"Тревожное томление"

Лорд Элронд, изучая в течение дня присланные ему из Лориэна древние фолианты, попутно никак не может понять, как он допустил ту ситуацию с Линдиром минувшим утром. С одной стороны, он рад, что всё-таки устоял перед соблазном. С другой – ругает себя за беспечность. Ибо в его намерения никогда не входило совращать этого ещё довольно юного по эльфийским меркам менестреля. Оно, собственно, и немудрено, так как тот в представлении Владыки Ривенделла слишком чист и благороден, а подобные качества столь ценны, что недопустима даже мысль пошатнуть их. Нет, таких, как Линдир, лорд Элронд держит вблизи себя совсем для других целей. Ответственные, серьёзные, порой остроумные – все они, в конечном итоге, становятся его приятными собеседниками в часы досуга. С теми же из них, кто так и не может понять, что ему требуется от них лишь дружба, он постепенно прекращает всякое общение. Соответственно, для более сладострастных моментов своей жизни Владыка Ривенделла выбирает эльфов с иными духовными качествами. Он никогда не смешивает тех и других. Никогда не сводит с истинного пути того, кто в дальнейшем имеет все шансы стать образчиком чести и достоинства, хранителем знаний эльфийского народа. Напротив, он даёт им шанс встретить кого-то столь же одарённого, кто полюбит по-настоящему, кто станет верным спутником, пока их бесконечно долгая жизнь не прервётся. Даже если они дают повод, даже если оступаются и компрометируют себя, лорд Элронд никогда не пользуется “поводами”, и никогда не завершает их падение. Зачем, когда существуют эльфы с другим укладом личности? Однако утром он чуть было не сделал этого с Линдиром. Словно на время забыв, что тот – никто иной, как представитель первой неприкосновенной категории эльфов. Владыка Ривенделла “повёлся” так быстро, так угрожающе быстро... Притом, что изначально ничего такого не планировал. Тогда, когда он взял руки менестреля в свои, его просто мучило любопытство – откуда столько эмоций на обычно спокойном лице его самого исполнительного придворного? Лорд Элронд ожидал, что Линдир сразу же вернёт себе самообладание, но, вместо этого, менестрель удивил его ещё сильнее... Всё это, в конце концов, заставляет Владыку Ривенделла сделать вывод, что Линдир довольно опасен для него, так как непредсказуем. Оказывается, менестрель имеет склонность повиноваться внезапным импульсам, толком не осознавая, что творит. И самое тревожное в этой ситуации то, что подобное поведение вызывает у лорда Элронда жгучий интерес, которого он не испытывал, кажется, уже несколько столетий. Но тогда он тем более должен привязать к себе Линдира стальными цепями дружбы, чтобы раз и навсегда прочертить границу, тем самым более не позволяя себе недопустимых мыслей о нём. Лорд Элронд уже почти видит, как они развлекают себя обществом друг друга длинными, скучными вечерами. Уже представляет, как станет работать вместе с менестрелем над древними рукописями, вдумчиво спорить на устраиваемых пиршествах, философствовать во время неспешных прогулок по долине, беседовать на самые разные темы солнечными буднями, что будут сливаться в одно вечное лето... Потому хорошо, что он успел остановить себя, прежде чем совершил бы непоправимое. В сущности, ему по-прежнему неясны причины собственной реакции. То ли из-за неожиданности момента, то ли по вине слабости из-за полученного на охоте ранения, то ли он всё это время плохо осознавал своё реальное отношение к менестрелю, но после того, как Линдир вдруг прижался к нему, Владыка Ривенделла почувствовал нечто странное. Увидев так близко перед собой его глаза – такие мятежные, томные... увидев лихорадочный румянец, что столь чувственно преобразил черты лица менестреля, лорд Элронд ощутил в тот миг прилив необычайных чувств. Среди них была и страсть, и нежность, и стремление защитить, а также много такого, чему даже он – живущий на свете очень долго – не может подобрать название. Однако если он будет держаться учтиво, давая Линдиру понять, что та неловкая ситуация забыта... Да, надо лишь придерживаться одной линии поведения, и со временем менестрель и не вспомнит, что между ними промелькнул намёк на нечто недозволенное. Со временем Линдир – разумеется, при должных стараниях Владыки Ривенделла – даже привыкнет относиться к нему, как к старшему другу. За своими размышлениями лорд Элронд не сразу слышит скрип двери и тихий шелест одеяний. Но затем звук лёгких шагов касается его слуха. Линдир. Почему-то он сразу понимает, что это именно менестрель и никто другой. Владыка Ривенделла подавляет вздох, испытывая некоторую досаду – сейчас ему не хочется видеть это воплощённое