Танец Хаоса. Догоняя солнце

Весеннее солнце с каждым днем набиралось все большей силы и щедро дарило ее замерзшей, иссохшей за долгую зиму земле. Остатки снега совсем истаяли, превратившись в лужи и ручьи, в бурливые густые тучи, то и дело затягивающие небо и без конца проливающие вниз целые тонны дождевых капель. Земля жадно впитывала каждую капельку воды и света, и распускалась, стремительно расцветала, будто влюбленная девчушка с глазами искристыми, как звезды. Леса оделись прозрачно-зеленой лиственной дымкой, нежной и сочной, трепещущей на ветру как крылья бабочки. Из каждого самого крохотного клочка земли к небу тянулись зеленые нити травы. Высовывали свои ручки-листочки подорожник, мать-и-мачеха, дикая фиалка, зацвела в лесах сиренево-розовая медуница, рассыпались белые звездочки кислицы по укрытым зеленым мхом пушистым кочкам. Лес звенел от солнечного света и птичьих трелей, и Вель, бродящей там, когда выдавалась свободная минутка, казалось, что она слышит, как текут соки внутри деревьев, как медленно и величаво-глухо стучат сердца старых разлапистых дубов с потрескавшейся корой, как дышат подпирающие самое небо длинные ветви лип. И небо было таким прозрачным, таким текучим, что буквально проливалось сквозь ветви прямо на плечи и макушку Вель. Она подолгу стояла под деревьями, запрокинув голову и глядя сквозь ажурный узор молодой листвы туда, в голубую прозрачную высь. И странное ощущение разливалось в груди, предчувствие, которому не было имени, золотая щекотка прямо между ребер, которая терзала, не давала покоя, лишала сна. Словно весь мир замер на грани, как капля дождя на самом краю листа, набирающаяся потихоньку, но все никак не решающаяся сорваться вниз. И в этом напряженном ожидании одна Вель таращила свои круглые глаза вокруг и все не могла понять, чего же она ждет? Что происходило в этом странном мире вокруг нее? Что в нем вот-вот должно было произойти? А в груди тянуло и тянуло, и в игре света и тени на первой листве под ногами, в полосатых черно-белых узорах березовых рощ, в странных росчерках рваных весенних туч в небе над головой ей мерещились те самые, долгожданные, заветные серо-голубые глаза, глядящие на нее из немыслимой дали. И отчего-то Вель казалось, что еще вот-вот, еще совсем немного… А тем временем жизнь неторопливо текла себе вокруг нее, обтекая со всех сторон ее, замерзшую посреди потока, не замечая ее. Деревня готовилась к новому севу, крестьяне выбирались на свои поля, копались в огородах, подновляли имущество и дома после долгой зимы. Со смехом носилась по мхам детвора, которой все было нипочем, что лето, что зима, что дождь, что солнце. Деревенский жрец Минай все так же пил, и отец Вель все так же замещал его в храме, проводя службы, а сама Вель все так же мела полы и счищала нагоревший на подсвечниках воск. Первый ажиотаж от скорого приезда Карателей спал. Церковные наемники не спешили ехать в Зарядье, и сколько бы ни вглядывался содержатель гостиницы «Три дуба» Дамер Дарней в горизонт над пыльным южным трактом, а все не было там видно никого, кроме двуколок зажиточных фермеров из отдаленных деревень, которые привозили в деревню на продажу последние запасы припасенного еще с прошлого года сена для тех безалаберных хозяев, кто не смог прошлым летом заготовить впрок и теперь вынужден был покупать. И комнаты, которые три недели назад они с таким усердием готовили для Карателей, все стояли пустыми и благополучно пылились. Вель уж начала думать, что и вовсе Каратели в их глушь не сунутся, решив, что здесь точно бессмысленно искать то, зачем они и ехали в эти края, но они все-таки сунулись. Как-то рано с утра, еще задолго до рассвета, ее разбудил шум внизу, на первом этаже дома, и приглушенный голос отца, который что-то говорил матери. Ночь была совсем тихой, солнце дремлющим котом прятало свой раскаленный глаз за горизонтом, на темном бархатном небе поблескивали звезды. И так стыло было, так не хотелось высовывать нос из-под теплого одеяла, что Вель только зевнула и накрылась им поуютнее, чтобы доспать положенный час. Но голоса внизу не стихали, да и с улицы, сквозь маленькое окошко под самой стрехой крыши, до нее долетел какой-то шум. Поначалу Вель и не разобрала сквозь полусон, что это такое, но вскоре назойливый бубнеж отца и загремевшая тарелками мать внизу все-таки согнали сон целиком, и она со вздохом открыла глаза. Завернувшись в одеяло, Вель соскочила с кровати и, поджимая на холодном полу замерзающие пальцы ног, выглянула в окошко. Видно в нем почти что ничего и не было, над забором просматривался только отдаленный фонарь над входом в гостиницу с одной стороны, а с другой была только сплошная ночная тьма, накрывшая поля и рощи своим крылом. Но оттуда, со стороны