"Тревожное томление"

Отложив в сторону травы, Линдир накладывает на опухшую вокруг раны кожу целительную мазь, имеющую охлаждающий и успокаивающий эффект. И завершающим весь процесс штрихом – тонкая, не стесняющая движений повязка. Закончив, менестрель выпрямляется, раздумывая, стоит ли помочь повелителю одеться. Однако тот опережает ход его мыслей, начав одеваться самостоятельно и столь же непринуждённо, как перед этим раздевался. Линдир поспешно поднимается с софы, наблюдая, как изящно расшитая тонкими серебряными нитями ткань вновь плотно облегает мышцы плеч и спины Владыки Ривенделла. В зале довольно светло от лучей заходящего солнца, потому ничто не мешает менестрелю незаметно рассматривать совершенство черт лорда Элронда. И только когда повелитель застёгивает последнюю, самую верхнюю застёжку на своём одеянии, Линдира запоздало смущает то, что несколько минут назад тот был полураздет перед ним. Отведя взгляд в сторону, менестрель в тот же миг отчётливо ощущает, как на нём останавливается взор Владыки, изучая так пытливо, что, в конце концов, у Линдира сбивается дыхание. Он нервно вдыхает воздух, крепче сжимает свои кротко сцеплённые пальцы рук, старается согнать с лица смятение. Губы его по неясной причине становятся вдруг горячими, а взгляд сам собой утыкается в собственные ладони, возрождая воспоминание о том, как они буквально только что касались спины Владыки Ривенделла. - Hannon le, Lindir, - негромко произносит лорд Элронд, поднявшись на ноги и продолжая всё так же пронзительно смотреть на него. - Не думаю, что вы можете стать лучше, чем есть... как бы ни старались. Эти слова приводят менестреля в замешательство. Что повелитель хочет этим сказать? Что он никогда не станет достойным представителем эльфов Ривенделла, нарушив установленные правила поведения? Или же это, напротив, комплимент? Задумавшись над этим, Линдир пропускает момент, когда лорд Элронд подходит к нему совсем близко. Осознаёт он это лишь за мгновение до того, как Владыка внезапно накрывает его губы своими, властно притянув к себе. Менестрель широко распахивает глаза. Чувствует поцелуй повелителя, его объятие... И не верит. Не верит, что это происходит на самом деле, что ему не мерещится, что желание ощутить вкус поцелуя лорда Элронда, которым он жил на протяжении многих лет, наконец, исполняется столь неожиданным образом. Губы Владыки Ривенделла – упругий бархат, медленно превращающийся в подчиняющий своей воле шёлк. От поцелуя повелителя по спине Линдира пробегает волна восторженной дрожи, распространяясь по плечам, заливая шею. Глаза менестреля постепенно закрываются, тело обмякает, а эмоции от происходящего кружатся внутри него вихрем. Он наслаждается всеми оттенками соприкосновения с лордом Элрондом – тем, как тот обнимает его, как смешивается их дыхание. Линдир не упускает ни капли своих ощущений. И одновременно он поражён ими. Его охватывает невыносимый жар, наслаждение ручейками бежит по его нервам, сливаясь воедино в чувственном средоточии его сущности. Тело менестреля будто пробуждается к жизни. И это лорд Элронд, его великолепный Владыка, таинственный эльф и бесстрашный воин доставляет ему сейчас такое удовольствие. Инстинктивно Линдир понимает, что это только начало того, что может произойти между ними. Ибо если повелитель способен заставить его испытать столь глубокий физический восторг одними губами, то в его ночных объятиях, вероятно, заключено истинное могущество. Но вот Владыка Ривенделла отстраняется от него. Менестрель, придя в себя, смотрит в его потемневшие глаза, всё ещё чувствуя сладостный вкус поцелуя на своих губах. Кровь Линдира несётся по жилам, как поток расплавленного металла, кожа его сейчас до боли чувствительна, по рукам бегают мурашки, а грудь сдавливают бушующие эмоции. И он позволяет этим эмоциям клубиться и распространяться по всему телу. Лорд Элронд же, взглянув на менестреля, видит, что глаза у того прикрыты – видна лишь узкая полоска тёмно-карей радужки. Весь вид Линдира выражает зарождающуюся страсть: алые полураскрытые губы, разрумянившиеся щёки, тяжело вздымающаяся грудь, словно он впервые в жизни вдыхает воздух. Владыка Ривенделла резко выпускает его из объятий, будто обжигается. Он недалёк от состояния менестреля – кровь его бурлит, дыхание неровное. Но неужели он едва не совратил Линдира, на сей раз со всей ясностью показав своё к нему отношение? А главное, забыв о том, как сам же предостерегал себя от подобного весь день. Что это был за импульсивный порыв, недостойный правителя великой долины? С такой готовностью поддаться искушению, всего лишь заметив смущение менестреля после лечения раны... Немыслимо. Никогда прежде лорд Элронд не совершал настолько опрометчивых поступков. - Я повёл себя неправильно, Линдир. Простите меня, - быстро говорит он, отвернувшись. Линдир тревожно всматривается в его спину. Вздыхает. После чего говорит, опуская взгляд и чувствуя, как больно бьётся о грудную клетку сердце: - Не вы один, Владыка. Простите и меня. Лорд Элронд хмурится. - Линдир, вашей вины нет ни в чём, - не соглашается он. - В своё оправдание могу лишь сказать, что никогда прежде... что никогда я не навязывал себя тому, кто не желал подобного. - Я... - менестрель подавляет очередной вздох, сглатывает. - Я не могу сказать, что не желал. Владыка Ривенделла