обожаю и жить без них, в частности силиконовых, не могу. Тема однополой любви настолько осела оскоминой на зубах, что хотелось орать во всю глотку: что «Сука, я не ГЕЙ, так получилось, что человек, которого я полюбил одного со мной пола, но остальные меня совершенно полностью не интересуют. И я никого не рассматриваю. И не собираюсь играть на камеру мексиканскую страсть с темнокожим парнем моделью и далее по списку». Но нет, этот поток не остановить. И вот в очередной раз мне навязывают то, что я категорически отказываюсь делать. Но понимая плачевность моего положения и шаткость в обществе, после резонансного развода… Они давят и давят и не оставляют выбора. Пытаются перекрыть кислород и вынудить. Но черта с два кто-то насильно меня обрядит в эти херовы тряпки. — Арнольд. — Я сказал НЕТ! Лишь когда Кристина отшатывается, понимаю, насколько громко заорал, подавшись вперед и буквально прыснув слюной ей в лицо. Незаслуженно и пиздец как некрасиво. Согласен. Знаю, что перебарщиваю, но нервы сдают. Просто сдают, я ломаюсь и как это остановить — не знаю. Вообще ни единого варианта. Кажется, что полторы недели разлуки никогда не выжирали настолько тотально меня изнутри. Да всегда было плохо вдали от Ви, но тот факт, что он молчит, и я тоже не пытаюсь выйти на связь. До сих пор никто из нас не пытается… Отдается неслабой болью и в который раз начинаю остервенело тереть кулаком собственную грудь, будто это способно хоть как-то помочь в самом-то деле. Будто тут хоть что-то вообще способно помочь. — Нахуй, вот серьезно, просто нахуй все. — Пячусь, быстро закуриваю. Глубоко затянувшись, выпускаю тугую струю дыма. Развернувшись на пятках, пинаю попавшийся так не вовремя мелкий камушек острым носком дорогих итальянских ботинок. Но срать и на порчу имущества и на шокированное лицо, оставшейся за моей спиной. И ни дым сигарет, ни оклик Крис не останавливают меня от того, чтобы запрыгнув в остановившееся, благодаря выкинутой купюре, зажатой между пальцами, такси и укатить в неизвестном направлении. Подальше от опротивевших лиц. Череды претензий. Требований. Бесконечных требований, будто я кому-то чем-то обязан резко стал. *** В конечном итоге заканчивается все тем, что я прошу подкинуть меня к месту проката автомобилей, беру себе небольшой раритетный кабриолет предположительно родом из восьмидесятых, покупаю дорогие сигары за полштуки баксов и колешу по городу до четырех утра, не отвечая ни на чьи-либо звонки, ни на смс. Полный игнор внешнего мира. Только сигары, прокатное авто и ночные улицы. Не включаю даже радио, мне хочется этой самой псевдо-тишины, ведь в столь оживленной столице разномастных развлечений найти себе укромный уголок сложно, но даже в шуме и чужом веселье есть что-то глубоко терапевтическое. И лишь когда за окном начинает светать, я беру в руку телефон, глажу большим пальцем экран, стирая свои оставленные ранее на нем отпечатки. Задумчиво и отрешенно открываю окошко сообщений с Ви. Естественно там ничего нового. На связь ведь никто из нас не выходит. Совсем… Перед глазами старая переписка, приятная, местами смешная и довольно забавная. Местами слабо, но возбуждающая интимными подробностями обоюдных желаний. Перечитываю как наркоман, улыбаюсь болезненно вымучиваю, буквально выцеживаю эти недоэмоции. Задерживаю дыхание и тру переносицу, потому что слезы? Нет, явно лишнее и это последнее что я могу себе позволить. Подобное не освободит, а доломает и без того шаткий механизм. Все итак на честном слове держится. Лишнее неосторожное движение или ощущение… и как спасти положение станет неясно. Запрокинув голову, упершись с силой затылком в сидение — смотрю в потолок. Понимаю, что сорвал съемки, что наорал на Кристину и вероятнее всего мои вещи