гостиницы, доносились отчетливые человеческие голоса, а на пороге мелькала какая-то фигура, то и дело мечась в скудном свете от фонаря. Это был кто-то тощий, но кто именно, Марл или Инней, Вель с такого расстояния не распознала. Вель нахмурилась, непонимающе глядя туда. Обычно обоих конюхов было не добудиться, и на работу они приползали, позевывая, когда солнце уже поднималось довольно высоко. И раз кто-то из них сейчас шумит у гостиницы, значит, ожидаются постояльцы. А это или первый в нынешнем году торговец, или Каратели. Сон моментально как рукой сняло с Вель. Сбросив с плеч одеяло на примятую постель, она начала быстро натягивать на себя обычные шерстяные штаны, рубаху и куртку, торопливо соображая. Все книги Вель загодя понадежнее упрятала в лесу, но стоило бы сходить и проверить свой схрон, убедиться, что никто его не обнаружил. Детишки часто играли в окрестных рощах, могли раскопать ненароком. Ничего они там, конечно, не поймут, потому как мало кто в деревне был обучен грамотности, но родителям разболтать о припрятанных в лесу книгах могут, а те, в свою очередь, и Карателям передадут. Но сначала Вель должна была убедиться в том, что это именно Каратели. Потому как если все-таки торговец, книги у него нужно было купить быстро и тихо, а затем хорошенько перепрятать, пока никто не успел заметить, что именно он ей привез, и опять-таки, не рассказать Карателям, когда они появятся в деревне. Кое-как заправив рубаху в штаны и натянув тяжелые ботинки, Вель с грохотом скатилась вниз по лестнице. Отец уже сидел за столом в небольшой, жарко натопленной комнате возле печи. Мать суетилась, собирая на стол нехитрый завтрак. Она встала гораздо раньше них обоих, натаскала воды, принесла свежего молока от соседей (своей коровы у них не было), и теперь ловко вытаскивала из открытого, пышущего жаром зева печи длинным ухватом большую кастрюлю с кашей. - Доброго утра, - Вель плюхнулась за стол и пододвинула к себе стакан с белым молоком, стоящий возле кувшина. – Что происходит? Почему так рано встал, отец? - Мальчишка Ренея Мадвина, что по поручению отца ездил вчера в Вершки, вернулся вечером и сказал, что Каратели прибыли к ним и собираются сегодня ехать сюда. Вот Дамер Дарней и задумал их встретить, как полагается. Да и я решил начать службу раньше, пусть видят, что мы здесь – народ верующий и чтим богов не меньше, чем это делают в Васхиле. В голосе отца слышалась сдержанная гордость. Вель воздержалась от комментариев, отпив молока. На ее взгляд, показателем веры не могло быть состязание с кем-либо в более правильном и ревностном исполнении обрядов, но при отце она никогда не сказала бы подобного. Для него дела обстояли совершенно наоборот. Мать в переднике и простом шерстяном платье, выставила на стол кастрюлю с кашей. Несмотря на ранний час, выглядела она свежей и собранной, как всегда. Толстая темная коса спускалась на плечо, глаза смотрели ласково и мягко. Проходя мимо за тарелками, она по привычке пригладила торчащие во все стороны волосы Вель своей теплой, разбитой от работы рукой. - Может, хоть сегодня наденешь платье, доченька? – с тихой грустью и без особой надежды в голосе спросила она. – Все-таки божьи воины приехали, может, понравишься кому из них. - Мне сегодня поработать придется, мам, - Вель неловко вжала голову в плечи, глядя в свое молоко. Ей всегда становилось очень остро не по себе, когда мать говорила о ее возможной свадьбе. Хвала богам, что ее до сих пор никто не попытался насильно выдать, а может, просто охотников взять не нашлось. – В штанах работать удобнее и сподручнее. - Отец, хоть ты ей скажи, - мать с надеждой взглянула на мужа, но тот только тяжело вздохнул и махнул рукой. - Да никто ее замуж не возьмет. Обрюхатят разве что, да и все. Не нужно нам этого, пусть ходит, как ходит. Вель только опустила нос в кружку, радуясь неожиданному заступничеству отца. Мать начала ворчать, что зря он так говорит, и что Вель достаточно симпатичная, чтобы даже божий воин счел ее достойной, но все это было уже неважно. Потрясающим образом родители умели чистосердечно заботиться о ней и желать ей блага, совершенно не понимая при этом, насколько сильно унижают и как много причиняют боли. И где же тогда твое добро, Грозар? Где же вся справедливость, о которой бесконечно твердят люди? Я вижу лишь глупость, которая не может принести другим ничего, кроме страдания. Пока она вяло жевала кашу, стараясь не поднимать глаз от тарелки лишний раз, мать вновь попыталась пригладить ей волосы. Вель отстранилась и заворчала, и мать со вздохом опустила руки. - Ну что же ты за чудо-то у нас такое? – грустно пробормотала она. – Вон, подруга твоя, Лайна, уж до чего ладная девчонка. Ребята к ней толпами ходят. Взяла бы, да и поучилась бы у нее, как