поражённо оборачивается, ловит его взгляд. - Вы не боитесь меня? - требовательно спрашивает он, не скрывая изумления. И тут же жалеет, что спросил об этом. Ибо лорд Элронд не уверен, что хочет услышать в ответ. Если Линдир скажет “да, боюсь”, ослабеет ли его влечение к этому менестрелю? Такая откровенность – встанет ли она, как стена, между ними, отбросит ли его назад, в ту бездну воспоминаний, которыми не с кем поделиться? А если Линдир скажет “нет, не боюсь”, станут ли эти слова мостом между ними? Станут ли они той нитью, что свяжет их воедино, станут ли спасительной верёвкой, по которой Владыка Ривенделла выберется на свет из беспросветного одиночества? - А как бы вы хотели, милорд? - после недолгой заминки отвечает Линдир вопросом на вопрос, стойко не отводя от него взгляда. Услышав такую фразу, лорд Элронд спрашивает себя, что это – абсолютное доверие к нему, уверенность, что он никогда не воспользуется его ответом в своих целях? Или же это просто проявление воистину чистой невинности – умение на всё в мире смотреть со смирением? - Хочу, чтобы не боялись. Но вы должны бояться. Просто обязаны. Ради себя самого, - отрывисто, с крошечными лакунами пауз говорит он, наконец. - Ибо, в самом деле, Линдир... неужели вы считаете меня настолько благовоспитанным, что позволяете мне самому выбрать ответ? Хм, я полагал, что вы увидите правду в моих глазах ещё утром, но вы ведь в них не смотрели, верно? Менестрель не вполне понимает, какую именно правду имеет в виду повелитель, но не смеет уточнить. Он и так превысил сегодня возможности своей смелости. - Я действительно никогда прежде не позволял себе такого поведения, Линдир, - вновь повторяет лорд Элронд, не дождавшись от своего придворного какой-либо реакции. - И теперь молю о вашем прощении. - Вам не за что извиняться, Владыка, - тускло отзывается тот, чувствуя нарастающее отчаяние и не находя в себе сил признаться в своём истинном отношении к случившемуся. - Я тоже никогда прежде... Потому мне думается, милорд, что нам можно извинить некоторые... - ...вольности, - заканчивает Владыка Ривенделла, видя, что менестрель стремительно робеет. Линдир кивает и, поклонившись, поворачивается к выходу. - Quel kaima, - желает он повелителю, прежде чем покинуть залу, почти убежать. Тихий шелест собственных шагов по длинному полутёмному коридору сливается со стуком его яростно бьющегося сердца. Затем менестрель пересекает галерею и через несколько поворотов достигает своих покоев, войдя в которые, не зажигает ни единой свечи. Он лишь вслушивается в тишину ночного Ривенделла, стремясь уловить голоса бессонных птиц, дуновение ветра, шуршание листьев на деревьях, приглушённый плеск воды, обрушивающейся с гор... но до его слуха не долетает ничего. Он словно глохнет. И слепнет, так как глаза его смотрят, но не видят. Никогда ещё Линдир не чувствовал такого душевного опустошения. Он никак не может взять в толк, почему, обладая бесспорной способностью видеть многие вещи насквозь, лорд Элронд так и не понял сейчас, что менестрель влюблён в него, что питает к нему не только почтительное уважение, но и осмысленные чувства. Конечно, нельзя сказать, что Линдир сделал всё возможное, чтобы показать это. И всё же... По крайней мере, то, что его тело томится от страсти, Владыка должен был заметить. А заметив... а – что, собственно? Вероятно, даже всё поняв, повелитель ничего бы не сделал, не ответил бы страстью на страсть. С его стороны, должно быть, всё это – не более чем мимолётный интерес, вылившийся в неожиданный порыв. Этой ночью менестрель долго не может уснуть. Он лежит неподвижно и смотрит на тончайший тёмно-синий полог у себя над головой, смотрит, как края полога неспешно развевает ветер, дующий из широких окон. Ночной воздух наполняет покои прохладой, и невыносимый жар, от которого плавится сердце и тело Линдира, начинает постепенно отступать. Мысленно менестрель настраивает себя на то, что завтра всё будет, как обычно. Завтра он окунётся в свои обычные повседневные заботы, и его жизнь вернётся в прежнее мирное русло, словно сегодняшнего вечера и не было. Повелитель определённо желает именно этого, а значит, Линдир должен забыть о случившемся между ними. Сам же Владыка Ривенделла и не думает забывать о происшедшем. В течение долгих мгновений после ухода менестреля из залы он продолжает смотреть на двери, за которыми тот скрылся. Запах Линдира всё ещё витает вокруг него – лёгкая смесь свежих трав и ягод. Невинное сочетание, но вполне достаточное, чтобы сковать напряжением тело лорда Элронда, томящегося от желания снова ощутить менестреля в своих руках. Он вдруг осознаёт, что до этого дня сдерживал свои порывы, лишь благодаря неприступности и отчуждённому почтению Линдира. Когда же сегодня всё это вдруг слетело с менестреля, уступив место заботе и искреннему участию, исчезла и сдержанность Владыки Ривенделла. Тем не менее, он не перестаёт казнить себя за содеянное. Где его бескомпромиссность в решениях, которой он всегда гордился? Или же следует задать себе вопрос по-другому... Что конкретно в менестреле Линдире заставляет правителя Имладриса делать то, чего он делать не собирался? Вопросы без ответов. Пока же лорду Элронду, как и раньше, кажется, что он лишь холодно наблюдает за жизнью сквозь туман, ни к чему не прикасаясь. И впервые ему это не нравится.