***
Фигасе меня накрыло, чего это я вчера такого употреблял, чтоб глюки эдакие ловить? Я ж зарекался после последней вылазки с Лисом, что завязываю с бухлом, а то мы вечно во что-то вляпываемся и мне разгребать… Все-все, вот в себя приду и прибью на хрен этого мелкого подстрекателя. Ладно, вначале попить, а после и будем заниматься воспитанием всяких рыжих и пушистых. А вот со Стеном нужно что-то делать… И я с трудом стал разлеплять глаза. В сущности, у меня ничего не болело, но вот странные видения, ужасный привкус во рту и непонятная легкость во всем теле очень смущали. Я потянулся к своей тумбочке у кровати, там всегда бутылочка минералки про запас стоит, и понимаю, что ничего не понимаю… А-а-а-а-а-а!!! — Кар-кар-кар!!! — черт, как такое вообще возможно!!! Я ведь даже всякими сказками в детстве не увлекался, некогда было, за что мне весь этот долбоебизм?! Верните меня обратно, я не хочу!!! — Кар-кар-кар! Кар-р-р-р-р-р-р-р-р!!! — Тш-ш-ш, малыш… Успокойся, я тебя не обижу. Вот сейчас придешь в себя и отпущу. Ну-ну, перестань, а то мне всю лабораторию разгромишь. Мерлин, надо было успокоительное вместе с остальными зельями споить… Ах ты, снитч пернатый! Ступефай! — и все, шлепаюсь я обратно на огромный стол, на котором до этого пытался произвести перестановку своими крыльями, лапами и хвостом. Лежу и не дрыгаюсь, просто офигеваю… Мрачноватенько и освещение подозрительное, да тут все подозрительное! Может, он производством наркотиков балуется или вообще нарик со стажем, от того и вид такой загадочный, и глаза таинственные… Ладно, бог с ним, пусть даже так, это можно как-то пережить, но я? Каким зельем меня опоили, чтоб так перло? Черт, не зря я к дури плохо отношусь. Не понимаю, зачем себя травить и до невменяемого состояния доводить? Ведь это самое страшное, что может с тобой приключиться: потерять контроль над собой и над ситуацией… Сука, и когда же меня отпустит? Смотрю на этого типа и пугаюсь все больше… Берет он какую-то бутылочку, вытягивает пробочку, потом длинной стеклянной пипеткой набирает зеленоватую жидкость и направляется ко мне. Не-не, я не согласен! Я определенно против!!! Ну что за хуйня? За что?! Моя неспособность хоть что-то сделать меня просто убивала, только кого это интересовало? Мужик наклонился, внаглую открыл мой клюв-рот и вкапал несколько капель этой бурды. Вот и откаркался, не долго музыка играла… Меня начала одолевать безнадежность, вот именно сейчас я чувствовал себя ужасно беспомощным. Даже там у стены, когда знал, что шансов против Спенсера у меня практически нет, но даже тогда имелся выбор: сдаться или бороться, бороться до последнего, а сейчас альтернативы не было и это пугало до жути… — Ладно. Всегда знал, что добро наказуемо… — и Черныш вновь откуда-то вынул свою деревяшку и давай ей вензеля выписывать. — Репаро… И все, ко мне пришло понимание, что по мне дурка плачет, и лечить меня будут долго… Все те колбочки и пробирки, что я умудрился разбить в процессе своего нервного припадка и которые осыпались звонкими осколками на стол и каменный пол, завертелись, закружились в невиданном танце, а потом вспышка — и раз… Все опять цело и невредимо, да еще и на своих местах стоит, а мужчина, довольно кивнув на дело рук своих, вернул внимание мне, чем привел несчастного меня в состояние животного ужаса. Что это было?! — Не бойся, сейчас успокоительное подействует и я сниму заклятие… — он протянул свою руку ко мне и провел по пернатой голове аккуратно и нежно, практически невесомо. А я все никак не могу в это поверить и все смотрю и смотрю на эти пальцы, которые пусть и пугают своим размером и запах от них довольно резкий, горьковато-травяной, но даже непонятные пятна, что въелись в его бледную кожу, не могли скрыть утонченную красоту этих рук. О таких говорят: музыкальные пальцы, а один мой знакомый как-то пошутил, что такие красивые руки еще и у наемных убийц бывают, хотя я не берусь утверждать, что это действительно была шутка. И тут до меня дошла фраза про успокоительное и я решил проверить, правду ли сказал Черныш. Прислушиваюсь к своим эмоциям и понимаю: а ведь верно, меня попускает, не, не глюки, а ужас. Он как-то неожиданно трансформировался в удивление и интерес, а потом я понял, что мне вообще-то совершенно пофиг что и почему. Просто хочется смотреть и смотреть вот именно на этого мутного типа: на его выразительные брови, магнетические глаза и даже на нос, которому многие пернатые бы позавидовали, и на губы, которые сейчас подозрительно вздрагивали. Только не это… Он что, решил