правильно держать себя, как одеваться, чтобы другим нравиться. Опустив голову как можно ниже, чтобы со стороны не было видно ее ухмылку, Вель вновь вернулась к своей каше. Конечно, знала бы мать, какой Лайна умеет бывать ладной, и кто именно на самом-то деле ее интересует. Хотя, наверное, если бы она действительно узнала об этом, если бы даже одно такое подозрение закралось ей в голову, Вель бы ничего хорошего не ждало. В их глуши никогда ничего подобного не случалось, чтобы люди одного пола проявляли друг к другу внимание. Да, девчонки вечно смеялись, обнимались и за ручки бегали, но это было совсем не то. Совершенно не то, что делала Лайна. У них с Вель все как-то само началось, хоть Вель и подозревала, что Лайна много лет пристально изучала ее, следила за каждым жестом, каждым взглядом, каждым словом, чтобы знать, как приручить диковатую дочь церковного служки. Через год после знакомства Вель перестала шарахаться, когда Лайна брала ее за руку. Через два – позволила поцеловать себя впервые, хоть это был самый, что ни на есть, невинный поцелуй, в котором не было ничего, что намекало бы на чувства Лайны. А еще через пару лет Лайна впервые увлекла ее за собой в летнюю ночь, и как-то так само получилось, что она буквально ввернулась в объятия Вель, и смотрела на нее своими темными глазами, призывно и робко одновременно, и губы ее сами приоткрылись и подрагивали, словно она хотела что-то сказать или… В общем, тогда-то Вель впервые и нарушила все законы и традиции, принятые в их крохотной деревушке, и сделала то, о чем здесь никогда и слыхом не слыхивали. Поцеловала женщину. И так, что той понравилось. Следующие два года после этого их отношения были чересчур странными для Вель, и она не совсем понимала, чего же на самом деле хочет от нее дочь мельника. Та то приходила к ней летними вечерами и звала гулять на реку, купаться вместе под светом звезд, заплетала в ее волосы цветы и дурманила сладостью поцелуев, то смеялась и игриво отталкивала ее, шутливо журя, дразнясь и горячо шепча ей в губы, что женщины не должны так вести себя друг с другом. В конце концов, Вель смирилась с тем, что просто не может понять, что же в голове у бедовой Лайны, и оставила попытки каким-то образом выяснить, что между ними происходит. Хватало и того, что ухаживания Лайны были ей приятны, как и ее поцелуи, и другого ей никого не хотелось. А в будущем Вель все равно собиралась покидать родные места. По крайней мере, ей этого очень хотелось. Захотела бы Лайна уйти вместе с ней после всего, что между ними произошло? Пока еще Вель не нашла возможности спросить у нее об этом, да и у нее самой все еще не было четкого плана действий. Вот когда она поймет, что к чему, когда решится… - Так и будешь ты в девках сидеть, а это не слишком-то весело, Вельна, уж поверь мне, - продолжала мать, и Вель слушала ее краем уха, ухмыляясь себе под нос. – Вон, подруга твоя уже замуж выходит. Может, хоть на свадьбе кого присмотришь. Может, кто из ребят на тебя внимание обратит, если хоть немного причешешься и улыбнешься помилее. Вель замерла с ложкой, не донесенной до рта, и улыбка медленно сползла с ее губ. - Лайна выходит замуж? – тихо переспросила она, не совсем понимая, что услышала. - А разве она тебе не сказала? – удивилась мать. – За сына торговца лошадьми Вадая Саарнена из Вершков. У них уже с месяц все как решено, что же, ты так до сих пор и не знаешь? Вон, на праздник Кану мельник Манней приезжал с ней вместе к твоему отцу договариваться насчет обряда. - Не знаю, - тихо проговорила Вель, опуская ложку в тарелку. Каша вдруг потеряла свой вкус, сделавшись похожей на пепел. - Ну, может, она просто не хотела тебя расстраивать, - мать мягко погладила ее по плечу, иначе истолковав реакцию Вель. – А коли он тебе тоже нравился, дочка, то не переживай. Ты обязательно найдешь себе еще кого-нибудь. - Да, наверное, - пробормотала Вель, не понимая, что ей нужно сейчас сказать. Новость настолько ошеломила ее, что по чести она сейчас вообще ничего не понимала. Стараясь не измениться в лице, она отодвинула тарелку и через силу улыбнулась матери. – Благодарю тебя за завтрак, мама. – Вель повернулась к отцу, будто на нож наткнувшись на его острый взгляд, но постаралась ничем себя не выдать. – Разрешишь мне сегодня поработать в гостинице, отец? Я хотела бы посмотреть на воинов божьих. - Иди, конечно, - кивнул тот, но взгляд его был все таким же задумчивым. Взмолившись про себя всем Молодым Богам, чтобы отец ни о чем не догадался, Вель вышла из-за стола и надела в рукава висящую на плечах куртку. - До вечера! – бросила она через плечо, почти что выбегая из дома. Солнце еще не встало, и на улице было стыло-холодно, а от дыхания поднимался пар. Вель потуже завернулась в