Танец Хаоса. Догоняя солнце

Парадная лестница особняка мелонского посольства в Шардане была выполнена из белого мрамора с золотыми прожилками, украшена лепниной и изящными перилами из дуба, отшлифованными до тусклого блеска. Большие окна, которые так любили мелонские архитекторы, оказались здесь как нельзя кстати: из-за вечной серой хмари над городом света внутрь особняка проникало не слишком много. Чтобы разогнать сырость и сумрак ранней весны, повсюду горели высокие золотые светильники, и приятный запах ароматических масел наполнял воздух. Навстречу Ликарду едва ли не вприпрыжку бросился молодой слуга в черно-рыжей ливрее, округляя свои огромные голубые глаза в удивлении. Ликард знал этого парня. Кассель Годар был камердинером его старого друга, преданным ему почти что как собака, и примерно настолько же глупым. Оставалось выяснить и другой вопрос: остался ли его хозяин другом Ликарду? Или же климат при королевском дворе менял не только политические альянсы, но и что-то гораздо большее? - Милорд Ликард! – Кассель низко склонился перед ним, в голосе его звучало искреннее удивление. Его лохматая рыжая шевелюра не поддавалась ножницам ни одного цирюльника, и сколько Ликард помнил себя, волосы Касселя больше походили на воронье гнездо, чем на прическу камердинера одного из поместных лордов. Кассель выпрямился, хлопая своими длинными белесыми ресницами, придававшими ему сходства с молодым бычком, несмышленым и добродушным. Глаза у него были светлыми, столь редкими среди мелонцев, и Ликард в который раз уже задумался, кем же была его мать? Фамилию-то Кассель носил мелонскую, но ни его имя, ни его внешность ничего общего с Мелонией не имели. Наверное, бернардинка, хотя кто ее знает? Сейчас Кассель улыбался во все лицо, и улыбка его выглядела искренней. – Какая радость, что вы здесь, милорд Ликард! Какая неожиданность! Хозяин будет счастлив видеть вас! - Как и я его, - кивнул Ликард, хоть и не был уверен, что в нынешней ситуации Лайам искренне ему порадуется. Заодно и посмотришь, так ли он верен тебе, как ты всегда думал. – Но для начала проводи меня к милорду до’Галину. Я хотел бы переговорить с ним. - К сожалению, не могу, милорд Ликард, - взгляд Касселя потускнел, лицо вытянулось. Он неловко вжал голову в плечи и вновь поклонился. – Беда, милорд Ликард. Большая беда! - О чем ты? – прищурился Ликард. Судя по всему, получали подтверждение самые тревожные из его опасений. - Пойдемте, я провожу вас к милорду Лайаму, милорд. Он вам все объяснит, милорд. Лучше меня объяснит. – Кланяясь, Кассель пятился к лестнице. У него была дурацкая привычка говорить отрывисто и непонятно, которая всегда раздражала Ликарда. Но его беззаветная верность Лайаму окупала все недостатки. - Веди, - кивнул Ликард, зная, что ничего иного сейчас от него не добьется. Парадная лестница поднималась прямо от входа и раздваивалась на два белоснежных рукава, уводящих вторым пролетом вверх, на второй этаж. Потолок в добрых семи метрах над головой венчал убранный в золото и лепнину плафон, изображающий голубое небо, по которому шагал Грозар Громовержец, держа в руке свое сверкающее копье, а за ним следом с облаков спускались и остальные Молодые Боги. Мимоходом поклонившись изображению верховного бога, Ликард мазнул взглядом по шелковым занавескам на окнах, сейчас отдернутым в стороны, драгоценным вазам из тончайшего фарфора в стенных нишах, фигуре рычащего леопарда, вырезанной из янтаря, которая венчала лестничные перилла, обратившись мордой к проходу во внутренние помещения резиденции. На всю эту роскошь он успел насмотреться в Латре, и если уж по чести, то посольство в Шардане было оформлено куда скромнее, чем даже самые небогатые покои королевского дворца. Впрочем, все это крайне мало сейчас занимало его мысли. Стоило подумать о вещах куда более важных, вещах, от которых могла зависеть его жизнь. «Беда», сказал Кассель, значит, или до’Галин мертв, или попал в опалу. Второй вариант был все же менее возможен; Геспан до’Галин верой и правдой служил Мелонии уже больше трех десятков лет и слыл человеком честным, порядочным и упрямым. Одновременно с этим, полушепотом всегда упоминалась и некоторая его глупость, каковой это качество считал двор: до’Галин был напрочь лишен амбициозности, к власти не рвался, сохранял верность двору и собственного мнения почти что и не имел. В конце концов, посол в Шардане был, конечно, не последней фигурой в государстве, но и не настолько значимой, чтобы иметь хоть какое-то влияние при дворе. Вот до’Галин благоразумно ни во что и не