Неизвестные созвездия

***

      Крейг ещё раз обошёл коридор второго этажа, первого, проход в столовую. Он побывал за пределами территории, беспорядочно оборачиваясь и пытаясь сохранить самообладание. Он нашёл Руби в первом корпусе, но девочка не знала ровным счётом ничего, Крейг сумел лишь обеспокоить её. Он пересёкся взглядом со множеством лиц, и ни в одном из них не узнал нужное.       Твик просто исчез. Последние три урока его парта пустовала, и в перерывах Крейг всё бегал туда-сюда. Венди поинтересовалась, что случилось, Крейг ничего ей не сказал и прошёл дальше. Маршрут был проложен заново: коридор, второй коридор, классы биологии и черчения, и всюду было пусто. На звонки Твик не отвечал, но гудки шли. На пятой попытке Крейг оставил ему голосовое сообщение, а позже посадил почти всю батарею и плюнул, если Твик не перезвонит сам, прослушивание гудков ничего не даст.       Такер вышел на школьное крыльцо и заново оглядел двор. Тот был полон ребят разных возрастов, шумных, занятых, но для Крейга здесь было пусто, как и во всей школе. Мелькнула мысль, что парень, вероятно, уже ушёл домой, но подобное не было ему свойственно.       У ворот на выходе со школьной территории маячила оранжевая парка. Крейг тяжело вздохнул и пошёл вперёд в надежде выведать хоть что-нибудь. Кенни курил с полупустой пачкой сигарет в руке, бесстыдно, у всех на виду. Уведомлённый о приближении Крейга глухим топотом, он внимательно вгляделся в беспокойное лицо и очередной раз затянулся.       - Кенни, - окликнул Такер. – Давно ты здесь?       - Его увезли.       Крейг остановился и рассеянно приоткрыл рот. Кенни это понравилось.       - Кто? Куда?       - Родители, - Кенни перевёл взгляд на железную арку позади себя. – Сказали, что в больницу. Он просил передать, чтобы ты не волновался.       - Я, конечно, не могу утверждать, что ваш сын полностью здоров, но, по крайней мере, он не даёт мне поводов для беспокойства, - док перечитал несколько строк в истории болезни. Книжка была тонкой, практически все страницы пустовали, и только три расписанных листа заставляли мужчину усомниться во всём, что он видит. Он сосредоточенно щурился, по привычке двигая массивной челюстью туда-сюда и иногда постукивая зубами.        Твик сидел на стуле прямо, как сурок. Он боялся пропустить хоть слово из того, что говорил доктор. Взгляд отца, как ни странно, вовсе на него не давил, хоть и был тяжёлым, угрюмым, будто бы мистер Твик ждал от сына чего-то конкретного, но никак не мог заполучить. Миссис Твик любые замечания в свой адрес игнорировала, она сидела, вплотную прижавшись к мужу, и не сводила глаз с доктора. Жирно выведенные стрелки отпечатались на нижних веках лёгкими синяками, а скреплённые лаком волосы блестели на свету, возвышаясь над головой, словно цельнометаллический купол. Беседу вела, в основном, она. Твик никогда не замечал, чтобы эта женщина столько говорила. Единственное, что осталось неизменным – привычка рассказывать о сыне в третьем лице, даже если он находится совсем рядом, поэтому Твику было проще не нервничать.       В кабинете было сухо и неуютно, пахло дезинфицирующими средствами и жвачкой. Это не знакомый Твику больничный запах, а что-то другое, парень полагал, что так может пахнуть только от психологов. Эти ребята странные. Свет сочился сквозь жалюзи и отбрасывал на ковёр тусклые рассеянные полосы, скользящие по обивке кожаного дивана в самом дальнем углу. Одна из полос света отпечаталась у Твика прямо на лице.       Док захлопнул историю болезни, заучив предыдущий диагноз наизусть. Он уже понял, что с этих бумажек выжимать нечего, стоило сосредоточиться на том, что дано.       - Давайте по порядку, - сказал он, обращаясь к миссис Твик. – Вы утверждаете, что вам и вашему сыну необходима консультация психолога. На каких основаниях вы пришли к такому выводу?       