совершенство и бороться со своими чувствами. Он ещё не успел до конца упорядочить мысли. Когда же лорд Элронд, наконец, поднимает свой взор от страниц внушительного фолианта и видит Линдира, остановившегося посреди уже залитой розовыми сумерками залы, то обнаруживает у него в руках поднос, на котором стоит кувшин с водой и лежит какой-то свёрток. Лицо же менестреля излучает решимость. Весь день Линдир был занят тем, что старался прогнать ощущение физического томления и укрепить силу воли, дабы вновь встретиться с повелителем наедине. - ‘Quel undome, - произносит он, склонив голову в уважительном поклоне. - Линдир? Mankoi naa lle sinome? - спрашивает лорд Элронд, нахмурившись. - Я хочу позаботиться о вашей ране, - объявляет менестрель тихо, но с той же решимостью, что выражает его лицо. - Позвольте мне, Владыка. Я немного сведущ в целительстве и принёс необходимые травы. Владыка Ривенделла пытается рассердиться, но у него не выходит – слишком уж он изумлён. Непостижимо, но менестрель продолжает удивлять его, как никто. К тому же, от попыток рассердиться лорда Элронда отвлекает то, как контрастирует нежно-матовая кожа Линдира с тёмно-синими тонами его одеяний. - Послушайте, Линдир, я не сомневаюсь, что вы... - Владыка Ривенделла поднимается из-за стола, захлопывая фолиант. - Я просто не могу допустить, чтобы вы делали то, что не входит в ваши обязанности. Кроме того, моё ранение не серьёзно. - Вы не можете знать точно. Рана ведь у вас на спине, в области плеча или шеи, если я верно определил. Вы не сумеете её рассмотреть. Похоже, она вас не сильно и тревожит, но иногда даже несерьёзные раны вызывают заражение и прочие неприятные последствия, - сыплет аргументами Линдир. - Простите, Владыка, но я выяснил, что вчера из-за хлопот с гостями вы так и не вызвали к себе лекаря. Сегодня, по всей видимости, тоже не собираетесь звать его ради... несерьёзного ранения, как вы считаете. И мне позвать не позволите. Вероятно, вы решили сами обработать рану. Однако уверен, это будет не очень удобно делать. Так что... остаюсь только я. Лорд Элронд осознаёт, что менестрель виртуозно загнал его в угол, из которого не выбраться даже с помощью разумных доводов. И одновременно он ощущает, как на него снисходит странное спокойствие. Возможно, от того, что уже давно никто не осмеливался решать что-либо за Владыку Ривенделла. Дерзость менестреля поражает. Дерзость и... вместе с тем, в поведении Линдира чувствуется искренняя забота. - Что ж, полагаю, вы правы, - неохотно соглашается лорд Элронд после недолгих раздумий. - Пройдёмте. Вижу, вы не отступитесь. И они проходят в небольшую залу, прилегающую к личным покоям Владыки Ривенделла, где тот опускается на софу, начав расстёгивать верхние застёжки своего одеяния. Затем мягкая ткань соскальзывает со стороны его правого плеча, наполовину обнажая спину, на которой чуть ниже шеи чётко выделяется яркий рубец с припухшей вокруг кожей. Линдир резко вдыхает в себя воздух, судорожно стискивая пальцами серебряный поднос. Всё так, как он подозревал. Не медля ни мгновения, менестрель принимается за дело. Присев на софу за спиной повелителя, он, тщательно осмотрев рану, начинает осторожно промывать её тёплой водой из кувшина, невольно отмечая, как напрягаются мышцы Владыки под его лёгкими касаниями. - И всё же, вам не пристало заниматься подобным, Линдир, - ровно произносит лорд Элронд, чтобы заполнить разлившуюся между ними тишину. Менестрель едва слышно вздыхает, не отвлекаясь от своего занятия. - С приличиями всё решается просто, Владыка, - отвечает он всё с тем же здравомыслием, что и чуть ранее. - Рана ваша вскоре затянется. И я сделаю вид, что никогда её не залечивал. При этих словах сердце у него вдруг замирает, и пару мгновений он молчит. Но потом продолжает, пусть уже и не столь убеждённым голосом: - И вы тоже можете так поступить. Затем обрабатывает рубец, используя травы из захваченного с собой свёртка – выбранный им набор трав оказывается именно тем, что требуется в подобном случае. Лорд Элронд же незаметно оборачивается, бросая на Линдира быстрый взгляд. И успевает заметить, как темнеют от какого-то невыразимого чувства ясные глаза менестреля, как опускаются густые ресницы. Что-то теснит грудь Владыки Ривенделла, и он осознаёт, что никогда не сможет сделать вид, будто Линдир не проявлял о нём такую заботу. Ибо в этот миг лорд Элронд понимает и решимость менестреля, и его сострадательность. Дар Линдира – облегчать страдания одним своим присутствием, а его восхитительный здравый смысл заставляет взглянуть на мир и привычную эльфийскую жизнь под новым углом, отчего и мир, и жизнь кажутся лучше.