вмешивался всю свою жизнь и вряд ли стал бы начинать это делать под старость, так что помешать он никому не мог. Только Ликард помнил, что посол отличался очень крепким здоровьем, и ему как-то даже не верилось, что он мог умереть от старости. Значит, не стоило исключать версию насильственной смерти, но если так, то кто? Взгляд Ликарда задумчиво скользнул на неказистую фигуру шагающего перед ним по коридору второго этажа Касселя. Со своими растрепанными волосами и простоватой внешностью он смотрелся совершенно неуместно на фоне изящных золотых светильников, живописных полотен на стенах, изображающих виды южной Мелонии, лепнины и пушистых ковров. Не в пример своему господину, который при дворе всегда чувствовал себя как рыба в воде. Лайама до’Витора Ликард знал с детства, они вместе росли в Левине, во дворце отца Ликарда, лорда Ладара Тан’Тамаранида, вместе учились в Военной Академии, вместе получали свои дипломы о ее окончании из рук Лорда-Протектора. Ликард мог даже назвать Лайама своим другом, если дворяне вообще могли позволить себе такую роскошь, как друзья. По крайней мере, так дела обстояли восемнадцать лет назад, когда Ликард покидал свою родную провинцию, чтобы принять титул Лорда Страны и войти в Совет при короле. С тех пор они вели переписку, иногда виделись, когда Ликард приезжал в Левин с ревизией, но это в счет не шло. Им с Лайамом нечего было делить по долгу службы, а потому и ссориться причин не имелось. Сейчас же все переменилось. Фактически, дом до’Витор являлся клятвенником дома Тан’Тамаранид, а значит, Лайам занимал по рождению положение ниже, чем Ликард. Они оба не придавали этому никакого значения, но жизнь не давала им забыть об этой разнице. Она напомнила об этом и на свадьбе Ликарда, на которой Лайам должен был присутствовать как клятвенник его дома и не мог выступить его шафером, даже несмотря на их многолетнюю дружбу. Всплыла она и позже, когда Лайаму пришлось просить дозволения Ликарда поступить на службу сюда, в Шардан, в помощь старому Геспану до’Галину, который был близким другом отца Лайама. Естественно, Ликард не имел ничего против и дозволение дал, но сам факт того, что другу пришлось просить, уже больно бил по самолюбию Лайама. Молодого лорда до’Витора всегда отличала вспыльчивость и ревнивое отношение к собственному положению. Ликард не был уверен, что уязвленное самолюбие друга не толкнет его на какую-нибудь глупость. Особенно сейчас, когда Ликард впал в немилость короля. Когда его дети находились вдали от Мелонии, чересчур маленькие, чтобы воспринять его титул. Вполне возможно, что Лайам мог попытаться воспользоваться положением, в которое угодил Ликард, и возвысить свой собственный дом до уровня Лордов Страны, прибавив к имени приставку «тан». Такое уже случалось в истории Мелонии и не раз, а значит, Ликарду следовало держать себя осторожнее с ним. Или просто ты слишком много времени провел при дворе и перестал доверять даже самым близким людям, устало подумал он, шагая следом за Касселем. Но какие бы отношения ни сложились теперь у Лайама с Ликардом, вряд ли Лайам причинил бы какой-нибудь вред до’Галину. Кажется, он был предан ему примерно так же, как Кассель был предан самому Лайаму. Рано лишившись отца, Лайам тянулся к его старому товарищу, и бездетный до’Галин привечал его, как родного сына. Вот, даже взял к себе на службу в Шардан, стремился замолвить за него словечко перед троном при всяком удобном случае, всегда выделял, подчеркивал его заслуги и достижения. А Лайам, которого Ликард знал, как своего друга, несмотря на свой сложный характер, всегда оставался человеком честным и слово свое держал. Он бы не попытался причинить вред своему покровителю. И раз так, значит, к его смерти никакого отношения не имел. Впрочем, все могло измениться. Ликард помнил Лайама-выпускника Военной Академии, задиру и картежника, волочившегося за женщинами и увлекавшегося охотой. Сейчас Лайам представлял собой нечто гораздо большее, а власть сильно меняла людей, это Ликард знал не понаслышке. Если сейчас до’Галин мертв, убит, в чем Ликард почти не сомневался, то до официального распоряжения из Латра Лайам до’Витор становился исполняющим обязанности посла Мелонии в Шардане, и вся полнота власти сосредотачивалась в его руках. И получил ли он какие-то инструкции касательно судьбы самого Ликарда? И если получил те самые, самые неудачные для Ликарда инструкции, то будет ли он выполнять волю короля или все-таки вспомнит о былой дружбе и даст Ликарду уйти? Река-то уже вскрылась. При самом неудачном раскладе я могу