Женщина отвечала уверенно и сразу, не давая себе времени на раздумья:       - Об этом очень неприятно говорить, знаете ли. Мы только и успеваем, что переваривать его выходки. Вы читали предыдущий диагноз?       - Расстройство личности, - кивнул док. – Что насчёт оснований?       - Он… - женщина всхлипнула, Твик отметил, что получилось довольно наигранно. – Простите меня, доктор. Он уже несколько месяцев не ночевал дома. Только и слышу от соседей: «Видел вчера вашего мальчика на окраине в три ночи, что он там делал?». Я не знаю, что думать. Он хамит, превращается в чёрт знает что, является в кофейню побитый…       - Простите… Кофейню?       - У нас семейный бизнес, - уточнила миссис Твик. – До недавнего времени всё было хорошо, но теперь Твик не появляется ни там, ни дома. Я не могу просто взять и закрыть на это глаза.       Твик удивлённо моргал, он был удивлён тому, что в голове матери вообще нашлось место для всей этой информации. Она убедительно блефовала, делала вид, что беспокоится. Отец сидел рядом, насупившись, и держал её за руку. Он был со всем согласен.       - Прошу прощения, но вы понимаете, что ваши доводы абсурдны? Всё, что вы перечислили, можно отнести к симптомам переходного возраста. Твик, тебе есть, что добавить?       Парень не успел и рта открыть. Миссис Твик перебила его, взволнованно подавшись вперёд:       - Он ворвался в кофейню на закрытии вечерней смены. Дорогой, ты был там. Твик кинулся на него с колотым стаканом в руке, что вы на это скажете? Покушение на отца – тоже симптомы переходного возраста?       - Мам, - пробормотал Твик, выбираясь из прострации. – Что ты такое говоришь?       - Он не понимает, что творит. Мы боимся. Ужасно боимся! Вы должны направить его в клинику для реабилитации, прошлое лечение дало превосходные результаты, мы бы даже…       - Слушайте, - доктор с сильным нажимом потёр глаза. Мужчина выглядел уставшим, он догадывался, что тут что-то не сходится. – Я бы хотел прояснить ситуацию. Могу я попросить вас ненадолго выйти? Мне нужно побеседовать с мальчиком наедине.       - Пап, скажи…       - Я подтверждаю всё сказанное. Он…       - Слышите? – тон доктора сделался нервным. – Это не займёт и пяти минут, подождите в коридоре.       Твик, уставившись на родителей, внимательно следил за тем, как они переглянулись между собой и, бросив кроткое «конечно», встали с мест и покинули кабинет. Парень не верил ни ушам, ни глазам, но прекрасно знал, что происходит и какова конечная цель.       Твик вспомнил время, проведённое в клинике. Тогда он ещё был тем Твиком, что вздрагивает от каждого шороха, непроизвольно шумит и трясётся, как осиновый лист. Воспоминания были, в какой-то степени, даже приятными, парню не нужно было посещать школу и работать на благо семейного дела: там его освободили от всего, назначили сбалансированное питание четыре раза в день, разрешали играть в шашки, шахматы, рисовать и смотреть телевизор, как престарелому. Вот она, реабилитация, золотое время, за исключением одной очерняющей детали: кофеиновая зависимость. Врачи долго не понимали, почему Твик не шёл на поправку, хотя тот изо всех сил пытался вести себя хорошо. В один прекрасный момент ломка достигла той стадии, в которой парню пришлось насильно затыкать рот махровым полотенцем. Он плохо помнит, как ползал перед медсёстрами на коленях и умолял о возвращении домой, казалось бы, подобная выходка должна была продлить реабилитационный период, но к моменту выписки приехали родители и распорядились обо всём, что касалось сына. Распоряжение обошлось им недорого. Это был ещё один удавшийся план. Твик возвращался домой напуганный, отчаявшийся, тогда бы он ещё не знал, что означает ломка, как долго он может вытерпеть, и жадно пил горчащий кипяток, что подали ему его «спасители». Позже он около четырёх дней не выходил из комнаты, не ел и не пил ничего, кроме кофе, и не знал, кого следует винить в произошедшем, поэтому обвинил самого себя и замкнулся окончательно.       