улыбнуться? Я находился в активном ахуе… Это было что-то немыслимое. Сука, наверное стоило попасть в гребаный переплет, чтобы увидеть такую метаморфозу. Я наблюдал рождение чего-то удивительного. Вначале уголки его губ дрогнули, но не поднялись вверх, как у большинства, а наоборот, опустились, но при этом губы расслабленно растянулись в хоть и ироничной, но какой-то доброй улыбке, глаза таинственно блеснули и лед, что сковывал их глубины, начал таять, наполняя черноту теплом и светом, и даже тонкие лучики-морщинки появились, а складочка меж бровей наоборот разгладилась. Все эти, такие незначительные по отдельности и захватывающие в своей общности, изменения делали его парадоксально прекрасным, вот именно в этот момент… Он был так немыслимо беззащитен. Словно никогда прежде не позволял своим эмоциям столь явно прорываться наружу. Ранимость, нежность и удивление… Что такого должно было приключиться с человеком, чтоб он научился так сдерживать и контролировать себя, а расслабиться позволил только перед птахой неразумной? Я забыл, как дышать, и осознаю, что это мой самый прекрасный ахуй в жизни… — Думаю, уже можно… Фините Инкантатем! — и я вновь стал ощущать свое тело, ну или тело, в котором сейчас обитаю, но это все пока неважно, мое внимание захватил вот этот человек, что с интересом наблюдал за мной. А что я? Встаю, неуклюже ерошу свое оперение, машу для пробы крыльями, убеждаясь в их полной исправности, верчу головой для прояснения сознания и вновь концентрирую свое внимание на нем. Какое-то время мы просто сверлили друг друга взглядами, а потом Черныш осторожно начал протягивать руку в моем направлении, а я, склонив голову набок, с интересом стал наблюдать, чего он задумал в этот раз. — Позволь… Я только посмотрю, — и он бережно коснулся моего крыла, именно того, по которому пришелся первый удар. — Оно было сломано, но уже все зажило. Хорошо, что ты потерял сознание, боль была сильной, но все скоро прошло и теперь ты можешь летать. Иди сюда, я вынесу тебя во двор… — он прихватил меня уже обеими руками и помог устроиться на своем левом предплечье так, чтоб мне было удобней держаться, но и я его не поранил своими когтями. Дико все это, но бурда та зелененькая отменно действует и меня почти ничего не волнует, разве только вот этот человек, который, кажется, вылечил меня или не меня, но какая на хрен разница? У меня ничего не болит, я сижу у него на руке и он намерен отнести меня во двор, чтоб отпустить на волю. А он классный… И мы пошли, вернее, кто шел, а кто ехал. Вначале я ни на что не обращал внимания, старательно вглядываясь в лицо Черныша. Он усиленно делал вид, что не замечает моего интереса, но уже через несколько минут не стерпел и вновь улыбнулся, в этот раз, правда, только мельком, но глаза так и мерцали лукавством. — Хорошо, что сейчас каникулы, а то пришлось бы тебя прятать. Иначе, боюсь, перьев в хвосте ты бы точно не досчитался. Некоторые уникумы, что учатся в этой школе, ведут себя, зачастую, как настоящие дикари. Но ты все же определенно счастливчик, мало того, что выжил после встречи с Дракучей Ивой и свалился мне под ноги, так еще и в стенах Хогвартса сейчас только я и Филч, но в это время он спит непробудным сном в обнимку с бутылкой… А следовательно, путь к твоей свободе открыт, — и меня опять потрепали по голове, я скоро привыкну к такому обращению. Если честно, не припомню, чтоб меня кто-то прежде трепал по голове, да и вообще спокойно общался, из взрослых, я имею ввиду. И мне такое обращение определенно нравилось. — Обрати внимание, мы сейчас выходим из подземелий одной из самых известных школ магического мира… — стоп, что он только что сказал? Магического мира? Я правильно все понял? Заебись… И что мне теперь со всем этим делать? То есть это все не наркотический бред и я действительно умер, и возродился в образе ворона, неведомо где и за каким хреном. Хотя нет… Дары! Ага и что мне это дает? Да ничего. Я не знаю ни что такое эти Дары, ни как они выглядят, ни что с ними делать, ни где их искать. Я вообще ворон, да еще и летать, не уверен, что умею. И еще вот вдруг осознал, что Черныш вполне так ничего и даже заслуживает доверия, а если он работает в школе, то и голод с холодом мне грозить не будут. Да и дети — они везде дети, не думаю, что намного хуже, чем в нашем приюте, прорвемся. Научусь летать, разузнаю местность, узнаю что к чему, а там видно будет… Говоришь, магический мир, что ж, пусть, только не жалуйтесь потом.***