сесть на первое попавшееся судно на юг, в Бреготт. Оттуда ехать не слишком удобно, и дорога сопряжена с некоторыми трудностями, но можно все-таки добраться и дальше, на южное побережье Латайи. А там уж вряд ли Мирад до меня дотянется. Ликард нахмурился, невидящим взглядом глядя перед собой. Он даже представить себе не мог, чем сможет заняться на юге Латайи. Всю жизнь он провел, управляя страной, и хорош был в политических интригах и борьбе, но никак не в мирной жизни и ремеслах. С другой стороны, умирать ему хотелось гораздо меньше, чем ехать на юг. Да и там, под Мересом, есть имение, где сейчас пережидают долгую холодную зиму его сыновья с супругой. Благо тебе, Грозар, что все сложилось именно так, и они уехали еще прошлым летом. Если бы сейчас они находились в руках Мирада, ситуация была бы гораздо сложнее. - Прошу, милорд Ликард, - Кассель так резко остановился перед одной из дверей, что ушедший глубоко в свои мысли Ликард даже вздрогнул от неожиданности. Они стояли перед дверью из красного дерева, и Кассель с поклоном распахнул ее перед Ликардом. Тот сориентировался и вспомнил, что здесь располагался рабочий кабинет до’Галина, а затем шагнул через порог. - Я же сказал тебе, Кассель, я занят, - прозвучал из другого конца комнаты усталый голос Лайама. Ликард невольно улыбнулся, окидывая взглядом помещение. Все здесь отражало характер старого лорда до’Галина, считавшегося при дворе знатным чудаком и вольнодумцем. Стены оббиты панелями из светлого дерева, так любимыми эльфами, мебель плетеная из тростника. На стенах – картины эльфийских мастеров, полотна всего с несколькими мазками краски, только намечавшей очертания объектов. На полу плетеная, сладко пахнущая циновка, а стол выполнен из лиственницы, их любимого дерева. Правда, на мелонский манер он все-таки был оббит зеленым полотном, но Ликард, все же, видел четыре тонких изящных резных ножки в виде львиных лап. До’Галин никогда не отрицал своей любви к эльфийской культуре, которая и воспрепятствовала его карьере при дворе. Зато в качестве посла, контактирующего с союзническим эльфам Бреготтом, он подходил как нельзя лучше. Довершал обстановку совершенно обычный камин, смотрящийся нелепо-громоздко на фоне легкой, почти прозрачной обстановки, возле которого сейчас сидел Лайам, устало прикрыв лицо рукой. Волосы его были растрепаны еще хуже, чем у Касселя, мягкий халат на плечах и бокал с бренди в руке самым недвусмысленным образом намекали на то, чем на самом деле занят Лайам. Несмотря на свою смекалистость и исполнительность, молодой лорд до’Витор больше всех остальных способов времяпрепровождения ценил карточную игру, продажных женщин и выпивку. Впрочем, в этом он был далеко не одинок. Улыбнувшись, Ликард шагнул в комнату и небрежно бросил свои бархатные перчатки на одно из плетеных кресел у стола. - Полагаю, не настолько занят, чтобы не поприветствовать старого друга, - заметил он, невольно чувствуя радость от встречи с Лайамом. Что бы там ни изменилось, он все равно был верным другом Ликарду долгие годы. И всегда останется таковым в моем сердце, что бы сейчас ни произошло. Лайам резко вскинулся, и выражение искреннего удивления на его лице сменилось неподдельной радостью. Вскочив, он бросился навстречу Ликарду, едва не запнувшись об изящную подставку для ног, выполненную из кости. - Ликард! Боги! Как давно я не видел тебя! – Лайам улыбался во все лицо и тряс ему руку. Он был того же роста, что и Ликард, темноволос и темноглаз. Правда, сейчас под глазами у Лайама виднелись мешки, на щеках проступала щетина, да и пахло от него перекисшим вином, из чего Ликард сделал вывод, что дела действительно идут не слишком-то хорошо. Обычно Лайам тщательно следил за собой и никогда настолько не запускался. – Как же я рад тебе! Ты даже не представляешь себе, насколько вовремя ты приехал! - А я думал, ты не слишком-то обрадовался, - осторожно улыбнулся Ликард, кивая головой на стоящего в дверях Касселя. Лайам непонимающе моргнул, затем скривился и отмахнулся. - Слуги передали, что видели паланкин у входа в особняк, и я решил, что принесло очередного торговца или просителя, которому вздумалось трепать мне нервы именно сейчас. Вот и сказал Касселю, чтобы тот никого не пускал. Но тебе, Ликард, я рад, так рад, что ты и представить себе не можешь! – он взглянул поверх плеча Ликарда на своего камердинера: - Кассель! Подай вина и завтрак на двоих. И вели никого больше не пускать сюда, ни одну живую душу. Если кто-нибудь притащится, отсылай всех прочь. Сегодня приемов не будет. - Слушаюсь, милорд, - пробубнил, кланяясь