шерстяную куртку и зашагала прочь со двора, проламывая тяжелыми подошвами башмаков намерзший по самому краю дорожки ледок. Холодные серебристые звезды смотрели на нее сверху из кромешной тьмы. Деревня еще спала, даже псы не брехали, досматривая последние сны в этот поздний предрассветный час. Только вдалеке под единственным в Зарядье горящим фонарем над крыльцом гостиницы «Три дуба» в темноте кто-то копошился. Вель поумерила шаг, решив не спешить. В конце концов, в такую рань никакие Каратели в гостиницу не нагрянут; вот еще, будут они по ночам лошадям ноги ломать на колдобинах только затем, чтобы ни одна ведьма от них не ушла. Да и внутри у Вель было так холодно, так странно, что она и не понимала вовсе, что чувствует, а потому ноги несли ее, не пойми куда. За эти годы Вель слишком привыкла к Лайне. Все вокруг твердили о любви, девушки вздыхали по парням, парни лазали к ним в окна и получали розог от их разгневанных отцов. Периодически кто-то женился и наживал ребятишек, и это тоже звали любовью. Но было ли любовью то, что происходило между ними с Лайной? Или чем это было? В ее присутствии Вель всегда ощущала себя донельзя скованной, смущенной, но при этом и полной какого-то странного, сводящего с ума жара. Лайна была красива, и Вель нравилось, что Лайна смотрит на нее особенно, не так, как на всех остальных. И хоть толпы ребят без устали таскались за ней следом, она никому не позволяла даже приобнять себя, отшучиваясь, выкручиваясь из их рук, смеясь и отталкивая, чем только больше распаляла их. Лишь в руки Вель она давалась сама, при любом удобном случае стараясь оказаться к ней как можно ближе и сорвать поцелуй. И только на Вель она смотрела внимательно и подолгу, с этой странной искрой на дне темных, как ночь, глаз. И вот теперь она выходит замуж. А это значит, что не будет больше никаких встреч и поцелуев, никаких взглядов и объятий, которые так нравились Вель. Или будет? Почему Лайна выходит замуж? Потому что так захотел ее отец или потому что она захотела этого сама? И если первый вариант, то будет ли она продолжать бегать к Вель и вести себя с ней самым что ни на есть странным, самым безумным образом? И что будет, если узнает об этом ее новый муж? И что делать самой Вель? Внутри отчего-то заболело при одной только мысли о том, что Лайну будет обнимать кто-то другой, целовать ее, делить с ней ночи. Вель поморщилась, угрюмо потирая грудь. А с другой стороны, чего она ждала? Что Лайна согласится убежать с ней отсюда? Променяет свою жизнь в тепле и достатке за пазухой у отца на скитания по дорогам, нищету и неизвестность вместе с Вель? Разве не это называется любовью? – украдкой шепнул ей внутренний голос. Может, так оно и было, но тогда Вель хотелось знать, что чувствует она сама. Неужели этот жар и странное стеснение в ее обществе тоже было любовью? Или чем-то другим? И у кого она могла бы спросить об этом, не привлекая к себе внимания? Вель только вновь угрюмо вздохнула. Ни у кого. Зарядье было совсем крохотной деревушкой, где все друг друга знали. Задай подобный вопрос и потом не отобьешься от любопытствующих, стремящихся выпытать, к кому это у тебя такой интерес. На память пришел и внимательный, тяжелый взгляд отца. Много лет Вель больше всего на свете боялась, что он догадается о том, как на самом деле относится к ней Лайна. И даже думать не хотела о том, что отец с ней после этого сделает. Впрочем, не так уж и медленно она шла. Круг света от фонаря приблизился почти вплотную, и Вель поняла, что уже может различить во тьме тощую спину долговязого Марла, который, кряхтя, волок что-то по земле в сторону тихой и темной конюшни. Это что-то было, судя по всему, тяжелым, потому что Марл громко пыхтел, отдувался, согнувшись в три погибели, а в ночной тишине слышалось шуршание гравия и его шаркающие шаги. - Эй! – окликнула его Вель, подходя ближе, и Марл, разогнувшись над мешком, обернулся к ней. Лица его она не видела из-за темноты, свет фонаря обрисовывал только силуэт его тела и всклокоченную шевелюру. – Доброго утра тебе, Марл! - Да какое же оно доброе, бхару его за ногу! – заворчал в ответ конюх, отряхивая большие ладони. – Доброе оно было бы через пару часов, а не в такую рань. Да и тебе, кстати, тоже сейчас самое время в кровати валяться, досыпать положенное. Чего пришла-то? Кажись, Дарней тебя не звал. - Не звал, - кивнула Вель, непроизвольно поежившись под полами куртки. Все-таки ночи стояли еще очень холодные. – Но больно громко ты тут пыхтел, да и отец уже встал. - Чего, не охота с утра пораньше на богов глазеть? – расплылся в дурацкой ухмылке Марл. – Или они снова тебя пытались в платье обрядить, чтобы сосватать Карателям? - Оставь меня в покое, - раздраженно буркнула Вель, обходя конюха и разглядывая