Сейчас его состояние относительно стабильно, но клиника навевала настолько мрачные воспоминания, что парень не отправился бы туда и под дулом пистолета. Окончательное решение было за доктором, уставшим от поздних приёмов и смотрящим из-под густых бровей на скованное во внимании тело. Твик сглотнул и сосредоточился.       - Что ж, Твик… Твик. Фамилия и имя одинаковы?       Парень кивнул. Доктор перевёл взгляд на бумаги и спросил:       - Как так вышло?       - Они никогда не рассказывали.       - Ясно, - доктор сложил руки на столе, это ознаменовало начало диагностической беседы, в которой Твику было страшно принимать участие. – Мистер и миссис Твик сказали, что ты не ночуешь дома. По какой причине, могу я узнать?       - Потому что это отвратительное место. Это не мой дом, - сказал Твик и пожалел о том, что сразу же высказался резко. – Точнее… Это мой дом. Но мне нечего там делать.       - В каком смысле? Ты не можешь найти себе занятие?       - Нет же. Я имел в виду, что мне там не место.       - Я понял. Но почему? - доктор впился в парня цепкими глазами, которые, спустя некоторое время, остановились на тонких пальцах. Твик подумал о том, что мужчина уже уведомлён о синдроме гиперактивности, и в данный момент он ищет доказательства сего. Сегодня удача перешла на нужную сторону. Твик сидел смирно, он не был похож на человека, изъеденного червями психических расстройств, поэтому, в какой-то момент, позволил самому себе говорить прямее. То есть, честно.       - Там прошло всё моё детство. Не скажу, что оно было самым лучшим. Я даже не могу сказать, что оно было хорошим. Сносным – да. Я бы очень хотел его забыть. Полностью.       - Родители плохо с тобой обращались?       - Не знаю, - Твик вдруг вспомнил замечание Кенни и поспешил исправиться. – Ни хорошо, ни плохо. Никак.       - Они уделяли тебе недостаточно внимания?       - Они не уделяли его. Совсем.       Док взял в руки шариковую ручку и принялся постукивать ею по отполированной поверхности стола, теперь он совершенно точно напоминал психолога, а не холостяка, которого жизнь порядком утомила.       - Поэтому ты так разозлился на отца? – спросил он и даже не поменялся в лице. Твик залился краской, он боялся, что его слова прозвучат недостаточно правдоподобно.       - Я не делал этого! Было наоборот. Вот, эта царапина, - парень указал на лоб. – Не я ударил отца, а он меня.       - Хочешь сказать, миссис Твик солгала?       - Конечно. На самом деле, я вообще не понимаю, почему вы всё ещё полагаете, что у моих родителей благие намерения.       - Раз они привезли тебя сюда, я должен принять во внимание все собранные доводы. Не пойми не правильно, но я, в какой-то степени судья, должен руководствоваться всеми данными. Всё, что ты можешь сделать – это подробно описать мне своё нынешнее положение. Продолжим?       Твик уверенно кивнул. Он всё понимал.       - Расскажи мне, что происходило на самом деле.       Звонок раздался около одиннадцати часов вечера.       В это время Крейг сидел за рулём припаркованной под окнами собственного дома машины и, расслабленно растаяв на сиденье, из-под полуприкрытых век смотрел наружу. Вечерняя смена закончилась совсем недавно. В машине было холодно, ноги и руки предательски мёрзли, выманивая Такера из остывшего салона в тёплую квартиру, но что-то задержало парня здесь. Он решил, что тесное пространство даст ему возможность немного подумать.       В окнах дома семьи Твиков не горел свет. Никого не было. Крейг был уверен, что дом, мимо которого он нарочно проехал, и даже притормозил на несколько минут, принадлежит именно мистеру и миссис Твик. Ему показалось, что он всегда знал дорогу до этого места. Здание казалось уютным и ухоженным, слегка подросший, но прибранный газон переливался в свете фонаря волнами, обрамляя каменную тропу до деревянного крыльца. Мокрые от дождя стены укутали заросли художественно постриженного плюща с маленькими цветами. Именно так должен выглядеть дом счастливой старости. Крейгу даже показалось, что он знает причину, по которой Твика ни во что не ставят его собственные родители: он не вписывался в эту уютную картинку. Его беспокойный и неопрятный вид не сочетался с местным убранством и портил весь фэн шуй.       