Кассель, а затем вышел и прикрыл за собой дверь. Ликард внимательно взглянул на друга, пытаясь понять, действительно ли он радуется искренне. Впрочем, Лайам никогда не умел скрывать своих эмоций, и по лицу его можно было прочитать даже о том, что ему снилось ночью. Сейчас на нем была написана усталость, горе, но и надежда, причиной которой, судя по всему, являлся Ликард. Сам он не был уверен, что рад этому. Как бы Ликард хорошо ни относился к Лайаму, как бы ни хотел ему помочь и разделить его горе, но у него сейчас и собственных проблем имелось достаточно, чтобы взваливать на плечи еще и груз чужой ответственности. Но сначала, все же, нужно было прощупать почву. Взглянув на друга, Ликард осторожно спросил: - Здесь что-то случилось, Лайам? Я заметил, что отсутствует знамя милорда Геспана, да и Кассель поминал, что у вас какая-то беда… - Беда, Ликард, - лицо Лайама потемнело, он кивнул, сжав зубы, и указал Ликарду на кресло у камина. – Садись. Разговор будет долгим. Судя по виду Лайама, вряд ли здесь что-то угрожало жизни Ликарда, другу явно было не до интриг при королевском дворе, по крайней мере, в конкретный момент времени. Лайам выглядел настолько встревоженным, что даже не спросил Ликарда о цели его визита, что уже говорило о многом. В любом случае, все это несколько поумерило опасения Ликарда. Он потянулся к стоящему на маленьком приземистом столике кувшину с бренди и налил себе бокал, выжидающе поглядывая на друга. Лайам опустился в свое кресло, подхватил отставленный бокал и, сделав глоток, мрачно проговорил: - Геспан мертв. Убит несколько дней назад. - Убит? – вскинул брови Ликард, понизив голос. Лайам всегда отличался прямотой, но даже ему обычно хватало ума держать язык за зубами там, где их могли услышать. А коли до’Галин мертв, значит, в посольстве Мелонии стало явно небезопасно. – Ты уверен? - Уверен, - кивнул Лайам. Губы его скривились в полной боли улыбке. – О, конечно же, все выглядело как обычная болезнь! Никто бы не подкопался, так хорошо все обставили. Но меня не обманешь, Ликард! Я точно знаю, что Геспана убили. Не знаю только, кто. – Глаза Лайама сузились от ярости, пальцы со скрипом сжались вокруг бокала, побелев. - Расскажи мне все, - тихо попросил Ликард, придвигаясь ближе к другу, чтобы тот не орал. Впрочем, Лайам, даже несмотря на горе, все равно соблюдал осторожность. Бросив взгляд на дверь, он подался вперед и совсем тихо заговорил, настойчиво глядя Ликарду в глаза. - Это началось три месяца тому назад, через неделю после Ночи Зимы. Геспан пожаловался на боли в желудке, которые мучили его всю ночь. Мы обратились к лекарям наместника, те осмотрели его и прописали порошок, который он должен был принимать каждый день. Сказали, что из-за острой пищи и курения у него что-то повредилось внутри, и что ему нужно питаться аккуратно и воздерживаться от излишеств. – Губы Лайама пренебрежительно поджались. – Геспан пропил порошок, и ему действительно стало лучше, но через две недели боли повторились. Мы снова вызвали лекарей, и они снова его осмотрели и сказали то же самое, а к первому порошку добавили еще какие-то травы. Геспан пил их, выполнял все предписания, но ему становилось все хуже и хуже. Месяц назад он настолько обессилел, что перестал вставать с постели. А три дня тому назад умер. Лайам сжал зубы так, что Ликард отчетливо расслышал хруст его челюсти. Зажмурившись, Лайам залпом допил свой бренди и потянулся к кувшину, чтобы налить себе еще. - И что же сказали лекари? В чем причина смерти? – нахмурился Ликард. То, что он услышал только что, вовсе не напоминало ему убийство. Он не раз и не два слышал о таких смертях. Дворяне позволяли себе вести довольно разгульный образ жизни и подрывали свое здоровье бесконечными попойками и изысканной пищей, допиваясь до опухолей и смерти. Ликард, правда, никогда не слышал о до’Галине, чтобы тот позволял себе излишества, но он и не настолько близко знал посла, чтобы утверждать, что тот этого не делал. - Лекари говорят: опухоль желудка, - поморщился Лайам. Взгляд его был мрачным. – Допился, якобы. Только я тебе вот что скажу, Ликард. Геспан до’Галин последние три года вообще не пил ничего, крепче эльфийского вина, да и того не больше пары глотков за обедом. Он был глубоко верующим человеком, часто посещал храм, молился и постился, ел очень аккуратно. Не могло у него быть проблем с желудком из-за пищи. Его отравили, я в этом совершенно уверен. - Почему ты так уверен? – уточнил Ликард, все еще сомневаясь. Лайам всегда отличался горячим нравом, в