мешок, над которым он так бился. – А то пойду назад, и сам будешь эту тяжесть тащить. - Да ладно, сверчок, ты же знаешь, я не со зла, - примиряюще поднял ладони Марл. Он вдруг усмехнулся, хитро взглянув на нее. – Хотя я лично готов поспорить на серебряник, что платье тебе очень бы даже пошло. А то все ходишь, волком смотришь на всех. - И сейчас уйду, - предупредила его Вель. - Все, молчу, молчу, - сдался Марл и кивнул ей на мешок. – Бери с той стороны. Отнесем в конюшню. Вель крякнула, подцепив вместе с Марлом мешок, и сдавленно спросила: - Боги, что там? Камни? - Ну почти, - проскрежетал конюх, пятясь спиной вперед в сторону темного здания конюшни. Оказалось, что в мешке речной песок, и что именно сейчас Дарнею пришло в голову его убрать подальше с глаз долой, чтобы не портил вид на его гостиницу. Впрочем, хозяин «Трех дубов» всегда отличался особенной болезненной привязанностью к своей гостинице, и в деревне шутили, что он любит ее больше собственной жены. Солнце еще не успело подняться над горизонтом, а Вель уже взмокла, как ломовая лошадь, вместе с Марлом торопясь выполнить множество поручений хозяина гостиницы. Сегодня ей пришлось замещать на службе Иннея, тот с вечера напился пьяным и все никак не мог проспаться. Чтобы не мозолил глаза Карателям, Дарней дал ему выходной. За работой обида и грусть в груди улеглись, Вель поуспокоилась немного. В конце концов, изменить-то она уже ничего не могла. Вряд ли мельник отменит свадьбу, даже если сама Лайна попросит его об этом, а попросит ли она? Если за прошедшие со дня равноденствия три недели, побывав в деревне целых пять раз, она так и не нашла времени поговорить с Вель и все объяснить ей, то, значит, и не особенно-то хотела. А раз так, то чего переживать из-за этого? Гораздо больше Вель беспокоил тот взгляд отца. Возможно, скоро уже настанет время покидать деревню, и тогда все эти вечные взгляды и комментарии по поводу ее внешности закончатся. Пойдет в Асфей, там найдет, чем заняться. Боязно, конечно, вот так взять и оставить родные места, но здесь ее не ждало ничего, кроме бесконечной грязищи в храме и еще большей грязищи в конюшне «Трех дубов». А в Асфее можно будет поискать работу писаря в какой-нибудь лавке. А коли ее туда не возьмут, всегда есть наемнические сообщества. В конце концов, ростом Вель пошла в отца, и мало кто из мужчин деревни смотрел на нее сверху вниз. Да и силы у нее было достаточно, меч-то точно удержит. А коли захочет есть, то и обращаться с ним научится. Она не была уверена в том, что на полном серьезе однажды сможет убить человека, но ведь не обязательно убивать, правда ведь? Можно наняться в купеческую охрану и ездить с караванами из города в город. На охраняемые обозы нападали редко, так что голодной она не останется. На первое время деньги-то есть. Тот серебряный, что дал Дарней, она еще не истратила, сегодня за помощь, скорее всего, получит еще один такой же. Да и дома кое-что припрятано, и если продать книги… От этой мысли сердце болезненно сжалось, но Вель приказала себе не дурить. Если придется идти в охранники, то книги ей уж точно ни к чему. И лучше спать под крышей и есть горячее, чем валяться в пыли под забором с пустым брюхом, зато в окружении своих драгоценных фолиантов. Вель так глубоко ушла в свои мысли, подметая полы в общей зале гостиницы, что не сразу обратила внимание на шум на деревенской улице. Очнулась она только тогда, когда вытирающие столы дочери Дарнея бросились к окнам и намертво прилипли к стеклам, глядя наружу и вовсю обсуждая приезжих. Только тогда Вель, вздрогнув, опустила-таки свою метлу и тоже взглянула туда. Снаружи слышались резкие голоса, перестук копыт, позвякивание сбруи, конское ржание. На него накладывались причитания Дарнея, который толстым шариком прокатился к двери, с грохотом распахнул ее настежь и выкатился на улицу навстречу гостям. Его дочери приглушенно охали и ахали, хихикали, обсуждая Карателей. Вель же вдруг так сильно, так остро захотелось оказаться как можно дальше отсюда, что аж под ложечкой засосало. В конце концов, здесь она уже всю свою работу сделала. Теперь нужно будет помочь Марлу с лошадьми, а потом она свободна. Дочери Дарнея сами прекрасно справятся с обслуживанием гостей, а Вель пора идти. Она перехватила метлу и направилась в другой конец зала, но покинуть гостиницу так и не успела. Не слушая семенящего рядом, беспрерывно кланяющегося и лепечущего благословения и приветствия Дарнея, один из Карателей шагнул в общую залу гостиницы. Вель достаточно было одного взгляда на него, чтобы моментально пожалеть о своем любопытстве. Она не удержалась и согнулась в низком поклоне, пряча глаза, когда холодный взгляд мужчины скользнул по ней, приметив, кажется, сразу все: и всклокоченные