уже выброшены из номера и дорогу обратно мне придется оплачивать из своего кошелька. Но… Мне удивительно тихо, попросту глухо и парализующе больно и я в этой щемящей боли тону. И нет ничего проще написать заветное «Люблю тебя, Ви», нажать кнопку отправки и откинуть трубку на пассажирское сидение. Импульсивное, внезапное горячее желание напомнить о себе. И, быть может, было бы разумнее позвонить, нормально по-человечески поговорить, убедиться в том, что конец света не наступил в собственном ограниченном по кругу людей в нем, мире. И нет причин паниковать, бросаться из крайности в крайности и изводить и себя и окружающих. Порой нелепыми, порой все же заслуженными вспышками дурного настроения. И нет ничего естественнее подождать несколько минут ответа, но так и не получив ничего… вцепиться обеими руками в отделанный деревом руль и пробарабанив странный мотив пальцами, развернуть машину и покатиться к отелю. Этот город видел явно куда больше, чем каждый из нас способен представить даже в самых смелых фантазиях. Чего стоит знаменитый на весь мир — Квартал красных фонарей. И я подозреваю, что это не самое шокирующее для кого-то просто мимо проходящего, но сидящая на ступеньках в белоснежных модельных джинсах Крис, с тонкой сигаретой между пальцев и стаканом кофе — удивляет лично меня. Еще больше шокирует та степень вымотанности и усталости в ее глазах, в которых нет ни укора, ни осуждения, просто человек, которому ровно также сложно, как и мне. Ее будто кто-то взял и как тряпку выжал до последней капли. Помял, скрутил и швырнул в дальний угол. Потерянная, разбитая, взаимная в своих ощущениях. В молчании, помогаю встать. Чуть вздрогнув от того насколько ледяные ее пальцы. В молчании же мы поднимаемся к нашим номерам, что находятся снова четко напротив и сейчас это нам на руку. Не удивляет и игнорируется и факт подставы и совпадения. Все игнорируется. В молчании и не сговариваясь заходим ко мне. Настолько привычно и кажется нормальным, что не вызывает и минимального отторжения. Ровно в той же прострации раздеваемся, без каких-то-там обжигающих или стеснительных взглядов. Давно все изучено. Каждый миллиметр знаком. Удивлять там попросту нечем ни в хорошем, ни в плохом смысле. Залезаем в огромное джакузи, прихватив из мини бара с десяток мелких бутылочек с виски и сигареты. И медитативно наблюдаем за огромными пузырями лопающимися на бурлящей поверхности. Фоновый шум, заменяющий диалог на весь ближайший час. Прекрасно и замечательно. Чуть более спокойно и тихо, чем в одиночестве. Молчаливая поддержка, горечь никотина на языке и жжение алкоголя в желудке. Ни возбуждения, ни минимальных намеков на секс или чего-то из той же категории. Просто много пены, виски и бездна понимания и принятия в глазах напротив. Возможно это лишнее. Вероятно, узнай о происходящем Виталик, не обошлось бы без грандиозного выяснения отношений. Но почему-то именно в данный конкретный момент, я люблю его еще больше чем, казалось бы, минуту назад. Я так кристально чисто вижу силу своих чувств, что от этого становится настолько чудовищно легче… от этой хоть в чем-то в моей разломанной жизни стабильности, гребанного постоянства. Залипаю взглядом в ближайший мыльный пузырь и не сдержавшись шумно выдыхаю. Понимание что — я могу жить без него, буквально чертов неопровержимый факт бьется набатом в висок, но также четко барабанит мысль — что я не хочу. Не хочу быть без него. Могу, но не хочу… Я себя и без того уже потерял, большую часть так точно. Растворилась она в нем, а прочие мелочи развеялись после потери детища. Говорят вот материальные блага хуйня. Ну конечно, скажите это бомжам. Которые спят в подвалах в огромных картонных коробках и мочатся по углам. Мне это не грозит. Но ассоциации