этот раз он тоже мог дать маху. Во всяком случае, пока еще Ликард не услышал ничего, что наводило на мысли об убийстве. - Я не только к лекарям обращался, Ликард, - Лайам еще больше понизил голос, почти что зашептал, настойчиво глядя в глаза друга. – Я тут весь город на уши поставил, чтобы его вылечить. Истинного жреца нашел, и тот осматривал Геспана. Жрец клялся, что Геспан здоров, как бык, и что у него нет никакой болезни, а тот чах день ото дня, все слабел. Что это еще, если не яд? - Жрец сказал, что Геспан здоров? – Ликард нахмурился. Здесь что-то не вязалось. Истинные жрецы, способные соединяться с одним из Источников, с помощью божественной энергии могли исцелять и ставить на ноги больных почти что со смертного одра. Уж истинный жрец обязательно заметил бы яд, а коли это был не он, то нашел бы причину болезни до’Галина. Ликард сам не единожды пробовал на себе этот способ исцеления и с уверенностью мог сказать, что истинные жрецы способны были излечить все, кроме смерти. – Ты уверен, что это действительно был истинный жрец, Лайам? Что он не наврал тебе, что способен соединяться? - Ты в себе, Ликард? – Лайам недоверчиво взглянул на него. – Естественно, он не врал! Это же жрец! Первый Жрец Шардана, один из сильнейших. Он осматривал Геспана несколько раз и только руками разводил. - Но этого не может быть! – воскликнул Ликард, чувствуя себя абсолютно сбитым с толку. – Здесь что-то не вяжется, Лайам! - Вот и я тебе о том же говорю, Ликард, - мрачно кивнул тот. – Первый Жрец Шардана клялся, что Геспан здоров, бился над ним изо всех сил. Я сам видел, как он недоволен, что не может понять, почему Геспану только хуже, как злится, что ничем не может ему помочь. И в конце концов, так ничего и не сделал. - Может… - Ликард остановился, не договорив. В голове не было ни одной мысли, он чувствовал себя в лодке посреди стремнины, потерявшей управление и увлекаемой течением неведомо куда. Ликард ненавидел так чувствовать себя, он ненавидел не понимать, что происходит. Обычно такое непонимание заканчивалось плачевно, как и в ситуации Геспана до’Галина. – Может, он действительно был болен? – Лайам всплеснул руками и выпрямился, а Ликард подался вперед, пытаясь уговорить друга. – Послушай, истинные жрецы, конечно, творят чудеса, но есть и такие недуги, которые им неподвластны. Что если у него была какая-то из болезней крови? Говорят, бывают внутренние опухоли желудка, такие страшные, что никто не может их вылечить, даже самые сильные из жрецов. Может, у Геспана была такая? - Не было у него ничего. – Лайам выглядел сердитым, как пес, у которого отобрали кость. – Я спрашивал жреца. Тот сказал, что нет у него никакой опухоли, что он полностью здоров, но при этом умирает. Ты понимаешь, что это значит? - Нет, - честно признался Ликард, глядя на друга. - Это значит, что кто-то очень хотел, чтобы он умер, - тихо проговорил Лайам, пристально глядя на него. - Это значит, здесь какое-то колдовство, против которого истинный жрец был бессилен. - Что же это за колдовство такое? – Ликард недоверчиво хмыкнул. Жрецы могли распознать любую напасть, которая приключалась с человеком. – Если бы это было колдовство, уж наверное, Первый Жрец Шардана его бы почувствовал. - Ну а что, если не оно, Ликард? – едва не вскрикнул Лайам. С трудом взяв себя в руки, он несколько раз вздохнул, успокаиваясь, а затем вновь заговорил, тихо и настойчиво: - Когда жрец не смог ничего сделать, я решил зайти с другой стороны. Кассель нашел в городе ведьму, какую-то полоумную старуху, что балуется с Тенями и лечит травами. По крайней мере, все, кто ее рекомендовал, говорили, что она знает, что делает. Сам знаешь, это не слишком-то законно, даже здесь, в Шардане, где за деньги закрывают глаза на все. Но я все равно старался очень тихо все это провернуть, чтобы никто не узнал. В общем, привели сюда эту старуху. Она шептала над ним, травы жгла, ворожила чего-то. А потом и сказала мне, что ничего не видит такого, почему Геспану не жить дальше, но что он все равно умрет. - Так и сказала? – вздернул бровь Ликард. – Но это же чушь какая-то! - Так и сказала, - кивнул Лайам. – Я ей золота едва ли не в глотку горстями заталкивал, молил ее сказать, отчего он умрет, а она только твердила, что не знает, не видит и ничем помочь не может. Я ей даже пригрозил, что сдам ее церкви, если она мне ничего не скажет. Она только расхохоталась, сказала, что ничем помочь не может, и ушла. - И что ты думаешь об этом? – спросил сбитый с толку Ликард. - Я думаю, что она не врала и действительно ничего не могла