волосы, и женские черты лица, и запыленные после работы штаны. Штаны, а не платье. Впрочем, в платье, наверное, было бы еще хуже. Платье только подчеркивало непохожесть Вель на всех остальных деревенских девчонок. Каратель был высок и широкоплеч, причем держался так прямо и ровно, как никто в их деревне. Даже Инней, утверждающий, что прослужил в пограничье пять сезонов, и однажды при Вель с удивительной легкостью заваливший в драке аж трех молодых парней, на его фоне смотрелся престарелой брехливой шавкой подле волкодава. Длинные черные волосы Карателя были заплетены в косу, на гладко выбритом лице странно смотрелись черные усы, словно бычьи рога загнутые по обеим сторонам рта. Одет он был в белоснежные штаны и куртку, поверх которой поблескивал металлический нагрудник. Белоснежный плащ, свисающий с его плеч, даже по низу не был заляпан грязью, выглядел так, будто Каратель все утро выглаживал его, следя, чтобы не было ни одной складки. Вель невольно уставилась на его сапоги, почувствовав себя хоть немного, но лучше. На них пыль все-таки была. Дополнял картину меч в ножнах, свисающий с бока воина. Вель непроизвольно сглотнула. У них в деревне меча ни у кого не было, она видела оружие всего пару раз в жизни, когда приезжал сборщик податей вместе с охраной. Каратель выглядел так, что сомнений у нее не осталось: с помощью этой штуки он убивал и не раз. Прошагав через зал, Каратель уселся на лавку у окна и сложил руки в замок на столе, вполуха слушая трещавшего Дарнея и обводя пристальным взглядом помещение. Глаза у него были черные и холодные, и Вель физически ощущала давление его взгляда, словно ей на плечи навалили мешков с камнями. Три дочки содержателя гостиницы, залившись румянцем, обступили Карателя, и он также хмуро оглядел их с ног до головы, почти сразу же отвернувшись. Улыбки сошли с лиц девушек. Следом за первым Карателем в гостиницу начали заходить и остальные, все среднего возраста, неприветливые, тяжело печатающие шаг. Вель попятилась в сторону кухни, делая вид, что продолжает подметать половицы, и краем глаза следя за одетыми в белое воинами. Они выглядели опасными. И еще – какими-то очень жесткими, очень туго себя держащими, словно затянутыми в непроницаемую металлическую сеть. И глаза у них тоже были жесткими и тусклыми. Воспользовавшись суматохой, Вель быстро ретировалась из гостиницы, твердо решив, что больше сюда ни ногой не сунется. Лучше уж в храме полы отмывать, чем смотреть на этих каменолицых. В их обществе ей было очень не по себе. Марл как раз уводил в конюшню последних четырех коней, гнедых и высоких, с широкой грудью и мощным крупом. Таких в Зарядье тоже отродясь не видывали, здесь имелись только ломовые лошади да старые клячи, на которых даже пахать уже было невозможно. Бросив на Вель смурной взгляд, Марл прикрикнул: - Где тебя носит, сверчок? Давай, помогай мне! Их десять человек приехало. Мне нужно распрячь всю эту скотину, обтереть и накормить, и лучше бы тебе мне помочь с этим. - Просила же тебя, не зови меня так, - проворчала в ответ Вель, но подчинилась. Вдвоем они управились с лошадьми довольно быстро. Все это время Вель поглядывала через распахнутую дверь на двор перед гостиницей. Никто из Карателей пока наружу не выходил, к ним с Марлом никакого интереса не проявлял. Сквозь окошки гостиницы ей было видно дочек Дарнея, которые быстро сновали по залу туда-сюда. Почему-то их головы сейчас прикрывали платки, да и лица у девушек были вытянувшиеся и какие-то перепуганные. Энтузиазму явно поубавилось. Когда с работой было покончено, Вель отряхнула руки и повернулась к Марлу. - Ты скажи Дарнею, что я на сегодня все. - Как? Бросаешь меня? – округлил глаза Марл. На лице его читалось искреннее негодование. – Я что тут, один буду отдуваться, если им что-то понадобится? - Да, - твердо кивнула Вель. – Мне еще отцу надо помочь. Они, наверное, скоро в храм нагрянут. - А, ну да, - кивнул Марл, сразу же как-то поутихнув и почесав в затылке. – Ну, тогда иди. Я скажу Дарнею. Отставив в сторону вилы, Вель поспешила ретироваться с гостиничного двора. Когда она уходила, ей почудилось, что кто-то наблюдает за ней из окна гостиницы, но обернувшись, никого она там не увидела. Наверное, показалось. Естественно, что в храм она идти не намеревалась, тем более, что Каратели, отдохнув с дороги, запросто могли действительно направиться туда. Вместо этого Вель заспешила задками деревни, чтобы не светиться на основной дороге, намереваясь таким образом добраться до рощи незамеченной. Последней нужно было миновать церковь, и Вель прокралась через кусты вдоль глухой стены, окна на которой отец еще в этом году не отпер. И как назло, неподалеку от входа в храм ошивалась знакомая фигурка в длинном голубом платье с