не покидают голову. Потому что бюджет мой сократился более, чем просто значительно. Потому что дело всей моей жизни утеряно. Растоптано и если совсем уж утрировать ситуацию — украдено. И почему мысль о том, что это заслужено, не дает покоя? Почему я себя наказываю? Зачем? — Я все еще тебя люблю, забавно да? — Захмелевшая Крис, крутит в руке пробник всем известного Джека, отпивает маленький глоток и облизывается. Выбивает меня из потока мыслеобразов и размышлений. Заставляя сфокусировать взгляд и ждать продолжения. — Ты променял меня на мужика. Ни тебе сисек красивых, которые мы бесконечно или подтягиваем или импланты всовываем, чтобы и форма красивая и соски привлекательные. Ни губ исколотых, приведенных в идеальное состояние. Брови, ногти, ресницы, эпиляция, бесконечные салоны красоты, бесконечные часы полировки своего тела. Все чтобы быть красивой, желанной, сексуальной. Но меня берут и меняют на танцора, симпатичного, не спорю, но чтобы вау? Нет. С хорошим телом, подтянутого и выглядящего моложе своих тридцать с хвостом. Где справедливость? — Жестом останавливает меня, заставляя молчать и выслушать до конца. Она хочет справедливости. Что это вообще за слово такое? Где она его вырыла? Я давно убедился, что его не существует как понятие. Нет. Совсем нет, даже частично. Есть лишь эгоизм, упорство и желание в паре с голым энтузиазмом. Все. Ты либо рвешь вперед и забиваешь на неприятные нюансы. Либо сидишь и молча терпишь, что кто-то оказался умнее. И это работает не только в отношении бизнеса. На любви, как на войне, все средства хороши. Давным-давно не мной придумано, не мной же и втолкнуто в массы. И правдиво от и до. — Я такое количество красивых женщин уложила в твою постель, что любой другой верещал бы в восторге и трахал каждую приведенную и не по разу. Был бы благодарен и носил на руках. Я терпела кучу твоих заскоков, особенно нелюбовь к врачам. Следила за здоровьем, режимом. Я же идеальна была в самом прямом понимании этого слова. — Снова отпивает глоток, мокрой от пены рукой вытирает сорвавшуюся с ресниц слезу и с горьким смешком опять обрывает меня жестом. Прекрасно. То есть тот факт, что мне было плевать ровно на каждую однотипную и точно такую же как предыдущая до нее девку, никого не волнует, да? Я трахал Кристину, я трахал других по просьбе Кристины. Потому что кинки у нее такие. Потому что возбуждает наблюдать, а иногда участвовать. А мне не сложно, я не считаю свой член чем-то незаменимым, чистым и драгоценным, чтобы так сильно дорожить тем, куда я его всовываю. Иногда достаточно просто отпустить себя и действовать на первобытных инстинктах. Очень. Блять. Просто. Но оказывается теперь, что я неблагодарное чмо, которое не оценило такой вот подарочек судьбы. — Годы отданные браку. — Будто я совсем нифига ей не дал. Совсем. — Я даже смирилась с тем, что моей мечте не суждено будет сбыться, просто потому что мужчина которого я люблю не хочет детей. — Вообще-то не может. А воспитывать плод чьей-то спермы из пробирки и лишь на половину вобравший в себя генофонд матери, то еще удовольствие. Может кому-то и норм, но точно не мне. — Да и бог с ними, подумала я и отдала всю себя и бизнесу и браку. А ты ушел от меня не к длинноногой и превосходящей меня внешне или по личным качествам девушке, не к той, что моложе или более умелая, в чем бы там ни было в постели для тебя, а к мужику. — Очередной смешок, щелчок зажигалки и струйка сизого дыма в запотевшей ванной. Ей смешно, сквозь слезы, но все же. Мне вот нет. Потому что, как я мог уйти к другой женщине, если у меня их было столько, что затерлось каждое ощущение мягкой груди или округлых бедер под пальцами? Смешалось и стало обыденным. Меня вот не удивляет тот факт, что с Ви так