сделать, - проговорил Лайам, глядя ему в глаза. – Я думаю, что это выше ее сил. И, хоть я не могу этого никак доказать, я совершенно уверен, что Геспана убили. – Пальцы его вновь побелели, стискивая бокал. – И я найду того, кто это сделал, жизнью своей клянусь. Ликард взглянул на друга. Брови Лайама сошлись к переносице, и вид у него был решительный. Ликард знал этот взгляд. Когда Лайам смотрел так, это означало, что он окончательно и бесповоротно уперся, и что свернуть его с выбранного пути уже не сможет ничто. Он открыл рот, чтобы вновь попытаться переубедить друга, но тут дверь в кабинет открылась, и вошел Кассель с подносом в руках. Отодвинувшись друг от друга, они потягивали бренди и ждали, пока камердинер Лайама накроет на стол. Парень поставил серебряный поднос, накрытый салфеткой, прямо на бархатное зеленое полотно, сдернул салфетку, и по комнате поплыл приятный запах жареного бекона, рассыпчатого молодого картофеля, знаменитой мелонской выпечки. Ликард так соскучился по домашней еде, что невольно втянул носом вкусный запах. Лонтронцы ели скудную, однообразную пищу, хоть в резиденции Великого Жреца изо всех сил стремились продемонстрировать свои кулинарные таланты лучшие повара Васхиля. Зато следующие две недели на корабле Ликард вынужден был питаться стряпней корабельного кока, и теперь его буквально воротило от одного вида говядины, свинины и бобов. На подносе обнаружилась и пузатая бутыль, но ни Ликард, ни Лайам никакого интереса к вину не проявили. Глаза Лайама были красными то ли от выпитого, то ли от бессонной ночи, и он настойчиво прикладывался к бренди из бутыли. Ликард же не спешил пить и по другой причине. Раз кто-то так легко отравил до’Галина, и ему не помешал ни истинный жрец, ни лекари, ни ведьма, значит, этот кто-то запросто мог теперь взяться и за Лайама. Следовало быть осторожным, очень осторожным. И лучше пусть Лайам пьет свое бренди; напиток этот достаточно крепок для того, чтобы любая зараза в нем растворилась или хотя бы растеряла большую часть своих отравляющих свойств. Кассель вышел, прикрыв за собой дверь, и Ликард повернулся к другу. - Кто мог хотеть зла Геспану? Кому выгодна его смерть и почему? - Я просто не знаю, Ликард! – с тяжелым вздохом покачал головой Лайам. – Я уже все мозги себе вывихнул, пока пытался додуматься. - Давай подумаем вместе, - Ликард опустил свой бокал на стол и сцепил пальцы в замок. – Во-первых, если это был яд, то как это могло произойти? Кто готовил еду Геспану? - Когда он впервые пожаловался на боли в желудке, готовили повара, работающие здесь последние лет десять. Я специально перепроверил всю кухню: новых людей не нанимали как минимум три года. Ты знаешь, Геспан был очень консервативным человеком, не любил нового. – Лайам принялся разглядывать на свет свой бокал, глаза у него были красными. Бренди только распалило его гнев, и Ликард не был уверен, отчего он едва сдерживает слезы: от горя утраты, от ярости и желания отомстить, или от всего одновременно. – Когда выяснилось, что порошки лекарей не помогают, я сократил всех поваров, кого взяли на работу в последние годы. Когда и это не помогло, готовить стал мой Кассель. Он удивительно хорошо стряпает, как мы выяснили. Так что не беспокойся и ешь, все это делал он. - Спасибо, - кивнул Ликард, все-таки не удержавшись и сцапав с подноса булочку. Она пахла столь превосходно, а он так давно уже не ел хорошей выпечки, что желудок с остервенением набрасывался на самого себя. Откусив кусочек, Ликард удивленно вздернул брови. Кассель действительно очень неплохо готовил. - Теперь меня кормит только Кассель, из рук никого другого я и куска хлеба не возьму, - мрачно проворчал Лайам, вновь делая глоток бренди. - Значит, не повар, - задумчиво проговорил Ликард, пережевывая мягкую булочку. – Может, вино? Ты говорил, Геспан пил эльфийское. - Да, - кивнул головой Лайам, и лицо его помрачнело еще больше. – Все эти годы Геспан поддерживал добрые отношения с послом Лесного Дома, Вазиром Раданом. Иногда Радан заходил к нам по вечерам, и они играли в литцу, общались. Мне все это не слишком нравилось, поэтому я не участвовал в таких посиделках. - Почему не нравилось? – прищурился Ликард, глядя на друга. Лайам скривился. - Что бы там Геспан ни говорил мне, как бы ни старался нас подружить, а мне бессмертные никогда не нравились. Да и Радан этот… Холодный, как гадюка, улыбается, а глаза будто лед. И смотрит на тебя так, словно ты маленький несмышленый ребенок, а ему любопытно, что ты выкинешь в следующий момент. Геспан всегда говорил, что я