По поводу внезапного исчезновения Твика Кенни более ничего не сказал, но уверил, что волноваться здесь не о чем: сиди на жопе смирно и жди. Потом бросил последний бычок в урну и купил себе ещё пачку с сигаретами, которую тут же и открыл.       Если сказать, что Крейг не переживал – это будет ложью. Он уже видел, на что способен мистер Твик, и под конец дня не мог найти себе места, даже магнитолу выключил и непроизвольно начал прислушиваться к звукам снаружи. Тишина. Отголоски пьяной брани, шелест листвы, тихое рычание мотора припаркованной неподалёку машины цвета слоновой кости. Она, скорее, не рычала, а мурлыкала. Завлекала в сон. Крейгу не хотелось спать потому, что от нехватки информации разболелась голова.       Когда телефон вдруг завибрировал, пронзив тьму и тишину одновременно, Крейг почувствовал, как в животе всё скручивается в узел. Он схватил трубку и, прижав её к уху, принялся вслушиваться.       - Твик? - позвал он.       - Привет.       Голос на том конце провода прозвучал тихо, почти не слышно, и всё равно отозвался эхом, значит, Твик находится где-то в здании. Скорее всего, вокруг ни души.       - Фух… Ха-ха.       - Что?       - Скажи, где ты.       Послышалось шуршание. Твик замялся, а затем начал говорить ещё тише:       - Мы в больнице. Я на экстренном обследовании.       - Как это?       - Вот так. Врачи ничего у меня не найдут и, скорее всего, под утро выпустят. Я ещё здесь потому, что родители настаивают.       Крейг непроизвольно нахмурился.       - Мне что-то дали, - сказал Твик. – В сон клонит.       - Уверен? Тебя теперь всегда ближе к полуночи клонит в сон.       - Может быть, - спустя паузу в несколько секунд он продолжил: - Здесь темно и воняет хлоркой.       - Забрать тебя?       - Нет. Я сам приду, когда выпустят.       - Слушай, - Крейг потёр щёку и подпёр голову рукой, склонившись к рулю. – Почему они тебя увезли?       Твику хотелось рассказать. Очень хотелось. Сейчас он лежал в маленькой тесной палате, окутанной в полумрак, свесив ноги с кушетки и свернувшись в обнимку с простынями, и мысленно проклинал себя за то, что на предложение уехать отсюда ответил «нет». Его бы не пустили, но он и не попытался. Может, это и к лучшему. Пальцы перебирали дыры в полупрозрачной белой ткани, а из-за тесного контакта телефона с кожей вспотела щека. У самого окна горел фонарь и отбрасывал на противоположную стену огромный оранжевый квадрат, поделённый на четыре части.       - Они хотят снова запереть меня в дурдом. Это, как бы, моё наказание за плохое поведение.       - Что за чушь?       - У них не получится. Я уже сам на себя не похож, им нечего записывать в симптомы. И, это…       - Что?       Твик сжал простынь в кулаке. Сухая, скрипучая, невообразимо мерзкая.       - Спасибо. За то, что нечего.       Трепет в животе усилился. Твик редко благодарил, но делал это от всего сердца, поэтому Крейг позволил себе улыбнуться.       - Смотрите-ка, кто заговорил.       - Не смейся.       - Я даже не думал над тобой смеяться. Если скажешь так ещё раз, я приеду прямо сейчас, ворвусь в больницу, пробью охранникам головы и вытащу тебя из докторской пасти. Одно твоё слово.       Твик замолчал, он вдруг почувствовал, как в глазах защипало, и лёгкие сдавило невидимыми щипцами. Этот парень разбрасывался сумасшедшими вещами. Как же не ясно, что побитые охранники и похищенный пациент – уголовно наказуемый проступок? Будто бы его вовсе не пугали такие вещи. Твик не был знаком с понятием «сарказм», но точно знал: ещё немного времени, и всё устаканится само по себе.       - Ты там что, плачешь?       