накинутым на плечи теплым шерстяным плащом. Кого-кого, а Лайну ей сейчас хотелось видеть меньше всего. Вель попыталась было нырнуть за сарай, в котором хранился инструмент для уборки в храме, но дочь мельника все-таки заметила ее и окликнула издали. Вель скривилась и остановилась, поджидая ее. Если Лайна начнет громко ее звать, то привлечет лишнее внимание. Проще будет тихонько поговорить и смыться. Все равно обсуждать-то им теперь особенно нечего. Нахохлившись, Вель отступила в тень от сарая, поглядывая по сторонам и поджидая, когда Лайна подойдет к ней. Вокруг пока что не было видно ни души, сарай загораживал ее от случайного взгляда с дороги, да и отец не должен был наведаться сюда в такое время. Значит, быстро поговорят, и Вель сможет спокойно удрать отсюда к книгам и тишине весенней рощи. Сегодня Лайна казалась еще краше обычного, и от этого в душе Вель поднялась темная волна раздражения. Толстая, перекинутая через плечо каштановая коса дочери мельника золотилась на солнце, она слегка щурилась от яркого света, отчего ее ресницы казались еще гуще. Голубое платье облегало ее изящную фигуру, подчеркивая каждый изгиб, а темный шерстяной плащ на плечах отчего-то придавал ей хрупкости, словно завернутой в старинную ткань костяной статуэтке. На губах Лайны играла мягкая лукавая улыбка, которая в этот раз не оказала на Вель обычного впечатления. Скорее наоборот, внутри только горечь поднялась, и Вель отвернулась, глядя на запыленные носки своих ботинок и неловко сутуля плечи. - Доброго дня тебе, Вель! – голос Лайны звучал мягко и бархатисто. – Ты чего такая нахохленная? Не рада меня видеть? - Да нет, почему же? - неохотно пробурчала Вель, все-таки поднимая голову и глядя ей в лицо. – Рада. Здравствуй. Проказливый огонек пропал из темных глаз Лайны, и она внимательно всмотрелась в глаза Вель. Красиво изогнутые брови тревожно сошлись к переносице. - Что с тобой, Вель? Почему ты так говоришь со мной? – теперь тон ее уже был не таким легкомысленным. - А ты не догадываешься? – Вель ощутила, что злится. Она всегда легко выходила из себя, но старалась сдерживать свой характер и не давать ему воли. Но сейчас в груди жгло, и совсем не хотелось отделываться какой-нибудь ложью и убегать, чтобы никого не задеть сказанным в запале словом. То ли она устала за утро, то ли извелась от вечных сочувственных взглядов, которыми ее награждали все вокруг, то ли Каратели перепугали ее сильнее, чем она думала. А может, ты просто ревнуешь? В любом случае, сейчас Вель было вовсе не до того, чтобы поддаваться на вечное мурчание Лайны. Судя по всему, та тоже это поняла. Глаза ее недобро сузились, дочь мельника выгнула бровь, холодно глядя ей в глаза: - О чем же я должна догадываться? - И долго ты собиралась скрывать от меня, что выходишь замуж? – приглушенно и зло проговорила Вель, глядя на нее. – Пока первенец не родится? - О боги! – картинно закатила глаза Лайна, нарочито громко и недовольно вздыхая. - И когда вы успели сговориться? До или после того, как ты выбирала мне подарок на день рождения? – Вель сжала зубы. Она просто не понимала, как так можно. Как можно целовать одного человека, оказывать ему всяческие знаки внимания, улыбаться, водить его за нос, а в это время договариваться о свадьбе с другим? И еще горше ее жгло понимание того, что она ровным счетом ничего не может требовать от Лайны. - Это действительно имеет значение для тебя? – Лайна глядела на нее так холодно, словно это Вель должна была перед ней оправдываться. - А для тебя не имеет? – Вель даже хмыкнула, разведя руками. – Тогда я вообще не понимаю, что я здесь делаю. Желаю тебе счастья. Она развернулась, чтобы уйти, но Лайна живо схватила ее за руку и удержала. - Не смей убегать! Мы с тобой не договорили! – в ее голосе послышались требовательные нотки. - А о чем нам с тобой теперь говорить? – повернулась к ней Вель, чувствуя горькую обиду. – Ты выходишь замуж, Лайна. - И что? – фыркнула та. - Что? – переспросила Вель, непонимающе моргая. – А то, что твоему мужу вряд ли понравится, если ты будешь бегать целоваться со мной, пока он не видит. - А зачем ему об этом знать? – совершенно спокойно осведомилась дочь мельника. - Ох, Грозар! – вновь рассмеялась Вель, запуская пальцы в непослушные растрепанные волосы. Все происходило именно так, как она и думала. Лайна всегда получала то, что хотела, и так, как хотела. - Тебе смешно? – дочь мельника смотрела на нее моментально обросшими льдом глазами. - Да, мне смешно, Лайна, - твердо кивнула Вель, глядя на нее. – Если ты думаешь, что сможешь жить с сыном торговца лошадьми и бегать сюда, ко мне, когда тебе вздумается, то ты очень сильно ошибаешься. Я не хочу быть ни твоим развлечением, ни запасным вариантом на тот случай, когда ты