Теперь я уже с интересом рассматривал окружающий мир. Вот первое впечатление — замок, старый, величественный и почему-то очень родной. Что-то витало в пространстве такое необъяснимое, волнующее и знакомое. Все чудесатей и чудесатей… Что у меня может быть общего с этим непонятным местом? Серые камни кладки, огромные арки, витражные окна и сила: немыслимая, манящая и необходимая… Что-то глубоко внутри словно откликалось на неведомый мне зов, я чувствую его, но не могу понять… И пока мой мозг пытался осознать и вникнуть, мой спаситель уже вышел во двор школы-замка и, приподняв руку повыше, повелел: — Лети, Счастливчик! Как же я завидую твоей свободе, как бы и мне хотелось взвиться в небо и улететь от всей этой скверны, от всех грехов, от всех долгов и обетов… Стать вольной птицей… Лети, мальчик… — последние слова были сказаны почти шепотом и с таким отчаяньем. Он вскинул руку, на которой я умостился, желая отправить меня в полет. Ага, это не я уже воспарил? Даже если бы я и сам не решил остаться, то после услышанного и не подумал бы куда-то от него сваливать, уже просто из любопытства. Кто это удумал обижать моего Черныша? Я лишь переступил с ноги на ногу, а потом еще крепче ухватился за рукав его странной одежды, сложил поплотней крылья и смело взглянул на него, всем своим видом демонстрируя несогласие с его решением. — Э-э-э… Нет, так не пойдет, прости, дружок, но я не могу позволить себе даже питомца. Я не властен над собой… Тебе пора! — и меня просто сгрузили на землю, не обращая никакого внимания на мои протесты (хлопанье крыльев, цепляния когтями и беспрестанное карканье). И этот неблагодарный тип (я ему тут доверие оказываю, а он его не желает оправдывать!) решил меня кинуть. Резко развернувшись на каблуках и не обращая более на бедную птичку никакого внимания, он полетел обратно, именно полетел, вот у кого поучиться надо. Полы его странного плаща хлопали, что те крылья, движения скупые, резкие и четкие. И он все удалялся на довольно приличной скорости. Вот так вот, да? Но не на того нарвался, мужик… И я почапал за ним… Да, было непросто, но мне к трудностям не привыкать. Где перебежками, где прискоками, а где и крыльями себе помогая, мчал за ним, пытаясь не потерять из виду. Но когда мои когти начали цокать по каменному полу, то Черныш остановился и с упреком взглянул на меня: — Зачем?.. — это он у меня спрашивает? А я почем знаю? — Кар-р-р… — хороший ты, несчастный, но хороший… — Тебе со мной будет плохо, глупая ты птица. Я могу пропасть на несколько дней, могу увлечься очередным опытом, да я просто могу умереть… — это он типа меня отговаривает или себя уговаривает? А про умереть вообще круто загнул, ты чего, мужик? Я ускоренно пропрыгал к нему и, закинув повыше голову, постарался узреть в его глазах, чего он на самом деле хочет, хотя особо это ситуацию и не изменило бы, но тактику-то я должен выбрать… А вижу я в его бездонных глазах тоску, страшную такую и отчаянную, словно нет в его жизни и светлого лучика, и надежды. Да как он так живет? Даже мне с моим сиротским житьем-бытьем и то верить во что-то было надо, а тут — пиздец полный… Не, вот честно, необходимо со всем этим разобраться. Дары дарами, но и он на моем пути не зря встретился! — Ты уверен? — тихий голос гулко прозвучал в пустом холле замка. — Кар… — а то, и пока он не одумался, я подошел к нему вплотную: — Кар-р-р, — бери уже меня быстрей на руки. А он протягивает руку и слегка ею машет, типа приглашает, не, мы так не договаривались. Я тяжело больная птица, да я хожу с трудом, а ты предлагаешь мне такое. Да как ты только додуматься до этого мог? — Кар! — и столько укора в моем голосе. Оказывается, можно донести свои мысли и с таким минимальным набором звуков, главное — интонация и верный посыл… — Что ж ты за птица такая? Летать не желаешь, к людям на руки идешь… Может, я с успокоительным переборщил? — все может быть, только какая теперь уже разница? Я принял решение, а своего решения я не меняю никогда… Последнее требовательное «Кар», и меня таки берут на руку и прижимают к груди. Странное ощущение: я довольно маленький, а сердце у него бьется так громко, и отчего этот звук завораживает и заставляет думать о будущем, уже не так критично… Посмотрим… — Что ж, сам напросился, Чак, — я удивленно окинул его взглядом. — Ну прости, никто не поверит, что ты Счастливчик, коль судьба свела тебя со мной… — а мне совершенно насрать на мнения идиотов. Я точно знаю, что мне чертовски повезло, но Чак мне все же больше нравится, чем Счастливчик, не очень приятные воспоминания… Я удобней зарылся в ворот его накидки, какой он все-таки теплый…