перегибаю палку, что Радан относится ко мне ровно так же, как и ко всем остальным, но все равно. – Лайам повертел бокал в пальцах и вновь пробормотал: - Все равно… Это следовало взять на заметку. Вполне возможно, что Лайам передергивал. Он всегда был вспыльчивым и своенравным, довольно ревнивым человеком. Ликард помнил, что Лайам всегда скалил зубы и рычал на всех благородных подростков, что пытались еще в Академии наладить с Ликардом дружеские отношения. Из-за этого обостренного чувства собственничества у него и с женщинами всегда возникали проблемы. Не раз и не два он дрался на дуэлях за женщину, которую считал своей, даже несмотря на то, что она и имени-то его не знала. Один раз даже был сильно ранен в плечо и едва не погиб, да и скандал разгорелся нешуточный: в Военных Академиях дуэли были строго запрещены. Примерно так же он относился и к Геспану, а учитывая, что тот заменил ему отца, вряд ли Лайам стал бы спокойно относиться к другому молодому существу, с которым Геспан проводил время. Пусть даже это существо только выглядело молодым, а на самом деле было, скорее всего, ровесником основателя рода самого лорда до’Витора. С другой стороны, вполне могло быть и так, что эльф умышленно отравил Геспана, поднося ему вино. У этого Радана была вся вечность, чтобы приручить Геспана к собственному обществу, заставить его поверить своему слову, пристрастить к хорошему вину, а потом подсунуть бутылку с ядом, который медленно, но верно и убил его. Или даже больше того. Ликард задумчиво потер подбородок. Эльфы ведь тоже были колдунами, причем все они, от мала до велика. Пусть их дар имел не ту же самую природу, что и дар истинных жрецов, пусть к Источникам Энергии они никакого отношения не имели, как и к Теням, да только все прекрасно знали, что эльфы обладают силой определенного рода и в некоторых случаях бывают даже сильнее человеческих ведунов. Могло ли быть так, что этот Радан отравил лорда до’Галина при помощи своей силы, так тщательно замаскировав ее, что этого не разглядел даже истинный жрец? Ведь чтобы увидеть что-то, нужно знать, как оно выглядит, а коли сила эльфов и сила жрецов к одному источнику не относились, то жрец и вовсе мог не распознать ее. - Это не он, - буркнул Лайам с таким лицом, словно из него слова клещами тянули. Ликард вздрогнул, вырываясь из размышлений, и удивленно взглянул на него. - Не он? - Если ты думаешь, что это эльф отравил Геспана, то сразу тебе говорю, это не он. Мне бы очень хотелось его во всем обвинить, да вот только они действительно были друзьями. Радан искренне пытался помочь Геспану, вылечить его. Даже своих лекарей присылал, и они его смотрели. И на похоронах он был. – Лайам говорил отрывисто, глядя в свой бокал с ненавистью, словно тот был виноват в смерти Геспана. – Я его терпеть не могу, Ликард, но это не он, говорю тебе. - Ты так уверен? – с сомнением прищурился Ликард. - Да, - кивнул Лайам. – Он мерзкий ледяной и скользкий гадюк, но если бы он хотел убить, поверь, он бы сделал все так, что я ни за что бы не догадался. И уж точно не сейчас. - Почему не сейчас? – Ликард только теперь понял, что уже дожевал булочку и принялся за вторую, закрутив вокруг нее ломтик бекона. - На юге волнения, Ликард. Гномы чего-то темнят, мутят воду, впрочем, как и всегда. Радан традиционно поддерживает в конфликте сторону ильтонцев, да и нам она выгодна. Так что на совете у наместника они с Геспаном выступали единым фронтом против посла гномов, и к ним прислушивались. Его мнение много значило для Радана, да и вообще, - Лайам вздохнул и потер лицо рукой. – Не он это, Ликард, говорю тебе. Надо искать в другом месте. - И в каком же? У тебя есть какие-нибудь идеи? - Да никаких, - развел руками Лайам. – С троном Геспан никогда не враждовал, во всем и всегда держал сторону короля и Лорда-Протектора, а когда все-таки бывал не согласен, вел себя достаточно осторожно, чтобы и себе не насолить, и отношения с дипломатами не перепортить, пока мнение короля не менялось в лучшую сторону. Тем более последние годы политика в отношении Шардана была достаточно стабильна, никаких резких поворотов, смен курса, да ты и сам знаешь. При дворе у него врагов никогда не было, как и друзей, в общем-то. Да и здесь тоже он никому не мешал. Так что я просто не знаю. - Что с его бумагами? Ты их разобрал? – Ликард стряхнул с пальцев крошки и взглянул на поднос. Булочек там больше не было, остался только бекон и ломти свежего хлеба. - Разобрал, - кивнул Лайам. – Перебрал все не по одному разу, пересмотрел, перенюхал. Нет там ничего. Мы все