заскучаешь. - А кем ты хочешь мне быть, Вель? – теперь уже Лайна криво усмехнулась. – Ты же должна понимать, что мы не можем взять и рассказать всем о том, что между нами происходит. Никто этого не поймет. Мы потеряем все, что имеем. - Мне нечего терять, - пожала плечами Вель, глядя ей в глаза. – У меня ничего нет. - И поэтому ты хочешь отнять все у меня? – прищурилась Лайна. - Почему ты всегда выворачиваешь мои слова наизнанку? – воззрилась на нее Вель, часто моргая и чувствуя бессильную ярость. Так всегда бывало, когда они ссорились. Лайна всегда получала то, что хотела, но на этот раз Вель и не думала уступать. – Я не собираюсь ничего у тебя отнимать, Лайна. - Тогда четко скажи мне, чего ты хочешь, - требовательно проговорила дочь мельника, складывая на груди руки. – Просто скажи мне. Я хочу услышать. Вель открыла рот, чтобы сказать ей… Сказать что? Что она собирается удрать в Асфей и стать наемницей? Отчего-то сейчас эти мечты показались такими мелкими, глупыми, детскими. Может, потому что она только что посмотрела на Карателей, на наемников церкви, которые служили ей, отнимая своими мечами людские жизни. Вель не хотела быть такой, как они, не хотела иметь с ними ничего общего. А каков шанс, что ее, девчонку из провинции, без знакомых, без связей хоть кто-нибудь возьмет на службу в большом городе? Что хоть кто-нибудь поверит в нее и ей и не прогонит с порога? Скорее всего, в конце концов, ее ждет дом увеселений, в котором никому не будет дела до ее умения читать или знаний. Тогда уж проще позволить матери выдать себя замуж за какого-нибудь глуповатого сынка фермера и терпеть все это до конца своих дней. Выхода-то у нее все равно нет. Отвернувшись, Вель просто зашагала в сторону леса. - Куда ты идешь? – требовательно прозвучало из-за спины. – Вернись, Вель! Мы еще не договорили! Возможно, стоило бы повернуться к ней и позволить Лайне в очередной раз убедить ее в том, что все у них в порядке, что никакой проблемы нет, что Вель вновь напридумывала себе всякого почем зря. Потом Лайна начнет улещивать ее поцелуями и обещаниями, потом Вель остынет и смирится с тем, что женщина, которая дарит ей свою нежность, на ее же собственных глазах выйдет замуж и продолжит тайком от мужа бегать к ней. Возможно, в ситуации Вель это действительно был единственный вариант иметь хотя бы одну близкую душу, хоть какую-то нежность и понимание в этом забытом всеми богами уголке мира. Но сейчас она не хотела всего этого. Ничего она больше не хотела. Лучше уж утопиться, чем так. Или помешаться на богах, как отец, поверив в то, что рано или поздно они ответят на твои молитвы. Или спиться, как Инней, все твердя и твердя о подвигах, которые ты сам себе придумал. Но никогда больше так. Лайна больше не звала ее, да Вель знала, что и не позовет. Так было всегда, когда они ссорились. Дочь мельника в итоге добивалась того, чтобы Вель приходила к ней сама и просила прощения. Ведь у Лайны был любящий отец, родня, множество поклонников, а у Вель никого. Прошлогодние сухие травы шуршали под ее ногами, послеобеденное солнце пригревало макушку, и скоро уже Вель стало достаточно жарко от быстрой ходьбы и гнева, что кипел внутри. Она раздраженно расстегнула и сбросила куртку, перекинув ее через плечо и оставшись в одной простой белой рубахе. Ледяной ветер сразу же обхватил разгоряченную кожу, но так было даже лучше. Постепенно вместе с телом остыла и она сама. Отбежав от деревни достаточно далеко, чтобы ни Каратели, ни отец, ни Лайна ее уже не догнали, Вель замедлила шаг и побрела к опушке рощи, за которой и располагался ее тайник. Белоснежные березки шумели прозрачной листвой, качали кудрявыми головами. Рядом трепетали под свежими порывами весеннего ветра серебристые резные ладошки осин. Ярким пятном выделялась молодая зелень на фоне почти черной коры старых дубов, и казалось, что небо разлеглось пушистым котом на широких плечах их раскинутых далеко в стороны ветвей. Вель всей грудью вдохнула прохладный ветер, несущий с собой запах свежей земли и первой зелени, заливистые трели птиц и громкий перестук дятла. В конце концов, что мне эта Лайна? Не ее глаза я ищу так много лет. И раз даже она покинула меня, то пора уходить. Будь что будет. Не все ли равно, в конце-то концов, что со мной случится в Асфее? Здесь-то точно ничего хорошего меня не ждет, а там, быть может, что-то изменится. Случайно мазнув взглядом по просвету между двух старых берез, Вель вдруг замерла на месте. Между ними, придерживаясь за одну из них рукой и глядя на Вель, стояла невысокая девушка, одетая в когда-то белую, а теперь изрядно поизносившуюся и заляпанную грязью одежду. Их взгляды встретились, и тишина соединила их в одно целое связующей нитью, протянутой из немыслимой золотой дали.