остро и необузданно. Просто нажрался я женских тел. А если точнее, то пережрал знатно, до аллергии видимо. Но если откинуть сексуальную составляющую, то Виталик … будто именно для меня создан. Идеальный вариант, чтобы украсть и мое сердце и душу. — К мужику… Моя жизнь из мелодрамы превратилась в комедию с легким налетом долбаной драмы. Я не справляюсь с нашим бизнесом в одиночку. Я не справляюсь с кучей разнопланово дерьма, который мы заварили когда-то, а я обозленная и униженная отобрала, думая, что станет проще и легче, от осознания, что я лишила тебя большей части твоего наследия. Но нет. Не стало легче. Я не справляюсь одна, Арно. Никак. Совсем. Забираю у нее недокуренную сигарету и делаю затяжку, даже не пытаясь что-либо говорить. Зачем? Ей это нужно, пусть выльет кучу боли и обиды прямо мне в лицо. Заслуженно. Отчасти. Утрированно. Очень. Сама сделала — сама страдает. Типично женская ошибка. Бежала бедная роняя тапки, чтобы отомстить и отыграться. В итоге сама же по шапке и получила отдачей. Бизнес-то присвоить много ума не надо, а вот управлять им дальше? Без того, кто все основал? Кто продумал? П-ха. Не пытаюсь самодовольно щелкать ее по носу и говорить: что, дура ты, ой, дура. Должна была понимать, что к этому все и придёт в конечном итоге. Я просто пью, курю и выслушиваю эту псевдо-исповедь. И нет однако ни злорадства, ни обиды, ни особой вины. Просто жизнь сука юморная. — И что самое парадоксальное, я ведь все равно люблю тебя. И согласись ты вернуться ко мне единственным условием было бы твое одобрение на ЭКО. Все. Ребенок и все, я прощаю каждый твой всаженный мне в спину нож и продолжаю отдавать в том же режиме всю себя и бизнесу и браку и тебе. — Снова утирает слезу, смотрит неотрывно и от ее взгляда мурашки бегут по коже. Совесть ноет израненная и избитая мной же. Внезапно проснувшаяся и голосящая, что хватит быть бессердечной тварью. Только я не могу ей дать то, что она хочет. Больше не могу и не хочу, даже пытаться, более того думать о попытке не стану. — Но тебе это не нужно. Вижу что не нужно. Ты перестал меня видеть, ты перестал меня хотеть. — Я люблю его. — Честность в нашем случае превыше всего. Ведь не собирался орать на каждом углу о чувствах. Но Крис обязана сама и прямо это услышать, быть может, тогда что-то да изменится в какую-либо из сторон. — Я чертовски сильно его люблю, Кристина. И это не то с чем я могу бороться, это не то с чем я хочу бороться. — Виски горчит и желудок уже давно начал противно болеть от количества выпитого. Или это иная горечь, кто его знает… — Мне больно от того, что я сделал с тобой и нашими жизнями. — И это правда. Абсолютная. — Но такое стихийное, безумное чувство у меня впервые и я не готов проститься с ним. Ни сейчас, ни позднее… — Ты бросил все ради него, ты без боя отдал самое дорогое. Просто чтобы быть рядом. И я все равно не могу понять и окончательно принять этот выбор. Не укладывается в голове как кто-то может настолько много стоить? Чем он это заслужил? Что он тебе дает? Что он сможет тебе дать? — Ничего, Крис. Совершенно ничего, но это самое прекрасное, что со мной случалось. — И именно потому ты в депрессии настолько глубоко увяз, что еще немного и все обойдется не просто нервными срывами. — Да, я на каком-то критическом рубеже. У меня идет смена ориентиров, ценностей и становления себя. Больно. Знаешь, рождаться ведь тоже больно, а все почему-то думают, в тот момент лишь о матери, которая терпит муки, даря жизнь. Но рождаться тоже больно. Тебя из уютной утробы бросают в суровый мир. Тебя заставляют питаться, слушать, слышать, видеть, дышать, черт побери. И я своеобразный младенец… — Если ты все понимаешь, почему не обращаешься за помощью? — Потому что я понял это только сейчас.