За всхлипом последовал второй, клочок простыни у левого глаза уже успел намокнуть и теперь неприятно холодил кожу.       - Боже, Твик. Я сейчас приеду.       - Не надо, - шёпот перешёл в писк и затих. Парень, будто бы, сам себе велел замолчать. Он не любил светить своими слабыми сторонами, особенно перед Крейгом, особенно сейчас. Но открыться было больше некому.       - Я надеюсь, ты им не всё рассказал?       - Не всё, - сказал Твик и заткнул дрогнувший голос простынёй, плотно прижав её к губам. Запах хлорки вдруг стал невыносимым.       - Тогда успокойся, и просто будь на связи. Я могу говорить с тобой, сколько угодно. Даю слово, если что-нибудь пойдёт не так, я приеду и лично надеру всем зад, только скажи.       - Прекрати.       - Не хочешь?       - Нет же! Я могу сам за себя постоять, как же ты ещё не понял?       Крейг зажмурил глаза, он вдруг почувствовал себя провинившимся. У Твика никогда не выходит делать вид, будто бы всё в порядке. Но это даже хорошо.       - Чего-нибудь хочешь? – спросил Такер. Твик всё ещё не пришёл в себя, но отрицательно хмыкнул дважды.       - Ясно. Хочешь, я привезу тебе пива?       - В больнице нельзя распивать спиртные напитки.       - На самом деле, там всё можно, - задумчиво пробормотал Крейг. – Я бы просто хотел тебя увидеть.       - Чёрт, - всхлипнул Твик. Ему вдруг показалось, что стены с потолком нависли совсем близко, на расстоянии вытянутой руки. – Мне нужно поспать.       - Позвони мне сразу же, как выпустят. Ладно?       - Ладно.       - Буду ждать тебя с пиццей и распростёртыми объятьями.       На последнем предложении Твик отключился, не дослушав до конца. Ощущение, что любое слово Крейга – легкомысленно, сказано в единичном и кратковременном порыве, не покидало. Казалось, ещё немного, и всё перевернётся с ног на голову также неожиданно, как изменилось отношение Крейга к Твику: враждебное на дружелюбное. Это просто не могло быть правдой. Он не мог за столь короткий промежуток времени перестать желать драться с ним и загореться необходимостью драться из-за него.       Твик вдруг понял, что причиняет ему дискомфорт в области живота вот уже несколько минут, проведённых на кушетке. Рука потянулась в карман и вынула оттуда помятую, но от этого не менее блестящую, обёртку, наполненную ломаным на куски шоколадом со вкусом черники.       Твик разразился новой порцией плача. Он даже не знал, почему. В голову пришли слова Кенни: «живи здесь и сейчас». Кажется, это не просто фраза, а какой-то относительно недавний рекламный слоган, но слизанный с уст человека, понявшего суть бесконечных жизненных конвульсий и повседневной рутины, которая исполосована трещинами проб и ошибок. Скорее всего, это был даже не один человек. Не единственный, кто понял. Твик не понимал, он вообще перестал что-либо понимать. Он не понимал, почему Крейг так привязался к нему, почему Кенни всех любит, почему Руби так зла на брата и так бережно относится к его сожителю, почему сожитель ничего не должен, и почему Крейг что-то должен ему. Что, зачем, почему? Вместо череды бесконечных вопросов вместе со сном ненадолго наступит тишина, а потом всё завертится по новой, и Твика опять захлестнёт с головой.       Но, если принять этот бестолковый слоган буквально, будет ли от этого хоть какая-то польза?       «Живи здесь и сейчас».       «Здесь и сейчас я в больнице, меня тошнит от запаха препаратов и спирта, я хочу подышать свежим воздухом, хочу набить желудок, не важно, чем, хочу, чтобы звёзды на расстоянии вытянутой руки можно было потрогать, хочу, чтобы мама с папой заткнулись, наконец, и послали меня на все четыре стороны, я хочу, чтобы тот чёртов мост снесли уже вместе с цветком, хочу пить, но больше – спать, хочу посмотреть Крейгу в глаза и отвесить ему затрещину потому, что какого чёрта он так печётся обо мне, и до сих пор не сказал, что это всё от того, что он меня любит?»       Подумав об этом, парень поднялся на ноги и, пройдя к окну, осторожно распахнул форточку.