дела вели вместе, он меня во все посвящал. Если бы что и было, я бы знал об этом. - Ну хорошо. – Ликард поборол в себе желание доесть бекон и очень серьезно взглянул на друга. – Тогда ты мне скажи, кому же мог помешать Геспан? Ты же, наверное, хоть кого-то подозреваешь? - Если бы подозревал, Ликард, он был бы уже мертв, поверь мне, - мрачно отозвался Лайам, наливая себе еще бренди. - Ты бы поел, - испытав легкий укол стыда, Ликард пододвинул к Лайаму тарелку с остатками бекона. – Сейчас утро, а тебе нужна свежая голова. - Вчера я похоронил человека, который заменил мне отца, и имею право оплакать его, - проворчал Лайам. - Оплакать, а не залить бренди, - Ликард вновь настойчиво подтолкнул тарелку, и Лайам, скривившись, все-таки взял ломоть мяса. – Чтобы понять, кто виноват во всем этом, тебе нужно будет хорошенько все обмозговать. А для этого твоя голова должна работать, понимаешь? - Иди ты к бхаре, - вновь поморщился Лайам, но бекона откусил и принялся без особой охоты жевать. Откинувшись на спинку плетеного кресла, Ликард подцепил свой бокал и задумчиво отпил глоток. Пока что из всего сказанного другом его внимание зацепил только эльфийский посол. Вполне возможно, хоть Лайам так не считал, что смерть Геспана – его рук дело. В конце концов, эльфы всегда преследовали лишь свои собственные интересы, меряя время совершенно иной шкалой, нежели смертные. Для них тот или иной стратегический ход мог растягиваться на столетия, ведь им принадлежала вся вечность мира, и они могли позволить себе просчитывать игру на много людских поколений вперед. Да и повод у Лесного Дома имелся: им не давала покоя провинция Рамасан, единственная в Мелонии провинция совместного проживания людей и эльфов. Если они опять решили вмешаться во внутренние дела страны и попытаться добиться для эльфов Рамасана каких-либо привилегий… - В любом случае, я очень рад, что ты здесь, - твердо проговорил Лайам, глядя на Ликарда, и тот выжидающе посмотрел в ответ. – Без тебя было бы совсем тяжко, и один бы я в этом всем не разобрался. А с тобой мне будет гораздо проще. Ликард ощутил, как внутри заскребли кошки. Он ждал, что рано или поздно Лайам попросит его остаться и помочь ему, но надеялся, что это будет не так скоро, и что он успеет обдумать, как повежливее отказать, чтобы друг не обиделся. Лайам всегда отличался взрывным характером, а сейчас, в горе, и тем более мог вспыхнуть по любому поводу. - Лайам, видишь ли, я только что с Совета Земель, - осторожно начал Ликард, потянувшись к кувшину с бренди, чтобы налить себе еще. – Мне необходимо вернуться в Латр с докладом королю. Полагаю, он захочет как можно скорее выслушать мои известия. - Вряд ли, - криво усмехнулся Лайам, хмуро глядя на Ликарда и делая еще глоток из своего бокала. Ликард заморгал, непонимающе разглядывая друга. - В каком смысле? - Позавчера прилетела птица из Латра. Мне было не до того, организовывал похороны и все такое, - Лайам опустил глаза к бокалу, заморгал, немного помолчав. Ликард ждал его слов, будто приговора, но торопить его не решился. – Я подумал, что это какая-то шутка, чего ж тебе делать-то в Шардане, коли возвращаться через Дагмариен удобнее в такое время года, но еще раз говорю, мне было не до того. – Лайам поднялся, прошагал к столу и выдвинул один из хитроумно встроенных в боковую часть столешницы плоских ящиков. Покопавшись там, он выудил маленький костяной цилиндрик, в каких обычно переносили послания почтовые голуби, и кинул его в руки Ликарду. – Читай сам. Понятия не имею, что это значит, но я рад, что так получилось. Мне очень нужна твоя помощь сейчас, один я не справлюсь. Ликард механически кивнул, ни о чем не думая и быстро разворачивая тоненькую бумажку, упрятанную в половинку, оставшуюся от вскрытого цилиндра. Хвала богам, хоть пальцы не дрожали, хоть все внутри него замерзло в один большой ледяной пузырь. Читать собственный приговор было очень страшно, но гораздо страшнее было жить в неведении. Только вот приговора своего Ликард так и не понял, развернув бумажку и удивленно заморгав от прочитанного. Крохотные буквы гласили: «Прибывшему в Шардан Лорду Страны Ликарду Тан’Тамараниду оставаться в городе до поступления дальнейших указаний. Краткий отчет о проделанной на Совете Земель работе отправить голубем в Латр. Коронованный светом, его величество Мирад Тан’Камардан». - Теперь мы сможем вместе во всем разобраться. – В голосе Лайама звучало искреннее удовлетворение. Ликард же так не считал. Сейчас он был не в состоянии разобраться даже в содержании этого короткого послания.